Текст книги "Анданте для скрипки с гитарой (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

========== – 8 – ==========

Пашка прижался щекой к шершавой стене ванной комнаты: кошмар! Быть застуканным собственной сестрой в постели с мужиком в самый неподходящий момент! Его обдало таким жгучим стыдом, что, казалось, еще немного, и он сам вспыхнет как факел. Как смотреть теперь Альке в глаза, он не представлял.

– Ну, ты чего? – Алик обнял его со спины.

Пашка помотал головой и зажмурился еще крепче.

– Прекращай страдать, твоя сестра разумная девушка и только рада…

– Чему?! Тому, что у нее брат голубой?

– Твоему счастью, балда. А мне она пообещала открутить яйца, если вздумаю тебя обидеть.

– Не могла она так сказать, – Пашка боролся с желанием развернуться и уткнуться в плечо Алика.

– Не стоит недооценивать молодое поколение. Она не в вакууме росла и прекрасно представляет, чем мальчики отличаются от девочек. И что бывают такие неправильные мальчики, которым нравятся мальчики же. Впрочем, девочки тоже такие бывают, что теперь делать, если природа так решила?

Пашка молчал: Алик не понимал всего ужаса ситуации, от чего хотелось выть. Он разрывался между тем, чтобы указать Алику на дверь и больше никогда-никогда его не видеть, и желанием спрятаться у него на груди, ища утешения. Мысль, что Алик просто исчезнет из его жизни, причиняла боль.

– Перестань так убиваться. Ничего суперстрашного и непоправимого не произошло. Это скорее мне надо умирать от стыда – ведь это мой голый зад видела невинная девица.

– Ты не понимаешь, я не смогу ей теперь в глаза смотреть!

– Паш, – Алик развернул его к лицом к себе и крепко взял за подбородок: – Во всем надо искать хорошие стороны. Ничего непоправимого не произошло, было бы гораздо хуже, если бы твоя сестра впала в истерику или отказалась с тобой разговаривать. Посмотри с другой стороны – забавная же ситуация!

– Ну да, забавней некуда, – проворчал Пашка. – Что теперь делать-то?

– Заняться чем-нибудь полезным.

– Например?

– Поставить щеколду на дверь. Пойти порепетировать. Сходить погулять. Говорят, солнечные лучи помогают выработке эндорфинов.

– Чего?

– Гормоны счастья, тебе как раз нужно. Пойдем, дойдем как раз до церкви, и я плюну в рожу звонарю – нельзя же так издеваться над барабанными перепонками горожан.

– Ну тебя! – Пашка, наконец, слабо улыбнулся.

– Мальчики! – крикнула Алька возле двери. – Вы там живые?

Пашка зашипел не хуже рассерженного кота.

– Все нормально, – отозвался Алик и погладил его по спине.

– Ладно, тогда я убежала, скоро не ждите. Мы с Лизкой прошвырнемся подарки посмотрим, говорят, на площади ярмарка. Я могу взять денежку?

– Бери, только не покупай всякую ерунду вроде ужасных псевдогжельских собачек.

– Хо-ро-шо! – Алькины шаги затихли в удалении, и чуть погодя хлопнула входная дверь.

– Все, пойдем, узник совести. План действий таков: чай, прогулка, репетиция.

– Щеколда.

– Опционально.

– При чем здесь это?

– Ни при чем, – Алик невинно смотрел на него, а в глазах плясали смешинки: – Слово красивое.

– Ты! – Пашка легонько стукнул провокатора кулаком в плечо и первым вышел наружу, стараясь не обращать внимания на то, что Алик шел следом и посмеивался. Теперь, когда первая волна жгучего стыда немного улеглась, ситуация и впрямь перестала казаться трагичной. Еще не забавной, но не ужасной. Даже где-то глубоко в душе стало легче: Алька приняла его таким, какой он есть, без долгого выяснения отношений, и это дорого стоило.

– Павел, перестань зависать, как неисправный процессор! Иначе придется принимать радикальные меры!

Пашка посмотрел на чайник в руке и обернулся.

– Какие такие меры?

– Разложу прямо здесь, на тебя это обычно очень хорошо действует в плане обретения душевного равновесия.

– Но-но! – Пашка погрозил пальцем разошедшемуся Алику и все же поставил чайник на газ. – Все радикальные меры только за надежно запертой дверью!

– Не думаю, что…

– Алька непостоянна, как наша погода, – Пашка указал пальцем в сторону окна, где порывы ветра крутили крупные белые хлопья. – Одного раза более чем достаточно, второго раза за день моя психика не выдержит.

Алик прижал его к себе и поцеловал, забрался руками под тонкую ткань футболки и погладил. Пашка снова, как в первый раз, залился румянцем – что за манера без конца тискаться? Но, по правде сказать, ему нравилось, хотя и казалось довольно странным: в их семье, где верховодила строгая бабушка, было не принято касаться друг друга. Пашка не смог бы вспомнить такого момента, когда она его или Альку обнимала, гладила по голове и как-то еще выражала свои чувства. Может, в раннем детстве и было такое, может, мать была чуточку ласковее с ними, но в памяти ничего не отложилось.

Чайник засвистел, давая понять, что вскипел. Пашка нехотя отодвинулся, выключил газ и поставил на стол чашки. Когда на кухню ворвалась мокрая и взъерошенная Алька, они чинно пили чай, сидя на разных концах стола.

– Погода жуть! Налейте и мне чая. – Она тут же умчалась в ванную мыть руки.

Пашка возвел глаза к потолку, а Алик уронил голову на руки и затрясся от едва сдерживаемого смеха.

– Ну и что ты смеешься, – вернувшаяся Алька была сверх меры деятельна: выдвигала табуретку, наливала себе чай, старательно искала по шкафчикам конфету – а вдруг завалялась – и говорила, говорила, говорила: – мы с Лизкой так до площади и не дошли, вдруг налетел такой шквал, и все в лицо, в лицо. Мы думали переждать где-нибудь, хоть в аптеке, но Лизке позвонил хахаль, Димас, который дальнобойщик. Рейс у него отменился и пригласил он ее в кино. Эта дурища и побежала – как же, счастье такое привалило. А я что, одна пойду? Ну и вернулась. Погода премерзкая, может быть позже схожу или завтра.

– Ты бы порепетировала, – мягко прервал ее Алик.

– Ой, да что там репетировать, – она махнула рукой. – Таланта во мне ни на грамм, усердием одним не восполнить, сколько ни мучай инструмент. Главная задача подготовиться ровно настолько, чтобы не вылететь. А что там будет стоять в зачетке, без разницы, дальше музыкального педагога в школе я вряд ли поднимусь.

– Если бы ты все же старалась, то могла бы в оркестр…

– Павлик, десятая скрипка в захудалом оркестре не предел мечтаний. И чтобы не подводить других, мне придется пахать как проклятой просто для унылого среднего уровня. Так скажи мне, о многомудрый старший брат, зачем?!

– Не представляю тебя в школе, какой из тебя учитель, – Пашка в раздражении отставил почти пустую чашку подальше, получилось, как будто стукнул по столу. Алька нахмурилась.

– И я не представляю, – согласилась она и выпятила подбородок.

– Тогда зачем мучиться в консерватории? – удивился Алик.

– Корочка. Нынче без бумажки никуда. Бабушка опять же мечтала, что я выучусь на скрипачку. Пусть она там с небес порадуется.

– Ой, все! – Пашка не выдержал, вскочил.

– Ну что все-то? Я хочу быть музыкальным критиком. Музыкальное образование мне не повредит.

– Алевтина, какой к хренам критик?!

– А такой! – Алька вскочила и уперла руки в бока. – Я, между прочим, уже внештатный корреспондент «Музыкальной жизни»! И редактор мной доволен, обещал взять на полставки летом.

– И почему я об этом не знаю?

– И почему ты об этом не знаешь? Может быть, потому что не хочешь?

– Могла бы и рассказать, – Пашка обиделся и ушел с кухни. Сестра называется, секреты развела. Было бы чего скрывать.

Алик о чем-то говорил с Алькой. Пашка пытался не слушать, хотя дело себе нашел в непосредственной близости от кухни. Он старательно примеривал ржавый шпингалет на видавшее виды дверное полотно, выискивая более-менее целое место – за много лет замки столько раз переставляли, что это оказалось тем еще квестом. И насколько все было бы проще, оставь соседка ключ…

– А я думаю, куда ты делся, – Алик, в отличие от Альки, ходил совершенно бесшумно, и Пашка вздрогнул от неожиданности и тут же почувствовал, как щекам прилила кровь.

Он промолчал, крутил в руках отвертку, смотрел на ее острое жало и не знал, что говорить. Было немного боязно, что Алик сейчас похвалит за сообразительность или хозяйственность, что прозвучало бы невыносимо пошло, но тот просто кивнул, провел пальцем по заусенцам, сколупнул отошедшую краску, думая о чем-то своем.

– Пойдем, порепетируем.

– Господи, мы так готовимся, будто собираемся выступать в Кремле!

– Неважно где, главное, чтобы нам самим не было стыдно.

– А еще мимо вполне может пройти какой-нибудь продюсер и обратить внимание, – Алька высунулась из-за двери и сделала круглые глаза.

– Конечно, делать нечего продюсерам перед Новым Годом, как только по переходам шляться, – буркнул Пашка.

– Иди, Пашенька, репетируй. Дело полезное перед тем, как восстановиться на курсе. Кстати, у тебя очень заметный прогресс, скажи спасибо Алику.

– Спасибо, – процедил Пашка.

– Не обижайся, но тебе еще работать и работать, чтобы обратить на себя внимание какого-нибудь дельца от музыки. Но прогресс очевиден, да.

Пашка хотел надуться, но Алик незаметно погладил его по бедру и мягко улыбнулся – что ж, на правду не обижаются.

– Ладно, пошли репетировать. Будем удивлять почтенную публику своим профессионализмом.

========== – 9 – ==========

Перед Новым годом народ стал щедрее. В футляр сыпалась мелочь, перемежаемая разноцветными купюрами, и Алька время от времени собирала бумажные деньги и прятала в карман, хмуря лоб и что-то подсчитывая в уме. Павел завел себе раскладной стул и играл сидя, опустив голову и не обращая внимания ни на что. Алекс же с удовольствием разглядывал лица и раскланивался с постоянными слушателями, надеясь, что его все-таки никто не узнал: отросшая борода хорошо скрывала черты. Еще бы очки надеть, но оставалось полагаться на надвинутую на самые уши шапку и несуразное пальто – денег на ненужную покупку было жаль.

– Завтра Глеба выписывают, – во время короткого перерыва сказал Павел. – Поеду помогать до дома добраться. Репетиции не будет скорее всего.

– Я рад, что он поправился.

– Какое там, – Павел тряхнул головой и заправил выбившуюся прядь за ухо. – Еще пару месяцев будет восстанавливаться, перелом очень сложный, две операции. Хорошо хоть на Новый год домой отпустили.

– Это да, – нейтрально сказал Алекс; что Алька и Павел мотаются к своему другу почти каждый день, он знал, но по какой причине тот попал в больницу, ему интересно не было.

– Еще надо подарки покупать, Алик, ты что хочешь? – Алька, наконец, справилась с вычислениями и перестала морщить лоб.

– Мне ничего не надо, не стоит тратиться.

– Ну как же так, праздник же!

– Тогда носки, – решил Алекс, потому что они не могли пробить сильную брешь в бюджете.

– О! Точно, я видела в одном месте очень симпатичные.

Алекс с подозрением покосился на Альку, но та выглядела просто довольной своей идеей, и подвоха он не ощутил.

– Еще играть будем? – хмуро поинтересовался Павел. – Или домой?

– Можно и домой, – Алька собрала последние деньги и убрала в карман. – Алик?

– Как скажете.

После холодного перехода в квартире показалось неожиданно уютно. Алекс повесил пальто на вешалку, кинул на полку шапку и пошел мыть руки. Алька на кухне суетилась, накрывая на стол. Кажется, на ужин сегодня был суп.

– Шампанское будем покупать?

– Какой Новый год без шампанского! – Алька погрозила пальцем брату. – Иначе желание загадать не получится.

– Ты уже слишком взрослая, чтобы верить в такую ерунду.

– Паш, ну никакого же вреда от этой традиции нет, чего ты взъелся?

– Тогда я тоже загадаю: чтобы у гребанного агентства хватило денег нас расселить. Хочу нормальную квартиру, устал жить в этом, – Павел обвел рукой кухню.

– А я не хочу! Предложат квартиру в тмутаракани, как Семеновым. До остановки автобуса четверть часа шлепать, потом до метро ехать… Не хочу! Пусть это агентство окончательно обанкротится и оставит нас в покое.

– Угу, общагу сделают, чтобы денег срубить.

– Алик, ну вот ты хотел бы жить на каких-нибудь выселках? – Алька ухватилась за край стола и наклонилась к Алексу, ища поддержки. – Или же в центре, где вся инфраструктура и вообще.

– Центр, конечно, лучше, с одной стороны, – Алекс попытался проявить дипломатию, ссориться с Павлом не хотелось. – Но меня лично жутко раздражает собор с его колокольным звоном. А почему вас не расселяют? Последние же остались, я так понимаю.

– Когда только все начиналось, бабушка уперлась и отказалась от вполне пристойного варианта, поэтому нас оставили на потом. А потом, как всегда, суп с котом – грянул кризис. Теперь наша квартира висит балластом у агентства недвижимости, желающих отвалить несколько десятков миллионов не находится. Да и народ научился считать деньги, прикидывают налоги и все остальное. Здесь еще ремонт капитальный нужен, в общем, так и живем. На чемоданах. Боюсь, что до нас очередь уже не дойдет, контора на ладан дышит. Поэтому общага для мигрантов вполне реальная перспектива. Так-то, – Павел щелкнул сестру по лбу, а та отвесила ему шлепок пониже спины.

Алекс едва не рассмеялся от такой непосредственности, но сдержался и принялся за суп.

– Оставь тарелку, я помою, – Алька зевнула, прикрыв тыльной стороной ладони рот.

– Спасибо. Я, пожалуй, пойду спать. Устал что-то.

– Ты не заболел? – встрепенулась Алька и сразу же пощупала ему лоб.

– Нет, спал плохо, – Алекс покосился на залившуюся румянцем причину его плохого сна: Павел рассматривал ногти и делал вид, что не слушает.

– Спокойной ночи тогда.

– Спокойной, – Алекс, не торопясь, умылся, почистил зубы и пошел в свою комнату. Лег на довольно ровный для своих лет матрас и закрыл глаза, погружаясь в сладкую полудрему.

– Подвинься.

Алекс вздрогнул и открыл глаза. В розоватом свете уличного фонаря на фоне открытой двери Пашка с каким-то тюком в руке казался фигурой странной, почти сюрреалистической.

– Паш? – Алекс лег на бок, не понимая, что происходит.

Павел же положил подушку рядом с головой Алекса, прошлепал босыми ногами к двери, запер ее на прибитую не далее как сегодня щеколду и вернулся обратно.

– Двигайся, – сказал он и забрался под одеяло. – Я тут подумал, чего бегать по ночам туда-сюда, раз уж Алька все знает, то надо пользоваться.

Алекс обнял напряженное тело, прижался ближе:

– Надо, – сказал он и рассмеялся. – Только давай сегодня поспим, правда, рубит уже.

Алекс задремал под размеренное сопение под боком, разморенный теплом и каким-то особенным уютом, ему даже начало сниться что-то приятное, но его разбудил стук в дверь и жалобное:

– Мальчики! Если вы там уже ничем таким не заняты, то не могли бы вы пойти спать в нашу комнату? Я боюсь одна!

Рядом послышался отчетливый стон, Павел зашевелился, неловко приподнялся, ойкнул, когда случайно дернул себя за волосы, и от души чертыхнулся. Алекс, не сдержавшись, хрюкнул от смеха и тут же зажал себе рот.

– Ну что, вместе пойдем, или? – шепотом спросил он, отдышавшись и радуясь, что скудный свет уличного фонаря скрывает выражение лица.

– Ма-альчики! – донеслось из коридора. – Ну будьте же милосердны, мне правда страшно. Па-аш?!

– Вместе, – буркнул Павел и сел, свесил ноги на пол и яростно потер лицо: – И почему тебя не съел страшный подкроватный монстр, а? – крикнул он, но все-таки пошел открывать.

– Какой монстр, Паш? Там по черной лестнице кто-то ходит, и голоса…

– Аль, черный ход забит вот такенными гвоздями, – Павел развел руки почти на полметра и душераздирающе зевнул. – Иди уже, ложись, бояка. Сейчас придем.

Закутанная в одеяло Алька постояла чуть-чуть, покачиваясь, как былинка на ветру посреди скошенного луга, и побрела обратно. Алекс поднялся, зевнул вслед за Павлом и сунул под мышку подушки.

– Идем?

– Угу, куда деваться. Никакой личной жизни, – пожаловался Павел и, едва переставляя ноги, пошел вслед за сестрой.

Алекс двинулся следом, хотя с большим удовольствием остался бы у себя, но что-то подсказывало, что так поступать не стоит. Внутреннему чутью Алекс всегда доверял, обижать едва-едва высунувшегося из скорлупы Павла не хотелось – чего доброго, снова замкнется в себе, взрастит очередные комплексы… С каких пор чужие переживания стали иметь для него значение, Алекс затруднился бы сказать, но Павел почему-то уже не воспринимался именно чужим. Впрочем, его сестра, кажется, тоже…

Он покорно устраивался на разложенном диване у стены, разглядывая в полумраке контуры мебели и темный угол с высоченной изразцовой печью – в такой атмосфере, пожалуй, не грех и забояться. Алекс еще какое-то время прислушивался к звукам ночного города, но ни подозрительных шагов, ни голосов, ни тем более попыток прорваться в запертую квартиру так и не дождался. Павел лежал на спине рядом, напряженно вытянувшись и, похоже, был занят тем же самым – прислушивался. Алька крутилась на своей кровати у противоположной стены – не могла устроиться и заснуть.

Павел перевернулся на бок, лег лицом к нему. Алекс ожидал какой-нибудь жалобы: «Заснуть не могу» или «Зачем нас сюда притащили, все тихо», – но Павел потянулся губами к его губам. Алекс напрягся – комплексы комплексами, но заниматься сексом под боком у юной девушки все же слишком большой экстрим. Но Павел так не считал, с каким-то безбашенным отчаянием терзал его губы и прижимался все крепче. Алекс приоткрыл рот, чтобы охладить пыл увлекшегося любовника, но властный язык тут же проник внутрь. Алекса разобрал смех – мальчик быстро учится, – и он стал даже получать удовольствие от самой ситуации, от остроты и пикантности ощущений, собираясь все же жестко пресечь дальнейшее непотребство. Павел опомнился первым. Отстранился с явной неохотой, уткнулся лбом в плечо и затих, только сбитое дыхание показывало, как трудно ему это далось.

Алекс улыбнулся, погладил его по волосам, Павел потянулся за лаской, как бездомный котенок… Ассоциация была слишком сильной, и внутри появилось какое-то незнакомое щемящее чувство. Алекс запустил пальцы в лохматую шевелюру и принялся бережно массировать затылок Павла, тот удовлетворенно вздохнул и перекинул ногу через его бедро. Алекс продолжал легонько перебирать его волосы, пока сам не заснул.

Утро застало их в объятиях друг друга. К счастью, Альки в комнате уже не было, иначе конфуза было бы не избежать.

========== – 10 – ==========

У Пашки в душе все пело. Утро началось замечательно, они с Аликом немного потискались в постели перед тем, как встать, благо Алька очень вовремя свалила по каким-то своим девчачьим делам. Пашка надеялся, что она поехала на учебу, а не решила пошляться по ярмарке – тратить деньги на всякую ерунду сейчас не стоило, но это же Алька! Все ее доводы про праздник и маленькие сюрпризы для хорошего настроения он знал, но это означало лишь, что ему самому стоило озаботиться подарком для сестры. Что подарить Алику, он и так знал, заранее улыбаясь от предвкушения, как будет выбирать ему заколку для волос или шпильки со стразами.

Серый день за окном казался удивительно приятным, холодный чай – божественным напитком, и вообще жизнь перестала напоминать унылый роман нобелевского лауреата, имя которого Пашка не вспомнил бы и под пытками. Он быстро зажевал бутерброд, пока Алекс ждал свистка закипавшего чайника, быстро чмокнул его куда-то под глаз, где уже не было бороды и, пообещав, что вернется как можно скорее, убежал. Глеба выписывали в двенадцать, и время уже поджимало.

Пашка очень удачно добрался до больницы всего за сорок минут. Пробки, как по мановению волшебной палочки, рассосались, а может быть, сработали выделенные для автобусов полосы – Пашка не обратил внимания, уткнувшись в экран смартфона. В отделении он не менее удачно проскочил мимо старшей медсестры, цербера и просто противной тетки, и забежал в палату.

– Привет!

Глеб сидел на краю кровати, положив под больную ногу костыль. Рядом стоял мужик, одетый в очень приличный костюм.

– А это мой друг Павел, о котором я вам говорил.

– Здравствуйте, – осторожно сказал Пашка, не очень понимая, что здесь происходит и что это за тип.

– Паш, ну ты знаешь, что в больничке скука смертная, – начал Глеб почти заискивающе, но глаз почему-то не поднимал.

Пашка не понимал, к чему эти преамбулы, сам же приносил ему гавайскую гитару, и Глеб развлекал палату, да и все отделение, пожалуй, песнями под бренчание на четырех струнах.

– Ну и вот, Александр Анатольевич был тут по делу и случайно услышал, как я пою одну из своих песен.

– А Александр Анатольевич у нас кто? – поинтересовался Пашка, примерно уже представляя, куда дует ветер.

– Мякинин, продюсер, – недружелюбно ответил за Глеба мужчина.

– Поздравляю, – сказал Пашка. – Так это он тебя заберет?

– Ты что! – заржал Глеб. – Ну то есть заберет, но несколько в другом смысле: мне сделали предложение, от которого невозможно отказаться, берут в новую группу солистом.

– А что, в нынешних группах есть солисты? Я думал, исключительно хоровое пение.

– Паш! Придержи язык, между прочим, Александр Анатольевич любезно согласился прослушать и тебя с Алькой!

– Зачем? Мы же не поем.

– Ну как зачем, это может стать фишкой группы – скрипачи сейчас в фаворе, а гитара классика. Короче, я договорился о прослушивании! Не благодари, вы же мои друзья.

Пашка похлопал глазами, повернулся к продюсеру и понял, что сказать что-то кроме банального: «Э-э-э», – не сможет. Александр Анатольевич тоже, по всей видимости, был не в восторге от навязываемых ему и совершенно не нужных музыкантов – лицо у него было соответствующим.

– Я очень занятой человек, но сегодня с семи до восьми вечера у меня как раз будет свободный час. Вот адрес, приходите и не опаздывайте, – он небрежно кинул на кровать Глеба белый прямоугольник визитки и, холодно кивнув на прощание, вышел, оставляя после себя нехорошую тишину.

Пашка порадовался, что почти все кровати в шестиместной палате были свободны и только на крайней у окна спал, отвернувшись к стене, какой-то дедок. Устраивать разбор полетов здесь и сейчас он не стал – не время и не место. Можно и до дома потерпеть. Он глубоко вдохнул через нос и помог другу подняться, им еще предстоял долгий путь до стоянки такси, почему-то на территорию больницы посторонним машинам въезд был категорически запрещен. Пашка подозревал, что эта категоричность имела свою цену, но денег лишних и так не было, а Глеб уверял, что сможет доскакать на костылях эти несчастные сто метров. Слава богу, дорожки были хорошо почищены и не скользкие.

Таксист попался человечный и помог возле Глебова дома довести бедолагу до подъезда – тут-то тротуар блестел ото льда, как полированный. Пока Глеб возился с замками, Пашка дотащил до двери квартиры мешки с пожитками. Едва дверь отворилась, их сразу обдало спертым воздухом – тем кислым запахом, который бывает только в квартирах сильно пьющих людей.

– Может, все-таки к нам? – в который раз предложил Пашка.

Глеб упрямо помотал головой:

– Домой хочу. Не волнуйся, в комнате запрусь – нормально будет.

– Я завтра все равно приду.

– Хорошо. Спасибо тебе.

– Глебушка, сынок, – в прихожую, едва переставляя ноги, вышла неопрятная женщина. – Как ты? – спросила она, чуть не плача.

В воздухе отчетливо запахло перегаром. Пашка брезгливо поморщился.

– Все хорошо, мама.

– Может, тебе надо чего, так ты скажи. Я в магазин пулей метнусь.

– Спасибо, мама, – устало сказал Глеб и, наконец, отпер свою комнату.

Пашка с облегчением зашел внутрь, мысленно костеря на чем свет стоит старую алкашку, которой и смолоду было на сына плевать. Глеб был ему как брат, выросли, считай, рядом. Бабушка его тоже привечала и жалела… А он просто любил свою мать, какой бы никчемной она ни была.

– Ты ей только денег не давай, – попросил Пашка перед уходом.

– Не учи, – Глеб растянулся на кровати и, закинув руки за голову, смотрел в потолок. – Сам знаю. А ты не торчи тут со мной, езжай домой. Вам еще с Алькой на прослушивание ехать.

– Не думаю, что что-то выйдет. Мы банально не готовы.

– Глупо упускать шанс.

– Какой шанс? – Пашка нервно поправил выцветшие ситцевые занавески.

– Какой-какой, такой! Только попробуй его просрать, столько сил положил… Иди давай, и без победы не возвращайся!

Пашка навис над лежащим на кровати Глебом, хотел устроить скандал, но передумал: друга было жаль. Такая жизнь, не позавидуешь. Вместо этого он пробурчал что-то невнятное.

– Иди, Паш. Устал я что-то.

– Глебушка, сынок, – в дверь поскреблись.

– Мать! Если я через час пойду в сортир и там будет грязно, денег на магазин неделю не дам!

За дверью наступила тишина.

– У тебя есть деньги? – тихо спросил Пашка.

– Нет, – Глеб слабо улыбнулся. – Но ведь и она сортир мыть не пойдет.

Пашка пожал плечами: отношения с матерью у Глеба были странными, больными. Сколько сил было положено на то, чтобы вытянуть ее со дна, но она упорно возвращалась к исходному состоянию. Удалось дружков отвадить, и то радость. Пашка скомканно попрощался, пообещав забежать завтра с подробным докладом.

По дороге домой он зашел в супермаркет – там на отдельной стойке продавали нехитрые девчоночьи радости – и выбрал заколку. Темно-бордовые сердечки без стразов и прочих излишеств смотрелись почти стильно. Прихватив еще и подарочный пакетик, Пашка пошел на кассу, отчаянно борясь с желанием присовокупить к подарку еще одну заколку с бубенчиками. Для бороды.

Он пытался придумать, что сказать Альке и как ее вытащить на это самое прослушивание, и в то же время молился, чтобы она не согласилась – ничего, кроме позора, это мероприятие не сулило.

========== – 11 – ==========

Алекс долго сидел на кухне, бездумно глядя в окно. Поразмышлять о своей жизни и о том, что делать дальше, стоило бы, но вывод в любом случае был очевиден: пора возвращаться. Нужно было как-то поговорить с Павлом и Алькой, убедить их в своей искренности и… А вот что дальше, Алекс не знал, дальше начиналась неустойчивая зона всяческих «если», «может быть» и компромиссов. В том случае, если с ним вообще захотят иметь дело. Впрочем, это тоже относилось к категории «если». Поэтому он благоразумно старался не строить иллюзий и не питать беспочвенных надежд – весь опыт предыдущей жизни настойчиво кричал об этом.

Он согрел чайник, но пить чай оказалось не с чем. Батончики, купленные Алькой третьего дня, уже закончились. Пришлось идти в магазин за шоколадкой, заодно заскочил и в аптеку, пополнить запас. И как-то само собой пришло решение встретить Новый Год здесь, в этой странной, но почему-то почти уютной квартире. Все разговоры можно отложить и на следующий год. Правда, времени оставалось все меньше – гастроли в Европе начинались с двадцатого, и если не связаться с личным помощником хотя бы за две недели, то будет страшный скандал. И выплата неустойки. А выкидывать деньги просто так Алекс никогда не любил.

Шоколадка, честно поделенная на три части, подняла настроение. Он уже собирался пойти поиграть – безделье угнетало, но вернулась Алька с сумкой, набитой всякой всячиной.

– Подарки друзьям прикупила, очень удачно на распродажу наткнулась.

– Молодец, – покривил душой Алекс, он не понимал зачем тратить и без того скудный бюджет на всякую ерунду. Уж друзья, если они все-таки друзья, могли понять бедственное положение подруги и не рассчитывать на дары.

– Ага, – согласилась Алька. – Стипендию вот дали. Теперь все упаковать надо красиво, бумага где-то была. Поможешь?

– Без проблем.

Когда пришел Павел, Алекс сидел за столом в комнате и старательно клеил маленькие пакеты, куда довольная Алька складывала свечи всех форм и размеров, керамических собачек, пластиковые снежинки и прочий подарочный хлам. Упакованные в яркую бумагу, украшенные любовно завязанными бантами, эти бессмысленные вещички выглядели даже мило.

– Аль, нам тут Глеб подсуропил, – начал Павел, прислонившись плечом к косяку.

– Да?

– Устроил прослушивание. Надо съездить сегодня вечером.

– Дурацкая шутка.

– Это не шутка, – Павел тяжело вздохнул и подошел ближе. – Аль, ну давай съездим, а то Глеб обидится. И этот его продюсер на Глеба обидится…

– Что за чушь ты несешь, вы с Глебом на радостях бухали, что ли?

– Ну не умею я дипломатично…

– Попробуй логично и связно, – посоветовала Алька.

– В больнице от тоски Глеб пел, его услышал проходивший по коридору продюсер, предложил попробоваться в группу…

– А мы тут каким боком? Не помню, чтобы ты когда-нибудь пел.

– Нас пригласили сыграть дуэтом, – страдальческим голосом произнес Павел.

– Угу, сегодня вечером. Это, значит, – Алька посмотрела на часы, – через каких-то три часа. Да без проблем. Шнурки только поглажу.

– Аль, я все понимаю, но деваться некуда. Глебова идея дурацкая, но попробуй сама ему скажи. Понятное дело, что ни в какое сопровождение нас не возьмут, даже будь мы суперсыгранной командой. Так что полчаса позора, и все разошлись по домам.

– С Аликом иди.

– Нет-нет, я тут совсем ни при чем! – открестился Алекс.

– Продюсер ждет меня с сестрой…

– Короче, едем все вместе, на месте объясняем ситуацию, вы играете с Аликом, и все. Вопрос закрыт.

– Я не…

– Алик, вам даже репетировать не надо. Не бойся, – Алька задорно улыбнулась: – Я сама боюсь.

– Ну с Аликом-то да, – Павел просветлел лицом. – Ты же не откажешься?

Алекс молчал, опустив глаза на недоклеенный пестрый пакетик: что за залетный продюсер разгуливал по коридорам больницы, он себе примерно представлял, как и причины его там появления. Надежда на то, что тот его не узнает, была откровенно слабой, но, может быть, оно и к лучшему. Разрубить гордиев узел одним махом, не дать Павлу опомниться и взять его в оборот…

– Я согласен. Посмотрим, что из этого выйдет.

Он едва не спалился, когда вместе с Павлом и Алькой вышел из метро и уверенно пошел к нужному входу необъятной высотки.

– Алик, погоди, – остановила его Алька. – Тут без проводника не разобраться.

Павел пытался с помощью спешащих по своим делам людей определиться, куда идти. Алекс хотел было подсказать, что на визитке должен быть и телефон, но прикусил язык: большой мальчик, разберется. Да и будет ли господин продюсер так любезен, что объяснит незнакомому парню, как пройти в офис? Насколько Алекс знал, Мякинин был тем еще снобом и до простых смертных снисходил редко, только в случае собственной заинтересованности. Как в случае с Глебом, например: явно чувствовал, что может неплохо заработать.

– Нам, кажется, сюда, – Павел все-таки нашел нужную дверь.

Охранник, если такой и был, очень удачно отлучился, и они беспрепятственно поднялись на шестой этаж. Дверь с нужной табличкой нашлась в конце коридора. Павел долго мялся, прежде чем деликатно постучать. Алекс закатил глаза: эту дверь желательно открывать с пинка или стучать сапогом, тогда, может, и услышат. На всякий случай он натянул шапку еще ниже, поправил на шее шарф и распушил бороду, а затем просто нажал на ручку.

– Есть кто? – звонко крикнула Алька, перехватив инициативу, и пару раз стукнула кулачком в косяк.