Текст книги "Анданте для скрипки с гитарой (СИ)"
Автор книги: Marlu
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Алекс в раздумьях смотрел на кровать, на которой провел ночь. Чашка в руке подрагивала – сказывался недельный запой и едва сдерживаемое веселье. Надо же, какие практичные оказались хозяева, уложили на одноразовые пеленки! Прикрыли тряпкой – заботливые. Сам Алекс не был уверен, что смог бы притащить бомжа домой и так ловко минимизировать возможный урон. Хотя… Кровать, вернее пружинный матрас на ножках, обтянутый когда-то бордовой тканью с остатками вензелей, не стоила доброго слова, разве что тряпка служила когда-то шторой в будуаре знатной дамы и была дорога потомкам как память. В принципе, Алекс ничего не имел против одноразовых пеленок, особенно после знакомства с местными удобствами, но от нормального одеяла и хоть какой-нибудь подушки не отказался бы. Ну и прибраться бы – внезапно выглянувшее солнце безжалостно высветило лежащую по углам пыль.
Он пошел разыскивать хозяина. Череда заброшенных комнат наводила на мысли об апокалипсисе, хотя разгадка наверняка была простой. Павел нашелся в последней справа по коридору комнате.
– Можно? – Алекс стукнул костяшками пальцев о косяк.
– Да, конечно.
Павел отложил гитару, с которой просто сидел в обнимку. Как некоторые обнимают собак, ища сочувствия или утешения, так и он сидел, поглаживая черный лакированный бок.
– Хотел спросить, мы будем репетировать перед вечерним выступлением? – сказал Алекс, чтобы не выглядеть совсем уж глупо.
– Выступление, – едва заметно усмехнулся Павел. – Скажешь тоже. Но сыграться надо бы, да.
Он избегал прямого взгляда, смотрел куда угодно – на изразцовую печь в углу, на массивное кресло возле круглого стола, покрытого льняной скатертью, удивительно не вязавшейся со строгой обстановкой (здесь подошел бы тяжелый бархат с кистями). Алексу приходилось бывать в старинных особняках, он хорошо представлял, как все должно выглядеть в идеале, и стоимость этого самого идеала.
– Я хотел пальто тебе посмотреть, но что-то отвлекся. Пойдем, глянем. Мне одному как-то неловко.
– Почему? – Алекс не стал убираться с прохода, вынуждая Павла едва не протискиваться мимо него и любуясь неровным румянцем, проступившем на бледных щеках. Он отметил и сбившееся дыхание, и быстрый взгляд, который скользнул по обтянутому тонкой тканью торсу, на мгновение задержавшись на четко проступающих сосках. Диагноз доктор Алекс мог бы поставить и без дополнительного обследования, но…
– Я всю жизнь жил бок о бок с соседями и не могу привыкнуть, что их нет. Съехали, а мне все кажется, что на минутку вышли, – ответил Павел, остановившись у одной из дверей.
– Понимаю, – сочувственно произнес Алекс, нарочно понизив голос, добавляя интимности.
Павел дернулся, тряхнул головой и завесился волосами. Спрятался.
– Где-то здесь может быть, – нервно сказал он спустя почти минуту, когда молчать стало совсем уж неловко.
Алекс шагнул вслед за ним в комнату, но Павел остановился так резко, что не налететь на него оказалось невозможно. Как и не воспользоваться ситуацией – Алекс зажал Павла в углу. Запустил руку под его растянутый свитер и поцеловал, плевать, что для этого пришлось привстать на цыпочки – оно того стоило. Тело под его руками почти сразу обмякло, будто из надувного шара выпустили воздух. Алекс чуть осмелел и просунул свое колено между чужих ног, насладился сдавленным стоном, почувствовал вполне определенный отклик, но заходить дальше поцелуев не рискнул – Павел мог и закрыться, счесть, что его принудили. Как бы то ни было, но Алекс Грант был уверен, что выбор: спать или не спать с кем-то – каждый человек должен делать сознательно.
========== – 5 – ==========
Пашку повело. Он не ожидал такого поворота и оказался к нему совершенно не готов. Растерялся. Поддался наплыву чувств, не соображал совсем ничего. Алик, мерзавец, целовался как бог, а потому Пашка совсем не ожидал, что он отстранится именно тогда, когда сам Пашка был готов сдаться. В ушах шумело, голова слегка кружилась, и было до чертиков обидно, что все закончилось вот так… Ничем. Алик молчал и стоял рядом. Дышал ровно. Пашка зло дернул головой, чувствуя, как внутри закипает гнев.
– Тебе не кажется… – начал он.
– Кажется. Но я предпочитаю все же спросить: не против ли ты продолжения?
– А то не ясно!
– Я застал тебя врасплох, и это было неправильно. Ты не похож на человека, который ляжет в постель с первым встречным. К тому же незащищенный секс, сам понимаешь…
– Я… – Пашка мучительно покраснел.
– Я тоже едва не потерял голову, – Алик улыбнулся. – Ты очень красивый.
Пашке показалось, что он собирался сказать нечто совершенно другое, и такая замена вызвала острое чувство благодарности. Услышать что-то вроде: «Ты очень податливый» или «Ты очень отзывчивый», – было бы неприятно. И теперь, когда муть вожделения, застилавшая сознание, медленно, но верно рассеивалась, Пашка начинал видеть произошедшее совсем иначе.
– Я не знаю, что на меня нашло, – буркнул он и отошел подальше, обнял себя руками.
– Кхм, ну я бы сказал, что желание потрахаться с привлекательным партнером вполне естественно, – Алик подошел ближе. – Просто нужно…
– Думать головой, а не другими местами, – закончил Пашка. – И ты совершенно прав, что остановился. Спасибо, наверное.
– Возможно, я не прав и нужно было сначала поговорить, но согласись, что сложно поднимать такие темы с малознакомыми людьми.
– Лучше сразу лезть с поцелуями? – Пашка не удержался, съязвил и посмотрел на Алика насмешливо.
– Зато сразу все кристально ясно: получил по роже – разговоры излишни. Спонтанные реакции – они самые честные.
– Угу.
– Я так и не понял: идти в аптеку за презервативами, или все-таки останемся просто друзьями? – Алик вложил столько иронии в это его «останемся друзьями», что в воздухе почти осязаемо повисли жирные кавычки, и Пашка не выдержал – засмеялся.
– Алька придет скоро. И я бы не торопился, наверное, но резинки пусть лежат, да?
– Конечно, – покладисто согласился Алик и добавил: – На случай внезапной страсти.
Пашка оценил попытку разрядить обстановку и тут же предложил поискать пальто. Чертово пальто! Куда его могли засунуть? Он с отвращением порылся в куче барахла в углу, заглянул в шкаф – нету. Алик открыл скрипучую дверцу древнего гардероба, попорченного жучком, и поморщился – понятно, что запах лежалых тряпок омерзителен, раз долетает даже до Пашки.
– Может быть, оно в другой комнате?
– Нет, это пальто Гертруда, покойного брата Рины Ивановны. Он ушел из дома и не вернулся, а она все ждала. Дочка не разрешила в новую квартиру хлам тащить, я помню, как они ругались.
– Гертруд? – Алик выглядел удивленным.
– Герой труда, мода была такая. Рина тоже по паспорту была Тракторина. Мода, говорю же, – Пашка залез в диван – последнее место, где могло оказаться проклятое пальто.
– Надо же! – Алик едва не присвистнул, когда Пашка вытащил на свет божий аккуратно переложенный пергаментной бумагой и стеблями сухой полыни сверток.
– У бабы Рины были своеобразные представления о хранении вещей.
Пашка встряхнул пальто и протянул его Алику. От пестрой ткани в старомодную елочку терпко и горько пахло травой.
– Тебе идет, – сказал Пашка, когда Алик натянул на себя обновку, и постарался не заржать – образ бомжа стал завершенным.
Алик с сомнением повернулся к пыльному зеркалу в гардеробе. Попытался поднять воротник, потом опустил: на его высокой сухощавой фигуре пальто покойного Гертруда смотрелось ничуть не хуже, чем на огородном пугале, к тому же было коротко. Он закусил губу и в конце концов тоже рассмеялся, махнув рукой:
– Жалко, что шапку пришлось выкинуть. Очень бы в тему пришлась. Народ бы рыдал от жалости.
– Я тебе свою одолжу, – пообещал Пашка. – И шарф. Будешь настоящим франтом.
– Спасибо, ты очень любезен. И раз уж мы закончили с поисками и одели, меня как настоящего парижского франта, то пора бы и порепетировать. Нет?
– О боже! Мы же не к концерту готовимся! – воскликнул Пашка, но посмотрел на удивленное лицо Алика и подумал, что тому, может быть, как раз и надо восстановить навыки. Что он будучи пьяным в зюзю, играл вполне пристойно, никак не гарантировало того же в трезвом виде. Подсознание порой играло странные шутки с людьми, Пашка это знал. Он согласился, хорошо, что у Альки две скрипки: – Ладно. Давай попробуем. Ты что-нибудь наиграешь, а я подхвачу.
Он указал Алику на вешалку, чтобы тот мог избавиться от пальто, и пошел в комнату за скрипкой. Наверное, репетиция все же удачное решение, иначе им обоим было бы неловко. Да и заняться все равно нечем. Пашка с сожалением вспомнил, что за интернет в этом месяце тоже не плачено.
Алик как порядочный долго разогревался и подстраивал скрипку. Пашка даже почувствовал раздражение, сидя с гитарой на стуле. Гаммы, какие-то невнятные импровизации, которые порой обрывались едва начавшись. Хотелось прикрикнуть, чтобы поторопился, но приходилось сдерживаться – куда спешить-то? До вечера все равно долго. Он встал и принес стопку нот, просто на всякий случай. Алик пролистал верхний альбом, отложил.
– Так что играем? – спросил он.
– Что хочешь, – пожал плечами Пашка.
Алик кивнул и довольно хорошо исполнил каприс Паганини, отдал должное канону Пахельбеля. Потом перешел к Вивальди и, кажется, совершенно забыл, что не один.
Пашка пытался щипать струны гитары, но музыка Алика была самодостаточной, и вмешательство только вредило ей. Подстроиться не получалось.
– А ты? Что ты сидишь как на именинах?
– Кхм, – Пашка откашлялся.
– Просил же, так и говори, что надо играть. Давай так: ты начинаешь, а я подхвачу, – Алик в раздражении крутанулся вокруг своей оси и замер напротив Пашки, буравя сердитым взглядом.
Все-таки некоторые слишком серьезно относятся к концертам в подворотнях, решил Пашка и назло, чтобы поставить на место зарвавшегося любителя классики, заиграл недавно вошедшую в моду испанскую песенку. Алик с полминуты вслушивался в ритм и неожиданно легко подхватил, улыбаясь так ехидно, что сомневаться не приходилось – коварный пашкин план провалился.
До вечера они перебрали бог знает сколько композиций. Что-то забраковали сразу – скромные возможности рядовой скрипки не позволяли, что-то не ложилось на гитару, но на часовое выступление наскребли. Алик продолжал бы и дальше терзать инструмент и Пашку, но приход Альки положил конец его мучениям – никогда еще он не был так рад видеть сестру.
– Вы что, даже и не поели? – Алька скрестила руки на груди и попыталась грозно посмотреть на обоих, но вышло скорее комично.
– Прости, заработались, – мягко улыбнулся Алик, и дуреха-Алька расплылась в ответной улыбке.
– Некогда было, – отрывисто бросил Пашка и пошел на кухню, испытывая острейшее желание придушить Алика. Или объяснить сестре, чтобы не строила планов на этого… индивидуума.
– Паш, ты чего? – Алька прибежала следом.
– Устал немного, – он достал кастрюлю и поставил воду для пельменей. – И поесть правда надо.
Алька покачала головой. Потрогала узкой ладошкой Пашкин лоб, пожала плечами и принялась трещать про то, как прошел день и что именно говорил Марк Израилевич на занятиях. Пашка был ей благодарен. И еще больше благодарен Алику, что тот проявил деликатность и не поперся вместе с ними на кухню, добавляя градус неловкости в общую атмосферу.
========== – 6 – ==========
По переходу снова несло стылым ветром. Руки мерзли, и оттого не всегда получалось сыграть чисто, но люди замедляли шаг, останавливались и слушали. Кто-то стоял долго, с четверть часа, кто-то едва дослушивал одну мелодию, кидал пару монет и шел дальше. Алекс следил за ними из-под полуприкрытых век и молился, чтобы не узнали. Хотя черная вязаная шапка, натянутая на уши, и отросшая рыжеватая борода делали лицо неузнаваемым, а пальто, внезапно оказавшееся довольно теплым, скрывало фигуру.
– Эй, а «Мурку» можете слабать? – какой-то поддатый тип остановился и теперь дышал перегаром почти в лицо.
Алекс опустил смычок. «Мурку» он тихо ненавидел – в свое время отчим издевался и говорил, что «сынок» не состоится как музыкант, пока не научится исполнять любимую народом классику. А народ питал нежную страсть к «Мурке», собачьему вальсу и «Семь сорок»…
– Пятьсот рублей, – наконец сказал Алекс. Забесплатно терзать себя он не собирался.
– Н-на! – пьянчуга сунул тысячную купюру опешившей Альке. – Играй!
Алекс сыграл, внутренне потешаясь над растерянным видом Павла – тому, видимо, никто не говорил, как стать настоящим музыкантом, поэтому исполнять заказ под удивленными взглядами сестры и брата было даже приятно. Пришлось играть еще два раза – на бис. Павел справился с потрясением и попытался кое-как подыграть. Алекса разбирал нездоровый смех, но дурацкая «Мурка» и вслед за ней «Семь сорок» вызвали настоящий денежный дождь.
– Пойдемте уже, я уже ужас как замерзла. Алик вон весь синий, – Алька распихивала по карманам заработок и косилась на брата, который от холода шмыгал носом.
– Я только за, – сказал Алекс, бережно убирая скрипку в футляр.
– Ага, сейчас в магазин и домой, – мечтательно протянул Павел, – но жуть как в супермаркет тащиться не хочется…
– Ладно, я схожу. Надо бы еще Алику брюки купить, а то совсем нехорошо.
– Алика в таком виде из магазина выпрут, – возразил Павел. – Сама глянь что-нибудь. В крайнем случае обменяем.
Алька закивала и убежала вперед, резво перепрыгивая через ступеньку, помпон на ее розовой шапочке весело раскачивался в такт.
– Через аптеку пойдем?
– Почему нет? – Алекс ободряюще улыбнулся.
– Тогда вот деньги, сам купи. Я подожду на улице.
– Стесняешься?
– Нет, просто не очень разбираюсь в вопросе.
Алекс пожал плечами, вручил Павлу футляр со скрипкой и вошел через стеклянные двери в ярко освещенный торговый зал. Глаза почти сразу остановились на нужном товаре – его никто не прятал подальше, наоборот, выставили на видное место. Он купил привычную марку, сунул яркую коробку в карман и, чуть поколебавшись, попросил не самую дешевую смазку – девственник ли Павел, было неизвестно, и небольшая перестраховка не повредит. Анестетик штука по-любому хорошая.
До дома дошли в молчании. Павел снова ушел в себя, и Алекс решил не мешать – может быть, он собирается с духом, чтобы первый раз лечь в постель с мужиком. Некоторым бывает тяжело решиться переступить некую грань. Алекс невесело вспомнил как было все у него – одноразовый партнер, подсунутый отчимом, и неловкость на следующий день, когда все раскрылось. Холодные глаза матери – слава богу, что от резких высказываний она воздержалась – и презрение в глазах ее мужа… Душевному равновесию все это не способствовало. Хотя – многие потом говорили, что в этот период его музыка стала особенно выразительной.
Павел топтался возле угла аптеки и от нечего делать пинал поребрик. Застигнутый за неблаговидным занятием, резко отвернулся и быстро пошел к дому. Алекс мысленно пожал плечами – нервозность была вполне объяснима, но таким поведением Павел скорее напоминал подростка, чем взрослую состоявшуюся личность. Он шел за едва различимой в темноте фигурой – освещение работало странно и включалось уже после того, как человек миновал фонарный столб, и думал, что может быть имеет смысл поговорить с Павлом. Развеять страхи, как-то ободрить. Беда только в том, что дипломатом он никогда не был, скорее несдержанным на язык и скорым на расправу – эмоции обычно захлестывали и заставляли действовать прежде, чем включался мозг.
– Алевтину не надо встречать? – спросил Алекс уже в квартире, где Павлу не удалось сбежать сразу.
– Не надо ее так звать, – тот поморщился, – Алька, просто Алька. Она ничего тяжелого покупать не будет, да и позвонит если что.
– Хорошо, – Алекс говорил негромко, самым успокаивающим тоном на какой был способен. – Перестань нервничать, никто тебя насиловать не собирается.
– Я знаю, – Павел взлохматил и без того растрепанную шевелюру. – Знаю, – повторил он.
– Тогда что? – Алекс подошел ближе, отсекая ему возможность сбежать.
– Не знаю. Я как будто собираюсь нырнуть с обрыва в реку и понятия не имею, отмель там или омут. Я трус, наверное.
– Обычная реакция, – Алекс хотел погладить Павла по щеке или хотя бы пожать руку, но не рискнул.
– Мне было стыдно даже в аптеку идти, прикинь? Как будто этим клушам есть до меня хоть какое-то дело. Но я испугался, всю жизнь здесь живу и…
– Нормально все. Перестань себя накручивать, – Алекс начинал злиться. – Из меня утешитель… Короче, хочешь – будет, не хочешь – забей. Не стоит создавать проблему на ровном месте, ограничимся сугубо деловыми отношениями. Давай, выдохни, и пойдем чай пить. Хотя, лучше, наверное, под горячий душ.
– Да, иди. Я пока согрею чайник.
Пашка открыл кран и долго смотрел на воду, пока она с бульканьем не перелилась через край. Тогда он как очнулся, поставил голубой эмалированный чайник на плиту, чиркнул спичкой – она догорела до конца и обожгла пальцы, газ включить Пашка напрочь забыл. Боль отрезвила. Да что такое в самом деле?! Как маленький все, пора бы уже начать принимать решения самому, а не перекладывать вину за ошибки на других. Палец пекло, пришлось сунуть его под холодную воду – не было печали, как завтра играть-то, если разболится?
За стеной зашумела вода, Алик принимал душ. Воображение против воли транслировало картинку обнаженного тела, гибкого, стройного тела. Что мешает двум взрослым людям получить обоюдное удовольствие? Только тупость и дурацкий страх одного из них. Пашка знал, чего боится – заразы. Бабуля умела нагонять страх ужасающими рассказами о триппере и генитальном герпесе, не стесняясь демонстрировать внукам ужасные фото с последствиями половой распущенности. Да, бабушка так и называла секс вне брака «половой распущенностью»… Как давно это было, но оказалось, что страшилки выбиты на подкорке, как на граните – не сотрешь. И стоило только дурману желания рассеяться, так сразу всплыли все детские страхи. Так и девственником помереть недолго.
Пашка с пятого раза зажег конфорку. Грохнул чайником по чугунной решетке: если Алик заразный, то через поцелуй все уже произошло. Если он заразный только снизу, то гондоны им в помощь, и вообще, тот же триппер последние лет сто вполне успешно лечится! Пашка прислушался – вода в ванной все еще лилась, а раз так, то стоило сделать решительный шаг и развеять сомнения.
Он зашел в ванную, аккуратно прикрыл за собой дверь и прислонился бедром к стиральной машинке. Алик обернулся на шум, удивленно вытянул губы трубочкой и сказал:
– Хочешь ко мне?
Пашка почувствовал мурашки от его негромкого, но проникновенного голоса и замотал головой.
– Я… Посмотреть.
Если Алик и опешил от такого заявления, то вида не подал. Кивнул, как будто так и надо и отвернулся, продолжая намыливать губку. Пашка жадно шарил глазами по приятно-мускулистой спине, по подтянутым ягодицам, по стройным ногам, покрытым коричневатым пушком.
– Спинку потрешь? Раз уж ты все равно здесь.
– Потру, – проблеял Пашка противным высоким голосом. Откашлялся и с независимым видом взялся за губку.
Кожа Алика еще хранила остатки загара. Бледная, почти анемичная, она была все же немного темнее той, что скрывалась от солнца под плавками. Пашка водил губкой по спине, едва удерживаясь, чтобы не начать мыть и ниже.
– Все, – он с сожалением отстранился. Вытер подолом футболки мокрое лицо.
– Спасибо, – Алик повернулся, и Пашка уперся взглядом в полувставший член. – Но я бы не отказался от продолжения, у меня осталось еще много непомытых частей тела.
Пашка покраснел и порадовался, что в ванной от горячей воды было парко и дурной румянец можно списать на жару. Он поднял руку с губкой и неуверенно провел ею по подтянутому животу, спустился ниже, едва не задевая почти совсем налившийся член. Кожа Алика была чистой. Наверное, такую можно было бы ожидать увидеть у какого-нибудь андроида – без родинок, без красных пятен и вульгарных прыщей. Идеальная.
Он машинально водил губкой, не обращая внимания на то, что бесконечно трет одно и то же место. Чужой член манил. Не слишком большой, аккуратный и, пожалуй, даже красивый, он сдержанно покачивался и словно бы умолял приласкать. Но Пашка не смел. Шальная мысль, что конец у Алика что надо и что с него, слава богу, ничего не течет, мелькнула и растворилась в бешеном напоре крови, которую гнало по сосудам заполошно стучащее сердце. И снова Пашка почувствовал себя кроликом перед всемогущим удавом – не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд.
Алик молча ждал продолжения, но Пашка не понимал, что именно должен сделать. Тогда Алик бережно накрыл его руку своей и осторожно, наверное, боясь спугнуть, положил себе на пах. Прижал сверху. Немного помедлил, и так и не отнимая своей руки начал водить по члену. Для разрядки хватило каких-то двух минут, и Пашка удивленно поднес к глазам ладонь, украшенную белесыми каплями. В ванной остро запахло кончей…
Пашка выскочил вон. На кухне надрывался свистком чайник и этот звук помог прийти в себя. Пашка вымыл руки и выключил конфорку. Прохлада кухни действовала живительным бальзамом на разгоряченное тело, и стоило бы пойти переодеться, но сил куда-то двигаться не было. Так его и застала вернувшаяся из магазина Алька – он стоял, упершись обеими руками в столешницу.
– Ты заболел?
Пашка неопределенно мотнул головой.
– Горе ты мое, – Алька всплеснула руками. – Иди немедленно ложись. Выпей анальгин от температуры и укройся как следует.
Пашка покорно поплелся в комнату. Спорить с сестрой и объяснять свое состояние он не имел желания – лучше и правда лечь, отгородиться от всех одеялом, и сделать вид, что спишь… Единственное, что он знал совершенно точно, так это то, что дождется пока Алька заснет крепким молодым сном, и пойдет в комнату к Алику. Свой выбор он уже сделал.
========== – 7 – ==========
Алекс скатился с теплого тела, нашарил упавшее одеяло и накинул на них обоих. Павел, раскрасневшийся после секса, рассеянно, но благодарно улыбнулся. Потерся колючей с утра щекой о плечо Алекса: ласка не ласка, но что-то интимное, свойственное только ему, – и прикрыл глаза.
– Спать будешь?
Павел что-то согласно промычал и повернулся на бок, подложив локоть под голову. Алекс каждый раз удивлялся: как так можно вывернуть руку и, более того, находить это удобным? Но Павлу так, кажется, было хорошо.
За окном ярко светило солнце. В его косых лучах убогость обстановки приобретала почти сказочный вид и не казалась такой унылой. Кожа Павла, обласканная солнечным светом, как будто светилась изнутри, и к ней хотелось прикасаться, ощущая тепло и гладкость. Алекс не утерпел и провел губами по шее, легонько поцеловал в уголок рта. Павел сонно улыбнулся и засопел сильнее. Алекс пристроился было рядом, собираясь подремать еще полчасика, но какофония звуков ударила по нервам, заставила поморщиться и закрыть уши руками – в храме звонили в колокола.
– Ненавижу, – пробормотал Алекс и скатился с топчана. – Какой дурак этот кошмар называл малиновым звоном?
Он посмотрел на Павла – тот продолжал спать. Его не тревожил этот бешеный трезвон, годный разве что оповещать о пожаре: привычка благое дело. Так люди привыкали жить у железных дорог и трамвайных депо, но сам Алекс был уверен, что никогда не сможет жить там, где настолько шумно. Он повел плечами, потянулся и, найдя возле кровати свои спортивные брюки, надел их. Раз уж поспать не удастся, так хоть выпить чая или, быть может, кофе, вроде бы вчера в банке еще оставалось. Прихватив рубашку и надевая ее на ходу, Алекс отправился на кухню. У порога он обернулся – Павел спал, как молодой Адонис на весеннем лугу – и прикрыл дверь, скорее избавляя себя от искушения любоваться дальше, чем руководствуясь заботой о ближнем.
На кухне его ждал сюрприз. Алька. Алька, которой совершенно точно не могло здесь быть, Алька, которая ни свет ни заря умчалась сдавать невероятно сложный зачет и которая слезно просила ругать ее часов до двух точно и клятвенно обещала позвонить, если вдруг управится раньше… Она сидела за кухонным столом, сложив перед собой руки и смотрела на вошедшего Алекса, не мигая. Колокола в тот же миг замолкли и тишина навалилась свинцовым одеялом, от нее хотелось потрясти головой, чтобы избавиться.
– Э-э, – выдавил из себя Алекс. – Привет.
Алька медленно наклонила голову, все так же не отрывая от него взгляда. Алексу стало не по себе. Он хорошо представлял себе, что именно видела девчонка, просто не могла не видеть – крайняя ко входу комната, распахнутая во всю ширь дверь, и яркое солнце, как нарочно выглянувшее именно сегодня, наверное, чтобы ни одна подробность не укрылась от стороннего взгляда.
– Виделись уже, – Алька моргнула и откинулась на спинку стула.
Алекс осторожно сел напротив, не имея в голове ни единой мысли, как спасать ситуацию. Да и как ее спасешь? Узнать, что твой брат спит с мужиком, да еще с тем, которого сама притащила в дом, – такая новость кого хочешь с ног свалит, не то что юную девушку. Внутри у него все сжалось. Стало даже больно дышать. И не сказать, что Алекс собирался оставаться с ними на всю жизнь, да даже про несколько месяцев особо не думал, но вот внезапное осознание, что придется убираться из квартиры и из жизни Павла, подкосило. Он с ужасом понял, что не готов к расставанию.
– Если ты обидишь Пашку, я тебя уничтожу, – Алька говорила пугающе медленно, но с такой убежденностью, что не оставалось ни малейших сомнений – уничтожит. Ни перед чем не остановится.
– Нет, – у Алекса пересохло в горле. – Я его…
«Люблю» едва не совалось с его губ, но Алекс вовремя себя одернул и до боли прикусил язык. Внезапно открывшаяся правда ударила под дых, как камень из пращи, выбила воздух из легких и заставила мир перевернуться. Он испуганно посмотрел на Альку, та улыбалась, но от такой улыбки хотелось спрятаться под стол.
– Ты его?
– Люблю, – буркнул Алекс. – Глупо отрицать очевидное.
– Но? – поторопила Алька. – Ведь есть какое-то страшное препятствие, которое ты себе надумал. Какое?
– Я его недостоин. Я не очень хороший человек, а Павел другой. Открытый, честный. Чистый.
– Так себе причина. Надуманная я бы сказала. Если он тебе не нужен, то так и скажи, отрежь разом – пусть отболит, лучше пережить предательство сразу, чем…
Алекс вскинулся:
– Алевтина, ты не понимаешь! А вдруг я убийца?!
– Убийца? Ты? Неужели вот этими самыми руками, – она схватила его за запястье и поднесла к глазам, как бы силясь разглядеть кровь на ладонях, – убил? Не верю. Врешь ты все.
– Убивать необязательно руками. И вообще я мерзавец, тебе любой мой знакомый легко подтвердил бы, а уж бывшая пассия…
– Наврала бы с три короба, – Алька села и подперла подбородок кулачками. – Ну, так кого ты убил, убивец? – она явно не верила и развлекалась попытками Алекса выставить себя в черном цвете.
– Отчима, – холодно бросил он и отвернулся к окну. – И не жалею ни капли. Наоборот, от радости, что он сдох, пил целую неделю. От радости.
Алекс оскалился своему отражению в стекле, чувствуя, как перехватывает горло и свербит в носу.
– Бедный, – Алька обошла стол и прижала его голову к своей груди. – Сильно он тебя доставал?
– Сильно, – глухо отозвался Алекс. – Я его ненавидел все свое детство, юность и…
– Старость, – совершенно серьезно подсказала Алька, но внутри у нее все дрожало от еле сдерживаемого смеха.
– Ну что ты за человек такой, – Алекс запрокинул голову и смотрел на острый Алькин подбородок. – Я тебе душу выворачиваю, в смертных грехах признаюсь, а ты…
– Я знаю, что ты никого не убивал.
– С формальной точки зрения – да. Но как только позвонили из больницы с предложением отключить его от аппаратов, я сразу помчался подписывать документы и давать распоряжения насчет похорон. А потом напился на радостях и готов даже сейчас сплясать на его могиле, если только узнаю, где она. И если я не велел кремировать тело и развеять прах по ветру. Представляешь, ничего не помню. Только слепящую радость и бурный восторг оттого, что эта тварь сдохла.
– Это стресс.
– Кхм, ну если ты так считаешь.
– Сколько он лежал в коме? Я правильно понимаю, что он был именно в коме?
– Месяца два, наверное. Я был в отъезде, когда он ложился на плановую операцию.
– Я думаю, что он к тому времени был уже мертв, умер на операционном столе. Больнице нужны деньги, вот они и выставили счет на пребывание и якобы поддержание жизни. Тебе не показалось странным, что позвонили в день приезда? К тому же, – Алька замялась, – то, что ты рассказал, сильно похоже на сериал какой-нибудь, английский или немецкий, но очень далекий от реалий нашей жизни.
– Целый детектив, – пробормотал Алекс и отстранился. – Думаешь, стоит разобраться?
– Тебе это надо? Ты платил?
– Нет, он сам, разумеется, не знаю как там было устроено, может быть, фонд. Я только похороны, – Алекс замолчал, чем больше думал, тем больше вся эта история казалась шитой белыми нитками: звонок лечащего врача практически в тот момент, как самолет коснулся земли, странная поспешность, с какой ему подсовывали документы, и коньяк, после которого он уже ничего не помнил. В заговор против своей персоны он не верил, а вот версия Альки перестала казаться бредовой, уже не хотелось покрутить пальцем у виска и сказать, что девушка перечитала дамских романов. Но заниматься расследованием? Привлекать внимание, когда только-только удалось наладить жизнь и отстоять кое-какую самостоятельность? Алекс не знал, стоит ли овчинка выделки. Кажется, мудрая не по годам Алька снова была права, задав удивительно правильный вопрос: «Тебе это надо?». Теперь с полной уверенностью он мог сказать, что и правда не надо. Незачем. Докторишка на самом деле оказал ему огромную услугу, иначе не встретиться им с Павлом никогда.
История была однозначно мутная, и разбираться в ней Алекс не хотел.
– Ой, – всклокоченный Павел появился на кухне и удивился, увидев сестру. Смутился, не знал куда спрятать глаза. – А ты чего так рано?
– Вышла из метро, позвонила староста: перенесли зачет, заболел наш лектор. Пришлось вернуться, – Алька многозначительно замолчала на полуслове.
Павел покраснел и затравленно посмотрел на сестру, потом на Алекса.
– Не паникуй, нас благословили, – сжалился над ним тот.
– Двери только прикрывайте, не травмируйте больше мою нежную девичью психику.
– Что?!
– Хотя не скрою, это было красиво, – мечтательно протянула Алька, – почти как античная скульптура, и солнце так удачно подчеркивало…
Павел покраснел еще сильнее и сбежал в ванную, громко хлопнув дверью.
– Плавные изгибы, я хотела сказать. Все равно особо ничего видно не было, ракурс не…
– Алевтина, не травмируй мою нежную мужскую психику, – Алекс, едва сдерживая смех, поспешил тоже спрятаться в ванной комнате: Павлу требовалась дружеская поддержка, а самому ему стоило подумать, как вести себя дальше.