Текст книги "Тридцать три (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 6

Уго жался к огню, стараясь согреться, но озноб был скорее от нервов, чем от холода. Помощник капитана, давно утративший свой апломб и самоуверенность, сидел рядом с точно таким же выражением недоумения и испуга, которое было и у юнги.

Людям было страшно: что-то происходило, но они не понимали, что. Под сводами пещеры, несмотря на пылающий огонь, было неуютно от почти осязаемого напряжения. «Противостояние», – слово само всплыло в мозгу Уго, заставив еще раз окинуть взглядом картину происходящего. Дирижер молча стоял в стороне, бессильно прислонившись к шершавой стене, его оркестр занимал позицию напротив, но, несмотря на то, что большинство музыкантов сидели, ощущение вызова не проходило. Это подчеркивалось позами – ни одной расслабленной не было, это было видно по дирижеру, у которого был вид человека, или идущего на смертную казнь, или только что узнавшего о своей неизлечимой болезни.

Алеф тяжело дышал, время от времени прикрывая глаза от ярких языков пламени – было почти больно от света; от красноватых отблесков на сером камне стен ощущение нереальности происходящего усиливалось. «Терпеть, сдерживаться, держать себя в руках, не провоцировать», – уговаривал себя альфа. Только вот омег кто уговорил бы прекратить вырабатывать феромоны. Даже сквозь ватные препоны смутный, но будоражащий аромат достигал нужных центров, проверяя выдержку альфа-самца на прочность.

Танейдо с жалостью смотрел на дирижера – вот кто вызывал настоящую жалость, потому что сам виолончелист представлял, что будет дальше. Омеги, лишенные привычных убойных доз гормоноподавляющих пилюль, потекут всем скопом. Кто чуть раньше, кто позже – зависит от фазы цикла, но разница в несколько часов никого не устроит. Рядом раздался тихий и полный муки стон – гобоист, обхватив колени руками смотрел почти черными от расширившихся зрачков глазами на Алефа.

Время шло, но ничего не менялось, снаружи бушевал шторм, донося раскаты грома в пещеру и заставляя вздрагивать особо впечатлительных особей, пламя костра металось загнанной птицей, подчиняясь порывам ветра, залетающим в их временное убежище, и создавая на стенах причудливую игру теней. Художнику-сюрреалисту и придумывать ничего не надо было бы – картина с натуры вполне была в этом стиле.

Уго смотрел на поскуливающих и сбившихся в кучу оркестрантов с недоумением, и пусть странное напряжение, царившее в пещере, никуда не делось, но человеческий организм уже немного адаптировался к состоянию ожидания непонятно чего, и в парне проснулось даже некое любопытство. Хотелось спросить, что происходит, но помощник капитана был осведомлен вряд ли лучше его самого, а музыканты не выглядели настолько вменяемыми, чтобы попытаться получить ответы на вопросы у них. Из середины толпы раздался странный скулеж, оборвавшийся на самой высокой ноте всхлипом. Музыканты пришли в движение, зашуршали… Уго не сразу понял из-за наступивших сумерек, что происходит, замер, внезапно оказавшись чуть не в центре странной процессии, которая почти ползком подбиралась к дирижеру. Завороженный тем, что видел, очнулся, только когда сильная рука неожиданно дёрнула, срывая с насиженного места.

– Пойдем, – Танейдо подтолкнул слабо сопротивляющегося парнишку в сторону, где давно сидел его товарищ по несчастью – помощник капитана.

Теперь картина была как на ладони. Хорошо было видно, как стоящий Алеф вздрагивает и пятится, упираясь спиной в стену, и медленно сползает по ней вниз, как будто ноги перестали его держать, как один из музыкантов, уже совсем обнаженный, с противным чавкающим звуком вытаскивает что-то из задницы, отшвыривая предмет в костер, отчего вверх полетел ворох ярких искр, озаряя вспышками искаженные гримасами лица оборотней и того, голого, который на пузе подполз к дирижеру…

– Ч-что это? – срывающимся голосом прошептал помощник.

– Течка, – пожал плечами Танейдо.

– И это всегда так происходит? – жалобно спросил Уго, смотря на то, как обнаженный музыкант у ног дирижера приподнимается на колени, бесстыдно отклячивая зад.

– Как так? – сухо спросил виолончелист. – Как правило, это происходит дома, один на один. Здесь форс мажор, стечение обстоятельств. Для того, чтобы всего этого не произошло вот так внезапно, нам всем надо было оказаться на корабле вовремя или взять с собой соответствующие лекарства и предметы гигиены.

– О Господи, – сдавленно воскликнул помощник, когда перед его глазами чопорный и высокомерный дирижер сорвал с себя одежду, не утруждая себя расстегиванием пуговиц, и утробно рыча, всадил свое нехилое орудие в призывно оттопыренный зад. – Что же совсем без подготовки-то: порвет ведь. Не по-людски это…

– Мы не люди, – отрезал Танейдо, – не стоит подходить к нам с вашими мерками.

– Но ведь ему больно, секс с мужчиной предполагает некоторые особенности …

– Думаете, что ему плохо? – скептически приподнял бровь оборотень, кивая на парочку, которая не обращала ни на что внимания, а омега к тому же страстно стонал, надрачивая себе член.

– Омеги же вроде не совсем мужчины, – с сомнением сказал Уго, припоминая обрывки знаний из школьной программы, выглядеть невеждой перед лицом представителя другой расы не хотелось.

– Совершенно верно, – согласился Танейдо. – Если у нас есть течка, значит есть и смазка, и мышцы ануса у нас иные.

Виолончелист решил не уточнять, что постоянное ношение гигиенических пробок делает проникновение еще более легким, особенно если ее вынуть непосредственно пред контактом.

Алеф протяжно закричал, сорвавшись в оргазм, ему вторил поскуливанием первая скрипка, разбрызгивая сперму на каменный пол. Альфа навалился на спину любовнику, прикусывая загривок, ставя свою метку, член увеличился у основания, плотно прилегая к стенкам ануса омеги, не давая семени вытечь. Сил стоять хотя бы и на коленях не было ни у того, ни у другого, и они рухнули в мутновато-белую лужицу. Оставалось только ждать, когда сцепка завершится…

Танейдо смотрел на стёртые в кровь колени альфы и понимал, что что-то надо делать, иначе долго тот не протянет. Цепная реакция течек давала о себе знать, выброс гормонов с той и другой стороны зашкаливал за все разумные пределы, превращая секс в бесконечный круговорот из спариваний. Омегам все же было проще: получив свое, они отрубались прямо под альфой, и Танейдо вместе с Уго осторожно отволакивали бесчувственные тела в сторонку, чтобы не мешали, и место выбывшего партнера занимал следующий.

Танейдо забыл, сколько раз поблагодарил всех известных ему богов за то, что он не такой как все, что не подвержен вот такому безумию, что может хоть как-то помочь продержаться несчастному дирижеру до конца шторма и прибытия помощи. Он благодарил дождь за то, что была пресная и чистая вода, которой можно было напоить Алефа, размочить в ней печенье до кашеобразного состояния и дать ему в момент сцепки, ласково уговаривая поесть, потому что другого времени просто не выбрать.

Силы альфы были не бесконечны, и на простой воде с печеньем он долго не протянет. Альфе нужна срочная медицинская помощь, внутривенные вливания и серьёзное лечение – в моменты страсти некоторые омеги кусались и царапались, и теперь бледную кожу впавшего в полузабытье мужчины расцвечивали сине-бордовые пятна и царапины.

Танейдо посмотрел на улицу, потер подбородок, соображая, сколько прошло времени и когда можно ожидать помощи, но усталый мозг отказывался выдавать информацию. Дождь закончился, единственное, что понял омега и расстроился при этом – что не набрал воды впрок. Вот чем теперь промыть многострадальные колени альфы?

Подумав немного, он решил, что раз их слюна обладает бактерицидным действием, то можно попробовать зализать раны, по крайней мере, хуже не будет. Справившись с этим неприятным делом, омега обратил внимание на ненормально красный, распухший и явно воспаленный детородный орган. Сев на корточки рядом, Танейдо задумался: если попробовать тот же метод?

Облизывание чужого члена удовольствия не приносило, вызывая скорее отвращение – он пах столькими партнерами, что омега едва сдерживал рвотные позывы, но продолжал методично скользить языком по стволу. Поначалу вялый орган слегка шевельнулся, наполняясь кровью и вызывая болезненный стон у хозяина. Танейдо отскочил, ну что ж, раз больше нельзя ничем помочь…

– Это ты зачем? – шепотом спросил проснувшийся от писка рации помощник капитана.

– Гигиена, – тоже шепотом ответил омега, хотя так и не понял, зачем они так разговаривают – перед этим никто не пошевелился и от более громких звуков.

– Понятно, капитан вот сказал, что волнение уменьшилось, скоро подойдёт к нашему острову и можно будет отсюда убраться.

– Скажи капитану: пусть вызывает мобильную бригаду медиков, – посоветовал Танейдо, – не дай бог, помрет мистер Джонс –младший, мистер Джонс-старший сотрет всех в порошок.

Помощник немного подумал и вышел с рацией наружу, а вернувшись, задумчиво посмотрел на омегу, который сидел в той же позе.

– Я сказал, только когда попросили назвать возможную причину болезни, растерялся и сказал: «Истощение».

– И правильно, а то «Перетрахался» звучит совсем несолидно, – кивнул Танейдо, чувствуя, что засыпает с открытыми глазами.

– Отдохни, я разбужу, когда прилетят врачи.

– Спасибо, – единственное, на что хватило сил у омеги, – это прислониться к стене.

Провожая глазами вертолет, куда погрузили носилки с так и не пришедшим в себя дирижером, и слушая указания насчет доставки одежды для оборотней с лайнера, Танейдо радовался, что все закончилось. Правда, было неизвестно хорошо оно закончилось или плохо, но время все расставит по своим местам.

– Знаешь, я ведь теперь никогда, наверное, порнуху смотреть не смогу, – печально вздохнул у него над ухом помощник капитана. – На всю жизнь насмотрелся, – добавил он мрачно.

Танейдо пожал плечами, ему было недоступно возбуждение от просмотра чужого полового акта по телевизору, и сказать честно, он даже не понял сначала, зачем помощник бегает в темный уголок пещеры, возвращаясь несколько смущенным.

– Пройдет время, и ты забудешь, – попытался успокоить он мужчину. – Все забывается.

– Нет, – ответил тот, вздохнув, – такие приключения, чтоб их, будут терзать память всегда.

Они поднялись на борт катера последними, где уже собрались молчаливые участники неудачной экскурсии. Танейдо обвел глазами притихшую компанию, где никто не шутил и не подначивал друг друга, и подумал о том, что, кажется, гастроли на этом и закончились, и не стоит ли ему озаботиться поиском новой работы.

Глава 7

Алеф медленно выплывал из вязкого кошмара. Сознание возвращалось медленно. Сначала звуки, потом запахи… Тело затекло, захотелось перевернуться, он слабо затрепыхался – организм отказывался повиноваться, отзываясь неясной болью во всех конечностях. Алеф недовольно застонал и попытался открыть глаза. К счастью, в помещении было полутемно и свет не резанул по чувствительным зрачкам. Комната с высоким потолком, плотно зашторенное окно, светлые стены, писк медицинских приборов над ухом – трудно было бы не догадаться про больничную палату.

– Сынок, – голос отца подозрительно дрожал, – наконец-то ты очнулся.

Алеф повернул голову и увидел сидящего на стуле возле кровати отца в накинутом на широкие плечи белом халате. «Ну да, наверное, просто размера подходящего не нашлось», – с юмором подумал он, а вслух попросил пить. Вышло сипло и каркающе.

Поданная в стакане с трубочкой вода, хоть и пахнущая лекарствами, показалась натуральной амброзией, и даже стало обидно, что емкость такая маленькая.

– Давно я здесь? – задал Алеф животрепещущий вопрос, вспомнив о гастролях. – И где здесь?

По словам отца выходило, что уже десять дней, и доставили его на вертолете непосредственно в родной город, в лучший госпиталь. Ну, насчет лучшего он и не сомневался.

– Папа, а что с гастролями? Удалось договориться о переносе? – задал животрепещущий вопрос Алеф.

– Сын, не переживай! Гастроли удалось отменить с минимальными потерями, все же мистер Куц гений. Я горжусь тобой! – голос мистера Джонса-старшего звенел от едва сдерживаемых чувств.

Алеф задумался. Остатки вязкого тумана в мыслях не давали найти связь между сорванными гастролями, неустойкой и отцовской гордостью.

– Папа, – осторожно начал Алеф, – прости, я, наверное, не очень хорошо себя чувствую, но не мог бы ты мне все объяснить без околичностей?

– Сынок, прости меня, дурака старого, я хотел как лучше, но я даже и представить не мог, что все обернется таким образом. Меня несколько беспокоило то, что ты никак не найдешь себе пару, но я бы никогда не стал тебе навязывать свой выбор или насильно подталкивать к женитьбе, но пойми, ситуация была такова, что возникали неудобные вопросы по поводу твоей состоятельности как альфы. Да, мы с мистером Куцем старались подобрать в твой оркестр не только талантливых музыкантов, но и таких, которые были банально в твоем вкусе. Я очень хотел, чтобы когда-нибудь кто-то из них стал твоим избранником… Я и помыслить не мог, что все так обернется. Я горжусь тобой!

Ситуация прояснилась мало. Алеф вспомнил разговор, состоявшийся когда-то за завтраком: отец ненавязчиво интересовался, какие именно типы внешности сын находил привлекательными и кто больше по вкусу – мужчины или женщины. Черт побери! Как же можно быть настолько слепым! Все тридцать три оркестранта были похожи пусть и не как близнецы, но как братья точно!

– Эм-м, – глубокомысленно произнес Алеф, не зная, как сформулировать вопрос, чтобы понять, чего следует ожидать дальше; и про отцовскую гордость так и не прояснилось.

– Как только тебе полегчает, сразу проведем церемонию. Я пока поселил твоих омег в восточном крыле своего особняка, пока ты не купил новый дом. Хотя можете жить и там, я не возражаю, – заторопился Джонс-старший, увидев потрясение на лице сына.

– Какую церемонию? – побелевшими губами прошептал Алеф.

– Бракосочетания, разумеется.

Всю неделю до выписки бедный Алеф пытался приучить себя к мысли о скорой женитьбе, но получалось плохо, поскольку разум хоть и был готов смириться с наличием одного гипотетического супруга, но от цифры «тридцать три» начинал посылать панические сигналы. Несчастный жених просто не знал, что делать: несмотря на то, что время от времени альфы заключали браки с несколькими омегами, но, как правило, ограничивались тремя-четырьмя супругами. По идее, чтобы не было проблем в семье, нужно было выбрать кого-то одного и назначить старшим, а остальные были бы кем-то вроде со-супругов и формально подчинялись бы и альфе и старшему омеге. Только как выбрать такового? Зная свой коллектив с профессиональной точки зрения, он понятия не имел о них как о личностях. Да и хотелось бы, чтобы не только в постели им было приятно покувыркаться, но и вне ее было о чем поговорить.

Газеты пестрели заголовками о скорой свадьбе, называя путешествие на остров чуть ли не свадебным. Журналисты захлебывались восторгом и смаковали факты, которые подбрасывал им мистер Джонс-старший, умело играя на любопытстве толпы и тщательно скрывая факт нахождения сына в больнице. Из статей выходило, что Алеф просто невъебенно крутой альфа, и детей от него ждет чуть ли не весь оркестр. Дирижер стонал, выкидывал печатные изделия в мусорку пачками, но ничего поделать не мог: против правды не попрешь, омеги умудрились массово понести. Представить себя к лету отцом трех десятков малышей не получалось.

После выписки пришлось ехать в особняк отца, где он уже двое суток упрямо прятался в своей комнате, страшась разговора с будущими супругами. Поэтому Алеф упрямо делал вид, что еще недостаточно окреп, и оставался в кровати, занимаясь чтением исторических хроник. Когда в дверь постучали, «больной» решил, что горничная принесла полотенце, и спокойно ответил:

– Войдите!

Однако против ожидания вошла не недавно нанятая прислуга, а один из оркестрантов. «Брасс, точно, его зовут Танейдо Брасс», – припомнил Алеф и молча уставился на посетителя.

– Прошу прощения, мистер Джонс, я не отниму у вас много времени, – виолончелист прикрыл за собой дверь, но так и остался стоять возле нее, сжимая ручку побелевшими пальцами, как будто опасаясь, что не сможет вовремя убежать. – Дело в том, что я не имею чести носить вашего ребенка и прошу в связи с этим отпустить меня домой.

– То есть ты единственный, кто не смог от меня забеременеть? – поинтересовался Алеф, разглядывая напряженного омегу, в то время как того начало понемногу отпускать. – Почему? И не мог бы ты подойти поближе, кричать через всю комнату – дурной тон все-таки.

– Простите, – Танейдо подошёл ближе и понизил голос. – У меня не было течки всего лишь, – пояснил он очевидное.

Алеф втянул носом воздух. Запах, исходивший от виолончелиста, был странно знакомым и будил в памяти смутные образы и воспоминания.

«Вот попей… съешь еще ложечку, пожалуйста… глоточек, давай, ты можешь», – проносились в мозгу обрывки фраз, сказанные именно этим бархатным голосом. Алеф откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Вам плохо? – забеспокоился омега, шагнув к самой кровати и склоняясь над замершим альфой.

Ни с чем не сравнимый аромат ударил в ноздри, и Алеф застонал, узнавая его. Запах не был возбуждающим, от него не сносило крышу, он наоборот был успокаивающим и таким родным.

– Ты же меня спас там, – распахнул свои медовые с вертикальными зрачками глаза дирижер. – Спасибо, – и протянув руку, с силой дернул на себя ошарашенного Танейдо.

– Ты же будешь моим мужем, правда? – прошептал Алеф, утыкаясь носом в шею виолончелиста и жадно дыша его запахом.

– Вы не понимаете, – завозился, пытаясь встать, тот. – Я никогда не смогу родить вам ребенка!

– Ты думаешь, мне будет мало детей? – поинтересовался Алеф. – Это не принципиально.

– Нет, пожалуйста, не надо, – в голосе омеги уже слышалась паника, и он старался вырваться по-настоящему. – Я… у меня еще не было течки и возможно не будет, я бесполезен как супруг. Отпустите…

– Тише, тише, – альфа гладил не на шутку разнервничавшегося кандидата в мужья, – я не причиню вреда, расскажи мне.

Танейдо не понял, как оказался распростертым на лежащем в кровати альфе, теплые ладони которого поглаживали его спину, успокаивая. Он приготовился к приступу паники, но ничего не происходило, наоборот, сердце начало биться ровнее, дышать стало легче и мозг уже стал адекватно реагировать на окружающее. Альфа не был возбужден, значит, опасности не было, это хорошо, следовательно, можно было попытаться объяснить свою никчемность. Танейдо зачем-то зарылся носом в темные пряди волос дирижера и с удовольствием отметил, какой приятный у него парфюм.

– Понимаете, когда я был маленьким, то был очень шустрым ребенком и однажды во время прогулки в парке убежал от отца и напоролся на сексуального маньяка… Человек успел со мной сделать много нехороших вещей… и с тех пор я не выношу прикосновений такого рода. Просто не могу. Я порченный, бракованный, – заключил он безнадежно.

– Ну я тоже не самый хороший альфа, – признался Алеф, а Танейдо приподнял голову и уставился на него немигающим взглядом. – Не люблю ответственность, боюсь принимать решения и в постели хотел бы быть снизу. Ты выйдешь за меня замуж на таких условиях?

– Но это же неправильно, – попытался возразить Танейдо.

– Кто сказал? Если нам будет хорошо от этого, то значит, все хорошо и здорово, а остальным про то знать не обязательно. Так?

– Так, наверное, – неуверенно согласился уже почти жених. – А почему я?

Алеф закатил глаза, но все же честно и откровенно ответил:

– Потому что в твоем присутствии я чувствую себя увереннее, спокойнее. Твой запах ощущается как родной. И если ты не согласишься, то я вообще ни на ком не женюсь, и ты будешь виноват в том, что тридцать два ребенка будут незаконнорожденными, – пригрозил он, но при этом улыбался, давая понять, что шутит.

– Ой, – сделал вид, что испугался Танейдо, – это шантаж, но я не могу так поступить с бедными детками. Я согласен.

– Тогда поцелуй меня, – сказал Алеф.

– Я? – изумился омега.

– Ну ты же сверху, – поддел его альфа.

Танейдо долго не решался на это действие. Мялся, ерзал по телу Алефа, умудрившись вызвать вполне определенную реакцию, но альфа не предпринял никаких действий, чтобы перехватить инициативу или хоть как-то показать, что заинтересован в другом развитии событий.

Целоваться омега не умел, это стало ясно сразу. И к тому же боялся, замирал, ждал чего-то, но потом все же возвращался к прерванному занятию. Он оказался способным учеником, быстро поняв, что надо делать, и отдался новому занятию с увлечением. Алеф застонал и раздвинул ноги…

Надеяться на то, что омега вот так сразу воспользуется предложением, было бы странно, но вот хотя бы помечтать можно? Алеф зажмурился от удовольствия: пусть полноценного секса и не вышло, но ясно же, что все у них получится. Оно даже и хорошо, что все закончилось взаимной дрочкой, ведь если бы Танейдо поимел его на сухую, было бы не очень здорово, особенно перед свадьбой. Надо будет смазкой запастись. Омега расслабленно лежал рядом, кажется, порываясь заснуть. Алеф вздохнул и накинул на них обоих одеяло.

– Это всегда так хорошо? – сонно поинтересовался тот.

– Гораздо лучше, поверь мне, – ответил альфа, думая, через сколько времени после свадьбы удастся раскрутить мужа на прогулку на поводке или даже на строгий ошейник.

– Знаешь, я вот думаю, если бы не тот парнишка, Уго, то ничего бы этого и не было, – вдруг сказал Танейдо. – Он подал идею про остров и водопад, он затем свалился тебе под ноги. С одной стороны, он явился причиной стольких неприятностей, а с другой…

– А с другой, я тоже ему благодарен, но отомстить хочется, – подхватил Алеф, ухмыляясь.

Уго Морстен сидел в баре дешевой гостиницы, догуливая отпуск, и смотрел выступление оркестра под управлением Алефа Джонса, когда посыльный доставил ему вычурный конверт, надписанный изящным почерком. Внутри оказался документ о зачислении его в частную музыкальную школу с полным пансионом и сложенный вчетверо лист дорогой бумаги: «Мистер Джонс и его супруги просят оказать им честь и стать крестным отцом для их детей»… Далее шли две колонки с перечислением имен – девять девочек и двадцать четыре мальчика…

Уго уронил голову на руки и истерично засмеялся – чувство юмора у оборотней было своеобразное.