Текст книги "Заживляя раны (СИ)"

Автор книги: marisaugolkova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Отчего-то, сердце его всё же болезненно сжалось. Неужели, идя сюда, он надеялся на ласковый прием? Тот факт, что он лежит в постели у горячего хибати, уже говорит о том, что он получил то, чего не заслужил.

Еще через полчаса Кеншин начал чувствовать себя так, будто умрет от обезвоживания. Ему потребовались все силы, чтобы сесть, к счастью, рядом была миска с чем-то, что можно было пить. Женьшень. Надо думать, у него была лихорадка.

Почувствовав себя так, будто он может встать, Кеншин вскарабкался по стене. Дом выглядел ровно таким, каким он его помнил. Словно он никуда не уходил.

На сундуке лежало кимоно – определённо то самое, что он не стал забирать с собой пять лет назад. Медленно, стараясь экономить силы, он оделся, не переставая думать о том, почему он здесь один. Хико куда-то ушел? Куда он мог пойти? Что сказать ему, когда он вернется? Спасибо, что спасли мою жизнь, учитель. Опять. Судя по тому, что он помнил о пребывании в этом доме с тех пор, как появился здесь снова, ему предстоит выслушать о себе много приятного. Что ж, вряд ли учитель сможет сказать что-то хуже того, что он сам о себе думает.

Надо придумать, что сказать ему, когда он вернется. Хотя, для начала следует решить, как его называть. Учитель? Помнится, последнее, что он услышал перед своим уходом, что он ему больше не учитель. Вряд ли он устоит перед тем, чтобы это припомнить. Хотя, какой бы суффикс он не выбрал, Хико найдет повод оскорбиться, а после всего, что он сделал, назвать его, к примеру, Хико-сан, было бы оскорблением для обеих сторон.

Хико не появился и через час. Совершив прогулку до туалета и сделав еще пару глотков остывшей настойки женьшеня, Кеншин снова сел на сундук. В детстве это было его любимым местом в этом доме – сундук был достаточно большим, чтобы стать с учителем, который сидел на полу, примерно одного роста. И по нему весело было бить ногами. Кеншин улыбнулся, вспомнив, как заявил, что не перестанет бить ногами по сундуку, пока учитель не перестанет пить сакэ. Он получил взбучку после этого, но оно определенно того стоило.

Воспоминания о том, как он покинул этот дом, пришли сами собой. Он так же сидел на этом сундуке, ожидая, как Хико войдет в дом и они поговорят. Сколько Кеншин мог вспомнить их ссор, они почти всегда заканчивались так – взбешенный Хико уходил, а он сидел на этом сундуке и ждал его возвращения. В тот раз учитель так и не вернулся, а наутро он собрал вещи и ушел.

Что, если… Нет. Кеншин даже встряхнул головой, отгоняя эти мысли, но всё выглядело именно так. Хико помог ему, потому что он буквально вынудил его себе помочь, заявившись на порог с такими ранениями. А потом учитель ушел, дожидаясь, пока Кеншин покинет дом снова. В конце концов, в их последний разговор Хико уже сказал ему всё, что хотел сказать и если бы ему было, что добавить, он бы был здесь. Хотя, наверняка, есть, что – и про поджатый хвост подбитой собаки, и про то, что он был прав, говоря, что патриоты сделают из него убийцу и он предаст учение Хитен Мицурюги. Всё, что угодно лучше, чем слушать это.

В конце концов, Хико не мог просто случайно положить его вещи именно на этот чертов сундук.

Кеншин нашел и прицепил к поясу свой меч, взял немного сушеной рыбы и самый маленький из котелков, чтобы было в чем топить снег. Завернув всё это в узел, он обулся в найденные в этом же сундуке свои старые варадзи, надел соломенную шляпу и вышел из дома.

Сборы отняли у него почти все силы и каждый шаг давался ему с огромным трудом. Во дворе он нашел длинную палку, чтобы было, на что опереться, и отправился в путь.

Комментарий к Глава 6. Кеншин. Решение.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 7. Хико. Размышления. ==========

Все три урны, которые Хико взял с собой на продажу в деревню – скорее на удачу, чем реально на что-то надеясь – были распроданы. Всё-таки, иногда надо помнить, что кругом идет война и почаще спускаться, так сказать, с небес на землю. Тем не менее, возвращался он с еще двумя заказами, эскизы которых пришлось рисовать прямо на улице, едой, лекарствами и бинтами, одеждой для его глупого ученика и бочонком сакэ, который, он надеялся, ему удастся распить хотя бы под утро, когда очередная ночь изгнания демонов завершится.

На самом деле, отметил Хико, его настроение заметно улучшилось за эти несколько часов. Возможно, это произошло и раньше, но во время постоянного ухода за глупцом, занявшим его постель, не было времени об этом подумать. Не то чтобы он ждал его возвращения все пять лет, но всё же исправно наведывался в город, чтобы собрать слухи о Баттосае, а после окончания битвы Тобу и Фушими, когда вести о ней долетели до пригородов Киото, не находил себе места. Все пять лет сомнений в собственном решении отпустить ребенка на войну нахлынули на него с новой силой, умещаясь в несколько коротких дней, пока паршивец не оказался на его пороге.

Он ведь вернулся. На самом деле Хико не думал, что мальчик когда-нибудь вернется – слишком гордым он был, чтобы признавать, что путь, который он выбрал, был ошибкой. Хико знал об этом с того самого разговора. Он мог бы силой удержать его еще на несколько дней, может быть, на неделю или даже месяц, но Кеншин ушел бы всё равно. Он был, а может, и есть, слишком восприимчив к чужим страданиям. В конце концов, он взял в руки меч впервые, чтобы защитить трех бедных девушек, проданных в рабство, как и он. Как он мог не пойти сражаться за Исин Сиши с таким началом.

Может быть, эти пять лет сомнений и сожалений нужны были и ему, чтобы подумать о своем собственном пути и о том, какие ошибки он совершил. За эти пять лет он много раз думал, что стоило быть добрее к ребенку, а не держать его в страхе, как делал его собственный учитель. Разговаривать с ним, а не упрекать, ожидая, что мальчик сам всё поймет. На что он вообще надеялся, когда в двадцать три года взял себе ученика? Но судьба сама привела его к этому мальчику. А теперь она свела их во второй раз.

По крайней мере, он может позаботиться о своем ученике, пока призраки войны еще так явно витают над его головой. И, может быть, помочь ему оправиться от тех жертв, которые он принес во благо этой страны. Вряд ли у судьбы есть другие кандидаты на эту должность.

У подножия лестницы Хико почувствовал, что что-то не так. Его не было слишком долго. Уже почти полдень, и пока он принимал комплименты своим изделиям и предавался философским размышлениям, что-то случилось.

Он взлетел по лестнице, перелетая через несколько ступеней разом.

Кеншин лежал в снегу. На голове – соломенная шляпа, меч на поясе, узел с какими-то вещами, а рука сжимает палку, явно предназначавшуюся для помощи при ходьбе.

На секунду в голове Хико промелькнула мысль, не убить ли паршивца самому, просто из милосердия к идиоту.

========== Глава 8. Кеншин. Осознание. ==========

Когда Кеншин открыл глаза, то понял, где находится, сразу. На этот раз. Снова прикрыв глаза, он подумал, что наверняка его всё же расстреляли и теперь он застрял в своем личном аду, переживая один и тот же кошмар. Странный выбор кошмара. Хико Сейджуро определенно не худшее, что с ним случалось в жизни. С другой стороны, может быть, правила ада таковы, что события прошлого переживать уже нельзя. Оно, впрочем, к лучшему.

Он сделал глубокий вздох и закашлялся. С трудом отдышавшись, Кеншин попытался приподняться и только теперь заметил Хико. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, и смотрел прямо на него.

Нет, кошмар определенно другой.

– Ты неблагодарная свинья, – сказал он абсолютно бесцветным голосом. – Честно говоря, я даже поражен масштабом личности великого Баттосая. Поздравляю, ты наконец смог меня действительно удивить.

Он говорил так, будто каждое слово было ругательством.

– Знаешь, – он продолжил, не меняя интонации, – за то, что я четыре дня выхаживал тебя, я ожидал хотя бы услышать «спасибо». Я, понимаешь ли, не ожидал, что полумертвый хитокири появится у меня на пороге и определенно этого не просил. И вместо того, чтобы получить хотя бы уважение к своему труду, я возвращаюсь с бинтами для тебя, идиота, и наблюдаю неудавшуюся попытку бегства, закончившуюся тем, что я спасаю тебе жизнь во второй раз за неделю. Надеюсь не получить за это хотя бы нож в спину, уж будь добр хотя бы на этот раз нападать открыто.

Закончив свою пламенную речь, он встал.

– Учитель… – Кеншин попытался что-то добавить, но приступ кашля заставил его снова упасть на кровать.

– Я сыт тобой по горло, – отрезал он. – За пять лет ты не только не набрался ума, но и окончательно превратился в идиота.

Не имея возможности и не зная, что на это ответить, он просто закрыл глаза снова. В эту минуту ему казалось, что лучше бы его действительно расстреляли.

Он поклялся, что исправит свои ошибки и проживет остаток жизни так, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Не то чтобы он действительно верил, что то, что он сделал, возможно исправить, но он хотел бы жить по-другому. Защищая людей и помогая им, а не причиняя новые страдания.

Возможно, Хико был прав и он действительно превратился в идиота, а может быть, он просто никогда не переставал им быть. Но почему-то именно рядом с учителем он превращался снова в того четырнадцатилетнего мальчика, которым ушел из этого дома.

Хорошо. Путь его ошибок пять лет назад начался здесь, может быть, у него просто появился шанс начать путь их исправления с того же места.

Он задумался над тем, что помнил и знал о проведенных здесь четырех – или уже больше – днях.

Хико не закрыл перед ним дверь, когда он явился к нему на порог полумертвый. Он позаботился обо всех ранениях и даже если это было больше похоже на пытку, сопровождающуюся уничижительными комментариями, это всё же было помощью. Хико оставил ему свою постель, единственную в доме печь и, судя по состоянию бинтов и тому, что он здесь уже четыре дня, несколько раз менял повязки. А судя по состоянию его желудка, пока Кеншина лихорадило, он чем-то его кормил.

– Тихо, успокойся, всё хорошо. Уже всё хорошо.

Как можно было быть таким глупцом?

Хико вернулся через час, молча поставив рядом с кроватью миску с рисовой кашей. Убедившись, что Кеншин может самостоятельно сесть, он так же молча вышел. Кеншин не был уверен, как ему реагировать и что делать. Неопределенность его положения определенно была частью наказания.

Доев, он решил, что надо отнести миску назад и всё же заговорить. Подняться было даже труднее, чем в прошлый раз – он не знал точно, сколько пролежал в снегу, но от этого у него определенно поднялась температура.

– Оставь миску и вернись в постель, – Хико даже не повернулся к нему. Не только тон его голоса был холодным, просто находиться с ним в одной комнате было пыткой, но Кеншин не собирался сдаваться.

– Учитель, я хотел сказать…

– Ты слышал, что я сказал тебе?

– Да, учитель.

– Тогда, раз ты меня слышишь, постарайся воспринять своими куриными мозгами полученную информацию. Я не желаю с тобой разговаривать и хочу, чтобы мне не приходилось повторять дважды, что нужно делать, даже такому кретину, как ты. Это ясно?

По крайней мере, на этот раз оскорбления действительно были заслуженными.

– Да, учитель.

– Теперь сделай, что я сказал, если мои инструкции достаточно понятны для идиотов.

До наступления темноты Хико заходил дважды. Один раз – с миской лекарства, которую потребовал выпить, а во второй раз, чтобы сменить повязки. Оба раза всё, что говорил Кеншин, сводилось к «да, учитель» и «нет, учитель».

Казалось, Хико это более, чем устраивает.

К ночи все кости ломило, а грудь сдавливало так, что было больно дышать – он попытался лечь удобнее, но удобной позы, кажется, не было вообще. Надо попытаться уснуть, всё равно от его бодрствовании никакого толку, а с Хико в таком настроении пытаться разговаривать было бесполезно. Примерно через час безуспешных попыток лечь так, чтобы можно было уснуть, ему начало казаться, что он заживо горит. Ничего, это можно терпеть, нужно только закрыть глаза и избавиться от этого одеяла.

Попытка приподнять одеяло закончилась приступом кашля – он закрыл обеими руками рот, чтобы приглушить звук.

После избавления от одеяла стало немного легче. Наконец он смог уснуть.

========== Глава 9. Хико. Безмозглый идиот. ==========

С момента, когда он увидел в снегу тело безмозглого идиота и до момента, когда тот очнулся, Хико Сейджуро испытал гамму эмоций, доселе ему недоступную. В конечном итоге, когда мальчишка открыл глаза, ему пришлось призвать на помощь всё свое самообладание, чтобы не убить его на месте.

Это продолжалось до вечера. Всё их общение сводилось к коротким инструкциям вперемешку с оскорблениями с его стороны и ответам «да, учитель» или «нет, учитель» со стороны безмозглого идиота.

По правде сказать, Хико было в какой-то степени интересно услышать, как он пришел к решению уйти снова. Он надеялся, что в его словах будет хотя бы крупица логики, но проведя час наедине с собой понял, что действительно балансирует на грани того, чтобы убить парня, поэтому всем будет лучше, если их общение будет сведено к минимуму. Дошло до того, что он даже снял катану и оставил ее у входа, боясь, что всё же не удержится от соблазна. Почему-то он не запретил идиоту называть себя учителем, хотя действительно собирался сказать, что никак кроме как «Хико-сан» он называть себя больше не позволяет.

Безмозглый идиот больше не показывал носа из комнаты и Хико это более чем устраивало. После достаточного количества моральных терзаний, может быть, он с ним поговорит.

Пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей, он нарубил еще дров и устроился у печи на улице с бочонком сакэ. Уже наступила ночь, а в доме было тихо – кажется, ночные демоны наконец решили обойти его глупого ученика стороной. Отлично. Не желая возвращаться в дом, он устроился прямо на крыльце, обернувшись в плащ. Ну хотя бы так впервые за несколько ночей он сможет поспать.

Проснулся он, когда уже занимался рассвет. Не потому что выспался, но чувство тревоги заставило его открыть глаза и встать. Надо проверить этого идиота.

Одеяло было отброшено в сторону, а сам Кеншин свернулся на футоне, поджав ноги и дрожал. В хибати дотлевали угли – еще бы, он не положил туда дров перед тем, как уснуть и в комнате теперь было едва теплее, чем на улице. Хико тяжело вздохнул и дотронулся до его лба в надежде, что тот просто замерз. Кеншин горел.

Лежание в снегу не могло пройти бесследно, да еще в таком состоянии. Если к утру чертов маленький ублюдок не умрет, это будет просто чудом.

От любой манипуляции с ним, Кеншин заходился в таком диком приступе кашля, что Хико оставалась только надеяться, что тот не задохнется. Он переодел его, закинул в хибати еще дров, вскипятил воду, чтобы заварить еще трав и остался рядом, меняя на лбу ученика компрессы. Тот не пытался вырваться, но явно бредил, вспоминая всё и всех без разбору. Некоторые имена были знакомы, например, имя самого Хико, Кацуры Когоро или Такасуги. Других он не знал. Чаще других он звал какую-то девушку по имени Томоэ. Должно быть, за этим именем скрывается драматичная история, подумал Хико. От предположений, что именно его ученик пережил за пять лет, ему стало не по себе.

Комментарий к Глава 9. Хико. Безмозглый идиот.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 10. Кеншин. Рис. ==========

Кеншин проснулся к обеду, но не смог ни встать, ни заговорить. Тело было ватным, а держать глаза открытыми слишком трудно. Очень хотелось пить и скинуть одеяло, чтобы хоть немного ослабить жар. Но хуже всего было, что грудь ему будто сдавили цепями – воздух поступал в легкие тонкой струей, а всё горло чесалось.

Он попытался сделать вдох и закашлялся, от чего тело заболело ещё сильнее. Хватая ртом воздух, он попытался перевернуться на бок, забыв о ранении в плечо. Боль была такой сильной, что у него потемнело в глазах.

Вот черт.

Наверное, он слишком шумел, потому что в комнату зашел Хико. Учитель приподнял его, как тряпичную куклу и помог сесть, облокотившись о сундук, который, видимо, ночью сюда перенес.

– Вот что бывает с безмозглыми идиотами, которые решают поваляться в снегу, – ему кажется или тон Хико смягчился? – и не уважают чужой труд. У тебя началась болезнь легких. Снова.

Снова? Он вспомнил – действительно, он уже болел, когда ему было семь или восемь.

Говорить с учителем ему всё ещё было не только запрещено, но и просто не хотелось, потому что все силы уходили на попытки дышать. Кашель был такой сильный, что, кажется, раздирал легкие.

Тяжело было не только сесть, но и даже держать палочки в руках. Он пытался поесть, но руки тряслись и до рта он доносил крупицы еды. Решив, что затрачиваемые усилия этого не стоят, он просто оставлял еду нетронутой.

– Доедай это, – сказал Хико, взглянув на очередную нетронутую тарелку, – даже если не хочешь есть.

Он попытался возразить, но учитель не дал ему начать, снова сказав, что не будет повторять дважды.

Руки его едва слушались. Когда Хико вышел, он собрал в кулак последнюю волю, чтобы поднести к себе миску. Решив, что без палочек разберется быстрее, Кеншин попробовал есть руками. Руки дрожали, но ему хотя бы что-то удавалось донести до рта. Это неплохо, подумал Кеншин, и как будто всех его мучений было недостаточно, рука его дернулась и миска перевернулась на него.

Он потратил, кажется, целую вечность, пытаясь собрать с себя рис и сложить его в миску. Каждое движение рукой сейчас было тяжелее, чем сделать любой удар мечом. Из-за усталости постоянно закрывались глаза и хотелось передохнуть, в какой-то момент все его мысли были только том, что надо полежать, но он продолжал упорно собирать чертов рис. Снова и снова. Одна рисовая крупинка за другой.

За этим занятием его застал Хико. Он молча забрал у него тарелку и вышел. Хотя бы молча.

Комментарий к Глава 10. Кеншин. Рис.

Буду рада вашим комментариям :)

========== Глава 11. Хико. Водопад. ==========

Безмозглый идиот, кажется, решил объявить голодовку. Может, он так сильно ударился головой, что впал в детство? Или отморозил ее.

В детстве Кеншин пару раз выкидывал подобное – устраивал голодовку, когда Хико отказывался с ним разговаривать. Хотя вряд ли безмозглый идиот глуп настолько, чтобы устраивать показательную голодовку в восемнадцать лет. Скорее всего, из-за болезни у него пропал аппетит и он просто не хочет есть и не думает о том, что в его состоянии есть необходимо. Когда в очередной раз Хико обнаружил полную миску, то велел доедать и, отмахнувшись от возражений, ушел.

Оказалось, что безмозглый идиот не может есть, а не просто не хочет. Глядя, как он трясущимися руками пытается собрать рассыпавшийся рис, Хико решил, что куриные мозги здесь и у него тоже. Он забрал миску молча – может быть, сейчас паршивец и не вызывал у Хико никаких чувств, кроме злости и раздражения, но всё же это уже напоминало намеренное издевательство над больным.

«На больных, детей и дураков обижаться нельзя» – так сказал ему как-то старик в деревне, когда он отчитывал маленького Кеншина посреди улицы. В принципе, на данном этапе своей жизни его глупый ученик подходил под все три категории.

Он вернулся с супом. Удачно, что безмозглый идиот не спал, только ворочался.

– Я помогу тебе поесть, – объявил он, наблюдая, как расширяются от удивления глаза Кеншина. Мысль о том, что глупец думал, что он оставит его голодным, была неожиданно неприятной.

Глупый ученик вырос, думал Хико, пока тот глотал суп. Он быстро уставал – даже просто пить, держа его за руку только для того, чтобы управлять наклоном чашки, ему было тяжело. Через несколько минут его руки начали дрожать сильнее, а дыхание, и без того рваное, сбилось. Но он продолжал пить – судя по всему, голод был всё же сильнее усталости. И несмотря на это, он не попросил помочь ему еще утром! Глупец. Или он боялся? Может быть, думал, что это бессмысленно, потому что Хико не станет? Браво, мастер, браво. Вы поистине великий учитель.

– Позови меня, если захочешь поесть, – сказал он, забирая пустую миску, – Или если тебе станет хуже. Я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме. Ясно?

Кеншин издал звук, который можно было расценить только как попытку сказать «да, учитель» и Хико кивнул.

– Спи. Когда проснешься, я сменю твои бинты.

Вместо ответа глупый ученик просто закрыл глаза.

Следующие три дня он почти не спал, наблюдая, как Кеншин мучается от лихорадки и непроходящих приступов кашля. Ему не только не стало лучше, ему стало хуже. Приходилось буквально вливать в него еду и лекарства, потому что он с трудом мог даже просто поднять руку. Менять повязки, укрывать, подкладывать дрова в печь, кипятить воду, варить супы и менять компрессы на голове, когда ему становилось совсем плохо.

На третью ночь Хико действительно испугался, что парень просто задохнется. Какие бы конструкции Хико не пытался соорудить, чтобы Кеншин мог сидеть, но из-за приступов кашля он постоянно падал. В конце концов Хико передвинул его постель к стене, сел и подтащил своего ученика к себе, чтобы тот мог сидеть, оперевшись на него. Он надеялся, что к утру ему станет легче – к утру ему всегда становилось легче и он даже немного приходил в себя, но не на этот раз.

Нужно было отнести паршивца к врачу. Пусть бы в нем узнали Баттосая, но он заставил бы оказать мальчику помощь. Еще лучше было бы привести врача сюда, тогда по крайней мере было бы понятно, что с этим делать.

К полудню его дыхание стало таким слабым, что Хико подумал, что это конец.

– Кеншин, ты меня слышишь? – он никак не отреагировал, но, возможно, он просто был слишком слаб, что реагировать, – Живи, Кенни, давай, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь ты?

Он лихорадочно перебирал в голове все способы борьбы с болезнью легких, какие мог вспомнить. Черт возьми, он так давно сталкивался с этим в последний раз. Влажный воздух? Или наоборот, никакого влажного воздуха? Если бы он сам болел этим хоть раз в сознательном возрасте, то смог бы вспомнить.

Когда Кеншин издал очередной хрип вместо того, чтобы сделать нормальный человеческий вздох, он накрыл его хакаме, подхватил вместе с футоном на руки и понес к водопаду.

Это были самые мучительные полчаса в его жизни.

– Спасибо.

Да, это определенно было именно тем, что он хотел услышать.

========== Глава 12. Кеншин. Меч. ==========

Прошло три недели, прежде чем Кеншин смог самостоятельно встать с кровати. От постоянного лежания всё его тело затекло, а из-за слабости ноги немного дрожали. Он попробовал пройтись по комнате – каждый шаг давался с трудом, но ходить он всё же мог. Правая нога до сих пор давала о себе знать, если на нее наступить, но всё же по большей части раны уже затянулись. Хико продолжал менять повязки, ворча, что потратил все бинты на безмозглого идиота. «Безмозглый идиот» стало его постоянным обращением, надо полагать, он был окончательно понижен до этого звания. «Глупым учеником» или, тем более, по имени, Хико к нему большее не обращался. Не считая того момента, когда отнес его к водопаду.

Он ожидал, что самым приятным, что услышит от учителя будет что-то вроде «я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме». Но когда он действительно чуть не умер, в голосе Хико слышалась настоящая паника.

Самыми болезненными были слова о том, что он был неблагодарной свиньей и вся речь, последовавшая за этим. Худшее в том, что это было правдой. Кеншин никогда не благодарил Хико за то, что тот для него сделал – даже не с тех пор, как он явился сюда полумертвый, но и задолго до этого. Вообще никогда. Он просто воспользовался всем, что ему дали и ушел, чтобы через пять лет вернуться и воспользоваться снова. И… снова попытался уйти.

Он сел посреди комнаты и посмотрел на дверь.

Хико пришел через полчаса. Кеншин опустил руки на пол и медленно поклонился, изо всех сил стараясь не закашляться.

– Спасибо за всё, – сказал он, ожидая какого-либо комментария, но его не последовало, – Я умоляю простить меня, учитель.

– Вставай и поешь, – он обошел его и поставил тарелку с рисом на сундук.

Это… всё? Кеншин встал и всё-таки закашлялся. Пошатнувшись, он почти упал, но Хико подхватил его и помог удержать равновесие. Убедившись, что его ученик способен стоять самостоятельно, он направился к двери.

– Одного «простите» мне мало, глупый ученик, – сказал он, не оборачиваясь, – Но начало хорошее.

Кеншин улыбнулся. Это определенно был прогресс.

Когда через неделю ему не стало лучше, он был готов взвыть. Он был снова повышен до «глупого ученика», но в остальном всё оставалось по-прежнему. Кеншин заметил круги под глазами учителя и понял, что весь предыдущий месяц практически не давал ему спать, поэтому старался не беспокоить его вообще. Помогать он всё равно не мог. Его досуг ограничивался лежанием в кровати и хождением кругами по комнате, правда, не больше одного за раз.

– Если тебе совсем нечем заняться, – как будто были какие-то варианты, – разбери хлам в сундуке.

В сундуке обнаружились все его вещи, которые он оставил перед тем, как уйти. Это едва не заставило его прослезиться. Вооружившись кистями и чернилами оттуда, он мог хотя бы практиковаться в каллиграфии – это занимало его досуг. На длительную активность его по-прежнему не хватало, но он мог, по крайней мере, чем-то себя занять, пока бодрствовал.

– Я и забыл, насколько ты плох в каллиграфии, – хмыкнул Хико, мельком взглянув на итог его трудов, проходя мимо, – Думаю, у меня и в шесть лет получалось лучше.

– В шесть у меня получалось вспахивать поле, – ответил Кеншин, – уверен, что вы до сих пор не умеете.

– Снова дерзишь мне?

Хико ухмылялся.

– Виноват, учитель, – Кеншин склонил голову, пряча улыбку.

– Напишешь это десять раз и так, чтобы сошел хотя бы за пятилетку, – судя по тону, он не злился и Кеншин позволил себе страдальчески закатить глаза.

К середине марта единственным желанием Кеншина было выйти на улицу. Он чувствовал, что окреп достаточно, чтобы прогуляться, поэтому проснувшись и позавтракав, он оделся. Меч казался неожиданно тяжелым с непривычки и Кеншин удивился этой мысли – пять лет он почти не расставался с ним, не считая полугода жизни с Томоэ. Он встряхнул головой, отгоняя воспоминания.

– И зачем тебе меч, позволь узнать? – спросил Хико, которого он встретил сразу же, как вышел на улицу.

– Я всегда хожу с ним, – ответил Кеншин.

– Я спросил, зачем он тебе сейчас, а не как ты ведешь себя обычно, глупый ученик.

– Ну, я полагаю, что меня еще могут искать, – попытался объяснить он.

– И?

Хико сидел, скрестив ноги и явно наслаждался допросом. Кеншин не понимал, что он делает не так, тем более что это учитель приучил его всегда ходить с мечом.

– Ну, – снова неуверенно начал он, – многие знают, что мой стиль – Хитен Мицурюги, а вы мастер Хитен Мицурюги и живете здесь, если мне не изменяет память, с семи лет, а до этого здесь жил ваш учитель. Поэтому было бы логично поискать меня здесь.

– Это не объясняет того, зачем тебе меч.

– Логично носить при себе меч, если ожидаешь, что на тебя могут напасть.

Кеншин заводился, а учитель явно этим наслаждался.

– Потому что меня ты считаешь неспособным сражаться в принципе или ты решил, что горстка каких-то отморозков – непосильная для меня задача?

Такого поворота разговора он не ожидал.

– Они же придут не за вами.

– То есть, – учитель сменил тон с насмешливого на серьезный, – ты всерьез предполагаешь, что если в мой дом придут отморозки, которые собираются тебя убить, я открою им дверь и пропущу в комнату, где ты спишь?

– Я…

На самом деле, он не знал, что ответить на это. Хико всерьез собрался его защищать? Но отвечать и не пришлось.

– Не вынуждай меня снова называть тебя идиотом, глупый ученик, – сказал Хико, – Мой дом – самое безопасное место во всей Японии. И если ты не кричал на каждом углу Киото, на какой горе я живу, то вряд ли кто-то сюда придет. Даже если и да, у меня давно не было хорошей драки. Среди твоих предполагаемых убийц есть хотя бы парочка способных сделать мне такой подарок?

– Может быть, парочка, – ответил он.

– Врешь. Была бы там парочка, способных сражаться со мной, от тебя не осталось бы уже и мокрого места, – боги, насколько же Хико был высокомерен, – Иди в дом, сними свой меч и можешь прогуляться. Снова решишь поспать на земле, я оставлю тебя валяться там, где лежишь.

– Хорошо, учитель.

– И если ты окреп достаточно, чтобы совершать прогулки, можешь начать мыть за собой посуду, здесь тебе не гостиница.

Он смущенно кивнул и пошел в дом.

Комментарий к Глава 12. Кеншин. Меч.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 13. Хико. Извинения. ==========

Весной Кеншин начал наконец вставать и вообще походил на человека. Хико боялся, что это произойдет гораздо позже. В целом, подумал он, отделались легким испугом.

Легким. То есть твои панические вопли и пробежка до водопада уже считаются легким испугом? Что же тогда реальный испуг?

Но к середине марта больше, чем легкие Кеншина, Хико волновало общее состояние его организма. Он был истощен. Ощущение, что за пять лет он ни разу не выспался, если вообще спал глубоким сном, почти не ел и при этом работал на пределе своих возможностей. Вполне вероятно, что так оно и было.

И еще ночные кошмары.

Чем лучше становилось Кеншину днем, тем хуже всё было ночью. В одну из ночей Хико действительно испугался, что на них напали и он каким-то образом смог это пропустить. Но мальчик просто кричал по ночам, будто находится в самом центре войны.

Если он внезапно заходил в комнату, рука Кеншина дергалась в сторону меча. Сам по себе рефлекс не был странным – Хико делал точно также, если находился в незнакомом месте и кто-то внезапно появлялся со спины. Но здесь? Когда единственными, кто находится на горе, были они двое, это было неправильным. Парень либо разучился различать чужое присутствие и ориентировался на слух, что вряд ли – с такими навыками он был бы уже трупом, либо больше не умел различать намерения присутствующих. Скорее всего, за время войны он просто привык считать опасностью вообще всех. И еще его взгляд. Внезапный треск полена, всколыхнувшиеся птицы за окном – любой внезапный звук и его глаза сужались, будто он готовился убить. Неприятное, подумал Хико, зрелище для его противников перед смертью.

Если не обращать внимания на это, то медленно, но Кеншин восстанавливался. После нескольких недель, когда Хико разве что не начал молиться богам о его выздоровлении, злиться он перестал. По крайней мере, ему не хотелось постоянно навешать мальчишке подзатыльников или спустить его с лестницы – за время болезни тот научился приемлемо себя вести. Видимо, решил не кусать руку, которая его кормит – тем более, что довольно долгое время Хико приходилось в прямом смысле кормить его с рук.