Текст книги "Семь Смертных Грехов (СИ)"

Автор книги: Maks Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Грех первый. Гордыня ==========

Глубокий вдох, заполняющий кислородом легкие, а после – размеренный выдох, тело напряжено и расслабленно одновременно. Правая рука вытянута вперед, крепко сжимая пистолет. Выстрел.

Ему нравится ощущение тяжести оружия в руке, словно плоть и металл слились воедино. Вдох, выдох. Выстрел.

Эмоции затмевают разум и могут заставить руку дрогнуть, поэтому он отрицает все человеческое. Мысли проходят словно сквозь тело, не затрагивая того, что внутри. Вдох, выдох. Выстрел.

Боль глухо отдается в груди, рядом с сердцем, колотая рана совсем свежая. Теперь на теле останется память о Нем, которая умрет только вместе с Грэем.

Дверь открывается, и краем глаза детектив замечает своего напарника.

– Макс, его привели.

Грэй опускает пистолет, снимает наушники и выходит из помещения, а Дерек Дэвидсон стоит и смотрит на продырявленную мишень – восемь маленьких дырочек и все точно в цель.

***

Единственным желанием убийцы за все это время было увидеться лишь с одним человеком. Человеком, чье имя для него было не важно, хоть он его и знал. Человеком, который следовал за ним все эти годы. К нему подсылали множество детективов, но он лишь усмехался, отвечая, что будет разговаривать только с одним. Прозревший слепец, детектив Макс Грэй – его последнее в этой жизни желание, на котором он имел право настоять.

– Лицом к стене, Энглман.

Тюремщики. Бешеные псы, что бьются по ту сторону клетки, делая вид, что не боятся заключенных здесь преступников. Свиньи, погрязшие в своих грехах. Им уготовано место возле жертв похоти и зависти. Они боятся и не могут смотреть в глаза психопату, обезоруженному и избитому при задержании. На рассеченной губе Рэндалла до сих пор зияет небольшая красная ранка, во рту чувствуется вкус крови, солоноватый и такой едкий из-за голода.

Психиатры пытаются разговаривать с ним, Энглман с интересом слушает и даже отвечает на понравившиеся вопросы. Если Рэндалла признают невменяемым – его ждет целая вечность в психиатрической лечебнице, если же нет – смертная казнь.

Убийцу толкают в спину, выводя в коридор. Запах лекарств – ему вкололи успокоительное, хотя в этом не было необходимости. Он не такой, как те, что сидят через стенку. Они грозно поднимаются, подходят к решетке и провожают взглядом убийцу, о котором так много писали в газетах. В глазах ненависть, слепая жажда чужой смерти. Энглман не причисляет себя к этим животным, что погрязли в унынии и гневе. Ненависть поглотила их с головой, свела с ума, захватила разум. Они ему безразличны, просто пыль под ногами. Рэндалл же – истинный грех. Ведь только самый страшный грешник может видеть всю порочность мира. Убийца, маньяк, монстр – у него множество имен, но лишь одно отражает его настоящую сущность.

С него снимают неудобные наручники, сдавливающие кости так, словно это инструмент для средневековых пыток, и приковывают к столу другими, на длинной цепи. Выходят, оставляя его одного в комнате для допросов. В зеркале на стене Энглман видит свое отражение. Он не знает, кто находится по ту сторону стекла, но чувствует, что за ним наблюдают.

***

Сколько раз Макс стоял над трупами, рассматривая произведение искусства, что оставил для него убийца. Сколько раз Каратель смотрел на Грэя с экрана телевизора, когда тот говорил, что поймает ублюдка. Словно они уже были знакомы чертову тысячу лет.

Каждый убийца желает, страстно жаждет быть пойманным, и Макс просто выполняет их прихоть. Маньяк оставляет для него знаки и намеки, а Грэй просто идет по следу. Он будто бы собирает мозаику, кусочек за кусочком, чтобы увидеть всю картину в целом, разгадывая замысел убийцы, словно с этого моменты между ними протянулась нить. Словно теперь они связаны тонкой прозрачной леской, которая будет натягиваться, рассекая кожу и плоть, пускать кровь, до тех пор, пока они не встретятся. И он будет искать, пока не найдет. Или не умрет.

С папкой в руках, Макс заходит в камеру. Каменное лицо не трогает ни одна эмоция – за этой маской невозможно ничего прочесть. Медленно скользит взглядом по тому, кого искал все эти годы. Того, кого так сильно жаждал, кого вожделел.

Рэндалл оказался высоким, примерно одного с Максом роста, поджарым, сильным и выносливым. У него стертые до затвердевших мозолей руки, почти незаметная сутулость, незагорелая кожа, темно-карие глаза, блестящие безумным блеском. Так вот кого Грэй искал все эти годы, по чьему кровавому следу шел.

Детектив садится за стол и открывает папку с делом, но смотрит лишь на убийцу.

– Рэндалл Энглман, тридцать шесть лет, – холодный голос Макса отскакивает от стен и ничего не выражает. – Неоконченное высшее медицинское образование. Места работы постоянно менял, начиная от волонтерства, заканчивая неофициальной подработкой в фармацевтических фирмах. Из семьи – младшая сестра, живущая в другом штате. Родители погибли в автокатастрофе пятнадцать лет назад. В браке не состоял.

Губы Рэндалла трогает кривая улыбка от произнесенных детективом слов, слышится тихий хриплый смех. Слегка щиплет небольшая ранка, рвется наросшая под корочкой крови кожа. Убийца и его преследователь. Они, наконец, встретились в официальной обстановке. В первый раз они пытались друг друга убить и им почти это удалось. Преследовали ли они оба эту цель? Вряд ли. Хотели что-то доказать, вдоволь насладиться чужой болью. Они словно две стороны одной монеты.

Рэндалл опускает голову вниз. Темные, успевшие отрасти, где-то неровно обстриженные и подпаленные волосы падают на лицо. Энглман знает, что люди по ту сторону стекла сейчас внимательно наблюдают за ними, готовые сами броситься на преступника, чтобы загрызть его. Они боятся и ненавидят. Чем они отличаются от тех псов, что сидят взаперти, облаченные в одинаковую форму? Тем, что их признали вменяемыми, допустили к службе? Глупость. Бессмысленная ложь, призванная вешать ярлыки благодетели, чтобы скрыть грехи. Им всем место рядом с жертвами алчности.

– А вы хорошо подготовились, детектив, – Рэндалл медленно поднимает на него взгляд исподлобья, не переставая улыбаться, завороженный чувством ноющей боли. Во рту вновь железный привкус.

Он, сжав руки, чуть привстает со стула, придвигаясь ближе к детективу, внимательным взглядом изучая своего охотника, и останавливается на серых ледяных глазах. Тот изучает его в ответ. Рэндалл несколько секунд испытывающе смотрит на Грэя, после садится на место, расслабив руки, металл приятно холодит стертую кожу.

– Как ваше плечо, не болит? – наконец спрашивает он, заинтересованный реакцией и ответом в равной степени. – Я не хотел вас убивать, старался не задеть артерию. Подозреваю, что сломанные ребра – это ваша благодарность.

***

Грэй был дома, когда в дверь постучали. На пороге, с окровавленным ножом в руке, оказался неизвестный мужчина, но Максу показалось, что он знал его всю свою жизнь. Улыбаясь, Энглман кинулся на него, лезвие мягко вошло в податливую плоть груди, являя алое пятно на белоснежной рубашке. Горячее дыхание детектива на лице, и кровь, пульсирующая в висках. В ответ лишь сильный удар Грэя кулаком в грудную клетку, боль в ребрах, выроненный нож. Следующий удар пришелся в челюсть, вкус крови, неловкое приземление на пол. С силой скрученные за спиной руки, тугие наручники на запястьях. Угрозы вышибить мозги и приказы не шевелиться. Запах крови, запал схватки.

– Ну, здравствуй, детектив. Вот и встретились.

Детектив был рад, что смог взять Рэндалла живым. Это всегда было проблематично. Ничего не может быть проще, чем пустить пулю в лоб. Но как же сакральный смысл существования? Нельзя просто так лишить жизни, необходимо это делать медленно и со вкусом, чтобы дать человеку время пострадать. Каждый достоин своего сценария для того, чтобы умереть.

Экспертиза показала, что кровь на ноже принадлежит последней жертве. Все убийцы ошибаются рано или поздно, но Макса не оставляло чувство, что здесь что-то не так. Рэндалл не мог так просто попасться.

***

Детектив прищуривается, его взгляд – тяжелый, почти физически ощутимый, прошивает насквозь. Он следит за каждым движением, каждым вздохом, каждой эмоцией на лице заключенного, словно впитывая все это глубоко в себя. Энглман вымотан, но не побежден – его глаза блестят победным блеском. Словно он, наконец, добился того, чего хотел. Словно он здесь не заключенный, а победитель.

– Ты безнаказанно убивал на протяжении двух лет, а потом так глупо попался? Что-то здесь не сходится, Энглман.

Детектив достает из кармана пачку сигарет. Щелчок зажигалкой, язычок огня жадно лижет кончик сигареты, Макс глубоко затягивается и выдыхает.

Грэй так долго стремился к этому дню, к этому моменту. Они были совершенно не знакомы, но Макс знал об убийце так много – мертвые тела говорили намного красноречивее любых слов. Все эти окровавленные, совершенные произведения искусства, изощренные, продуманные до мелочей. Только Грэй мог оценить по достоинству замысел убийцы, его труд. Только он мог понять Энглмана.

Движение рукой и Макс выкладывает перед Рэндаллом стопку цветных фотографий с изображенными на них окровавленными телами.

– Твои грехи. Твои творения. Сегодня они здесь, чтобы предать тебя.

Убийца презрительно хмыкает, бросая взгляд на изображения своих жертв, превращенных в истинные произведения искусства, после отводя его в сторону, обдумывая слова детектива. Да, он их создал – совершенные изваяния из плоти и крови, показавшие свою тщательно скрываемую изнанку. Они – его послания, старательно выведенные на бумаге из человеческой кожи заточенным пером из стали. Но он ими не гордится, а презирает. Рэндалл – художник, он просто показал остальным, насколько прогнил этот мир, истекая собственной смоляной кровью, размешанной с алкоголем, наркотиками и желчью.

– Они ничего не значат, – с презрением в голосе говорит Энглман, проведя языком по нижней губе, слизывая кровь. С издевкой и одновременно с восхищением улыбается сидящему напротив Грэю. – Единственное мое творение сидит напротив, детектив.

«Это ты, Грэй. Эти шесть тел только для тебя. Смог ли ты разгадать их загадку, разглядеть мое тебе послание? Смог понять меня? Ты, ведомый мною все эти годы. Ты, охотник на монстров, таких, как я. Ты, что всегда забирал у мира его художников. Сможешь ли ты принять себя таким, каким я тебя создал? Ты мое творение, единственное и любимое. Я желал тебя все эти годы. Желал встречи с тобой, желал заглянуть в твои глаза. Я создал тебя сам. Ты мой монстр, готовый свернуть мне шею. Ты мое отражение. Мы одно целое».

Рэндалл вновь наклоняется вперед, внимательно изучая лицо Макса. Он столько раз видел Грэя на экране телевизора, а сейчас, наконец, может наслаждаться им вживую. Острые скулы и волевой подбородок, пронизывающие своим холодом глаза и темные волосы, зачесанные назад. Так и хочется обвести эти правильные черты лезвием, снимая с черепа кожу.

– Улыбнитесь, детектив. Люди за стеклом смотрят, как вы допрашиваете психопата, которого они ненавидят.

– Тебя не ненавидят, Энглман, – уголки губ Грэя приподнимаются в еле заметной ухмылке, – им на тебя плевать. Плевать, пока ты не затронул то, что касается непосредственно их. Ты же не думаешь, что ты такой один на планете. Таких ублюдков, как ты, хватает. Все забудут о тебе, как только ты сядешь за решетку или на электрический стул. Никто не будет помнить о тебе.

Макс откидывается на спинку стула, пепел с сигареты падает на пол, но он не замечает этого. Он не обращает сейчас внимания ни на что. Вся его сущность охвачена лишь одним.

Все это похоже на какую-то игру, на кону которой стоят человеческие жизни. Они играли друг с другом на протяжении двух лет, гадая, кто же выиграет. Кто же выживет. И когда Максу казалось, что он вот-вот поймает убийцу, что он словно чувствует его дыхание на коже, тот снова ускользал.

Бешеный ритм жизни, когда день настолько длинный, что кажется, будто прошла неделя. Неделя за месяц, месяц за год, год за вечность. Бессонные ночи, бесконечные поиски, составление психологического портрета убийцы, попытка проникнуть ему в голову. Забираясь в мозг к психопату, со временем начинаешь замечать, что реальность, в которой ты живешь, словно размывается. Границы сознания расширяются, и ты уже не видишь края бездны, в которую угодил.

– Ты возомнил себя ангелом правосудия, карателем, наместником бога на земле. Твой бог от тебя отвернулся. Твоя религия тебя погубила.

Макс протягивает руку, касаясь пальцами прохладного глянца фотографий. Рэндалл следил за своими жертвами, он долго продумывал и готовил каждое убийство.

Уныние – студент престижного института, сын богатых родителей. Похоть – растерзанная проститутка. Жадность – состоятельный банкир. Ярость – военный в отставке. Зависть – молодая домохозяйка. Чревоугодие – мужчина весом под двести килограмм.

Шесть убийств, семь смертных грехов. В списке жертв не было Гордыни. И Макс знал, что Рэндалл не мог попасться, не завершив серию убийств.

– Зачем вы так со мной, детектив? – Рэндалл кладет руки на голову так, как это позволяют наручники, впивается ногтями в кожу, слушая то, что говорит ему Грэй.

Какой же этот детектив громкий на слова и заявления. Что, хочет заставить почувствовать себя ненужным и брошенным? Энглман знает о мыслях Макса, ведь он сам их вселил в эту голову. Но он жаждет большего, увидеть самую суть, найти то семя прозрения, что он посеял в Грэе. Он жаждет вывести наружу новую сущность. Он хочет открыть его сердце голыми руками. Сделать из него свое первое и последнее творение, единственное, уникальное. Эта мысль, словно паразит, захватывает разум убийцы. Пальцы с силой сжимают волосы на затылке, готовые их вырвать. Успокоительное давно перестало действовать. Это дикое желание, заставляющее руки дрожать.

Пальцы мгновенно расслабляются, одна рука вновь ложится на стол, металл наручников багровеет. На ладонь второй убийца кладет подбородок, со спокойной улыбкой любящего Бога глядя на свое заблудшее дитя.

– Смерти боятся только грешники, – насмешливые слова слетают с губ, ухмылка играет на губах. Неприятно оттягивает руку наручник, скользя по истертой коже, надрывая ее. Боли сторонятся и страстно желают. Боль позволяет чувствовать себя все еще живым, обостряет чувства, доводит до исступления. Рэндалл специально тревожит свои раны.

Грэй внимательно наблюдает за самобичеванием убийцы, холодным взглядом вновь царапнув истертые в кровь запястья. Он втягивает воздух резко поглубже в легкие, словно в попытке уловить запах крови убийцы, почувствовать его глубоко в себе. Нужно будет сказать медикам, чтобы обработали уже его раны, черт возьми.

– Как думаете, я грешник, считающий себя праведником, или праведник, считающий себя грешником? Вы так долго меня изучали, так долго пытались разгадать мой мотив. Мне хочется услышать ваше мнение. Вам понравились мои убийства, детектив? – сдавливающая боль в груди, рвущийся наружу кашель. Энглман лишь хмыкает, сжав губы в кривой улыбке. Пол тюремной камеры и первая встреча с детективом не пошли на пользу, но это не помешает ему.

«Можешь не отвечать, твои глаза говорят больше, чем слова, Грэй. Дай мне прикоснуться к тебе, к моему творению. Это ты моя последняя жертва. Ты моя Гордыня, которой мне так не достает. Мне мешают лишь эти наручники. Дай мне возможность, и я превращу тебя в мой грех. Я грешник, считающий себя грешником. Я и есть Бог. Ведь даже ты не мог поймать меня до тех пор, пока я сам этого не захотел. И именно ты должен стать последним пазлом в моей мозаике. Дай мне заглянуть в твою душу. Дай сжать твое сердце в руке. Дай почувствовать теплую кровь, текущую по твоим венам».

– Не задумывались, почему жертв всего шесть? – на лице демонстративная задумчивость, пальцы барабанят по столу. – Думаю, без моей помощи вам не найти седьмую.

После слов убийцы в камере повисает тяжелая и ощутимая тишина – ее можно резать ножом. Грэй продолжает молча смотреть на Рэндалла, пронизывая его взглядом насквозь. Лицо Макса все так же ничего не выражает, но во взгляде на секунду что-то меняется – Рэндалл хочет с ними поиграть. Дверь открывается, и в помещение входит полноватый человек за сорок в сером костюме с портфелем в руках.

– Я адвокат, защищающий интересы мистера Энглмана, и я прошу оставить нас с моим клиентом наедине.

Адвокаты всегда приходят не вовремя. Одним движением Грэй закрывает папку, поднимается со стула и выходит из камеры, услышав последнее насмешливое:

– Был рад личному знакомству, мой дорогой детектив.

***

– Сначала Рэндалл сам приходит к нам в руки, а сейчас выдает, что существует седьмая жертва. Макс, он блефует. Боится, что его зад поджарят на электрическом стуле и теперь думает, как отсрочить неизбежное, – Дерек ходит из стороны в сторону по офису, задевая бумаги на столе, которые красивым веером разлетаются по полу.

– А если нет? Этот ублюдок из тех парней, которые доводят дела до конца, – Грэй сидит на краю стола, пуская дым от очередной сигареты в потолок, и смотрит в окно.

– Интересно, после грехов он перешел бы на заповеди? Тогда можно было бы смело брать винтовку и выходить на улицу, – чертыхнувшись, напарник наклоняется, чтобы поднять документы.

Взялся ли Энглман за заповеди, теперь нельзя было проверить, но одно Макс знал точно – убийца пришел к нему не просто так. Дело не закрыто. Это было только начало.

Комментарий к Грех первый. Гордыня

Спасибо за публичную бету, друзья)

========== Грех второй. Гнев ==========

Среди белых стен камеры Рэндалл ощущает себя ослепительно черным пятном. Единственное, что спасает это место – яркие надписи, написанные его кровью, багровеющие повсюду – на стенах, на полу, на немногочисленной мебели.

Он сидит на полу посреди своей камеры, скрестив ноги и закрыв глаза. Возможно, к полудню этих строк из стихов, цифр, отдельных слов, цитат – уже не станет, но они навсегда останутся воспоминанием витать в воздухе. Его кровью будут пропитаны эти пол и стены, его сознание поселится в этой камере. Следующий, кто займет его место здесь – сойдет с ума.

Бесконечные мысли о смерти. Мимолетное рассуждение, вечные споры. Убийца улыбается, запрокинув голову к потолку. Свет проникает даже сквозь закрытые веки. Совсем скоро они увидятся вновь.

– Что за черт?

Голос одного из тюремщиков, мрачно окинувшего взглядом представшую перед ним кровавую картину. В этом зрелище что-то беспредельно безумное – убийца сидит на полу посреди комнаты и медитирует, а за его спиной, словно нимб, алеет знакомое имя детектива.

Рэндалл представляет тот момент, когда Грэй зайдет в камеру и увидит его творение. Наверняка детектив растянет губы в ухмылке, проведет пальцами по буквам, прикасаясь к совершенству, оставленному только для него.

– Руки за спину, Энглман.

Охранник вновь надевает на него наручники. Казалось, руки скоро с ними срастутся. В этот раз Рэндалла снова приковывают к столу в допросной. Кажется, им нравится это делать – ощущать себя всесильными. Они даже не представляют, как ошибаются на свой счет.

Энглман ждет недолго, но ему кажется, что прошла целая вечность. Он сидит, закрыв ладонями лицо и опустившись грудью на стол. Все-таки вторая их встреча, пойманного и поймавшего, должна быть совершенно другой. Не ясно только, кто из них был настоящим охотником, а кто добычей. Кто из них был заманен в ловушку?

Дверь открывается, и в комнату кто-то заходит. Энглман не видит, кто – его глаза закрыты. Эти шаги он знает. Рэндалл кожей ощущает присутствие здесь человека, единственного, который может по достоинству оценить проделанную им работу. Он медленно убирает руки от лица. После нескольких минут темноты цвета реального мира приобретают совершенно другие оттенки. Взгляд убийцы немного затуманен, он медленно моргает, глядя прямиком на Грэя. Наконец запрокидывает голову, чтобы волосы спадали назад. Свет лампы резко бьет в глаза, ослепляет. Теперь на месте лица детектива белое пятно, чистая, белая маска, на которой можно нарисовать все, что угодно. Их борьба друг с другом только начинается. И Энглман доведет ее до победного конца.

– Вы уже получили мое кровавое послание, детектив? Надеюсь, к вашему приходу его не успели испортить своим присутствием, – Энглман насмешливо улыбается, неотрывно следя за детективом. Присутствие Макса опьяняет. Он до невозможности близко и так же далеко. Это мучительно сладко злит убийцу, заставляя до белизны сжимать пальцы. Грэй – его единственное желание, перед которым он не может устоять.

Игнорируя вопрос, Грэй садится на стул, не отрывая пристального взгляда с заключенного и поставил бумажный стаканчик с кофе на край стола.

– Давай-ка сразу на чистоту, Энглман. Мне все равно, сколько человек умрет. Люди постоянно умирают – войны, болезни, несчастные случаи, убийства. Они постоянно пропадают, словно маленькие барсетки. В полиции очень жаждут узнать, где твоя последняя жертва, – Макс говорит так, словно не относит себя к правоохранительным органам. – Так что выбирай – мы с тобой мило беседуем, курим, пьем кофе, и ты просто говоришь мне, где Гордыня. Или же я ломаю тебе грудную клетку, и она схлопывается, словно пустая старая корзина.

Рэндалл внимательно вслушивается в интонации, в произношение Грэя. Он его изучает, хочет узнать о нем больше. Хочет его себе всего.

– А я не знаю, детектив, – Энглман ведет плечами, поудобнее устраивается на стуле, насколько это позволяют наручники, сцепляет пальцы в замок, потирая красные избитые костяшки. Изображает радушную улыбку, которая в его исполнении превращается во что-то издевательски лживое. – Возможно, если в полиции так жаждут узнать, где моя Гордыня, им просто стоит хорошенько поискать? – советует убийца, опуская подбородок на сцепленные пальцы. – Это ведь ваша работа, детектив, найти мою последнюю жертву. Она ничуть не хуже остальных. Это будет прекрасное дополнение к моей коллекции. И к вашей тоже. Вам ведь тоже нравятся убитые, детектив. Вам нравится смотреть на них моими глазами. Помните самый первый грех, что я для вас оставил?

Рэндалл замолкает на несколько секунд, с ухмылкой разглядывая лицо Грэя.

– Его светлые волосы переливались в свете закатного солнца. Они были как шелк, в них так и хотелось уткнуться лицом, вдыхая аромат сигарет, дорогого алкоголя и наркотиков. Я проводил по ним рукой, а юноша ластился. Знаете, детектив, на него еще никто и никогда так не смотрел – с таким желанием и с такой ненавистью. Игла мягко вошла в его вену, горячее блаженство влилось в тело. Миг уныния перед истинным удовольствием. Мальчик был таким податливым, он знал, что все будет хорошо. Впервые за это время он чувствовал себя живым и нужным. Я подарил ему эти мгновения.

Энглман говорит увлеченно, словно вновь переживает минуты своего триумфа. Он кладет одну руку на стол, проводит ею по его поверхности, обводя многочисленные царапины, следы от ногтей и впадинки. Второй рукой он подпирает челюсть, пальцами надавливая на кожу на щеке.

– Я аккуратно снял с него одежду, уложил на пол, любовно расправил волосы, словно они были солнцем за головой. Он светился счастьем. Прекрасное тело даровано измученному лицу. К нему хотелось прикоснуться, но мальчик уже ничего не чувствовал. Он был уже не здесь, когда я раскрыл его грудную клетку, словно цветок. Ребра образовали подставку, на которой красовался драгоценный рубин – сердце. Над головой было выведено единственное слово «Уныние». Не сразу, но вы поняли, детектив. Вы же смотрели и тайно восхищались безумным творением. Рядом я оставил для вас послание – шприц и три цента. Уныние сгубило именно это – жажда видеть свет во тьме. Вам же понравилось? – Энглман впивается в лицо Грэя взглядом, с нетерпением ожидая ответа.

Грэй помнил первую жертву. Прошло уже два года, но картина стоит перед глазами, словно это было вчера.

В заброшенном доме, в одном из помещений, на полу раскинулся обнаженный парень лет двадцати, со вскрытой грудной клеткой и счастливой улыбкой на губах. Маньяк обставил убийство, как импровизированную сцену, совершенством своего творчества подчеркивая несовершенство этого мира.

Вспышки фотоаппарата – криминалисты снимали место преступления, осматривали труп. Максу они казались голодными воронами-падальщиками, слетевшимися на мертвое тело. Он пожалел, что здесь так много людей, ему хотелось остаться с этим мальчиком наедине. С ним хотелось лечь рядом, касаться бледной шелковистой холодной кожи, сердца, вынутого из груди. Еще больше хотелось увидеть человека, который совершил все это. Убийцу – художника, творящего свое искусство кровью.

Убитый мальчик оказался не из праведных – беспорядочный секс, море алкоголя и наркотики. Ему было скучно жить, со всеми теми деньгами, что давали родители. Убийца решил, что он был тронут грехом уныния, хотя, по мнению Грея, там был целый букет грехов. Макс смотрел на это совершенство и понимал всем своим существом, что стоит на пороге открытия. И это открытие толкает его в бездну.

Это было первое убийство подобного рода, а первые – всегда особенные. А через четыре месяца появилось еще тело – второй грех, приближая Макса еще на шаг ближе к убийце. Зверское, жестокое преступление, надругательство над телом без насилия. Теперь не было сомнений в существовании серийника. Хищника – хитрого, умного, осторожного и жестокого.

Убийца очищает мир от греха, но тот с каждым днем все больше в нем тонет. Этим не спасти человечество. Зато можно изучить маньяка по его кровавым произведениям искусства. Эту изощренную, нестандартную, испорченную психологию.

– Чего ты хочешь, Энглман? – Макс сидит расслабленно, по крайней мере, так кажется внешне, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза. Дыхание и сердцебиение ровные. Черный пиджак расстегнут, как и несколько пуговиц сверху на белоснежной рубашке, руки убраны в карманы брюк. Он чувствует состояние Рэндалла, как стучит его сердце, как по венам течет кровь. Он ощущает его так остро, острее, чем себя самого. Этот парень, наконец, перед ним, и Грэй знает, что он ничего не расскажет. Рэндалл просто играет с ними.

– Чего я хочу? – беззвучный смех Энглмана постепенно переходит в хрипловатый кашель. – Наверное, – тебя, – понимания. – Он ведет ногтями по столу, с силой сжимает пальцы, затем резко расслабляя. – Думаете, человеку нужна причина, чтобы убивать, детектив? Быть может, мне просто было скучно. Или одиноко.

Макс медленно поднимается со стула и обходит стол, приближаясь к Рэндаллу и вставая сзади. Он чувствует эту бешеную волну энергии, исходящую от убийцы, чувствует его сильную, темную ауру. Грэй не может находиться вдалеке от Энглмана, когда он так невыносимо близко.

– Знаешь, Энглман, мы с напарником часто играем в плохого и хорошего полицейского. Хочешь узнать, что это такое? Если мне нужна информация, я избиваю заключенного почти до потери сознания, и когда шанса на спасение уже не остается, появлялся Дерек, словно архангел Михаил, слетевший с небес, останавливая меня и утешая заключенного. И тот все выкладывает ему – старая, отработанная схема всегда действует безотказно. Как ты понимаешь, Дерека тут нет. Никто не придет тебе на помощь.

В следующее мгновение сильные пальцы сжимают волосы преступника на затылке и с силой дергают назад, запрокидывая голову. Макс чувствует текстуру и натяжение волос, тепло тела Рэндалла, его запах. Эта близость пьянит, ударяет в голову, но он заставляет свое сердце биться в привычном ритме.

– Я не дам тебе чувствовать себя одиноким, Энглман.

Весь мир словно застыл, время остановилось. Горячее дыхание, удары своего и чужого сердца. Рэндалл сглатывает. Не от страха, от предвкушения. Грэй был самым большим грехом, с которым Рэндалл не мог справиться. Грехом, которого убийца жаждет, который должен победить, превратив в свое самое прекрасное творение, которое он действительно будет любить. Не плотской любовью, она слишком грязная. Он будет любить его до дрожи, до неимоверной злости и безграничного блаженства. Сейчас хочется сдернуть с рук наручники, вдоволь насладиться вечным мгновением. Сама душа трепещет. Он почти не дышит. Ощущает, как повисшая тишина давит своим затянувшимся ожиданием. Он терпелив, запоминает каждую секунду бесконечно тянущегося времени. Он чувствует спиной исходящий от детектива жар. Сейчас им никто не помешает. Он поднимает взгляд на Грэя, на лице лишь испытывающая ухмылка. В глазах интерес, помешанный с неимоверным чувством влечения.

– Я не одинок уже два года, детектив.

Они смотрят друг на друга, и воздух вот-вот заискрится от напряжения. Холодные серо-голубые, ледяные глаза и темные, обжигающие, словно сама бездна. Они словно сцепляются одним взглядом в этой немой борьбе, впиваясь в глазницы, пуская кровь, не позволяя отвернуться. От этого становится физически больно. Макс не улыбается, его дыхание не такое ровное, как раньше.

Пальцы сжимаются сильнее, натягивая волосы у корней, Макс надавливает на затылок, прижимая Энглмана щекой к стальной поверхности стола.

– Думаешь, я буду играть в твои игры? – детектив склоняется ниже, теперь его горячее дыхание скользит по шее, обжигая кожу. Он говорит тихим хрипловатым шепотом, словно в помещении они не одни, а слышать его должен только Рэндалл. Он ощущает тепло тела и запах Энглмана так близко.

После Макс отстраняется, отрывая убийцу от стола и снова обрушивая, уже с силой. Он бьет его головой о твердую поверхность несколько раз, пока в голове у Энглмана не начинает шуметь, и горячая красная лента не скользит из разбитого виска по скуле и щеке.

Побелевшие пальцы Рэндалла разжимаются, руки тянутся к лицу. Он не поднимает головы. Слизывает соленую кровь, стекшую на губы. Прокатившаяся по грязной коже, она отвратительна на вкус. Пальцы сжимаются на волосах от злости на самого себя. Он хочет настоящей крови – чистой, горячей, тягучей.

«Ты будешь играть в мои игры, Грэй. У тебя нет выбора. Ты мой король на шахматной доске. Я сдеру с тебя кожу, доберусь до твоей души. Я выну ее из тебя вместе с трепещущим сердцем. А потом сполна наслажусь твоим телом. Я не изменю мир, но я изменю тебя. Ты и есть моя настоящая цель».

Снова кашель, перемешанный с глухим хриплым смехом. Боль притупляет чувства, в висках тяжело отдается пульс.

– А вам неймется, детектив, – Рэндалл упирается лбом в холодную поверхность стола, ждет, пока кровь оставит несколько капель и здесь – эта комната должна запомнить его даже таким, а затем поднимает голову, выпрямляет спину, но не смотрит на Грэя.

Он может приоткрыть завесу тайны своего сознания детективу, но не сейчас, позже. Рэндалл терпелив во всем, он не любил спешить. Всему свое время.