Текст книги "Когда наступит воскресенье (СИ)"
Автор книги: Magnus Kervalen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Найтмер, – Нарцисса быстро-быстро вертела в руках вилку – Скорпиус, словно завороженный, следил за тем, как вилка на один краткий миг вспыхивает начищенным серебром. – Я вижу, слуги, наконец, обернули люстру. Но отчего вы не велели им завесить зеркала? У меня складывается впечатление, что молодые эльфы чересчур легкомысленно относятся к традициям. Напомните им, что в это время года уже давно следовало бы закрыть чехлами всю мебель в мэноре.
Скорпиус, только было отвлекшийся фантазиями о люстре, снова затосковал, пусть даже бабушка отчитывала Найтмера, а не его. Есть совсем расхотелось – тем более, что домовые эльфы, торопливо семеня вдоль стола, вносили супницы, а Скорпиус терпеть не мог суп. Ему подумалось, что если он не будет кушать как следует, бабушка разозлится еще больше: Скорпиус даже живо представил, как она отчитывает его так же, как только что отчитывала старого домового эльфа. От этих мыслей Скорпиус совсем сник. Он тоскливо посмотрел на блюдо с яблоками в карамели: наверняка бабушка не разрешит ему приступить к десерту до того, как он доест суп. У Скорпиуса даже возникло страшное подозрение, что бабушка специально выставила эти чудесные, соблазнительно блестевшие круглыми боками карамельные яблоки, чтобы потом в качестве наказания забрать их у него из-под носа.
Словно в ответ на его печальные размышления Нарцисса резко произнесла, опять обращаясь к домовым эльфам, как будто не желала замечать Скорпиуса, папу и дедушку:
– Почему подали на стол яблоки в карамели? – она посмотрела на блюдо с яблоками так, точно это были отравленные яблочки из сказки про Белоснежку. – К чему такое расточительство в будний день? Уберите.
Домовые эльфы, охая и вздыхая, кинулись уносить карамельные яблоки со стола, а Скорпиус, с сожалением наблюдая за тем, как блюдо со столь желанными яблоками уплывает из столовой, подумал, что его худшие опасения подтвердились: бабушка сделала это специально, чтобы его наказать.
– И почему вы постоянно ставите лишние приборы? – тем временем продолжала Нарцисса. – Вы делаете это нарочно? Найтмер! Я не потерплю насмешек от собственных слуг! Если вы полагаете, что в моем состоянии я уже не в силах быть хозяйкой этого дома, то вы ошибаетесь!
«Уже не знает, к чему придраться», – сказал про себя Скорпиус голосом своего всезнающего друга. «Интересно, о каком состоянии говорит бабушка, – Скорпиус украдкой посмотрел на Нарциссу, пытаясь увидеть в ее бледном лице признаки некоей загадочной болезни. – Может быть, она простудилась?..». «А может, она сошла с ума? – подхватил голос всезнайки. – Старики часто сходят с ума». «Перестань, – урезонил друга Скорпиус. – Не говори так о моей бабушке». «Чокнутая, чокнутая!.. – не унималась всезнайка. – А может… она привидение? Вот почему она такая бледная!». «Какая чушь, – Скорпиус даже хихикнул от этой нелепой мысли. – Бабушка совсем не похожа на привидение. Приведения летают по ночам и гремят цепями, а у бабушки нет никаких цепей. И она не летает». «Откуда ты знаешь? – отозвалась всезнайка. – Ты же никогда не видел, что она делает по ночам!».
Задумавшись, Скорпиус не заметил, как домовые эльфы убрали тарелки. Он вздохнул с облегчением: похоже, суп больше ему не грозил… по крайней мере, до ужина. Правда, было очень жаль карамельные яблоки, но Скорпиус вспомнил, что бабушка говорила про будний день, и подумал, что, возможно, она разрешит ему съесть хотя бы одно яблочко в воскресенье… Однако взрослые, похоже, не разделяли неприязни Скорпиуса к супу и совсем не обрадовались избавлению от него: Драко, как всегда, промолчал, но Люциус резко поднялся на ноги и выпалил, раздраженно вскинув голову:
– Это становится просто невыносимым, Нарцисса!
Та ничего не ответила, возя ложкой по поверхности супа у себя в тарелке (Скорпиус подумал, что, наверное, на самом деле бабушка тоже не очень-то любит суп). Люциус, дернув головой, сказал сквозь зубы, что отобедает у себя в кабинете, и вылетел из столовой; хлопнула дверь. Нарцисса вздрогнула и выронила ложку.
Драко наклонился к Скорпиусу через стол.
– Может быть, и ты попьешь чай в своей комнате? – предложил он каким-то жалким просящим тоном, будто пытался извиниться за бабушку с дедушкой.
Скорпиус кивнул и кое-как слез с высокого стула. Жестяная банка от печенья, всё это время лежавшая у него на коленях, соскользнула и покатилась по полу, громыхая до ужаса оглушительно – во всяком случае, так показалось испугавшемуся Скорпиусу. Драко наклонился и поднял ее.
– Что это у тебя, малыш? Печенье? – спросил он, протягивая банку Скорпиусу.
– Сахарное, – быстро соврал Скорпиус.
– Вот и славно, – улыбнулся Драко. – Попьешь чай со своим печеньем, да? – он погладил Скорпиуса по пушистым волосам и слегка подтолкнул его к двери. – Ну, ступай, малыш.
«Молодец, что не выдал папе наш секрет, – похвалил Скорпиуса его рассудительный спутник, когда он вышел из столовой и начал взбираться по темной узкой лестнице. – Взрослые не должны узнать о сокровище. Иначе оно превратится в ржавые гвозди!». Здесь, на лестнице, стояла тишина еще более густая, чем в столовой; ковер, покрывающий ступени, заглушал шаги, и Скорпиус даже специально начал топать, чтобы услышать себя. «Я бесшумный, как привидение», – прошептал он и, вытянув перед собой руки, побежал вверх по лестнице, крича то, что кричат настоящие привидения: «У-у-у!..». «Уймись, – оборвал его «малодушный». – А то споткнешься и упадешь, и уронишь сундук с сокровищем, и бабушка тебя услышит и опять станет ругаться!». Скорпиус притих и пошел медленнее. «Почему бабушка такая злая? – спросил он у своих спутников. – Что я ей сделал?.. – потом подумал и добавил грустно: – Наверное, это из-за нее мама не хочет приезжать. Мама тоже боится бабушку». Скорпиус почувствовал, что запыхался и присел на ступеньку. «Бабушка злится, потому что она поссорилась с дедушкой, – предположил он, ковыряя резную дубовую панель. – Они тоже в ссоре, как мама с папой. Может, они помирятся? Мама с папой же помирились… Ну конечно же, они помирились, раз мама разрешила папе забрать меня из школы».
Скорпиус вспомнил, как в свою последнюю встречу мама и папа отправили Скорпиуса спать, но он встал с постели и, неслышно приоткрыв дверь своей комнаты, слушал, как мама с папой опять кричат друг на друга приглушенными голосами, чтобы «не разбудить ребенка». Тогда Скорпиус сел у двери, чувствуя, как в животе снова начинает тоскливо тянуть. Папа вылетел из зала в коридор; мама бежала за ним и кричала шепотом, что больше не позволит ему видеться со Скорпиусом, а папа, остановившись прямо у двери, за которой притаился Скорпиус, пообещал, что заберет себе сына через суд.
– Давай, действуй! – выкрикнула мама, тоже встав рядом с дверью – Скорпиус видел сквозь узорчатое стекло, как она махнула рукой. – Посмотрим, на чьей стороне будет суд – на моей или на стороне Пожирателя Смерти!
«Никогда не буду жениться, – сказал Скорпиус убежденно. – А то придется тоже ругаться всё время». «Вот еще, – ответила всезнайка. – Кто тебе сказал, что я вообще хочу за тебя замуж?». Скорпиус прыснул, но внезапно ощутил в груди неприятное тянущее чувство. Ему вспомнилось, как тот странный человек, бросившийся им с папой наперерез, когда они вместе выходили из Хогвартса, тоже кричал что-то о Пожирателях Смерти. Скорпиус, уже привыкший время от времени встречать таких вот неприятных типов, обзывающих папу и его самого «Пожирателями Смерти», подумал тогда: надо же было этому чокнутому выскочить именно сейчас, когда всё так хорошо, и мама с папой помирились, и Скорпиус едет на каникулы в Малфой-мэнор, где они проведут вместе всё лето…
Скорпиус вздохнул, сунул свой «сундук с сокровищем» подмышку и, преодолев последние ступени крутой лестницы, молча дошел до своей комнаты. На прикроватном столике стоял поднос с чашкой, симпатичным пузатым чайничком, таким же пузатым молочником и вазочкой с засахаренными орехами. Скорпиус скинул ботинки, забрался в постель и принялся бездумно отправлять в рот орешки один за другим. Его комнатка была узкой и темной, напоминающей чулан, с маленьким мутным окошком, которое вдобавок еще и не открывалось; но сейчас, оказавшись здесь, Скорпиус почувствовал небывалое умиротворение, словно после долгого и опасного пути оказался, наконец, в своем тайном убежище. «Здесь мы в безопасности, – сказал он своим спутникам, пододвигая к ним вазочку с орехами, – Темный Лорд ни за что нас не найдет. Только надо успеть съесть все орехи-невидимки! Если останется хоть один, волшебство не подействует».
Орешки вскоре закончились, а Скорпиусу, которому всё это время лень было налить себе чаю, страшно захотелось пить. Он снял крышку с чайничка и попытался попить прямо оттуда, но чуть не облился и, решив не искушать судьбу, налил чаю в чашку. Грея о нее руки, он подтянул коленки к подбородку и стал смотреть в окно, за которым опять пошел дождь. Близился вечер, и окно, затененное буйно разросшимся плющом, постепенно темнело: темнел и растворялся в сумерках куст шиповника, серели столбики белых мраморных перилец, окаймлявших разбитую дорожку, которой давно уже не пользовались, и стволы деревьев превращались в сплошную бурую стену. Скорпиус допил чай и откинулся на подушку.
Подтащив к себе банку из-под печенья, он снова потряс ее, прислушиваясь к загадочному звону внутри. «Что же это может быть?» – прошептал Скорпиус, изображая интерес куда больший, чем испытывал на самом деле. Он потянулся, включил ночник – комната уже начала погружаться в сумрак – и снова внимательно осмотрел свою находку. Скорпиусу показалось, что крышка отходит от банки сильнее, чем это было до того, как он уронил ее на пол. Воодушевленный, Скорпиус сел в постели и, зажав банку коленками, начал тянуть крышку и так, и этак.
«Скоро мы узнаем, что там внутри! – воскликнул он шепотом, чувствуя, как крышка медленно, но верно подается. – Наконец-то мы увидим наше сокровище!». «Может, там и нет никакого сокровища, – хмыкнула его недоверчивая спутница-всезнайка. – Может, там ржавые гвозди! Или пуговицы. Или кнаты…». В этот момент крышка с громким хлопком открылась, и всезнайке пришлось замолчать и признать свое поражение: из банки на одеяло выскользнул маленький, но зато узорчатый, блестящий и, без сомнения, очень волшебный медальон.
«Сокровище!..» – благоговейно прошептал Скорпиус.
Он пододвинулся ближе к прикроватному столику и стал рассматривать медальон в мягком свете ночника. Медальон тускло взблескивал и переливался изящной гравировкой, тонкая цепочка, на которой он висел, золотисто искрилась, а когда Скорпиус, поддев створку медальона ногтем, открыл его, то обнаружил внутри крохотный портрет мальчика в высоком напудренном парике. Скорпиус, совершенно завороженный своей чудесной находкой, поднес медальон к глазам. «Вот видишь, – укорил он всезнайку, – а ты говорила – ржавые гвозди. Как ты думаешь, кто это?». Бледное лицо мальчика на портрете казалось Скорпиусу знакомым: поворачивая медальон в свете ночника, он всматривался в портрет и пытался вспомнить, где он мог его видеть.
«Еще одна загадка лесного народца, которую мы должны разгадать», – сказал он вполголоса. За окном уже стемнело настолько, что скудная обстановка комнаты утонула во тьме, и тем ярче казался блеск медальона (что, по мнению Скорпиуса, еще раз подтверждало его волшебное происхождение), а печальное лицо мальчика на портрете чуть светилось в полумраке бледным пятнышком. Скорпиус осторожно потрогал его пальцем. «Кажется, я знаю, где я его видел», – прошептал он. Всезнайка тут же подхватила: «Ну разумеется! Я уже давно догадалась. Тоже мне загадка, хм!». «Ничего ты не догадалась, – раскусил ее Скорпиус. – Ты только притворяешься, что всё знаешь, а на самом деле ты не знаешь ничего». Положив медальон рядом с собой, он сполз к краю постели, нашарил под кроватью свои ботинки и стал обуваться.
«Куда ты? – спросил его осторожный спутник. – Останься здесь, снаружи небезопасно». «Я иду в малую гостиную, – Скорпиус сжал медальон в руке и медленно, стараясь ступать как можно тише, двинулся к двери. – Я вспомнил, где видел портрет мальчика. Лесной народец дает нам подсказки, и, если мы хотим найти главное сокровище, мы должны им следовать. Таковы правила». Он приоткрыл скрипучую дверь и высунулся в темный пустой коридор. «Постой! Если мы попадемся Темному Лорду, мы все погибнем!» – предостерег его спутник-трусишка. Скорпиус обернулся. «Если вы боитесь, оставайтесь в убежище, – сказал он в комнату. – Я отправлюсь один». Должно быть, его друзья устыдились своей трусости и быстро ответили: «Нет-нет, мы пойдем с тобой!».
Пропустив своих спутников вперед, Скорпиус тихонько прикрыл дверь комнаты и быстро пошел по коридору, то и дело озираясь. Комнаты, мимо которых он проходил, были заперты, и, судя по тишине, поблизости не было ни дедушки с бабушкой, ни домовых эльфов, но откуда-то издалека доносился топоток и приглушенные голоса, а в стенах время от времени раздавался странный скрип. «Это привидения, – сказал трусишка дрожащим голосом. – Они прячутся в стенах и скрипят…». «Ерунда, – резко оборвал его Скорпиус. – Привидения не скрипят, они вздыхают и воют. И гремят цепями, – он ускорил шаг, слыша, как скрип то нарастает, то стихает, будто бы кто-то в стенах перебегает с места на место, следя за Скорпиусом. – Даже если здесь и есть привидения, они нас не тронут, потому что… – Скорпиус чуть замедлил шаг, выдумывая причину, – …потому что с нами – волшебный медальон лесного народца! Если показать его привидению, оно сразу же испугается и убежит».
Однако даже после собственных слов Скорпиусу по-прежнему было не по себе. Ему пришли на ум истории о старых домах с привидениями и о тайных ходах, в которых всегда кого-то замуровывали; что, если там, за стеной, тоже заперт кто-то страшный?.. Скорпиус так живо представил себе чудовище, таящееся в загадочных переходах Малфой-мэнора, что не на шутку испугался. Сжав медальон еще крепче, он ускорил шаг, полностью уверенный, что если он бросится бежать, чудовище непременно погонится за ним. Медальон выскальзывал из взмокшей ладони; Скорпиус, боясь потерять свою единственную защиту, быстро надел его на шею и спрятал под рубашку.
Мимо тянулись бесконечные комнаты. Двери некоторых из них еще не были закрыты, и Скорпиус, проходя мимо, невольно увидел зловещие белые фигуры, неподвижно стоящие в сумраке. Скорпиуса бросило в дрожь. Конечно, умом он понимал, что это всего лишь мебель, закрытая от пыли чехлами, – но эти причудливые очертания в складках грязно-белой материи вновь пробудили в нем мысли о привидениях и погребальных саванах. Вдобавок ко всему, Скорпиусу чудилось, что стоит ему отвести взгляд или пройти мимо, как фигуры оживают и поворачиваются, глядя ему вслед. И действительно: кто знает, что таится за безликими чехлами для мебели? Быть может, это вовсе и не кресла, напольные вазы и скульптуры, а жуткие создания Темного Лорда, маскирующиеся под мебель? От этого предположения Скорпиусу стало совсем нехорошо. Он вытащил медальон из-за пазухи, сжал его крепко-крепко в кулаке и, стараясь не глядеть в открытые дверные проемы страшных комнат, торопливо зашагал дальше.
Наконец он подошел к малой гостиной. В вечерней тишине она показалась Скорпиусу больше, чем была днем; хлопотливые домовые эльфы накрыли чехлами мебель и здесь, и теперь взгляду Скорпиуса предстали мрачные сгорбившиеся фигуры, завернутые в саван и зловеще подсвеченные закатом. Скорпиус замер на пороге, не решаясь войти. Окно с видом на запад светилось багровым закатным светом; взглянув в него, Скорпиус увидел парк, застывший в этом мистическом освещении так же, как и сам Скорпиус – точно деревья, кусты и травы тоже боялись жутких грязно-белых фигур. Для храбрости приложив медальон к губам, Скорпиус сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь – опасаясь чудовищ в гостиной, не следует забывать и о призраках, которые могут таиться в коридоре! Чуть дыша, он медленно двинулся мимо завернутых в саван фигур, стараясь не задеть их неосторожным движением: он знал, что от любого, даже самого незаметного прикосновения чудовища сразу же проснутся и набросятся на того, кто потревожил их покой. «Их глаза закрыты саваном, – подумал Скорпиус, осторожно протискиваясь между чудовищем, которое притворялось диваном, и чудовищем, принявшим обличье кресла, – поэтому они нас не видят. Но они всё слышат и чувствуют, поэтому мы должны быть предельно осторожны…».
Достигнув стены, он задрал голову, рассматривая портреты. Солнце скрывалось за чугунными воротами парка, в гостиной становилось всё темнее, и Скорпиусу было трудно отыскать нужный ему портрет. Напрягши зрение, он, наконец, разглядел в полутьме бледный овал лица и высокий парик печального мальчика из медальона. «Отлично, мы нашли его, – сказали его спутники. – Что ты будешь делать дальше?». Скорпиус, раздумывая, погладил медальон. «Лесной народец хотел, чтобы мы отыскали этот портрет, – прошептал он. – Наверное, они спрятали в нем следующую подсказку…». Он встал на цыпочки, но не смог дотянуться даже до рамы портрета. Немного раздосадованный, Скорпиус огляделся, отыскивая, на что бы взобраться. Вскоре его взгляд упал на одно из кресел, стоящее у стены.
«Нет, нет, это исключено! – воскликнул его пугливый спутник. – Если ты залезешь на него, оно непременно проснется и задушит тебя!». «Может быть, это просто кресло, – Скорпиус подошел к нему и протянул руку, но потрогать не решился. – Может, оно только притворяется чудовищем, чтобы настоящие чудовища его не съели». «Глупости! – фыркнула всезнайка. – Чудовища не едят кресла! Они едят маленьких детей!». «Я уже не маленький», – возразил Скорпиус. Он собрался с духом, схватился за подлокотники кресла-чудовища и залез на него с ногами. Кресло осталось неподвижным. «Я же говорил, – Скорпиус встал в полный рост и попробовал дотянуться до портрета – получилось. – Это ненастоящее чудовище». Он провел пальцами по раме, надеясь отыскать какой-нибудь рычаг или засунутый между картиной и рамой ключ, как часто бывало в его любимых приключенческих книжках, но ни рычаг, ни ключ ему не попадались, а в какой-то момент картина угрожающе покачнулась. Скорпиус отдернул руки.
«Молодец! – съехидничала всезнайка. – Давай, урони ее – сюда тут же прибежит бабушка, и тогда ты не получишь своих карамельных яблок даже в воскресенье!». «Тс-с-с, тише, – Скорпиус прижался щекой к стене, пытаясь заглянуть за портрет, – кажется, я что-то вижу…». Он встал на цыпочки – кресло заскрипело – взялся за раму и медленно, с усилием, отодвинул портрет в сторону, открыв маленькую неровную выемку в стене. «Ух ты… – восхитились его невидимые друзья. – Тайник лесного народца!..».
Скорпиус быстро оглянулся на дверь: вдруг бабушка зайдет сюда и решит, что это он испортил стену? Но за дверью царила тишина, и Скорпиус, немного успокоившись, вернулся к тайнику. Подавшись вперед, он заглянул в него и не увидел ничего примечательного, кроме свернутого в трубочку листа бумаги. «Смотрите – послание от лесного народца, – сказал он своим спутникам, вытаскивая листок бумаги из тайника. – А может, это карта? Карта сокровищ?». Скорпиус почувствовал, как его всё больше охватывает ощущение всеобщего волшебства – сначала чудесный золотой медальон в банке из-под печенья, теперь – тайник и загадочное послание в нем… Предвкушая очередное восхитительное открытие, он задвинул портрет обратно, слез с кресла и, подойдя к окну, с колотящимся сердцем развернул листок бумаги.
«Пф! Это всего лишь схема вышивки!» – заявила всезнайка. «Неправда, это карта сокровищ, – Скорпиус повертел листок в руках и даже посмотрел его на просвет, надеясь найти на нем надпись, сделанную невидимыми чернилами, как это часто случалось в его книжках. – Просто надо ее расшифровать». Стараясь даже самому себе не подать виду, что разочарован, Скорпиус свернул схему вышивки в трубочку и вышел из малой гостиной. «Может быть, разгадка кроется в комнате бабушки? – размышлял он вслух, медленно шагая по коридору. Фигуры в саванах всё так же следили за ним из открытых пустых комнат, но Скорпиус, увлеченный новой затеей, теперь видел в них всего лишь ничем не примечательные диваны и вазы в грязно-белых чехлах. – Наверняка это страница из ее книги про вышивку. Возможно, если мы проберемся в ее комнату и поищем книгу, мы найдем новую подсказку лесного народца?..». «Даже и не думай об этом! – ужаснулись двое его спутников, осторожный и трусливый. – Бабушка ужасно рассердится, если ты опять влезешь в ее комнату! Разве ты забыл, как она ругалась в прошлый раз?». Конечно же, Скорпиус не забыл – при одной мысли о том происшествии вновь возникло то тоскливое чувство, что он испытывал в классе, когда учитель ругал его за какую-нибудь шалость, или дома, когда мама сердилась на него за то, что он опять не доел свой завтрак. Но как мог Скорпиус остановиться сейчас, когда ему открылось уже столь многое? Да и во всех книжках, которые он прочел, герою приходилось преодолевать много трудностей и попадать в самые опасные места, чтобы в конце концов отыскать то, ради чего он отправился в путь… Скорпиус сжал медальон в одной руке, свернутую в трубочку схему вышивки – в другой и, не слушая предостережений друзей, отправился на поиски бабушкиной книги.
Заглянув в комнату с фарфоровыми статуэтками, Скорпиус – к своему облегчению – обнаружил, что она пуста. Обмирая от одной только мысли о том, что бабушка может появиться здесь в любой момент, он вошел и огляделся. Сервант со злополучными статуэтками тихонько зазвенел, будто бы приветствовал его. Напротив серванта Скорпиус приметил книжную полку, которая, однако, была заставлена не книгами, а шкатулками с иголками, крючками и разноцветными нитками; рядом с ними, прислоненная к стенке полки, стояла рамочка с вышивкой – великолепный крылатый дракон, вышитый несколькими оттенками зеленого. Скорпиус взглянул на схему вышивки в своей руке. «Это тот же самый дракон! – сказал он своим притихшим спутникам. – Вот она, подсказка!». Скорпиус сунул листок бумаги в карман, бросился к многострадальному стулу, стоящему у окна, и подтащил его к полке. «Бабушка опять станет ругаться, что ты трогаешь ее вещи без спроса», – предупредил один из спутников. «Я поставлю на место, честно, – шепнул ему Скорпиус, залезая на стул. – Она ничего не заметит».
Однако полка висела слишком высоко, и, даже забравшись на стул, Скорпиус едва смог достать до ее нижнего края. Он потянулся, пытаясь ухватить рамочку с вышивкой, но вместо этого наткнулся рукой на одну из шкатулок. Шкатулка накренилась, нитки, иголки и наперстки рассыпались по полке, а что-то маленькое, овальное и розовое скатилось к краю и звонко упало на паркет. Скорпиуса бросило в жар от ужаса. Схватив упавшую шкатулку, он быстро собрал нитки, в спешке накидав их как попало и уже не надеясь, что бабушка не заметит его вторжения, а потом спрыгнул на пол и пошарил под стулом, отыскивая овальный предмет, выкатившийся из шкатулки.
При ближайшем рассмотрении предмет оказался камешком – красивым гладким камешком розового цвета с серыми прожилками, похожим на те, что Скорпиус видел на дне одного из парковых фонтанов. Он собирался положить его обратно в шкатулку, но вдруг передумал и, сев на пол, поднес к глазам свою находку. Что камешек из фонтана делал в шкатулке с нитками?.. «Не будь таким глупым, – тут же появилась всезнайка. – Разве ты еще не понял, что это и есть подсказка?». «Конечно! – Скорпиус с наигранным воодушевлением вскочил на ноги. – Мы должны сейчас же бежать к… – он запнулся, придумывая более «волшебное» слово для фонтана, – …к водопаду! Там мы и найдем разгадку тайны».
Он уже был готов бежать со своей новой находкой в парк, но опять наткнулся взглядом на сервант с фарфоровыми статуэтками. Скорпиус замешкался. Он быстро подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор, проверяя, не идет ли бабушка; убедившись, что ему ничто не угрожает, Скорпиус приблизился к серванту. «Нет, что ты, я не забыл про тебя, – сказал он фарфоровому зайчику. – Как ты мог так подумать? Погоди, сейчас я помогу тебе слезть… то есть, выйти из темницы». Подтащив стул к серванту и достав с него зайчика, Скорпиус прижал его к груди, раздумывая, как бы спасти бедняжку из плена коварного Темного Лорда. Вдруг его осенило. Он вприпрыжку (сервант опять зазвенел, будто тоже радовался освобождению зайчика) подбежал к окну, не без труда распахнул его – должно быть, окно давно не открывали, на Скорпиуса даже посыпалась облупившаяся краска – и посадил зайчика на подоконник. «Беги! – шепнул он ему. – Ты свободен! Только поторопись – слуги Темного Лорда скоро будут здесь. Подожди… Давай я проверю, безопасен ли путь».
Скорпиус высунулся в окно; в лицо ему дохнуло вечерней сыростью, смешанной с запахом полыни и ежевики. Скорпиус закрыл глаза и втянул носом воздух. «Путь свободен, – прошептал он. – Не сомневайся – я всегда чую опасность». По правде сказать, он понятия не имел, чем пахнет опасность и как ее можно почуять, но персонажи его книжек нередко произносили эти слова, и Скорпиус решил притвориться, что он тоже обладает этой необыкновенной, присущей всем настоящим героям способностью. «Спасибо тебе, – печально сказал зайчик, – но я не могу уйти без своих друзей, которые всё еще томятся в заточении у Темного Лорда». Скорпиус оглянулся на сервант, на котором выстроились остальные статуэтки: белоснежный кудрявый ягненок, улыбающиеся друг другу пастух и пастушка, нарядный, похожий на девочку, клавесинист и ребенок с ложкой, наказанный Темным Лордом за то, что не слушался маму. «Спаси нас, Скорпиус! Спаси нас!..» – повторяли они слабыми – как и положено узникам – голосами.
Скорпиус заколебался. Конечно, с одной стороны ему совсем не хотелось сердить бабушку, но с другой… как он мог не прийти на помощь несчастным пленникам Темного Лорда? Решив, что потом поставит всё на место, он быстро собрал статуэтки с серванта и аккуратно расставил их на подоконнике рядом с зайчиком, расположив в том же порядке, в каком они стояли на серванте. «Теперь вы можете идти, – сказал он им торжественным шепотом. – Вместе вам будет легче преодолеть долгий путь к волшебному городу. Прощайте! Возможно, мы больше не увидимся». «Постой, а как же ты? – удивились статуэтки. – Неужели тебе не хочется отправиться с нами?». Скорпиус хотел ответить им, что он бы обязательно к ним присоединился, если бы не одна важная загадка, которую он должен разгадать, – но в этот момент снаружи, откуда-то снизу, послышался знакомый голос.
Обрадовавшись – и в то же время боясь разочароваться – Скорпиус высунулся в окно и посмотрел вниз, туда, где виднелись ступени, ведущие в дом. На верхней ступени, у самой двери, стояла бабушка; она будто бы пыталась загородить собою дверной проем. А напротив нее… Скорпиус почувствовал, как радость вспыхивает в нем колючим фонтанчиком, словно конфета с пронзительной, до дрожи, кислой шипучей начинкой: да, в этом не могло быть сомнений! – напротив бабушки стояла мама.
Скорпиусу захотелось крикнуть прямо отсюда, из окна: «Мама, мама, я здесь!», но он сразу же вспомнил о рассыпанной шкатулке с нитками, сдвинутом стуле и расставленных на подоконнике статуэтках и затаился. Поскорей бы бабушка ушла – тогда Скорпиус бросится вниз, перепрыгивая через ступеньки, выбежит в холл и, кинувшись к маме, прижмется щекой к ее жесткому платью, пахнущему теплом и духами…
Мама о чем-то спорила с бабушкой. Прислушавшись, Скорпиус разобрал:
– Вместо того чтобы поддержать меня, вы продолжаете…
И резкий голос бабушки:
– Я всегда была против вашего брака. Я знала, что ничем хорошим это не кончится! Ты погубила моего сына, Астория! Как смеешь ты приходить в мой дом и предъявлять совершенно немыслимые требования?
– Я мать! Я имею право! – мама повысила голос. – Вы можете оставить себе Драко, но Скорпиуса я заберу, и вы мне не помешаете!
Бабушка сложила руки на груди.
– Скорпиус – Малфой, – сказала она надменно. – И он останется в Малфой-мэноре.
Мама хотела что-то ответить, но вдруг закрыла лицо руками, отвернулась и почти побежала прочь, быстро скрывшись за кронами буков. Бабушка еще некоторое время постояла на ступенях, глядя ей вслед, а потом вошла в дом и закрыла дверь. Скорпиус догадался, что бабушка – как до этого папа – поругалась с мамой из-за того, с кем будет жить Скорпиус. Тоскливое тянущее чувство в животе вернулось. Темная фигурка мамы уходила всё дальше и дальше, растворяясь в зеленых вечерних сумерках, и Скорпиус, не выдержав, вылетел из комнаты и бросился вниз по лестнице. Навалившись на тяжелые двустворчатые двери, он с трудом открыл их и выбежал в парк.
«Мама! – закричал он, силясь услышать мамины шаги. – Мама, мама!». Не дождавшись ответа, Скорпиус побежал по дороге мимо мрачных буков, шлепая по лужам и едва не поскальзываясь на мокрых от дождя камнях. Вечерние шорохи окружили его, сырой воздух холодил легкие, вокруг сгущался туман, но Скорпиус всё бежал и бежал, крича «мама!», до тех пор, пока не уперся в ворота Малфой-мэнора. Взявшись за прутья ворот, он потряс их, но на этот раз ворота оказались заперты. Тогда Скорпиус прижался лицом к прутьям и снова крикнул в туман…
В дом он вернулся дрожащим и промокшим до нитки. Едва Скорпиус вошел, он услышал сердитый голос бабушки, выговаривающей кому-то:
– Это была последняя капля, Тилли! Последняя капля! Мало того, что ты перевернула все мои принадлежности для вышивания и опять забыла передвинуть стул на место, так ты еще и перенесла статуэтки с серванта на подоконник! Как это в голову тебе пришло, Тилли? Разве ты не знаешь, какое наказание ждет домовых эльфов за подобные выходки?
Скорпиус похолодел. Стараясь не шуметь, он прокрался через холл и увидел бабушку: она стояла посреди комнаты, тонкая, черная и злая, а перед ней, опустив голову, съежилась девушка-домовой эльф. Она тихонько хныкала и вздрагивала всякий раз, когда хозяйка произносила ее имя, но ничего не отвечала.
– Твой проступок переполнил чашу моего терпения! – продолжала Нарцисса. – Каждая вещь в этом доме должна стоять на своем месте, и я не позволю, чтобы слуги пренебрегали этим правилом! Ты больше не будешь моей камеристкой, Тилли. Передай Найтмеру: отныне ты чистишь камины.
Домовой эльф, всхлипывая, проблеяла: «Да, госпожа» и побрела прочь, а Скорпиус вдруг почувствовал, что больше не может сдерживать слезы. Заметив, что бабушка направляется в его сторону, он скользнул под узкую лестницу, ведущую к пустующим комнатам для прислуги. Там, в пахнущей сыростью темноте, Скорпиус опустился на пол, обхватил себя руками и беззвучно заплакал.
