Текст книги "Неупокоенные"

Автор книги: Лука Каримова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Лука Каримова
Неупокоенные

Глава 1

Великобритания, Лондон 1888г.

Жнец оставил в кухне остывающие тела слуг. На их губах все еще теплело молоко с лауданумом11
  Лауданум (лат. Laudanum) – опиумная настойка на спирту. В более широком смысле – лекарство, в состав которого входит опиум.


[Закрыть]. Некто решил усыпить их, чтобы те не мешались, но какое Жнецу дело до чужих помыслов? Значащиеся в списке души он заберет с минуты на минуту, а к слугам вернется позже.

Жнец вышел в тускло освещенный коридор, на стене слабо мерцал газовый рожок. Сгустившиеся от света тени выделялись пятнами на красной дорожке, разграничивая темные и алые, словно брызги крови, участки, ведущие в гостиную паласа22
  Пала́с – двусторонний безворсовый ковёр.


[Закрыть].

Джек научил Жнеца видеть различия между богатыми и бедными. Этот дом принадлежал к первым. До середины стены были отделаны дубовыми панелями, выше тянулся малиново-бордовый дамаст33
  Дама́ст (араб. также дама́, камка, камчатка, камча) – ткань (обычно шёлковая).


[Закрыть]. Его поверхность украшали свитки с японской живописью и веера с иероглифами. На угловом столике возвышались изысканные фигурки слонов, вырезанные из дерева. Жнец уловил дивный аромат сандала. В последнее время он все больше уделял внимание тому, что видит, чувствует и осязает. Под потолком небольшой, узкой гостиной сверкала марокканская люстра из разноцветного муранского стекла. Свет отражался от мозаики и радугой скользил по стене, завораживая взгляд. Дивная вещица, Жнецу захотелось такую же, стоит обратиться к Джеку за советом, где ее можно приобрести. Он должен знать – его единственный друг в мире живых. В углу лестницы поблескивала массивная статуя Будды из бронзы и малахита.

Здесь было вполне уютно, а не бедно или помпезно, как в попадавшихся на пути Жнеца домах. Видимо, хозяйка отличалась хорошим вкусом, каждая деталь на положенном месте. Жнецу нравилось чувствовать мягкость персидского ковра под ногами, ощущать гладкость покрытых лаком деревянных панелей, с интересом вдыхать ароматы дома. От созерцания его отвлек шум на лестнице.

Жнец устремил взор на мужчин, стоящих слишком близко, даже несколько интимно, и услышал знакомый чавкающий звук. Убийца – а это был именно он, – в длинном плаще, шляпе и маске, медленно вытащил японский нож из груди черноволосого джентльмена. Жнец сразу узнал редкое для Великобритании оружие: самурайский нож танто с рукоятью из японского дуба, крест-накрест оплетенной шелковым шнурком. Жнецу доводилось видеть его пару раз, когда он забирал души с торговых кораблей.

Джентльмен осел на пол – на расшитой золотыми нитями парче индийского халата расплылось кровавое пятно, один тапочек с закругленным носом упал с его ноги, сделав облик несуразным, словно после выпитого алкоголя. Мужчина смотрел на убийцу остекленевшим взглядом затухающих серых глаз. Жнец потянулся было к умирающему, как тишину гостиной нарушил пронзительный крик. На верхних ступенях, прижимая руку ко рту, стояла и тряслась от страха миловидная женщина с собранными в пучок пепельными волосами. Ее фиалковые глаза широко раскрылись, руки задрожали, но даже гримаса ужаса и боли не испортила ее привлекательности. О да! Жнец отметил эту несколько потустороннюю красоту. Словно она была из другого мира. В ее волосах он заметил седину, хотя для такой молодой особы это было странным.

– Убийца! – крикнула она, сбежав по лестнице, и хотела броситься к мужчине в халате, но захрипела, схватившись за перерезанное горло, между тонких нежных пальцев заструилась яркая кровь. Она заливала вздымающуюся под шелковым платьем грудь, пока женщина не сползла по стене, осев рядом с убитым джентльменом. Но ее по-прежнему живой взгляд был прикован совсем не к убийце, а к лестнице. У перил замерли две детские фигурки: черноволосый мальчик лет тринадцати в костюмчике и чулках в клетку держал шестилетнюю сестренку за тонкую ручку. Девочка прижимала к груди куколку, и невозможно было понять, кто же из них больше похож на игрушку. Настоящая кукла или же девочка с фарфоровой кожей, большими глазами в обрамлении пушистых ресниц и очерченными пухлыми губками. По ее узким плечам струилась волна пепельных волос.

С некоторым удивлением и страхом дети смотрели на тела убитых и мужчину в плаще. Скрытое маской лицо было невозможно разглядеть, но глаза… кажется, серого цвета. На стене возникла тень, и мальчик издал не то вздох, не то стон. Опустив взгляд, увидел, как из его груди торчит окровавленное лезвие. Он по-прежнему не выпускал руку сестры. Девочка обернулась и, не успев закричать, повторила участь женщины, упав на пол с перерезанным горлышком. Теперь она действительно стала похожа на куклу, хоть и с глубокой трещиной на бледнеющей коже.

Убийца в плаще дернулся в сторону детей, но женщина схватила его за руку. Жнец с интересом смотрел на нее – даже умирая, она пыталась остановить его, но детям уже нельзя было помочь. Детям?

Жнец нахмурился и выудил из кармана потрепанный лист (он всегда плохо обращался с документами, за что коллеги по косе бросали на него недовольные взгляды и ворчали). Умирающая силилась что-то прошептать, а затем взглянула поверх плеча убийцы. Ее взгляд встретился со Жнецом.

«Она меня видит», – понял он, и женщина криво ему улыбнулась.

Убийца освободился от цепких пальцев мертвой и обернулся, но никого не увидел. Жнец следовал за ним, просматривая список – детей в нем не значилось.

«Они не должны были сегодня погибнуть». Подобное уже происходило: случайные смерти, не предначертанные судьбой. «Как мне с ними поступить?» – задумался Жнец. Неучтенных он не любил – с ними была вечная морока, приходилось либо воскрешать, либо искать новые тела. Только если не сделать их учтенными, но для этого необходимо подать документы о несчастном случае, а это – ненавистная Жнецу бумажная волокита.

– Теперь чисто, никто не выжил, – убийца детей вытирал окровавленное лезвие о край мальчишеского сюртука, но стоило ему подняться – и улыбка навечно замерла на его губах, повторившись на горле, кровь брызнула на стену и бледные лица детей. Тело падающего отразилось в фиалковых глазах девочки.

– Теперь точно никто, – сказал мужчина в маске и спустился вниз. Через несколько минут Жнец почувствовал запах удушливого дыма.

Щелкнув задвижкой входной двери, мужчина поднялся на второй этаж, минуя тела, и выбрался через окно детской, где по водосточной трубе незаметно спустился вниз. Его судьба больше не интересовала Жнеца. В затянутой перчаткой руке появился меч, и по очереди его владелец короновал души, отделив их от тел. Окутанные легкой дымкой, перед ним предстали белесые фигуры. То же он повторил и с детьми. В последний миг в виске кольнуло, и Жнец понял, список пополнился еще одной душой. Но если отец семейства вместе с убийцей растворился сразу же, впитавшись в сталь, то мать не торопилась уходить. Она стояла перед приблизившимися детьми и грустно им улыбалась.

– Ваше время еще не пришло, – прошелестел ее голос.

Пожар разгорался все сильнее, перекинувшись по ковру в коридор, лизнул панели и подбирался к лестнице.

– Матушка, – взмолилась девочка, протягивая к ней руку и касаясь полупрозрачных пальцев.

– Калеб, позаботься о сестре, и помните, ваше время не пришло, живите и не печальтесь о нас с отцом, – она обняла детей, поцеловала каждого в лоб и обернулась к Жнецу. – Вы не имеете права, их нет в списке, я знаю…

Жнец покачал головой:

– Не имею, – он не понимал, откуда женщине это известно, но с мертвыми не спорят. Они имеют право на последнее слово и желание.

– Матушка, что мне делать? – спросил сын.

– Останься в живых и… – женщина замерла, а затем продолжила. – Разгадка наших врагов в стихотворении, оно скрыто у сердца. А теперь мне пора, я слышу зов твоего отца, – она повернулась к Жнецу и ушла в бушующее пламя.

С треском горела мебель в комнатах, жар от огня подполз к телам взрослых и поглотил их. Еще немного и он доберется до детей.

– Идемте, – приказал Жнец и накрыл их тела плащом. Души взяли его за руки, и они растворились в сгустившемся мраке.

В ту ночь жители Вестминстера44
  Вестми́нстер (англ. Westminster) – исторический район Лондона.


[Закрыть] были разбужены звоном колокола, криками соседей и шумом подъезжающих машин55
  Машина Пакстона производства Merryweather, которая использовалась для тушения пожаров до конца 19-ого столетия.


[Закрыть] с водой и пожарной бригадой. Люди столпились перед домом атташе66
  Атташе́ (фр. attaché «прикреплённый») – младшая дипломатическая должность.


[Закрыть]. В ужасе наблюдая, как языки пламени добрались до третьего этажа, слышали звон лопающихся стекол, видели, как огонь вырвался наружу, разгораясь с поистине дьявольской силой. Команда с трудом пыталась погасить его, но оно не сопротивлялось водной стихии, уничтожая все следы преступления.

Позже сотрудники Скотленд-ярда осмотрели почерневший, закопченный дом и обнаружили обгоревшие тела. По словам соседей, барон Рестлесс вел уединенный образ жизни, не устраивал званых вечеров. Его супруга – дочь обедневшего дворянина, уроженка Санкт-Петербурга, также не стремилась к обществу богатых и титулованных соседей. Занималась воспитанием детей, всецело посвятив себя им и наотрез отказавшись от гувернантки.

Приличная семья с послушными детьми. Очень жаль малышей, ведь в полуразрушенном доме нашли и два детских тела. Некоторые сердобольные соседки плакали, те, что посдержаннее, отвечали на вопросы полицейских. Уже выдвинули несколько теорий. Но самой вероятной считали оплошность слуг: поздняя ночь, кто-то из них неплотно прикрыл заслонку, и угли высыпались на пол. Искры хватает, чтобы сгорело все, особенно, когда вокруг столько дерева, бумаги и тканей. Барон питал слабость к заграничным статуэткам и книгам, те, кто бывал у них в гостях, говорили, что почти в каждой комнате стояли книжные шкафы. Но полицейские не отмели и версию с убийством, атташе был дипломатом, а на углу их улицы – Кенсингтон-Палис-Гарденс – находилось посольство Российской империи, куда покойный, по словам соседей, часто захаживал по долгу службы. Дом был закрыт изнутри, окна тоже. Никто ничего подозрительного не обнаружил, криков помощи не слышали. Тривиальнейший несчастный случай: все тщательно осмотрели и решили – люди угорели в дыму, не успев выбраться. Дело не стоит того, чтобы из-за него поднимали шум, в Скотленд-ярде хватает проблем. Чего стоил Джек-потрошитель со своими кровавыми проделками! Убийства сотрясали город уже несколько месяцев.

У мельтешащих сотрудников, позевывающих в предрассветный час прохожих и шушукающихся слуг не вызвал ни малейшего интереса тот факт, что обнаруженные детские тела были в кроватях. Полицейские не потрудились узнать, кому принадлежал третий, обугленный труп на лестнице, возможно, в столь поздний час к барону прибыл гость. Зато среди переулков Брикстона77
  Брикстон, один из самых неблагополучных районов Лондона.


[Закрыть] Жнец забрал две детские души, изящно переместив их тела в дом ныне покойного барона. Сам же устроил «неучтенных» на своей временной квартире.

Дом Жнеца находился близ парка Уэстборн Грин на Борн Террас с видом на канал. Другие жнецы предпочитали не гнездоваться в месте работы и уходили в Корпсгрэйв – мир смерти или, как его еще называли, изнанка Лондона, где жили все: от призраков, не упокоившихся духов до вампиров и Жнецов. Корпсгрэйв был идентичным отражением Лондона, столицей мертвых и всей нечисти, собранной из уголков Великобритании. Жнецам не возбранялось обитать в мире живых, но многие из них плохо переносили солнечный свет и слишком свежий, не загрязненный ароматом разложения воздух.

Каждый выполнял свою работу, получал списки душ и должен был неукоснительно соблюдать кодекс Смерти. Главным и самым важным правилом которого являлся запрет на убийства людей, не входящих в список, а также вмешательство в судьбы живых. Жнецу воспрещалось убивать кого попало или по собственному желанию. Нарушителя ждало развоплощение – смерть без шанса на реинкарнацию.

Сидя на лавочке рядом с могилой на кладбище Кенсал-Грин, Жнец раздумывал над детскими душами. Их тела спокойно лежали в чуланчике арендуемой комнаты в ожидании его возвращения.

Тени сгустились, потянуло сыростью Корпсгрэйва, сладковатым ароматом тлена и перед Жнецом предстал его лондонский коллега. Бледное лицо скрыто под тенью широкополой шляпы с облезлым черным пером, на правом глазу повязка. Из-под рукава выбивалось пышное кружево рубашки, а затянутая в кожаную перчатку рука придерживала шпагу на широком ремне. Эфес едва заметно светился голубоватым светом – подобно сосуду оружие полнилось собранными душами. Вступая в должность, жнецы сами выбирали образ косы для удобства в использовании.

– Забрал я твоих слуг в последний момент, повезло, что крыша не обвалилась, а то пришлось бы рыскать под ее останками, так что с тебя причитается, – хмыкнул Мушкетер и устроился рядом с коллегой, вытянув ноги в ботфортах к заросшей мхом могиле. В полумраке на ней поблескивала влага от прошедшего дождя.

Жнец кивнул. Они с Мушкетером были давно знакомы, впрочем, сложно говорить о времени, когда ты жнец. Воспоминания об их встрече казались сном. «Кажется, это случилось в годы противостояния Капетингов с Плантагенетами, или же… я что-то путаю», – вспоминал Жнец.

– Ты сегодня молчаливее обычного, – отметил Мушкетер, отбросив край черного плаща с вышитым серебряным крестом. – Я видел тебя рядом с Гайд-парком, за тобой скользили две детские души.

Жнец молчал, но коллега и так все понял.

– Неучтенные?

Он кивнул, и Мушкетер склонил голову на бок, в глазах появилось любопытство.

– У тебя уже выполнен план?

Жнец взглянул на собеседника серебристыми глазами с узкими вертикальными зрачками:

– Перевыполнен, – он поправил сползшие очки с синими линзами и потер лоб. Из-за заостренного уха выбилась белоснежная прядь.

– Даже так?! – Мушкетер присвистнул и побарабанил пальцами по колену, кожа перчатки скрипнула. – У меня недобор, как раз не хватает двух душ, хочешь, я заберу их себе? Неучтенных можно отдать, или же оставь, чтобы в следующем месяце меньше работать.

Жнец тяжело вздохнул, изо рта вырвалось облачко пара.

– Но я не настаиваю, ты ведь их нашел – тебе и решать, – добавил Мушкетер. – И я помню, как ты недолюбливаешь канцелярщину.

– Душа их матери видела меня и разговаривала со мной, – неожиданно признался Жнец.

– Такое случается, должно быть, она медиум. Их нельзя хоронить как обычных людей, иначе они оборачиваются неупокоенными духами, бродят в мире живых, пугают их своими криками, а то и вселяются. Это ведь не призраки, те могут посудой погреметь, дверью скрипнуть – ничем не отличаются от того же сквозняка.

– Я тоже так подумал. Медиум… кажется, их сжигали на кострах в период гонений на ведьм.

– Точно! Ох и лютое было времечко, столько красоток погибло зазря, помню одну хорошенькую блондиночку, ух! – Мушкетер покрутил темный ус, в его глазах появился похотливый блеск. – Кстати! – он перевел взгляд на обувь собеседника. – Отличные… ботинки, кажется, это так называется.

Жнец пошерудил по листве подошвами и согласно кивнул.

– Подарил один человек.

– У него отличный вкус, мне бы тоже не мешало сменить обувь – ноги ужасно потеют! Ох уж эта старая мода, пора бы переобуться, – он мучительно указал на ботфорты, а затем поднялся с лавки и, перекатываясь с пятки на носок, взглянул на небо, где горела желтоватая головка луны.

– Если передумаешь, то знаешь, где меня искать, кстати, ты тоже заходи к госпоже Батори, у нее все чаще стали умирать девушки, а что может быть лучше угасающей прелестницы в объятьях смерти? – он усмехнулся и, развернувшись, звякнул шпорами. Тьма сгустилась вокруг, опутав его шлейфом, и напоследок Мушкетер добавил, – Не забудь – нам нельзя вмешиваться в дела людей, – и исчез.

«Я и не вмешиваюсь, подержу неучтенных до поры до времени», – решил Жнец. Он не знал, кто эти дети, и за что умерли. Им не выдавали информацию на покойников – ни к чему. Их дело забрать души и принести в Корпсгрэйв, а что с ними будет дальше – не его забота.

Встав с надгробия, он направился к выходу с кладбища. Звук шагов эхом отражался от каменных плит, утонув во мраке, Жнец переместился в свое временное жилье.

Это была дешевая просто меблированная комната с узкой, ужасно скрипучей железной кроватью с продавленным матрасом, шкафом в чьем темном углу паук сплел белесую паутину, а на полке трепыхалась его соседка, моль, устроившись в кем-то забытой меховой шапке.

Жнец появился в коридоре, он не любил пользоваться дверьми – это занимало время, особенно, когда приходилось искать крохотный ключик, который вечно куда-то девался (должно быть, в очередной раз провалился под подкладку пиджака). С легким шелестом он снял плащ и повесил на кривобокую подставку для верхней одежды. В комнате стоял привычный холод, из щелей единственного прикрытого дырявой занавеской окна свистел ветер. Жнец никогда не испытывал холода или жара, голод также не доставлял неудобств. По собственному желанию он гасил в себе присущие человеку потребности, чтобы не отвлекаться от работы. Мушкетер же предпочитал вести привычный образ жизни вне должностных обязанностей: обожал хорошее вино и общество прекрасных дам. Слуга Смерти – не призрак, и ни в каком уставе не написано, что им запрещается посещать бордели, пить, есть и предаваться всевозможным страстям и грехам. Отчасти они бессмертны и вместе с тем лишены репродуктивных функций, позволяющих оставлять после себя наследников.

Камин топился исключительно в тех случаях, когда Жнецу хотелось полюбоваться пламенем, в остальное время он неподвижно сидел в кресле или же лежал на не слишком удобной для его роста кровати, уставившись в деревянный потолок, рассматривая щели, прислушиваясь к бегающим по чердачку мышам, воркованию голубей. Сейчас же постель была занята, в ней спала девичья душа, свернувшись калачиком и образовав небольшой бугорок под тонким одеялом. Мальчик устроился в кресле, положив ногу на ногу и прикрыв глаза, но при виде Жнеца встрепенулся и внимательно осмотрел стоящего перед ним высокого мужчину в черном костюме с длинными худыми конечностями. Стоило тому снять слегка потертый цилиндр – и по плечам рассыпались белоснежные волосы, прикрыв острые скулы. Из-под съехавших на нос очков на мальчика смотрели спокойные миндалевидные глаза цвета расплавленного серебра под светлыми бровями. Узкий, без малейшего намека на щетину подбородок и отдающие мертвенной голубизной тонкие губы. На вид Жнецу можно было дать около тридцати лет. Взрослый, но не потерявший юношеской привлекательности мужчина. Пока он снимал перчатки, в камине вспыхнул огонь, и мальчик вздрогнул, повернувшись к багровому пламени с золотистыми переливами. Тень от него расползлась по сторонам, облизнув колени Жнеца, севшего напротив мальчика в соседнее кресло. Сняв очки, он взглянул на ребенка вертикальными, как у змеи, зрачками, а затем расслабленно вытянул и без того длинные ноги, задев каминную решетку острым носком высокого, плотно зашнурованного ботинка.

«Обувь дорогая», – отметил мальчик. Господин выглядел опрятно, а вот комната – нежилой и бедной, с легким налетом пыли.

– Тебя зовут Калеб? – спросил Жнец, и мальчик кивнул. – А твою сестру?

– Вайолет, – он взглянул на девочку. – Почему мы не ушли с мамой и отцом? – Калеб пошевелил полупрозрачными пальцами.

– Ваше время не пришло, а мой план перевыполнен, – ответил Жнец, глядя на огонь. – Я не могу и не имею права вас забрать.

Языки пламени выплясывали перед ним пестрый танец, ласкали каменные стены, опаляли решетку, заставляя ботинки поблескивать. Тени скользили по ковру, вились вокруг его ног.

– Мы можем стать прежними? – Калеб наклонился к нему, сцепив руки в замок.

– Для чего? – Жнец удивленно вскинул светлые брови. – Сейчас тебе ничего не угрожает, ты не чувствуешь холода или жара, голода… так ведь?

Мальчик кивнул:

– Ничего, – он коснулся своего сердца, где на рубашке виднелось кровавое пятно от удара в спину. – Но глупо уйти, не узнав, за что убили родителей и нас. Не почувствовав вкуса жизни.

Жнец склонил голову на бок, его волосы упали на грудь:

– Хочешь вернуться в прежнее тело? Дышать и жить? Твой враг может найти вас и вновь убить, тогда я ничего не сделаю, кроме своей работы… – он замолчал. – Ты имеешь законное право располагать своим жизненным временем столько, сколько отмеряно, как и твоя сестра.

Калеб встал с кресла и подплыл к Вайолет, коснулся ее головы.

– Ты поможешь нам вернуться в наши тела?

Жнец кивнул:

– Но вас необходимо зашить, – он подошел к чулану и, открыв дверцу, показал мальчику их тела – бледные, окровавленные, с ужасными ранами. Жнец с легкостью поднял сначала тело Калеба, устроив его в кресле, а затем и Вайолет. Два мертвеца сидели бок о бок, склонившись друг к другу, и представляли умиротворенную картину сна.

– Вайолет, проснись, – брат потрепал сестру по щеке, и та захлопала ресницами.

– Что такое? – пролепетала она, но при виде собственного тела спрыгнула с кровати и подлетела к креслу. – Ой! Это же мы! – она провела пальчиками с острыми ноготками по перерезанному горлу. – Ну вот, весь воротничок перепачкан. Калеб! Мне нужно немедленно переодеться, не могу же я выйти в свет такой замарашкой, маме бы это не понравилось, – захныкала девочка.

Жнец надрезал свое запястье и протянул мальчику:

– Пей.

Калеб недоверчиво покосился на руку с голубыми венами и на разрез с выступившими бисеринками крови.

– Мне тоже нужно? – спросила Вайолет, почувствовав, что происходит нечто очень важное.

– Леди вперед. Не бойся, – Жнец кивнул.

Девочка пожала плечами и доверчиво прильнула губами к порезу. Калеб с ужасом наблюдал за происходящим, и все же любопытство пересилило страх. Стоило Жнецу отнять руку, как мальчик повторил за сестрой.

– Теперь вернитесь в тела, представьте, что ложитесь в них как в кровать, – приказал Жнец, проведя острым языком по порезу, и тот затянулся, оставив тонкую белесую полосу.

Вайолет не легла, а запрыгнула в тело, и то дернулось. Калеб действовал осторожнее, и вот он глядит на комнату человеческими, а не призрачными глазами, чувствует гладкую обивку кресла, а затем громко чихает от щекочущей нос пыли.

Вайолет вытащила из манжеты платок и промокнула уголки губ себе, а затем брату:

– Вот мы замарашки, но кто же вы, сэр? – обратилась она к Жнецу.

– Господин Смерть, но также меня называют Жнецом, – представился он.

Вайолет спрыгнула с кресла, щелкнув каблучками ботиночек о пол, и, как полагается, сделала реверанс.

– Вайолет Элизабет Рестлесс, приятно познакомиться, – она протянула руку, и Жнец пожал ее. – Это мой брат, Калеб Джеймс.

– Теперь мы знакомы, – Жнец поклонился. Эта маленькая леди вызвала в нем… умиление. Странное, но приятное чувство, заставившее его улыбнуться, обнажив острые клыки.

– Господин Смерть, теперь в отсутствии родителей вы позаботитесь о нас?

Жнец удивился, не зная, как ответить.

– Нет, Вайолет. Мы не можем просить его позаботиться о нас, как это делали родители, сейчас мы одни, – вступил в разговор Калеб. – У него свои важные дела, это очень неучтиво с твоей стороны ставить господина Смерть в такое неудобное положение.

Вайолет поджала губы и покаянно склонила голову.

– Куда же нам пойти, Калеб? Обратно домой?

– В вашем доме произошел пожар, и он вряд ли уцелел, – поделился новостью Жнец.

Мальчик покачал головой.

– Мы в любом случае не сможем туда вернуться, и те убийцы…

– Убивший вас – не жилец, джентльмен в плаще перерезал ему горло. Он же убил ваших отца и мать.

Вайолет прижалась лицом к плечу брата и сжала его руку. Пепельные волосы скрыли ее личико от Жнеца. Девичьи плечи задрожали от рыданий.

– Я сказал что-то не то? – недоумевал Жнец. Разговоры о смерти, убийствах, их подробности были для него самыми будничными, но чтобы они вызывали слезы? Странно… впрочем, только для него, ведь он – Смерть.

– Вы ведь не человек, – констатировал Калеб, поглаживая руку сестры. – Вам не понять, каково это потерять самых дорогих людей, в один миг лишиться семьи, крыши над головой и всего привычного. Кто погубил нашу семью? Вы знаете? – он пытливо заглянул в серебристые глаза.

Жнец развел руками:

– Нас не снабжают информацией о жертвах или их убийцах, все, что мы получаем, – список и, следуя ему, собираем души. Вы стали случайными жертвами – редко, но такое случается.

– Что же нам делать? Как мы сможем найти убийц? – всхлипнула Вайолет, утирая слезы платком и пытаясь стереть кровь с кружевного воротничка, но он был безвозвратно испорчен, как и лента с медальоном. Единственное украшение, которое осталось от прежней жизни. Отец подарил его ей, когда Вайолет закапризничала и захотела такое же, как у матушки. Та носила медальон на манер броши, цепляя к воротнику блузы или платья. Потакая капризам дочери, отец купил ей украшение: камень александрит дивного зеленого цвета, меняющий окрас на фиолетовый, а иногда бордовый. Отец всегда поглядывал на украшение задумчивым взглядом, а Вайолет думала, что он считает ее маленькой для таких драгоценностей.

Девочка коснулась камня, стирая с него засохшие капельки крови, подтянула чулок в черно-красную полоску по последней моде:

– Калеб! – она дернула брата за рукав, и тот вздрогнул, выйдя из задумчивости.

– Мы можем отправиться в Китай… там наш дядя Блейк, но боюсь, нам неоткуда взять денег на билеты.

– Китай?! Ты сума сошел! Не поплыву я ни в какой Китай, – Вайолет топнула ножкой и вернулась к кровати, усевшись на нее и сложив руки на груди, всем своим видом выражая протест.

– Что если… я стану вашим опекуном? – неожиданно для всех, в первую очередь для самого себя, предложил Жнец.

Дети оказались весьма интересными, и ему стало любопытно, а что будет, если…

– Правда? – Вайолет подбежала к нему и упала в объятья. – Это возможно?

Калеб недоверчиво смотрел на Жнеца. Тот коснулся макушки Вайолет, провел пальцами по мягким волосам, девочка прильнула к нему без опаски, ее глаза блестели от слез.

– Не вижу никого, кто мог бы этому помешать, – спокойно ответил Жнец, почувствовав, как сжалось сердце, и стало трудно дышать.

– О, господин Смерть, я безмерно счастлива! Не могу представить себя в Китае, там ведь у всех узкие глаза и желтая кожа, мне рассказывала наша горничная, – правда Вайолет не упомянула о том, что та была жуткой сплетницей и болтала такое, чего не полагалось знать шестилетней девочке.

Калеб осмотрелся и решительно заявил:

– Однако, здесь нам троим будет мало места…, – если Вайолет согласилась, то и он последует за ней. Их уже убили, что может быть хуже?

– Найдется другое – это не проблема, – успокоил Жнец и, чувствуя странный порыв, подхватил девочку на руки. Та обвила его шею тонкой ручкой, а второй стала перебирать волосы. Жнецу было очень приятно ее внимание, ласка.

– Какие шелковистые и прямые, не то, что у меня, – посетовала она, колыхнув копной.

– Можно нам взглянуть на дом или то, что от него осталось? – спросил Калеб.

Жнец кивнул:

– Однако, позже, сейчас мы побываем у моего друга, – и протянул ему руку, мальчик взялся за нее, и их окутало тьмой.

Комната опустела, наполняясь легким ароматом потухшего камина. Серая дымка закручивалась спиралью, тянулась в дымоход – ничто больше не намекало на присутствие жильцов.