Текст книги "По острому лезвию фортуны (СИ)"

Автор книги: Luda Grant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Глава 1 ==========

Порой пустота сильнее любого пьянящего чувства, даже манящей жизни.

Вокруг неё поглощающая темнота, холод, завывающий с разных сторон. Ослабевшие ночные фонари вдоль дороги едва освещают тротуар. Везде сплошная тишина, будто и нет никого вовсе. Только она, прерывистое дыхание и засохшие слезы на бледных щеках. Елена смотрела под ноги, боясь поднимать голову. Ей всё казалось, что только она посмотрит перед собой, как из переулка появится несколько не наигравшихся мужчин, сильных и настойчивых. Всегда боялась ходить одна, по пустынным ночным улицам, без малейшей гарантии, что следующим утром она также проснется в квартире, но не среди разлагавшегося мусора, пораненная, ослабевшая, до сильного напуганная.

Издали послышался смех. Громкий, веселый, скорее даже пьяный. Она стала идти быстрее, накинув на голову капюшон ветровки и спрятав руки в карманах. С каждым новым шагом она становилась всё ближе к дому. С каждым новым шагом всё ближе к желаемому. Вновь подул ветер, почти снося её с ног, такую хрупкую и легкую, словно сорванный цветок. И отчего-то по её щеке пробежала новая слеза, хотя, казалось, все слезы в ней уже иссохли, нечем было плакать. Прошло то время горьких воспоминаний, прошла тоска по упущенному. Елена вытерла слезу рукавом, чувствую прилив той ненавистной жалости к себе. Она сама была жалкой и жалела себя; жила в этой ироничной последовательности.

Наконец дойдя до светофора, она завернула за угол и на минуту остановилась. Всё казалось таким знакомым и вместе с тем далеким. В ста метрах от неё неоновым цветом горела вывеска вечернего кафе, свет из высоких окон просачивался наружу и освещал небольшой участок дороги. Она снова пошла вперед, где-то в глубине души радуясь, что, наконец, пришла домой. Проходя мимо вечернего заведения, она, каждый раз обещая себе, что делает это в последний раз, заглянула через окно в кафетерий, полный людей. Большинство столиков было занято парами: влюбленными, воркующими, улыбающимися. Никто из них не знал, никогда не подозревал о существующем тайном наблюдателе. Многих из сидящих она уже видела не в первый раз. Все они поддерживали в ней то последнее ощутимое, почти забытое чувство – нежность. И с каждым разом оно сильнее забывалось.

Елена, опустив пристыженные глаза, прошла еще немного и зашла в свое парадное, сразу окунувшись в беспросветную темноту. Лампочка давно перегорела, никто не собирался покупать новую, менять. Быстро взбежав по лестнице на третий этаж, придерживаясь за перила, уставшая девушка с облегчением открыла дверь и зашла в квартиру, сразу же окунувшись в теплоту. Переведя дыхание, она включила свет. И тут же посмотрела на привычную обстановку, пастельный цвет обоев, белую мебель. Всё было таким ярким и приятным, по сравнению с испытанными чувствами на улицах, несших за собой тень неприятных воспоминаний.

Положив ключи на тумбочку, но не закрыв дверь, она подошла к приоткрытому окну и закрыла его. Где-то снаружи были люди, веселье, музыка, а внутри неё была пустота и мертвая тишина. Но больше от этого не становилось грустно, больше не было ничего. Спокойная тихая гладь. Невольно она подумала о том, как было бы прекрасно перешагнуть через жизнь и посмотреть, что осталось позади и осталось ли вообще. А это как раз то, что непосильно человеку – перешагнуть через время, расстилающееся под ногами в вечность.

– Последнее, – прошептала она себе под нос, направляясь в спальню.

Шкаф был заранее открытым, одежда уже давно была готова. Елена даже не медлила, в ней не было сомнений. Все движения были продуманными и уверенными. Сняла с себя ветровку и майку, за ними спортивные штаны и старое нижнее белье, всё полетело в одну кучу в самом низу шкафа. Раньше, может, еще год назад, она бы себе не позволила разбрасываться вещами, заставляла бы себя и дальше соблюдать чистоту, к которой она была привыкшей. Но этим вечером, приближающейся ночью, не волновало больше ничего. Оставалась только она с её пустотой.

Елена медленно надела на себя черное атласное белье, слишком простое и невычурное. Хотелось ли ей видеть себя в чем-то более нарядном, дорогом? Нет, вряд ли. Она задумывалась лишь о том, в чем будет чувствовать себя комфортно, что придаст ей еще больше уверенности, чем прежде. Глубоко вздохнув, она сняла с плечиков вешалки последнее, что должно было дополнить её образ, и также медленно и не спеша она оделась. Приталенное кремовое платье, подчеркивающее в последнее время сильно заметную истощенную фигуру, выглядело обыкновенно, так, как она и хотела. Простота – вот, что было в её мыслях. Простота когда-то показала ей всю прелесть жизни, теперь же ей хотелось, чтобы простота была спутником в ту часть, где она никогда прежде не была. Присев, Елена достала нежно-бежевые туфли на каблуке.

Полностью изменив свой образ, из запуганной девушки она превратилась в красивую, самостоятельную женщину, вытерев под глазами разводы от старой туши и заново себя накрасив. Она, ощущая благоговение, прошла в зал и стала у окна. Вид был непримечательным, вполне себе обычным, вовсе не завораживающим. Она не жила в той части города, где даже с первого этажа можно было бы оценить всю прелесть ночи, в разноцветных искрящихся огнях. Но порой она была искренне рада тому, что имеет. Обыкновенность. Улыбнувшись сумеркам, она на мгновение закрыла глаза, прислушиваясь. Слышен был только стук её сердца.

На тумбочке возле подоконника стоял стакан с водой и несколько разных пластинок с таблетками, каждая из которых была билетом к её счастливому концу. Иногда в редкие моменты она задумывалась, действительно хватило бы ей сил облегчить жизнь себе и тем, кто окружал её. Порой это казалось невозможным, причинить себе боль. Но вскоре все изменилось и представления о подобном не вызывали больше ужасов, они вызывали странное чувство, заменяющее радость.

Елена взяла в руку шесть разных капсул, все предназначались для разного. И поднеся ко рту первую, она запила её прохладной водой, все также смотря за окно на доминирующую ночь. Вторая таблетка… третья, пятая. Глаза блестели, что удивительно, не от слез, а от столь ожидаемого облегчения. Закрыв глаза, она села на пол.

В пустоте холостяцкой квартиры послышался тихий заливистый смех. Преддверие новой жизни вызывало необъяснимое и непостижимое счастье.

***

Поднимаясь по лестнице, он всё думал, действительно ли хочет этого, стоит ли ворошить то, что казалось забытым. Но предостережения его не останавливали, попытки обдумать всё заново тоже, он все равно шел, поднимался к двери той квартиры, в которой была поставлена последняя неграмотная точка. Это даже выглядело забавно. Обещая не возвращаться, клянясь в своих убеждениях, он возвращался, разрушая клятвы. Кому-то могло бы показаться это слишком несуразным. Но сам он точно знал, что даже будущее утро не изменит его побуждения, желания, решения.

Оказавшись на этаже, мужчина, продолжая сам себе улыбаться, поднял руку и нажал на звонок. Даже представляя, как он сейчас качнет головой и сбежит по ступеням вниз, не поддавался искушениям. Время заставило себя ждать, попытки найти свою силу тоже. Так и не дождавшись, что кто-нибудь выйдет, он снова нажал на звонок. И снова ничего. Ни через минуту, ни через две. Тогда он уже злился и в этой злости дернул ручку, искренне веря, что никого нет дома и что его попытка оказалась абсурдной, даже фортуна хотела это показать. Но дверь открылась.

Сначала он стоял на пороге, не решаясь зайти. Не боялся того, кто может оставаться там, он боялся, что может обнаружить. Быстро взяв себя в руки, он отогнал дикие мысли и вошел в квартиру.

Первое, что бросилось в глаза – яркий ослепляющий свет. А следующее почти отняло у него дар речи, на какую-то секунду своровало возможность двигаться, дышать и чувствовать. Но еще через мгновение он уже полностью овладел собой и упал рядом с бездыханным телом девушки, нащупывая её едва ощутимый пульс. Поднимая её в сидячее положение, он одновременно набирал номер скорой помощи и думал лишь о том, не опоздают ли они.

– Девушка, без сознания, со слабым пульсом, – почти прокричал он в трубку, отвечая на вопрос принимавшей звонок девушки. И пока диктовал адрес и улицу дома, заметил валявшиеся пластинки от таблеток и пустой стакан из-под воды. Не вслушиваясь больше в голос на той стороне, мысленно только твердил про себя: «Идиотка, идиотка, идиотка…»

========== Глава 2 ==========

Первое, что она увидела, проснувшись – белый потолок. Первое, что почувствовала – свежий теплый воздух, окруживший её, прикасавшийся к неподвижному телу. Сначала это показалось обожествлением, в голове ходила одна мысль, теперь вызывавшая возбуждение и недоверие: получилось? И всё же что-то казалось ей неправдоподобным, нереалистичным. Разве мертвые люди могут чувствовать восторг, могут ли чувствовать прикосновение ветра к своей мраморной коже… Они ведь словно ушедшие вдаль призраки, пропускавшие сквозь себя всё и проходя сквозь всё.

Она попыталась поднять руки, хотела встать, но тело её больше не слушалось, по всей плоти разлилась незнакомая слабость и неприятная боль. Елена повернула голову и в безмолвном трепете закрыла глаза. Рядом с кроватью стояла капельница, прозрачная трубка которой была прижата к её нечувствительной руке. Неизвестная жидкость медленно капала и поступала в истощенный, получивший сильный стресс организм. Белые стены, слишком белая мебель, не такая, как дома, белее, такая присущая лишь больницам, в которых замуровывают подобных ей людей. Теперь девушка тихо на себя разозлилась. Даже с этим она провалилась, как и со всем прежде. Неудачница.

Вдалеке послышались приглушенные мужские голоса. Не торопясь, прикладывая усилия, она с тяжестью открыла веки и осознала, что злилась на себя так сильно, что вскоре устала и заснула крепким сном. Теперь она видела спину высокого мужчины в белом халате. Так хотелось что-то сказать, закричать, заставить отпустить её, но в ограниченных возможностях можно было лишь наблюдать и аккуратно дышать. Она чувствовала, что если захочет, сможет говорить. Если заставят, будет отвечать, возмущаться и плакать. А пока в этом не было надобности, она, даже не вслушиваясь, просто смотрела на широкую спину, не замечая за халатом еще одного человека, виновника её продлившейся жизни.

Засмотревшись и почти не моргая, глаза понемногу снова начали закрываться, и она даже не заметила, как к ней обратились. Получилось отреагировать лишь со второго раза, когда седоватый мужчина подошел совсем близко к ней и сел на приставленный к кровати стул. В его глазах она хотела увидеть осуждение, презрение. Но вместо этого увидела жалость к себе. Этот человек тоже считал её жалкой. Она закрыла глаза.

– Мисс Гилберт, посмотрите на меня, – проговорил мужчина.

Елена снова открыла глаза, в этот раз нехотя. Было так много, что нужно сказать и так много, о чем нужно умолчать. Подавила желание нагрубить на мягкое обращение к себе.

– Ничего не чувствую, – прохрипела она, смотря прямо на него, не стыдясь положения, в котором оказалась.

– Это неудивительно, у вас усталость. Вашему организму нужно восстановление, дайте себе время.

– Я не должна быть здесь.

– Верно, не должны. Но вам несказанно повезло, мисс Гилберт. Вы чувствуете какую-то боль? – спросил он, положив свою руку на её живот и надавив в нужной области. – Вот здесь. – В ответ отрицательное покачивание головой. – А здесь? – и снова она отрицает. – Хорошо. Через час к вам зайдет медсестра, снимет капельницу. Вот тогда и поговорим.

Он встал со стула и, больше не произнеся слов, вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Оказавшись наедине с собой, девушка снова обратила внимание на потолок, словно находила на белой шпаклевке замысловатые узоры. С необычной легкостью она вздохнула; думала, что вовсе неплохо побыть одной, подумать, мысленно снова и снова кричать на себя и винить в каком-то не просчитанном шаге, испортившем ей ожидания. Еще немного Елена смотрела перед собой, а затем краем глаза уловила чье-то движение, легкое и непроизвольное. Оказывается, она оставалась не одна, а с кем-то еще. И тут до неё дошел этот запах дорогого мужского одеколона, к которому она некогда была привыкшей. Переведя свой взгляд на сидящего возле неё мужчину, она вдруг ощутила пробежавший по всему телу холодок, мурашки по коже, страх, неприязнь. Даже на какое-то мгновение задержала дыхание.

Смотрела прямо на него и наблюдала непринужденную позу. Он сидел, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, гневно на неё смотря, одаряя свойственным ему холодом и безразличием. Ей было немыслимо, почему он сидит возле неё, немо укоряя в осмысленном поступке; как он оказался здесь. И главный вопрос, настигший её в этот момент, сколько времени она уже здесь провела? Часы или дни? Елена вздохнула, не зная, что говорить, благодарить или винить. В какую-то минуту ей стало стыдно перед ним за то, что она лежит, не в силах поднять руку, стыдясь своей выходки.

Пока они в тишине просторной комнаты смотрели друг на друга, ей вдруг вспомнилось всё, от начала и до конца. Их первая встреча и последние брошенные фразы при расставании. Он не знал, что стал той последней каплей, наполнившей чашу. А все, что было после, переполнило, и спустя год всё вылилось наружу. Теперь Елена лежала тут, все еще чувствуя внутреннюю тяжесть, и из-за этого в ней вновь проснулось чувство ненависти.

– Почему ты здесь? – спросила она, пересилив себя. Вопрос дался слишком сложно, она не хотела с ним разговаривать, слышать его.

– Зачем ты сделала это?

В его голосе не скрылась грубость. Такие, как он всегда отвечают вопросом на вопрос, берут, что нужно и чего хотят, а после бесследно исчезают. Преступник совершает преступление и уходит на дно. И снова появляется для нового дела.

– Деймон… – криво улыбнувшись, прошептала Елена. – Никогда не тратишь время на формальности, сразу скачешь по интересующим тебя темам.

– Ты хоть немного осознаешь, что ты наделала?

– Осознаю лучше других и не жалею, не могу жалеть. Как я здесь оказалась и почему ты здесь?

Он улыбнулся одной из тех улыбок, которой одаривал проигравших ему людей, униженных, оставшихся ни с чем, и медленно проговорил:

– Я тебя нашел, я тебя привез, значит, и вопросы задавать буду я.

В ответ она промолчала, уставившись на него. Она не хотела представлять, что именно он нашел её в бессознательном состоянии где-то у окна, что видел раскиданные пластинки у стены. Не хотела представлять, потому что не хотела возвращаться в ту ночь, когда она оплошала. И не хотела задумываться над тем, почему он оказался в её квартире спустя столько времени. Это казалось ей слишком сложным и мучительным.

– Зачем ты сделала это, Елена?

– Я устала, мне нужно отдохнуть, – ответила она, как бы прося его уйти, желательно исчезнуть, по возможности навсегда.

– Не сегодня, значит завтра, ты ведь понимаешь это, правда? И будешь лежать в этой больнице до тех пор, пока я не позволю тебе уйти.

– Хочешь знать, не виноват ли ты в моем решении? Нет, никогда. Расслабься, Деймон, я больше не твоя куколка.

– Ты знаешь, что меня не это интересует, – улыбнувшись, ответил он.

– Мои родные знают, что я здесь? Они будут искать меня, ты не сможешь держать меня здесь всегда.

– Милая, все, кто должны были волноваться, знают то, что им нужно знать. Я снова преобладаю.

– Оставь меня, – прошипела она, отворачиваясь от него. Исчерпавшиеся слезы начали подступать, в горле стал тяжелый ком.

– До завтра, Елена, – произнес он, встав со своего места, отставив стул к стене и, последний раз глянув на неё, вышел из палаты, плотно закрыв дверь.

Губы Елены приоткрылись, судорожно ловя воздух, сердцебиение ускорилось, ладони вспотели. Она сильно зажмурилась, пытаясь прогнать его назойливый образ из головы, нарочно засевший в самых недрах сознания. Его голос продолжал звучать, с каждым разом становясь все отчетливее, будто он не ушел, а продолжает сидеть у её кровати и усмехаться, наблюдая её наивность. Прежде она была бы рада видеть его любого, с милой улыбкой или ехидной, но теперь, то прошедшее время ушло так далеко, что казалось, прошла целая вечность. Елена повернула голову к окну и сквозь него посмотрела на чистое голубое небо. Не зная Деймона, она бы подумала, что он играет, и через несколько дней её выпишут из больницы, и они никогда больше не увидятся. Но она знала, что этого не будет. От того и не знала, как ему можно рассказать обо всем наболевшем, не выставив себя еще более жалкой, чем она была до этого.

Вскоре начало темнеть, а вместе с тонущим днем тонула Елена. В её душе бушевал неугомонный шторм. Так много вариаций предстоящих дней и ни одного утешительного слова. В эти уплывающие сутки она поняла, что прежние демоны всегда будут тенью, даже в те редкие моменты, когда она о них забывала. Пламя больше не было, искры все потухли, и остался только пепел, который нужно было развеять.

========== Глава 3 ==========

На следующее утро Елена проснулась с таинственной легкостью, не чувствуя внутри себя разгорающуюся злость, не испытывая отвращения, будто бы никогда и вовсе не было той отчаянной ночи и давящего на грудь камня. Тогда она поняла, что это ощущение ей дарит свежий воздух, заполняющий комнату из приоткрытой двери балкона. Сквозь зеркально чистое стекло была видна ясность дня, лучи солнца заливали своим теплым светом больничную палату. Темноты, которая заполняла собой всё, больше не было. Временное спокойствие дарило ощущение защиты.

Елена захотела выйти на балкон, впустить в себя тот поток нескончаемого умиротворения. Она чувствовала, что место, в котором она находилась, жило в другом духе; атмосфера здесь была мягкой и приятной, а тот город, в котором она засыпала, веял холодом и отчужденностью. Приложив некоторые усилия, девушка поднялась на локтях, а затем села, свесив ноги с кровати. Кончики пальцев на ногах соприкоснулись с холодной плиткой, и это показалось приятным. Уже мертвая внутри, она все еще могла чувствовать физически. Иногда это пугало потому, что некоторые физические ощущение тянули за немногие давно разорвавшиеся ниточки, пробуждая забытое.

Она встала на ноги, легко вздохнув и оглянувшись вокруг. И сделала первый шаг в сторону балкона. По всему телу растеклась слабая боль, но эта боль не шла в сравнение с той, что она несла в себе, поэтому второй и третий шаг уже почти не чувствовались. Она с такой легкостью прошлась к двери, что ей показалось, будто она пролетела те несколько метров, отделявших её от простоты и раскованности. А то, что она увидела за дверью, ступив на открытую площадь балкона, вызвало у неё сильнейший восторг.

Прямо перед ней в горизонт уходило поблескивающее на солнце море, такое гладкое и тихое. Пустынный пляж, без намека на присутствие человека. Елена оказалась в окружении природы, поглощенная её прелестью и неотразимостью. Замерла от удивления, как замирало в этом месте время. Ей казалось что здесь, на побережье, время начало переливаться в вечность. Девушка положила руки на поручни и, закрыв глаза, глубоко вдохнула морской бриз. Вот, почему сегодня она проснулась с такой легкостью. Она больше не была пленницей знакомых стен, проулков старого района в грязном мегаполисе. Теперь она была пленницей свежести, прикованная к комнате неведомого здания. Но то, что расстилалось перед её взглядом сейчас, заслоняло собой то положение, в котором она оказалась.

– Нравится?

Сзади послышался ровный мужской голос, который она едва смогла вчера забыть. Обернулась к Деймону, посмотрела на него, облокотившегося на дверь, и к ней вновь вернулась неопределенность, а ненависть запылала где-то глубоко внутри.

– Весьма неплохо, – ответила она, отворачиваясь. – Где я?

– Израиль. Мне не понравился подход наших докторов, и мне показалось, что здесь процесс пойдет быстрее и продуктивнее. Ты не возражала.

– Я была не в сознании.

– Поэтому решения принимал я.

Елена усмехнулась, покачивая головой и думая, в чем состоит причина его порыва помочь ей. Что бы он не делал, какие бы доктора её не лечили, никто не сможет вернуть к жизни уже мертвого человека. Наука тому доказательство, так зачем же стараться… Она снова обернулась к нему, в попытке увидеть ответ в его взгляде, но он был пуст, ничего не выражал. Прикусила губу, опуская голову вниз, на свои босые ноги; понимала, что он возьмет что-то взамен за этот вид из окна. Между ними уже давно образовалось расстояние, неизмеримая пропасть, которую нельзя залатать. Все попытки потрачены, инструментов больше нет, желания тоже. Да и саму пустоту нельзя перекрыть, даже построив мост. Все равно она будет преобладать, а со временем и выстроенное утащит в себя, оставив абсолютное ничего.

– Я принес тебе одежду. Белый – не твой цвет.

– А какой тогда мой? – спросила она, мельком глянув на свою больничную пижаму.

– Черный. Ты ведь в нем утонула, разве нет?

– Я люблю бежевый.

– Темные принцессы не носят светлого. Вот, возьми и переоденься.

Мужчина покрутил пакетом с одеждой перед ней и качнул головой в сторону палаты, желая, чтобы девушка зашла внутрь. Но она не сдвинулась с места, продолжая стоять перед ним в расслабленной позе.

– Я хочу переодеться здесь, – проговорила она, снова прикусив губу.

– Как хочешь, – он ухмыльнулся, бросил пакет на кресло и вышел, не закрыв дверь, но прикрыв выход шторой.

В своей привычной манере все делать медленно, Елена все-таки переоделась в предоставленные ей спортивные штаны и облегающую черную майку. Теплую кофту, шедшую в комплекте со всем этим, она отбросила в сторону. Её грело солнце и здешний климат. И в конце всего она отбросила пакет куда-то в сторону, садясь в удобное мягкое кресло и откидываясь на спинку, подтягивая ноги к себе и закрывая глаза. Закрыть глаза и представить, что рядом ни души, лишь она – иногда это помогает избавиться от тяготящего, своеобразная медитация.

Услышала, как на балкон вошел Деймон. Почувствовала, как он сел в соседнем кресле и как уставился на неё. Знала, о чем он думает, понимала, что сейчас заговорит и задаст тот же вопрос, что и вчера. Боялась, потому что не хотела отвечать, не представляла, как. От этого становилось вдвойне хуже. Но пока он продолжал молчать, просто наблюдая за ней. Ей казалось, что, даря ей ощущение неловкости, он заставит её говорить. А на самом деле он просто пытался понять, смотря на её огрубевшие черты лица за весь прошедшие год, как из девушки-улыбки, которую он знал, она превратилась в одну из тех, кто хочет умереть.

– Поговори со мной, – прошептал он, надеясь на её благосклонность и податливость. Она умела быть разумной, умела быть открытой, и Деймон знал это. Но с тех пор что-то в ней сильно изменилось, будто одну программу сменили на другую, настроив на медленное самоуничтожение. Его просьба прошла сквозь неё, растворившись в морском воздухе.

– Мне казалось, ты заметил, что я не склонна к разговорам.

– А мне казалось, ты поняла, что у меня карт-бланш.

Елена резко повернулась к нему и одарила презрительным взглядом, всё пытаясь понять, в каком же месте оступилась. Не хватило одной таблетки или ошибка зародилась еще давно, когда она впервые посмотрела ему в лицо? Однако тот пылкий пренебрежительный взгляд вдруг сменился растерянным; её губы приоткрылись в недоумении. В его взгляде она увидела озабоченность, сам он сидел напряженным, но, видимо, не замечал этого. Это выглядело абсурдным. Люди, никогда не умевшие проявлять эмоций, не могли научиться делать этого в один момент. Но Елена знала, что сегодня не было пьес и выступлений, а лучший актер театра вышел из своего амплуа циника и самонадеянного эгоиста. Он отложил сценарий в сторону, предлагая ей самое ценное – себя невооруженного. Взамен просил о том же, отложить оружие и быть на равных.

– Спроси меня еще раз, – тихо попросила Елена, обнимая свои подогнутые в колени ноги и прижимаясь к ним подбородком. – Скажи, о чем ты хочешь знать.

– Зачем ты поступила так с собой?

В этот момент Елена поняла, что весь тот проведенный год без него, она все равно была к нему привязана. Осыпая его проклятиями, крича о ненависти в границах своей лишенной нежности квартиры, все возвращалось к нему. Она дорожила им и дорожила его уходом, от каждого периода их отношений взяла понемногу, от «до» и «после». Какое-то время он был смыслом её жизни, центром вселенной, а затем ушел, разрушив выстроившийся мир, оставив груду камня и ничего больше. Так поступают люди, не способные на нежность и ласку. Тогда она поняла смысл той фразы, что всегда повторяла её мать – ничто не вечно.

– Стала тенью, так и не нашла смысл жизни. Все посерело, даже ночные огни перестали искриться, потеряв свое обаяние.

– В том и есть смысл жизни, чтобы всю жизнь его искать*. Ты ведь была одной самых счастливых и вдруг все угасло? Так не бывает, Елена.

– У меня даже не было человека, на плече у которого я бы могла просто поплакать, от нечего делать, Деймон. За год полнейшего одиночества во мне все оборвалось, огоньки потухли, а разжигать их некому было. Тишина ведь не друг, она не обнимет.

– Одиночества, – усмехнулся он, не веря ей. – Не помню и дня, чтобы ты пропустила без Кэролайн или той… как её, кстати? Бонни?

Елена грустно улыбнулась. Жизнь сыграла с ней в злую игру, подарила всё, а затем с такой же легкостью отобрала.

– Кэролайн вышла замуж и переехала в Колорадо, позвонив всего один раз и сказав, что расстается со всем, что её связывало с прошлой жизнью, захотела начать все заново, красиво. Долго извинялась и просила понять, пока я не сбросила трубку. А Бонни… Нашим связывающим звеном всегда была Кэролайн, поэтому как она ушла, Бонни исчезла точно также. Не было, оказывается, друзей, никогда не было…

– Прости, – произнес Деймон, опуская голову вниз. Он переборол свое желание подсесть к ней, боялся испортить её настрой на разговор и не хотел, чтобы она увидела то, что и так знала – жалость к себе. – Но это ведь не причина.

– Нет.

– Я всё еще настроен услышать.

– Деймон… – Елена покачала головой, чувствуя, как силы на этот разговор иссякают. – Всё началось давно, еще задолго до… нас с тобой, до того, как я стала хоть кем-то в жизни. Причин так много, а времени мало.

– Нет, время есть, у меня его достаточно. Я хочу помочь.

– Ты ничем не поможешь. Не поможешь, ведь я потеряла вкус к жизни.

Деймон заметил её опустевший взгляд. До этого момента он не знал, хочет ли вообще услышать залог её порыва. Была попытка и была, теперь он это изменит, вдохнет в неё новую жизнь, новые чувства. В нем была непоколебимая уверенность, но все же он понимал, понимал, что если она сломалась, не упустит шанс повториться снова, и снова, и так до тех пор, пока не получится, и на её месте не останется просто тело. Думал, темные времена прошли, но они только наступили.

– Иногда мне было так хреново, что казалось проще убить, чем засыпать с тем неотвязным чувством. По иронии судьбы сразу вспоминала тебя. Ты умел облегчать всё, а меня этому так и не научил.

– Никогда не думал, что однажды морфий ты найдешь во мне, – он улыбнулся. – Елена…

В его кармане зазвонил телефон, он быстро ответил на звонок. Елена не вслушивалась в его разговор, ей было попросту неинтересно, кто, где, когда… Его голос был рядом, и становилось даже как-то проще. За несколько часов она смогла возродить в себе забытое чувство: она снова начала в нем нуждаться, как в лекарстве. Только его присутствие облегчало боль раскрытых ран. Деймон заблокировал свой телефон, завершив разговор; он вернулся к своей роли, снова начав идти по сценарию. Девушка поняла, что сейчас он уйдет, предоставив её одиночеству. Все же ему казалось, что она отчаянно этого хотела, и вот обстоятельства сыграли в её пользу. Но, к сожалению, он не знал, что сейчас она хотела этого меньше всего, а больше всего – его присутствие рядом.

– Мне нужно идти, – сказал он, вставая с кресла. – Вернусь к тебе вечером.

С этими словами он вышел, прикрыв балконную дверь. Через несколько секунд послышался стук второй двери в палате.

Елена, прислушиваясь к звукам тишины и отдаленному прибою моря, сильнее обняла ноги. Ей было страшно оставаться одной, теперь в каждом углу она видела отблески преследующих её ужасов, даже в то время, когда солнце всё еще обнимало своими лучами. Раньше она не замечала, насколько отвыкла от общения с людьми. Порой даже забывала, как разговаривать. Посмотрев на проплывающее облако, Елена, наконец, позволила себе опустошиться. Она заплакала теми слезами, которые бывали лишь у потерявшихся, запутавшихся и навеки отчаянных людей.

– Вернись…

Комментарий к Глава 3

* – слова Л. Толстого из его опубликованных дневников. Возможно, цитата построена не совсем так, но смысл остается тот же.

========== Глава 4. Часть I ==========

Деймон вернулся только после того, как стемнело. Он даже был не уверен, стоит ли приходить. Время было настолько поздним, что во многих домах уже не горел свет, а в больнице большие лампочки переключили на маленькие, едва освещавшие коридоры. Но сам он ошибся, думая, что та, к кому он рвался, будет спать так же, как и все остальные. В её палате горел прикроватный светильник, а кровать продолжала оставаться заправленной и нетронутой. Он нашел Елену на балконе. Она всё также сидела, утонув в кресле и укрывшись найденным в шкафу пледом. И если бы не это маленькое изменение, он бы подумал, что она так и не вставала, не меняла позы, все время продолжая смотреть вдаль, теперь уже на лунную дорожку, отображавшуюся на гладкой поверхности моря.

Он сел там же, где и сидел днем, недалеко от неё, но почему-то совсем маленькое расстояние между ними казалось невозможно огромным. Они провели вместе слишком мало времени, а уже столько успело вернуться: ощущения, даже давно забытые привычки, которые приходилось подавлять. Мужчина посмотрел на весьма изменившееся лицо девушки. Ему показалось ужасным, что в её возрасте в уголках глаз появились морщинки, а под глазами неприятные мешки. Она продолжала сидеть неподвижно, словно статуя. И он почему-то подумал, что статуи сами по себе пусты.

– От тебя пахнет сигаретами, – произнесла она.

– Сейчас выветрится.

– Нет, – прошептала она, поворачиваясь к нему. – Это твой запах, он идет тебе. Как у многих мужчин есть свой аромат, у тебя есть табак.

– Никогда не задумывался об этом. Мне покурить еще?

– Не сейчас, потом.

Елена отворачивается, снова направляя взгляд на полную луну, бегая от одной звезды к другой. Небо – её крыша, её опора, безбрежный океан воспоминаний, как жесткий диск, накопитель информации, который безмолвно и преданно хранит все тайны, желания и ошибки, впитывает в себя взлеты, падения и каждую новую смерть. И за эту стойкость она его любила, вся она была в нем.