Текст книги "Как нож любит сердце (СИ)"

Автор книги: Linpatootie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Этика очень важна, Уилл. Как вы можете быть уверены в том, что я останусь объективным?

Уилл может избегать его сколько угодно, но Ганнибал, в конце концов, хищник. Он тоже поднимается, обходит Уилла, нарочно держась на расстоянии, и без усилий снова оказывается ведущим в данной ситуации. Это напоминает танец – Ганнибал приближается на шаг, Уилл отступает, Ганнибал вновь оказывается в его поле зрения, а Уилл старается не смотреть на него. Ганнибал мог бы написать целую статью насчёт подобного поведения, объёмную и полную умных слов. Его это откровенно забавляет.

– Вы не настолько преданы служебной этике, не притворяйтесь.

Очень проницательно. Ганнибал может только улыбнуться в ответ.

– В любом случае, почему вы это сделали? Если это ставит под сомнение ваше объективное отношение ко мне, почему вы тогда меня поцеловали?

Здесь их танец прекращается. Уилл смотрит на него, стараясь пресечь попытки наладить зрительный контакт, а Ганнибал примирительно опускает взгляд, считая, что Уилл этого заслуживает.

– Я нахожу вас… очень привлекательным.

Он не до конца уверен, что готов пойти на этот риск. Он отчётливо осознаёт, что теперь это нависнет над его головой, но просто не может не сказать, ведь волей случая, лишь доля правды может помочь его лжи оставаться безукоризненной. Дюжина различных вариантов развития событий проносится в голове – и все они заканчиваются тем, что Уилл уходит из его кабинета, чтобы больше никогда не видеться, а это противоречит замыслам Ганнибала. Он бы куда больше наслаждался великолепным в своей жестокости приступом гнева.

– Мне не стоило так вести себя. Это было не только непрофессионально с моей стороны, но и крайне неэтично, и я должен извиниться. Мне стоило прекратить наши сеансы, ещё когда я осознал глубину своих чувств к вам.

Челюсть Уилла дрожит. Он выглядит так, словно не хочет быть там, где находится прямо сейчас, и Ганнибал вынужден признать – это неприятно, пускай и совсем немного. У Беделии будет трудный день, посвящённый этой теме.

– Почему вы позволили мне считать, что поцелуй был всего лишь галлюцинацией? – в голосе Уилла отчётливо звучит боль. Ганнибал вынужден остановить себя, чтобы не начать делать выводы.

– Если бы вы поняли обратное, это могло бы навредить как нашим профессиональным, так и личным отношениям, и их нельзя было бы восстановить. Ваша первоначальная вера в то, что этого не происходило, была для меня подходящей возможностью считать, что я не переступил границы и не так сильно отклонился от собственных правил. Боюсь, мои мотивы были невероятно эгоистичными, и, опять-таки, прошу прощения. Я совершил ошеломляющее количество ошибок за последнее время.

– Я не знал, что было настоящим, а что нет, и столько раз обдумывал – обдумывал всё. Вы хотя бы знаете, насколько это пугающе? Дать мне ещё одну причину считать себя сумасшедшим только для того, чтобы спасти собственную шкуру… очень жестоко с вашей стороны.

Что-то закипает под внешним хладнокровием Уилла, и Ганнибал хочет вытащить это наружу, просто чтобы узнать, как это выглядит. Он размышляет, есть ли у этого зубы.

– Вы бы чувствовали себя лучше, зная, что поцелуй был настоящим? – спрашивает он.

– Я не задумывался насчет поцелуя, – раздражённо произносит Уилл, как будто это должно быть очевидно. Он поднимает взгляд и наконец снова смотрит на Ганнибала. Это длится не дольше дозволенного, и Уилл вновь отворачивается. Ганнибал не знает, понимает ли Уилл, каким слабым он выглядит, делая это. Словно покорная зверушка, которая ложится на спину, подставляя живот. Ганнибал же принадлежит к тем существам, которые не станут реагировать адекватно на подставленные мягкие ткани.

– Вы не против поцелуев. Вы против моей лжи по этому поводу.

– Вы снова психоанализируете меня?

Он, на самом деле, пытается и дальше быть надёжным профессионалом для Уилла, но только сейчас осознаёт, что подобное поведение несколько неуместно.

– Да. Вы хотите, чтобы я прекратил?

– Я хочу, чтобы вы реагировали, как человек, который уложил меня в свою кровать и поцеловал, а не как тот, кто помогает мне не видеть мертвецов каждый раз, когда я закрываю глаза.

Именно в этом состоит их проблема. Ганнибал не может быть и тем, и другим одновременно. Это настолько неэтично, насколько только может быть, но, кажется, Уилл хочет видеть в нём оба эти понятия, и Ганнибалу интересно, как надолго могут затянуться подобные отношения, пока всё с треском не сломается.

– Если я отреагирую, как человек, поцеловавший вас, всё закончится очередным поцелуем. Вы хотите, чтобы я это сделал, Уилл?

Напряжение в комнате резко возрастает по вине Уилла. Неожиданное движение – едва заметный рывок вперёд, как будто маленький пушистый хищник бросается на свою добычу, но вместо когтей и зубов настойчивые губы накрывают рот Ганнибала, а пальцы сжимают его челюсть. В поцелуе нет никакой изящности, лишь огромная настойчивость и отчётливое послание, которое Ганнибал с готовностью принимает, хотя и знает, что не стоит делать этого. И для этого у него куда больше причин, чем Уилл может себе представить.

Его ладони прикасаются к плечам Уилла, притягивая ближе, прежде чем начать подталкивать назад до тех пор, пока тот не врезается в одну из колонн, поддерживающих балкон. Руки Уилла отпускают его подбородок, и Ганнибал с лёгкостью получает контроль над поцелуем, проскальзывая языком между зубами Уилла. Уилл определённо не привык целоваться с мужчинами, и потому неуклюже берёт на себя роль ведомого вместо того, чтобы перехватить инициативу. Его руки блуждают по груди Ганнибала и рядом, пальцы скользят по дорогой ткани пиджака, не отваживаясь вцепиться в неё. Ганнибал хочет, чтобы он это сделал, но он терпеливый человек и прекрасно понимает: в конце концов Уилл решится.

Он стоит напротив Уилла, пригвождённого к колонне, осторожно скользит рукой вверх, к его горлу, и строго напоминает себе – не сжимать. У них небольшая разница в росте, и Ганнибал находит это возбуждающим. Ганнибал думает, что Уилл согласился бы с ним, даже если и был бы ошеломлён и чувствовал бы себя до ужаса неловко, а его тело время от времени сковывала бы дрожь. Ганнибал проталкивает колено между ног Уилла и надавливает. Уилл стонет ему в губы, и Ганнибал почти срывается.

– Возможно, мой кабинет – не самое подходящее место, – бормочет он Уиллу в рот; влажные слова на скользких губах, и Уилл сглатывает и кивает. Его очки перекосились, Ганнибал сжимает их и осторожно снимает с его лица. Уилл моргает, глядя на него, кивает, смотрит в сторону, и странно смеётся, хотя полусумасшедший звук, раздавшийся в кабинете, звучит более безысходно, чем ожидает Ганнибал.

– Надеюсь, вы не станете включать это в свой отчёт для Джека?

– Даже не знаю, – бормочет Ганнибал, оставляя дорожку укусов вдоль нижней челюсти Уилла, и сильно сжимает зубами мочку его уха. – Я могу сказать ему, что ваши способности к налаживанию отношений с людьми развиваются восхитительно быстро.

– О Господи. Ох, – произносит Уилл, смеясь, и Ганнибал желает, чтобы его смех был плотью, которую можно съесть.

– Через пятнадцать минут у меня назначена встреча с пациентом, – безрадостно говорит Ганнибал, возвращая их обоих в реальность, в которой не слишком приветствуется то, что психиатр целуется со своим пациентом в собственном кабинете (не говоря уже о том, что серийный убийца продолжает надавливать бедром на напряжённый член специального агента ФБР; но с этим Ганнибал разберётся в другой раз).

– Вы, наверное, шутите. Его можно отменить?

– Боюсь, правило отмены сеансов за двадцать четыре часа распространяется и на меня.

Он изучает лицо Уилла, замечает его расширенные зрачки, румянец на щеках, припухшие и слегка приоткрытые губы, и позволяет себе снова ощутить их вкус. Уилл подстраивается под него с такой лёгкостью, что Ганнибал практически готов отменить сеанс – тогда он мог бы раздеть Уилла и уложить на стол. Но сейчас Ганнибал знает, как сильно Уилл желает его, так что его больше привлекает возможность заставить того подождать чуть дольше.

– Приходите сегодня вечером, – говорит он, прервав поцелуй, и прикасается губами к уху Уилла.

– Спящим или бодрствующим? – Ганнибал чувствует щекой, как Уилл криво усмехается, и возвращается к изгибу его шеи.

– Желательно бодрствующим. Приходите пораньше, я приготовлю нам ужин.

Уилл кивает, и Ганнибал обнажает зубы, касаясь его кожи.

========== Глава IV ==========

Последний на сегодня сеанс проходит настолько медленно, что Ганнибал чувствует нарастающее раздражение. Ему сложно оставаться вежливым со своим пациентом, крайне нервным менеджером, который мучается от своих чувств не только по отношению к секретарше, но и к её мужу, и Ганнибал подумывает о том, как бы покончить с этим, мысленно успев пару раз превратить мужчину в колбасу. Конечно же, он сдерживает себя; просто кивает, улыбается и делает вид, что слушает. Его внимание рассеивается, и он находит себя размышляющим об Уилле и обо всём, что может быть с ним связано. Резкий привкус дешёвого геля после бритья, который Ганнибал ощутил, прикоснувшись к мочке Уилла, запах кофе в его выдохе, когда Ганнибал поцеловал его, и напряжённость его плеч под ладонями, когда он оттеснил Уилла к колонне. Он является чем-то новым для Ганнибала, его хочется раскрыть, посмотреть на великолепные сокровища, которые таятся под его кожей. Ганнибал взволнован, как ребёнок, которого везут в Диснейлэнд.

Он заканчивает сеанс немного раньше положенного. Однако, как и всегда, как только Ганнибал заходит на кухню, его переполняет чувство внутреннего спокойствия. Он мог бы назвать это «дзен», если бы был склонен к подобному, но был не слишком религиозен. Он просматривает рецепты, выискивая что-нибудь незамысловатое, и останавливается на рагу из телятины под белым соусом, с грибами и белым рисом (напыщенный инструктор по фитнесу прекрасно будет смотреться в роли телятины).

Уилл переоделся, что наводит на мысль о том, что он вернулся домой на час, а после снова поехал в Балтимор. Ганнибал не очень понимает сути его поступка, ведь он сам по-прежнему одет в шотландскую клетку и удобные туфли, но это Уилл, как он есть, и Ганнибал благодарен ему за это. Уилл скромно заходит на кухню, держа в руках бутылку Зинфандельского вина. Изысканное Мерло или Пино Нуар больше подошли бы к блюду, но это хотя бы красное, а не белое, да и Уилл мог только догадываться, что Ганнибал приготовит к его приходу. Так что Ганнибал почти не лукавит, когда благодарит его. Он накрывает на стол, и Уилл садится, глядя в свою тарелку.

– Что это? – спрашивает он.

– Телятина, – непринуждённо лжёт Ганнибал.

– Выглядит аппетитно. Всё белое, и вдруг этот красный цветок. Стоит потраченного вами времени.

– Это несложное блюдо. Нужно всего лишь умение его подать, – говорит Ганнибал, наливая вино.

– Вы хотя бы когда-нибудь едите, как нормальный человек? Остатки макарон перед телевизором?

Ганнибал смеётся.

– Я не слишком люблю пасту, а ем всегда за обеденным столом. Я нахожу еду стоящей моего внимания. Иногда я ем остатки. Конечно же, только если никто этого не видит.

– Иллюзия разрушена, – говорит Уилл и приподнимает бокал, а Ганнибал снова смеётся.

Уилл ест с завидным энтузиазмом, и Ганнибала это забавляет по причинам, которые он не может озвучить. Их разговор проходит обычно, несмотря на то, что волею случая слегка меняет свой оттенок. Доля неловкости, плохо скрытая за спокойствием Уилла, является подтверждением, что подобное происходит с ним не так уж часто, и Ганнибал сгорает от любопытства, но ни о чём не спрашивает. Он подаёт ярко-красный десерт, контрастирующий с основным блюдом. Ягодный пудинг кровавого цвета с ванильным соусом и веточкой мяты. Уилл едва ли не вылизывает тарелку дочиста, и Ганнибал старается не слишком раздражаться.

Несмотря на возражения Ганнибала, Уилл настаивает на том, чтобы помочь убрать со стола. Он складывает тарелки в посудомоечную машину, пока Ганнибал вручную моет хрустальную посуду, оставив лишь бокал Уилла с недопитым Зиндефалем.

– Мы собираемся обсудить то, как вы едва не изнасиловали меня у колонны в своём кабинете? – говорит Уилл, удерживая бокал с вином у рта. Вино сделало его более раскованным.

Ганнибал улыбается ему в ответ, вытирая ладони кухонным полотенцем.

– По правде говоря, я собирался начать сейчас, когда мы закончили ужинать.

– Ладно. Хорошо. Потому что я не знал, как заговорить об этом, – Уилл ухмыляется, и Ганнибал собирает с его губ остатки вина.

Уилл ставит бокал на столешницу, слишком близко к краю, и Ганнибал, не глядя, отодвигает его. Уилл менее сдержан, чем был днём – хорошая еда и вино сделали своё дело. Ганнибал углубляет поцелуй и представляет внутренности Уилла. Его быстро бьющееся сердце. Лёгкие, которые расширяются и сужаются с каждым вздохом. Его печень, его почки, его желудок, кровь, текущую по артериям. Он представляет, как мозг Уилла вырабатывает окситоцин и выделяет его в кровь, понижая уровень кортизола, оставляя Уилла как воск в руках Ганнибала. Он мечтает попасть внутрь Уилла, чтобы видеть всё, до мельчайших подробностей, и первым узнавать о том, что Уилл делает.

Сейчас Уилл целует его с большей уверенностью, проводит языком по кромке зубов и обнимает за талию. Руки Ганнибала блуждают по телу Уилла: от лица к волосам, к шее, вниз по спине. Он оставляет одну ладонь на пояснице, а вторую поднимает и сжимает подбородок Уилла.

– Что сейчас происходит? – спрашивает тот, по-прежнему не открывая глаза. Ганнибал хотел бы, чтобы Уилл открыл их, но не мог заставить его: кажется, что происходящее и без зрительного контакта пробуждает слишком много эмоций.

– А чего бы вы хотели?

– Честно говоря, у меня даже вариантов нет, – он сухо смеётся, уткнувшись лицом в шею Ганнибала. Ему это нравится, и он приобнимает Уилла одной рукой. Ганнибала привлекает, что это спокойное объятие подразумевает некую глубину. Сердце Уилла быстро бьётся, и в один момент он понимает, что их с Ганнибалом сердца стучат почти в такт.

– Вариантов достаточно много. Вы можете, конечно же, решить уехать домой. Можете остаться на ночь. Мы можем повторить всё завтра и послезавтра или же можем сделать всё сегодня, чтобы потом вернуться к привычной жизни, как было до того происшествия.

Он предоставляет Уиллу право выбора, но лишь потому, что знает – тот им не воспользуется. Это всё иллюзия; кукла верит в то, что она управляет собственными нитями, хотя кукловод продолжает тянуть их, просто оставаясь невидимым.

– Кажется, я уже решил, что не буду сегодня спать в своей постели, – говорит Уилл с незаметным смешком. – В конце концов, я не хочу лишать вас шанса уложить меня в постель и поцеловать на ночь, как эмоционально нестабильную принцессу.

Ганнибал смеётся и отстраняет его, чтобы коснуться щеки.

– Значит ли это, что я должен ездить на белом коне?

– Я не знаю. Вы умеете ездить на лошадях?

– Конечно.

– И зачем нужно было спрашивать, верно?

Ганнибал вновь смеётся. В воображении Уилла и он, и все вокруг являются рыцарями в сияющих доспехах. На самом же деле Уилл даже не подозревает ни о чём, и Ганнибал с такой лёгкостью обвёл его вокруг пальца, что может прямо сейчас остановить его кровообращение.

– Могу я предложить перенести это в спальню? – вежливо говорит он, и Уилл кивает, сглатывает и открывает глаза. Их зрительный контакт короткий, но насыщенный, и Ганнибал хочет сфотографировать выражение лица Уилла в этот самый момент, как наилучший комплимент для своей способности к поцелуям. Должно смотреться неплохо, особенно в рамке над камином. Конечно, Уилл вообще хорошо смотрелся бы на его стене, но что-то подсказывает, что будет трудно объяснить это Джеку Кроуфорду, когда он в очередной раз придёт на ужин.

Ганнибал зашторивает окна в спальне и оставляет дверь открытой, чтобы Уилл зашёл вслед за ним. Он снимает пиджак, вешает его и растягивает петлю галстука. Уилл наблюдает за ним странно и подозрительно.

– Что-то не так? – спрашивает Ганнибал, расстёгивая манжеты и закатывая рукава.

– Выглядите так, будто собираетесь готовить. Мне неловко от мысли, что вы сейчас сделаете из меня ужин.

Что ж, возможно. В голове Ганнибала проносится тысяча различных ответов, каждый из которых является абсолютным клише. Но Ганнибал в конце концов соглашается, искренне забавляясь, с самым худшим вариантом, о котором он только мог подумать.

– Вы выглядите достаточно аппетитно.

Если бы мир только знал, каким забавным он может быть.

Уилл просто кривится, будто съел что-то кислое, а Ганнибал смеётся и целует его.

Уилл сжимает его рубашку, и Ганнибал почти ликует. Ткань не поддаётся, но его это не волнует. У Ганнибала много рубашек, и он с радостью позволит Уиллу сорвать с него одну, если тому так хочется. Конечно же, Уилл этого не делает, а только скользит ладонями по спине Ганнибала. Ганнибал толкает его до тех пор, пока Уилл не врезается в кровать и не падает на неё. Ганнибал склоняется, раздвигает его ноги, расстёгивает каждую пуговицу, до которой может дотянуться. Он почти готов придушить Уилла, когда выясняет, что тот носит футболку под фланелевой рубашкой.

– Мне, наверное, стоит признаться, что я никогда не имел опыта с мужчинами, – говорит Уилл, глядя в потолок.

– Не волнуйтесь, у меня был, – выдыхает Ганнибал ему в шею и стягивает с него джинсы. Уилл тяжело вздыхает, и Ганнибал целует его, чтобы поймать этот вздох.

Ганнибал раздевает Уилла прежде, чем у того появляется возможность отплатить тем же. Ганнибалу приходится отстраниться, ненадолго задержав на Уилле взгляд: тот худощавее, чем казалось, под бледной кожей практически можно рассмотреть рёбра. Его руки и ноги достаточно сильны, хотя запястья и лодыжки кажутся тощими. Его волосы взъерошены, а сам Уилл выглядит испуганным под пристальным взглядом Ганнибала. Тот скалится, сжимает запястья Уилла и заводит ему за голову. Прекрасная картина повиновения. Несомненно, его собственный ангел Боттичелли.

Ганнибал снова раздвигает колени Уилла, фиксирует его руки на кровати, по собственному опыту зная, что Уилл не сможет с лёгкостью избавиться от такой хватки. Несмотря на это, Уилл изгибается и запрокидывает голову, так что Ганнибал видит его кадык, когда Уилл вздыхает.

– Я столько хотел бы сделать с вами, – Ганнибал не может удержаться, слова звучат сквозь сжатые зубы. Он прикасается губами к груди Уилла и чувствует биение его сердца. Уилл дёргает запястьями, пытаясь освободить руки, но Ганнибал не позволяет ему этого сделать. Он проводит языком вверх, находит пульс на шее, чувствует, как колется щетина на лице Уилла, и глотает его вздох, прежде чем он срывается с губ. В тот же миг Уилл обвивает руками его шею, прижимая ближе, и отвечает на поцелуй с таким рвением, что Ганнибал осознаёт – на этот раз было украдено его собственное дыхание. Смех, поднимающийся из груди, почти причиняет боль, и Уилл, не обращая внимания, сглатывает его.

Уилл все же переворачивает их на кровати и избавляет Ганнибала от остатков одежды. Теперь они оба обнажены, и соприкосновение кожей кажется неловким, но Уилл касается его с напором и восхищением, и Ганнибал позволяет ему это.

– Так вот, что вы скрывали под этими слоями одежды, – бормочет Уилл ему в ключицу.

– Не рассказывайте мне о слоях, – резко отвечает Ганнибал и проводит пальцами по позвонкам на спине Уилла к его заднице, бесстыдно сжимая и оглаживая ягодицы. Уилл тихо смеётся в ответ на возражение, но это переходит в стон, и Ганнибал готов смириться.

Он прикасается пальцами к подбородку Уилла, призывая поднять голову.

– Послушайте, Уилл. Я даю вам шанс отказаться. Если мы продолжим сейчас, я не остановлюсь, даже если вы попросите. Понимаете?

На секунду кажется, что Уилл начинает понимать, каким является Ганнибал – шире него в плечах и груди, может, не намного выше, но достаточно, чтобы убедить Уилла в том, что Ганнибал способен превзойти его физически. Это осознание мелькает в его глазах, и он сильнее сжимает Ганнибала за плечи.

– Вы хотите продолжить? – спрашивает тот, как только понимает, что Уилл готов согласиться.

Уилл кивает. Ганнибал усмехается, тянется к прикроватной тумбочке и ставит Уилла на четвереньки поперёк кровати. Ему нужно время и для себя. Мужчины в возрасте Ганнибала редко склонны спешить к завершению чего-либо, и это имеет отношение не только к таким восхитительным и возбуждающим вещам, как последний вздох смертельно испуганной жертвы перед убийством. Секс также не является исключением. Ганнибал понимает, что даёт Уиллу слишком многое чересчур рано, и знает, что это причиняет боль. Но дыхание Уилла сопровождает каждое отточенное движение пальцев, и это ощущение сродни игре на идеально настроенном музыкальном инструменте.

Он думает заставить Уилла кончить от этого. Он может заставить Уилла испытать оргазм с куда большей лёгкостью, чем тот способен предположить, но понимает, что сам останется неудовлетворённым. Хотя бы потому, что ему хочется доминировать над Уиллом, насколько это вообще возможно. Он меняет положение, приподнимая одну ногу Уилла, и как следует смазывает их обоих, а затем проникает в тело Уилла плавным толчком. Тот хрипло выдыхает и замолкает, потому что им необходимо время, чтобы заставить собственные сознания привыкнуть к этому, к этой глубине и ошеломляющей интимности, которой, как предполагает Ганнибал, давно не было ни у одного из них. Он плотно прижимается к Уиллу, мягко обхватывает ладонью его напряжённый член и начинает двигаться так уверенно, что пружины кровати возмущённо поскрипывают.

Уилл тяжело дышит и заводит руку назад, прижимая Ганнибала до невозможности близко и так великолепно выгибаясь в его руках, что с губ Ганнибала срывается неподдельный стон.

– Пожалуйста, – выдыхает Уилл, и Ганнибал с силой кусает его плечо. Уилл кончает с хриплым вскриком, пачкая спермой ладонь Ганнибала.

Ганнибал позволяет ему прийти в себя, а потом отодвигается и выходит из него. Это заставляет Уилла на мгновение смутиться, пока вдруг Ганнибал не укладывает его на спину, устраиваясь между его раздвинутых ног, и снова не толкается внутрь, крепко обнимая Уилла за плечи. Уилл жадно глотает воздух, приподнимает ноги и обхватывает ими талию Ганнибала. Тот тесно прижимается к шее Уилла, так что становится трудно дышать. Он достигает оргазма неожиданно; лёгкие требуют воздуха, а Уилл прижимается к нему изо всех сил, сладко и рвано выдыхая с каждым толчком.

– Господи, – бормочет Уилл, как только они приходят в себя, в его волосы, и Ганнибал смеётся, касаясь языком впадинки между ключиц. – У меня болят плечи, вы, маньяк.

– Вы научитесь ценить это.

– Знаю, – Уилл делает глубокий вдох, прежде чем прижаться к его уху, и Ганнибал не до конца понимает, что это может значить. – Итак, это произошло.

– Я бы сказал, до сих пор происходит, – в ответ он получает смешок прямо в свои волосы.

Ганнибал скатывается с Уилла и проводит ладонью по его голове. Тот тянется к нему, но Ганнибал отодвигается, заставляя Уилла повернуться на бок, чтобы снова прижаться к его спине. Уилл – не пустышка, ни в одном из смыслов, но сейчас, лёжа здесь спиной к Ганнибалу, он – одна сплошная путаница с тощим телосложением, а его позвоночник походит на тонкие прутья и струну, дрожащую от ветра. Ганнибал чувствует нечто важное и живое перед собой. Он притягивает его к себе и обнимает так, словно Уилл принадлежит ему. Он представляет, как огромная пропасть открывается где-то в грудной клетке; широко открытая пасть, которой можно поглотить Уилла целиком и оставить его за чугунными рёбрами.

Ганнибал никогда не хотел сохранить человека в безопасности. Он ощущает странное ликование из-за того, что Уилл сумел заставить его почувствовать нечто подобное, несмотря на то, что его идеи не слишком походили на общепринятые.

– У меня наверняка будут кошмары, – мягко произносит Уилл. Они лежат рядом уже довольно долгое время, выравнивая сердцебиение и слушая дыхание друг друга.

– Нечего волноваться. Если вы попытаетесь сбежать из постели, я немедленно уложу вас обратно.

Он хотел бы это сделать. Ганнибал бы привязал Уилла при необходимости, но ему кажется, что рук будет достаточно. Он целует Уилла в макушку, прикасаясь ко всё ещё влажным от пота волосам и наслаждаясь их приятным запахом. Секс оставил на них свой примитивный, чистый запах, и Ганнибал думает, нельзя ли его законсервировать. Он вспоминает немецкий роман, прочитанный ещё в медицинской школе, в котором серийный убийца делал духи из мёртвых девушек. Ганнибал размышляет над химическими процессами, пытаясь понять, возможно ли это.

– Меня не слишком пугает ходьба во сне, – произносит Уилл, отвлекая Ганнибала от потока мыслей.

– Правильно, Уилл. Я не позволю никому добраться до вас.

Он подразумевает именно это. В мире есть лишь один человек, способный добраться до Уилла Грэма, но он и так здесь.

Уилл дрожит и, хотя Ганнибал уверен, что это не от холода, он приподнимается и накрывает их обоих одеялом.

========== Глава V ==========

Следующее утро наступает рано; солнце робко восходит над горизонтом. Ганнибал спал недолго, ему удалось лишь недолго подремать рядом с Уиллом, который свернулся подобно насекомому в коконе. Уилл спит беспокойно, его глаза непрерывно движутся за закрытыми веками, он дрожит, а кожа немного блестит от пота. Ганнибалу хочется вытащить кошмары из его головы и утопить их, как выводок котят.

Ганнибал наблюдает за ним сейчас: на лицо Уилла падает тонкая полоса света, проникающая между плотными шторами. Выпирающие позвонки и едва заметные синяки над бёдрами. Тусклый свет делает тени на лопатках глубже, превращая Уилла в подобие призрака, лежащего в постели Ганнибала. Ганнибал придвигается ближе, прижимает Уилла к своей груди и натягивает одеяла выше. Он видит, как свет становится ярче, от бледно-голубого к мягкому жёлтому. Уилл дышит неглубоко и спокойно, а Ганнибал начинает возбуждаться, не совсем понимая, почему. Он полагает, из-за физической близости. Ганнибал прикасается губами к плечу Уилла и прикусывает, достаточно сильно, чтобы оставить след, но не слишком сильно, чтобы стало больно. Он забавляется, кусая и посасывая это место, и к тому времени, как Уилл просыпается, на его плече виднеется засос, цветом и размером напоминающий спелую сливу.

– Что вы делаете? – спрашивает Уилл, его голос звучит хрипло из-за недавнего сна.

– Бужу вас, – отвечает Ганнибал, обводя большим пальцем оставленный след. Не совсем «собственность Г.Л.», но со временем появится и это.

Уилл поворачивает голову, пытаясь рассмотреть метку, но она оказывается за пределами его видимости.

– Который час?

– Где-то шесть. Я не был уверен, нужно ли вам идти куда-нибудь утром.

Уилл закрывает глаза и кивает.

– У меня лекция в девять.

– Значит, у нас ещё есть время, – Ганнибал наклоняется, прикасается к шее Уилла и обхватывает его ноги своими, не позволяя выбраться. Уилл сонно смеётся, и Ганнибал раздумывает над тем, чтобы воздвигнуть памятник на этом безупречном фундаменте.

Позже, ближе к семи часам, после того, как они разделили душ, который занял заметно больше времени, чем обычно требуется, Ганнибал делает Уиллу кофе и быстрый завтрак из омлета с мясом. Он наблюдает, как Уилл поглощает пищу, пока сам пьёт свой кофе и наслаждается странным трепетанием собственного сердца. Ганнибал думает, стоит ли назвать это пресловутыми бабочками, или же он настолько хорошо притворяется, что может обмануть даже самого себя.

Ганнибал следит, как Уилл отъезжает от дома, и продолжает смотреть ему вслед около пяти минут. Он бы куда охотнее посадил его на цепь, чтобы иметь возможность затащить Уилла обратно. Но ему нужно начинать день, готовить себе завтрак, его ждут пациенты. В действительности Ганнибал хочет лишь взять карандаши и холст и зарисовать картину, которая по-прежнему стоит перед глазами. Обнажённый Уилл, изящно лежащий среди белых простыней, со взъерошенными волосами и руками, заведёнными за голову. Ганнибал не уверен, что Уилл оценит, если он, к примеру, вставит подобный рисунок в рамку и повесит её на стену в своём кабинете, но ему определённо хочется изобразить свои мысли на бумаге. К тому же, это столь изысканное зрелище.

Во время ланча Ганнибал выделяет немного времени для того, чтобы сделать набросок, но возможности продолжить его пока нет. Его день расписан поминутно, да и гость становится неожиданностью. Ганнибал как раз заканчивает сеанс с высокопоставленной особой средних лет, страдающей от обсессивно-компульсивного расстройства. Он провожает её из своего кабинета, когда вдруг замечает сидящего в приёмной Уилла. Он выглядит подавлено. У него откуда-то взялись синяки под глазами, хотя с утра их не было, его плечи понурены, а на лице отражается пугающая пустота. Что-то случилось, и Ганнибал чувствует укол ревности и желание превратить человека, виновного в этом, в аппетитный стейк. С морковью и красным вином.

– Уилл?

Уилл поднимает взгляд, будучи вырванным из какой-то глубокой холодной ямы, созданной собственным сознанием, немедленно встаёт и заходит в кабинет без приглашения. Он садится на кушетку, сжимает голову руками и вздыхает.

– Расскажите, что произошло, – говорит Ганнибал, возвращаясь за стол, и ждёт.

– Убийство, – отвечает Уилл. – Ужасное. Я не… моя реакция на это… – он умолкает и потирает ладонями лицо, поднимая взгляд. – Снова Чесапикский Потрошитель.

Несмотря на то, что диссоциация и потеря во времени могут быть сексуально спровоцированными заболеваниями, Ганнибал сомневается в том, что убийство было совершено Потрошителем. Он никого не убивал со вторника, в конце концов.

– Вы уверены?

– Это его почерк. Жертва поставлена в определённую позу и выставлена напоказ. Ужасающие пытки. Органы перемешаны, – он закрывает глаза и невольно вздрагивает. – Это ребёнок.

– Что? – Ганнибал чувствует яркую вспышку гнева. Ребёнок? Как они могли связать подобное с ним? Он никогда не причинял вреда детям. У него всё же есть принципы.

– Мальчик тринадцати лет. Убийца оставил его на детской площадке, подвешенным к турнику. Группа детей и воспитатель нашли его этим утром, это было… – Уилл теряется, и Ганнибал видит, как слова ускользают от него. Он сидит, открывая и закрывая рот, словно пытается их поймать.

– Он был ещё жив, когда убийца… это наверняка было невыносимо больно. Я видел… Я чувствовал. Господи, – Уилл дрожит.

Ганнибал размышляет, стоит ли ему продолжить и предложить помощь, каким-либо физическим образом утешить Уилла, но вспоминает, что тот здесь в качестве пациента, а не любовника, и нужно вести себя соответствующе.