Текст книги "Как нож любит сердце (СИ)"

Автор книги: Linpatootie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)



========== Глава I ==========

Это начинается во тьме, как и всё, что достойно внимания. Нет ни звонка, ни стука в дверь. Лишь абсолютная нерушимая тишина, однако Ганнибал всё равно просыпается, потому что кто-то находится у него на пороге. Он бы съязвил насчёт отточенной интуиции серийного убийцы, но дом пуст, а он недостаточно болен для того, чтобы шутить над самим собой.

Нельзя сказать, что гости в два часа ночи для него обычное дело, поэтому появление Уилла вызывает слабое удивление. Он стоит на коврике у двери, босиком, в своей белой футболке и боксёрах. Он рассеянно смотрит на Ганнибала, никак не реагируя на то, что дверь открылась. Ганнибал теряется на мгновение, удивляясь, что Уилл прошёл пятьдесят миль во сне, но потом вспоминает убийство в Кесвике, к расследованию которого Джек привлёк Уилла, тем самым заставив того поселиться в дешёвом мотеле. Но остаётся ещё, по меньшей мере, четыре мили, чтобы дойти до дома Ганнибала, и это кажется странным и пугающим.

(Тело в Кесвике, кстати, не было делом рук Ганнибала, хотя он и не мог отрицать своего восхищения перед работой убийцы. Три разные жертвы, из которых вынули органы и, перемешав, поместили обратно. Чрезвычайно вдохновляющий пазл).

– Уилл?

Совершенно ничего. Ночная прохлада, минуя Ганнибала, проникает в дом. Уилл бледный, его бьёт дрожь, да и одет он определённо неподходяще для этого времени года.

– Вы замёрзнете. Пройдёмте внутрь, – говорит Ганнибал и, осторожно сжав плечо Уилла, проводит его в дом.

Уилл покорно подчиняется; сон почти отступает, но всё же снова берёт над ним верх. Он не бодрствует, но и не спит. Он моргает, поджимает губы и как-то странно вздыхает.

Ганнибал является психиатром уже долгое время, но подобная реакция ему не знакома, и поэтому вызывает определённую симпатию. После Уилл наверняка будет ругаться, как моряк, но какая-то часть Ганнибала даже находит это трогательным. Уилл Грэм сам приходит к нему. Впервые за долгое время Ганнибал осознаёт, что есть человек, которого он с удовольствием держал бы в маленькой позолоченной клетке. Уилл даже не понимает этого, и по каким-то неясным причинам это непонимание заставляет Ганнибала желать подойти к нему ещё ближе.

Он снимает с себя халат и накидывает на плечи Уилла. Тот слабо отшатывается, медленно моргая. Ганнибал старается не думать о его нынешнем состоянии, напоминая себе, что психоанализировать человека, пришедшего в таком виде, по меньшей мере, грубо, но отлично понимает, что произошедшее не сулит Уиллу ничего хорошего. Будь на его месте кто-нибудь другой, Ганнибал бы наверняка сослался на это, чтобы ненадолго поместить пациента в психиатрическую лечебницу. Хотя бы для обследования. Но это Уилл, и держать его в удобной и дорогой лечебнице, где Ганнибал не сможет до него добраться, не кажется приятной перспективой.

Осторожно проведя Уилла через свой дом, Ганнибал раздумывает о гостевой комнате. Она не подготовлена, что не может не радовать, хотя и оказалась бы как нельзя кстати. Ганнибал решает иначе. Если бы его спросили об этом, он бы наверняка сказал, что два часа ночи – не время стелить постель нежданному гостю, особенно, если у него нет переохлаждения, но правда заключается в том, что он просто не может отказать себе в возможности лицезреть Уилла в своей постели.

Это не является проявлением сексуального желания (которое Ганнибал испытывал так редко), но определенно – собственнического. Уилл Грэм в его кровати, где он сам спал каких-то двадцать минут назад, где подушка всё ещё хранит след от его головы, а одеяла наверняка ещё не успели остыть. Он представляет, как его запах впитается в Уилла, как перейдёт на его кожу. От этой чрезмерно интимной надежды Ганнибал ощущает лёгкую дрожь, на секунду даже позволяя себе наслаждаться ею.

Он усаживает Уилла на край своей кровати. Уилл хмурится, вздрагивает и облизывает губы.

– Где я? – спрашивает он.

Ганнибал затрудняется ответить на этот вопрос, понимая, что Уилл сейчас должен находиться довольно далеко отсюда, да ещё и в полном одиночестве. Сейчас же тот неотрывно смотрит куда-то за Ганнибала, растерянным взглядом следя за чем-то несуществующим.

– В моей спальне, – спокойно отвечает Ганнибал. Ему порой и самому непонятно, откуда в такие моменты берётся столько спокойствия. – У меня дома. Вы пришли сюда во сне. Поразительная решимость, Уилл. Это должно было занять не меньше полутора часов.

Ступни Уилла темнее гравия. Грязь, песок, возможно, даже кровь – асфальт в Балтиморе не слишком подходит для прогулок босиком. Такому явно не место среди идеально чистых одеял Ганнибала. Он уходит в ванную за некоторыми вещами.

Он бы даже не удивился, попытайся Уилл совершить побег через окно. Однако тот не сделал этого и остался сидеть на одном месте, хмуро рассматривая красные цифры на будильнике. Его состояние не сильно изменилось за это время.

– У вас есть цифровые часы?

– Да. Вас это удивляет?

– У вас есть клавесин. Конечно же, цифровой будильник удивляет меня.

Ганнибал улыбается, опускается на колени и берёт одну из ступней Уилла в руки.

– Что вы делаете? – спрашивает Уилл, и его голос звучит настороженно, несмотря на странную улыбку.

– Вы только что прошли около четырёх миль босиком.

– Я этого не делал.

– Боюсь, сделали, если только вы не поймали во сне автобус, что определённо потрясло бы меня.

Он чистит ноги Уилла: сначала одну, потом вторую. Замечает ссадины и царапины, которые будут гореть больше, чем болеть. Нужно немедленно обработать их. Инфекция на ступнях может принести Уиллу куда больше неприятностей, чем Ганнибал когда-либо ему желал.

– Будет жечь, – предупреждает он, и Уилл красиво вздрагивает и шипит, тем самым вызывая трепет где-то в глубине души Ганнибала. Капли крови снова появляются на повреждённой коже, и Ганнибал замирает.

Это кажется ему глупым – в конце концов, он же не вампир – но это и раздразнивает его, заставляя желать большего. Он словно огромная белая акула, которая учуяла запах крови и спешит устроить массовое убийство.

Он смотрит снизу вверх, опустившись на колени перед Уиллом, который уже должен был проснуться, хотя в этом нельзя быть уверенным наверняка. Он похож на растерянного маленького утёнка среди этих дорогих покрывал, и Ганнибал невольно вспоминает ангела Ботичелли. Ганнибал думает, что мог бы поставить Уилла в подобную позу, сделав его настоящим произведением искусства, коим ему и суждено стать. Гладко побрить, уложить волосы так, как необходимо.

Он думает, что смерть могла бы стереть усталость с лица Уилла, и Ганнибал оставил бы его с открытыми глазами – чтобы Уилл мог лицезреть красоту истинной боли, в плену которой оказался. Ганнибал бы поместил Уилла в церковь или ещё какое-нибудь священное место, в окружении разнообразных святых вещей, которые будут казаться бледными в сравнении с ним. Искусно обёрнутого в ткань, возводящего руки к небу в знак отпущения грехов, и с крыльями из ножей, воткнутых в его спину.

Эта мысль определённо из тех, которые стоило бы записать, чтобы не забыть. В конце концов, это великолепная идея, и Ганнибал ощущает невольную дрожь, когда эта картина предстаёт перед его мысленным взором.

– Я не знаю, как оказался здесь, – говорит Уилл, сидя в комнате, пока Ганнибал относит всё обратно в ванную.

Ганнибал не отвечает – представившаяся ему картина всё ещё не желает исчезать из головы.

– Я спал. Кажется. Возможно, до сих пор сплю. Здесь холодно, – продолжает Уилл, словно ему и не нужно присутствие Ганнибала, чтобы вести разговор.

Ганнибал просто укладывает его на кровать, и Уилл снова становится мягким и податливым в его властных руках.

– Я действительно надеюсь, что это всё мне снится, – бормочет Уилл, когда Ганнибал укрывает его одеялом по самую шею. – Иначе это, наверное, самая странная ночь в моей жизни.

– Надеюсь, вы не определяете этот сон как кошмарный, иначе это наверняка должно задеть мои чувства. Я привык считать себя хорошим врачом, – замечает Ганнибал, и Уилл смеётся.

– Мой психиатр только что помыл мои ноги и сейчас укладывает меня в постель. Не могу даже предположить, какое определение этому дать.

– Просто отдохните немного, Уилл. Дверь закрыта, и вы не сможете снова уйти.

Ганнибал думает, что это заявление, должно быть, прозвучало пугающе, или же оно может показаться таковым тем людям, которых Ганнибал закрывал в своём доме до Уилла. Но Уилл, кажется, что-то решает про себя и только расслабляется от его слов. Если никто не может выйти, то никто и не войдёт. Однако Уилл не знает, что монстр, преследующий его в кошмарных снах, заперт здесь, совсем рядом с ним. Пока не знает.

Сон возвращается быстро – а он вообще исчезал? – и его веки смыкаются, пока он смотрит на Ганнибала. Он был бы похож на совсем юного мальчика, если бы не эта небритость и синяки под глазами. Ганнибал думает, что виной тому растрёпанные кудрявые волосы или, возможно, неприкрытая уязвимость во взгляде. Сейчас его так легко убить. Ганнибал даже сомневается, что Уилл станет сопротивляться, если положить ладони ему на шею и просто надавить. Ганнибал представляет, как вздуваются вены на висках Уилла, как его кожа краснеет, представляет неровное биение пульса под собственными пальцами и его последний выдох. Будет ли он паниковать? Или же будет продолжать смотреть на Ганнибала, до конца не веря в происходящее?

Уилл закрывает глаза, сглатывает и улыбается. Он хочет что-то сказать, слова уже почти срываются с его губ, и что-то надёжно выстроенное внутри Ганнибала вдруг ломается, и он целует Уилла. Просто ни с того, ни с сего склоняется и целует его приоткрытые губы, и пытается вспомнить, когда в последний раз он позволял себе терять контроль.

Он замечает секундное замешательство Уилла, определяет по тому, как дёргается его челюсть, как дрожат его ресницы. Но он быстро сдаётся, так же легко, как это должно было произойти по отношению к куда меньшему, и становится удивительно отзывчивым. Это даже не поцелуй, в нём есть лишь короткий миг касания губ, слабое прикосновение к языку и к зубам и колкость щетины Уилла, но Ганнибал чувствует, как его руки дрожат уже от этого. Он сжимает их в кулаки по бокам от головы Уилла, мнёт ткань наволочки пальцами и наконец отстраняется.

Уилл краснеет. Ганнибал ощущает сильный голод: он как хищник, вышедший из спячки, с бездонным и пустым желудком.

– Ложитесь спать, – мягко говорит Ганнибал. Он целует Уилла в лоб, запоздало задумываясь об этой непредвиденной близости, и вдыхает запах шампуня Уилла и едва ощутимый запах его волос.

– Хорошо, – бессмысленно отвечает Уилл, и Ганнибал усмехается про себя, покидает комнату и закрывает дверь, направляясь босиком по тёмному коридору. Он находит запасную подушку и одеяло в кладовке и устраивается на диване, даже не задумываясь о том, чтобы включить где-либо свет. Он лежит на спине и смотрит в потолок гостиной, размышляя, что если бы он порезался, то только об острые грани разорванной души Уилла.

***

Ганнибал и обычно просыпается рано, но проведя на диване несколько часов, встаёт еще раньше. Нет, диван несомненно удобный, однако ночь выдалась странной не только для Уилла, и Ганнибал чувствует себя неспокойно. Он успевает проснуться, одеться и почти заканчивает готовить завтрак, когда Уилл неуверенно заходит на кухню, всё ещё одетый в халат Ганнибала поверх своего определённо скудного ночного белья.

– Утро, – произносит он в замешательстве.

– Доброе утро, Уилл. Я как раз собирался разбудить вас. Завтрак почти готов, – он ставит чашку с кофе на стол напротив Уилла, который немедленно принимает её и пьёт, не глядя на Ганнибала.

Ганнибал накладывает безукоризненно приготовленные яйца в тёплую тарелку.

– Чем мы будем завтракать?

– Омлет с курицей, грибами и помидорами. Я подумал, вам понадобится плотный завтрак после такой насыщенной ночи.

– Верно, – ворчит Уилл, следуя за Ганнибалом в столовую. Он ступает по-прежнему осторожно и неуверенно, израненные ступни причиняют неудобства, и в его взгляде читается облегчение, когда он наконец садится.

Ганнибал уже заканчивает сервировать стол, дополнив завтрак свежевыжатым апельсиновым соком и ещё несколькими блюдами.

– Вы всегда завтракаете, как член королевской семьи? – интересуется Уилл, хмуро рассматривая белую лилию, которая вычурно возвышается над блюдом с аккуратно нарезанными фруктами.

– Не всегда. Я просто люблю баловать своих гостей, даже тех, кто без приглашения заявляется в мой дом после полуночи, да ещё и в одном белье.

Уилл не может сдержать смешок и пьёт кофе, заметно веселея, и Ганнибал надеется, что с появлением Уилла за столом неловкость исчезнет.

Он смотрит, как Уилл с сомнением копается в своём завтраке, тыкая вилкой в кусочки курицы. Он не может объяснить своё волнение, когда Уилл кладёт их в рот и медленно жуёт, когда его лицо искажается удовольствием, и он глотает. Сложно понять, чем Ганнибал наслаждается больше: возможностью накормить других своей едой или же тем, что сам ест это. Проще было бы определить это жребием, хотя, если дело касается Уилла, всё становится предельно ясно. Он бы назвал это мелкими радостями жизни, но не уверен, что программист, которого недавно назвали «курятиной» согласился бы с ним.

– Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь, – говорит Уилл, задумчиво покусывая губу. – Прошло несколько секунд, прежде чем я осознал, что я у вас дома. Совершенно не помню вчерашнюю ночь.

– Совсем ничего? – уточняет Ганнибал и вдруг чувствует себя уязвленным, хотя и игнорирует это.

– Моментами, но я не уверен, какие из них настоящие, а что мне просто приснилось, – он хмуро смотрит на тарелку, гоняя по ней кусочек гриба, прежде чем накалывает его на вилку и отправляет в рот.

Снова какой-то резкий наплыв эмоций, хотя всё время Ганнибал был как никогда близок к абсолютному спокойствию. Он понимает, что такое непрофессиональное поведение может лишить его пациента и, если всё зайдёт дальше, друга. Если же Уилл сумеет убедить себя в том, что все случившееся – галлюцинации, это будет только на руку Ганнибалу. Кроме того, он невыносимо жаждет пробраться в разум Уилла, распутать все узелки и погрязнуть в его смятении. Если Уилл посчитал поцелуй галлюцинацией, можно ли считать, что это его испугало? Будет ли он задумываться о том, почему его переутомившийся мозг подбросил ему нечто подобное? Может быть, ему и раньше виделся Ганнибал? От любопытства сводит живот, и это одно из самых неприятных ощущений.

– У меня совсем нет вещей, даже пары обуви. Надеюсь, Джек не пытался дозвониться мне, – говорит Уилл, хмуро глядя на вазу, как будто это из-за неё он лишился штанов.

– Я отвезу вас в отель, там вы сможете одеться, не волнуйтесь. И, если хотите, можете позвонить Джеку, чтобы отметиться.

– Не уверен, что стоит звонить Джеку из вашего дома в столь раннее время. Не знаю, смогу ли я дать достойное объяснение, чтобы он не сделал выводы самостоятельно, – Уилл кривится, а Ганнибал смеётся.

– Позвольте ему сделать это хотя бы однажды, ведь обычно ему приходится только поддакивать в вашем присутствии.

Уилл очаровательно выглядит, набирая полный рот сока, а Ганнибал ликует про себя, продолжая пережёвывать свой завтрак.

========== Глава II ==========

Уилл раскрывает убийство в Кесвике. Конечно, раскрывает, и Ганнибал гордится им.

«Смотрите, как хорошо танцует моя марионетка, – думает он про себя, – и взгляните, как она слепо подчиняется мне, не зная, кто дёргает за нити, играясь с ней». Уилл возвращается в Вулфтрап, к своему тесному домику, к своей небольшой стае. Ганнибал советует ему поставить на дверь несколько дополнительных замков – в конце концов, если Уилл попытается преодолеть пятьдесят миль во сне, ничем хорошим это не закончится.

Ганнибал на секунду задумывается: пусть Уилл и убедил себя в том, что ничего не произошло, смутные воспоминания могут заставить его отдалиться. Но ненадолго, ведь менее, чем через неделю у них назначен сеанс и, разумеется, никто не собирается его отменять.

Уилл приходит даже раньше назначенного и сидит в приёмной, ожидая, пока Ганнибал завершит сеанс с молодой вдовой, которая не может смириться со смертью мужа. Она выходит из кабинета, всё ещё всхлипывая, и Уилл заметно напрягается.

Поэтому Ганнибал приглашает Уилла в кабинет раньше, чем обычно, продолжая убирать со стола записи, связанные с предыдущим пациентом.

– Ей, наверное, тяжело, – хрипло говорит Уилл и неловко становится рядом, держа руки в карманах.

– Эта комната видела и большие страдания. Присаживайтесь.

Они садятся и начинают разговор. Они говорят обо всём, что приходит в голову: о последнем деле Уилла, о его работе в университете, даже обсуждают погоду, когда Уилл упоминает, что угодил под ливень во время последней прогулки с собаками. Ганнибал пускает разговор на самотёк, чтобы дать Уиллу возможность успокоиться и забыть о неожиданном столкновении с чужим горем, прежде чем начать задавать вопросы.

– Нам стоит обсудить ваше небольшое ночное приключение, произошедшее на прошлой неделе?

– Мне кажется, мы уже успели сделать это за завтраком.

– Верно, как друзья. Но не как психиатр и пациент.

Уилл кривится.

– Ваш лунатизм прогрессирует, а прогулки на такие расстояния могут быть опасными. Кажется, сейчас ваши расстройства стали куда сильнее, чем когда вы просто ходили во сне, – продолжает Ганнибал.

– Не знаю. Возможно. Я помню практически всё, что мне снилось, пока я шёл. Хотя это можно описать как одну продолжительную галлюцинацию, которая оставила меня на холоде с израненными ногами.

– Подобное случалось? После этого.

– На прошлой неделе – нет, – он снимает очки, заправляет одну дужку за воротник рубашки и трёт лицо ладонями. – Не могу поверить, что я пришёл к вам домой во сне. Я удивлён, что вообще знал, как к вам попасть из моего отеля.

Ганнибал не может сдержать лёгкую усмешку, едва заметное проявление гордости. Так или иначе, это определённый успех.

– Я являюсь неким источником стабильности и чувства защищённости в вашей жизни. Неудивительно, что ваше спящее и растерянное сознание направило вас ко мне. Вы подсознательно пытались найти защиту.

Лицо Уилла заметно мрачнеет – подобное предположение не так уж и льстит ему, в отличие от Ганнибала.

– Словно какой-то почтовый голубь у главного входа. Моё подсознание не является нежным или утончённым. К тому же, именно оно создаёт образы, из-за которых я, наверное, и впутался в это.

Ага, вот оно. Вопрос, который въелся в мысли Ганнибала, словно пиявка: запутанный и щекотливый повод для Уилла убедить себя в том, что того поцелуя на самом деле не было. Ганнибал привык ко лжи. Он лжёт каждую минуту каждого дня, каждому человеку, которого встречает, в какой бы ситуации ни оказался. Он лжёт о том, кто он, о том, что он делает и почему он это делает. Он лжёт о том, куда идёт и где был. Каждый вдох, каждое слово, каждая улыбка и каждый дюйм его внешности – притворство, и он живёт с этим так долго, что сам успел стать тем, кем прикидывается. Он даже не может сказать наверняка, какие черты принадлежат ему на самом деле, а какие нет, кроме тех мгновений, когда его руки заливает чужая тёплая и вязкая кровь. О да, это – настоящий он.

И поэтому жить, играя с галлюцинациями Уилла, оказывается довольно просто, однако убеждения Ганнибала теряют свою силу, когда в его голове появляются все новые и новые картинки. Эти мысли его немного возбуждают, а именно – что ещё он может посчитать иллюзией благодаря мне? – и он осторожно тянет за нити, идущие от его пальцев к конечностям Уилла.

– Расскажите мне о своих снах.

– Моих снах.

– Галлюцинациях. О картинах, которые вам подбрасывает воображение. Как бы вы ни пожелали это назвать.

Уилл кивает и опирается локтями о колени, глядя куда-то с саркастической улыбкой.

– Кошмарные сны наяву, как они есть. Пугающе реалистичные ужасы. Многие режиссёры фильмов позавидовали бы работе моего воображения. Может быть, мне нужно стать декоратором?

Ганнибал улыбается уголком губ.

– Расскажите мне об одном из них.

Уилл снова кивает, садится поудобнее, мнётся и борется с чем-то внутри себя, но неожиданно отвечает безо всяких возражений. Ганнибал ожидал, что он скорее откажется или уйдёт от разговора. То, что он просто соглашается, говорит о том, как сильно он доверяет Ганнибалу.

– Там есть… олень. Он большой, больше, чем они обычно бывают, и у него чёрная шерсть. Я слышу стук его копыт, куда бы ни шёл, – он криво усмехается и возводит глаза к потолку. – Господи, это звучит, как бред сумасшедшего.

– Нет. Поверьте, мне приходилось выслушивать немало бреда и до вас. Однако нетрудно определить источник ваших галлюцинаций, верно?

– Хижина страха Гаррета Джейкоба Хоббса. Я знаю, знаю. Просто… мне кажется, он меня преследует. Он всегда там.

– Вас травмировали события, связанные с Миннесотским Сорокопутом. В вашем сознании он олицетворяет собою монстра. Это не странно, Уилл.

– Да, рад узнать, что я не выхожу за рамки нормы.

– Это пугает вас?

– Я прихожу в ужас, – слова срываются с его губ настолько быстро, как будто они уже давно вертелись на языке. Его взгляд меркнет, словно он уходит в себя.

– Он ненастоящий. Это просто игра вашего воображения, – говорит Ганнибал.

– Я ощущаю его. Когда он там, я могу даже почувствовать его запах. Грязь, и кровь, и что-то похожее на мокрые листья. Я чувствую его дыхание на своей коже.

Если подобное присутствовало в галлюцинациях Уилла, неудивительно, что он счёл поцелуй очередной игрой воображения. Ганнибал рассматривает Уилла, и тот явно чувствует себя неловко под его пристальным взглядом, наверняка считая, что Ганнибал сейчас раздумывает над своими выводами насчёт бреда сумасшедших.

– Есть ли возможность прекратить это? – спрашивает он, опуская взгляд к полу. Он смотрит куда угодно, кроме Ганнибала, и, чтобы немного надавить на него, сам Ганнибал неотрывно смотрит на Уилла.

– Есть некоторые лекарства.

– Есть ли возможность прекратить это без глотания таблеток?

– Вы должны стараться избегать мест преступления, – говорит Ганнибал после глубокого вздоха, заранее жалея о взятой на себя ответственности.

– Мы уже говорили об этом. Я не могу.

– Вы не хотите. Это совершенно другое. Ни одна терапия в мире не сможет помочь вам, пока вы сами подвергаете себя разрушительному влиянию.

– Тогда мне нужно смириться с утомительным оленем, – язвительно отвечает Уилл. – А ваша терапия помогает, поэтому мы будем просто продолжать и надеяться на лучшее, – последние слова он произносит так, будто это оскорбление, и обнажает зубы.

– Приятно слышать, Уилл, спасибо, – отвечает Ганнибал, глядя на то, как тот борется с собственным напряжением и осознаёт, что сказал. – Должен признаться, я был польщён, когда ваше подсознание привело вас именно ко мне в момент тревоги.

Он наступает, он знает об этом, но ничего не может с собой поделать. Резкими небольшими шагами, к моменту, когда он вонзит затупленный нож в нежную розовую плоть Уилла.

– Это не должно вас смущать. Всякий раз, когда вам будет неспокойно, я буду рядом, чтобы защитить вас. Важно, чтобы вы не забывали об этом.

«Верно, – думает Ганнибал, – дай мне своё доверие, и я подам его нам на ужин».

Он представляет реальность, в которой Уилл не доверяет никому, кроме него, и желает этого так сильно, что это трудно сдержать внутри. Он хочет вырезать свои инициалы на лице Уилла. Собственность Ганнибала Лектера. Собственность Чесапикского Потрошителя. На его столе лежит скальпель, и Ганнибал с трудом удерживается от его использования. Неважно, какое удовольствие ему доставляет представлять, как Уилл позволяет ему это сделать, неподвижно сидя в своём кресле и глядя на него со странной преданностью, пока его собственная кровь заливает его глаза, реальность является куда менее романтичной.

– В конце концов, я очень беспокоюсь о вас.

Уилл слабо краснеет, глядя куда-то влево, и Ганнибал знает наверняка, о чём он думает. Каким бы сном Уилл не оправдал их поцелуй, это не было кошмаром. Ганнибал так одержим Уиллом, когда тот погружается в свои галлюцинации, что готов облачиться в них, как в одежду.

========== Глава III ==========

Ганнибал блуждает по закоулкам своего разума, обычно скрытым во тьме, но сейчас ярко освещённым. Он стремится к ним со странной привязанностью, наполняет их чудесными воспоминаниями, надеждами и мечтами. В них он представляет себе Уилла, окружённого яркими белыми стенами, обнажённого, распятого вниз головой. Тёмная жидкость капает на пол; это может быть кровью, а может – вином, и Ганнибал хочет слизать их с болезненно-бледной кожи Уилла. Он борется с острой необходимостью сделать это, несмотря на то, что прямо сейчас сидит в кабинете напротив своей жертвы, которая ни о чём не подозревает. И, он надеется, так ни о чём и не узнает.

Он убивает стоматолога в Миддл Ривер, оставляет его в положении вниз головой в его собственном кресле, с развороченной грудной клеткой и несколькими стоматологическими инструментами, искусно пронзающими его лёгкие. Печень он забирает с собой и готовит великолепное блюдо. По просьбе Джека Уилл воссоздаёт убийство. Позже Уилл сидит у Ганнибала на диване и с ужасающей точностью рассказывает ему о том, какие действия убийца совершал с жертвой и чем руководствовался. Единственное, что Ганнибал извлекает из этого – никто, подобный Уиллу, не встречался ему ранее, и всё в жизни Ганнибала напоминает о нём.

– Работа Чесапикского Потрошителя, хотя пока не все верят, потому что это нарушает его цикл из трёх.

– Этот цикл так важен?

– Да. Только вот я не уверен, что он на самом деле существует, – Уилл трёт глаза большим и указательным пальцами, приподнимая свои очки. – Единственное, что мы знаем – он убивает троих человек за определённый отрезок времени, но я не уверен в этом. Мне кажется, он убивает всё время, но мы никогда не связывали эти смерти с ним. Он не похож на того, кто, совершив три убийства, расслабится и будет месяцами сидеть в стороне.

Ганнибал кивает, думая о том, как Уилл прав. Его стоило бы поцеловать или убить за столь острый ум.

– То есть, вы считаете, что Потрошитель убивает последовательно?

– Возможно, по декадам. А Джек слишком сильно не хочет признавать это, ведь это может сделать Потрошителя наиболее успешным серийным убийцей всех времён, а у Джека нет возможности поймать его.

Ганнибал старается не слишком заметно ликовать. В любом случае, пора сменить тему, так как обсуждение убийств всегда быстро выматывает Уилла, а у него ещё есть несколько личных проблем, которые он тщательно скрывает.

– Вам всё ещё снятся кошмары?

– Каждую ночь. Я боюсь идти спать. Я допоздна смотрю телевизор, но всё равно просыпаюсь в холодном поту на своём диване, всё ещё чувствуя запах оленя.

– Вам необходим сон, Уилл.

– Я знаю. Я просто мечтаю о каком-то чудесном лекарстве, которое разом избавило бы меня от всех кошмаров.

«Оно существует, – думает Ганнибал, – и его называют мышьяком». Но вслух говорит другое:

– Быстрый сон необходим для вашего психического здоровья. Пусть сейчас ваши сны могут быть далеки от приятных, они просто являются следствием всего, что вы видите днём. Олень – всего лишь отражение ваших страхов.

– Вы так говорите, словно я должен радостно встречать его и кормить сахаром.

– Вы знаете, что я думаю насчёт этого.

Уилл знает, поэтому больше ничего не говорит. Он нервничает, чешет нос, понимая, что должен сказать что-то, ведь Ганнибал ожидает его ответа.

– Если человеку снится близость, что это должно значить?

– Уверен, нет нужды, чтобы я объяснял вам это, Уилл.

– Я не знаю. Возможно.

– Мы никогда не говорили о подобных вопросах раньше. Хотите обсудить их сейчас?

Он знает, что Уилла привлекает Алана, но это – тема, которую они обсуждали лишь вне кабинета. Он не знает ничего больше о личной жизни Уилла, что странно, ведь обычно это одна из главных тем, которые люди обсуждают с психиатром.

– Я не знаю наверняка. Это может быть неловко.

– Почему же?

– Мне снились вы.

Сердце успевает ударить несколько раз, прежде чем Ганнибал осознаёт услышанное. Скорее всего, потому что он не ожидал столь откровенного признания.

– Понятно, – слышит он себя, и все его мысли занимает один вопрос: Уилл имеет в виду исключительно поцелуй или же в его воспалённом сознании происходило что-то более личное, к чему Ганнибал был причастен.

Ганнибал думает, что сексуальные фантазии о ком-то никоим образом не могут предполагать что-либо, кроме желания. Он не уверен, что хочет, чтобы они вообще были, даже если в перспективе желание Уилла окажется сильнее, чем он мог подумать. Он полагает, что люди довольно странно объясняют собственные привязанности и что им не стоит пытаться обмануть себя, утверждая, будто невинная эротическая фантазия может означать настоящую эмоциональную привязанность. Он также думает, что не хочет повторять это Уиллу прямо сейчас и просто продолжает, как того требует профессионализм.

– Как давно вам снятся подобного рода сны?

– Они начались после того, как вы поцеловали меня.

Его слова звучат подобно взрыву. Ганнибалу необходимо меньше мгновения, чтобы осознать, что ему нечего ответить. Уилл просто сидит, избегая его взгляда, и Ганнибалу не нравится слабая дрожь в столь затруднительном положении, которая указывает на то, что он теряет свой абсолютный контроль над ситуацией.

– Я не глуп, вы же знаете. Вам практически удалось убедить меня, что я сам придумал его, но оставалось едва заметное ощущение, так что я просто… А потом вы и ваше «я очень беспокоюсь о вас». Не могу поверить, что вы просто притворились, что ничего не было.

Если бы в кресло Ганнибала была встроена кнопка аварийного катапультирования, он бы ударил по ней прямо сейчас.

– Скажите что-нибудь! – восклицает Уилл, и в его словах звучит столько злости, что Ганнибал хотел бы придать ей форму и повесить на стене.

– Я должен посоветовать вам найти другого психиатра, – с трудом произносит он, но это звучит абсолютно неубедительно.

Уилл фыркает, не сдержав иронический смешок.

– Бросьте. Я не хочу другого психиатра. Я вообще не хочу себе психиатра, но если уж нужно выбирать одного, то я предпочёл бы вас.

Его слова успокаивают самолюбие Ганнибала в наиболее приятной манере, несмотря на ситуацию, но он не может слишком долго размышлять на эту тему.

– Я повёл себя крайне непрофессионально. Я не могу больше с чистой совестью оставаться…

– Меня с трудом можно официально назвать пациентом. Давайте не тратить время на этикет, – Уилл начинает защищаться и даже становится раздражительным. Ганнибал по-своему вторгся в его жизнь, с таким трудом сумел завоевать доверие, а теперь собирается отдалиться от него. Неудивительно, что Уилл огрызается и свирепеет, словно маленькая злая собачонка. Он поднимается и начинает бесцельно расхаживать по кабинету Ганнибала, разворачивается к нему спиной и собирает в кулак все свои защитные механизмы, изо всех сил стараясь не смотреть на него.