Текст книги "Неверная геометрия чувств (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Член встал, и даже нервное истощение, диагностированное ему с ходу, не помешало его позору случиться.

– Вот, видите, папаша, все нормально у вашего муженька, – хихикнул стоящий рядом с доктором медбрат, и конечно же вслух радостно констатировал, – эрекция, она у умирающих не случается.

Дерек сердито сжал коленки и наконец разлепил глаза.

Стайлз сидел в инвалидной коляске рядом с кроватью и смотрел тем же влюбленным взглядом, который Дерек запомнил, как последний. Был тоже бледный и замученный, но держался на удивление хорошо. Уж лучше Дерека, однозначно.

– Ты как? – спросил тихо.

Будто бы это Дерек рожал совсем недавно.

Оказалось, сутки назад. Альфа проспал все на свете, вытащенный из глубокого обморока и тут же обколотый успокоительными. За время его вынужденного сна Стайлз успел пережить операцию, отойти от анестезии и с помощью медбрата заползти на кресло, чтобы навестить: сначала новорожденного, а после – ослабевшего от переживаний альфу.

– Я в порядке, – кратко ответил оборотень и поспешил принять вертикальное положение, чтобы не продлевать далее свой позор.

Его конечно же стали укладывать обратно, но Дерек психанул, и с альфой решили не связываться – новоиспеченные отцы, они такие, бешеные.

Он все узнал об операции. И что прошла она хорошо, без осложнений, и что результатом её и стал этот маленький пищащий комочек мужского пола, который он держал на руках. Стайлз ребенка не брал, потому что не мог.

Он не мог ничего. Только сидеть в кресле. Ходить ему не разрешалось, да он и не пытался. Оживший Дерек таскал ему судно в постель всю неделю и заставлял не краснеть, когда приходилось туда не только мочиться.

Потом их выписали, но альфе, до сих пор напуганному, казалось, что просто выпихнули из клиники, бросая на произвол судьбы.

Стайлз все еще носил тефлоновый катетер в вене. Дерека научили пользоваться шприцем, чтобы производить вливания и поддерживать организм прооперированного омеги каким-то убойным витаминным коктейлем. А так же научили вставлять-вынимать катетер другой, для более интимных нужд, который был призван облегчить им жизнь и заменить судно: сниженный мышечный тонус, а попросту – его отсутствие, сказывался и на этих деликатных потребностях.

Впервые наблюдая, как его мужу меняют тоненькую трубочку, вставленную в уретру, Дерек снова чуть не потерял сознание. Представил, как медленно тянут её, вставленную глубоко-глубоко в член, и она скользит в мочевом канале, раздражая его и царапая.

– Вдыхаем и… выдох! – командовал бесстрастный медбрат, стремительным движением завершая процедуру удаление трубки.

Стайлз, тоже на грани обморока от стыда, пытался сжать и так сжатые коленки, между которых все равно всё было видно. Он знал, Дерек смотрит туда не ради сексуального веселья, и все равно – было так стыдно, до странного неправильного возбуждения, которое жарким теплом наполняло пустой теперь живот и грозило спуститься еще ниже. Только вот последующая экзекуция не давала никаких шансов на нелогичную эрекцию.

Руки медработника, облаченные в латексные перчатки – “Будете надевать такие же, мистер Хейл, одноразовые, рекомендую размер эс, они обтянут кисть плотнее, чтобы все чувствовать” – придерживая испуганно сморщенный член омеги, раздвигали щелочку уретры и вводили туда достаточно толстый катетер. Долго вводили, медленно продвигаясь до самого мочевого пузыря. А затем ловко закрепляли его полосочками лейкопластыря к крайней плоти и цепляли к поясу под брюки небольшой мягкий контейнер, куда и должна была уходить моча.

– Вот, теперь вашему мужу не нужно каждый раз дергать вас для того, чтобы попроситься в туалет, – довольно объяснял свои манипуляции медбрат.

Дерек, хмурясь, кивал, смотрел и запоминал последовательность действий.

Стайлз лежал перезрелым помидором – таким же вялым и красным, отсвечивая на подушку пылающими щеками. Будто предчувствовал, как напряженная сосредоточенность его альфы после недельной тренировки со злополучным катетером волшебством их любви превратится в тщательно скрываемый сексуальный интерес. И ко всем этим процедурам, и к самому пациенту, с его несчастным, измученным пенисом.

Дерек, к слову, героически предложил носить Стайлза в туалет на руках, на что омега ответил вполне логичным отказом.

– Брось, Дер, так мы вдвоем не будем высыпаться, бегая на горшок каждый раз, когда мне захочется. Пусть лучше с трубкой. Потом на памперсы перейдем. Ты и так все время носишься с малышом. Я потерплю.

Малыш стал пухлым кульком уже через неделю, совсем не напоминая Дереку того сморщенного орущего старичка в пеленках. Щеки у него налились, ручки-ножки стали толстенькими, и гордый альфа изумленно понимал – его тощий, нескладный, больной омега умеет производить в своем искореженном параличом теле весьма питательное молоко. И все же ощутил тихую панику, когда впервые после выписки прикладывал дома своего сына к груди Стайлза. Она была чуть припухшей, но по прежнему плоской; вперед, словно гвоздик, торчал алый сосок, и вот теперь, наедине друг с другом, разделенные и одновременно объединенные маленьким тельцем, они без возможности прикоснуться, сидели и сообща кормили их сына: Стайлз давал ему свое молоко, а Дерек удерживал малыша у груди омеги.

Мысль пососать у Стайлза самому была им изничтожена тут же. Стыдно стало такое сокровище у собственного ребенка отбирать.

Но сосать хотелось. Грудь, соски, пальцы на искалеченных ножках, член…

Я плохой отец, мучился Дерек.

Я ужасный муж.

Неуместные желания, пришедшие вместе с его долгожданным отцовством, они отвлекали. И жалость, исчезнувшая навсегда и так некстати, та самая, проклинаемая Дереком, которая могла бы сейчас унять его сексуальный пыл, она никак не хотела возвращаться. Хотя ему казалось правильнее жалеть, чем хотеть. И Дерек изо всех сил пытался скрывать от Стайлза свои настроения. Натягивал перчатки; отточенными движениями брался за омежий член, вводил новый катетер взамен старого и сразу же отдергивал руки, чтобы избавиться от соблазна одарить сморщенную кожицу крайней плоти двусмысленными ласками.

Потом Стайлз стал потихоньку вставать, передвигаться; избавился от трубок и памперсов…

Жизнь, казалось, наладилась, но Дереку всё вспоминались слова Джона, потому что он был прав – лучше не стало. Стало хуже. И хлопот больше. И физического несовершенства, которым Дерек теперь любовался, впервые не стыдясь этого, даже не вспоминая того, прошлого своего неловкого смущения и наблюдая в неправильной изломанной, уродливой геометрии своего мужа только для него предназначенную красоту.

Идеальных окружностей больше не было. Остались одни углы. Маленькие исколотые уколами ягодицы и выпирающие ключицы, острые коленки и яркие гвоздики припухших сосков…

Стайлз героически пообещал, что будет выкармливать сына до победного, пока малыш будет нуждаться в груди. И молока было так много, что Дерек каждый раз впадал в обонятельный экстаз, когда был относительно рядом со своим родильником. Стайлз пах так сладко, так тепло. Альфу замучили спонтанные эрекции, но он скрипя зубами, дрочил в душе, боясь нарушить своими похотливыми порывами идиллию молочных берегов.

Только вот не учел, что у Стайлза, почему-то, и скорее всего именно из-за его врожденного изъяна, который диктовал ему любить жизнь и верить в чудеса беспрекословно, никак не происходила предсказанная врачом лактационная смерть либидо.

– Дерек… – позвал как-то омега его, тихо и смущенно. – Ты не хочешь заняться со мной, ну… сексом?

Дерек, замерев на полпути в душ, удивленно-обрадованно обернулся. Посмотрел на Стайлза, криво и совсем не в эротической позе застывшего на кровати, и неуверенно кивнул. Только после этого заметил, как медленно и вроде сам по себе ползёт с плеча омеги тоненький трикотаж домашней футболки, оголяя ключицу, чуть набухшую молоком грудную мышцу и, следом за ней – яркий, зовущий к поцелую сосок.

Дереку снова показалось, что все это слишком пошло – он слишком пошлый – для нового, и почти святого Стайлза, так и не опороченного никакими катетерами, всунутыми ему в член. Хейл так и эдак примерял сейчас к его образу давние свои паскудные слова и, даже видя, что Стайлз готов к сексу – он плывет, течет, пахнет им – никак не мог их произнести.

Омега сам, глазами показав на инвалидную коляску, в нетерпении пополз по кровати по направлению к ней, и Дерек наконец понял, что от него требуется, как и в какой позе. Понял, что так стараясь сделать всё правильно, он сделал это только сейчас, когда, никакой течкой не опьянённый, прошептал в порозовевшее от желания ухо омеги ту же знакомую, безжалостно-пошлую фразу насчет того, как же сладко он будет сейчас Стайлза ебать, заставляя при этом смотреть в отражение, где, еле видимая из-за его мощного красивого тела, поблескивает хромированными деталями каталка паралитика, едва выдерживающая вес их двоих.

Стайлз послушно смотрел. Они смотрели оба, любуясь каждый друг другом, соединяясь в немыслимо сложной позе, не предназначенной для всех остальных людей. Сливаясь идеально, мешая изъяны с физическим совершенством, забыв о жалости и нарушая законы геометрии. Абсолютно все.