Текст книги "Стрелами калёными (СИ)"

Автор книги: ledger

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== 1 ==========

Слабы руки-ноги, мыслей рой в мозгу.

Стрелами калёными мысли я прижгу.

Больше снов не будет, до свиданья дар.

На губах улыбка, а в груди кошмар.

(с)

Несмотря на то, что бывать в Кинлохе Лине не приходилось, о Башне Круга она была наслышана. Величественный шпиль крепости уходил высоко в небо, неприступным бастионом возвышаясь посреди темного озера, да и внутри, по слухам, Кинлох внушал трепет и уважение.

Но из-за случившейся в стенах Башни беды отчётливо ощущается только ужас. Лина была далека от магии, даже присутствие в их небольшом отряде Морриган не помогало, скорее вызывало больше вопросов. Поэтому страх, возникающий при виде одержимых и демонов, помноженный на непонимание происходящего, заставляет волосы на голове шевелиться от ужаса.

Старшая чародейка Винн рядом напряжена и сосредоточена, Лина неосознанно старается держаться к ней поближе, поэтому после очередного боя с одержимыми не сразу замечает в углу комнаты хрупкую сгорбленную фигуру. Зато замечает Зевран – со свистом прокручивает в руке испачканный кровью клинок и переводит вопросительный взгляд на командира отряда. Оставлять врагов за спиной – плохая затея, одержимые они или просто маги крови, поэтому Махариэль кивает. Но едва только эльф приближается и заносит кинжал, Винн неожиданно прорывается вперёд.

– Подождите! – просит она. Под настороженными взглядами она кладет руку на чужое плечо, заставляет повернуться к себе, и маг – а, точнее, магесса, – повинуется.

У девушки миловидное лицо с едва заметными веснушками, копна рыжих волос, красивые серые, но абсолютно пустые глаза и выжженный на лбу символ церковного солнца.

Зевран присвистывает и убирает клинок в ножны, Морриган неприязненно поджимает губы, а Алистер неловко, как будто виновато отводит глаза. Винн же ласково гладит девушку по спутанным медным волосам и что-то тихо шепчет.

– Это Солона, когда-то лучшая ученица Первого Чародея Ирвинга. Просто чудо, что она здесь выжила, – негромко поясняет Винн.

Лине хочется спросить, что же должно было случиться, чтобы лучшая ученица Первого Чародея стала усмиренной, но Винн уже помогает девушке подняться на ноги и подталкивает в сторону лестницы.

– Ступай, дитя, внизу уже безопасно.

Солона механически кивает, мазнув напоследок стеклянным взглядом по отряду Лины, и принимается спускаться по ступеням. Винн, дождавшись, пока она скроется за поворотом, тяжело вздыхает и произносит:

– Идём, Страж, у нас ещё много работы.

На последнем этаже они встречают запертого в магической клетке храмовника, глухо бормочущего уже знакомое имя вперемешку с молитвами, но Винн практически не обращает на него внимания.

***

Башня освобождена, Первый Чародей Ирвинг спасён, но внутри все ещё стоит смрадный дух смерти и гнили, поэтому убраться отсюда хочется как можно скорее. Лина поспешно выпытывает из Первого Чародея обещание помочь с Коннором, и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, пока Винн убеждает Ирвинга, что ее помощь Серым Стражам будет необходима.

Неподалеку стоит усмиренная магесса, с поразительным спокойствием перебирая немногочисленные уцелевшие артефакты. Лина, ведомая любопытством и жалостью, подумывает к ней подойти, но ее опережает храмовник, спасённый из магической клетки. Он приближается медленно и осторожно, как будто к опасному зверю, хотя опасной магесса уж точно не выглядит. Заметив храмовника, Солона вежливо кивает и возвращается к работе. Лина бы подумала, что он решил над ней поиздеваться, но на его лице такая непритворная мука, что обмануться тут сложно. Тогда, наверху башни, когда храмовник словно в бреду повторял имя усмиренной, Лина решила, что всему виной банальное плотское влечение – запретный плод сладок, связь мага и храмовника сама по себе запретна, а потому демон желания подбрасывал сладкие иллюзии, как поленья в огонь. Но когда храмовник отводит глаза и зажмуривается, как будто от сильной боли, Махариэль понимает, что здесь все гораздо проще и сложнее.

Башня Магов скрывается где-то за спиной, а Лина чувствует на языке явственный привкус горечи, потому что там, в глубине Кинлоха, остался безнадежно влюбленный храмовник и магесса, которая не может ответить на его чувства, даже если бы хотела.

***

После катастрофы в Башне тихо, как в склепе – храмовников почти не осталось, магов можно пересчитать по пальцам. Но уже через неделю в Кинлох прибывают новые храмовники, а вот магов больше не становится. Они все жмутся друг к другу поближе, живут в одной комнате и по коридорам стараются ходить как минимум парами.

Солона для них чужая: маги ее сторонились и раньше, но раньше была Винн, были другие усмиренные, а сейчас разве что Ирвинг по-прежнему относится к ней по-доброму. Однако у Ирвинга в последнее время слишком много забот, чтобы возиться с усмиренной, поэтому большую часть времени Солона проводит в компании артефактов и книг.

Все это Каллен знает, потому что наблюдает за ней почти неусыпно. Потому что боится за нее. Потому что выискивает хотя бы тень эмоций, несмотря на то, что знает, что это невозможно. Потому что можно представить, что это все та же Солона, если не видеть клейма на ее лбу.

Ее стихией было пламя, под стать ее огненным волосам и взрывному характеру. Она заразительно смеялась, умела лукаво улыбаться краем губ, отчего сердце Каллена пускалось в неистовый пляс, и была остра на язык, чем доводила до белого каления и преподавателей, и надзирателей. Когда она была расстроена или рассержена, ее глаза темнели, а когда смущалась, то смешно морщила нос. В каждом ее движении, каждом жесте, каждом взгляде и слове была импульсивность, была жизнь.

Теперь осталась только пустота. Для Каллена она словно все та же, но не настоящая, как неумело нарисованный портрет. В ней остался только призрак ее самой, Солоны нынешней он страшится и сторонится, а потому остаётся только наблюдать издалека.

В этот вечер он несёт дежурство у спальни магов в компании совсем недавно принесшего присягу рыцаря. В Башне уже который день даже слишком спокойно, но Каллен все равно чувствует напряжение и отчасти страх. Тяжело выбросить из головы видения грязных коридоров и трупов под ногами, а в носу все ещё стоит запах крови. Но, зажмурившись и снова открыв глаза, Каллен видит перед собой только чистые стены, а запах в коридорах прежний – отдающий сыростью и травами.

Смена уже почти подходит к концу, когда Каллен внезапно понимает, что не видел, как Солона заходила в спальню. Да и вообще последний раз они пересекались с утра, когда маги направлялись на завтрак. Ему едва хватает терпения достоять на посту последние десять минут, а затем он быстрым шагом, стараясь не выдать собственную спешку, направляется по коридору вглубь Башни.

Пока восстановлены и функционируют только первый и частично второй этаж, а Солона в ее нынешнем состоянии не склонна к приключениям, поэтому она может быть либо на складе артефактов, либо в библиотеке. На складе оказывается тихо и пусто, поэтому Каллен, чувствуя невесть с чего нарастающую тревогу, ускоряет шаг и движется дальше.

На первый взгляд в библиотеке тоже никого нет, но затем в глухой тишине становится слышен едва различимый голос. Каллен, стараясь двигаться бесшумно, делает несколько шагов вперёд. Рядом раздается возня, невнятное бормотание, почти незаметный скрежет плохо смазанных доспехов. Догадавшись, что звуки идут из-за соседней книжной полки, Каллен замедляется. Слова разобрать тяжело, но отчетливо слышно кряхтение и невнятные стоны – в любой другой ситуации, Каллен бы развернулся и направился обратно, ему уже на поверку было известно, по какой причине лишенные уединения храмовники могут искать одиночества в пустых углах Башни – в конце концов, большинство из них было молодыми мужчинами. Но местонахождение Амелл все еще неизвестно, а потом за книжной полкой произносят отчетливую фразу:

– Хоть на что-то ты сгодишься, усмиренная тварь.

Перед глазами полыхает красным, вперед Каллен двигается почти рефлекторно.

– Сэр Дрейден, – громко произносит он, выходя из тени укрытия.

Рыцарь – один из тех, что были присланы недавно, – дергается, но не оборачивается и не отстраняется от прижатой к стене магессы. Одна его рука – все еще в стальной перчатке, видимо, от брезгливости, – выше задирает подол чародейской мантии, оставляя на белой нежной коже красные ссадины. Лицо Солоны, обращенное к потолку, на секунду сменяется гримасой боли, а затем снова становится безучастным.

– Проваливай, Каллен, – глухо рычит Дрейден. – Или вставай в очередь.

Второй рукой храмовник возится где-то у себя между ног, явно пытаясь справиться с мудреными заклепками доспеха.

Можно было позвать Рыцаря-Командора, можно было попытаться вразумить Дрейдена словами, но ни одна из этих мыслей не приходит Каллену в голову. Вместо этого он достает из ножен меч, в несколько шагов приближается и приставляет острое лезвие к беззащитной шее Дрейдена.

– Отойди от нее, – сквозь зубы рычит Каллен, где-то на подсознательном уровне удивляясь собственной ярости.

Рыцарь замирает, рука на бедре магессы с силой сжимается, а затем Дрейден криво ухмыляется.

– А то что? Убьешь меня? Из-за какой-то мажеской мрази? Да она даже не человек, ты посмотри на нее. – К ужасу Каллена, Дрейден хватает Солону за подбородок и заставляет опустить голову. – Ни грамма разумности, просто безмозглая кукла. Ее же как бревно трахать. Но все лучше, чем ничего.

Охваченный почти первобытным гневом, Каллен даже не сразу находит, что сказать. Дрейден, видимо, расценив это как сомнения, продолжает:

– А хочешь, поделим? Ей все равно, а мы время сэкономим. – Требовательно дернув магессу за волосы, рыцарь издевательски интересуется: – Ты же не будешь против, да?

Глаза Солоны все также не выражают абсолютно ничего – ни презрения, ни злости, ни обиды. Но ощущения боли никуда не делись, и от неосторожных движений Амелл кривится и морщится. Подобие эмоций на ее лице приводит Каллена в себя.

– Я сказал, отойди от нее, – повторяет он, прижимая лезвие меча к горлу храмовника и пуская кровь. – Клянусь Андрасте, Дрейден, я убью тебя.

Рыцарь пораженно выдыхает, но послушно разжимает руки и отступает.

– Ты ненормальный, – выплевывает он. – Правду говорят, крышу тебе сорвало знатно после всей херни, которая тут происходила. С каких пор ты заделался в защитники магов?

Дрейден, под давлением клинка, отходит еще на пару шагов. Видя, что он безоружен, Каллен убирает свой меч в ножны и, не обращая внимания на чужие реплики, поворачивается к Солоне. Спрашивать, все ли в порядке, бесполезно – ответ у усмиренных всегда один и тот же. Поэтому Каллен просто молча одергивает подол задранной мантии, недовольно осматривает тонкие ладони с содранной кожей и качает головой – стоит показать Амелл целителям, лишь бы те не задавали лишних вопросов.

– Погоди-ка, – вдруг оживляется Дрейден. – Да ты никак не ко всем магам неровно дышишь, а только к этой… Создатель, мерзость какая, в ней же ничего живого уже не осталось. Как ты умудрился?

– Не твоего ума дело, – глухо отзывается Каллен, мягко обхватывая предплечье Амелл и подталкивая вперед.

Они успевают пройти несколько шагов и почти скрыться за соседней книжной полкой, когда Драйден произносит им в спину:

– Ты не сможешь вечно быть рядом, Каллен. – В его голосе даже нет угрозы, просто скучная констатация факта. – Не я, так кто-нибудь другой до нее доберется. Послушал бы ты, что в казарме говорят, там же каждый второй слюни пускает на безотказную шлюху.

Желание развернуться и вмазать кулаком в стальной перчатке по лицу Дрейдена оказывается невероятно сильным, сдерживается Каллен только потому, что понимает – это бесполезно, и Дрейден в чем-то прав. В Башне больше небезопасно.

– Возвращайтесь на пост, сэр Дрейден, – произносит Каллен. – Пока я не доложил Рыцарю-Командору Грегору, что вы отлыниваете от своих обязанностей.

Храмовник за спиной фыркает, но не возражает, и Каллен двигается дальше, таща за собой не сопротивляющуюся Солону. От мысли, что именно так ее сюда привел Дрейден, становится тошно, но нет времени останавливаться. Вместо того чтобы вернуться к спальням магов, Каллен резко сворачивает в боковой коридор, пустой в поздний вечерний час. К его удивлению, Амелл негромко спрашивает:

– Куда мы идем, сэр Каллен? Я должна быть в покоях после отбоя.

Каллен, стиснув зубы, не отвечает. Когда они уже почти подходят к подсобке, дверь неожиданно открывается и оттуда выходит храмовник – тоже кто-то из новичков, для Каллена они почти все на одно лицо. Сердце в груди предательски замирает, но, к счастью, рыцарь только довольно ухмыляется, покровительственно хлопает Каллена по плечу и произносит:

– Дерзай. Потом расскажешь, стоит ли оно того.

Поняв, что его приняли за кого-то вроде Дрейдена, Каллен морщится от омерзения, но, пересилив себя, кивает. Храмовник скрывается за поворотом, и Каллен поспешно заталкивает Амелл в подсобку, служащую заодно складом. От того, что она совершенно не сопротивляется и даже не пытается что-либо еще спрашивать, становится только хуже.

На скорую руку Каллен собирает две походных сумки со всем необходимым – едой, парой зелий, сменной одеждой, спальным мешком. Одну он отдает Солоне, вторую закидывает на плечо.

До выхода из Башни они добираются без эксцессов, и даже стоящих на посту храмовников удается быстро убедить, что все это – по приказу Рыцаря-Командора. Молодые новобранцы не возражают, в их глазах Каллен – герой, переживший захваченную одержимыми Башню, а потому каждое его слово для них непререкаемо.

Усаживая Амелл в лодку, Каллен думает о том, что как удачно, что во время восстания Ульдреда все филактерии были уничтожены, а делать новую для усмиренной Солоны не посчитали нужным.

========== 2 ==========

Присутствие Справедливости меняет абсолютно все – ход мыслей, мироощущение, даже эмоции, и те стали как будто чужими. Андерс больше не чувствует себя потерянным путником, по глупости примкнувшим к рядам Серых Стражей и не знающим, что делать дальше. Цель для него теперь вполне очевидна, и она уж точно не лежит в Амарантайне. Здесь, в Ферелдене, все и так неплохо – нынешний Командор Серых Стражей Лина Махариэль выторговала у Короля Алистера свободу для магов Круга. Свобода эта весьма символична и, судя по всему, недолговечна – из Орлея уже приходят гневные письма с требованием прекратить своеволие и подчиниться приказам Церкви. И все же в Ферелдене магам теперь немного, но проще. Чего не скажешь, например, о Вольной Марке.

Корабль в Киркволл отходит рано утром, и Андерс, сменив приметный сине-серебряный доспех на походную мантию, останавливается в одной из злачных таверн Амарантайна, где никто точно не заподозрит в нем беглого Серого Стража. От присутствия Справедливости с непривычки болит голова, не помогают даже целебные настойки, и Андерс старается заглушить боль местным дешевым пойлом – все равно с метаболизмом Стража опьянеть ему будет тяжело.

На очередных посетителей он почти не обращает внимания, но инстинкты беглого мага дают о себе знать. Высокий мужчина, хотя и не одет в доспех, держит при поясе меч, который Андерс узнает безошибочно. С мечами храмовников он знаком гораздо ближе, чем хотелось бы. И несмотря на то, что оба – и мужчина, и его спутница, – прячут лица в глубоких капюшонах, Андерс слишком хорошо помнит их обоих, чтобы ошибиться. Удивленно вскинув брови, он поспешно отворачивается.

С одной стороны, с Амелл в Круге они были близкими друзьями, и за прошедший год Андерс успел по ней соскучиться. С другой, что она здесь делает в сопровождении храмовника, непонятно. А Каллен всегда был свято предан заветам своего ордена, с него станется заковать Андерса в кандалы и вернуть обратно в Кинлох. Теперь на кону стоит не только жизнь и свобода Андерса, на кону стоит нечто гораздо большее, поэтому он решает пожертвовать сантиментами и не приближаться.

И все же он не удерживается и изредка бросает на странный дуэт косые взгляды. Амелл, сидящую к нему спиной, он толком не видит, зато прекрасно видит снявшего капюшон Каллена. Почему он без доспехов? Что они вообще забыли в Амарантайне? Может быть, Амелл направили по делам Круга, а храмовника приставили в качестве сопровождающего? Но почему тогда у Каллена такой вид, будто он несколько месяцев был в дороге? Последний раз, когда Андерс его видел, рыцарь был гораздо свежее на вид, а сейчас он как будто повзрослел на несколько лет. Еще больше вопросов возникало при виде на явно осунувшееся лицо и глубокие тени под глазами. С Амелл, конечно, с ее характером сталось бы довести храмовника до ручки за несколько дней путешествия, но что-то подсказывало Андерсу, что дело не в этом. Да и сама Солона вела себя странно – движения были скупыми, медленными и очень редкими. Со спины она была больше похожа на замершую статую.

Через полчаса, когда они поднимаются со своего места, выясняется, что они тоже сняли комнату на втором этаже таверны. Андерс, дождавшись, пока они скроются за дверью, проходит по коридору к своей спальне и принимается ждать. Буквально через десять минут Каллен выходит из комнаты и спускается обратно на первый этаж, и Андерс, воспользовавшись шансом, выскальзывает из своей спальни и быстрым шагом приближается к нужной двери. В ответ на стук из-за двери раздается приглушенный голос Амелл, разрешающий войти, и Андерс поспешно заходит внутрь.

Солона сидит у окна, сосредоточенно вчитываясь в страницы небольшой книги в кожаной обложке – ежедневника? Андерс закрывает за собой дверь, и магесса поднимает голову.

– Здравствуй, Андерс, – негромко произносит она.

Перед глазами темнеет, по рукам бежит паутина светящихся голубых линий, а из горла против воли вырывается низкое, хриплое рычание, и хотя в последний момент Андерс успевает взять себя в руки, со Справедливостью он более чем согласен.

Спустя несколько глубоких вдохов Андерс приходит в себя и находит в себе силы приблизиться к Амелл. Та смотрит на него без удивления и любопытства, как будто их встреча совершенна обыденна. Символ солнца на ее лбу мерзким багровым клеймом сразу бросается в глаза.

– Сола… – выдавливает Андерс, опасливо протягивая руку и касаясь ее плеча. – Что с тобой случилось? Как…

Голос срывается, но, к счастью, Амелл уже вежливо и спокойно отвечает:

– Я помогла Йовану бежать из Башни Круга. Он использовал магию крови. Его так и не нашли, а меня подвергли ритуалу усмирения за содействие малефикару.

Андерс ожидает очередного приступа ярости, но вместо этого на глазах выступают слезы. Он сбежал всего за несколько дней до Истязаний Амелл, и если бы он задержался, то… что бы он сделал против толпы храмовников? Возможно, задушил бы Йована голыми руками, этот маленький ублюдок все равно никогда ему не нравился. Но куда, черт возьми, смотрел Ирвинг? Как он позволил одной из лучших учениц Круга превратиться в… это?

– О, Солона, если бы я только знал… – сглатывая ком в горле, произносит Андерс, безотчетным жестом гладя девушку по волосам.

– Ты не виноват, Андерс, – отзывается магесса. – Я должна была понести наказание. Мне теперь гораздо лучше.

От этих слов становится только хуже. В порыве чувств Андерс притягивает Амелл к себе и сжимает ее в объятиях. Раньше, тогда в Круге, она бы возмущенно принялась его отпихивать, сквозь смешки бормотать «Задушишь же, Андерс», а потом бы все равно, конечно, сдалась и обняла его в ответ. Но сейчас Солона, не двигаясь, просто молчит.

Дверь в комнату открывается, слышен шорох вытаскиваемого из ножен меча. Андерс отпускает Амелл, оборачивается, и Каллен, судя по его лицу, мгновенно его узнает.

– Андерс? Что… как ты здесь оказался? – Спохватившись, храмовник удобнее перехватывает меч и требует: – Не приближайся к ней.

– Ты правда думаешь, что я могу сделать хуже? – проглотив слезы, зло выплевывает Андерс.

Каллен, помедлив, опускает меч.

Андерсу он никогда особо не нравился – слишком фанатично предан ордену, хотя в том, чтобы дразнить его, было определенное удовольствие. То, что к Солоне он был неравнодушен, было заметно невооруженным взглядом, и Андерс не раз подначивал подругу по этому поводу. Та отшучивалась, но на авантюры не соглашалась. Один только раз сдалась и отвлекла храмовника, пока Андерс проскальзывал мимо к кладовым Круга. Выражение лица покрасневшего до кончиков ушей Каллена Андерс помнил до сих пор.

Тот Каллен, который стоял перед ним сейчас, отличался от въевшегося в память образа кардинально. Впрочем, и от прежней Солоны уже ничего не осталось.

– Как ты это допустил? – глухо произносит Андерс, поворачиваясь обратно к Амелл. Та, чуть наклонив голову, внимательно наблюдает за ними обоими. – Ты же… неужели нельзя было ничего сделать?

– Ты думаешь, я бы не попытался? – сглотнув, отзывается Каллен. Со свистом загнав меч обратно в ножны, он кладет оружие на одну из кроватей и приближается. – Мне ничего не сказали. Видимо, специально. Я был рядом, когда она проходила Истязания, и я был готов… – Голос храмовника срывается. Помедлив, он продолжает: – Я был готов ее убить. Это было бы лучшей участью.

Несмотря на то, что это горько признавать, но в этом Андерс с ним согласен.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает Андерс.

Солона, видимо, поняв, что ее участие больше не требуется, снова присела за стол у окна и взяла в руки журнал.

– Пришлось сбежать, – признается Каллен, чем изрядно удивляет Андерса. Праведный сэр Каллен и сбежал? Под его пораженным взглядом храмовник, отведя глаза, добавляет: – В Круге стало небезопасно и…

– В Круге никогда не было безопасно, – зло перебивает Андерс.

Каллен замолкает, явно не зная, что ответить. Андерс садится напротив Солоны, безотчетно пытаясь выискать в чертах лица подруги хоть тень, хоть намек на эмоцию.

– Хорошо, вы сбежали. Что дальше?

– Несколько месяцев мы путешествовали по Ферелдену. В доспехе мне несложно было выдать себя за храмовника, сопровождающего беглого мага, – пожал плечами Каллен. – Но после одного… неудачного инцидента мне пришлось избавиться от доспеха.

– Это бесполезно, – фыркнул Андерс. – Твой меч тебя все равно выдает.

Каллен недоуменно покосился на оружие, мирно лежащее на кровати.

– Неважно, – отмахнулся целитель. – Можешь возвращаться в Кинлох.

– В каком смысле? – мгновенно ощерился храмовник.

Андерс перевел на него тяжелый взгляд.

– Я благодарен, что ты вытащил ее из Круга. Дальше я позабочусь о ней сам.

– Тебя, маг, никто не спрашивал, – прорычал Каллен, делая шаг вперед.

Справедливость, с грациозностью медведя оттеснив сознание Андерса в сторону, подскочил на ноги и схватил Каллена за грудки.

– Твоим долгом было защищать обитателей Башни, – прогрохотал дух. – Ты с ней не справился, храмовник. Уходи, пока я даю тебе такой шанс.

Андерс ожидал, что Каллен как минимум испугается, но тот, к его удивлению, упрямо нахмурился и отчеканил:

– Нет. Я ее не оставлю.

Что-то в его интонации смутило Справедливость, заставило отступить в сторону. Андерс разжал руки, непонимающе моргнул и пораженно пробормотал:

– Создатель, ты все еще в нее влюблен. Даже несмотря на…

Каллен поджал побелевшие губы и отступил, раздосадовано запуская пальцы в волосы. Впрочем, подтверждение Андерсу и не требовалось. Что ж, в неожиданно возникший план можно было внести изменения.

– Я собираюсь в Киркволл. Корабль отправляется на рассвете. Если хочешь, можешь отправиться с нами.

– Киркволл? – удивленно переспросил Каллен. – Но там слишком опасно для мага.

– Для меня – может быть, – согласился Андерс. – Но Солоне… – Целитель обернулся, с сожалением глянув на сосредоточенно записывающую что-то в журнал Амелл. – Ей уже все равно, где быть, хоть в Киркволле, хоть в Тевинтере.

Каллен, казалось, задумался. Эмоции на его лице сменялись одна за другой – сомнение, недовольство, наконец, смирение.

– Хорошо, – кивнул он. – Быть может, твое присутствие как-то поможет…

– Пути обратно нет, Каллен, – резко прервал его Андерс. – Если ты надеешься, что Солона когда-нибудь станет прежней, и только поэтому помогаешь, то можешь разворачиваться и возвращаться в Кинлох.

Каллен с достоинством встретил его тяжелый взгляд и покачал головой.

– Мне все равно.

Андерс кивнул. Напоследок обернулся, чтобы взглянуть на Солону, после чего направился к выходу.

– Будьте готовы утром. – Уже в дверях он остановился и, повернувшись, произнес: – И, Каллен? Выброси чертов меч.

========== 3 ==========

Серый Страж – замученный, с кругами бессонницы вокруг глаз – сразу бесстрашно хватается за посох при виде незваных гостей. Хоук понимает, что влюблен с первого взгляда. Рядом гневно фыркает Карвер, понимающе хмыкает Варрик, а стоящий напротив целитель, осознавая, что пауза затягивается, вопросительно поднимает брови. С трудом придя в себя, Гаррет бормочет что-то про карты и Глубинные тропы.

Шокированный открывшимися перспективами, Хоук с запозданием замечает в углу женскую фигуру. Девушка – видимо, помощница Андерса, – деловито промывает бинты и скручивает их в аккуратные валики, явно поглощенная работой. Гаррет даже слегка обижен таким поразительным равнодушием. К ним сюда каждый день вламываются что ли?

Но в какой-то момент девушка поворачивается, и Хоук, как бы далек он ни был от Круга и Церкви, мгновенно узнает символ на ее лбу.

– Рабский труд? – похолодевшим тоном интересуется Гаррет.

Андерс поднимает голову, следит за его взглядом, а затем вдруг мрачнеет.

– Это… моя подруга из Кинлоха. Долгая история, но оставить в Ферелдене я ее не мог.

По лицу целителя сразу становится понятно, что магессу он знал еще до того, как она стала усмиренной. Гаррет этого не понимает – таскать за собой то, что осталось от человека после ритуала, это странно и страшно, все равно что привязаться к трупу и бояться его закапывать – а вдруг оживет? Но по глазам Андерса видно, что тут явно что-то запутанное, и говорить об этом Серый Страж не намерен, поэтому Хоук не настаивает.

– Можно? – кивает он в сторону усмиренной. Андерс, смерив его оценивающим взглядом, неуверенно кивает.

Магесса при виде Гаррета откладывает в сторону бинты и вытирает руки полотенцем.

– Здравствуйте, – вежливо произносит она.

Создатель, да ей едва-едва исполнилось двадцать. И лицо такое живое – с задорно вздернутым носом, с россыпью веснушек, с почти незаметными ямочками на щеках. Это лицо как будто создано для эмоций – грустных ли или веселых, но уж точно не для гипсовой мертвой маски.

– Привет, – оживленно произносит Хоук, протягивая руку. – Я Гаррет.

– Очень приятно, мессир Гаррет, – отзывается девушка, в голосе которой не слышно ни намека на то, что ей приятно хоть от чего-либо, но она все же вкладывает чуть влажную ладонь в его руку. – Солона Амелл.

Хоук сжимает тонкие холодные пальцы, и только затем удивленно переспрашивает:

– Амелл? Я не ослышался?

Услышавший их разговор Карвер приближается, опасливо поглядывая на усмиренную. С другой стороны подходит Андерс, явно не слишком довольный складывающей ситуацией. Такое ощущение, что еще чуть-чуть, и он отпихнет лезущего не в свое дело Хоука и запрячет магессу в глубине клиники.

– А в чем дело? – настороженно спрашивает целитель.

– Амелл – это родовая фамилия нашей матери, – поясняет Гаррет, рассматривая Солону и пытаясь выискать знакомые черты.

– Скорее всего, совпадение, – предполагает Карвер.

– Сола, ты вроде говорила, что родилась в Киркволле? – неожиданно произносит Андерс. – Кажется, твоя мать была из какого-то благородного семейства?

Солона – единственная, кто не удивляется происходящему, – кивает.

– Да, она была очень расстроена, когда меня забрали в Круг. Мне тогда было пять. Через три года меня перевели в Кинлох. Кажется, у меня были еще братья и сестры, но я их никогда не видела, и со мной никто не пытался связаться.

– Гаррет, – неожиданно севшим голосом произносит Карвер, – у мамы была кузина с ребенком-магом… как же ее…

– Мою мать звали Ревка, – услужливо подсказывает Солона.

***

От странной смеси чувств Лиандра, несмотря на все хваленые манеры благородной дамы, не знает, как себя вести. С одной стороны, от вида солнечного клейма ей становится дурно. Ей до сих пор часто снятся сны, в которых этот символ она видела на лбу Малкольма, а позже – Бетани или Гаррета. Не было для мага участи страшнее, и Лиандра, добровольно связавшая свою жизнь с отступником, знала это даже слишком хорошо.

Но тихая, рыжеволосая девушка настолько похожа на Ревку, что Лиандра не может не радоваться.

Когда Гаррет сказал, что в глубинах Клоаки они с Карвером умудрились найти родственницу, Лиандра сперва, конечно, не поверила. Это было слишком хорошим и слишком маловероятным совпадением. Но отрицать она ничего не стала, только попросила привести эту самую родственницу к ним домой, для семейной встречи. Одного взгляда на Солону было достаточно, чтобы понять – это действительно дочь Ревки. Только цвет волос ей достался от отца, а все остальное – цвет глаз, форма лица, даже фигура – все это было от Ревки. Лиандра едва сдержала слезы от внезапно защемившей сердце тоски – смотреть на свою племянницу ей было и радостно, и больно. Может быть, и хорошо, что Ревка не дожила до этого дня, она бы не захотела знать, какая тяжелая судьба выпала ее дочери.

Лиандра, откровенно говоря, не знает, как ведут себя в таких случаях, но в порыве чувств все равно обнимает замершую девушку. Карвер качает головой, Гаррет слабо и блекло улыбается, сама Солона только вежливо приобнимает ее в ответ.

Отношение их семейства к новоприобретенной родственнице явно разнится. Шепард в привычной для него манере ластится к рукам и просит подачки со стола, и магесса неуверенно гладит его по ушам. Карвер, кажется, и сам не понимает, как себя вести, поэтому по большей части мрачно отмалчивается. Гамлен недовольно кривится и настороженно косится в сторону гостьи, явно не слишком радуясь ее визиту. И не понять, отчего – потому что он в принципе не особо рад свалившимся на голову родственникам? Или из-за клейма?

Единственный, кто не смущен и не сомневается в своих действиях, это Гаррет. Он осторожен, но мягок – небрежно касается руки Солоны, тепло ей улыбается и разговаривает, как с совершенно обычным человеком, невзирая на холодный ответный тон. Жесты и интонации сына Лиандра узнает мгновенно – так он себя вел с Бетани. От этой мысли становится больно, потому что Бетани была бы счастлива приобрести сестру, а будь Солона не лишена своего дара, быть может, и она была бы рада, наконец, найти свою семью. Но судьба была слишком жестока, и на самом деле Бетани была мертва, а Солона стала лишь пустой скорлупой, жалким подобием себя прежней.