Текст книги "Ошибка природы (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Наверняка так и было. Керт торчал внизу перед институтом, поджидая его, и Людвиг нехотя к нему подошел:

– Так что тебе от меня нужно?

– Мне – ничего. Просто Иво вбил себе в голову, что надо обязательно помириться с тобой. И кстати, твой омега хорошенький, он же омега, да? Сразу и не понять, – Керт отвернулся и зашагал к фиолетовой спортивной тачке. Вот же долбаный омега, сам не знает, чего хочет.

Вдруг и Кевин станет таким же после омега-терапии, с ужасом подумал Людвиг, садясь в машину. Его скромный беточка превратится в бессовестного и избалованного омегу. Если такое произойдет, придется его перевоспитывать. Он представил, как порет провинившегося Кевина-омегу, а у того стоит, у омег ведь всегда стоит. Просто ужасно, какая мерзость порой приходит в голову, его Кевин совсем не такой.

========== Глава 8 ==========

– Какие все же классные альфищи, Кевин, вот бы их спарить, – сказал Рассел с придыханием и спер у Кевина горсть попкорна.

Они сидели в библиотеке клиники и смотрели фильм – недавно вышедшую на экраны фантастическую сагу о покорителях космоса. Главными героями были два враждующих меж собой альфы и омега, трахающийся с ними по очереди. Впрочем, фильм, конечно же, был не об этом.

Кевин посмотрел на Рассела и слабо улыбнулся. Рассел был умненьким и приличным бетой, как и все, проходящие здесь терапию (“Мы отбираем самых достойных” – было написано на информационных буклетах Института Возрождения). А еще Рассел был физиком, как и сам Кевин, потому они и сошлись достаточно близко. И тем более Кевин не понимал, как тому мог нравиться этот эпически провальный фильм, сюжет которого, казалось, состоял из одних дыр.

– Вот дебил, – негромко сказал Кевин, комментируя действия главного злодея. – Как так можно.

– Тупой, как все альфы, – с воодушевлением поддержал его Рассел. – Но я б ему дал.

– Или бы вдул! – захихикал другой бета, поправляя у себя в штанах.

Кевин тоже поелозил, почувствовав вдруг, как ниже пояса все окатило жаром, а мир вокруг словно бы вспыхнул.

Эти приступы возбуждения накатывали на него в последнее время по малейшему поводу – от пошлой мысли, фривольного намека в разговоре, поцелуя в фильме. А иногда и совсем и без повода. А уж когда приходил Людвиг и оставался ночевать… Кевин залился краской от воспоминаний и прикрыл пах рукой.

Его больше не отпускали из клиники домой – мол, сейчас очень опасный для психологической устойчивости период, который обязательно надо пережить в стационаре. Но Людвиг все равно оставался с ним почти каждую ночь. К вящей зависти других пациентов, вынужденных развлекаться друг с другом и ловить врачей-альф.

– А омега урод, – вдруг сказал еще один бета, – смотрите, какой нос. А ходит как пингвин.

– Красивый омега, в жизни б ты такого встретил – сдох бы от зависти, – сказал Рассел.

– Да ладно, у меня полно знакомых красивее его, – ответил бета с превосходством.

– Конечно, конечно, да хотя б каждое утро в твоем зеркале – такая красота неописанная, – сказал Рассел с насмешкой.

– Я не о себе, – возмутился бета. – Вот… вот возьми хотя бы Кевина! Разве он не красивее?

– Не надо меня брать, – пробормотал Кевин, и все радостно засмеялись.

Фильм закончился победой добра над злом, и все принялись с жаром обсуждать внешность и поступки альф, заодно осуждая несчастного омегу.

– А вы заметили, что здесь не было ни одного главного героя беты? – сказал Кевин задумчиво. – Как всегда. Как будто мы существуем только фоном.

– Почему это – мы, – возмутился кто-то. – Мы уже почти омеги!

– Да-да, кому нужна скукота про бет, такой фильм просто не окупился бы.

“Меня не существует”, подумал Кевин, глядя в окно. Он ощущал нервное и жаркое омежье возбуждение своих товарищей, и каждый из них чувствовался совершенно по-особенному. Местный психолог, с которым у Кевина были сеансы каждый день, говорил, что это и есть знаменитый запах, который чуют омеги и альфы. Но это было совершенно не похоже на запах. Какие глупости писали, оказывается, в книгах и воспевали в стихах. Все эти “он пах горькими цветами и горными травами”. Или не глупости? Как, например, можно было бы описать ощущение, возникающее в присутствии Людвига? Кевин прикрыл глаза, вспоминая. Людвиг пахнет огнем и сожженной солнцем степью. А иногда – заоблачной высотой и северным ветром…

– Давайте теперь омежью порнуху посмотрим, с альфами, – меж тем предложил Рассел. – У меня есть сборник фильмиков.

– А есть, как альфы в тюряге друг с другом порются? – оживились все.

Кевин заледенел.

– Есть. И еще есть, как пять альф дерут бету в старые времена, когда тюрьмы общие были, – закивал Рассел.

– Какая… чудовищная пошлость, – сказал Кевин, поднимаясь. – Без меня, пожалуйста.

Беты притихли, с удивлением глядя, как он пробирается к выходу.

– И правда пошло, – смущенно сказал Рассел. – Давайте классику посмотрим, может? Кевин, не уходи! У меня есть последний римейк “Лукаса и альф”.

– О, я слышал, там вставили побольше секса, – загомонили беты. – Может, не так страшно будет!

– Мне… мне все равно надо на прием к профессору Мерну, – выдавил Кевин и поспешно выскочил.

На прием ему вовсе было не надо, и потому Кевин медленно побрел в зимний сад. Сейчас там наверняка никого нет, можно будет посидеть в одиночестве у маленького пруда, любуясь тропическими бабочками.

Новые ощущения, эти так называемые запахи, ошеломляющие Кевина при общении с людьми – все это становилось зачастую так утомительно, что иногда ему хотелось биться в истерике и никого не видеть. А иногда невыносимо тянуло в общество – забыться в глупостях и болтовне с другими пациентами. И ни о чем не думать.

В кармане пискнул телефон, напоминая о скорой встрече. Через полчаса Кевина должен был навестить омега-папа. К тому времени следовало обязательно успокоиться – чтобы не опозориться перед папой своими гормональными перепадами настроения. Кевин размеренно задышал, как учил его психолог, и зашел в зимний сад.

Но в саду уже кто-то был, Кевин услышал голоса. Он хотел уже повернуть назад, когда узнал один из них. Его омега-папа! Наверное, пришел пораньше.

– А что же ваш муж, господин Дорт? – спрашивал кто-то его папу.

– Увы, он разбился на машине лет пять назад, – с тихим смешком ответил папа.

– О, сочувствую. Какая… характерная альфья смерть, – заметил его собеседник.

Кевин остановился, прислушиваясь.

– О, да, весьма характерная, господин Хемниц-Гатц. Наверное, ваши ожидания оправдаются еще больше, когда вы узнаете, что он по пьяни решил разогнать свой спорткар до пятисот километров. И, взлетев, подобно птице в облака, вмазался в скалу, – фыркнул папа.

– Какая чудовищная история. Куда же он так спешил, неужто из-под супружеского каблука бежал, – негромко засмеялся господин Хемниц-Гатц, и Кевин вдруг вспомнил, кто это. Сиреневый брат Людвига! Что он тут делает?

– О, я вижу, вы меня понимаете, как никто, – засмеялся в ответ папа. – И не говорите, господин Хемниц-Гатц, бедные альфы, куда им деваться от проклятых омежьих уловок, только в небо.

– Да-да, господин Дорт, ведь совершенно не дают жить, и даже не отпиздишь этих омег как следует, – уже откровенно ржал господин Хемниц-Гатц, – как же я сочувствую альфам.

Кевин сглотнул, чувствуя, что сердце бьется где-то в горле, и этот стук грохотом отдается в ушах.

– Папа, – он вышел из-за деревьев, – папа, как ты можешь… Так об отце.

Двое болтающих у скамейки омег удивленно обернулись.

– Как нехорошо подслушивать, ай-ай-ай, – хмыкнул господин Хемниц-Гатц.

– Кевин, – омега-папа, нервно поправляя шейный платок, шагнул к нему, – прости мой тон, дорогой. Мне так жаль, что ты это услышал и неправильно понял. Понимаешь, мне до сих пор трудно говорить о твоем отце. Наверное, это одна из стадий отрицания, из которого мне не суждено выбраться до конца жизни.

У Кевина закружилась голова, он чувствовал холодное веселье двух стоящих перед ним омег. Это было похоже на запах первого снега. На зелень замерзших листьев. А легкое сожаление его омега-папы было подобно дыму далекого костра.

– Замолчи, предатель! – крикнул ему Кевин и попятился, на его глазах вскипели слезы. – Ты меня совсем за тупицу держишь?!

– Однако, – заметил господин Хемниц-Гатц, и Кевин бросился прочь, напоследок услышав, как папа сказал: “Ну надо же, он и в тринадцать таким не был”.

Кевин взбежал на крышу и сел возле вентиляционной трубы, глотая слезы. Крыша была открыта всем ветрам, и даже маленького бортика не было у ее краев, но Кевин знал, что этот суицидальный соблазн был ложным. Пологая площадка с двухметровым прозрачным бортиком опоясывала здание этажом ниже. Архитекторы позаботились и о безопасности и о чувстве свободы пациентов, подумал Кевин со злой усмешкой. Вокруг сплошной обман. Он поднял голову, наблюдая за кружащимися высоко в небе чайками. “Подобно птице в облака”, так, кажется, сказал его папочка… Ветер на крыше был пронзительно холодным, а вентиляционная труба – чуть теплой. И надо было спускаться, чтобы не простудиться в тонкой рубашке, но Кевин не шевелился, упрямо обхватив себя за плечи. Словно мстил сам себе непонятно за что.

– Кевин, вот вы где, – рядом с ним, легко улыбаясь, опустился психолог.

Кевин отвернулся, сердито раздувая ноздри. Психолог был совершенно седым уже альфой, и запах его был похож на позднюю-позднюю осень. Или на мореный дуб.

– Я хочу побыть один, не нужны мне эти ваши!..

– Вы совершенно замерзли, – покачал головой психолог и накинул на плечи Кевина свой пиджак. – Если заболеете, то придется делать перерыв в терапии.

– К черту терапию, – сказал Кевин и неожиданно всхлипнул. – Я не хочу быть омегой, не хочу!

– Наконец-то вы это признали, – усмехнулся психолог. – Какой прогресс, Кевин.

Кевин изумленно обернулся к нему:

– Я только сейчас не захотел, что вы несе… говорите.

– А разве вы не боялись омег после убийства? – наклонил голову психолог.

– Те омеги были психи, экстремисты, – нахмурился Кевин и сердито покосился на психолога. – Ну, да, боялся, я же сам вам рассказывал об этом.

– А почему же согласились тогда на терапию?

– Ну… меня же из-под следствия из-за этого вытащили…

– А потом? Когда ваше дело закрыли благодаря встречному иску вашего адвоката? – поднял брови психолог. – И из-за отсутствия доказательств? Вы ведь невиновны пред лицом закона, и ничто не вынуждает вас скрываться здесь. Зачем же вы пришли?

– Людвиг. Он хотел меня своим омегой. Отстаньте уже от меня, пожалуйста, я же сказал, что хочу быть один, – пробормотал Кевин.

– Как вы думаете, можно ли настоящего омегу, такого, например, как ваш отец, заставить делать то, что он не хочет? Каким-либо образом, кроме грубого принуждения.

– Замолчите, это он вас послал, да!? – закричал Кевин, из глаз его снова брызнули слезы.

Психолог встал:

– Вы знаете, что такое быть полноценной и самостоятельной личностью, Кевин?

– Вы сто раз это мне уже говорили, – отвернулся Кевин, кусая губы. Словно какой-то бес толкал его дерзить и грубить, и он не удержался, добавив противным дразнящим тоном: – Любить себя, осознавать свои приоритеты, ни от кого не зависеть во мнении, бла-бла-бла.

– Что ж, – засмеялся психолог, – вы делаете первые шаги на этом пути. Осознали наконец свои желания и отделили их от желаний вашей авторитетной персоны. И, кажется, прямо сейчас свергаете ваши детские авторитеты с пьедесталов своей души. Поздравляю вас, Кевин, вы в начале пути, чтобы стать настоящим омегой – гордым и независимым. И я рад за вашу свободу, ведь даже если вы прервете сейчас терапию, вы будете помнить о ней и знать, каково это – знать свои желания и чувства других людей.

Психолог ушел, а Кевин остался сидеть на крыше, кутаясь в его теплый пиджак. Он смотрел на птиц, вспоминая о своем альфа-отце. О братьях и об омега-отце, каким тот был давным-давно, в детстве Кевина. И о Людвиге. Столько лет Людвиг был ему просто хорошим знакомым. А потом стал любимым, самым главным в жизни человеком. Но все это время Кевин не видел его настоящего. И не увидел бы, если б не начал превращаться в омегу.

***

Людвиг разгладил ладонью рекламный буклет. Песчаный пляж и синее море, уютный отель для семейного отдыха – Кевину должно понравиться. Его обещали отпустить из клиники на четыре дня, небольшой перерыв в омега-терапии, и Людвиг взял несколько отгулов, чтобы съездить куда-нибудь вдвоем. И сейчас ждал Кевина в холле, специально не стал подниматься – хотел устроить сюрприз.

Около лифта вертелось несколько бет из другой группы, уже почти омег. Они возбужденной стайкой передвигали тяжелые горшки с кактусами, а один из этих бет-омежек с круглым пузом стоял поодаль.

Неужели такое возможно во время омега-терапии? Вдруг и Кевин забеременеет, будет носить их малыша, маленького беточку-деточку, станет круглый и беспомощный. Людвиг незаметно вытер вспотевшие руки о штаны, представив Кевина с животом.

Меж тем пузатый бета запустил руки себе под халат и достал футбольный мяч. А потом встал раком в импровизированные ворота – между двух здоровенных кактусов, задницей к своим товарищам, и те принялись по очереди кидать в него мячом. Людвиг так увлекся этим зрелищем, что чуть не пропустил появление Кевина, тот пытался незаметно подкрасться со спины.

– Угадай, – Кевин закрыл ему глаза руками.

– Кевин, – Людвиг чувствовал, как запах Кевина мягко обволакивает его, вызывая в теле привычную теплую волну.

В последнее время тот взял моду ходить в одном халате и без трусов, это так заводило. А еще Кевин стал пахнуть чуть иначе – более терпко, но без омежьей навязчивой сладости. Уже не бесплотный ангел, но еще не омега… ребенок. Кевин пахнет ребенком, понял Людвиг и ужаснулся своим мыслям – получается, его возбуждал этот детский запах.

– Засмотрелся на омежий футбол? – хихикнул Кевин и прижался к нему сзади, потираясь стояком о задницу. Нет, никакой это не ребенок – взрослый беточка во время омега-терапии.

– Это же не футбол, а игра в соску. Но ты, надеюсь, в нее не играешь?

– Я пока не проигрывал, – уклончиво ответил Кевин. – Меня отпускают домой на четыре дня.

Людвиг обнял его и закружил, приподнимая над полом. Тут же послышались хлопки и свист – играющие в футбол беты обратили на них внимание. Кто-то громко сказал: “Смотрите, влюбленные голубки”.

– Мы едем на море. Хочешь, Кевин?

– Сначала домой.

– Хорошо, – согласился Людвиг. – Заедем сначала домой.

Кевин ушел переодеться, а Людвиг остался в холле – ждать его. Беты-футболисты вознамерились посадить проигравшего на кактус, и Людвигу стало интересно – как далеко они могут зайти в своем желании причинять боль другим. К сожалению, их разогнал профессор Мерн, вышедший из лифта.

– Аксель, – Людвиг пожал его руку, приветствуя. – Извини, не было времени подняться к тебе, мы с Кевином уезжаем.

– И куда же?

– На море.

– Твоему бете нельзя простужаться, – Аксель растянул губы в своей обычной улыбке – сухой и бесцветной. – У него сейчас идет мощная перестройка организма.

– Уже тепло, почти лето, – Людвиг улыбнулся в ответ. – И я его согрею.

– Да, кстати, – Аксель поднял вверх палец. – Состояние его таково, что иногда может казаться, будто бы у него начинается течка. Ты раньше видел течных омег?

– Не только видел, – заржал Людвиг.

– У Кевина Дорта могут появиться схожие симптомы, но учти – это не будет течкой.

– Я знаю про смазку.

Аксель вздохнул:

– Никакой сцепки, иначе травмируешь его.

Людвиг отвез Кевина домой, как и обещал, а сам поднялся к себе, сварил кофе и включил телевизор. Кевин сказал, ему нужна пара часов, чтобы собрать вещи.

Собственная квартира казалась чужой – он почти не появлялся здесь последние три месяца – мотался между работой и клиникой. Где же Кевин… Может, спуститься к нему и напугать, изобразив экстремиста? Или поиграть в изнасилование, без боли, конечно же, но со всяким там “на колени, сучка, открывай рот и соси”. Вряд ли Кевин позволит сделать с собой такое, еще и обидится.

Людвиг решил отвлечься криминальной хроникой, как раз шел ежевечерний выпуск. Черный пластиковый мешок, возникший на экране, был, очевидно, с омежьим телом. Почему-то по телевизору никогда не показывали мертвых омег или бет без этих мешков, а вот застреленных, раздавленных автомобилями или упавших с высоты альф – сколько угодно. Оторванные конечности, мозги на асфальте… Людвиг находил это несправедливым.

“Застрелен при попытке побега известный член неонацистской группировки, Уго Леман…”

Людвиг отхлебнул ароматный кофе и сделал погромче. Вот это новости. Неужели федералы решили больше не церемониться с доставшим их Уго Леманом, или тот и вправду хотел бежать из Центральной тюрьмы?

“Намеревался покинуть здание тюрьмы в полицейском фургоне, взяв в заложники одного из сотрудников…”

Этакое сочетание слабоумия и отваги вызывало невольное восхищение, и Людвиг отсалютовал кофейной чашкой пластиковому мешку. Покойся с миром, Уго Леман, отличная смерть для такого омеги.

Он прождал Кевина три с половиной часа, прежде чем решил спуститься к нему – не хотел мешать. А потом забеспокоился, вдруг у Кевина началась эта псевдо-течка, о которой предупреждал профессор Мерн. Людвиг выключил телевизор (криминальная хроника давно закончилась, показывали повторение футбольного матча), сполоснул чашку и пошел к Кевину.

– Ты здесь не заснул, дорогой?

– Нет, – ответил Кевин и отступил на шаг.

И тогда Людвиг понял, что случилось что-то плохое. Эти заплаканные глаза его беточки, растерянный взгляд и безвольно опущенные руки – все это остро отдалось страданием в его собственной душе.

– Все в порядке, ну что ты, – он сгреб Кевина в объятия, прижимая к себе. – Кевин, ты же знаешь, все вопросы решаются, просто расскажи мне что случилось. Это Хольгер тебя опять расстроил, да? Давай запретим ему к тебе подходить ближе чем на три метра.

Кевин опять заплакал, а потом сказал:

– Марио убили.

Людвига как оглушило. При чем здесь Марио, разве Кевин до сих пор помнит его? А может не просто помнит, а… любит до сих пор?

– Что? Ты что, пускаешь сопли по своему бывшему? Из-за него ты чуть не сел, и теперь страдаешь, что его убили?

– Он был такой красивый и молодой, – всхлипнул Кевин.

Людвиг едва сдержался, чтобы его не ударить. Он сжал кулаки и аккуратно отстранился от Кевина, не в силах даже смотреть на того – боялся сорваться.

========== Глава 9 ==========

Наверное, Кевин по-настоящему никогда его не любил, просто пользовался. И расплачивался задницей, как шлюха, причем, весьма дорогая шлюха, а Людвиг на все был готов ради него, фактически на преступление пошел, вытаскивая из тюрьмы. И тех уродов-альф наказал, приплатив охранникам, чтобы живого места на них не оставили. Даже верность хранил, как идиот последний.

От злости он ничего не замечал вокруг – только бледное запрокинутое лицо Кевина, такое красивое, с прямым тонким носом и идеальной линией рта. И Людвиг, почти не соображая, впился в этот рот, кусая и грубо проталкивая внутрь язык. Раньше он никогда не целовал Кевина так – насильно.

– Уго Леман мертв, – хрипло сказал Людвиг, оторвавшись наконец-то от его губ. – И я вытрахаю из тебя даже малейшую память о нем. И обо всех других, кто был до меня.

Он потащил Кевина в спальню, на ходу сдирая с него домашние брюки. Тот не сопротивлялся, только вскрикнул, когда Людвиг швырнул его грудью на кровать, поддав под колени. Теперь Кевин был похож на собравшегося молиться омежку. Наверное, он и был уже больше омегой, чем бетой, и Людвиг, глядя на него, понял – ему неважен статус Кевина. Да будь он хоть альфой – все равно принадлежал бы Людвигу. И сейчас никакие мертвые Марио и прочие бывшие не смогут помешать их любви. Точнее, любит тут только Людвиг, не стоило врать себе.

Кевин вздрогнул и поджался, пытаясь сползти с кровати, когда его шлепнули по белой ягодице ладонью.

– Нет, так и стой, – сказал ему Людвиг, судорожно ища по карманам тюбик со смазкой и расстегивая ширинку – напряженный член больно упирался в брюки.

И Кевин не посмел ослушаться, прогибаясь и выставляя обнаженную задницу.

– Дай сюда руку, – Людвиг опустился за ним на колени, взял его руку в свою, выдавив на пальцы прозрачный гель, и приставил их к закрытой пока и сухой дырочке.

Кевин охнул, когда Людвиг толкнулся ему в задницу его же пальцами, а потом застонал и подался назад. И это зрелище – насаживающийся на собственные пальцы Кевин – сводило с ума, Людвиг почти сразу оттолкнул его руку и засадил одним толчком до самых яиц. Кевин даже не вскрикнул, приняв его член, только прошептал:

– Страшно.

– Так и должно быть, потому что ты мой омега.

– Я бета, – выдохнул Кевин между толчками и закусил покрывало, когда Людвиг просунул руку ему под живот, начиная ласкать.

– Ну уж нет, так не пойдет, детка, – он перевернул его на спину, не снимая с члена, и схватил за руки, не давая зажимать себе рот. – Покричи, тебе же нравится, когда я тебя трахаю, ну, нравится же, – он вколачивался на каждое слово, голова Кевина моталась по кровати в такт толчкам.

Это продолжалось довольно долго, Людвиг склонялся, впиваясь в его рот, кусал соски и лизал шею, и все никак не мог насытиться Кевином. А потом грубо провел по его члену несколько раз, сжимая под головкой, и почувствовал влагу на своих пальцах – Кевин кончал под ним, извиваясь и так и не издав ни звука.

– Упрямый бетка, – прошептал Людвиг, его самого неотвратимо затягивало в оргазм.

Эти последние движения были самыми сладкими, и так хотелось втиснуться поглубже в горячую задницу и остаться во влажном и тесном, но нельзя, еще нельзя со сцепкой. Людвиг выдернул член в последний момент, с набухающим уже узлом.

***

Он осторожно покосился на Людвига. Тот лежал на спине, подгребя Кевина себе под бок, и смотрел в потолок. И рука его легко скользила по спине и заднице Кевина, но эта ласка не могла обмануть. Людвиг до сих пор злился на Кевина, даже сейчас, после секса, губы его были плотно сжаты, а брови слегка нахмурены. И еще Кевин чувствовал запах огня, открытого злого пламени, полыхающего сейчас в Людвиге.

Раньше он и представить себе не мог, как страшна ярость альфы. Сколько раз он видел их, бесящихся по малейшему поводу, но никогда не думал, какую чудовищную тягу к насилию они сдерживают в эти моменты в себе. Может быть, потому тот убитый альфа и не испугался пьяных омег, что в нем полыхала такая же ярость и сила, как в Людвиге сейчас, а в Марио с дружками не было ответной? Или была? Интересно, как по-настоящему выглядят разозленные омеги, может так же страшно? Хотя вряд ли.

Кевин сполз к краю кровати.

– Куда? – спросил Людвиг, приподнимаясь, и в его обманчиво спокойном голосе снова полыхнул гнев.

Кевин почувствовал, как его задница встревожено сжалась, а пах окатило возбуждением.

– Что, и посрать нельзя? – буркнул он, с неудовольствием замечая, как собственный голос жалобно дрогнул.

– Ну-ну, – фыркнул Людвиг, тоже вставая.

Кевин, пугливо на него оглядываясь, проскользнул в ванную и заперся там, привалившись к двери и сжимая себя между ног. Опять все горит. Он вспомнил, как Людвиг швырнул его на кровать и шлепнул. И как страшно было стоять перед ним с выпяченной задницей, и как хотелось… Кевин жалобно застонал и содрогнулся, неожиданно кончив.

Людвиг стукнул в дверь, и Кевин подскочил и поскользнулся.

– Ты что там устроил? – спросил Людвиг.

– Упал! – крикнул Кевин. – И хватит на меня орать.

– Кто еще орет-то? – удивился Людвиг.

Из-за двери он казался не таким страшным.

Надо умыться и… и бежать, решил Кевин внезапно. Он быстренько ополоснулся, достал штаны из корзины с грязным бельем и принялся выбираться в слуховое окно под самым потолком.

Его квартира была на втором этаже, совсем невысоко, а еще на стене дома была куча всяких готических украшений, за которые очень удобно цепляться. Так что Кевин грохнулся с высоты только первого где-то этажа. Подвернул немного ногу при приземлении и, прихрамывая, побежал по улице. Надо поймать такси и ехать к папе. Папа заплатит за такси, только бы он был дома…

Было совсем темно, и никто не обратил на него внимания. Кевин завернул уже за угол дома и замахал рукой, увидев такси, когда Людвиг нагнал его.

– Кевин, – позвал тот, хватая его за рукав.

И Кевина снова окатило яростным и страшным жаром его чувств. Рубашка затрещала и порвалась от рывка.

– Отстань, – крикнул Кевин в ужасе и метнулся в какую-то подворотню.

И там наступил на скользкий пакет, врезался в помойку, упал и попытался на четвереньках заползти в щель между контейнерами.

Людвиг схватил его за бедра и выдернул из щели, прижимая к себе.

– Господи, Кевин, и куда ты собрался. Без денег, телефона и ботинок, – прошептал Людвиг, и в словах его больше не было гнева.

Кевин замер в его объятиях, а потом нерешительно поднял голову:

– К папе… на такси.

– Но почему? Что опять случилось? Снова что-то увидел по телевизору? Или где там, в центрифуге своей стиральной машинки?

– Ты на меня сердился. Мне стало страшно, – сказал Кевин, кусая губы и умирая от стыда. Боже, он вел себя даже не как подросток, а как пятилетний ребенок.

– Конечно, сердился, – снова вспыхнул Людвиг, – не каждый день узнаешь, что твой любимый до сих пор страдает по бывшему. А со мной, значит, из признательности был?

Кевин уперся ему ладонью в грудь:

– Почему страдаю? Я… я никогда его не любил, ну, знаешь, чтобы по-настоящему, – он растерянно замолчал, прислушиваясь к Людвигу и себе. Их чувства полыхали рядом, обжигая и рождая томный огонь в чреслах. И Кевин заспешил объяснить то смутное, что никак не могло сформулироваться в его мозгу. И грозило вновь ускользнуть, раздавленное желанием. – Я и тебя не любил по-настоящему, до того… До того, как омегой становиться начал. Тогда, после тюрьмы, мы были вместе, в этом доме отдыха, но ты мне больше как брат был, самый любимый и лучший, но я не умел любить и не видел тебя, а теперь вижу, я знаю, что ты похож на огонь и…

Кевин сбился и замолчал.

– Я несу ужасный бред, да?

– Нет.

– Мне просто трудно со всеми этими чувствами, иногда кажется, что разрывает на тысячу кусков, – Кевин тяжело задышал и прижался к Людвигу покрепче, когда тот положил горячую ладонь ему на живот.

– Я тебя тоже люблю, – сказал Людвиг, и Кевин судорожно вздохнул, утыкаясь лицом ему в шею.

– И больше не ревнуешь к Ма… Уго Леману?

– Давай сначала уйдем уже от этих помоек, – усмехнулся Людвиг.

Они медленно пошли домой, и Людвиг предлагал поднести Кевина до подъезда, “а то совсем хромоножка”, и Кевин со смехом отказывался. И Людвиг спрашивал, правда ли Кевин чует запахи людей странными образами и не сможет ли он понюхать пару знакомых и сказать, на что они похожи – на говно или, например, фиалки. “Не смейся надо мной, – фыркал Кевин и добавлял: – Я еще не встречал людей, которые пахнут, как говно”.

“И это хорошо”, – заметил Людвиг серьезно, чем ужасно насмешил Кевина.

***Полтора года спустя

– И вот, после того, как он чуть не выкинул меня в окно, этот альфа долбанный… эта ошибка природы заявляет, что любит меня. Да чтоб я еще раз! Уж лучше с бетой встречаться буду.

Кевин оторвался от любования своей статьей в журнале “Наука” и посмотрел на треплющегося лаборанта с интересом. Почему-то среди физиков было мало омег, в основном беты. Ну, и альфы, стремящиеся, как правило, к административному руководству. Но вот этот его лаборант был редким исключением – вполне подающим надежды омегой-физиком, аккуратным и не лишенным оригинальности мышления. А еще он пах электричеством, маленькой шаровой молнией.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Кевин с усмешкой. – Встречайтесь лучше с бетой, хоть о деле думать будете, а не о всяких безобразиях.

Лаборант печально вздохнул и действительно о чем-то задумался, уставившись на контейнеры метрологической установки. Наверняка ведь не об измерениях радиации, а о своем альфе.

Кевин посмотрел на телефон – ему вдруг тоже ужасно захотелось увидеть Людвига. Похвастаться публикацией в авторитетном журнале, рассказать о том, как поздравляли его коллеги. Но увы, было только три часа дня, и Людвиг будет дома еще не скоро.

– Пожалуй, я сегодня уже не вернусь, – сказал он, направляясь к выходу.

– Да-да, конечно, до свиданья, – рассеянно отозвался лаборант.

День выдался не по-осеннему солнечный, и Кевин не застегнул пальто, медленно бредя по парку. Недавно их физический корпус перенесли из исторического здания университета в центре города. Здесь, в пригороде было все хорошо – и просторные помещения с лабораториями, и речка с парком для медитации. Только добираться было далеко, а Кевин все никак не сподобился обзавестись машиной. Может, купить мотоцикл? Или мопед, для него не надо даже специальных прав.

Он вышел к остановке и увидел приближающийся ретро-трамвай. Тот сиял на солнце красными боками и звенел медным колокольчиком, изо всех сил изображая из себя механизм позапрошлого века. Кевин с улыбкой вскочил на подножку и сел у окна. А может, и не нужен ему никакой мотоцикл, Кевин любил кататься на трамваях.

В центре города недавно прошел дождь, и булыжники мостовых сверкали, умытые, словно специально к приезду Кевина. Он перепрыгнул через лужу, приземлившись рядом с глазеющим по сторонам альфой.

– Эй, омежка! – позвал тот, догоняя его.

– Что, – остановился Кевин, и взгляд альфы скользнул по брачной ленточке на его шее.

– Ничего, – широко улыбнулся альфа.

– Удачи, – улыбнулся Кевин в ответ, на мгновение ощутив и тут же забыв запах альфы – море и крики чаек.

А в холле их дома он увидел забирающего почту Людвига.

– Людвиг, – Кевин бросился к нему и проскользнул под его рукой, тут же оказываясь в пылающих жаром объятиях. Он никогда не мог отличить тепло тела Людвига и огонь его чувств, ему всегда казалось, что они сливаются в один обжигающий сполох.

– Тоже решил вернуться пораньше, – вопросительно приподнял бровь Людвиг.

– Да, – со счастливой улыбкой отозвался Кевин и продемонстрировал ему журнал, – и у меня есть почта поинтересней твоего “Ежедневного экспресса”.

– О, ну надо же, – сказал Людвиг, быстро просмотрев оглавление, – неужели вот прямо сейчас мне удастся затащить в постель будущего лауреата Штобелевской премии?

Кевин задохнулся, почувствовав, как внутри все сжимается в почти болезненном предвкушении от этих слов.

– Похотливый альфа, – прошептал он, уткнувшись Людвигу в шею.

– Ну, если не хочешь, – протянул Людвиг, коварно погладив его по заднице.

Кевин схватил его за руку и потащил наверх, и, как всегда в такие моменты, ему показалось, что мир вспыхнул и засиял вокруг, обнажая свою истинную, полную страсти суть.

КОНЕЦ