Текст книги "Благими намерениями вымощена дорога... в рай? (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

-Все в порядке, господин, – спустя несколько минут напряженного ожидания, кудлатый великан возник в поле моего зрения, открыл переднюю дверку и влез на водительское место. – Пусть полежат на песочке, сволочи, пыл поубавят, ничего им не будет, лето еще на дворе, хоть и позднее. Держитесь, поехали, дорога неровная, а у вас парень на коленях. Как он, не пришел еще в чувство? Крепко его этот гад припечатал.

-Да, – бережно удерживая на своем плече головку Милли, сказал я, – досталось ему сегодня. Сейчас бы в баню его, прогреть хорошенько, да внутрь влить пару стопок спиртного, может, и обойдется без болезни приключение?

-Баня горячая, господин Син, каждый день топим, – внимательно следя за дорогой, ответил Шепард, – только кто его туда отведет, если он сам не сможет? Запах на всех действует. Придется вам, господин Син, вы хоть и строги к нему, но он явно к вам расположен, так что вы единственный, кого он не испугается.

-Он и сам сможет, Шепард, – не спуская глаз с лица Милли, сказал я. – Приходит в себя... – длинные ресницы дрогнули, и я наблюдал за их движением с нескрываемой радостью. – Не бойся, Милли, все позади. Мы вытащили тебя из рук преследователей, и сейчас едем домой. Тебе ничего не грозит, кроме простуды. Сейчас пойдешь в парную, хорошо прогреешься и примешь лекарство, потом я уложу тебя спать в Большом доме. Я привез твои синие баллончики, все в порядке, прости, что не догадался об этом раньше...

-Спасибо, господин, – смущенно отодвигаясь от моего голого торса, пробормотал он. – Это скоро закончится, и все будет как прежде. Но пока, хотя бы сегодня... вы не оставите меня, правда? Я не хочу быть один... вы нужны мне... пожалуйста, не уходите... – он снова прижался ко мне, его мягкие прохладные губы нежно коснулись чувствительного изгиба моей шеи, и я с трудом сдержал стон от резкого, как боль, невыносимого наслаждения...

часть 11

Милтон

Я никогда еще не чувствовал себя настолько слабым и беззащитным, как в тот вечер, когда вдохнул свой собственный «особенный» запах, который ненавидел до омерзения. Обычно я сразу же выливал на себя целый баллончик подавляющего лосьона, при первых признаках приближения этого кошмара, который наступал, ко всем прочим неприятностям, довольно бессистемно. Я мог лишь приблизительно предполагать, когда это случится в очередной раз, с разбросом плюс-минус десять, а то и пятнадцать дней, поэтому всегда имел при себе запас защитного средства.

Теперь, в условиях плена, я был лишен этого, и не мог ничем оградить себя от окружающей меня опасности, а она была слишком реальна и очевидна, ведь на острове жили и работали одни альфы, причем грубые, сильные, не отягощенные комплексами и какой-то моралью. Быть изнасилованным кем попало я не хотел, я боялся боли, боялся быть помеченным жестким сексом, и тем самым еще больше усложнить свою и без того не слишком счастливую жизнь.

Первыми меня «унюхали» два здоровенных самца, неизвестно зачем вернувшиеся поздно вечером в общую столовую, где я мыл после ужина посуду. По счастью, к тому времени я уже практически закончил работу, и смог улизнуть от их похотливых намерений в свой сарай, где зарылся поглубже в солому, надеясь, что старый застарелый навоз несколько ослабит мой приторный сладкий запах. Шепард (а он тоже смотрел на меня как-то странно) был на своем посту, и вроде бы даже почти не спал, охраняя меня снаружи, может поэтому те двое и не решились предпринять по отношению ко мне каких-то активных действий.

На следующее утро мои мучения начались всерьез. Спрятаться было негде, просить помощи не у кого, да я и не доверял никому, даже Шепарду, голова мутилась и плохо соображала от бессонной ночи, тело пылало и корчилось, как всегда бывало в эти дурацкие дни, а в мечтах я представлял себе глупые нежные сцены любви с Безымянным. Черт подери, почему именно с ним? Почему охваченное страстью тело желало именно его, моего мучителя, упертого в своей «правоте» моралиста, по вине которого я оказался сейчас в почти безвыходной ситуации? Не мог, сволочь, захватить мне хоть пару спасительных баллончиков, чтобы обезопасить от изнасилования первым встречным? Тоже мне, перевоспитатель-невежа, поставивший себе целью отучить меня от супружеских измен, как ты мог забыть об одной из главных особенностей омежьей физиологии?

В курятнике до обеда никого не было, так что чувствовал себя в относительной безопасности, тем более, что все альфы, в том числе и те двое, особенно рьяные до моих прелестей, были заняты на работе, да и Шепард не упускал меня из вида, хоть и держался на расстоянии. Я очень неважно себя чувствовал, глаза слезились, но я упертый дурак по природе, потому и не хотел показывать никому своей слабости. Ближе к концу рабочего дня, когда я уже полил практически весь огород, краем глаза уловил мелькнувшую в кустах тень. Те двое, опять они... пасут меня, наверняка не отстанут... Меня вдруг охватила паника, настолько сильная, что я перестал здраво мыслить, и просто кинулся наутек.

Когда я осознал свою ошибку, было уже слишком поздно. Привычный мир далеко, в глубине острова, а я один на берегу океана, и одуревшие от похоти альфы идут следом, они ищут меня, как охотник добычу, чтобы поймать и сожрать, то есть затрахать до смерти. От отчаяния я не нашел лучшего решения, чем прыгнуть в воду, которая по счастью оказалась не слишком холодной. Более того, мне несказанно повезло, потому что в крохотном заливчике обнаружилась такая же крохотная пещерка, и я смог вползти в нее и лечь там, на теплой прогретой земле, а не торчать в воде бесконечную вечность, чтобы получить переохлаждение, необратимо навредив здоровью. Впрочем, убежище было ненадежно и меня не спасало, и я слишком хорошо понимал это, ибо найти меня – дело времени, и альфы не отступят, пока не доберутся до моего тела. Едва сдерживая слезы отчаяния и страха перед неизбежным, я ругал себя последними словами, и это странным образом поддерживало во мне злость, не давая сломаться. Я был полным дураком, идиотом, дебилом, иначе не кинулся бы сломя голову куда попало, и из двух зол выбрал меньшее, то есть близкое соседство с Шепардом. Даже если он тоже поддался бы природе, лучше уж с ним, чем с этими жуткими чужими типами.

Сколько времени я пролежал в пещерке, сказать сложно, но худшие кошмары сбылись, и меня обнаружили. Я нырнул в воду, чтобы заглушить запах, хотя и знал, что это уже не поможет. Грубые руки вытащили меня на берег, рвали с мясом пуговицы, щипали и тискали, похотливо посмеиваясь и отпуская плоские шуточки. Мне не вырваться, не убежать, не справиться с превосходящим во много раз противником, я отдавал себе в этом отчет, но упрямо не хотел сдаваться без боя. Двинул кулаком в нос одному, укусил за руку другого... Альфы рассвирепели и дали сдачи, удар пришелся куда-то в затылок, боль пронзила меня насквозь, и сознание стало мутиться."Ну, и пусть, лучше так, бесчувственного насилуйте, сволочи... " – успел подумать я и провалился в спасительную темноту безвременья...

А возвращение в реальность оказалось сказочным и настолько нереальным, что я просто не мог в первый миг этому поверить. Замотанный во что-то сухое и пыльное, я был прижат к горячей груди Безымянного, и его ласковый голос тихо шептал мне на ухо какие-то глупости... Такой резкий контраст между полным отчаяньем перед предстоящим ужасным действом, и счастливым избавлением от мук хлынул в меня широкой рекой облегчения и затопил с головой, я растроганно хлюпнул носом и еле сдержался от позорных слез, чувствуя знакомый родной запах моего «мучителя», которого любил сейчас больше всего на этом свете.

Он что-то говорил про баню и лекарства, просил прощения за свою оплошность с баллончиками, а я чувствовал щекой его горячую кожу и тихо таял от наслаждения. До чего ж приятно сидеть у него на коленях, слушать стук его сердца, чувствовать теплые руки, которые обнимали меня так надежно и бережно! Здорово думать, что он беспокоился обо мне, искал по всему острову, спасал из рук насильников, и сейчас греет меня, озябшего, своим телом. В голову пришла мысль, что он только что раздевал меня, видел мое обнаженное тело, и сердце замерло и пропустило удар, а дыхание заволновалось. Мне хотелось остаться с ним навсегда, стать его омегой, вместе спать, отдаться целиком, раствориться в его нежности. Он мягкий и ласковый в постели, я почему-то ничуть в этом не сомневался, он затопит меня поцелуями, как в тот день, когда я свалился со стула ему в руки, сведет с ума бережными прикосновениями, будет любить страстно и трепетно, и я радостно и преданно отвечу ему тем же...

Хмелея от собственных фантазий, я прижался к нему теснее, и неумело прижал губы к изгибу его горячей шеи... Тело дрогнуло, его ли, мое ли, кто разберет? Я чувствовал, что ему приятны мои робкие ласки, что мой запах заводит его, слушал участившееся неровное дыхание... как хорошо, безумно хорошо... я тянулся к нему, в бесстыдном желании большего, и почти не скрывал этого.

-Не оставляйте меня, господин... Не уходите... – я шептал еще какие-то глупости, а машина ехала куда-то в ночь, которая тихо качала нас в своих объятиях...

***

Кто из нас сделал первый решающий шаг, прекрасно понимая, что отступать не захочет? Что путь назад навсегда потеряется в жарком мареве жгучего наслаждения, в котором он щедро затопит меня с головой, всего и без остатка? Кто первым переступил ту призрачную зыбкую грань, что отделяет безудержную страсть от логики и холодного разума, кто первым отбросил все разделяющие нас преграды и бросился сломя голову в пропасть желания? Все это стало вдруг совсем неважным, ведь нам больше не было дела до целого мира, с его выдуманными условностями и глупыми предрассудками. Мы были одни, совсем одни во вселенной, мы наслаждались друг другом, и больше никого не желали видеть.

В бане было совсем не жарко. Этакое бархатное ровное тепло, мягкое и расслабляющее... Мы заперлись и опустили шторку на уличное окошко. Приятный приглушенный свет и совершенно невыносимая эротическая обстановка...

Безымянный сидел верхом на низкой скамейке, а я в такой же позе спиной к нему, почти не дыша, весь во власти его нежных рук, водивших по моему телу вместо губки, потому что она давно уже куда-то упала, а мы даже не подумали, что ее надо бы поискать... скользкие от мыльной пены его руки, бросавшие меня в бушующий омут чувственных ощущений, они ласкали и возбуждали, сбивая дыхание, смывая с меня пыль серого покрывала, пот страха перед насильниками, и сводя на нет действие химического препарата из синего баллончика. Кожа очистилась, поры раскрылись, и мой запах, сладкий особенный запах неудержимого желания, вырвался из-под запрета и заполнил собой все вокруг, смешавшись с тонким волнующим ароматом моего альфы... эта гремучая смесь накрыла нас и понесла неудержимым вихрем безумия, туда где царили страсть и нежность... как снежная лавина, взрыв вулкана, внезапный порыв ураганного ветра...

-О, Милли... ты такой красивый... – я чувствовал спиной его горячую грудь, а руки блуждали по мне, доводя до полуобморока, – о, Милли, этот запах... нежные изгибы тела... – он целовал мне плечи и лопатки, я плыл и таял, почти уже ничего не соображая, стонал в голос и закрывал глаза в совершенном изнеможении. Я тоже хотел прикасаться к нему, хотел что-нибудь бормотать в ответ, назвать его глупо и ласково, я повернул к нему голову, и он немедленно завладел моими губами, взорвав меня изнутри новым каскадом наслаждения.

«Так не бывает! Не бывает. Не бывает... Мой милый, мой любимый... безымянный... Что же такое? Я весь горю... я даже имени не знаю... Мы встретились по ошибке... и скоро расстанемся... мы не должны были встречаться...»

... он взял меня, и я ему отдался. Ощущение внутренней наполненности ошеломило, сбив нервы в бурлящий комок, сорвало последние лепестки стыдливости. Мой первый настоящий раз, но разве он поверит в это? Я что-то лепетал, не понимая слов, вжимался в желанное тело до боли и самозабвения, я целовал его и плакал от счастья. Сладкий спазм сотряс тело, наступившая за пиком приятная расслабленность лишила способности двигаться, и я повис у него на плечах распавшейся на атомы бессильной тенью...

часть 12

Джеф

Дожив до тридцати двух, я практически не знал счастья. Неудачная любовь в юности, жестокое предательство того единственного, без кого я не мог жить, заставило замкнуться в себе и потерять веру в свою половинку. Я запер свое сердце на прочный замок равнодушия, чтобы никто больше не проник в него, и не причинил мне такой же невыносимой ноющей боли, как и неверный возлюбленный. Омеги проходили сквозь меня блеклыми тенями, не затрагивая чувств, оставаясь безликими и зачастую безымянными объектами удовлетворения телесных потребностей, сексуальными партнерами на короткое время, а то и вовсе на одну ночь. Я погрузил себя в работу, получил два высших образования, сделал неплохую карьеру, поднявшись от простого клерка до личного секретаря босса, который чрезвычайно ценил мои деловые качества и умение работать с людьми, и доверял самые деликатные и сложные дела в компании. У меня была квартира в элитном районе, свой собственный загородный дом, дорогая машина и довольно солидный счет в банке. По меркам своего круга я был завидным женихом, и на меня сыпалось немало выгодных предложений от состоятельных партнеров.

Но я не хотел ничего менять в устоявшейся холостяцкой жизни, меня все устраивало, а одиночество совсем не тяготило. Мне было некогда размениваться на что-то иное, кроме работы, да я и не видел в этом никакого смысла. Постоянный партнер из Дома Свиданий раз в неделю посещал мой дом, и этих встреч мне вполне хватало, чтобы удовлетворить потребность в сексе, а жениться и брать на себя новые обязательства и заботы совсем не тянуло. Родители давно отступились от меня, отчаявшись дождаться внуков, и всю свою любовь отдали отпрыскам младшего брата, да я и сам редко наезжал в отчий дом, слишком занятый служебными обязанностями.

На работе меня считали общительным приятным человеком, но в частной жизни я полагал себя скучным занудой, избегающим всего нового и неожиданного, что могло бы поколебать мои давно сложившиеся холостяцкие привычки. На фоне всего этого похищение неверного супруга босса из ночного клуба выглядело полным безумием, и я сам не понимал, что все-таки сподвигло меня на столь безрассудную авантюру? Может, откровения босса заново всколыхнули горькое разочарование юности, когда я сполна испытал на себе боль от измены любимого, и я захотел помочь важному для меня человеку, попытавшись избавить его от мучительных страданий? Или мной руководил кризис среднего возраста, нерастраченная потребность одинокого человека в наставничестве и поучении младшего поколения?

Что бы ни являлось первопричиной, но я совершил этот самый идиотский в своей жизни поступок. Без ведома босса, я грубо вмешался в его внутренние семейные дела, захватил в плен ничего не подозревающего супруга и приставил к исправительно-трудовым работам. Я даже гордился собой, наблюдая, как богатый отпрыск известной фамилии вкалывает словно раб на плантации, обливаясь потом и набивая на нежных ладошках кровавые трудовые мозоли... Я считал себя умным, сообразительным, очень правильным, почти идеальным воспитателем. Я мечтал услышать от босса ошеломляющую новость, что его супруг внезапно переменился, перестал ходить в сомнительные заведения, занялся домашним хозяйством и пожелал забеременеть...

Я зарвался и забыл, что из идиотской идеи не может выйти ничего хорошего, и она заранее обречена на провал. Но когда именно мой план начал трещать по швам, когда все пошло наперекосяк, когда я потерял бдительность и впустил чужого супруга в свое сердце? Гадать было поздно, пытаться вернуть все на круги своя тем более... Я не только с треском провалил поставленную перед собой благую задачу, но и сам попался в хитроумную ловушку насмешницы-судьбы, которая оторвалась на мне по полной программе, заставив влюбиться в своего пленника. Мелвин был замужем, он принадлежал моему боссу, а я не смог справиться с собой, я переспал с ним, я взял его тело, хотя прекрасно знал, что не имел на него никаких прав. Я совершил недозволенное, совершил то, что всегда ненавидел, считал преступлением, недопустимым грехом, тяжким проступком. Чужой супруг неприкосновенен, мой грех непростителен... ему больше нет смысла здесь оставаться, и все, что я должен теперь сделать – вернуть его в лоно семьи, и навсегда исчезнуть из его жизни...

Мое зеленоглазое чудо доверчиво лежало на моей груди, трепетно прижавшись, крепко обвивая меня руками и ногами, милое личико блаженно улыбалось, а я мучился без сна, и сердце ныло и стонало, обливаясь горькими, как полынь, слезами отчаянья... «Только не вздумай испытывать ко мне нежные чувства... у тебя есть хороший супруг, и ты должен любить только его. Не вспоминай меня, никогда и ни при каких обстоятельствах, забудь все, что между нами было, и мы спишем это безумие на твои особенные дни и наше взаимное минутное помешательство...»

Я тихо шептал это, не веря ни единому своему слову, зная, что это обман и полная ерунда. Я не хотел, чтобы Мелвин забывал меня, хотел, чтобы он всегда был моим, чтобы каждую ночь я прижимал его к сердцу, ласкал и целовал гибкое тело, сгорая от страсти и нежной любви, хотел жить с ним долго и счастливо, смотреть в загадочные зеленые глаза, слушать немножко насмешливый ироничный голос... Давно я не испытывал столь сильных чувств, с той далекой поры юности, когда любил и был безумно счастлив... давно не тонул в невыносимой нежности, всепоглощающей страсти, давно не целовал и не ласкал так искренне в постели... милого, желанного, своего, родного... а не просто случайного партнера на ночь или омегу по вызову... Давно не испытывал столь мучительной сердечной боли, от осознания неизбежной скорой разлуки с тем единственным, к кому прикипел всем существом, всем телом, всей любовью...

Завтра мы вернемся в город и пойдем каждый своей дорогой. Мы больше не встретимся, не поглядим в глаза друг другу, не улыбнемся и не подарим счастья. Мы разойдемся, потому что я должен уничтожить даже малейшую возможность случайной встречи, я должен уйти не только из жизни Мелвина, я должен покинуть Джуна и его компанию... Он скоро возвращается, и до его приезда я должен выдумать вескую причину своего увольнения, такую, чтобы он безоговорочно принял ее и не уговаривал остаться. Да, это правильное решение, потому что я больше не смогу смотреть ему в глаза, как раньше, не смогу принимать его доверие, не смогу работать с ним каждый день, зная, что только что, совсем недавно, он лежал с моим Мелвом в постели, целовал его, обнимал и любил... меня сведет с ума непозволительная ревность, замучает совесть, засушат раскаяния, растопчет безжалостным сапогом всепоглощающая вселенская тоска по милому чудесному омеге, который никогда не будет моим...

-Мой господин... спасибо, что спасли меня.. – ткнувшись мне в щеку, тихо пробормотал он, прерывая мысленные жалкие самобичевания. – Так хорошо с тобой... прости, что попросил тебя остаться...

-Я Джеф, Милли... Меня зовут Джеф... – сквозь застилавшую пелену слез, горестно прошептал я в его милое нежное ушко, вдруг осознав, что безумно хочу услышать из его уст свое имя. Хотя бы один-единственный раз услышать, перед тем, как навсегда потеряю любимого в каменных джунглях большого города. – Прости меня за все, мой сладкий...

-Джеф. Джеф... – тихо проговорил он, словно пробуя звуки на вкус. -Мне нравится твое имя. Но почему ты просишь прощения?

-Забудь. Завтра, как только Шепард освободится, мы вернемся в город. Купим тебе нормальную одежду, и я отвезу тебя туда, куда ты скажешь...

-Вы отпускаете меня?

-Да. Отпускаю. Прости, малыш, я был неправ. Я не должен был держать тебя здесь против твоей воли. И... этой ночи тоже не должно было быть. Это моя ошибка, которую я не прощу себе, никогда...

-Вы жалеете, что между нами было?

-Да. Я жалею. Этого не должно было случиться.

«Я не жалею, милый! Я так хотел тебя! Я был счастлив с тобой! Я никогда еще не был так счастлив! Но мы не можем быть вместе, и это убивает меня!»

-Простите. Это моя вина. Проклятые дни. Я потерял контроль над своим телом.

-Ничего, малыш. Мы оба виноваты. Не извиняйся...

«Правильно, малыш. Именно так ты и должен думать... проклятые дни, и ничего другого...»

Он больше ничего не сказал, тихо вздохнул и отстранился, но на мою голую грудь успела упасть одна маленькая теплая слезинка...

***

-Куда тебя отвезти? – стараясь не глядеть на него, спросил я, когда мы вышли из большого супермаркета, расположенного недалеко от пристани.

-Я сам доеду. Не беспокойтесь, господин, – он тоже упрямо глядел куда-то вниз, не поднимая на меня взгляда. – Но... у меня нет денег, и я вынужден попросить у вас немного на городской транспорт.

-Я довезу тебя, почему ты отказываешься?

-Пожалуйста, господин, не настаивайте...

-Хорошо, – я не считал себя вправе давить на него. Может, он не желает, чтобы я знал, куда он хочет поехать. Открыл бумажник и дал ему самую большую купюру.

-Это много, – смущенно попытался отказаться он.

-Бери. У меня нет мелочи, – наврал я. Конечно, его не удивишь крупной суммой, но хоть какая-то компенсация. Жалкий дурак, разве время сейчас думать о муках совести?

-Прощайте, господин, – неловко поклонился Милли и пошел к автобусной остановке. Шагал он неровно, как-то неуверенно, и меня не покидало чувство, что ему очень хочется оглянуться. Был вечер, и на улице смеркалось, его гибкую фигурку скоро закрыли спины прохожих, а я все стоял, как приклеенный, не сводя глаз с того места, где видел его в последний раз...

На сердце было пусто, как в вакууме, а душа рвалась на части от невыносимой боли...

часть 13

Милтон

«Все альфы сволочи. Мерзкие подлецы. Похотливые самцы, негодяи. Жуткие эгоисты. Им нельзя верить. Нельзя доверять. Их противопоказано любить. Это вредно для здоровья. Их лучше всего ненавидеть. Всех до единого ненавидеть. Обходить стороной...»

Я много думал подобного бреда, сидя в уголке на заднем сидении городского автобуса и круто отвернувшись к темнеющему за окном вечеру. Пейзаж дрожал и расплывался, тело мелко дрожало, но мне было уже все равно. Чужие люди пусть смотрят, мне нет до них дела, подумаешь, глупый омега глупо плачет о сгибшей навеки любви, что в том особенного? Главное, что ОН не видит моих слез... Как хватило сил и выдержки, чтобы не разрыдаться при нем, сам не знаю, а он еще приставал и мучил, что довезет меня... Совсем глупый альфа, да я с трудом заставлял себя стоять смирно, мне хотелось броситься от него бегом, ведь каждая лишняя минута с ним рядом требовала титанического мужества и равнялась часу! Нарочно, гад, дал мне самую крупную купюру, мне за такие деньги два месяца работать... Водитель в автобусе поглядел на меня, как на придурка, сказал, что нет сдачи, пришлось искать разменный пункт, чтобы добыть мелочь... Как медленно тащится автобус, а впрочем, куда мне торопиться, дома пусто и тихо, и чего я там буду делать наедине со своим отчаянием, тяжело даже думать...

Как бы ночь пережить, а потом будет легче. Надеюсь, что будет... Начнется беготня и всякие заморочки, с колледжем и с работами. Хотя, на кофейню и автозаправку плюнуть и растереть, таких подработок пруд пруди, но вот основное место жалко. Схожу к начальнику, что-нибудь навру, может и возьмет обратно, хотя и маловероятно, наверняка уже нашел кого-нибудь на мою должность. В колледже немного пропустил, ничего страшного, с квартирой тоже все в порядке, меня не было всего лишь одиннадцать дней, а уплачено до конца месяца.

В горле стоял ком чудовищной, вселенской боли. Я не мог его проглотить, не мог смириться... Забыть вчерашнюю ночь, жестокий обман, жгучую обиду... Я поверил ему, в первый раз я поверил альфе, я был счастлив... наивен и слеп...

...Он носил меня на руках, целовал и баюкал. Он грел меня своим телом, шептал всякие глупости, от которых по коже бегали мурашки, он затопил меня в пронзительной нежности, свел с ума безумными прикосновениями... Самые смелые ласки, самые трогательные признания, самые тесные, самые интимные контакты... не просто секс, но истинная близость, неподдельная, бережная, неторопливая. И вдруг... «Я жалею о том, что между нами было! Это ошибка, этого не должно было случиться...» Равнодушные слова разрушили все, ввергли сердце в хаос, бросили в пучину отчаянья. Пусть он не любил меня, пусть поддался минутному наваждению, пусть просто не счел нужным противиться собственной природе и позволил себе забыться, одурманенный моими так не вовремя вырвавшимися из-под контроля ферромонами... Если бы он сказал мне все это, я бы понял. Мне тоже было бы плохо, но не настолько убийственно, и не так отчаянно... Как он мог сказать мне такие жестокие слова, как мог оттолкнуть так хладнокровно, после незабываемой, сумасшедшей ночи?

Я брел как слепой, не разбирая дороги, и фонари казались размытыми световыми пятнами, неясными и туманными, не дававшими заблудившемуся в знакомом районе одинокому человеку никаких ориентиров. Наверно прохожие принимали меня за пьяного, заблаговременно обходя стороной, потому что я ни на кого не наткнулся, и никто не сбил с ног меня.. Мне ничего не хотелось, все было безразлично, и я даже не знал, рад я или нет, что мое заточение закончилось, и завтра никто не разбудит меня и не заставит таскать ведрами воду на огромный огород. Равнодушному миру вокруг не было никакого дела до моей боли, невосполнимой потери, с которой я не мог и не хотел смириться...

-Милт, наконец-то! – ворвался в бредовые мысли голос соседа. – Я уж всерьез начал за тебя волноваться! Одиннадцать дней, ты пропадал целую вечность! Я и в клубе спрашивал про тебя, фотку показывал, один знакомый бармен сказал, что видел, как ты уходил с каким-то изысканным денди... Да ты чего весь в слезах? Неужели маньяк попался? Что, сильно измучил? И запах у тебя изменился... Много раз трахал, больно было? Хотя по тебе не скажешь, загорел, посвежел. Пойдем ко мне, пивка выпьем, расслабишься...

Одному оставаться было невыносимо, поэтому я покорно поплелся за ним следом. Чего он подлил мне в бокал, черт его знает, но стало чуточку легче, и язык развязался.

-Слышь, Воль, ты ведь давно в тот клуб ходишь? Не встречал там никого похожего на меня? Внешностью, ростом? Ну так, чтобы нас можно было перепутать тому, кто не слишком хорошо знаком лично?

-Странный вопрос, Милт, дай подумать... А почему спрашиваешь? Не хочешь ли ты сказать, что тебя...

-Сначала ответь. Встречал или нет?

-Народу в клубе много. Приходят, уходят... Хотя, стой! как-то столкнулся с одним, – он повернул мое лицо к себе и посмотрел внимательнее, – да, определенное сходство есть, но у того волосы волнистые, и ростом он на ладонь поменьше.

-А после того, как я... исчез, ты его видел там?

-Нет, однозначно. Хотя я и был-то пару раз, тебя искал, но бармен сказал бы, если б тот парень заходил, я ему фотку показывал. Но кто он, тот другой, который похож на тебя, почему о нем спрашиваешь?

-Один... – я не смог сдержать тяжкий вздох, – один альфа похитил меня из клуба, перепутав с кем-то. Тот другой, он супруг его друга или знакомого, точно не знаю, и ходил в клуб чтобы изменять мужу. Вот этот альфа... он хотел отучить его от блудной жизни, ну и увез меня к черту на рога и заставил работать на ферме. Я чистил навоз, колол дрова, мыл окна и полы, собирал яйца в курятнике, поливал грядки, таскал воду ведрами...

-И все? Все 11 дней ты вкалывал на курятнике? А что же секс? – глаза Воля загорелись живым интересом. – От тебя за версту пахнет свежим сексом, дружище! Кто тебя поимел? Похититель? Или там были охочие до омег старики фермеры?

Было неловко, но я разболтал соседу все, что со мной приключилось. Рыдая и давясь слезами, размазывая по щекам соленую влагу, я выложил всю правду про свою несостоявшуюся горькую любовь. Он выслушал, как-то странно хлюпнул носом и выдал следующее

-Милт, ты дурак. Нет, ты просто слеп, как все влюбленные, и не видишь ничего, кроме своей глупой обиды, а иначе давно бы понял, что этот твой ... безымянный...втрескался в тебя по самое не балуй, а то, что оттолкнул... Сам подумай, разве мог он поступить иначе, если считает тебя супругом друга? Ты завис только на своей боли и потерял способность понимать боль другого, а ведь ему сейчас наверняка гораздо хуже, чем тебе! Ты только представь, каково это, – полюбить чужого супруга, без малейшей надежды на счастье! Сидит, бедолага, сейчас в каком-нибудь баре и заливает свои страдания бокалом виски... Ему пришлось переломить себя, скрыть истинные чувства, оттолкнуть любимого, сказав ужасные слова, которые наверняка дались ему с большим трудом. Милт, тебе надо вернуть его, сказать о себе правду, признаться в чувствах! Ты свободен, ты его любишь, и вы можете быть вместе! Скажи мне, что ты о нем знаешь? Сможешь найти его?

-Я помню, как выглядит его дом, и помню номер, но не знаю улицы. Знаю, что это в пригороде, – глядя на Воля полными слез глазами, растерянно прошептал я. – И еще он сказал мне той ночью свое имя...

-Негусто... но найти можно. Если любишь его, не теряй времени. Запасись картой и ищи. Я бы так и сделал. Конечно столица у нас немаленькая, и загородная зона по размерам... о-е-еей, но игра стоит свеч! Не буду мучить тебя больше расспросами, иди, поспи, на тебе лица нет. А хочешь, оставайся у меня, места много. Да, кстати, твой работодатель звонил, спрашивал, что случилось, и почему ты не выходишь на работу. Я не мог сказать ему правду про клуб, вот и наплел с три короба, что у тебя семейные проблемы, отец заболел, ну и все в таком духе. Так что имей ввиду, когда пойдешь завтра на работу, он показался мне нормальным мужиком, отнесся с пониманием...

-Спасибо, Воль. Я пойду. Ты прав, выспаться надо, а уж потом...

Мой мудрый сосед прав, на все сто! Это я дурак. Я жуткий эгоист. Я сволочь и негодяй. Я все забыл, утонув в обиде. Забыл, кем считал меня Джеф. Забыл о его чувствах, его боли, его мучениях... Я должен его найти, рассказать правду, попытаться вернуть. Я буду жалеть всю жизнь, если хотя бы не попытаюсь это сделать.

***

На следующий же день, прикупив подробную карту города, я приступил к поискам. Днем работал, вечером посещал колледж, потом брал напрокат машину и колесил по пригородам. Отчаяние сменялось надеждой, надежда отчаянием. Мне потребовалось почти три месяца, чтобы отыскать нужный мне дом, и вот я стоял перед знакомыми воротами, в которые так давно и так недавно впустила меня сама судьба, и сердце часто и отчаянно колотилось в моей груди. Я не обратил внимания, что на часах почти полночь, забыл о том, какой сейчас день недели, не замечал холода и свирепого ветра поздней осени... Передо мной была дверь... или в рай... или в бездну, и я набрался решимости и резко нажал на дверной звонок...