Текст книги "Не комильфо! (СИ)"

Автор книги: Lady Lina Raspberry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Сердце резко начало биться чаще, но вдруг замедлилось, глухо и сильно стукнуло, что в груди закололо, и, кажется, совсем остановилось. Нет, все что угодно, только не Костян! Нет, нет, нет! Считайте лучше меня предателем, но никак не самого доброго, самого верного, самого лучшего друга. Да, после знакомство с Желтым я, к своему стыду, стал меньше общаться с Костей, больше времени уделяя своему новому другу. Но я никогда не забывал того мальчика, который стоял рядом со мной на кладбище и держал меня за руку, чтобы я не умер там же от горя, захлестывающего меня с головой. Костя терпел все мои выходки, каждый мой приступ ярости, слушал обо всех моих похождениях и ругал за них же, и, конечно, как друг не одобрял мою дружбу со спасшим меня Желтым.

Сзади ко мне кто-то подошел и, положив руку мне на плечо, прошептал на ухо так, чтобы только я слышал:

– Убей предателя… Такие нам не нужны… Убей его, все равно парень уже готов, тебе и особых усилий прилагать не придется.

В горле пересохло, слова «Да я сам тебя закапаю заживо за такие слова» застряли где-то глубоко внутри. Сердце, что несколько мгновений назад замерло, вдруг резко начало биться с такой силой, что казалось, будто оно вырвется из груди, сломав ребра и разорвав кожу. Руки стали ледяными настолько, что только притронься к ним, они тут же треснут и рассыплются, звонко упав на асфальт. Но вот ладони были влажными. Дыхание сбилось, в глазах потемнело, голова закружилась от нестерпимого приступа боли, вызванной одной лишь мыслью: «Убить Костяна…»

– Я не стану… Не стану этого делать,– прошептал я, глядя как по грязным, измазанным глиной и кровью щекам друга катятся слезы.

– Нет, милый мой, станешь, – вновь прошептал мне на ухо Желтый, противно захихикав.– Таких предателей, как он, нужно уничтожать… Вдруг они опять предадут?

– Я этого делать не буду,– уже более твердо вынес свой вердикт я, поворачиваясь лицом к Желтому. Тот смотрел на меня своими болотными глазками, на лице играла ехидная ухмылка, руки были скрещены на груди, а за парнем встали те самые бугаи, которых все никак посадить не могут, просто боятся.

–Ну, что же. Я знал, что ты так скажешь, поэтому… Выбирай! Или умрешь сам, истекая кровью здесь, среди этого мусора. Или убей предателя, при этом оставшись моим другом и целым дойдя до дома. Знаешь, если вдруг ты все же выживешь, то не надейся, что останешься жить. Тебя по любому найдут и убьют, и «вообще никто не сможет помочь, ведь просто будет некому…»

Так и знал! А я-то думал, чем же мне не понравилась ухмылка Желтого еще в городе, чем же мне так противен стал тот беззубый, почему сердце глухо стучало, а я весь день боялся этого самого дня, где мне придется выбирать. И действительно, Совесть привел выбор между жизнью и смертью не просто в пример. Он как будто знал, что так и будет. Но если я выберу жизнь, то все равно умру, покончив жизнь самоубийством, больше не в силах терпеть угрызения совести из-за смерти друга. А если выберу смерть, то и так понятно, чем все закончится, да и Костяна в живых не оставят, он же свидетель. И почему же я раньше не слушал друга? Почему упорно доказывал ему, что Желтый не такой, каким мне его описывал Костя?

Да, Совесть был прав. Передо мной встал самый сложный выбор, одна ошибка, и все может оборваться в считанные секунды… И почему же я тебя обидел, почему же ты ушел, оставив меня? Скажи, как же мне поступить? Я знаю, ты слышишь, ты не ушел, иначе бы я так не мучился, ты просто молчишь, ничего не говоришь, внимательно смотришь на то, что я сделаю. Но я не смогу выбрать без твоей поддержки. Знаю, я последняя сволочь, таких как я действительно нужно истреблять, из-за меня может погибнуть дорогой мне человек. Дай хоть знак, намекни, как мне лучше поступить? Умереть самому, оставив жить Костяна? Но при этом еще неизвестно, оставят ли его в живых. Или убить друга и попытаться жить спокойно до тех пор, пока меня не съедят твои нравоучения? Дай хотя бы один знак!!!

«Не комильфо, Юрка, не комильфо. Подумай сам, ты знаешь ответ. Не бойся ошибиться…»– услышал тихий голос я, раздающийся как будто ото всюду. Даже показалось, что это услышали и те бугаи во главе с Желтым. Но они как ухмылялись, сверкая своими противными глазами, так и ухмыляются.

Что же, я принял решение…

Осталось его только огласить…

– Дайте мне то, чем нужно убить, – громким, чтоб все слышали, властным голосом произнес на полном серьезе я. Желтый заулыбался еще сильнее, искажая все так нравившееся мне некогда лицо в страшной ухмылке, протягивая очень острый складной нож. Костян забился в руках беззубого парня, пытаясь вырваться, что-то отчаянно мычал, но не мог, его рот заткнули кляпом. По щекам все сильнее лились слезы, красивые глаза испуганно и умоляюще смотрели на меня. Тихие всхлипы, что издавал замолчавший уже друг, победный смех бывших приятелей, горячие пальцы, сжимающие мою ладонь, чтоб я не выронил оружие убийства.

Я вздохнул глубоко, давая всем понять, что я уже готов, и, подойдя к лучшему другу, на лице которого застыл ужас и разочарование, смешанное с болью предательства, наношу удар. Ладно, пусть думает, что я его предал. Пусть…

Вот только ударил ножом не Костю…

– Вот же бля!– послышались почему-то затихающие с каждым мгновением крики. – Он же себя!!! Себя проткнул!!!

– Мотаем от сюда!!! Копы едут, слышите? – тихо послышался голос Желтого, смешанный с воем сирены.

Аха-ха! Странно…

====== Глава 7. ======

Когда же испуганные крики банды стихли где-то вдали, а сами парни – за очередной кучей развалившегося дома, я выпрямился и встал с земли, вытаскивая лезвие ножа из толстовки. Вот же олухи, подумали, будто я настолько слаб, что не смогу выбрать и решу покончить с собой. М-да, ну у меня и фантазии, когда возникают экстренные ситуации. Не будь кофта мне велика, и ее складки не смогли бы скрыть лезвия, фиг бы кто поверил, будто я себя решил убить. И жалко, что ее теперь придется выбросить, ведь ходить с довольно большой дыркой, которую прикроет разве что заплатка, да кровавыми пятнами, полученными, когда лежал на земле, притворяясь мертвым, я не собираюсь. Нет, я ее выбрасывать не стану, повешу на стену в золотой рамке, подписав «Спасительница!»

Я бросил нож в сторону и, посмотрев как он упал на землю и дальше покатился, наверное, в какую-нибудь яму, подошел к другу. Он лежал на земле, закрыв глаза, и, кажется, даже не дышал. Я проверил пульс – слабый, но все же есть. Хватит, чтобы успеть довезти Костю до больницы.

Смотреть на избитое до неузнаваемости, ставшее фиолетовым, где-то даже черным, испачканное собственной кровью тело лучшего друга было очень больно и стыдно. На глаза наворачивались слезы, которые, как мне кажется, были лучше слов извинения, но все же я должен был хоть что-то сказать другу, поэтому тихо прошептал:

– Прости… – и взял друга на руки, стараясь не нанести ему еще больше повреждений.

Было бы разумнее вызвать скорую помощь, но я не видел в этом смысла, мне просто хотелось самому все сделать, ведь больница была буквально в двух шагах от разрушенной части города.

Похоже, Костян поверил, будто я на самом деле себя убил, чтоб не выбирать ни его, ни себя, и, увидев, как я «сделал» это, перенервничал и потерял сознание. Может, сказалось еще и то «наказание» моих бывших приятелей. Теперь этих тварей даже друзьями, коими я их считал, язык не поворачивается назвать. Да и стыдно, что просто хочется умереть от этого. Но этого делать не буду, еще стоит извиниться перед Костей прямо в лицо.

В палату меня не пускали, сказав, чтобы я ждал в коридоре, но я не мог. Просто не мог ждать, пока мужчина с сединой в волосах и в очках откроет дверь в палату и впустит меня, сообщив, что Костя уже очнулся. Время шло мучительно медленно, иногда даже казалось, что оно и вовсе остановилось. Мимо проходили доктора, интерны отводили пациентов в палаты, какая-то маленькая девочка с двумя смешными хвостиками, улыбнувшись, показала на меня пальцем, сказав, что я петух и сижу на лавочке, высиживая яйца. Ну и где логика? Где, в каком месте я похож на эту птицу? И вообще, петухи яйца не несут, деточка! Вот что хотел я сказать этой мелкой болтающей всякую ерунду девочке, которая, держась за мамину юбку, уже подходила к выходу, помахав мне напоследок.

Приехали, Юра, ты уже с детьми дружишь. Такими темпами я и исправлюсь, о чем так мечтал Совесть. Кстати, где же он, интересно знать? Неужели ушел? Тогда почему же я слышал его голос, сказавший мне не бояться совершить ошибки?

– Привет, – поздоровался кто-то, присаживаясь рядом со мной. Я не поздоровался в ответ и даже не обернулся на человека, продолжая смотреть на белую дверь и ждать, когда же этот врач выйдет и успокоит меня. Но никто так не вышел, а смотреть на проходящих мимо людей порядком надоело, тем более пристальный взгляд человека, сидевшего рядом со мной, тоже начал бесить.

– Что ты хочешь? – прошипел я, поворачиваясь к собеседнику.

И чуть не упал, если это можно сделать, когда уже сижу. Угадайте с первого раза, кто же это?

– Ты что здесь делаешь, очкарик? – закричал я, совсем забыв, как меня видят со стороны окружающие. Еще подумают, будто я какой-нибудь больной, и отправят в соседнее отделение, назвав психом. А кем же называют людей, разговаривающих сами с собой?

– Тс-с-с, ты бы тише себя вел. Внимание привлекаешь, – улыбаясь, сообщил мне Совесть.

– Спасибо, Кэп. Без тебя как будто не знал. Ты же вроде ушел от меня, чего вернулся? – поинтересовался я, хотя внутри, как бы стыдно это не было, все ярко вспыхивало от того, что я вновь увидел эти умные глаза, привычную стрижку, кажется, ставшей немного короче, любимые очки и неизменную радостную улыбку.

– Ну… Я, вообще-то, сильно обиделся на тебя и решил притвориться, будто ушел, а сам, тем временем, следил за тобой. Но, кто же мог подумать, что без меня ты вляпаешься по самые уши? Тебя же чуть не убили. А если бы я, вдруг на самом деле ушел, что бы случилось? На самом деле умер, тебя бы сбила машина или утопили в ближайшем водоеме, предварительно расчленив твое тело на мелкие кусочки?! Я чувствую себя твоим ангелом-хранителем, знаешь ли.

– Вау. Как же мило, – ухмыляясь, произнес я, всеми силами стараясь спрятать свою радость, вырывающуюся наружу. – Ты идиот, очкарик, конченый идиот! Я, мать твою, чуть не сдох! Какой нахер ангел-хранитель? – не стесняясь в выражениях и дальше продолжив обливать мальчишку двадцатиэтажным матом, кричал на все отделение я. Но тот лишь довольно улыбался, искренне, добро, счастливо, что казалось даже странным, когда тебя оскорбляют.

Но я был рад. Стыдно признавать, что без этого ходячего нравоучения, Комильфошки, как я его назвал однажды, было действительно плохо, что мне не хватало любимой фразы «Не комильфо!» и вечных отчитываний в мой адрес. Да, я был доволен, я был рад, я был счастлив.

– Прости, – тихо прошептал я мальчику, у которого от моей фразы чуть не случился сердечный приступ. Глаза удивленно расширились, маленький ротик раскрылся, а лицо преобразилось, став еще счастливее, если это вообще возможно. Нескрываемая радость и счастье излучалось большими порциями в разные стороны непрерывно, освещая все вокруг. Даже Совесть, кажется, стал светлее, хотя, как мне кажется, это просто очередные мои галлюцинации.

– Да я давно простил. Еще тогда, когда ты стал спрашивать у меня совета, как же поступить правильней, когда не пошел на поводу у своего… этого… блин… Зеленого…

– Желтого, – поправил я, перебив мальчика и продолжив дальше его слушать. Ведь приятно-то как!

– Ну, да, Желтого. Он тот еще фрукт, хочу сказать. Противный и какой-то излучающий черную ауру. Никак не пойму, почему же ты раньше этого не замечал? Ох, ладно, главное, что Костя жив, ну, и ты тоже.

– Что значит «ну, и ты тоже»? – поинтересовался я, понимая, что уже придираюсь к каждой мелочи, лишь бы еще раз услышать похвалу в свой адрес. А кому она не нравиться? Вот, так что не нужно на меня так смотреть!

Вдруг дверь в палату открылась, и доктор, которого я ждал целую вечность, наконец-то впустил меня. Совесть медленными шагами последовал за мной, стараясь не отставать, когда я чуть ли не бежал.

Войдя в палату, я присел на стул рядом с кроватью друга. Совесть тихо встал позади меня, положил руки на спинку и, как мне показалось, как-то с благодарностью смотрел на Костю. А тот, с перебинтованной головой, с гипсом на правой руке, весь в ярких фиолетовых синяках, здоровым глазом осматривал меня с ног до головы.

– А я думал, ты серьезно решил… ну, это, ты понял… – тихо прохрипел Костя и улыбнулся, хотя это давалось тяжело и приносило много боли.

– Нет, конечно, я же не долбое… Прости! Я же с ума не сошел, чтобы так делать. Просто я услышал очень тихий, еле уловимый вой полицейской сирены. К счастью, машины проезжали рядом с этой помойкой. Ну, в тот момент я сразу решил, что, возможно, это единственный способ, но я не был до конца уверен, что это зверье поверит мне. И они, к моему счастью, так и сделали.

– Да, тебе повезло, – слабо рассмеявшись, улыбнулся Костян и жестом подозвал к себе.

Я встал с неудобного стула, на котором ноги и попа успели онеметь за несколько минут, и тихо, стараясь ступать бесшумно, подошел к другу, склонившись над ним. Здоровой рукой он обнял меня за шею и, притянув практически вплотную к себе, прошептал на ухо, от чего по коже прошли мурашки, и меня слегка передернуло.

– Спасибо.

В этот момент Костя смотрел не на меня, а куда-то в сторону. В его глазах было столько счастья и благодарности, они слезились, блестя при свете больничных ламп, и я засомневался, а на самом ли деле эта благодарность мне? Я ведь ее не заслужил, я ее просто не достоин. Но было действительно приятно. Сказать что-то в ответ Косте я не решился. Я просто улыбнулся, посчитав искреннюю улыбку лучше любых слов.

Оборвав в считанные секунды все связи со спасшим меня когда-то давно Желтым, я понял, что Костя – единственный человек, которого я могу с чистой совестью назвать Лучшим Другом, с плеч будто сняли тяжелую ношу, что с каждым мгновением все больше и больше погружало меня в зыбкое болото, где я бы опустился, потерял звание человека, погряз бы в пучине злобы, презрения, хамства… Я бы пропал.

Я благодарен мальчишке в очках за его появление в моей жизни, и пускай это всего лишь моя больная фантазия. Совесть как-то намекнул на план «B». Хм, он, похоже, сработал! Ну, или губившие мою душу личности исчезли из моей жизни? Скорее всего, все одновременно.

Я повернулся к Совести, который теперь по-королевски развалился на неудобном стуле и улыбался. Но не мне, а Косте, который тоже излучал радость, вот только не смотрел на Комильфошку.

– Я завтра к тебе зайду, – тихо предупредил я друга, прежде чем уходить. Костя кивнул и вновь с благодарностью посмотрел на меня, затем перевел взгляд на протирающего свои очки мальчика, что-то одними губами беззвучно прошептав.

Костян просто не может видеть мальчишку, вспомним, хотя бы маму мою, поэтому я списал все на свои очередные галлюцинации. Стоит навестить психиатра.

Кивнул Совести, чтобы заканчивал драить до блеска линзы и собирался уходить, и как послушный мальчик, Комильфошка вернул очки на их законное место на носу и поплелся к двери.

Я еще раз пообещал Косте зайти к нему и вышел, внезапно получив в коридоре от Совести поцелуй в губы. Он получился нежным, я его почти не почувствовал, но когда его губы отстранились, я все еще ощущал, какие они гладкие, теплые, влажные. И настоящие.

– Считай это небольшим призом за спасение жизни друга и за огромный-преогромный шаг в сторону добра, – вывел меня из сладостного транса Совесть. Я улыбнулся, проведя подушечкой большого пальца по своим губам, и мы вместе направились к выходу.

====== Глава 8. ======

Это самое жестокое

слово.

Это – то, что никто

не хочет принять...

Флер – Никогда (Расскажи мне о смерти мой маленький принц)

Теперь жить стало как-то легче, что ли. Я могу вздохнуть спокойно, зная, что сделать мне это никто не запретит. Могу делать то, что хочу, в разумных пределах, конечно, могу говорить, что взбредет в голову. Больше нет того, кто подчинил меня, сковал каждую часть тела и стал дергать за ниточки, как будто я марионетка, заставляя плясать под свою дудку.

Приятно осознавать, что ты избавился от кукловода, коим являлся Желтый. Хм, я настолько привык к его кличке, что даже забыл его настоящее имя. Как его звали? Андрей?.. Сергей?.. Виталий?.. Это уже не важно, ведь эта странная кличка, этот цвет полностью подходят парню. Желтый – это цвет предательства, измены, верно? Да, верно, причем, во всех смыслах. Когда Желтый помог мне, спас от той пьяной банды, на уме у которой было не только ограбление, но еще и изнасилование, тем самым спас еще и мою психику. Я видел в парне идеал, за которым хотелось тянуться, хотелось подражать, даже быть им. А кем же еще Желтый, пусть он та еще редкостная тварь, будет в глазах у испуганного, одинокого мальчишки? Да, пожалуй, именно это мешало мне здраво смотреть на столь очевидные вещи. И не только мешало, но еще и медленно превращало в такую же тварь. Как говорится: «С кем поведешься, от того и наберешься».

Мама, когда узнала, что же произошло, увидев разодранную и испачканную кровью толстовку, сначала немного испугалась, даже пришлось бежать в аптеку за успокоительным, но потом, все обдумав и взвесив, пришла к выводу, что все не так уж и плохо. Главное, что я и Костя живы и здоровы, а остальное – ерунда. Тем более, по счастливой случайности или же нет, но «бывшего» друга» и его компанию в тот же вечер поймали, а когда же Костян выпишется из больницы, пройдет заседание суда, где решится, посадят ли их за избиение или же нет. Хотя ответ и так очевиден.

С Наташкой я так и продолжил общаться, она к этой горе-компании отношение не имеет, девушка – только моя знакомая. Вот только, не знаю, то ли это так на меня Совесть повлиял, то ли это я сам понял, но с Наташей общаться я стал меньше. Ее общество стало для меня немного противно. Из уст того, кто несколько дней назад был таким же, это звучит смешно. Но это так.

Наташка же, услышав от меня то, что я с ней общаться больше не хочу, отреагировала адекватно, пожелала мне удачи, довольно улыбнувшись, и на ухо сказала, что таким вот правильным я ей больше нравлюсь, что она бы со мной встречалась, но вот у нее уже есть парень. Ну, что же, я тоже желаю ей счастья, а ее недельному спутнику терпения.

Прозвенел звонок с последнего седьмого урока. Учительница, дабы не задерживать бедных и уставших за день учеников, даже не задала домашнего задания, отпустив под предлогом «Отдохните хорошенько на выходных».

«Хорошо, мы отдохнем!» – проносилось в голове каждого оболтуса, из которых взрослые все еще надеются вырастить людей. Да и учителя тоже в этот момент планировали свои хоть и короткие, но все же выходные. Но на тот момент, пока я собирал учебники в сумку, я даже и не думал, что именно ТАК проведу свои выходные.

– Привет, – поздоровалась со мной Даша, которую я встретил у входа в школу. Девушка, перебирая в руках цепочку сумки, виновато смотрела мне прямо в глаза. Свои красивые длинные волосы она обрезала, и теперь вместо косы была обычная стрижка лесенкой. Бледные потрескавшиеся губы Даши дрожали, она все пыталась мне что-то сказать, но только беззвучно открывала рот и вновь с тяжелым вздохом его закрывала, задыхаясь от слез. Я спустился по лестнице вниз к девушке и, взяв ее дрожащую руку, тихо спросил, при этом заглушая в себе самые страшные мысли, какие только приходили на ум от одного только вида Даши.

– Что случилось?

– Я… Я… – глотая слезы, размазывая их вместе с тушью по лицу, запиналась девушка и вдруг, прильнув ко мне, крепко обняла, заплакав еще сильнее. – Я понимаю… что сама ви… виновата, но… Кое-что случилось… очень серьезное случилось… Я… Я одна не смогу…

– Так, успокойся, – спокойным, но громким голосом сказал я девушке, ведя ее к воротам школы. – Сейчас мы с тобой присядем на лавочку и все решим, хорошо?

– Да… Но… это так легко не решить… Просто… я…

Вот же черт! Это же надо было вот так вот… лохануться, мать мою за ногу! Бля, почему, Господи, ты дал мне говно вместо мозгов? Ведь, если бы были мозги, а не эти помои, я бы думал, я бы заранее подумал о последствиях. И глупо сейчас обвинять Наташку, которая своей завистью, своими… попросила меня вскружить голову девушке. Но виноват же я, что Даша забеременела. И вот что же мне делать?

– Привет! Как дела в школе? Что нового расскажешь? – поприветствовал меня Совесть, сидя на кресле в зале и читая какую-то незнакомую мне книгу, по крайней мере, я ее раньше у нас в доме не видел. «Руководство «Как стать отличной совестью» для чайников», – мысленно представил я себе название книженции, но быстренько отбросил все посторонние мысли, в том числе и эту. У меня есть более важные дела.

Так и не поздоровавшись с немного удивленным мальчишкой, который последовал за мной, я направился к себе в комнату, перед носом Комильфошки громко захлопнув дверь. Только его нравоучений мне для полного счастья не хватает. А что, если спросить у него совета? Совесть, пусть и выглядит, как мальчишка, но все же умнее меня рас в двести, не меньше. Да, все-таки, стоит все рассказать Совести, при этом выслушав после вагон и маленькую тележку нравоучений, но, все же, он подскажет мне, как поступить в этой трудной ситуации, от которой решается не только моя и Дашина дальнейшая жизнь, но еще и будущего ребенка. Вот же блин, я папой стану. Как же я «счастлив»!!!

Пнув ни в чем не повинную ножку кровати, я подошел к двери и открыл ее, встретившись с испуганным взглядом шоколадных глаз, которые вопросительно, но в то же время с какой-то посторонней опаской смотрели на меня. Я отошел от прохода, давая возможность мальчишке пройти в мою комнату, и, жестом предложив ему сесть, сам присел на пол, облокотившись на холодную стену.

– Знаешь, я кое-что важное должен тебе рассказать! – в один голос с Совестью сказали мы. Удивительно, что же такого хочет важного сказать мне парень? Но как бы интересно мне не было, я должен рассказать все первый, ведь, как мне кажется, моя проблема важнее.

– Хорошо, давай ты!– согласился Совесть, поправив средним пальцем очки на носу.

– Можно я? – одновременно спросил я у него.

Что же, первое слово дают мне, так что медлить не стоит.

– Знаешь, мне нужно кое-что тебе рассказать. Можешь после корить и ругать меня, сколько влезет, но для начала, ты меня внимательно, не перебивая, выслушаешь, дашь совет, скажешь, как правильно поступить, а потом уже можешь приступать. Согласен? – тихо спросил я и, дождавшись одобрительного кивка, глубоко вздохнул, готовясь начать.

Но сил все рассказать не хватало. Что-то мешало мне, слова застревали в горле, руки тряслись, и чтобы это хоть как-то скрыть, я сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели, а сам отвернулся. Прохладный ветерок врывался в комнату через открытое окно, играя с белоснежными шелковыми шторами, раздувая их в разные стороны. Глубоко вздохнув свежий воздух, я повернулся обратно с Совести и внимательно посмотрел в его умные глаза, очень тихо сказав:

– Помнишь ту девушку с длинными волосами, которая больше двух недель назад была у меня… в гостях, – и, дождавшись безмолвного кивка мальчика, продолжил:

– Так вот. Она беременна. От меня.

Комильфошка с нескрываемой болью в глазах улыбнулся и стал истерически смеяться, сняв очки и быстро вытирая глаза, стараясь скрыть от меня слезы. Его смех был обрывист, больше походил на тихие, рваные смешки, смешанные с судорожными вздохами. Согнувшись пополам и обхватив колени руками так, что его лица видно не было, Советь начал раскачиваться взад и вперед и с какой-то злобой в голосе говорить обидные вещи, от чего я даже пожалел, что обратился сперва к нему, а не к матери.

– Я же говорил тебе… Ха-ха!!! А ты же не слушаешь меня никогда! Помнишь мои слова? «А если она вдруг забеременеет?» Что же ты мне ответил? «Отвали, ничего не забеременеет. Девочка взрослая, сама знает, что делать». Вспомнил? – с болью и презрением в глазах процитировал мои слова Совесть, ухмыляясь, от чего его лицо стало до неузнаваемости уродливым.

– Мне тогда просто хотелось от тебя быстрее избавиться. Тогда ты мне был не нужен. Но сейчас я понял, что нуждаюсь в тебе как никогда раньше. Неужели ты вот так вот и продолжишь в том же духе, даже не дав мне совета?!

– Да какой совет?! – закричал мальчик, резко вскакивая с кровати и подходя к двери. – Что я тебе должен посоветовать? Ты и сам знаешь мой ответ! Я же правильный, я же все делаю так, как нужно, что же в этом случае я могу тебе посоветовать? Бросить Дашу с этой проблемой одну, а самому спокойно жить дальше? Или, может быть, посоветую тебе, чтобы Даша сделала аборт, а потом вы опять же жили спокойно, вот только вряд ли это получится! Думай сам! Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай!

Что стало причиной такой вот истерики Совести, я не знаю. Не знаю, что так задело мальчика, из-за чего он превратился из всегда серьезного, сдержанного и смотрящего на мир трезвым взглядом человека в эту ходячую истерику, эмоции от которой бьют фонтаном в разные стороны.

– Ты можешь успокоиться? – поинтересовался я, не делая резких движений, медленно подходя к Комильфошке. Вот только такое его детское поведение подвергает сомнениям его прозвище и заставляет меня самого сказать эту излюбленную фразу «Не комильфо».

– Ты что это, с ума сошел? – истерически улыбаясь, удивился мальчик. – Я само спокойствие! Ха-ха-ха! Это ты тут истеришь и никак не можешь успокоиться.

Кто бы говорил. Ладно, пускай немного пострадаю, но этого ни с того ни с сего вскипятившегося очкарика я успокою. И, не медля ни секунды, подошел вплотную к Совести, крепко обняв его и прижав к себе. Больно, до крови царапая руки, вертясь в разные стороны, кусаясь и обзываясь, что у меня даже уши в трубочку завернулись, пытался вырваться мальчик, но поняв, что все его попытки терпят оглушительное крушение, немного успокоился и обмяк, спиной прижавшись к моей груди.

– Все? – тихо спросил я.

– Да, – еще тише ответил Совесть, вновь надев маску спокойствия и сдержанности. Я разжал объятия, позволяя ему опуститься на колени и присесть.

– Это не мои проблемы. Я уже сказал, ты эту кашу заварил, ты ее и расхлебывай, – шипя, повторил мне Совесть, опустив голову и спрятав глаза за густой челкой. Я не видел его лица, я не мог понять, о чем он думает в данный момент, что испытывает, единственными показателями его истинных чувств были сжимающиеся и разжимающиеся пальцы, словно пытающиеся поцарапать ковер, и слезы, капающие на внешнюю сторону ладони.

– Почему ты так?

– Потому что… ты заслужил. Заслужил себе сломанную жизнь, такую же, как и у многих других, кто пострадал от тебя. Теперь кара постигла и тебя. Расплачивайся… – не поднимая глаз, прошептал мальчик, ухмыляясь. В его голосе больше не было былой доброты или даже недавней истерики, своими словами он словно обвинял меня в чем-то серьезном, как будто я на самом деле сломал чью-то жизнь, при этом этот «кто-то» имеет какое-то отношение к Совести.

– Зачем? Что я такого сделал?

– Я не скажу тебе. Мучайся, гадай, что же такого ты натворил. А, между прочим, твой недавний поступок можно сравнить с убийством… Ха-ха, – грустно рассмеялся Совесть, поправляя съехавшие на кончик носа очки, и, встав с пола, подошел к двери. – Зачем я только с тобой связался… Все равно умудрился натворить бед, даже немного исправившись. Но я все равно считаю это своей небольшой победой, ведь если бы не я, смерть Кости была бы на твоей совести… Да и вообще…

– О чем ты вообще говоришь? – так и не поняв смысла сказанных слов мальчика, закричал я. Ведь все же около месяца было хорошо, если не считать Даши. Я же ничего не сделал. Или же… все-таки сделал? Тот парень, из-за которого, как я считал, все мои мучения и начались. Как же его звали? И… На «И» его имя было точно. Игорь, кажется, если я не ошибаюсь. Но что я ему такого сделал? И о нем ли сейчас говорит очкарик?

Если, предположим, я что-то сделал ему, тогда… Ударил несколько раз по лицу, попал по спине, ну, очки разбил. Но от этого никто не умирал еще.

– Ты про Игоря? – аккуратно спросил я, надеясь, что услышу отрицательный ответ на свой вопрос. Но Совесть так ничего и не сказал, только тени испуга и душевной боли, приправленные злобой, мимолетно отразились на его красивом лице, и вдруг хороший, меткий и сильный удар в челюсть послужил мне ответом.

– Заткнись!!! Ты не имеешь, слышишь, не имеешь права после такого вообще произносить его имя!!! – взбесился мальчик, вновь замахнувшись для удара. Глаза отражали нескрываемую ярость, губы тряслись, тихо что-то нашептывая. Но было все равно.

Больно… Мне действительно стало больно. Но не от удара, что оказался не настолько сильным, чтобы нанести мне вред, а от слов, нанесших такой удар, что стена, сдерживающая мои эмоции, треснула и уже больше не справлялась с их потоком. Слезы и истерики действуют на меня, как красная тряпка на быка, но, пожалуй, непонимание и мои проблемы приглушали мою ненависть к этим проявлениям слабости. И вот эти слова, к которым присоединился еще и удар, просто смели мои переживания, позволив тем самым таившимся эмоциям, так жаждущим выплеснуться наружу, обрушиться на Комильфошку.

Одной проблемой стало больше…

Одним плохим поступком стало больше…

Еще раз мой разум скрыла ярость, не давая думать мне здраво…

Одной рукой схватив мальчика за запястья и перевернув его на живот, второй за волосы, я, склонившись над Совестью, прошептал ему на ухо, сам от себя такого не ожидая.

– Ты меня достал, святоша. Кто же такой этот Игорь? Кто он для тебя, плод моего воображения? Тайный воздыхатель? Или парень, но такой-сякой Юра хорошенько отмутузил этого очкастого?

– Отпусти меня!– закричал Совесть, пытаясь освободить руки, крепко скованные моими, что с каждым движением мальчишки, сжимали запястья еще сильнее, принося неописуемую боль.

– Нет, Комильфошка, не отпущу, – сквозь красную дымку ярости, захватившей мой разум и контролирующей все мои действия, прошипел я, отпуская спутавшиеся русые волосы. – Знаешь, когда я впервые увидел тебя без очков, в моей голове пронеслась сумасшедшая мысль. Мне до жути хотелось тебя трахнуть, но, к сожалению, тогда я был слишком озабочен твоим красивым личиком, поэтому я просто тебя поцеловал. Смешно, правда? Поцеловал плод своего воображения, да меня в психушку нужно сдать с диагнозом «шизофрения». И ладно бы я только слышал голоса, так еще и вижу тебя. Но знаешь, когда я коснулся твоих губ, тогда и в больнице, все оказывалось наоборот. Ты не казался моей фантазией, я ощущал тебя, как, например, ту же Дашу, Желтого или возьмем, к примеру, Мишку, который в постели просто монстр. И сейчас я хочу еще раз убедиться, на самом ли деле я просто псих или же ты действительно существуешь!