Текст книги "Не комильфо! (СИ)"

Автор книги: Lady Lina Raspberry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Вот и чудненько, – прощебетала девушка, улыбаясь и подходя ко мне ближе. Обняв за шею и прижавшись ко мне, она поцеловала меня в губы, проникнув своим язычком в рот. Это же благодарность за мое согласие? Или же все-таки половина моего гонорара, если мне удастся убрать с дороги эту самую «новенькую выскочку»?

Ладно, не стану я гадать раньше времени, что же меня ждет, лучше побыстрее выполню все, при этом не забывая о том, что я «веду себя эту неделю просто замечательно». Да, сложно будет это сделать, тем более жертв моего внезапного перевоспитания будет много. Возьмем, к примеру, химичку?!

Спросив, где же эта красавица, что вскоре станет девушкой самого крутого парня в городе (скромность бьет ключом), я, расправив плечи и выпрямив спину, этакой брутальной походкой направился к кабинету биологии, где, по словам Наташи, у ее класса должен быть урок.

День обещал быть удачным, так что я даже не сомневался в том, что на мое «признание в любви с первого взгляда» ответят положительно. И, конечно же, меня не отшили, а мило покраснели, застенчиво улыбнулись и согласились-таки прогуляться вечером. А девушка оказалась симпатичная, не такая, как Наташка, но все равно очень даже ничего. Мне ее волосы понравились: заплетенные в длинную, ниже талии, толстую светлую косу. А еще ослепительная искренняя улыбка. Даже как-то жалко такую девушку обманывать ради какого-то очередного Наташкиного плана завоевания места под солнцем в классе.

Попрощавшись с новой девушкой и пообещав ей позвонить после уроков, телефон ее я, конечно же, взял, я вышел из кабинета биологии, сияя от очередной легкой победы. Ну, как легкой. Просто знакомство с девушками и все остальное в этом роде всегда давалось, да и дается довольно просто. Я же брутальный мужик, а не какой-то первоклашка в этом деле. Хотя порой это самое «довольно просто дается» надоедает, хочется, наконец, такую бабу или парня, мне не принципиально, чтобы я попотел, пока добиваюсь желаемого, и даже попереживал из-за того, что меня, звезду такую, отшили. Но. К сожалению, таких мало. Все готовы тебе сразу же на шею повеситься, когда ты им только слово скажешь приятное. Господи, пошли мне, пожалуйста, этого самого человека, за которым я буду, как малолетняя школьница бегать.

– Не комильфо, Юрка, – кто-то тихим, печальным голосом прошептал эти самые два слова, которые заставили меня немного испугаться. Я вообще ничего не боюсь после смерти отца, но вот сейчас действительно стало как-то жутко, что ли. Этот странный тихий голос, простыми словами, смысл которых мне не очень понятен, заставил испугаться и задуматься, что же такого я сделал, что заслужил их. Я обернулся, в надежде, что увижу того, кто произнес это, но никого не оказалось: ни школьника, ни ученика, которые вполне могли это сделать.

Тогда остается всего лишь одно. Скорее всего, я просто сошел с ума, что слышу голос своей…

====== Глава 4. ======

Неделю спустя…

Бугагашеньки!!! Наконец-то я пережил эти семь дней, эти чудовищные семь дней! Эти семь кругов Ада, мать вашу! Не думал я, когда соглашался на эту авантюру, что окажется так сложно! И это я еще говорил, что это будет легко? Отказываюсь от своих слов! Я этого не говорил, меня заставили, угрожая шантажом и смертью!

Спокойствие, только спокойствие. Подумаешь, какая-то исправительная неделя заставила тебя превратиться в пай-мальчика. Ну, подумаешь, домой не позже девяти возвращался. Даже в среду, когда мы собрались праздновать возвращение Желтого из какого-то гадючника, куда его отец отправил в ссылку. И не спрашивайте, за что. Все равно не поверите. Представляете, какое же разочарование! Зато КАКОЕ счастье это доставило мелкому очкарику, когда я, обиженный на весь свет, злой, волком воющий маньяк, готовый убить эту святошу-совесть за любое слово, возвращался как все малолетки домой в девять вечера.

У меня всегда был выбор – я в любой момент мог просто начать вести себя как раньше, забить на все пугающие меня высказывания: начиная от недовольного цыканья, заканчивая этим волшебным «Не комильфо!», которое имеет на меня странное влияние. Даже мама, слушая, как я жалуюсь (просто ей стало интересно, почему же я так резко перешел на сторону добра) на некоего человека, который пугает меня своим комильфоканьем, тоже стала так говорить, только по мелочам, к которым относятся носки, в творческом беспорядке разбросанные по всей комнате. И что самое интересное, так это то, что на меня ее слова не действуют, и до безумия счастливые носки так и продолжают украшать и ароматизировать мою комнатку.

Но это еще ничего, если учесть то, что с той девушкой, мешающей Наташке, которая моя девушка и зовущаяся Дашей, переспать так и не удалось. В моей комнате просто наглым образом прописался очкарик, находящийся в ней все, как мне кажется, двадцать четыре часа в сутки, поставив в мою исправительную неделю «Девок в дом не водить». Как же, может «в кровать не водить»? Вдруг я влюбился в нее по уши и хочу познакомить ее с мамой, чтобы она нас благословила и пинком под зад послала в ЗАГС, а я не могу Дашу даже за порог пустить, боясь, что я сойду с ума и начну разговаривать сам с собой, выпрашивая пустить умницу и красавицу в дом. Совесть плохо на меня влияет, хочу сказать. Была бы моя воля, да он человеком, я бы эту святошу уже давно поимел и выгнал из дома, а также вынудил выплатить мне денежную компенсацию за испорченные нервы и зря потраченное время.

К сожалению, это останется только в моих мечтах. Мама этого мальчишку как не видела, так и не видит, из чего складывается вывод: Совесть – плод моего воображения, и мне пора к психиатру. Все. Третьего не дано.

Зато во всем этом есть небольшой плюс. Мне стали просто так натягивать учителя оценки, превращая их из любимых и милых сердцу двоек в неземные, космические тройки, до которых мне, к сожалению, простыми смертными способами, к коим относится зазубривание материала, не добиться. Дуб дубом, что тут поделать? Не способны мои зубы разгрызть или даже поцарапать этот крепкий гранит науки.

Еще я увидел множество красивых мест своего города, о которых даже и не подозревал: различные парки, рестораны с наикрасивейшим интерьером, куда нам не удалось с Дашей даже войти, еще у нас, к великому моему стыду, есть большой и красивый фонтан, с наступлением темноты, по словам девушки, светящийся разными яркими цветами. Ну, откуда мне было это знать, если я только и делал, что сидел в подъездах, да очкариков и хилых, похожих на баб парней пугал своим взглядом.

Да, с Дашей было интересно, но иногда, когда мне все это начинало нравиться, и мозги вставали на место, исправляя меня, чего я не хотел, я вспоминал, для чего я вообще с ней гуляю, зачем с ней знакомился и делал своей девушкой. Еще она классная, но слишком правильная, что немного, совсем иногда, начинает надоедать.

И вот, совсем попав под чары исправления Даши, чего, похоже, всем сердцем желал моя Совесть, я дождался, наконец, утра субботы, с которой неделю назад начались мои мучения, и, позвонив моей девушке, предложил встретиться после уроков у того самого фонтана, превращающегося ночью действительно прекрасное зрелище.

Оковы, сковывающие все мои действия, сброшены, и теперь я могу делать все, что захочу. Ну, почти все. Но не в этом дело. Сегодня вечером Наташа наконец получит доступ к желаемому, Даша – самую замечательную ночь в мире, я – удовольствие, а моя Совесть, мечтающая за неделю исправить меня, только испортив этим все, останется с носом. Откуда же мальчишке знать, что чем больше запрещаешь, тем больше хочется сделать все назло. И плевать я хотел на то, что Даша милая добрая девушка, которая мне, хоть и немного, но понравилась. Я просто горю желанием что-то сделать плохое, даже несмотря на то, что девушку мне жаль, но я услышал перед выходом от Совести, который набрался смелости и теперь лежал на моей кровати, как-то грустно и разочарованно смотря на потолок немигающим взглядом шоколадных глаз, это тихое, еле слышное «Не комильфо, Юрка».

Но я расслышал все прекрасно, как будто эти два слова прокричали мне прямо в лицо. Эта любимая фраза Совести, действующая на меня, как парализация, глухим стуком отдалась где-то в области груди, заставив там все больно сжаться и, почему-то без настроения отправиться на свидание, которое, как мне кажется, все только испортит.

====== Глава 5. ======

–Не комильфо! – растягивая гласные, сказал мне Совесть, сидя на краю кровати и строго смотря на меня. – Ты же ей очень-очень понравился. Неужели, переспав с ней и добившись ухода с должности старосты, ты её бросишь? Ей будет больно, она будет считать тебя предателем. А если она вдруг забеременеет? Я же знаю, что ты забыл, забыыыл...

–Отвали, ничего не забеременеет. Девочка взрослая, сама знает, что делать. И я, между прочим, не забыл, а не успел, – натягивая джинсы, ответил я. Присутствие этого назойливого мальчишки немного раздражало, даже не немного, а сильно. Это уже мое дело, кто там, что обо мне будет думать. Мне лично все равно. Ну, подумаешь, очередную девку кину, и что с того. Я от этого еще не умирал раньше, так что и сейчас не умру. И пусть опять эти магические слова, и пусть девушка милая…

–И все-таки, мне не очень нравится то, что ты вот так поступаешь. Девочка же сама не дура и хороша фигура. Чем она тебе не угодила? Или тебе нужна этакая стерва, которая только и будет клянчить у тебя деньги на новые волосы или ногти?

–Если она так тебе понравилась, то иди и сам с ней встречайся. Мне она вообще не нужна была, я с ней встречаться начал только потому, что Наташка попросила помочь.

–Ой, – обиженно выдохнул Совесть, ложась на кровать и обнимая мою подушку, – нужно было тебе испытательный срок не неделю, а больше давать. Ты уже начал исправляться, доказывая, что мой способ исправления таких… личностей как ты вполне реален. Но, увы, времени я дал слишком мало. Ну, ничего, я найду еще способ тебя исправить.

–А не наполеоновским ли планом тут пахнет? – поинтересовался у уже задушившего мою подушку, парня.

–Нет, не пахнет. Вот увидишь, ты еще исправишься и не раз мне спасибо скажешь. Запомни мои слова, – на полном серьезе сказал Совесть, опять внимательно посмотрев на меня. Господи, я готов отдать все, что угодно, только бы вспомнить, где же я видел эти красивые глаза цвета горького шоколада и взгляд, бесстрашный, полный уверенности и заставляющий тебе поверить.

–Знаешь, что? Девчонку-то очень жалко. Красиииивая она, в тебя, козла этакого, по уши влюбилась, – протянул Совесть, выпуская мою изнасилованную им подушку. Что угодно, но я на ней спать больше не буду.

–Кого?! – переспросил я, явно не поняв, что в конце сказал этот очкарик с каре.– В козла? Жить надоело? И вообще, когда же ты её увидел? Тебя не было, пока она у меня была, да и раньше я ее домой не приводил, – поинтересовался я, закипая от ярости и желания врезать этому умнику между глаз.

–Когда надо. Ха-ха! Я вообще решил проверить, что с тобой произошло за то время, пока я дал тебе возможность погулять на свободе. Знаешь, появляюсь я такой, а тут твоя голая задница! И чьи-то очаровательные ножки у тебя на плечах. Больше всего мне понравились твоя попка и сладкие стоны девушки. «О, Юра! Юрочка!!! Боже!.. Ах!.. Ох!.. Нх!.. Нгнн!.. Нгг!..» – изображал стоны Даши мальчик, закрыв глаза и подняв голову вверх, крутясь влево и вправо, при этом как-то мило краснея. Когда же Совесть на секунду замолкал, вспоминая, наверное, что же еще он слышал, пока подсматривал, на его лице светилась красивая улыбка, да еще в придачу с этим очаровательным румянцем на щеках… Не знаю почему, но я был готов ему простить то, что он стал свидетелем моей прекрасной задницы (в ее красоте никто не сомневается), взять мальчишку за шиворот и, приковав к кровати, трахнуть. Ну, очень-очень моя совесть оказался миленьким, когда начинает краснеть. Интересно, что же еще он видел?

–Ох! Господи, я так надеялся, что ты исправишься, но, к сожалению, пока у меня не получилось. Ладно, мистер, у меня еще есть план «B», – хитро сообщил мне очкарик, поднимая ноги вверх, позволяя мне забрать из под кровати мою футболку. Но без происшествия это сделать не получилось, пяткой мне зарядили прямо по голове и, пискнув что-то типа «Прости…», опять мне мило улыбнулись.

Ладно, только спокойствие. Держи себя в руках, подумаешь, нечаянно тебя задели. Кстати, если бы Совесть был моим плодом воображения, стал ли бы я чувствовать все его удары? Или же все-таки я должен проходить сквозь этого мальчишку? А мы это сейчас проверим.

Подойдя к Совести, который даже не подозревал о том, что я задумал (а что я задумал, мм…), я, размахнувшись, сильно, но не очень, ударил парня в солнечное сплетение, абсолютно уверенный в том, что кулак пройдет сквозь тело. Но оказалось все не так просто. Кулак не прошел сквозь мальчика, а совсем наоборот. Совесть испуганно посмотрела на меня, поджав губы и стараясь не моргать, чтоб не заплакать. Держа руки на месте удара и все-таки не справившись с напором слез, мальчик, трясущимся голосом, спросил:

–Ты… Ты чего? Это же не комильфо! Зачем ты меня ударил?

Да я и сам теперь не до конца понимал, почему так сделал. И даже то, что я хотел проверить, пройдет ли моя рука сквозь Совесть или нет, теперь мне не казалось оправданием. Просто я действительно не знаю, зачем я это сделал.

А очкарик так и продолжал плакать, содрогаясь всем телом и утирая слезы со щек. Неужели я так сильно его ударил? Я же не… Я же действительно не хотел.

–Эй, ты чего? Не плачь, слышишь? Тебе сильно больно? Я же старался не больно тебя ударить, просто хотел проверить, плод ли ты моего нездорового воображения или что-то другое. Ну, пожалуйста, успокойся. Эй! Вот только плачущих мальчишек мне не хватало…

Но Совесть ничего не ответил, только толкнул меня ногой подальше от себя и выставил защитницу перед собой на тот случай, если я еще раз захочу к нему подойти. Но я этого делать не стал. Просто было кое-что, что заставило меня просто замереть на месте, как завороженный смотреть на мальчика. Он впервые снял свои очки и, положив их рядом с собой на кровати, стал вытирать слезы, стараясь их скрыть, хотя я уже их и так увидел. Господи, неужели я так сильно его ударил?

Но это ушло на второй план. Мальчик, шепотом повторяющий «не комильфо, не комильфо», за что хотелось крикнуть на него «Хватит, комильфошка хренова!», оказался очень красивым без этих своих окуляров. Большие, знакомые шоколадные глаза, которые постоянно скрывались за линзами очков, оказались очень красивыми. Не знаю почему, но я был уверен, что если бы он не заплакал, глаза так и продолжали бы обворожительно блестеть. Даже эта так бесящее меня девчачье каре оказалось парню к лицу. Хотя он теперь был больше похож на представительницу прекрасного пола, мне, почему-то, захотелось его не ударить, как обычно я делаю с парнями с такой внешностью, а поцеловать. Странно, если учесть еще то, что несколько мгновений назад я его ударил.

–Знаешь, Юра, не больно, а приятно! – сквозь слезы огрызнулся мальчик, уже собираясь опять надеть свои очки, так портящие его лицо. Нужно что-то сделать, чтобы он этого не сделал. Но что? Опять заставлять его плакать я не хочу, хватит еще и того, что обо мне сейчас думает это чудо, свалившееся на мою голову. Мне почему-то впервые за последние несколько лет стало стыдно за свой поступок. Не знаю, что послужило тому причиной: моя исправительная неделя или все же пострадавшим от меня Совесть – но факт остается фактом – виноват в этом точно мой Комильфошка. Это имя ему больше подходит, чем Совесть. Скорее всего, это из-за его любимой фразы.

–Зачем ты меня все-таки ударил? – держа очки в правой руке, спросил Совесть, уже больше не плача, но все равно кончик его носа был красным. А что, очень даже мило!

–Я хотел проверить, плод ли ты моего воображения или нет. Если бы да, то больно от того, что ты ударил меня своей пяткой по голове, не было. Верно? Но больно было, значит, ты все-таки существуешь. Хотя сразу же возникает вопрос: «Почему тебя не видит моя мама?» Тогда тебя не существует, получается. Но я тебя могу трогать, понимаешь, не прохожу сквозь твое тело. И, даже, поцеловать тебя могу… – уже тише добавил я и медленно приблизился к покрасневшим от слез губам. Только я легонько их коснулся, ощутил, какие же они холодные и… настоящие, как мне резко ударили ногой в… В общем, вы поняли. Это реально очень больно! Нет, это слово даже рядом не стояло с теми, которыми вообще можно описать это ощущение. Зато я увидел тех самых желтых птичек, которые появляются над головами героев мультфильмов, когда тем больно. Докатились…

Ты! Вообще! Соображаешь! Что! Делаешь! завопил Комильфошка (теперь буду звать его так, ведь скоро я услышу опять эту его излюбленную фразу), вскакивая с кровати и отходя ближе к двери, надеясь тем самым спасти свое тело от моих домогательств. Это все написано было на его лице. – Знаешь, мало того, что ты меня ни во что не ставишь, не слушаешься, используешь в своих гребаных экспериментах, так теперь еще и приставать вздумал, как будто я один из этих… Твоих фанатов, которые готовы по каждому твоему зову прыгнуть тебе в постель. Тебе вообще повезло, что я не ушел от тебя, а остался! Мог бы так не делать, мне лично как-то все равно, что там с тобой после моего ухода станет! Но нет же, я не такой как другие! Я остался, дал тебе второй шанс, а ты… А ты… А ты… Запомни! Запомни, Юра! Настанет такой день, когда тебя поставят перед выбором, приравнивающийся к тому, как выбрать, например, между жизнью и смертью. Тебе вообще никто не сможет помочь. Вот тогда ты и вспомнишь меня, вспомнишь, как я пытался тебя исправить, как я сжалился над тобой и твоим будущим. Но действительно будет уже поздно, потому что помочь выбрать правильный вариант тебе никто не сможет, точнее их не будет вовсе! Если ты, конечно, не исправишься, что вообще нереально! Господи, да что с того, что я тут перед тобой распинаюсь? Результат каким был, таким и останется!

Совесть, раздраженно, как-то грустно и с жалостью посмотрел на меня, мне показалось, что как будто в последний раз, и, на секунду задержавшись у двери, вышел, даже ею не хлопнув, а тихо закрыв. Мне показалось, что этой самой секундой, Совесть дал мне шанс что-то сказать в свое оправдание. Но сказать было нечего. Действительно нечего. Скорее всего, потому что я действительно поступил подло с тем, кто пытался мне помочь.

Я прислушался, надеясь услышать звук закрывающейся двери, но ничего такого не было. Просто тишина, мертвая, душащая тишина. Обойдя всю квартиру, я так никого не нашел, как будто мальчик действительно испарился, выйдя из комнаты. В комнату я так и не вернулся, просто присел на пол в коридоре, облокотившись на стену и, впервые в жизни, мне стало плохо. И от того, что я обидел мальчика, и от того, что я такой, и из-за своего паршивого поведения. Но больше всего я боялся того, что же такое произойдет, где мне придется делать выбор, серьезный выбор.

–Какая же я скотина…

====== Глава 6. ======

Такой тихий голос– изнутри и извне, наяву и во сне-

Он что-то плохое заглушает во мне.

И я закрываю глаза, выбираю из двух…

(Флер– Голос)

Этот мир с каждой секундой терял свои привычные яркие краски, свои чарующие звуки, приобретающие особое очарование ночью. Или может все-таки не потерял, просто я открыл глаза и увидел то, что никогда не видел, спрятавшись где-то глубоко внутри себя? Возможно это правда. Но почему же тогда я раньше не понимал? Не хотел, привыкнув так жить, не было человека, что заставил бы меня задуматься, во что же я превратился. Скорее даже не человека, а плода моего воображения. Если это чудо с необычными глазами горького шоколада можно назвать моим сумасшествием, когда я явно почувствовал, что он существует. Да и помутнение рассудка, галлюцинация не сможет оказать такое влияние на человека. Верно же? Или все-таки может? Я уже ничего не знаю, просто иду по серой грязной улице, совершенно не замечая таких же как этот город серых людей. Господи, как будто я не отношусь после всех своих действий к этим самым серым людям, точнее даже не к серым, которых множество в этом городе, пропитанном каким-то странным, неприятным запахом, а к черной его массе. Их не много. Было. Пока с каждым своим проступком люди не становились такими. И я стал, только понял это слишком поздно, обидев, хоть и плод моего воображения, но все же человека. Совесть ведь тоже человек? Хорошая, добрая, наставляющая, выполняющая все по правилам сторона человека, который погряз во лжи, во всей грязи жизни. Да, человек, ведь если бы не он, мир бы просто разрушился, стараясь скрыть такой позор, превратившись в пыль.

И я такого человека потерял, просто наплевав на все его попытки исправить меня. А ведь если бы все-таки получилось, миру бы не было так стыдно за меня. Но теперь остается ждать, когда же он меня, свой позор, попытается убрать. Как же сказал Совесть? «Настанет такой день, когда тебя поставят перед выбором, приравнивающийся к тому, как выбрать, например, между жизнью и смертью. Тебе вообще никто не сможет помочь, ведь просто будет некому…» Так ведь? Да, это и будет моим устранением, ведь я действительно просто боюсь этого дня. Я ничего никогда не боялся, разве что вновь ощутить ту боль от потери близкого человека, что медленно, словно червь, поедает тебя изнутри, принося нестерпимые муки, от которых ты еще медленней умираешь, понимая, что больше никому в этом мире не нужен.

Странно, но у меня такое чувство, зародившееся где-то внутри меня, что этот день настанет сегодня, покарав тем самым меня. Я готов, просто страшно, действительно страшно. Я ведь даже не знаю, между чем мне придется выбирать. Что если действительно будет выбор между жизнью и смертью?

Смерть. Вот будет мой ответ, если я так и продолжу испытывать те муки, которые возникают из-за того, что кто-то на самом деле грызет меня. Это что? Странное, неприятное, раньше мною не изведанное чувство. Господи, что это? Можешь ли ты избавить меня от этих страшных мук? Нет, не можешь. Они появились после того, как мальчик в очках, с девчачьей прической, но слишком взрослым и мудрым взглядом появился в моей жизни и из-за меня же исчез, сказав страшные, пророческие слова. И что-то подсказывает, что ничего и никто не сможет излечить меня, кроме этого мальчишки.

Но он больше не вернется, никогда больше не вернется. И причина довольно простая, даже думать о ней не хочется. Просто не хочется.

Стыдно? Возможно.

Страшно? Тоже вполне реально.

Или если я все-таки еще раз вспомню причину, просто умру? Смерть от одних лишь мыслей? С удовольствием, если только это что-то изменит.

Господи, какие странные мысли в моей голове рождаются с каждой секундой. Не ожидал от себя. И почему? Все из-за парня, любимой фразой которого было: «Не комильфо!» Да, просто великолепно, Юрий… Просто великолепно.

– Эй, подожди! – донесся до меня откуда-то издалека знакомый мужской голос. Я не хочу останавливаться, нет желания говорить хоть с кем-нибудь, будь то или знакомый мне человек или первый встречный. Но очередной крик заставил-таки меня притормозить и подождать его обладателя.

– Ну, Юр, ты и глухня. Наушники, что ли, вставил? Вот же блин, – тяжело дыша, наклонившись вниз и схватившись за бока, поприветствовал меня Желтый.

– И тебе «привет». Чего хотел? Только давай быстрее? У меня дела, – «да, как же, дела. Просто напиться ты шел в какое-нибудь дешевое кафе».

– Ох, подождут твои дела. Тут такооое случилось. Даже не знаю, с чего же мне начать, – странным ехидным голосом произнес Желтый, сощурив свои болотного цвета и без того узкие глаза.

– Ну, давай быстрее. Я действительно спешу! – как-то раздраженно произнес я. Просто действительно нет желания с кем-то разговаривать, тем более с Желтым. Хоть мы и друзья, но я ему голову готов проломить, лишь бы отстал.

– Ох-ох-ох! – начал вздыхать парень, тряхнув своей густой челкой, прикрывающей левый глаз.– Ладно, я хотел тебя немного заинтриговать, но, похоже, тебе или не терпится узнать, что же произошло, или ты действительно спешишь. Но факт остается фактом – много времени это не займет. В общем, помнишь того очкарика, которого ты хорошенько разукрасил около полумесяца назад?– я кивнул, как уж его забыть. Между прочим, с этого очкарика все мои страдания и начались. – Ну, так вот. Один человек из нашего с тобой круга общения, то есть наш человек… Этого самого очкастого… Пожалел, можно так сказать. Когда мы ушли, оставив парня истекать кровью на этих развалинах, он помог ему добраться до дома. И даже, кажется, они подружились. Чем же этот «наш» человек не предатель?

– И кто же он? Назови имя, имя этого мерзавца! – произнес я довольно известную фразу из фильма «Гарри Поттер». А сам тем временем просто закипал внутри от того, что кто-то из наших посмел помогать этому одноклеточному, предав тем самым не только нашу компанию, но и меня, и я совершенно забыл о недавно раздиравшем мою душу вопросе. Сейчас меня волновало то, КТО же это посмел сделать, кому действительно жить надоело. Но та дыра, что уже успела образоваться в груди, вместе с этим самым известием просто разрывала меня изнутри. Как же погано бывает, когда совесть просыпается.

– А это я тебе не скажу, Юра. Ты сам все увидишь. И очень сильно удивишься. Я и сам не поверил, пока не услышал чистосердечное признание предателя. Жесть, да и только! – интриговал с каждой секундой меня Желтый, подозрительно ухмыляясь, словно задумав что-то ужасное.

Но я не обратил на это особое внимание, ну и что, что ухмыляется. Волнует меня одно. Кто же это?

Я вновь оказался среди этих городских руин, похожих больше на большую помойку, чем старую часть города. Полуразрушенные двухэтажные дома с разбитыми окнами, больше похожие на клыкастые пасти чудищ, без дверей, с облупившейся краской, на крышах подъезда растут маленькие деревья. Кое-какие здания все еще сохранили свой привычный облик, но были и такие, которые с трудом можно было назвать домом. Просто какая-то странная гора из обломков кирпичей, досок, стекла и еще какого-то мусора. Да, вечером, когда землю окутывает тьма, все это кажется чем-то очаровательным, завораживающим, словно эти самые развалины смогут укрыть от людей. Но я никогда не был здесь при свете дня. Мы и раньше приходили сюда, но насколько я помнил, всегда заходили с другого конца заброшенного места. Да…

Проходя мимо развалин, я все время прислушивался, надеясь уловить хоть малейший звук, по которому можно было понять, как долго еще идти, но ничего, кроме звука шагов, ломающихся под ногами осколков стекла, тихого скрежета крошащихся кирпичей, не было слышно.

– Мы почти пришли,– видя, как я начинаю нервничать, сообщил мне Желтый, снова тряхнув своей русой со светлыми прядками челкой, прикрывая тем самым свои глаза.– Только сразу кулаками махать не стоит. Нужно же узнать, почему он так сделал. Сознаться-то сознался, а вот причину так и не назвал. Ждем тебя.

Хорошо, сквозь зубы прорычал я. Мне все это начало уже порядком бесить. Не понимаю, зачем нужно было идти самой длинной, как мне показалось, дорогой, когда и я, и Желтый знаем более короткий путь? Чтобы больше меня разозлить, я никак понять не могу? О Господи…

Наконец где-то вдалеке послышался знакомый пьяный гогот «друзей». Я с ними бы и дела иметь не стал, уж слишком они мне противны, какие-то бешеные и жестокие эти парни, но вот то, что они приятели Желтого и мои спасители, не давало мне бросить их. Удивительно, я готов общаться со всеми, кто хоть как-то мне помог. Докатились…

– Оп па, Желтый, Юр, здорово! Ну, вы и долго! Мы думали, что вы сбежали, поджав хвосты, испугавшись проучить этого предателя, – охрипшим голосом произнес здоровый парень в два метра ростом как минимум. Его лицо украшали шрамы, полученные при довольно отвратительных обстоятельствах. К слову сказать, это единственный, пожалуй, человек, кто сидел за свои дела. Хотя тут, кажется, всех посадить нужно. «Да, и ты скоро таким же станешь»– пронеслось у меня в голове, но эти странные, неизвестно откуда взявшиеся мысли я быстро выкинул из головы. Не хватало мне тут еще и их.

– Ну, и где этот самый предатель?– властным голосом спросил я. Гогот сразу же стих, ведь я имею в этой компании не последнее влияние, правда, только после Желтого. И тот самый бугай, от которого меня, честное слово, тошнит, настолько его лицо, «украшенное» шрамами, противное, указал мне куда-то в сторону, где кругом сидели несколько человек и просто откровенно ржали, пропустив мимо ушей мои слова. Проходя мимо парней, расходящихся в разные стороны, пропуская меня и явно довольного чем-то Желтого к этой компании, я схватил одного из этих человек за ворот футболки и, развернув к себе лицом, громко спросил, чтобы слышали все:

– Где эта тварь, что не побоялась нас предать?

– О! – резко прекратив ржать, удивился парень, вжав голову в плечи и начав вырываться.– Ты, это, полегче, давай? Отпусти меня на землю, и ты увидишь этого… человека. Только держи себя в руках, хе-хе-хе,– злобно засмеялся он, улыбаясь и предоставляя моему взору практически беззубый, почерневший от табака рот.

– Меня от тебя тошнит! – прошипел я, в лицо сказав парню все, что я о нем думаю, и опустил «бедняжку» на землю. Тот упал на спину и, что-то тихо пробубнив, встал и подошел к скорчившемуся на земле человеку, которого я только сейчас заметил.

Он тихо всхлипывал, то и дело, выплевывая кровь на землю. Было сразу видно, что до меня парня уже хорошенько проучили, так что я даже не видел смысла в моем дальнейшем здесь присутствии. Но, похоже, никто так как я не считал, явно задумав что-то нехорошее. Предатель вновь всхлипнул, хрюкнул и выплюнул очередную порцию крови. Лица я не видел, волосы, испачканные в его же крови, скрывали все, вот только скрыть различные гематомы и ссадины на теле парня не могли. Господи, неужели тебе жить надоело, что ты связался с ними? Зачем полез спасать того очкастого? Я же его не сильно побил, сам бы и дополз до дома. И что самое интересное, это был человек, которого я хорошо знал. Это сказал мне и Желтый, и какое-то странное чувство внутри меня. Оно же и подсказывало, что позвали меня сюда явно не только для того, чтоб увидеть лицо предателя и проучить его.

–Хе-хе-хе,– опять засмеялся этот парень и, схватив предателя за волосы, повернул его ко мне, показывая лицо.

Узнал я его не сразу, мешали темно– фиолетовые гематомы на лице, сломанный нос, из которого на разбитые губы стекала кровь, правый глаз опух, под ним красовался довольно большой синяк. Как-то с жалостью смотрел на меня предатель своим целым глазом, цвет которого показался мне знакомым. Цвет лунного света. Они только у одного человека, но я отчаянно не хотел в это верить. Но как бы я ни противился очевидности, но этим самым предателем оказался не кто иной, как мой лучший друг Костян.