Текст книги "Ангел-хранитель (СИ)"

Автор книги: Лад Шоко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Бред, но райончик от этого шумнее не становился.

Я спешился. Мракобес всхрапнул и ткнулся мне в спину.

– Не бойся, малыш, я скоро приду.

А потрепал его лоснящуюся гриву и похлопал по черной шее.

На ходу сформировал магический шар. Запах Амато вел прямо по грязной улице вверх. Но там тупик!

Дойдя ко конца я похлопал по камням – авось тайный ход, а потом заметил выемку в камнях. Выглядело так, будто из стены выпал камень, только вот размещался там, где обычно – ручки. И да, хорошенько пройдясь по ней пальцами, я заметил хитромудро замаскированную магией скважину для замка.

На удивление, первое же заклятье-отмычка сработало, – в стене щелкнуло. Я толкнул тяжелую каменную дверь на себя.

Запах Амато усилился. Зато количество света ясно уменьшилось.

Дверь я закрывать не стал, но свет от магического шара осветил внутреннюю сторону двери – камни изнутри оказались обрезаны, а снаружи петли прикрывались выступающими камнями.

Луч света с улицы осветил проем в полу. С первого же шага я опять мысленно чертыхнулся – половицы скрежетали, как бешенные.

– Ладно, фиг с тобой, – выдохнул я едва слышно и выставил шар вперед.

Едва я разглядел ступеньки, как дверь сзади захлопнулась и оборвала мне выход к улице.

Я удивленно вскинул брови. Похоже, магия у моего противника все-таки осталась. Постояв минутку, пока глаза привыкнут к освещению, я продолжил путь. Лестница оказалась долгой. Дольше, чем обычная – в подвал. Футов двадцать-двадцать пять вглубь.

А едва мои ноги ступили на твердую почву – я оказался в узком квадрате. Ни дверей, ни люков, но запах Амато лишь усилился.

Держа боевой шар как лампу, я провел свободной рукой по стене. Палец упал в отверстие. О, да тут тоже есть ручка.

Ожидая чего угодно, я потянул каменную дверь в сторону.

И мое сердце упало в пятки. Только выработанная годами сила воли заставила меня не рвануть ни вперед, ни назад, а лишь возвести вокруг защитный контур. В подвале горел единый факел, а под ним, откидывая рваные синие тени на землю, лежало тело.

Нет, – поправил я себя, до тошноты медленно подступая к нему, – не тело, а лишь неподвижный человек. Просто потерял на минуту сознание. Пусть это будет не Амато, пожалуйста!..

Я наклонился и перевернул того на спину.

И не сдержал вскрика ужаса. Отпрянул назад и о что-то поскользнулся. Это что-то глухо покатилось в сторону и остановилось на относительно освещенном участке.

Я был готов ко всему.

Но не к обезглавленному телу Феликса. Черт. Похоже, ему и запах чужой магией перебили.

Сработал защитный контур. Противник не мог подойти ко мне, но он стоял со спины и не хотел взламывать мой щит.

А я не хотел оборачиваться.

На стене над телом Феликса сверкал солнечный зайчик. Судя по золотистому цвету и продолговатой форме, свет от моего шара отбивал чужой меч.

В моем горле встал ком.

– Я же просил оставить меня в покое на сегодня, Рей.

Я вздохнул. Два года. Два чертовых года. В кого я был влюблен на самом деле?

Я развеял боевой шар и защитный контур.

– Зря.

Когда его пальцы коснулись моей шеи, я содрогнулся всем телом.

– Чш-ш-ш…

Он заставил меня развернуться и напористо прислонил к стене. Он схватился за мой взгляд, как за спасательный круг. Он смотрел на меня так, как смотрел на него я все это время – только еще жаднее.

Его глаза восхищенно блуждали по моему лицу, его свободная рука – как всегда, обманчиво хрупкая, – очертила мою бровь, висок, скулу, губы.

Во второй руке он сжимал меч. Перо Света.

– Рей, – прошептал он, и его глаза вдруг блеснули.

Амато стоял так близко, что я видел свое отражение в серых глазах.

Бледное, испуганное, отчаянное отражение.

– Ты врал, – просипел я. Нормально не выходило. – Все это время.

– Феликс убил многих наших. Тогда, двадцать лет назад, он убил моего возлюбленного. И сбежал.

Амато отстранился, но только на секунду – чтобы вернуть меч в ножны. Он взглянул на свою ладонь – та покраснела и кожа наполнилась дивным узором.

– Он клялся, что это была случайность, что Эрвин ему почти что брат. Да только ангельский суд призван не карать, а пресекать. Если психика данного ангела устроена так, что он способен убить – его душу отправляют на Реставрацию. Перерождаются иными словами.

Амато вдруг замолчал и судорожно вздохнул. Боги, да он же едва сдерживает слезы.

Не сдержал. Две слезинки казались в свете факелов жемчужными.

Моя рука дернулась, чтобы стереть их, но я осекся. Амато заметил это, поджал губы и немного нелепым движением стер их.

– Но Эрвина бы мне уже не вернул никто. И тогда в день Реставрации я спустился в темницу Феликса и соврал, что суд готов просто стереть ему память и лишить крыльев. Тот обрадовался, ведь Реставрация – дело мучительное и часто души возрождаются… с дефектами. Память я стер ему сам. С крыльями подсобил знакомый медик: не ангел, – человек. И мы распрощались.

– Зачем?.. это все?

На этот раз голоса вообще не прозвучало, но Амато вопрос прочел по губам.

– Чтобы вместо Феликса возродить Эрвина. Черт, Рей, это было незаконно. С тех пор я каждый день рискую, что меня найдут и самого Реставрируют. Но я не мог иначе. Я любил его. И сейчас люблю.

Он взглянул на меня с безграничной надеждой и мягко сжал мои руки.

Я не выдержал – прижался своим лбом к его. И в тот момент Амато выглядел самым счастливым существом на свете.

– Я ждал тебя. А ты некромантом стал. Я боялся, что ваши выдадут меня.

Я погрузил пальцы в толщу русых волос. Амато прикрыл глаза и наклонился ближе.

– А Феликс?

– Думаю, Феликса, когда ты возродился, потянуло к тебе. Даже так, без памяти. Возможно, и впрямь вы были друзьями. Спросить не у кого.

– Зачем ты убил его?

Амато опустил глаза на мои ботинки. Отстранился, обнял себя за плечи. В подвале действительно было прохладно.

Он присел возле тела Феликса, положил руку ему на плечо. Со стороны казалось, что он просто будит его.

Но тело внезапно начало оседать, словно дрожжевое тесто, и через полминуты вместо него там лежал лишь слой пепла в форме человека. Голова тоже испепелилась.

– Как я уже сказал, цель нашего суда – не наказать, а предотвратить. Ситуация осложнилась и ее стали разбирать. Вы когда-нибудь слышали о теории дочерных Вселенных? Ангелы просчитывают возможные варианты событий. И в нашем случае они высчитали, что вариант хорошего исхода очень мал. Если бы Феликс обо всем вспомнил – захотел бы отомстить. Если бы ты узнал обо всем преждевременно – захотел бы разрешить все мирным путем. Оба варианта повлекли бы еще больше жертв за собой, включая нас самих. Но был третий путь.

Амато опять приблизился, но теперь остановился на расстоянии вытянутой руки.

А я вдруг понял, что мне плевать, кто за кого мстил. Есть только я и Амато, неуверенно потирающий плечи от холода.

Я протянул руку, и Амато поспешил прильнуть ко мне, попутно едва не споткнувшись о камень.

Кутая его своим плащом, я думал, что он сегодня совершенно неуклюжий. Зато родимый и домашний.

А он положил мне голову на грудь и продолжил:

– Мне нужен только ты. Они сказали, что если сумеют реставрировать Феликса, то тебя оставят в покое, а мне все отпустят. Я послал весточку нашим, выждал, пока магия Коршуна затянет мне рану и отослал тебя подальше, чтобы провернуть все без шума.

– Когда его возродят?

– Сегодня в главном храме.

Я почувствовал, как мои легкие наполняются кислородом. Да я же почти не дышал все это время. Все оказалось не так страшно, как я думал.

Даже не так.

Все оказалось прекрасно, чудесно, феерично, баснословно. Во всяком случае, никак иначе думать я не мог, целуя влажные губы Амато.

Влажные ресницы холодили мне шею, когда он проводил по ней носом.

А его собственная шея оказалась соленой на вкус и пахла одеколоном.

Он отстранился первым. Поправил рубашку, схватил с каменистого пола завалявшийся кулон – Феликс его всегда носил с собой, в районе сердца.

Молча мы вместе выбрались наружу.

Разумеется, пока хозяин коня несся в неизвестность и, возможно, рисковал жизнью, его верный скакун будет героически пощипывать травку.

– Мракобес!

Тот лениво повел ухом и никак не отреагировал. Оторвался от бедной растительности, лишь когда Амато почесал лошадку за ушком.

Черт, этот парень настолько идеален, что даже лошади от него фанатеют. Или же это я его идеализирую?

Да не, фигня. Какое идеализирую, он даже читать вслух не может.

– Мракобес, говорите? – пробормотал Амато, вставляя ногу в стремя.

Его слезы быстро исчезали. Что-то мне подсказывало, что в следующий раз я увижу плачущего Амато очень не скоро.

– Уж прости, что не назвал его Светлым Гением. Кстати о птичках… – я заскочил в седло следом. Амато со своей лукавой улыбкой уже переминал в руках поводья. – Я полагаю, у тебя есть достаточно весомая отмазка перед Реми за свою кражу?

– У меня не было времени выбирать себе новый меч. Я был ранен, помнишь?

– Значит, нет, – вздохнув, я положил голову на плечо Амато, обхватил рукой ножны на его боку и большим пальцем приподнял рукоять меча. – Если ты думаешь, что я настолько влюблен, что буду покрывать тебя перед разъяренным Реми, ты сильно ошибаешься. Отбивайся сам.

– Свинья.

– Я это слышу от человека, всю мою жизнь водящего меня за нос?

– Твой нос слишком заманчив, чтобы за него не водить.

Амато одной рукой приподнял мой подбородок и прижался губами вышеупомянутому носу.

Ангелы уже столпились на площади. Амато, как я заметил, старался ни на кого не смотреть. Ни когда ехал, ни когда остановил Мракобеса и ждал, пока я спешусь. А с того момента, как я помог спуститься ему самому, он и вовсе смотрел только на меня.

Изучил каждый мой жест, пока я расседлал коня, когда помог мне протереть его, пока мы меняли овес. Он не отрывал от меня взгляда, как будто пытался наверстать упущенное за двадцать лет.

Но стоило мне самому повернуться к нему – его резко начинали занимать мои ботинки, интереснейшая архитектура конюшни, овес и собственные ногти.

Когда мы закончили с Мракобесом и вошли в харчевню через парадный вход, я сперва подумал, что здесь был турнир с подушками. Весь этаж захватили перья и ярчайший белый цвет.

Опять летали разносчицы, опять едва поспевал работать Череп. Реми, довольный, меня едва не расцеловал. Крепко хлопнул по спине и прошипел на ухо:

– Черт возьми, Рей, я не знаю, как ты это делаешь, но они все пришли глянуть на тебя. Устроишь аншлаг еще хоть разок – будет премия.

И он показал двум десяткам ангелов большой палец.

Среди них я заметил и того русого, что заприметил еще на площади Покойных. Он на долю секунды вскинул брови и подозрительно привычно улыбнулся, но не ртом, а одними глазами. И не мне – Амато.

Тот с идеально ровной спиной, глядя никуда и всюду одновременно, подошел к его столу. Как на плаху, ей-богу.

Дрожащими руками он вынул из кармана талисман Феликса и аккуратно положил на стол.

Амато не стал дожидаться, пока мужчина сгребет украшение в карман – развернулся ко мне, но не успел сделать и шагу. Ангел порывисто вскочил, развернул Амато и прижал к себе. Я не видел лица последнего – только дрожащие руки.

Вот они зависли в воздухе, колеблясь. А вот они опустились на плечи собрата и Амато задрожал уже всем телом.

Ангел, похожий на Амато как две капли воды, гладил того по искалеченным плечам и что-то нашептывал на своем говоре.

Ангел поднял на меня до боли знакомые серые глаза и подмигнул.

– Посмотрим, что из этого всего выйдет, – шепнул я Реми.

И, попутно схватив свободных два кресла, приставил их к столу компании.

Ангелы учтиво переключились на Всеобщий, пускай и с жутким акцентом.

Рассказывали разомлевшему Амато, что изменилось на родных землях, что появились новые законы, сменилась мода, прибавилось магазинов.

– Появились новые п’епа’аты для ухода за пе’ями, – размашисто жестикулируя сообщил один из них.

Я поджал губы, сдерживая улыбку, но, видимо, для ангелов проблема перьев – очень даже весомая, потому что даже у Амато загорелись глаза.

– Наконец-то! Поздравляю!

– Тепе’ не надо мучиться, – кивнул пернатый.

– Не хочешь мучиться с к’ыльями – поступаешь методом Амато.

Когда смеялись ангелы, мы смеялись с них. Потому что если Амато еще научился имитировать человеческий смех, остальные шушукались, будто помесь мыши и совы.

Брат Амато (имя этого типа я так и не запомнил, собственно, как и настоящее имя Амато – длиннющее, да еще и состоит почти что из одних гласных) откинулся на кресле. Вернее попытался – наши сиденья сколачивались не для ангелов. Его крылья уперлись в спинку и все, что он смог – изменить градус сидения.

Кто из гостей нетерпеливее – перекинул крылья через спинку.

Вскоре разговор пошел свободнее и все чаще ангели сбивались и говорили на родном языке. Стоит сказать, довольно странном. Я ни разу не услышал буквы «р». Шипящие – пару раз. Зато гласные они пихали всюду, куда можно и нельзя.

Слово за слово, ангел рядом со мной принялся учить меня разговаривать на ангельском.

– Как, повтори? – мне казалось, он издевается.

– Оэииа, – он хихикнул с моего выражения лица.

Я даже не хотел знать, что это значит.

– А как на счет матов?

– Что это?

Амато, услышав нас, улыбнулся и на секунду наклонился ко мне:

– В ангельском нет таких слов.

Вскоре к нам спустился Мустафа. Увидев нас, невредимых, он буквально просиял от счастья.

– Малыш, – он похлопал Амато по спине и, мистическим образом умудрившись всунуть между нами еще один стул, плюхнулся рядом.

Когда ангелы опять вернулись к своим разговорам и остались только мы с Мустафой, он наклонился ко мне, касаясь грудью моего плеча, и интимно прошептал на ухо:

– Ты мне должен шесот серебрушек.

– Что?.. Эм, что? – невинно переспросил Амато.

В моей руке треснул бокал.

– Эй, Рей, не ломай добро! – послышался голос Реми. – С тебя две серебрушки.

Когда опустилась тьма, ангелы принялись собираться. Они оказались щедрыми на ребятами, – заметил я. И улыбнулся, представляя лицо Реми, когда тот будет пересчитывать чаевые. Все-таки стоит подумать о премиальных.

Вместе с ангелами мы отправились в главный храм. Амато уговаривал меня остаться.

– Нельзя тебе в храм, – он заправил мне прядь за ухо. – Ты все равно ничего не запомнишь.

Я перехватил его руку, когда он хотел поправить другую сторону прически.

– Я должен. Феликс был моим другом.

Кое-что я таки запомнил. Например, запомнил, как сравнивал ангелов Амато с нашими, Гильдонскими. Наши были мельче. И их фигуры казались… светлее, что ли? У всех белые волосы. Одежда тоже. Так уж требовала наша религия.

Порой и среди ангелов рождались брюнеты, но они стыдились это, как женщины – своей наготы. Они красили волосы, глаза заговаривали, чтобы разогнать меланин, всю жизнь пользовались отбеливающими масками.

Прибывшие ангелы казались естественнее. Из-под белой кольчуги могла выглянуть черная рубашка, а брюки так и вовсе у всех были цветные. Оттенки, правда, блеклые, но хоть так.

И вели они себя свободнее. Не стеснялись своего заразного смеха, обнимались, целовались.

И носили оружие, о чем наши и думать не могли.

После Реставрации я почти ничего не помнил. Стоило мне перешагнуть порог храма – и память как отбило.

Помню лишь какие-то зеленые свечения, ветер прямо в здании, и запах ладана.

Почему-то помню, как спросил брата Амато:

– Почему наши ангелы вам помогают?

– У нас ‘азная культу’а, но мы не в’аги. Мы помогаем д’уг д’угу если можем.

– И в этом ангелы умнее людей, – добавил Амато.

Я кивнул и заметил, что на словах Амато не причисляет себя ни к ангелам, ни к людям.

Пришел я в себя задолго после того, как вышел из храма. Во всяком случае, я уже лежал на груди Амато, а тот в свете канделябра читал очередную книгу.

– Как мы сюда попали?

Комната моя. Знакомые яркие обои – совсем не некромантские. И кровать тоже моя – с пурпурными одеялами и навесом в виде балдахина.

А я жил далеко от здания гильдии.

– Госпожа Мокрица рассказала, как добраться. А то кабинет Коршуна изрядно погромил.

Сперва я хотел рассмеяться со словосочетания «Госпожа Мокрица», но то, как Амато сказал о Феликсе, меня насторожило.

– Он? – я свесил ноги на ковер.

– Я никогда ничего не ломаю, – Амато выделил слово «никогда» и опустил книгу.

– А трещины на стеклянном шкафу?..

– Будет шишка.

Я притянул его за плечо. Тот вздохнул, отложив книгу, и поспешно сел передо мной.

Пальцами я легко прощупал его затылок. Уже шишка, чего уж там.

Амато одел одну из моих ночнушек. Немного висело на нем. Надо завтро помочь ему с вещами переехать ко мне.

Движимый мрачной догадкой, я обернул его спиной к себе и, приобняв, расстегнул все пуговицы. И ткань потянул вниз.

– О боги…

Я медленно ползал взглядом по его спине. Одни синяки да царапины.

– Я достаточно ловкий, так что серьезных ран нет.

– Ты самый ловкий.

Я как можно невесомее прошелся пальцами над повреждениями.

– Ты самый изворотливый.

Я повернул его подбородок к себе и поцеловал в краешек губ.

– Самый юркий.

Я наступил ногой за край его штанины и заставил Амато пересесть себе на колени. Черт, он реально воздушный.

От такого движения штаны легко сползли.

– Ты мой ангел.

Когда на нем совсем не осталось одежды, я придвинул канделябр ближе к нам и внимательнее всмотрелся в чужое тело.

– Жутко, правда?

Амато обнял себя за плечи и содрогнулся, когда я коснулся губами места, где должны были начинаться крылья. На уровне плечей из фарфоровой кожи торчали два почерневших отростка. Я видел – Амато старался не двигать ими, пока я смотрю, но он мог, и это действительно вызывало мурашки. Но не от остатков крыльев, нет. А от осознания, что пережил Амато, когда терял их. А терял ради большей цели.

Ради меня.

– Как они выглядели?

Амато не отвечал минуту. Я подумал – давит ком в горле.

Как вдруг из отростков потянулся фантом. Он тянулся и разрастался, как краска в воде. Обрастал перьями, тянулся вшись, ввысь, вдоль. Я удивленно вскинул брови.

– Русые?

– Правильнее сказать, коричневые. У брата, конечно, светлее.

Амато недоуменно покосился на меня, когда я засмеялся.

– Черт, на них даже узоры были.

Я провел пальцами по иллюзии. Амато позаботился и о ее тактильной составляющей. Перья на ощупь казались шелковистыми и упругими.

В одном месте я слишком сильно надавил на перо, и бородки с тихим шуршанием разошлись, порвав перо. Назад он не сцеплялись.

Амато, едва пряча улыбку, взглянул на меня притворно обиженно.

Я нежно взял кончик податливого крыла и оттянул в сторону, расправляя. Продолговатое и огромное, оно закрыло собой вид на всю комнату. А стоило Амато расправить два крыла по обе стороны от меня – я ощутил себя защищенным от всего мира. Здесь, среди перьев и коричневых узоров, хотелось остаться навсегда.

– Они великолепны, – я в последний раз провел щекой по перьям, прежде, чем иллюзия исчезла.

Без них Амато, казалось, уменьшился раза в три.

Тот грустно кивнул.

И я не нашел ничего лучше, чем схватить его за шею и обронить на матрас.

– Но знаешь, без них ты милее. Такой мелкий и домашний. И мой. Не улетишь.

Он взглянул на меня снизу вверх и улыбнулся так искренне и весело, как не улыбался никому прежде за два года. Я следил, я знаю.

Теперь он всецело принадлежал мне. Нежные улыбки – мои, серые глаза – мои, хриплый голос – мой; мои даже непонятные, запутанные мысли под русой копной – разумеется, тоже моей.

И я его. Всецело. Пусть забирает, мне не жалко – лишь бы держал при себе и никуда не отпускал.

Амато оказался солидарен с моими мыслями. Пометил шею, оцарапал лопатки. Впился в губы, будто в них заключалась сама суть жизни.

Жаркие поцелуи очень быстро вызывали томный жар. И взаимное возбуждение. Движения стали поспешнее. Амато запутывающимися пальцами расстегнул мои пуговицы. Отправил в полет рубашку. Там их нагнали штаны.

Даже подготовка – и та прошла импульсивно. Мы целовались много, очень много. Амато словно пытался растопить свой двадцатилетний холод. И ему удавалось.

Амато приподнялся, опираясь на мои плечи, и грациозно насадился сверху. Головка послушно исчезла в его теле.

Он вдруг резко остановился и закусил губу.

– Если больно или приятно – не смей молчать, – прошипел я.

Он уж слишком быстро кивнул.

Сменил позу – пододвинулся чуть ближе, сменил угол. И продолжил насаживаться.

На сей раз медленнее, зато увереннее.

Я вскинул бедра и от неожиданности он хрипло – как умеет только Амато – коротко вскрикнул.

На секунду мы замерли оба. А потом, кажется, Амато уловил кайф.

Приподнялся и опустился. Повторил движение. Войдя в ритм, он откинул голову и провел тонкой ладонью по моим волосам, шее, спине, груди – прямо напротив взбесившегося сердца.

– Че-е-ерт, – простонал он.

Я слегка прикусил кожу на его руке – та как раз покоилась на моем плече – и улыбнулся в нее.

Остановив движения, я опустил ангела на живот.

– Нет, не так, – проскулил он.

Конечно, так я видел шрамы. Но я хотел их видеть.

Я соскользнул вдоль спины Амато и потянулся руками к его ладоням. Наши пальцы переплелись.

– Так, – отрезал я, прикусил нежную кожу на шее и продолжил ритм.

Господи, как он извивался. Как он кричал. Надрывно, хрипло. Как жарко он шептал мое имя.

«Рей».

«Р-рей».

«Ре-э-э-эй…».

А я молчал. Только когда оргазм добил – выгнулся дугой, закрыв глаза, и прошептал так тихо, что не услышит ни один человек – только Амато:

– Ангел мой…