Текст книги "Ангел-хранитель (СИ)"
Автор книги: Лад Шоко
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– И все-таки, ты придурок, Рей, – продолжил наседать Феликс, когда тело мечника окончательно расслабилось . – Ладно, ты всегда был придурком. Но о своем голубке ты не подумал?
– Ему больше нет места среди мечников, – Мокрица сложила руки на груди.
Я всем телом дернулся, чтобы голова Амато упала мне на грудь. От сердца по жилам разлилось приятное тепло. И никто меня не заставит из-за этого чувствовать себя виноватым.
Я ответил как можно тверже:
– Выйди он за того ублюдка, вряд ли бы продолжил карьеру.
Феликс принял на руки Амато, пока я взбирался на Мракобеса, а потом помог мне примостить его безвольное тело рядом. Нда, ехать сегодня придется медленнее обычного.
Я оглянулся проверить коня Амато, но мечников уже и след простыл. Зато я поймал взглядом глаза Мокрицы. Я знал этот взгляд. Она прислушивалась к магическому фону, напрочь забыв о Феликсе. Тот, готовый ехать, уже поджидал ее у коня.
– Он странный, – женщина сощурилась, пуще прежнего натянув морщины на ее лице.
Серая рука потянулась к лицу Амато, и я как бы невзначай дернул поводья дернувшегося коня.
Но все же она понятливо кивнула и вернулась к коню Феликса.
Заклятье Мокрицы продержалось до нашего прибытия в город, так что Амато я заносил в здание Гильдии все так же на руках.
Я бы отвел его к себе домой, но тут его хоть приведут в порядок.
Это может показаться шуткой или оксюмороном, но среди некромантов добрая треть – профессиональные врачи. После гильдий травников и врачевателей мы были первыми в городе по качеству медицинских услуг. Правда, живой клиентуры это не прибавляло. Чаще на огонек залетали вампиры да зомби.
В гостинной, когда Мокрица исчезла, чтобы позвать дежурного медика, Феликс наклонился к моему уху и прошелестел так тихо, что доносились только отдельные звуки:
– Что почувствовала Мокрица?
– Ого, – протянул я, кладя безвольное тело Амато на диван. – Эта баба умеет чувствовать?
– Ты понял, о чем я, Рей.
Я замер.
Амато лежал невинно, словно ангел. Он далек от магии, в нем нет ее ни капли. Во всяком случае, все эти годы я так думал.
– Его магия… специфична, – его голос опять затих до шепота. – Амато – не человек, Рей. Он…
– Понятно! – оборвал я.
Феликс опешил, но говорить перестал. А я смотрел на лицо Амато, знакомое до последней морщинки, до боли и думал: как я не замечал его магии раньше?
Я же следил за каждым его движением.
– Как же ему удалось это скрыть? – Феликс словно прочел мои мысли.
Но я все равно его поправил.
– Неверная постановка вопроса. Насколько сильной была его мотивация, чтобы это скрыть? Зачем ему это?
Феликс дернул меня за шкварки и прижался своим пухлым носом к моему.
– Рей, если глава узнает – Амато вышвырнут. Таким не место среди некромантов.
– Если узнает, – я похлопал Феликса по спине так, как обычно делал он сам.
С лестницы мерно, словно волны, начали прибиваться звуки шагов.
Насторожившись, мы услышали бормотание Мокрицы и периодическое мугыканье одного из наших лучших медиков. Имя его, особенно с учетом профессии, звучало откровенно так себе – Коршун.
Откуда кличка эта взялась, мы не знали – она появилась задолго до нашего появления в Гильдии, если и вовсе не рождения.
– Никто не узнает, – прошипел я.
– А Мокрица?..
– Никто. Не. Узнает.
И дверь распахнулась. Коршун вошел вальяжно, как герой – в захваченный банк, а из-за его спины выглянула седая голова Мокрицы. Серые руки цепко держали коршуново добро.
– Так, так, так, – старик причмокнул и засеменил к Амато. Был Коршун стар, хром на обе ноги, и когда двигался, так сильно раскачивался, что, казалось, сейчас развалится.
А черные одеяния и талисманы – это уже для его имиджа. Порой нам, ребятам из гильдии, казалось, что даже проплешина – часть образа.
Но, несмотря на внешний вид и маразматические шуточки, дело свое Коршун знал и считался одним из самых опытных медиков в Гильдоне. Даже ребята из Гильдии Врачевателей порой были ему не ровня. И то, что сегодня его смена, – огромное везение для нас.
– Вот он какой, этот пресловутый голубок…
По мне в ужасе разбежались мурашки, но Коршун, увидев мое лицо, лишь хохотнул, и меня попустило – да он с меня просто стебется, старый хрен.
Мокрица тем временем всучила мне любимую чашу Коршуна с искусной резьбой снаружи и какой-то вонючей жижей внутри. А второй рукой она ткнула Феликсу в грудь саквояж с лекарствами.
Феликс почтительно кивнул старухе и вежливо принял ношу за ручку, тотчас едва не согнувшись пополам от ее веса.
Мокрица притворилась, что не расслышала витиеватых матов и немощно устроилась на диване, в ногах Амато. Нда-а, эти немощные еще нас переживут, отвечаю.
– Эй, голубушка.
Коршун похлопал Амато по щекам, разгоняя чары. Когда тот разлепил стеклянные глаза и едва слышно застонал, Коршун вслепую потянулся ко мне, и я вставил в его распахнутую ладонь кубок.
Тот приставил чашу ко рту пациента.
– До дна хлебай.
От запаха Амато на долю секунды скривился, но противиться не стал. Пока он послушно пил, Коршун придерживал его за затылок своей черной, когтистой лапой. В такой ситуации даже я бы струсил, не говоря уж о непривычном к такому ангеле.
Но чувства вина как не было, так и не будет.
С Амато сняли рубашку, обнажив остатки раны. Я приготовился поймать момент, когда тот обернется ко мне спиной, чтобы проверить свои догадки, но Амато, как на зло, прижался лопатками к спинке дивана.
Дальше Мокрица с Коршуном начали его осматривать и околдовывать. Попутно они о чем-то переговаривались, фигурировали кучей терминов, непонятными словами и в какой-то момент я засомневался, не перешли ли они на какой-нибудь другой язык.
Из того, что мы с Феликсом поняли, Сайлас – «рукожоп и кретин», Амато – «самоубийца и псих», про себя вообще промолчу. Но главное…
– Он пока перекантуется тутай. Два-три дня.
Амато побледнел. Но опять ничего не сказал. Видимо, о мастерстве Коршуна он наслышан, иначе просто бы сорвался.
Коршун напоследок колдонул что-то над раной, хмыкнул и, наконец, поднялся на ноги.
– Можешь ходить, но старайся не перенагружаться. Инструкции по поводу еды дам Рею – посидишь на диете месяцок.
И потеряв к Амато всякий интерес, они с Мокрицей собрали вещи, и защебетали с такой радостью, будто вовсе не осматривали раненого, а смотрели оперу. Коршун отобрал из дрожащих рук Феликса саквояж и, легко виляя им, удалился прочь.
Мокрица кивнула нам сивой головой, чтобы мы последовали за ней.
Феликс стрелой вылетел следом, оставив дверь раскачиваться.
А я не ступил и шагу – замер в полуобороте.
– Как ты себя чувствуешь?
Амато поднял на меня коричневатые из-за окружения глаза. В них не было ни злости, ни обиды, ни боли, но…
– Пожалуйста, Рей, уйдите.
Привычная фраза. Он всегда так заканчивал наши короткие разговоры. Правда, раньше это называлось «У меня дела» или «Я забыл потушить свечу дома».
– Можешь опять сказать, что живот болит, чего уж там.
Он с головой спрятался под одеялом. Мое сердце болело так, будто его сжал неумелый хирург во время прямого массажа.
Пол вечера Коршун объяснял мне, как правильно кормить Амато. Я не перечил, но мысленно поражался старику. Амато поживет в гильдии всего три дня, а дальше съедет – так не проще ли объяснять нам это все одновременно?
Коршун уступил Амато свой кабинет. Там специально для таких случаев была лежанка и кой-какая необходимая мебель.
Когда я на следующий день нес Амато завтрак, то готовил целую речь, излагающую вчерашний разговор.
Я остановился, прикидывая, как бы открыть дверь с подносом в руках, когда она вдруг раскрылась сама. Оттуда вылетел бугай с краснющим, как черешня, лицом.
Он бросил на меня яростный взгляд, будто я как минимум ограбил его дом и убил его собачку, после чего пронесся мимо, едва не сбив старательно приготовленную еду.
Уже запоздало я понял, что на его груди блестел значок с парой скрещенных мечей. А предводителя Гильдии Мечников, к слову, описывают именно бестактным бугаем.
– Амато?
Тот сидел, уткнувшись головой в колени. Волосы надежно прикрывали лицо.
Я тихонько поставил поднос на прикроватную тумбу.
Не дожидаясь, пока меня прогонят очередной отмазкой, поспешил удалиться, но меня остановил слабый, хрипловатый голос:
– Рей, можно мне книгу?
Уже волоча в комнату Коршуна стопку своих любимых романов, меня вдруг прошило осенение, что старик был прав. Мне действительно придется заботиться об Амато месяц.
Просто если ты состоишь в гильдии, в которой тебе часто приходится покидать город (а к таким относилась и аматина Гильдия Мечников), квартиру тебе выдавала она. Покидаешь гильдию – покидаешь квартиру. Забирают квартиру – живешь у друзей, родственноков и всячески выкручиваешься.
А я уже не уверен, что мечники остануться с Амато друзьями. Только почему это вызывает у меня радость? Когда я успел стать таким собственником?
Амато вежливо поблагодарил меня, взял самую верхнюю книгу и, не рассматривая, раскрыл. Когда я выходил, он покосился на меня и коротко кивнул в знак благодарности.
Я не сдержал улыбки. Раньше Амато на меня старался не смотреть.
Тем временем известие о дуэли и о том, что один из удачливейших мечников теперь в «лапах некромантов», буквально разожгло всю округу за один день. Так что в тот вечер, когда я вошел в здание гильдии, на меня свалилась какофония оглушительных криков, смеха и песен.
Буфетчик по прозвищу Череп (не некромант, а просто работник; а кликуха – для антуража) едва справлялся с заказами. Разносчицы в черных мантиях летали, точно бешенные (хотя «мантия» – слишком гордое название, как для полосочки ткани, едва прикрывавшей грудь, да то и дело обнажавшей ноги).
Скажу прямо – такой аншлаг у нас только во время больших праздников, когда в других заведениях попросту не хватает мест.
– Рей!
Ко мне подлетел Реми. Этот холеный мужичок – глава Гильдии Некромантов. И так этот толстяк любил бубнить и критиковать, что обычно с его пути старались убежать все, даже Коршун. Но сегодня же Реми буквально сиял детским восторгом.
– Мальчик мой, а мы тут тебя вспоминаем.
На меня то и дело бросали взоры: кто внаглую, кто украдкой. Я мимо воли сжался, а то уж совсем не по себе стало.
Реми отодвинул мне стул у центрального стола и представил меня гостям. Рядом со мной оказался неестественно бледный Амато.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил я, как только Реми переключился на разговор с каким-то шутом.
Тарелка Амато пустовала, в бокале – вода. Бедняга, видать, боялся нарушить диету.
– Слишком шумно.
Ответ я прочитал по губам – тихий голос Амато физически не пробивался через толщу смеха и криков.
Живыми нам от Реми не уйти, – мысленно прикинул я.
Я положил подбородок на пальцы, сплетенные замком, и, спрятав таким образом губы от взора гостей, пробормотал:
– Притворись, что потерял сознание.
Человеку этот звук не расслышать. Но Амато окончательно побелел и, закотив глаза, начал оседать.
– О, черт! – нарочно громко крикнул я.
– Святая могила, что с ним?
– Не знаю, – я, бережно поддерживая Амато за плечи, вышел из-за стола и аккуратно вытянул напарника-по-наглой-лжи из-за стола. – Коршун приказал ему вообще не вылезать из постели.
– О-о-ох, – Реми неловко потер шею и улыбнулся гостям, но тотчас взял себя в руки и более привычным тоном бросил, – говорить надо было! Чтож этот твой А… кхм, друг молчал, а?
И, как ни в чем не бывало, Реми вернулся к беседе.
Любопытные взгляды провели нас аж до лестницы, пока мы не скрылись на спасительном втором этаже.
Вход сюда строго воспрещен для всех, кроме некромантов, их друзей и клиентов.
Едва мы вышли на ровный пол, Амато бодренько вскинул голову, лучезарно улыбнулся удаляющемуся лучу света со стороны лестницы и похлопал меня по плечу, чтобы я его отпустил.
– Этот ваш глава гильдии точно справляется со своими обязанностями?
– У него трудный характер, но, поверь, именно поэтому он прекрасный предводитель.
– Хоть и…
Амато осекся и, пытаясь скрыть оплошность, ускорил шаг к двери, но я только хохотнул и закончил фразу за него:
– … человек он доставучий? Есть немного, да.
Амато отвернулся, но я успел увидеть мелькнувшую на нежно-розовых губах улыбку.
Незапертая дверь легко поддалась, обнажив кусок не застеленной лежанки и раскрытую почти на середине книгу.
А я не преминул воспользоваться успехом:
– Идешь со мной?
Амато непонятливо моргнул. Свет падал на него сбоку и его глаза, точно камни из горного хрусталя, просвечивались.
– Я не видел Феликса с нашей компанией внизу, так что, скорее всего, они в нескольких кварталах отсюда. Там у брата Феликса дом, и мы частенько сидим у него во дворе.
Амато отрицательно качнул головой:
– Книга очень интересная.
Я подошел ближе. Возможно, слишком близко, но Амато не отстранился.
– Давай. Там сад, прохладный воздух, розовое небо, красное вино.
– У меня диета.
– Немного вина даже полезно.
Амато наигранно надулся.
– А глава? Вы сказали ему, что я буду в своей постели.
– Ключи не дурак придумал. К тому же, Коршун запрещает Реми доставать больных. Объясняет это тем, что он умеет лечить исключительно физические недуги.
Амато фыркнул и перенес вес тела на одну ногу. Я отметил, что он расслабил ноги и повернул ступни в мою сторону – а это хороший знак.
– К тому же, если Коршун вернется, и они с Реми пересекутся, он все поймет и подыграет. Думаешь, мы первые сбегаем?
Серые глаза (на этот раз именно серые, без примесей других цветов) панично забегали, и я почти слышал, как под этой русой копной бегают мысли вроде: «Как бы еще отмазаться?»
– Ну как знаешь. Иди читай книгу, – я легко подтолкнул Амато в комнату и прикрыл за ним дверь. Почти прикрыл. Когда оставалась ма-а-аленькая щелочка, я припал к ней и злобно затараторил. – Убийцей окажется та знахарка из замка Грэгори, сам Грэгори умрет, а Аннушка выйдет замуж за Ричарда.
И захлопнул дверь, едва успев засечь, как в нее рассерженно летит подушка.
И все.
Из комнаты не донеслось больше ни звука.
Я, пробуя на вкус одновременно и радость, и разочарование, уж было направился к лестнице, как дверь распахнулась, и Амато громким шепотом позвал:
– Рэй, погодите!
Он, наспех переодетый, выскочил в коридор. Мое сердце там в груди, наверное, перевернулось кувырком. Я задорно закусил губу и затолкал Амато обратно в кабинет.
– Раз так, то вылезаем через окно, иным способом мимо Реми не проскочить, – все тем же шепотом ответил я.
Пока Амато закрывал дверь, я первым перелез через подоконник. Это окно выходило во внутренний дворик. Место закрытое, так что Реми нас не увидит, а товарищи – не выдадут.
Я встал на карниз и подал руку Амато, но тот, полушутя, хмыкнул, проигнорировал ее и в два счета спустился по сточной трубе сам.
В раной на животе. Без посторонней помощи. Легко, и даже изящно. А потом друзья утверждают, что Амато я идеализирую. Ну-ну. Посмотрели бы они на него сейчас. Но, как на зло, тот превращался в нечеловека, наверное, только в моем присутствии.
Я пожал плечами и, сгруппировавшись, попросту соскользнул вниз, приземлившись четко у ног Амато.
– И не жалко вам коленей?
– Наши колени поддаются некромантии, – подколол его я, проплывая мимо.
Он все понял, насупил светлые брови, но на «ты», по всей видимости, переходить и не думал. Вместо этого приземленно заметил:
– С пятнадцати футов не убьетесь.
За аркой нас ожидала шумная крикливая толпа. Меж бровей Амато нарисовался червяк-морщинка и я не сдержался – мягко коснулся его лба тыльной стороной пальцев.
Тот содрогнулся, но вместо того, чтобы привычно отступить, по-детски поднял брови под моими пальцами.
– Давно хотел спросить… Как вы выжили после того удара Сайласа?
Мы с Амато почти сразу растворились в человеческом потоке. Все улицы, на которых располагалось здания Гильдии Мечников, были на порядок тише.
Полагаю, именно с непривычки Амато фактически прижался ко мне плечом. Полагаю, но надеюсь, что все-таки по другой причине, да.
– Знаешь, Амато, некромантия – не только воскрешение трупов, – наклонился я к нему, пока мы шли. – Поверь, даже в ней случаются хорошие вещи. Порой даже красивые.
– Красивые?
– Знаешь, одна из наших некроманток однажды хотела сделать предложение возлюбленной. Та была из Зеленой Гильдии. Мы думали, тут дело гиблое, и ничего у нее не выйдет. А она смекнула взять обычную лилию и запустить цикл ее жизни по кругу. Короче, сделала цветок бессмертным. Подарила ее той флористке и пообещала, что ее любовь проживет столько же, сколько и эта лилия. Цветок стоит у них в квартире до сих пор.
Амато улыбнулся и опустил глаза.
С друзьями в тот день мы трындели о мелочах. О скидках в лавке талисманов, о прелестях знахарок, о лошадях и оружии. Феликс действительно оказался там – поприветствовал нас взмахом руки. Прибывших ребята приняли с удовольствием– даже Амато похлопали по спине, как своего.
Весь вечер я вдыхал запах Амато, подмечал краем глаза его редкие, но искренние улыбки, его короткие смешки после той или иной шутки.
Как опустилась утыканная точками фонарей тьма, и мы уже вставали из-за стола, Амато задрожал. На мой протянутый плащ лишь отрицательно махнул дрожащей рукой, а стоило мне набросить его на узкие плечи – молча отвернулся, наверняка, опять улыбаясь.
Когда я на следующий день принес ему завтрак, Амато, разумеется, читал.
Я открыл рот, чтобы поздороваться, как он выпалил:
– Только посмейте сказать хоть слово!
В его руках лежала уже новая книга и тоже наполовину прочитанная.
Я прыснул и примостился за столом Коршуна.
Амато последующие полчаса читал мне вслух. Я со злорадным удивлением обнаружил, что его дикция изрядно хромала. Слава богам, хоть в чем-то этот парень не идеален!
Я мог бы предложить почитать сам – в детстве не одну книгу прочел маме, пока та вязала, но вместо этого подло дождался, пока язык Амато окончательно свернется в морской узел, и предложил экскурсию по зданию.
И тогда Амато в который раз за последнее время удивил меня: дела резко пропали, живот выздоровел, все забытые свечки погасли и даже рана «совершенно точно не болит».
Более того, Амато, издевательски сощурившись, заявил, что хочет глянуть на тот гроб, в котором я сплю и воскрешаюсь.
Я закатил глаза и протянул ему руку, чтобы помочь подняться.
Здание делилось на два крыла. Одно – то, в котором ночевал Амато и решались все важные вопросы. Второе – аттракцион для туристов. Туда мы натаскали всякого барахла пострашнее (вроде черепа единорога и вечно живущей раффлезии). За вход мы брали серебрушку и с умным видом рассказывали об истории гильдии. Вообще-то Реми лет десять назад ее взял и создал, но для туристов наша секта живет и кудесничает уже три сотни лет.
Никакого обмана, только чистый расчет: и туристам интересно, и нам денежка. К тому же, некоторые вещи действительно представляли собой ценность.
– А это Перо Света.
Стекла отразило на лицо Амато часть света, но точно не оно было связано с блеском в его глазах. Белоснежный меч лежал на специальной подставке.
– Рукоять реставрирована, верно?
Я удивленно вскинул брови, но кивнул.
– Для боя не годится – узоры на рукояти плохие, будут мешать.
– Не скажи. Этот меч – накопитель магии. И если маг умеет таким пользоваться, узоры пропадают. Они – нечто наподобие посредника между плотью и железом. Считай, ты в пылу боя сумеешь пользоваться магией и не надо лезть куда-то, искать накопители. Порой такие мелочи очень спасают.
Амато любопытно наклонил голову, открыв фарфоровую шею. А мои мысли, без предупреждения умчались куда-то не туда.
– Им реально пользовались? – от интереса Амато чуть повысил голос, а когда он так делал, в нем прорезалась сексуальная хрипотца.
Я сглотнул и молча кивнул.
Амато заправил прядь за ухо и перешел к следующей витрине – там лежал осиновый кол. Юноша застыл, когда я спросил.
– А разве твой меч не был накопителем?
– С чего вы так решили?
С того, что в тебе есть магия, Амато, и лишь боги знают, почему ты это скрываешь.
Но вслух я ляпнул другое:
– Он слишком легкий, как для меча. Сколько он весит? Четверть фунта?
– Мой Бриз был сделан из особого металла.
– Алюминия? – фыркнул я. Амато молча отвернулся. А я спохватился только через минуту, – А почему «был»?
– У меня его забрали, – Амато опустил взгляд и при всем изобилии экспонатов уставился на ковер. – Я больше не имею права носить оружия, длиннее кухонного ножа.
Я не чувствовал укола вины. Совершенно. Мне плевать на это все. Но отчего же так паршиво?
– Амато, – шепнул я едва слышно. Подошел со спины. Поколебавшись, положил ладони на узкие плечи. – Что с тобой такое?
Тишина.
– Ты притворяешься человеком, хотя мы все знаем,что это не так. В Гильдоне ты слыл молчуном и занудой, а теперь готов развлекаться, несмотря на раны.Ты игнорируешь меня два года, но готов поставить на кон карьеру и здоровье, едва увидев меня напротив Сайласа. Что с тобой?
Амато мелко задрожал.
А я позволил себе мягко обхватить его за плечи и прижать к себе. Носом зарылся в шелковые волосы, наткнулся губами на желанную шею. Поцеловал сзади, на в седьмой шейный позвонок. Прихватил губами кожу над сонной артерией. Прикусил мочку уха.
– Ты можешь довериться мне.
Он откинул голову на мое плечо, потерся щекой. Взглянул на меня из-под светлых растрепанных волос. Взглянул грустно и даже отчаянно.
– Сайлас отличается особой жестокостью, Рей. Ты бы умирал несколько дней.
И выкрутился из моей хватки.
Уже по дороге к выходу ровным голосом попросил:
– Пожалуйста, Рей, на сегодня оставьте меня одного.
И дверь отсекла расстояние между нами.
Чем занять остаток дня, я без понятия. Обычно вечерами я либо упражнялся в магии, либо коротал время за столом с товарищами. Но сейчас в душе засела гадостная тоска.
В парке – в самом спокойном месте Гильдона – я напоролся на знакомую физиономию.
Но его груди уже не красовался значок с книгой и пафосно скрещенными перьями. Парня звали не то Грэгори, не то Гаральд, не то Альфред, не то Ян…
Я отвернулся, хоть, впрочем, тот наверняка тоже меня забыл. Но нет!
– Рэй, старина!
Черт. Я натянул улыбку.
– Привет… Давно не виделись.
Мужчина воодушевленно подплыл ко мне. Его одежда стала дороже и ярче.
– Много воды утекло. Слыхал, Амато перебрался к вам?
– Можно и так сказать.
Я ускорил шаг, но Грэгори-Гаральдо-Альфредо-Ян, по всей видимости, счел это за признак энтузиазма и радостно поддержал мою скорость.
– Не ожидал, не ожидал. Малыш Амато некромантов терпеть не мог.
Поняв, что оторваться он «доброго друга» не удастся, я уж слишком резко затормозил и хлопнулся на лавку. Тот наклонился рядом, помахал по деревянной поверхности невесть откуда взявшейся салфеткой и чинно сел строго на очищенное место.
– А как его искусство? Все еще мечом машет?
– Слушай… Эм…
– Мустафа, – услужливо подсказал собеседник.
Этот тип начинает меня пугать.
– Знаю, – соврал я. – Я сейчас не хочу о нем.
Зря я это сказал. Мою фразу Мустафа воспринял, как лошади – сигнал на скачках. Оказался он в превосходном расположении духа и не смыкался ни на секунду. Говорил о каких-то боевых ангелах в его городе, о жизни, о какой-то ерунде…
Через десять минут я решил дождаться паузы в монологе Мустафы и удрать. Через пятнадцать я начал проклинать болтливого собеседника, этот парк, этих орущих птичек и выпирающий из лавки гвоздь. Через двадцать – вспоминать таблицу умножения. Через тридцать пять – вспомнил.
–…А она мне: «Я знаю, что ты мне изменял». А я ж не изменял. Но не верит! Тогда я ей: «Ладно, дорогая, откуда ты знаешь?». «Услышала». Но ведь слухи до нашего города доходят медленно…
– Погоди, – пролепетал я сонно. – Как – медленно?
И зачем я это слушаю?
– Как бывший поэт и бард, мой друг, со всей достоверностью сообщаю, что у слухов тоже есть скорость. Например, из Гильдона до нашего города они доходят за неделю.
Внезапная волна адреналина разлилась от груди до ушей. Стало жарко.
– Мустафа, а где ты услышал о той дуэли… и об Амато?..
– У себя, в Белых Скалах, – пожал он плечами, обтянутыми дорогой накидкой.
– Но дуэль была всего три дня назад!
Он замер. И вылупился на меня, будто впервые видел.
– Три? Но это невозможно.
– Стой, а что ты говорил о тех ангелах? В самом начале?
Брови Мустафы встретились на переносице. А мое сердце, стало быть, переместилось в голову – во всяком случае, пульс в ушах гремел неестественно громко.
– Ангелы. Искали преступника. Тот спрятался среди людей. Но ангел с размахом крыльев три метра никогда не спрячется среди людей.
– …Если только не лишится крыльев.
Ключ повернулся в скважине, все шестеренки встали на свои места, механизм сработал.
Амато легкий. Амато светлый. Амато ловкий. У Амато странное телосложение. Амато чего-то очень боялся.
Амато два года игнорировал меня. Но я некромант, а некроманты чувствуют свет.
– Амато…
Я так не бегал с тех пор, как закончил Академию Темных наук. Мустафа, полагаю, и того дольше, но стоит отдать ему должное – почти не отставал.
Выбежав из парка, мы едва не столкнулись плечами.
– Туда, – крикнул Мустафа, заметив мерно поскакивающую лошадку с повозкой. Я в несколько прыжков догнал ее и выскочил на брусчатку перед ней. Послышались неистовые окрики кучера. Лошади всхрапнули и остановились.
– Вашу лошадь до площади Покойных, срочно!
Кучер – бородатый мужичок в летах, – одарил меня ленивым взором. Несмотря на сумбурность моей речи – понял.
– Триста серебрушек.
Воровство, чистой воды воровство, но мне плевать.
– По рукам.
– И еще столько же в залог.
Мое сердце ушло в пятки. У меня физически не было столько денег с собой. Подбежал Мустафа. Оперся о дно повозки, пытаясь отдышаться.
– Сто.
– Нет, триста, – мужичок показательно достал из-за пазухи трубку.
– Да кто в своем уме станет носить шестьсот серебряных в кармане?!
Мустафа, все еще красный от бега, выровнялся и полез в карман. Хотел было что-то сказать, но сбитое дыхание не позволило выдавить ни слова. Он вынул из кармана шесть золотых и махнул мне рукой.
– Потом отда… Отдашь.
Господи,и это человек, который считает, что «надо думать только о себе»? Я с благодарностью ему моргнул – улыбнуться сейчас просто не смог, – и, без помощи кучера отстегнул одного из коней, резвого жеребчика, от упряжки. Буквально залетев на коня, я поспешно тронул лошадь пятками, – и понеслась.
Несмотря на название, площадь Покойных была очень даже живой.
Люди самоубийцами шастали прямо на проезжей части под копытами скакунов.
Наверное, сегодня был очередной религиозный праздник. Люди, люди, их слишком много, людей этих! Все такие веселые, никому не грозит опасность. Еще и ангелы всюду шастают.
Стоп. Ангелы?! Они не наши! Я покосился на толпу крылатых посреди площади. Местные ангелы на порядок ниже и светлее. А эти даже кольчуги носили, хотя наши не одевали ничего плотнее тог.
Один из них заметил мой взгляд и улыбнулся, косо глядя на меня. Вышло лукаво. Прямо, как у Амато.
Едва я влетел в парадную дверь, как услышал окрик:
– Рей!
Я даже не глянул, кто – взлетел по лестнице, на второй этаж.
– Амато!
В кабинете Коршуна встрепенулась тонкая, почти хрупкая фигура.
– Амато, – я облегченно прислонился к косяку.
Кислород в легких резко исчерпался, и мое тело само согнулось пополам, хватая ртом колючий воздух, точно рыба на суше.
Надо мной прозвенело вредно:
– Хоть кто-то объяснит, что здесь произошло?
И второй раз за день я ощутил такой ужас.
Это был не Амато. Посреди кабинета стояла дежурная медсестра – Инга. Или Игла, как мы ее называли. Игла что по телосложению, что по характеру.
Но больше всего меня напугало другое.
Мы стояли посреди разгрома.
Книжка, которую читал Амато, разметалась несколькими частями по всей комнате. Диван лежал на спинке. По стеклянному шкафу кругами побежали трещинки – тут кого-то явно приложили головой.
Я взглянул на косяк, к которому прислонился, и отшатнулся: на нем красовался кровавый отпечаток ладони и глубокий след от меча – тут кто-то явно едва успел отдернуть руку от меча. Только у Амато нет меча.
– Еще в коридоре, – Игла равнодушно протянула мне подсвечник.
Хотя хрупкая Игла держала его одной рукой, подсвечник казался каким-то чересчур тяжелым. А свет в моих руках падал какой-то неровный, дрожащий.
Где-то от начала перил и до моих ног тянулся кровавый след. Жертва вцепилась в перила, пока ее отрывали и волокли.
Я проследил глазами след. Он проходил под моими ногами, в комнату – прямо к окну, из которого мы прыгали накануне.
========== Хранитель ==========
– И никто не пришел на помощь?
Господи, это мой голос? Осипший, отчаянный.
– Это произошло в течении пяти минут и под заклятьем бесшумности.
Инга скрестила руки. Я прокашлялся. Ткнул ей дрожащий подсвечник в руки и прошел по следу к окну. Строго на подоконнике след обрывался. Но запах Амато – цветочный, но ни с чем не сравнимый, я ощущал до сих пор.
– Их… Их еще можно выследить.
– Валяй.
Я успел заметить, как она пожала костлявыми плечами и пощелкала ногтиками, проверяя маникюр.
– Вели, чтобы мне отправили подмогу, а я пойду вперед.
Она нехотя оторвала взгляд от ногтиков и взглянула на меня своими глазами-колючками.
– Мы уже разослали поисковикам посыльных нетопырей, но никто не отвечает. Из поисковиков только ты.
Я грязно ругнулся.
– Подгони Мракобеса.
Игла хоть и дура дурой, но не ослушалась. Девушка вылетела в коридор, а я одним прыжком перепрыгнул через подоконник.
Теперь-то на энергии можно не экономить. Началась моя будничная работа. Я привычно усилил нюх.
Всего в комнате их было двое, и если пленника волок ангел – а я отчетливо улавливал именно ангельский запах, – то и летели они низко. Похититель направился прочь от площали. Над домами пролететь не мог, так что летел по улице. Но там много людей и полуживой заложник привлек бы внимание, а значит, тут он заклятье бесшумности сменил на кокон невидимости.
Куда этот ублюдок увлек Амато?
Лететь вниз по улице – к центру города – ему было без толку: слишком много людей, слишком далеко, а поддерживать и жертву, и магическую защиту он долго не сможет.
Значит, на север!
Слева от меня заржало и я, сконцентрировав энергию в ногах, прямо на ходу запрыгнул в седло.
Пока я ловил поводья, Мракобес азартно взглянул на меня своими черными глазами и бодро полетел по улице вверх.
Люди отскакивали перед Мракобесом, ругались, некоторые – напротив, шли себе неспешно. Таких Мракобес перепрыгивал, довольно похрапывая, когда слышал их брань вослед. Одна из дам бросила в нас помидор да только я заметил лишь промелькнувший мимо красный след.
Меня сейчас волновало другое. Три слога в имени, два обрезанных крыла и единственное, что мне ценно последние несколько лет.
Вскоре шумная светлая улочка сменилась высокими домами.
Копыта Мракобеса глухо клацали по мостовой. Эта часть Гильдона заселялось слабенько. Поговаривали о духе, который уж полвека не дает жить здесь честным людям. Всех совал то в петлю, то под нож, то в мясорубку.