Текст книги "Коснись меня дыханием леса (СИ)"
Автор книги: Lacysky
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== – Ночь костров – ==========
Древний лес шептал и пел тихие песни – про былое и грядущее, про вечный круг жизни, про гармонию мира и всего живого.
И меж высоких крепких стволов скользили тонкие фигурки его жриц. Их пальцы касались шершавой коры или земли у корней, а сами они, прикрыв глаза, слушали песнь, впитывая её в себя, как и первые дни весны.
Хранительницы души леса и его тишины.
В коричневатых ритуальных узорах, лёгких одеждах, невесомые, как видения на рассвете. Невидимки, после которых остаётся только след мшистого запаха и терпких трав.
В тот день Эдна, верховная жрица, смешивала воду из реки, капли крови и сбор трав.
Одна из её близкого круга неслышно вошла в небольшой дом, больше похожий на тёплое и уютное дупло.
– Лес предчувствует приход новой жизни.
– Как и каждый год, – кивнула Эдна, не отвлекаясь от своего дела. – Скоро ведь ночь костров.
– И придёт чужак.
– Правда? А я думала, они и так каждый год приходят. Многие ждут Обряд, когда мы впускаем любого странника в лес, а жрицы танцуют в свете костров.
– В этот раз что-то иное звучит в шорохах.
– Хм! Удивительно.
– Я думала, Верховной жрице должно проявлять больше уважения к лесу.
Эдна высыпала последние раскрошенные травы в чёрную миску и стала по очереди зажигать свечи. Она слушала лес долгие годы – сначала как юная послушница жриц, лишь обучаясь, но не понимая его толком.
Лишь восхищенная таинствами, к которым её допустили.
Потом с искренним интересом – после первой ступени посвящения. Каждый год – будто всё новое, не такое, как прежде, и лес наверняка скажет что-то особенное.
Ещё через несколько ступеней – со степенным спокойствием, внимая его голосу и просто принимая всё те же слова, что и каждый год.
Придут чужаки, будет ночь костров, крепче связь земли и неба.
Теперь же, уже несколько лет посвятив себя высшему служению, ей не надо было плутать среди стволов, чтобы узнать истину. Она хранила её внутри себя, бережно, как мать хранит своё дитя, пока носит его в себе.
Она воспринимала лес не как некое божество, что было свойственно хрупким девочкам с оленьими глазами, а как старого друга.
– Поверь мне, он прекрасно осведомлен о моём уважении к нему. Это всё?
– Нет. Лес просит вас вести Ночь костров.
Вот это действительно удивительно! Но Эдна и бровью не повела.
– Оставь меня. Прикрой как следует дверь, и пусть никто не входит, пока я не закончу.
– Двери Верховной жрицы никогда не запираются.
– Что-то много советов на одно утро, не находишь? А ещё слову жрицы покорны все обитатели леса.
– Кроме друидов.
– Кроме друидов. Иди же.
Эдна подумала, что надо запомнить эту девочку – в ней есть упрямство и смелость, раз она возражала даже ей. Но сейчас – стоило узнать, действительно ли лес просит то, что слышали жрицы.
Ночь полнилась кострами, музыкой и ритмичным стуком барабанов.
Обычно недружелюбный и закрытый от всех лес обходили стороной – владения колдуний и странной магии, в нём легко заплутать и не вернуться обратно.
Но все любили ночь костров, и ни один путник не блуждал. Можно подсесть к любому костру, кто-нибудь обязательно нальёт пряного горячего вина, сладкого, с толикой дурманящих трав.
Кто посмелее – прыгал через огромные костры, другие плясали, а можно было и просто стоять в стороне, прислонившись к дереву и наблюдая за праздником.
Монгво так и делал.
В деревне на границе с лесом только и разговоров что про эту ночь. Священники пытались вразумить погрязших в суевериях обывателей, но терпели крах. Даже самые верные из их паствы покидали с приходом сумерек свои дома и тянулись в сторону леса.
Отовсюду доносился смех, шуршали ветви кустов, когда первые пары, разогретые вином и желанием, уединялись подальше от шумного праздника.
Он никогда не бывал в этих краях, и сейчас таинственный лес, чья дурная слава гремела во всех землях, не внушал ни капли ужаса.
Монгво допил вино и ощутил лёгкое головокружение.
Ему казалось, барабаны бьют в унисон с его сердцем, и так и тянет ближе к ним, к всполохам искр и тонким жрицам, чьи лица сегодня разрисованы тёмно-зелёными узорами.
Было нечто завораживающее в том, что творилось вокруг.
– Ты чувствуешь это.
Монгво обернулся, удивленный, что его застали врасплох. Рядом стояла женщина, в одной простой тунике, невысокая, она сначала показалась совсем девочкой, но в то же время в ней ощущалось спокойное достоинство.
– Не уверен, что понимаю.
– Ритм. Дыхание. Удары сердца.
– Просто барабаны стучат.
– О, нет! Это нечто большее. Идём.
Её ладонь была тёплой, когда незнакомка легонько взяла его за запястье и потянула за собой к одному из костров.
Монгво легко мог бы сбросить её руку со своей, остаться в одиночестве в полумраке, но чем ближе они подходили к огню, тем яростнее отзывались барабаны у него внутри.
В той крови, что однажды смешалась с соком чёрного дерева.
Они вступили в круг света и влились в змейку танцующих. Под ногами пружинила земля, мелькали лица, а дым от костра пах чем-то сладковатым и притягательным.
Змейка распалась, и Монгво сам не заметил, как подхватил одну из девушек, которая льнула к нему так, что он ощущал тепло её тела сквозь рубаху, её поцелуй горчил мёдом, она порхала вокруг него, кружа в танце.
Выше вились костры, громче барабаны.
Кто-то мазнул его по щеке кровью и протянул ещё одну чашу вина, и Монгво рухнул на ближайший поваленный ствол, заменяющий скамью у костра.
– Тебя пометили для охоты, – поделился рядом паренек с такой же полосой на лбу.
– Какой охоты?
– О, ты даже не знаешь, что здесь творится?
– Я первый раз в этих землях.
– Скоро объявят охоту на священного оленя. У тебя будет только нож или одна стрела – на выбор.
– Зачем мне убивать оленя?
– Стать первым охотником – и окропить его кровью землю нового круга жизни.
– И чем это поможет?
Парень посмотрел на него, как на умалишенного, и презрительно фыркнул.
Монгво кривил душой. О таком обычае он слышал, но никогда не доводилось участвовать, хотя в его родных землях тоже праздновали эту ночь. А потом летом справляли свадьбы и ждали нового поколения.
Но Монгво не охотник – он колдун.
– А кто сегодня ведёт ночь? – спросил другой.
– Говорят, сама Верховная жрица.
– Большая честь для того, кому повезёт в охоте.
Монгво только слушал, лёжа на спине – земля на удивление не казалась холодной. От жара огней, тепла весенней ночи и вина он чувствовал себя опьяневшим – не как от хмеля, а как бывает, когда вокруг кутерьма и веселье, которое захватывает с головой.
Барабаны били – и Монгво ощутил приятный трепет. Предвкушение.
Говорят, новичкам везёт.
Или – чужакам, чья кровь отравлена много лет назад.
Эдна ждала в круге жриц.
Это не та первая ночь, которую она пережила так давно, будучи ещё совсем девчонкой, не знавшей прикосновения мужчины. Тогда она и боялась, и жаждала этого, обуреваемая сладостным предвкушением и в то же время страхом.
Она плохо помнила ту ночь, как и лицо охотника, только усталость и тяготу внутри.
Тот год оказался тяжёлым – ночь не дала дитя.
И теперь Эдна ощущала затаенную обеспокоенность жриц вокруг, чьи мысли легко читались.
Уже не так молода.
Разве ей пристало?
Почему не я?
Но голос леса непреклонен, а вместе с ним и воля Верховной жрицы.
На её плечах покоились руки жриц, а босые стопы ощущали вибрации земли – бег быстроногих оленей, ритм барабанов и танцев у костров, ловкие и быстрые движения охотников.
Прикрыв глаза, она покачивалась в такт этим звукам, впитывая энергию и отдавая собственное дыхание взамен. Она – Верховная жрица леса, продолжение его корней и ветвей, ночные вздохи птиц и огоньки светлячков.
Охота подходила к концу – и Эдна уже знала, кто первым пустит стрелу.
– Пора, – кивнула она.
Жрицы отпустили её, и каждая даровала своё благословение будь то простенькое заклинание удачи, замшевый браслет или капля крови. Всё вилось вокруг и питало лес, древний обряд, повторяемый год за годом. Одновременно и честь, и обязанность.
Эдна шла к месту пира во славу охотника, и другие уступали ей дорогу, преклоняя колено или просто склонив голову.
– Нынче ты – Великий охотник, – её негромкий голос вплетался в общий ритм. – И я – Великая жрица.
Также, как и много лет назад, она не видела чётко лица, вместо него некое видение маски Охотника.
Только чувствовала тяжесть его рук на своих плечах и лёгкость, когда он подхватил её и понёс в сторону хижины, указанную другими жрицами.
Здесь уже был жарко растоплен очаг – сейчас от него душно, но к утру будет в самый раз.
Эдна распустила завязки туники и скинула её на пол.
Чужак, принявший облик охотника, пах свежей кровью и яростью, которая забрала первую невинную жизнь этого круга. Его ласки были одновременно и требовательными, и нежными, и капельки пота блестели на разгоряченной смуглой коже.
Водя по его телу пальцами, она ощущала под ними загрубевшие шрамы, а внутри – что-то терпкое, отзывающееся лесу в ней самой.
Он очерчивал сложные узоры, покрывающие её кожу, ласкал грудь, рисовал линии от живота и ниже, пока Эдна не потерялась в его прикосновениях и не притянула его требовательно к себе.
Он – Охотник, отнимающий жизнь.
Она – Жрица, что даёт жизнь.
Они двигались в ритм барабанов, в жаре огня и запахе лесных трав. Ничто не было важным, только обряд – древний, как сама земля.
За стенами хижины шелестел лес, и каждый в ту ночь чувствовал его дыхание на коже.
А с рассветом тлели угли, а уставшие и разморенные гости праздника кутались в тёплые меха и погружались в сладостные сны под кронами старых деревьев.
Монгво не может дышать от боли.
Он чувствует каждый болт в теле, который пригвоздил его к шершавому дереву, и каждая такая точка – испепеляющая и медленная пытка. Кажется, внутри полыхает пожар, и от него плавятся сами кости.
А от сладкого дурмана воскурений болит голова и жутко мутит.
Сколько он так провёл времени? Часы, дни? Одна только мутная пелена боли и чьи-то голоса вдалеке.
– Он выдержит.
– Не думаю. Священный огонь не принимает его. Скверна слишком сильна.
– Может, стоит дать ещё времени?
– Снимайте. Я не намерен больше тратить драгоценные снадобья на неугодного богам. Дикий народ, дикие земли.
Монгво не особо понимает, только надеется, что боль закончится. И когда его снимают с алтаря, он хватается за свой же пыточный столб, чтобы не упасть. Не видит лиц – лишь статную фигуру мужчины в тёмно-фиолетовой рясе священника.
– Зря только проделали такой путь. А ведь все признаки были… но он испорчен.
– Что прикажете делать с мальчишкой?
– Поставьте клеймо неугодного – отныне ему запрещена любая работа при Храме. Если он вообще выживет.
Монгво запоминает голос – всё, что у него есть. Он думал, уже всё знает о боли.
Но раскаленное железо вонзается в кожу яростным огнём.
Монгво рвётся из хватки крепких рук. И кричит.
Монгво закричал и вскочил на постели.
Ему давно не снилось детство, почему же именно сейчас? И именно то воспоминание, которое он так хотел бы забыть?
От усталости после диковатой ночи ломило тело, хотелось пить. Накинув штаны с рубашкой, Монгво поднялся и вышел из небольшой хижины, хитро втиснутой между двумя деревьями так, что со стороны и незаметно.
На низком стульчике сидела та самая незнакомка. Её волнистые длинные волосы рассыпались по спине и плечам, а тонкая туника едва доставала до середины бедра.
Вино у костров, дикая пляска, метка кровью, охота, которая разбередила душу, и едва ли не звериная страсть. Всё смешалось.
Голос казался слегка хриплым спросонья и от сухости в горле:
– Доброе утро.
– Доброе утро. Ты кричал.
– Дурные сны.
– Хм. После Обряда не рекомендуют сытную пищу, так что я приготовила бодрящий чай. Можно добавить немного молока. А ручей в той стороне.
Действительно, никакого аппетита не было, так что Монгво последовал указанию тонкой руки и дошёл до ручья. Прохладная прозрачная вода приятно освежала и помогла смахнуть дурман кошмара.
Ещё некоторое время Монгво просто сидел на берегу, вдыхая утренний лесной воздух.
Какой морок на него нашёл вчера? Что за дурные мысли – устроить охоту на оленя?
Всё путалось – где явь, а где видения. Что из того, что он помнит, случилось на самом деле?
Вернувшись, Монгво устроился на пне рядом с жрицей. На её лице блуждала полуулыбка, а во всём облике сквозило умиротворение. Как и ночью, она казалась хрупкой девушкой, только вступившей в зрелый возраст, но взгляд был иным. Мудрым и спокойным.
– Я Эдна, Верховная жрица леса.
– Монгво.
Она протянула ему чашу с отваром и, чуть склонив набок, наблюдала, как он пьёт.
– Я слышала о тебе. Отреченный Монгво – об этом говорит и твоя метка на плече.
– Слухами земля полнится.
– Если знать, как слушать. Что тебя привело в земли к границе древнего леса?
Монгво пожал плечами, не собираясь откровенничать. Что бы ни было прошлой ночью, вряд ли он должен какие-либо объяснения или подробную историю детства.
Но Эдну, казалось, его ответ и не особо волновал.
Обхватив пиалу узкими ладошками со следами ритуальной краски, она пила чай маленькими глотками и явно наслаждалась миром вокруг. Солнце давно взошло, но здесь, под переплетением крон деревьев, в лесной прохладе царил приятный неяркий свет.
– Ты поможешь мне сегодня с кормушками для птиц.
Звучало, как утверждение, а не вопрос, и Монгво нахмурился.
– Не думаю, что задержусь здесь надолго.
– Я тебя и не держу. Лишь прошу помочь с кормушками.
– Звучало, как приказ.
Эдна рассмеялась – и этот звук, негромкий, но приятный, оказался убедительнее прочих слов. В конце концов, у него сейчас не было заказов, только собственная дорожка, а один-два дня задержки не повредят.
Тем более, усталость после Обряда скорее помешает, чем поможет.
Казалось, время здесь текло немного иначе. Те же восходы и закаты, но во всей лесной жизни сквозила неторопливость, будто в распоряжении ещё целая вечность.
Это было похоже на лёгкое забвение, но Монгво не хотел поддаваться такому мороку.
Эдна знакомила его с лесом. С хижинами в ветвях деревьев, куда ловко забирались жрицы, с уходом за ранеными животными, с тем, как лучше врачевать те или иные раны.
– Верховная жрица, на южной границе леса какое-то беспокойство.
– Отправьте разведчиков.
– Звери тревожатся.
– Тогда готовь всё для гадания. Я буду слушать лес.
Для Монгво всё казалось загадочным и чужим, хотя с магией он сталкивался в своей жизни часто, как и с её следами. Но здесь… он мог поклясться, что и сам ощущал, как дышит лес.
К вечеру Эдна исчезла, оставив его в хижине одного и пообещав вскоре вернуться.
Монгво занялся очагом – ночи ещё были холодны, а к утру и вовсе можно было замёрзнуть.
Он не помнил, когда последний раз занимался вот так в чьём-то доме. Вся его жизнь – странствия в никуда. Только однажды он хотел бы найти того священника, чей голос не давал уснуть и напоминал о боли и смерти.
Эдна вернулась ближе к полуночи после того, как укрепляла заклинания морока на границе, где росли раскидистые дубы. У жриц был договор с местными правителями по добыче древесины, и они уже своё получили в последнем цикле.
Монгво мирно спал среди шкур. Тёмно-рыжие волосы растрепались, а на скулах даже в полумраке белели мелкие точки, нанесенные явно в каком-то ритуале. И такие же линии покрывали левое плечо.
Эдна слышала о нём. Монгво из дальних степных земель. Говорили, он владеет знаниями о неведомых травах и ядах, умеет обращаться в животных и вызнавать точки магии.
Но сейчас он ей напоминал сонного филина: расслабленный, в белых узорах, взъерошенный и ещё с диким духом прошлой ночи. Его кожа была горячее обычной, когда Эдна скользнула к нему.
Она не стала его будить – но лишь слушала в тишине мерное биение его сердца.
И не заметила, как сама задремала, чтобы проснуться от крика.
Монгво метался во сне и никак не хотел просыпаться.
– Проснись!
Эдна брызнула ему в лицо холодной водой, а потом положила ладони ему на глаза, отгоняя злые видения из-под тонкой кожи век.
– Вернись из прошлого, – шепнула она, призывая дыхание леса и его покой.
Монгво постепенно затих и больше не просыпался до самого утра.
– Мне пора уезжать.
– Конечно. Разве тебя здесь кто-то держит?
– Думал, я навеки твой пленник.
– Ты пробыл… достаточно. Иначе лес начнёт влиять на тебя. Он не создан для простых смертных.
– Мне понравилось быть твоим охотником.
Эдна улыбнулась и поцеловала его в узор под ключицей, похожий на тонкий месяц.
– Я рада, что ты забрёл в мой лес.
В ночь перед его отъездом она рассыпала костяные руны на старом пне и жгла тяжёлые травы, с которыми приходили мутные видения.
А наутро шепнула Монгво:
– Священник Калмэй. Запомни. Вот кто тебе нужен.
Монгво серьёзно кивнул и, не тратя больше пустых слов, ступил на тропинку. Эдна не грустила о его уходе – это тоже ещё один круг. Только долго провожала взглядом, пока он не исчез за деревьями.
И вскоре узнала, что лес был благосклонен к ним – теперь она даст жизнь.
========== – Сердцевина – ==========
Отец часто твердил, что месть отравляет сердцевину человека.
Монгво однажды спросил:
– Ты хочешь сказать, сердце?
– Нет, маленький охотник. Может, кто-то назовёт это душой. Но я так скажу – она есть в каждом. Без неё не человек, а сухая ломкая ветка. А порой пустоту заполняет гниль.
Его отец был умелым и удачливым охотником, и Монгво, хоть и с интересом учился у отца, вечерами чаще садился рядом со старцами, рядом с которыми дым костра взвивался в причудливые узоры и рассказывал целые истории.
Когда гордый Монгво только-только получил белые линии после первой охоты, в их земли пришли священники со своими обрядами и ритуалами. И армией. Они говорили о суровых богах, о дарах, покаянии и о скверне, что поселилась в душах степного народа – а на самом деле, желали лишь новых земель и верили, что в земле скрыты сокровища.
Страшнее всего было то, что священники забирали детей и прогоняли через благословение священного огня.
И если ветвь племени отдавала ребёнка, священники забирали только его и не трогали других.
Отец Монгво, уже став главой своей ветви, отказался отдать старшего сына.
Священники ушли.
А ранним утром вернулись с армией, чтобы сжечь всё поселение в знак своей власти и силы благословения богов. А Монгво бросили на алтарь вместе ещё с несколькими другими детьми, младше него.
Отец говорил, что душа охотника – это тоже сердцевина. И когда он получает свои первые линии и точки, то древний охотник пробуждается внутри.
Священники же считали, что Монгво уже осквернен, но жаждали доказать, что даже из него можно вытравить зло.
Под жарким солнцем он чувствовал, как вместе с кровью мешается сок чёрного священного дерева, как тот течёт под кожей и жалит изнутри подобно рою пчёл.
Боги не приняли сына Лунного Филина, но, словно в насмешку, одарили колдовством. Раны Монгво затянулись быстро, а сок чёрного дерева питал его, давал выносливость и терпение.
Монгво больше не был охотником. Его сердцевина – колдовство на чёрной крови, дрожь новых источников под ладонями, узоры дыма в фиолетовых кострах от порошков и видения грядущего.
Монгво странствовал, нигде не задерживаясь подолгу, но всё больше обучаясь науке колдовства.
И все годы его преследовал сухой голос священника, который говорил про скверну.
Терпение – первое, чему учат колдунов.
Магии некуда торопиться, даже в быстрых заклинаниях. Поспешишь – и собьёшься. Но терпение не значит безделье. Поэтому свой дорожку к гнилому сердцу священника Монгво выстраивал долго.
Священник Калмэй слыл скрытным и жёстким и уже несколько лет возглавлял Храм. И чем дальше, тем больше притеснял колдунов. Пока его жаркие проповеди про дивный новый мир оседали в душах простого народа, колдуны теряли магические источники один за другим.
По воле богов, конечно.
Те иссушались и редели, а колдуны теряли силу – вместе с ней и жизнь.
Может, священный огонь и мог искоренять скверну, но не помогал, когда на одно из королевств напала чёрная лихорадка, которая косила деревни одну за другой.
Монгво был одним из немногих, кто мог ещё чувствовать источники и подчинять их дикую силу, отдавая взамен капли жизни. Не то, чтобы он дорожил ею, всегда считая себя перышком, которое гонит ветер по дорогам мира, ему не за что было цепляться в этой жизни. Или, может, не хотел – слишком больно было вспоминать о семье, которую однажды потерял.
Только порой мыслями снова и снова возвращался к лесу и ночи костров, которая снилась вместо густых и тёмных кошмаров. Редко, но живыми видениями. Он видел улыбку Эдны, слышал её тихое пение – для кого-то.
Пожалуй, из всех мест, куда тянулась его измотанная странствиями душа, оказался зачарованный лес с его жрицами в коричневатых рисунках ритуальной краски.
И вскоре такой шанс представился.
– Нам нужен этот источник.
– Он в заповедном лесу. Под властью жриц и друидов.
– Я прекрасно это знаю. Кажется, ты там однажды уже был?
Монгво предпочёл не отвечать, а выждать продолжения мысли. За его немногословность и некоторую холодность многие его считали отстраненным и даже равнодушным. Хотя он сам просто не видела смысла тратить лишние слова.
Агнус, королевский колдун, склонился над картой с отметками источников, барабаня в задумчивости пальцами по столу. Сухой, в пропыленных одеждах, он сам недавно вернулся из соседних земель, и никогда не чурался сам работать с источниками.
Они были знакомы уже много лет, но всё-таки пока Монгво метался перелетной птицей между разными землями, Агнус предпочитал держаться на одном месте. И именно он в итоге объединял сейчас всех колдунов.
Границы королевства таяли под огнём богов, а сами священники объявили войну.
Во имя веры. То ли им было мало, то ли за ним стояли иноземные правители, которые хотели покорить чудесный край.
Жрицы стали всё больше закрываться, и пустили бы далеко не каждого к себе.
– Помеченный охотник…. как думаешь, у тебя есть шансы?
– Я не уверен, что жрицы пустят нас к источнику. Но я попробую.
– Напомни им, что даже лес можно уничтожить. Священники хотят объединить земли единой верой, и зачарованный лес – не исключение.
– Я сделаю всё, что в моих силах.
Монгво дождался ночи костров, до которой оставалось не так долго, чтобы вместе с другими гостями войти в лес.
Несколько источников, найденных на северной границе, въелись под кожу ледяным дыханием и прозрачным холодом, который пронзал до костей. Ему до сих пор ночами казалось, что его трясёт от холода, а над ним – толстый слой снега.
Так что хотелось греться у костров. Немного растрепанный, закутанный в тёплый плащ, он верил, что походил сейчас на ночного филина, сына своего отца.
И теперь, сливаясь с отсветами от пламени, среди ритмов барабанов, Монгво с наслаждением прогревался и действительно возвращался к жизни.
К колкому теплу в ладонях, к ощущениям разгоряченной крови.
И отчего-то его манило вглубь леса. Где тише костры и музыка, только шёпот ветра в листьях.
К самой сердцевине.
Монгво ступал тихо, чтобы не спугнуть случайно кого-нибудь и успеть свернуть в сторону. Ему нравилась тишь и сумрак леса, а вскоре мелькнул знакомый домик Эдны.
Он уже сделал шаг вперёд, как она сама выскользнула из дома к маленькому костерку среди круга камней.
И Монгво вдруг ощутил какую-то ребяческую растерянность. Или почувствовал себя неразумным мальчишкой, забравшимся в чужое селение. На миг в душе мелькнуло сомнение, стоило ли тревожить её в такую ночь.
Но он сам не ожидал, что найдёт её так быстро… и не у больших костров.
– Эдна, – позвал он негромко.
– А, великий охотник!
– Прости, что помешал…
– Глупости какие! Садись-ка ближе к огню.
– Сегодня никакого обряда?
– О, нет!
И ему показалось, она усмехнулась. В ней что-то неуловимо изменилось с их последней встречи. Движения перестали быть такими резкими, а сама она слегка мечтательно смотрела вдаль – где за крепкими стволами мелькали огни.
Усевшись у костерка в круге камней, Монгво невольно вспомнил, как в детстве также подсаживался к мудрецам и слушал их длинные разговоры о луне и звёздах, о жизни и смерти.
Эдна села рядом, и их плечи легонько соприкасались.
– Ты нашёл то, что искал?
– Ещё нет. К священнику не так просто подобраться. Но сейчас я помогаю колдунам искать источники и сохранять магию. Священники вещают о новых временах, которые мне не нравятся. В них есть что-то… пустое.
– Хм. У них свои боги. Чего не понимают священники – что мир велик для всех.
– Или просто хотят власти.
Эдна лишь кивнула, а потом достала из поясной сумки тонкую флейту, и хрупкая мелодия взвилась в небо. А когда закончила, Монгво перехватил её тонкие руки и забрал флейту, не сводя с неё пристального взгляда.
Он ощущал спокойствие рядом с ней. Как от встречи со старым другом – когда неважно, сколько вы не виделись, всегда можно продолжить разговор с последней фразы.
Может, потому что оба были отчасти похожи – держались в стороне от других, с грузом в сердце и ощущением дыхания мира и старой магии под рёбрами.
– У моего народа были такие вечера, когда девушки выбирали себе мужчину. И каждый старался превзойти другого. Мать когда-то учила меня…. ну-ка.
Монгво внутри немного робел, но, конечно, вида не подал, правда, и хватило его ненадолго – музыка точно не его, а все уроки давно забыты.
– У тебя получается отвратительно, – хихикнула Эдна, покачивая чашей с вином.
– Куда мне до Великой жрицы!
– Да уж. А у жриц вообще нет мужей. Наш мирок слишком уединенный и закрытый от других, чтобы оставаться здесь надолго. Друиды… весьма своеобразны.
– Слышишь? Барабаны стучат? Но ты сейчас здесь.
– Да. Сама не знаю, почему, но мне даже немного грустно. Или просто при звуке барабанов меня тянет танцевать.
Монгво поднялся и протянул руку Эдне.
– Потанцуй со мной, пока бьют барабаны.
В этот раз – медленно и не спеша, без дикого хмеля охоты.
Монгво с удивлением смотрел на крохотного мальчика, сейчас мирно спящего в колыбельке.
Его сердце билось немного яростнее и с каким-то трепетом. Кто бы мог подумать, что колдун, покоривший не один источник, отвергнутый богами, может вот так теряться при виде крохотных пальчиков.
– Говорят, у вас не бывает детей.
– Не каждый год. И… давно не было, да. К тому же, ты бы и не узнал – мы привыкли воспитывать своих дочерей сами.
– Но не сыновей?
Эдна с грустью вздохнула и отошла от кроватки, в которой мирно спал их сын.
– Жрицы редко рожают сыновей. И обычно их забирают друиды. Но не в этот раз. Видишь ли… даже нас считают не совсем людьми, а миражами. Друиды же… порой идёшь по лесу и не знаешь, – это старый дуб или один из них. А порой они окропляют детской кровью корни деревьев.
Монгво смотрел на Эдну и видел её напряженные плечи, поджатые уголки губ и печаль в глазах. Он легко мог представить, как она отстаивала своё право перед древними хранителями леса, твёрдо и уверенно, не давая самой себе право усомниться.
А ещё он помнил, как отец всегда защищал их от любых напастей, а мама в непогоду рассказывала старые сказки. Даже сейчас, прикрыв глаза, ему казалось, он слышит её спокойный голос, чувствует тепло младшего брата и дыхание сестрёнки на затылке.
Эдна – Верховная жрица, рядом с которой нет никого.
Только хрупкая детская душа.
Монгво понятия не имел, что делать с годовалым малышом, но знал, что не хотел их оставлять одних.
А ещё – кто знает – что передалось тому по наследству крови.
Эдна впервые за этот год спала без тревог.
Сначала её донимала слабость и недуг, так что она злилась на саму себя и продолжала вести дела, как ни в чём не бывало.
А когда она узнала, что будет сын, то начались долгие и заунывные споры с друидами.
Эдна отлично понимала, что мальчику нужен отец, но точно была против друидов в такой роли. И отголоски её тревоги передавались и лесу, а тот насылал тревожные видения, от которых не спалось и малышу.
Так что к этой ночи костров она чувствовала себя вымотанной и уставшей.
Но так не положено Верховной жрице. Не показывать слабость или волнение, если это не связано с лесом и его заботами.
Так что Эдна проснулась с некоторым удивлением – давно не чувствовала себя такой отдохнувшей. Монгво беседовал с молодой жрицей перед домиком, та держала на руках малыша и внимательно слушала.
Было в нём что-то… сдержанно-спокойное.
Ступая босыми ногами по дощатому полу, Эдна вышла на свежий воздух и дождалась, пока они не останутся вдвоём, а малыш – в колыбельке под деревьями.
– Ты ведь пришёл не просто так.
Кажется, на лице Монгво мелькнуло виноватое выражение, но Эдна вовсе не расстроилась – она была наслышана о войне колдунов и священников. А лес хранил много тайн.
– Ты чувствуешь источник в лесу, ведь так?
– Да. Это как…. пульсация в крови. Медленная, но ритмичная.
– Понимаю. Но я не пропущу тебя к нему.
– Эдна…
– Нет, послушай. Здесь всё живое. Думаешь, лес вокруг тебя – всё, за что я в ответе? Лес – это куда большее. Это линии корней под землёй, ветер в кронах, который несётся по всему миру. Мы храним этот лес, потому что он – сердце всех лесов. Их дыхание и кровь. Заденешь не так источник – навредишь всем лесам.
– Не будет колдунов – сюда придут священники.
Эдна с раздражением дёрнула плечами. Для неё они были слишком за лесом. Слишком чужеродные, чтобы понять или признать, что те и правда навредят.
– Но я могу показать тебе то, что не чувствуешь – слабые точки магии.
– И чем они помогут?
– Они ближе к людям, и ими легче овладеть. Но надо знать, как.
– Я должен поговорить с другими.
– Тогда я буду ждать.
Могнво, не мешкая, вернулся в замок с новостями. Агнус только горько усмехнулся:
– Как будто у нас есть выбор! Спасибо, это уже неплохо.
В лес жрицы их лишний раз не допускали – только в окрестности.
Слабые точки магии не сравнить с источниками, но они подпитывали колдунов и их заклинания. Не то, чтобы без них оставались совсем без магии, но точно не могли ничего противопоставить благословению богов или их жатве оскверненных душ.
Монгво сначала пробовал сам – пропускал через себя энергию, усмирял её, порой мешал собственную кровь с землёй вокруг точки, а вместе с ней – и мгновения своей жизни. Эдна учила принимать эту магию, немного необычную, слегка кисловатую и с запахом влажного леса.
Точки отнимали силы, а на освоение каждой порой требовались недели.
Но колдуны наконец смогли противостоять наседавшим на границах священникам и укрепить защитные заклинания вокруг замков и деревень.
Так незаметно пролетело несколько лет – для Монгво, погруженного в шепот леса, его древнюю душу и магию, даже незаметнее, чем для других.
Агнус скупо улыбался при редких встречах и шутил, что скоро Монгво сам станет лесом.
Растрепанным рыжеватым филином с белыми точками и линиями-шрамами.
Это было хорошее время, как потом понял Монгво. Они с Эдной и сыном проводили много времени вместе – или каждый был погружен в свои заботы, чтобы потом у очага вспоминать, как играть на флейте или сушить травы на зиму.
