Текст книги "Алхимик (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Мистер Стюарт достаточно умён и опытен, чтобы понимать: справиться с пубертирующими подростками может только один из них – вожак-сверстник, которого они сами признали. Алек, как и любой другой умный подростковый вожак, понимает, что его власть в немалой мере зависит от сотрудничества с «властями». Алек и мистер Стюарт прекрасно ладят – у них негласный пакт о сотрудничестве: Алек как капитан и неформальный лидер Дома держит в узде весь Дом – самому мистеру Стюарту в самоуверенно-разнузданной «Палате лордов» такой дисциплины в жизни не добиться, – а мистер Стюарт закрывает глаза на многие мальчишеские шалости, не предусмотренные школьным регламентом. Например, на такие вот вечеринки. Главное – чтоб без эксцессов и инцидентов. Но Алек гарантирует.

Впрочем, ухмыляется Робин, прагматические соображения в данном случае вторичны. Весь Дом – за исключением разве что первогодков – знает, что мистер Стюарт питает к капитану своего Дома особую симпатию. Нет, нет, ничего грязного – и не потому, что мистера Стюарта сдерживают положение семьи Алека и моральный кодекс учителя. Помани только Алек – и мистер Стюарт, не моргнув глазом, пойдёт на любое должностное – и не только – преступление. Вот только Алек не манит – ему это не нужно. Гораздо выгоднее держать мистера Стюарта на коротком поводке. И вот как это делается: разрешение называть себя по имени дарит надежду, а ответное «мистер Стюарт» даёт понять, что надежде этой вряд ли суждено осуществиться. Да и зачем ему сдался сорокалетний хрыч, если к его услугам весь цвет Итона? Робин в который раз чувствует свою избранность. Да, то, что выбор Алека, при всём его разнообразии, пал на него, особенно радует. Помимо того, что это тешит самолюбие, да и просто приятно, дружба с Алеком сулит ряд практических выгод. Через год Алек и его компания окончат школу, а вслед за ними уйдёт и Гарри со своей свитой, и к выпускному классу Робин как самый младший из приближённых к Алеку окажется его единственным и естественным правопреемником. И на всё про всё у него только год. Надо спешить.

– Надеюсь только, что в этот раз обойдётся без «спецугощения».

Робин хмыкает, вспомнив посиделки в общей гостиной. Ну да, запах стоял знатный – глупо надеяться, что такой отъявленный надзиратель, как Стюарт, ничего не заметит.

– Мистер Стюарт, – в голосе Алека прорезаются укоризненно-кокетливые нотки – а Алек-то, похоже, сам тот ещё tart! – Вы же, надеюсь, не думаете, что это наших рук дело? – И уже холодным безапелляционным мужским тоном, отметающим дальнейшие объяснения и обвинения на корню: – Это принц угощал, с ним и разбирайтесь.

Робин присвистывает: флиртует, как девчонка, дела решает, как мужик.

– À propos принц. – Мистер Стюарт послушно прекращает дискуссию. – Сегодня он тоже будет?

– Куда ж без него?

Тихий короткий смешок заговорщиков: сухой – мистера Стюарта, бархатистый – Алека.

– В общем, Алек, я полагаюсь на тебя, – холодно резюмирует мистер Стюарт.

– Не волнуйтесь, мистер Стюарт. – Это уже Алек – с мягкой укоризной. – Всё будет в порядке. Я гарантирую.

– Тогда приятного вечера!

– Спасибо, сэр. И вам того же.

Вновь слышны шаги. Робин порывисто дёргает дверь и входит.

В «библиотеке» не протолкнуться – в сборе уже все, кроме Алека.

Минуту спустя появляется и он. Поприветствовав гостей и обменявшись шутливыми тычками с Гарри, Алек достаёт две бутылки пива и одну протягивает Робину.

– Привет!

И Робин с облегчением выдыхает.

***

На этот раз Алек не отпускает его всю ночь, и на следующее утро они спускаются к завтраку вместе. Завтракает капитан со своей командой отдельно, там же, где и тусит – в «библиотеке». «Команда» – все шесть человек – уже в сборе, и их появление встречают дружеским свистом и улюлюканьем.

– И как? – насмешливо спрашивают капитана, когда Алек занимает своё место во главе стола. По правую руку от него сидит Грег, хмурый и мрачный, как небо над Итоном. Свободно только слева от Алека, и Робин опускается на стул. Теперь все места заняты, и Робин с замиранием сердца понимает, что великолепная семёрка превратилась в восьмёрку.

– Что? – с такой же усмешкой отвечает капитан.

– Капитан… – в голосе команды звучит укор. – Нельзя так со своей командой. Мы, между прочим, за вас болели.

– Тогда какие могут быть вопросы, с такими чирлидерами?

Команда ухмыляется. Алек сегодня довольный, а потому благодушный. Команда это чувствует и тут же распускается.

– И какой счёт?

– И главное, в чью пользу?

Команда уже гогочет в полный голос. Алек невозмутимо накладывает себе горку бекона с яичницей. Робин, не зная куда девать глаза, делает вид, что выбирает джем.

– Три – ноль, – ухмыляется Зак, с хрустом откусывая щедро сдобренный маслом тост. Робин вспоминает, что комната Зака – по соседству с Алеком, и чувствует, что краснеет. Команда уважительно присвистывает.

– В пользу капитана, разумеется, – с гаденькой ухмылочкой добавляет Дуг – сосед Алека снизу.

Команда одобрительно хлопает Алека по спине.

– Маркиз, – участливо поворачивается к Робину Джеф, – может, вы предпочли бы завтрак à la fourchette? Вы, если что, не стесняйтесь, мы всё понимаем. Если вам тяжело сидеть…

Команда замирает в предвкушении его ответа. Робина душат ярость и стыд – и он попадается.

– Ничуть.

Команда только этого и ждала.

– Слышь, Алек. – Алек на подколки не реагирует, и команда, чуя свою безнаказанность, уже изгаляется вовсю. – Маркиз даже ничего не почувствовал. Может, помощь нужна? Ты, если что, скажи, ты же нас знаешь: мы за своего капитана хоть в огонь, хоть в…

– Не нужна. – Алек наконец отрывается от тарелки и обводит «команду» таким тяжёлым взглядом, что за столом на миг повисает звенящая тишина. – А кто сунется…

Разнузданная команда тут же смирнеет, перед Робином извиняются, и остаток завтрака проходит за нейтральной беседой. Над Робином и дальше подтрунивают – уже по-дружески, незлобиво – скорее по инерции, как над своим, – но он больше на провокации не поддаётся: этим только покажи, что тебя что-то задело, – вовек потом не отстанут. Впрочем, неважно. Главное, он теперь в игре.

После завтрака все расходятся на занятия, а дорогу Робину преграждает Грег – до Робина только сейчас доходит, что за всё время завтрака он единственный не сказал ни слова.

– Ещё раз увижу с Алеком… – не договорив, Грег выразительно хватает Робина за грудки. Это ошибка – капитан Игр тут же открывает своё слабое место. Впрочем, ему простительно – мозговой центр в этом тандеме не он. Если бы Грег действительно мог воплотить свою угрозу в жизнь, он бы разбирался с Алеком. Грег же выбрал его – значит, ничего он не может и берёт его как более слабого на слабо.

– Вот с Алеком и разбирайся. – Робин стряхивает с себя руки капитана. – А я пас. Алеку не отказывают.

Грег уходит, ничего не ответив, но взгляд, которым он одаряет Робина на прощание, не обещает ничего хорошего. Робин по трезвом размышлении решает рассказать обо всём Алеку.

– Жалуешься? – насмешливо выгибает тот бровь.

– Ставлю в известность, – огрызается Робин, задетый насмешкой.

– Хорошо. Приму к сведению.

Капитан Игр и дальше испепеляет Робина при встречах взглядом, но к словам и тем более делу так и не переходит.

***

После вечеринки проходит неделя, а Робина до сих пор преследует взгляд Алека, которым тот на него смотрел, – будто впервые увидел. Да так оно и было. Вспомнилось, как мама однажды рассказывала леди Саффолк, матери Алека, о том, как у них с его отцом всё началось. «Мы с ним с детства дружили, а в то лето я вдруг поняла, что он меня наконец увидел». Робин, помнится, тогда ещё очень удивился – про себя, конечно, – не мог же он спросить маму, тем самым выдав себя, что подслушивал: «Как это так возможно?» В прошлую субботу он, кажется, понял. Хм, а Алек, по ходу, в него влюбился. Робин самодовольно подмигивает своему отражению в зеркале.

Их семьи дружили, особенно матери: герцогиня Девонширская, мать Робина, была крёстной Алека, и Алек часто бывал у них дома. Но Алек был на три года старше – непреодолимая пропасть в детстве. Робин всегда был для него мелкий-мелюзга, как любил подтрунивать над ним Алек. К тому же, Алек с раннего детства был не годам умён и серьёзен и всегда тяготел к компании старших и взрослых – наверное, ему даже со сверстниками было не особенно интересно. Что уж говорить о «малолетках». В каждый приезд подруги мама устраивала с ней в гостиной затяжное чаепитие, а маленький Алек оккупировал библиотеку его отца, с которым тот охотно болтал и возился – намного охотнее, чем с собственным сыном, в который раз напомнила о себе детская ревность. А Робин, брошенный и преданный обоими родителями, неприкаянно слонялся по дому. Мама умерла, когда Робину исполнилось десять. Отцы их и раньше не были особо близки – всё держалось на матерях, – дружба между семьями постепенно сошла на нет, и частые дружеские визиты свелись к редким светским приёмам – традиционные летние пикники, рождественские балы да фамильные торжества.

Алек – сплошная загадка, и Робин сам не замечает, как она поглощает все его мысли.

В любом другом подростково-мужском сообществе, рангом пониже, в котором власть вожака зиждется прежде всего на физической силе, у Алека Ховарда было бы мало шансов – в лучшем случае, его бы не трогали. Но о главенстве и речи быть не могло бы. Алек откровенно слаб в спорте – одного этого достаточно, чтобы в пропитанном командно-спортивным духом Итоне навсегда остаться изгоем. Но Алека боготворит Грег, его «правая рука» и капитан Игр Дома – и этого достаточно, чтобы никто не вспоминал, что Алек опять пробежал кросс последним. Со своим утончённо-худощавым телосложением, длинными тонкими пальцами, узкими запястьями и неуловимо девичьими чертами лица, которые ещё больше подчёркивают длинные мягкие, шелковистые волосы, он не по годам сдержан и меланхолично-задумчив, отчего неискушённым сторонним наблюдателям часто кажется скромным и даже застенчивым – идеальная жертва для школьных хулиганов. Но внешность бывает обманчива. Превыше всего в Итоне ценятся ум и характер. И то и другое у Алека Ховарда имеется в избытке. И есть кое-что ещё, возможно, самое главное – животный магнетизм и личная харизма, жертвами которых становятся и взрослые, и сверстники.

Робина завораживают амбивалентные повадки Алека. Алек грубоват и развратен в постели, но сексом предпочитает заниматься ночью и при выключенном свете. Закатанные до локтей рукава кашемирового джемпера обнажают покрытые тёмной порослью руки, а кожа лица настолько гладка и чиста, что позавидует любая девчонка. Контраст мужского напора и девичьего кокетства проявляется во всём, и Робин окончательно теряет голову – ведь что такое страсть, как не попытка разгадать тайну?

***

– Алек, не уходи. – Грег с мольбой хватает Алека за руку. Алек тут же её выдёргивает.

– А спать где? Под тобой?

– Ну, я бы не против, – ухмыляется Грег, но Алек окидывает его таким взглядом, что ухмылка тут же сходит с его лица.

Алек никогда не остаётся у него ночевать: кровати в Итоне узкие, тесные, целомудренные, рассчитаны на одного подростка – Грег сам на такой едва помещается, – а Алек любит размах и простор. И Грег с этим мирится – мирился до недавнего, – но с тех пор как Алек спутался с этим, Грега не покидает панический страх. Кажется, отпусти он Алека хотя бы на миг – и это уже навсегда.

– Ну хочешь, я на полу лягу? Только не уходи. Пожалуйста!

– Не хочу.

Алек настроен решительно, и это придаёт решительности Грегу.

– Подожди. – Грег подрывается на ноги. – У меня идея. Уловка срабатывает – Алек падок на идеи.

Грег бравирует своей силой – Алека заводит мощь – и под недоверчивый смех Алека, играючи, в одиночку переносит кровать Алека из его комнаты в свою: ему не сложно на волне эйфории – возвращение Алека и предвкушение ночи с ним удесятеряют его – и без того немалые – силы.

Подвиг Алека впечатляет, и он впервые остаётся у Грега. Алек доволен – он любит эффектные жесты, – и Грег переводит дыхание: он отвоевал Алека ещё на одну ночь. Засыпают они только под утро – Грег не унимается, пока не навёрстывает все те ночи, что они так бездарно упустили из-за глупой Алековой блажи. Грег просыпается первым – вместе с солнцем, правда, солнце в этот поздний осенний день встаёт не то чтобы очень рано. Вид голого спящего Алека тут же снимает остатки сна и усталости, и тело Грега окончательно пробуждается к жизни.

– Отстань. – Алек отпихивает его, порываясь встать. – Есть хочу.

Но Грег лёгким, едва заметным толчком своей боксёрской ручищи отправляет его в нокдаун, и Алек плюхается обратно.

– Лежи, – голос Грега, ласковый и заботливый, странно диссонирует с его грозной внешностью. – Я сейчас.

Грег набрасывает на голое тело халат и, не потрудившись его запахнуть, выходит из комнаты.

В «библиотеке» уже собралась вся команда, включая Робина.

– А где капитан? – команда с интересом разглядывает экстравагантный внешний вид Грега.

– Капитан сегодня завтракает в постели, – невозмутимо отвечает тот, шлёпая босыми ногами к буфету, где принимается деловито инспектировать блюда под крышками.

– По праву леди? – ухмыляется Робин. Он уже в тусовке, но ещё не в команде, и из кожи вон лезет, чтобы стать здесь своим. Шутка кажется ему ужасно смешной – очень уж в духе команды, команда оценит. Но ответом ему – гробовое молчание. Про двух капитанов знает весь Дом, но в команде эта тема – табу, и прежде всего – из-за расстановки сил в этой паре. Ни для кого не секрет, что капитан Дома позволяет капитану Игр многое, да что уж там – всё. Это подрывает авторитет капитана, а значит, и престиж Дома, и команда предпочитает об этом не говорить. Команда молчит, но Робин каждой клеткой тела чувствует, что все они как один на стороне капитана. Грег резко оборачивается.

– По праву капитана, – медленно, чётко выговаривая слова, цедит он и обводит команду таким выразительным взглядом, что всем сразу становится ясно: сказано не только для Робина. Убедившись по лицам команды, что послание усвоено, Грег поворачивается к Робину:

– И раз уж ты есть любимая горничная капитана, то помоги собрать для него на стол.

На этот раз команда разражается хохотом: иметь «горничную» для капитана не зазорно, а очень даже похвально. Робин, прикипев взглядом к полу, повинуется.

Подхватив внушительный поднос с едой и напитками – это Алек только с виду задохлик, а так аппетит у него ого-го, и не только в постели, – Робин вслед за Грегом поднимается в его комнату.

– Жди здесь, – сплёвывает сквозь зубы Грег и, приоткрыв дверь – достаточно, чтобы Робин заметил, что в спальне у него две кровати, сдвинутые впритык, но недостаточно, чтобы Алек увидел Робина, – протискивается в щель – что при его гориллоподобной туше само по себе достижение, – и возвращается с самодельной табличкой «Не беспокоить». Повесив табличку на дверную ручку, Грег забирает у Робина поднос и со словами: «На чай не дам – не заслужил» ногой захлопывает перед ним дверь.

– Это кто был? – лениво интересуется Алек.

– Никто, – скупо, не глядя на него, отвечает Грег. – Room service.

К его возвращению Алек уже успевает принять душ – в комнате отчётливо пахнет бергамотом и терпко-горьким пачули – и лежит, в одном полотенце вокруг бёдер, посреди гнезда из скомканных простыней с отчётливыми следами ночных побед – прекрасный и развратный до невозможности.

Алек хлопает себя по животу, и Грег с опаской водружает на него поднос – живот у Алека такой тонкий и плоский, что уставленный посудой поднос грозит сравнять его с позвоночником. Впрочем – краешки полных губ Грега дёргаются, его могучие плечи пловца и регбиста невольно распрямляются, – Алек любит, когда его вжимают в матрас. Алек с воодушевлением приступает к завтраку, а Грег усаживается у его ног на пол и, не отрывая глаз, смотрит, как Алек ест.

– А ты что, не будешь? – спрашивает Алек с набитым ртом – Алек очень любит завтракать и любит, когда это удовольствие с ним разделяют.

– Не хочу, – мотает Грег растрёпанной головой – его голод совершенно другой природы. – Хочу смотреть, как ты ешь.

В своём слепом обожании он сейчас очень похож на лохматого добродушного сенбернара – такой же огромный и беззаветно преданный своему хозяину, – и будь у него хвост, он бы сейчас от переизбытка чувств им завилял.

– Фуд-фетиш? – Алек усмехается, его сочные губы дразняще обхватывают сочную поджаренную сосиску, пальцы лоснятся от жира. Грег сглатывает, не в силах оторвать взгляд – разве Алеком можно насытиться?

– Алек-фетиш, – улыбается он и, встав на колени в изножье кровати, подносит к губам ступню Алека – Алек любит, когда его любят. Влажный шершавый язык Грега медленно скользит по подошве. Ступня Алека дёргается и поджимается – у Алека щекотка, и Грег это знает, – Алек хохочет и проливает йогурт. Белёсая струйка стекает по подбородку – слишком провокативно, чтобы быть случайностью, – но Грег ведётся. Губы Грега смыкаются вокруг большого пальца на ноге Алека, и он самозабвенно посасывает его, прикрыв глаза и тихо постанывая. Это одно из самых чувствительных мест Алека, и Грег это знает. Алек глубоко вздыхает, его спина выгибается, как от электрического разряда, звякает посуда на подносе, вздох Алека переход в всхлип. Грег решительно поднимается: медовые волосы, золотистая кожа, лучистые глаза, и сам он сейчас весь такой тёплый и светлый, как нагретая солнцем янтарная глыба. Поднос отправляется на пол, вслед за ним туда же летит халат. Поигрывая бицепсами и мускулами на широкой груди, Грег наваливается на Алека всем телом и сгребает его в охапку – он знает, как Алека заводят сила и власть, а сам Грег шалеет от хрупкости Алека – и самозабвенно сцеловывает потёки.

– Давай на Рождество ко мне, а? – шепчет он в промежутках между поцелуями. Момент явно неподходящий, и Грег это знает, но он также знает и то, что с появлением у Алека новой пассии слишком большой риск отказа, и он не решается пригласить его, когда тот в «в здравом уме и твёрдой памяти», а сейчас, когда Алека так ведёт, у него есть хоть какие-то шансы. – Предки на Сен-Барт намылились, никого не будет. А, Алек?

– Меня уже пригласили.

– Куда? – спрашивает обречённо Грег, хоть и знает ответ.

– В Четсуорт-Хаус.

– Ну, Алек, ну твою мать… – Грег обмякает и бессильно откидывается на подушку. – Ну зачем?!

Алек молчит. Если Грега что и бесит в Алеке, то только вот этот его вечный, чуть что, уход в молчание. И Грега наконец прорывает.

– Зачем тебе этот мелкий крысёныш? Чего тебе не хватает?! – Алек молчит, и абсурдность догадки Грега так потрясает, что он даже приподнимается на локте и неверяще смотрит на Алека. – Это всё из-за… Ты думаешь, я бы тебе не дал?! Но ты же… Ты ведь даже не заикался!

– Не хотел, вот и не заикался.

– А теперь? – в отчаянном голосе Грега прорезаются умоляющие нотки. – Ну хочешь, прямо сейчас?!

– Заткнись. – Алек лениво-небрежным движением забрасывает ему худые ноги на плечи. – И займись, наконец, делом.

Грег покорно замолкает и занимается «делом».

Комментарий к Часть 1. Nigredo. The Tart of Eton.

* – Кто такие герцог Бедфорд, лорд Кейм и сэр Алистер, см. в «Открой глаза и забудь об Англии».

========== Часть 2. Albedo. The Duke of Devonshire. ==========

Альбедо – из получившейся светящейся жидкости выпаривают шлаки, в результате чего должен получиться малый эликсир (Aqua Vitae), способный превращать металлы в серебро.

Привилегированная частная школа-интернат – надёжный и социально одобряемый способ избавиться от собственных детей. Впрочем, для последних, особенно тех, кому не повезло с родителями – как Алеку Ховарду, например, – она не менее приемлемый и безопасный вариант побега из дома. Для Алека Ховарда родной дом – каторга, Итон – спасение, а Четсуорт-Хаус, официальная резиденция герцогов Девонширских, – родной дом.

Частые регулярные поездки с мамой к её лучшей подруге и крёстной Алека, герцогине Девонширской, для Алека лучшее воспоминание детства. А потом герцогиня умирает, внезапно и в самом расцвете сил, и визиты в Четсуорт-Хаус прекращаются. А вместе с ними заканчивается детство.

– Алек, мальчик мой! – герцог сжимает Алека в крепких объятиях.

В голосе отца столько искренней радости, что Робин тут же жалеет о своём приглашении.

– Отлично выглядишь! – так и не сняв рук с плеч Алека, герцог отступает на полшага назад и откровенно им любуется. – Повзрослел, возмужал. Вот только всё такой же не по годам задумчиво-серьёзный.

– Ну, – смущённо улыбается Алек, – должны же быть у меня хоть какие-то недостатки.

– Да уж, – смеётся герцог. – У тебя даже недостатки на зависть другим. Герцог вскользь, краем глаза, бросает взгляд на Робина.

В душу Робина закрадывается нехорошее подозрение.

Многие главы итонских Домов помнят учениками ещё отцов своих теперешних подопечных, которые в юности ни в чём не уступали своим отпрыскам, а то и превосходили их по части кутежа и разврата, так что извечное родительское «Глядите за ним в оба» ими зачастую понимается как «Приличия должны быть соблюдены. И может делать что хочет». Полагаться на одного лишь главу Дома – слишком рискованно. В этом плане авторитет капитана Дома – того же Алека – на порядок выше, и особо прозорливые родители поручают присмотр за своим дражайшим чадом именно таким неформальным, а значит реальным лидерам. Благо в их кругу все всех знают. Интересно, проносится в голове у Робина нехорошая мысль, а не замолвил ли за него словечко перед Алеком отец – если у Алека и есть непререкаемый авторитет, то это его, Робина, отец – герцог Девонширский. Не может он не понимать, что сын вступает в пору вечеринок и тусовок, так пусть уж лучше тусит в кругу своих под присмотром надёжного человека, чем неизвестно где и с кем. А что, с него вполне бы сталось. Отец всегда был очень высокого мнения об Алеке. В детстве только и разговоров было – Робин даже ревновал: Алек то, Алек сё, а вот Алек всегда, да Алек бы никогда… И Алек, считая ниже своего достоинства дружить с ним, но не в силах отказать его отцу, решает совместить «приятное с полезным» и тем самым взять реванш за навязанного против воли «друга» – с него бы сталось: они с его отцом по части изощрённости и коварства – два сапога пара.

Предположение, слишком чудовищное, а оттого – особенно правдоподобное, тут же обесценивает триумф от вхождения в клику Алека. Он всего-то и хотел показать отцу, что тот, кого он всю жизнь ставил ему в пример, считает его своим другом, а значит, равным себе. А это значит, что он, Робин, ничем ему не уступает. Хотелось, чтобы отец осознал, как он ошибался. Робин с таким удовольствием представлял себе, как заявится домой с Алеком, так предвкушал удивление отца. А отец его даже не заметил. Словно его здесь вообще нет. Вежливость вежливостью, гостеприимство гостеприимством, а уделить толику внимания собственному сыну тоже не помешало бы. Герцог, будто прочитав мысли Робина, скупо обнимает его. Сыновья ревность сменяется мстительным злорадством: если его догадка верна, то «дружбой» с Алеком он отомстит отцу. У Робина даже мелькает шальная мысль, а не сделать ли так, чтобы отец узнал: ему самому от этого хуже не станет – дальше уж некуда, он и так для отца пустое место, – зато отец бы бесповоротно разочаровался в Алеке. Надо подумать, вернее, подождать: главное, сначала закрепиться в команде, а через полгода Алек окончит Итон и станет ему не нужен, и вот тогда…

Со времени их последней встречи герцог Девонширский ничуть не изменился. Стоячий воротник белоснежной рубашки всё так же подчёркивает гордую посадку головы, длинные манжеты по-прежнему наполовину закрывают кисти тонких узловатых рук, современная дизайнерская вариация классического сюртука, как всегда, облегает стройную властную фигуру, прямые белые, расчёсанные на прямой пробор волосы до плеч обрамляют неизменно волевое лицо – во всём облике герцога есть нечто вечное, от Мефистофеля. Обитатель иного времени и пространства, невесть как оказавшийся в Англии конца двадцатого столетия.

Герцог невысок – Алек, далеко не атлет, уже сравнялся с ним ростом, – у герцога тонкие и мелкие черты лица, у герцога узкая и худая фигура, но в его осанке столько власти, достоинства и внутренней силы, что Алеку кажется, будто герцог на три головы выше его. Да так оно и есть.

У герцога опыт, ум и характер – всё то, в чём так нуждается Алек и чего ему больше всего не хватает в родном отце. Он и свой элитарный итонский клуб основал потому, что знает: на отца ему рассчитывать не приходится, братьев у него нет, а те цели, которые он перед собой ставит, в одиночку ему не потянуть. И он с юных лет создаёт свою команду и подбирает себе союзников. Отец Алека, как и большинство людей, занимает то место, для которого был рождён. Герцог Девонширский – то, которое выбрал сам: он ходячий пример любимого высказывания лорда Кейма, председателя правления колледжа: «Будущее можно унаследовать, а можно создать». Рядом с герцогом Алек подпитывается силой.

Все знают, как преданно и беззаветно герцог Девонширский любил свою покойную жену, и после её смерти – а прошло уже почти пять лет – он не то что не женился, а даже не завёл себе любовницу. Уж Алек бы знал – подобные факты в их кругу не скроешь. Такой примерный семьянин наверняка пришёл бы в ужас, узнай он правду об Алеке. А если, ко всему прочему, откроется, что он совратил его сына… Больше всего на свете Алек боится даже не оскорбить, а разочаровать своего кумира. Даже мысль об этом настолько невыносима, что просто несопоставима с жизнью, и Алек побыстрее ссылает её на задворки сознания, пока она не начала свою разрушительную подрывную деятельность. Сейчас он особенно остро чувствует неправильность ситуации, но ничего ни с ситуацией, ни тем более с собой поделать не может. Всё будет хорошо, запускает он в голове непрерывную мантру. Он до мельчайших подробностей продумал тактику их с Робином отношений. Герцог ничего не заметит. Всё будет хорошо.

– Как Клер?

– Ты всё ещё её помнишь?

Алек невольно улыбается.

– Такую красавицу разве забудешь?

И теперь уже улыбается герцог.

Клер встречает его тихим ржанием, и у Алека сжимается в груди – надо же, столько лет прошло, а помнит! Он треплет высокую крепкую холку и угощает подругу детства предусмотрительно захваченной с собой морковкой. Лошадь жуёт, а Алек прижимается щекой к буйной шелковистой гриве и закрывает глаза – сейчас ему хочется не «горячей плоти», а простого дружеского тепла.

Для Алека конные прогулки с герцогом – такая же неизменная часть визитов в Четсуорт-Хаус, как для его матери – пятичасовое чаепитие с герцогиней. Герцог Девонширский – страстный любитель лошадей и завсегдатай всех мало-мальски значимых дерби. Именно он учит Алека ездить верхом.

…Алеку тринадцать, а на дворе каникулы, июль и плюс тридцать. Они с герцогом впервые покидают тренировочный манеж и отправляются на настоящую верховую прогулку. Под Алеком – его любимица, трёхлетняя вороная Клер, и Алек впервые ловит себя на том, до чего же сладостно чувствовать чужую, горячую и упругую, плоть между ног. От этого ощущения непроизвольно сжимаются бёдра и вздымается что-то внутри, отчего хочется двигаться яростней и быстрей, и он, чтобы унять охватившее его волнение, пришпоривает лошадь, пускаясь в карьер. Сзади стучат копыта лошади герцога, в ушах свистит ветер, а в висках бурлит кровь. Алек полной грудью с шумом вдыхает и выдыхает воздух, а ноздри расширяются и трепещут, словно это не Клер, а он сам мчится сейчас вперёд, едва касаясь земли. Герцог, опытный наездник, неумолимо сокращает расстояние, и Алека переполняют страх и восторг, возбуждение и азарт. И он, ещё не очень уверенно держась в седле, хлещет Клер что есть мочи, в надежде то ли убежать от себя самого, то ли догнать нечто такое, названия чему и сам не смог бы дать. Мысли выветриваются, остаются одни только чувства и два противоположных желания: убежать от погони, чего бы это ни стоило, и дать себя нагнать, тоже любой ценой. Узкие бриджи становятся ещё уже, лицо пылает, и когда герцог его наконец догоняет, Алек дерзко смотрит ему в глаза и не отводит взгляд. Глаза у герцога голубые, холодные, внимательно-проницательные, с искорками насмешки в подусталых углах, и Алека не покидает ощущение, что герцог видит его насквозь и знает о нём нечто такое, чего он и сам ещё о себе не знает. Алек не выдерживает и первым отводит глаза.

– Не делай так больше. – Герцог перехватывает поводья. – Это опасно.

Они поворачивают, восторг испаряется, и Алека захлёстывает разочарование. Как будто его лишили приза, ради которого это всё затевалось.

Осенью Алека отправляют в Итон. Над Алеком тут же берёт шефство сам мистер Стюарт. Мистер Стюарт, несмотря на свой возраст – тридцать пять лет, самый молодой глава итонского Дома, да к тому же самого главного из них, – прекрасно знает жизнь и ещё лучше – итонские нравы.

– Если возникнут проблемы… – мистер Стюарт делает выразительную паузу – уж он-то знает, какого рода проблемы могут возникнуть у хорошеньких мальчиков в частной школе для мальчиков. – Особенно со старшими парнями… – Рука мистера Стюарта ложится на плечо Алека. Алек её отводит.

– Не волнуйтесь, сэр. Не возникнут.

Алек пока плохо знает итонские нравы и ещё хуже – жизнь, но он уже прекрасно чувствует, на кого в ней можно положиться.

У кабинета мистера Стюарта его поджидает капитан Дома.

– Ховард?

Алек повинуется и подходит. Капитан обнимает его за плечи и тихо отрывисто говорит:

– Запомни главное правило этого Дома – ты всегда имеешь право сказать «нет». – Голова капитана склоняется к уху Алека, и капитан понижает голос: – Даже мистеру Стюарту. – Губы капитана теперь почти касаются мочки уха Алека, и он переходит на шёпот: – Особенно мистеру Стюарту.

Алек усмехается, но капитанскую руку не сбрасывает.

– Уже.

Капитан смеётся.

– Молодец. Впрочем, я в тебе и не сомневался.

Капитан выпрямляется и довольно ерошит ему волосы на затылке.

– Заходи как-нибудь в гости. Поболтаем.

Алек заходит – он уже достаточно прожил в Итоне, чтобы понять: «главное правило Дома» на капитана Дома не распространяется.

В Итоне хорошо. Итон любит Алека – Алек дружит с капитаном Дома, – а Алек отвечает ему взаимностью. В Итоне мало спят по ночам, и лошади между ног находится отличная замена. Алек по-прежнему обожает кататься верхом, но теперь он участвует в запретных «бегах», приз в конце которых гарантирован.

Три года и два капитана спустя Алек и сам становится капитаном.

Алек вздрагивает, когда на плечо ему опускается рука. Даже не глядя, он знает, кому она принадлежит, но глаза всё же открывает.