Текст книги "Кофе с долькой апельсина (СИ)"

Автор книги: Kyklenok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Останешься у меня? – Его шёпот бархатом льнул к коже, вынуждая Марин подчиняться обнявшим её рукам. Её тихое “да” затерялось у него на груди и прошло через сердце.

– До вечера я в твоём полном распоряжении, – ответила она, поразившись мягкому звучанию собственного голоса.

– До утра. Я очень хочу быть рядом, когда ты проснёшься. – Он взял её руки в свои и, коснувшись кожи губами, потёрся о них щекой. – И до конца жизни.

Завтрак мог и подождать. Его желание раствориться в ней – нет. Он не боялся пресытиться. Он боялся, что и жизни не хватит, чтобы насладиться этой женщиной.

Комментарий к 2.

Фото дома Марин, разрушенного взрывом 2 ноября 1976 года:

https://ibb.co/FHRJL0L

Это было покушение на её отца.

========== 3. ==========

Осень ворвалась в Париж жёлто-оранжевым листопадом, укладывающимся под ноги ярким, шуршащим ковром. Но кое-где на деревьях самые стойкие листья ещё оставались зелёными, из последних сил сопротивляясь сентябрю. Воздух стал прохладным без присмотра ласкового солнца. Оно лениво выбиралось из-за горизонта, словно его помимо воли вытаскивали те, кто ещё хотел немного его тепла.

Для Марин это время года ознаменовалось временным уходом с поста президента партии и передачей полномочий тому, кому она безгранично доверяла. Таким человеком для неё был Жордан.

Женщина, чей волевой характер и лидерские качества были не менее знамениты, чем её громкая фамилия, упёртая и целеустремлённая, с горящими глазами и правдой, которая мало кому нужна – она вновь приняла решение баллотироваться на президентских выборах. Она желала всего самого лучшего для Франции, и ради исполнения этого желания не жалела себя. Она днями и ночами занималась подготовкой своей предвыборной кампании, тщательно продумывая каждое слово, которое она собиралась донести до избирателей, каждое своё действие. И сегодняшний вечер не стал исключением. Но сколько бы она не прилагала усилий, казалось, что работы становилось только больше. Было ощущение, что она попала в какую-то временную петлю. Усталость плескалась по венам, текст начинал расплываться перед глазами, и Марин, тяжело вздыхая, по нескольку раз перечитывала одно и то же предложение.

Кошки мирно посапывали на давно облюбованном ими диване рядом с Марин, на котором ей самой едва хватало места. Она ласково гладила то одну любимицу, то другую, мысленно одалживая у них спокойствия и сил. Под ласкающей их ладонью кошки громко урчали, что свидетельствовало об их полной удовлетворённости действиями хозяйки и жизнью вообще.

Марин оторвалась от документов и, давая глазам хоть немного отдохнуть, посмотрела в окно. Париж уже накрыла вечерняя дрёма, а начавшийся ещё утром дождь только усилился, превратившись в сплошную стену воды. Свинцово-серое небо периодически озарялось яркими вспышками молний, сопровождающимися раскатами грома. Женщина задумчиво всматривалась в происходящее за окном, погружаясь в мягкие объятия воспоминаний. Именно в один из таких дождливых дней Жордан решился сделать шаг навстречу совершенно другим отношениям, всё изменившим между ними.

Марин считала свою жизнь полной чашей, потому что в ней банально не было места ни для чего, кроме политики. Но Жордану удалось отвоевать себе очень уютный уголок не только в её жизни, но и в сердце. С ним она могла быть самой собой – обычной женщиной без набившей оскомину громкой фамилии, без бездушно-строгих приставок “руководитель партии” и “кандидат в президенты”. С ним она могла быть просто Марин.

Она так увлеклась своими мыслями и происходящим за окном, что не заметила, как открылась входная дверь, и как она сама стала объектом наблюдения. Жордан уже несколько минут стоял в дверях и с наслаждением наблюдал за блуждающей по её губам улыбкой, словно чувствуя, что именно он был её причиной.

Стоило кошкам, ещё недавно лениво мурлыкающим, увидеть Жордана, как они спрыгнули с дивана с несвойственной для их гордой кошачьей натуры энергичностью и стали льнуть к его ногам.

– Предательницы! – с мягким упрёком бросила Марин, но на наглых усатых мордашках не наблюдалось ни тени раскаяния.

Жордан одарил лаской каждую из них, а затем вновь посмотрел на Марин. Их взгляды встретились и привычно утонули друг в друге – молочный шоколад в мятной карамели. Сняв мокрую верхнюю одежду, молодой человек подошёл к сидевшей на диване женщине и мягко коснулся её губ своими.

– Привет! – Дни, проведённые с ней в разлуке, были для него скупы на хорошее настроение. А сейчас он улыбался ей даже сквозь непогоду. – Пустишь переждать дождь?

– Не нужно придумывать нелепые предлоги, чтобы приехать ко мне. – Она отложила ноутбук и документы в сторону, чтобы полностью сосредоточить своё внимание на госте. – Только не тебе.

Её мягкая и тёплая ладонь сжала его, прохладную.

– Выпей что-нибудь, чтобы согреться, – предложила Марин и кивнула в сторону кухни.

Жордан тщательно осмотрел полки в шкафу, заставленные по всем правилам перфекционизма, в поисках чего-то приемлемого для себя, но безуспешно.

– У тебя десять видов различного кофе, но нет простого чёрного чая… – наигранно возмутился он и по-детски надул губы.

– Я не пью чай. – Она пожала плечами. – Поэтому довольствуйся тем, что есть.

– У тебя не получится переманить меня в ваше сообщество кофеманов. Нас, любителей чая, тоже довольно много! – без тени сомнения и с гордостью проговорил он.

– Тогда давай заключим пари! Я приготовлю тебе кофе, и если он тебе понравится, ты весь вечер не будешь отвлекать меня от работы. – Женщина ждала его ответа, скрестив руки на груди.

– А если не понравится… Ты выполнишь любое моё желание. – Он вновь подошёл к ней и близко наклонился к её лицу. – Например, пойдёшь со мной в ресторан, в кино или просто на прогулку.

– Я не по этой части… – Она отрицательно мотнула головой.

– Не по части чего? Кино, ресторанов или прогулок? – уточнил Жордан, видя её обеспокоенность. Он с лёгкостью прочёл это в её глазах. Ему они никогда не лгали.

– Не по части свиданий. К тому же все они подразумевают публичные места. Это неприемлемо, ты же знаешь… – Она посмотрела на него с лёгкой укоризной.

– Я что-нибудь придумаю. Ведь если ты проиграешь, я буду нуждаться в поощрении, – произнёс он, щекоча словами её губы. Она увернулась и хрипло рассмеялась, но ему всё же удалось поцеловать её. – Договорились?

Марин, подозрительно прищурившись, посмотрела на его протянутую ладонь, но всё же вложила в неё свою. Она уверенным шагом направилась на кухню. Насыпала в турку несколько ложек уже молотого кофе и поставила варить, сосредоточенно помешивая. И вскоре аромат свежесваренного напитка витал по дому. Она добавила апельсиновый сироп, сливки, ванилин и корицу и, всё взбив, вылила в бокал. Покрытую сливочной пенкой поверхность Марин украсила апельсиновой цедрой и тёртым шоколадом. А Жордан с интересом наблюдал за отточенными движениями любимой женщины, готовящей какое-то кофейное безобразие.

– Апельсиновый раф{?}[Во время визита в Россию в 2017 году Марин пробовала раф и, по её утверждению, он ей понравился. Думаю, она вполне может готовить его дома. А уж при наличии Интернета найти рецепт не составит большого труда.] для месье привереды! – торжественно проговорила она и, слегка поклонившись, протянула ему бокал, украшенный долькой апельсина.

Молодой человек осторожно, словно недоверчиво, поднёс бокал к губам и, отхлебнув немного, наигранно скривился.

– Мне не нравится! – сделав ещё один глоток, резюмировал Жордан. Он поставил ненужный более бокал на стол, отодвинув его подальше, чтобы тот ненароком не прилетел ему в голову.

– Кто бы сомневался! – с напускным возмущением проговорила женщина. – Но, быть может, вы дадите мне шанс изменить ваше мнение?

– Возможно. Но этот раунд ты проиграла. – Победно улыбнувшись, он прижал её к себе. Его руки забрались под её кофту, впитывая холодными ладонями чужое тепло. Он любил вот так – бесстыдно и правильно – касаться её тела и ощущать пробегающую по коже дрожь ответного желания.

Рядом с ней он старался дышать часто и глубоко, заполняя лёгкие до краёв её запахом и позволяя распускаться внутри апельсиновым деревьям.

– Я обязательно исполню твоё желание, но позже. А сейчас мне нужно работать, – твёрдо произнесла она, безжалостно разрушив подёрнутый флёром романтики момент.

Надежды Жордана провести с ней хоть какое-то время наедине тонули, как корабль, в днище которого появилась брешь, и он всё глубже уходил под толщу воды.

– Ты совершенно себя не бережёшь! – Он чуть повысил голос, добавив в него необходимую долю возмущения и беспокойства. – Я понимаю, что политика – твоя жизнь. А моя жизнь – это ты. – Он взял её руку и прижал к своей груди.

– Прошу, дай мне несколько часов. – Она редко когда могла позволить себе полностью расслабиться, выйдя из режима боевой готовности, когда её цепкий и испытующий взгляд становился мягким и тёплым. Таким, каким она сейчас смотрела на Жордана. – А потом я буду в твоём полном распоряжении.

– Значит, ты не против, чтобы я остался на ночь? – опасливо, словно боясь отказа, спросил он, захлёбываясь в собственной беспомощности перед этой женщиной.

Да и сама природа словно желала продлить их совместный вечер… Небо решило, что пролило сегодня недостаточно слёз и разрыдалось сильнее прежнего, отбрасывая всякую скромность и насылая на Париж настоящий ливень. Стройные ряды дождевых капель обрушивались на город, словно вступая с ним в сражение.

– Не против. – Её губы тронула улыбка – такая редкая с другими и такая частая с Жорданом. Она подушечкой большого пальца разгладила пока ещё неглубокую морщинку меж его бровей. – Чувствуй себя как дома.

– Как прикажете, мадам! – шутливо вытянувшись по стойке “смирно”, согласился он и вышел из гостиной.

Марин проводила его усталым взглядом и, устроившись на диване, вернулась к работе. Кошки последовали за ней, а одна из них уютной тяжестью легла на колени женщине, мурлыкая в знак примирения.

Тихое урчание кошек и потрескивание дров в камине – гармоничное и убаюкивающее сочетание. Да и крупные капли дождя, соприкасаясь с подоконником, выстукивали монотонную мелодию, что благоприятно способствовало крепкому сну. Марин прикрыла слипающиеся глаза. Возникло ощущение, что в них щедро насыпали песка – несколько практически бессонных ночей подряд давали о себе знать. И она не заметила, как задремала.

И вновь оказалась с глазу на глаз с терзающими её кошмарами. Некоторое время она судорожно металась по дивану, что-то бессвязно шепча. А потом рывком села, выскользнув из цепких объятий сна. Лицо исказила болезненно-горькая гримаса, и женщина согнулась пополам, заходясь приступом кашля. Осколки собственных воспоминаний резали острыми краями, а, сложившись в картинки из далёкого прошлого, ослепляли своей болезненной реалистичностью. Марин с силой сжала кулаки. Ногти впились в кожу, и она попыталась найти отдушину в этой кратковременной боли. Она чувствовала лёгкий озноб. Тлеющие в камине остатки дров уже не давали прежнего тепла, и она машинально положила ладонь на спящую неподалёку кошку. Вот только не её Марин хотела бы сейчас обнять. Она встала и, устремив взгляд в темноту, направилась к двери. Руки дрожали, и дверная ручка поддалась не сразу.

Дождь уже закончился, оставив после себя лишь шлейф аромата намокшей листвы и прохладу. Зато поднялся холодный ветер, который вёл себя совершенно недружелюбно, запуская свои мертвецки ледяные пальцы под одежду.

Марин достала сигарету. В последнее время она стала курить гораздо реже, зная, что Жордану не нравится это её пристрастие. Но бывали моменты, как сейчас, когда она не могла справиться без сигареты. Огонёк зажигалки дрожал от порывов ветра, и ей пришлось прикрыть его ладонью. Она затянулась и прикрыла глаза. Кончик сигареты тлел и осыпался пеплом, а серый дым слетал с пересохших губ и таял в воздухе.

Марин не плакала, как и всегда. Она лишь всхлипнула несколько раз – тихо и протяжно. Словно боясь вместе со слезами выпустить изнутри что-то очень важное.

Никто не догадывался, что за фасадом всегда невозмутимой и уравновешенной мадам могут скрываться детские страхи. Ночные кошмары вновь превращали её в беспомощную маленькую девочку, какой она когда-то была. И эта девочка не могла справиться со своими страхами в одиночку. Но Марин не подозревала, что сейчас была не одна.

Жордан стоял сзади, вслушиваясь в её дыхание – частое и хриплое. Он боролся с нестерпимым желанием обнять её, но боялся, что она ускользнёт от его прикосновения, отгородится защитной бронёй. Его рука легла на её плечо – осторожно, едва обозначая присутствие. Но Марин не повернулась, продолжая стоять к нему спиной.

– Я видел тебя разной – счастливой, печальной, мягкой, жёсткой… Думаешь, не приму тебя вот такой? – тихо проговорил он, стараясь успокоить её, хотя у самого сердце стучало так, что могло раскрошить ребра. Он очень переживал за любимую женщину.

– Какой? Слабой? – Голос дрожал вместе с его обладательницей. Она попыталась сделать быстрый вдох, но воздух медленно и тяжело входил в лёгкие, словно был непригоден для дыхания и отторгался.

– Ранимой. Уязвимой. Плачущей. – Он подбирал слова с особой осторожностью, стараясь не задеть ими Марин.

– Я не плачу, Жордан. Просто курю. – Она повернулась, продемонстрировав ему сигарету и отсутствие слёз. – Я хочу побыть одна.

Жордан всегда уважал её личное пространство. Но на словах. А на деле безбожно его нарушал. Поэтому он и не думал уходить.

– Хочу забрать у тебя хотя бы половину, – прошептал он.

– Чего? Сигареты? – она усмехнулась, поймав на себе его пропитанный сочувствием взгляд, и зябко повела плечами.

– Нет. Переживаний и страхов. – Он хотел оградить её от всего, не позволить вновь запутаться в паутине кошмаров.

Он вынул сигарету из её рта и заменил своими губами, ощутив, как вкус табака оседал на языке. Своими любовью и нежностью он разрушал возведённую вокруг неё стену – кирпич за кирпичиком – и не боялся, что острые грани могут поранить его кожу и сердце. Он сжал её в стальное кольцо своих объятий. Оказавшись во власти чужих рук, она начала дрожать, словно пойманная в клетку птица, и, казалось, что может оттолкнуть Жордана. Но она лишь теснее прижалась к нему.

Она безропотно позволила ему довести себя до дивана, не выпуская из собственнических объятий. Она не сопротивлялась, лишь покорно прильнула к нему.

Ей становилось хорошо от исходившего из камина тепла, от потрескивания объятых огнём поленьев, от мурлыканья кошек, от запаха табака, от аромата кофе и апельсинов. Но гораздо лучше ей было в объятиях Жордана. Вот как сейчас. Он дарил ей бесценное чувство спокойствия, сладким эликсиром разливающееся по телу.

Кошки, словно не желая мешать их идиллии, устроились каждая в своей лежанке.

Жордан попытался встать и тут же почувствовал, как тяжесть женской руки остановила его. Марин не хотела, чтобы он уходил. Ей казалось, что с ним она словно на островке безопасности. И без Жордана он просто пойдёт ко дну. Молодой человек всё же покинул её, но, подкинув дрова в камин и поворошив остывшие угли, поспешил вернуться.

– Я рядом. – Он обхватил её лицо ладонями и стал осыпать его короткими нежными поцелуями. – Всё хорошо.

Всё было совсем не хорошо. Но рядом был тот, поцелуев и ласк которого достаточно, чтобы Марин понимала – обязательно будет. И вскоре она отдалась в уютные объятия сна, и в оберегающие – Жордана.

========== 4. ==========

Комментарий к 4.

Видео, вдохновившее меня:

https://youtu.be/fzLSzI_t0zI

Ничего необычного, простая пресс-конференция, но в самом начале Марин и Жордан обменялись такими милыми взглядами…

На самом деле вдохновляющих видео слишком много, чтобы все их указывать. Но вот это особенное:

https://www.youtube.com/watch?v=l7Tp8gtUSEs

А ещё у работы появились две обложки:

https://ibb.co/m5dSWZ7

https://ibb.co/DQB6r13

Вечер уже принял Париж в свои объятия, и закат окрасил небо оранжево-золотыми мазками. Прохладный осенний ветерок почти бесшумно колыхал листву на деревьях, словно опасаясь разбудить начинающий засыпать город.

Жордан поднял воротник куртки повыше, пряча в нём половину лица. Он в очередной раз зашёл в беседку, придирчиво рассматривая результаты своих трудов в поисках даже самых незначительных изъянов. Это был первый романтический сюрприз, который он устраивал для Марин, да и вообще для женщины, поэтому он подошёл к этому моменту со всей присущей ему ответственностью.

Сегодня Марин возвращалась из зарубежной поездки, и Жордан с нетерпением ждал встречи с ней. Не видеть её несколько дней было для него изощрённой пыткой, хоть и её образ, бережно хранившийся в памяти, он видел повсюду: в уставе партии, что всегда находился на его столе; в лицах однопартийцев, в которые он вглядывался на заседаниях, произнося очередную речь; в каждой вещи в её и его собственном доме; во снах.

Казалось, Париж тоже ждал её возвращения и тщательно к нему подготовился. Покрытые листвой лужи намекали на затяжные дожди, изматывающие город ни один день. Но сегодня, когда она прилетела, небо было чистым и звёздным.

Жордан хотел лично приехать за Марин в аэропорт, но она отказалась от его услуг, а он, в свою очередь, не посвятил её в то, что будет ждать в её доме. Внутри всё сжималось от предвкушения, и он взглянул на часы – её самолёт час назад приземлился в аэропорту, и она уже должна была приехать. Тревога на мягких лапах, словно настырная кошка, незаметно прокралась в его сердце. Мысленно отмахнувшись от её пушистого хвоста, Жордан в ожидании любимой женщины стал предаваться ностальгии. Он вынимал красочные и мучительно подробные воспоминания о каждом проведённом с ней моменте из потаённого кармана памяти, рассматривал, как сокровища немыслимой ценности, и прятал обратно, подальше от окружающих. Он понятия не имел, как можно одними лишь словами или поступками выразить ту силу любви, что он испытывал к Марин. Он готов был собственноручно возложить первый камень для строительства алтаря поклонения этой женщине.

Когда к дому подъехали машины, уже властвовала ночь, окутавшая всё вокруг мягким тёмным покрывалом. Жордан выключил свет в саду, оставив гореть только фонарь над дверью, и встал за одну из колонн, чтобы сделать своё появление неожиданным и эффектным. Когда силуэт Марин появился в поле зрения, его сердце пропустило удар. Жордан уже был готов выйти ей навстречу, но увидев, что она была не одна, остановился, словно напоровшись на невидимую преграду. Одним из сопровождающих её мужчин был охранник, а вот второй был Жордану совершенно не знаком – высокий брюнет, на вид чуть младше него самого. И Марин смотрела на него с такой нежностью, что паника накрыла Жордана душным, плотным одеялом. Осознание того, что в жизни Марин появился кто-то ещё, словно скальпелем распороло его жизнь на “до” и “после”, на две половины – белую и чёрную.

Он словно находился в первом ряду, в VIP-ложе, и наблюдал за разворачивающимся на его глазах драматическим спектаклем: мужчина улыбался и получал от Марин ответную улыбку, они что-то воодушевлённо обсуждали, смеялись. Жордану было тяжело исполнять роль стороннего наблюдателя и быть свидетелем того, как собственное счастье рушилось на глазах, терять уверенность в себе, некогда нерушимую, а ныне – обратившуюся в пыль. Но он продолжал стоять каменным изваянием и кусал губы, запрещая себе издать хотя бы звук, а на самом деле желая завыть. В голове воцарился хаос из пугающе реалистичных образов того, что могло бы вот-вот произойти: они вместе войдут в дом и скроются за дверью. Но мужчина обнял Марин и, поцеловав её на прощание, ушёл в сопровождении охранника.

Казалось, Жордану можно было бы расслабиться и наконец выдохнуть. Но не расслаблялось и не выдыхалось. Можно – нужно – было сейчас просто уйти, а на следующий день сделать вид, что ничего не произошло, но Жордан был катастрофически плох в лицемерии. Он мысленно дал себе несколько отрезвляющих пощёчин по обеим щекам, как напоминание, что нужно держать себя в руках. Сухо сглотнув и расправив плечи, он шагнул из темноты на свет.

– Привет, – прохрипел он. В горле образовался ком, а во рту слюна – вязкая, горчащая, ни сглотнуть, ни сплюнуть.

Марин обернулась и, увидев его, изменилась в лице. Её взгляд метнулся туда, куда только что ушли сопровождающие её мужчины, и вернулся к Жордану.

– Привет. – Её голос прозвучал обыденно, и лишь на самом краю слышимости в нём можно было угадать нотки волнения. – А что ты здесь делаешь?

– Ты ведь сама дала мне ключ. Не рада меня видеть? – Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и неестественной. Он спрятал руки в карманы куртки, только бы Марин не заметила, как они дрожали.

– Почему же, рада. Я соскучилась. – Она подошла ближе и обвила руками его шею, но Жордан быстро отстранился.

– Кто это был? – спросил он, со смирением ожидая ответа. Услышать правду было очень-очень страшно, но и не спросить было нельзя.

– Луи. – Односложный ответ повис в воздухе вязкой недосказанностью.

Но одного этого имени хватило, чтобы загнать остро заточенный нож куда-то Жордану под рёбра. Оно отдавалось внутри давящей неприязнью. Второго Луи в жизни Марин он бы просто не пережил{?}[Намёк на то, что бывшего мужчину Марин звали Луи.].

– Это из-за него ты не позволила мне встретить тебя в аэропорту и задержалась? – жёстким – так опасно граничащим с грубым – тоном спросил он прежде, чем зубы успели сдавить кончик языка. А потом опустошённо выдохнул, сник, утратив весь эмоциональный запал.

Марин нахмурилась. Глупой и абсурдно неуместной ревности ей только не хватало. Любому другому она бы уже указала на его место в её жизни, чтобы тот не забывался и впредь не позволял себе подобных вольностей. Но это был не сторонний человек, а Жордан, близкий и родной, смотревший на неё сейчас с недоверием, обидой и… Марин взглянула на сложившуюся ситуацию его глазами.

Ревность подкралась к Жордану сзади, дышала ему в затылок, обнимала. Он уже был готов поддаться её настойчивости… Но Марин успела вытащить его из цепких объятий. С нахмуренными бровями и поджатыми губами он выглядел особенно трогательным, и у неё даже пропало желание отчитать его за столь ребяческое поведение и даже просто ласково пожурить, точно непослушного ребёнка.

– Жордан… – Невозможно было не улыбаться, смотря на него. И Марин улыбнулась. – Луи – это мой сын{?}[Сына Марин зовут Луи Шоффруа.].

Чтобы осознать услышанное, Жордану потребовалось несколько секунд – бесконечно длинных и тревожных. Он ошибся. Ошибся катастрофически и фатально. Он чувствовал себя законченным параноиком.

– Мы давно не виделись, и когда Луи предложил встретить меня и провести вместе время, я не могла отказаться. Прости, что я не предупредила тебя и заставила нервничать… – Марин замолчала, думая, что и так уже много рассказала.

Изо дня в день они с Жорданом больше узнавали друг друга, делясь самым сокровенным. И всё же Марин далеко не всё могла ему рассказать: неловко спотыкалась на вопросах о прошлых отношениях, считая, что прошлое должно оставаться в прошлом; старательно избегала разговоров о своих детях.

– Не знаю, что сказать, – пробормотал он, испытывая запоздалое раскаяние в своей резкости. Разумные мысли ускользнули, оставив одни неоформленные и невнятные.

Марин дотронулась до его щеки, ямочка на которой стала ещё более выразительной. Её прикосновения были осторожными, как первые мазки кистью по белоснежному холсту. А Жордан притянул её к себе. Сейчас в её объятиях для него вновь обретался смысл жизни.

– Я кое-что для тебя приготовил. – Он изогнул губы в загадочной и многообещающей улыбке, а затем развернул Марин к себе спиной.

– Жордан, что ты задумал? – устало поинтересовалась она, касаясь чужих ладоней, закрывающих ей глаза. Эта поездка опустошила её, выпотрошила все силы, и больше всего женщина хотела отдохнуть.

– Ты разве забыла, что задолжала мне свидание? – Он коснулся губами её шеи, и она вздрогнула. Она до сих пор чувствовала себя неловко от его поцелуев.

Он мягко подтолкнул её вперёд, увлекая вглубь сада. Лежавшие на земле листья недовольно шуршали под ногами, сетуя, что идущие так бесцеремонно нарушают их покой. Марин не любила сюрпризы, но сейчас ощущала, как внутри разгорался огонёк безудержного любопытства. И еле дождалась того момента, когда Жордан убрал руки, и она смогла оглядеться.

Свет от фонарей окутывал сад мягким сиянием. Вокруг кружились и падали листья, словно осыпая всё золотом, и ложились под ноги пёстрым ковром. Бархатное небо было усеяно мириадами звёзд. Марин перевела взгляд на украшенную цветами и гирляндами беседку, в центре которой стоял небольшой столик. На нём находился пирог с румяной корочкой, сверху покрытой карамелизированными апельсинами, пленительный аромат которых дразняще щекотал ноздри, а также бокалы с апельсиновым фраппе.

– Сколько же времени ты на всё это потратил… Сумасшедший… – Она хотела, чтобы это прозвучало с укором, но в голосе, вопреки её желанию, слышалось лишь восхищение, приправленное щепоткой восторга.

– Я советовался с твоими охранниками, и они настоятельно не рекомендовали, да что уж там – запретили мне использовать для свидания любые публичные места. Пришлось импровизировать. – Жордан пожал плечами, словно оправдываясь. – И даже готовить самому.

– Мучное и кофе – это не лучшая еда перед сном, – скептически проговорила Марин, но от вида и запаха еды во рту, помимо её воли, начала скапливаться слюна и предательски заурчало в животе.

– А кто говорил про сон? Это не входило в мои планы. – В отношениях с ней он всегда действовал напролом, прикрывая любой свой поступок очаровательной улыбкой. Поразительно, но срабатывало, как правило, безотказно и всегда. Марин улыбнулась ему в ответ именно той улыбкой, которая украшала её губы лишь в присутствии Жордана.

Он усадил её за столик и, разрезав пирог, придвинул ей блюдце. Она откусила кусочек, наслаждаясь вкусом рассыпчатого бисквита и карамельно-апельсиновой сладостью, и сделала глоток фраппе. А Жордан внутренне ликовал, видя, как она жмурится от удовольствия.

– У меня есть кое-что для тебя. – Жордан извлёк из внутреннего кармана куртки бархатную коробочку и протянул ей.

Марин поёжилась словно из-за холода. Но на самом деле ей просто стало страшно.

– Не бойся, это не кольцо, – пояснил он, заметив её настороженный взгляд. – Я хотел бы… Но знаю, что ты их не носишь. Да и боялся не угадать с размером.

Открыв коробочку, Марин обнаружила там изысканный браслет из белого золота, инкрустированный бриллиантами. Она внимательно рассмотрела подарок и улыбнулась, заметив гравировку: MLP. Жордан достал его и сам надел ей на запястье.

– Спасибо. – Она благодарно поцеловала его в щёку, выбритую сегодня с особым усердием. Но он не позволил ей отстраниться и завладел её губами, сцеловывая с них вкус апельсина – тщательно и неторопливо.

Подул лёгкий ветерок, вынуждая деревья тихо перешёптываться листвой, а облака то и дело скрывали алмазную россыпь звёзд. Дыхание осени осторожно колыхало волосы Марин, придавая её образу ещё больше женственности и романтичности, и Жордан никак не мог наглядеться на неё.

– Но и это ещё не всё. – Он ненадолго отлучился и вернулся уже с гитарой. – Небольшой творческий сюрприз.

Жордан взял первый аккорд, и гитара отозвалась мелодичным звуком. Марин, словно зачарованная, наблюдала, как он сосредоточенно перебирал струны, и из-под его пальцев лилась бархатистая и чарующая мелодия, цепляющая за душу, до дрожи волнующая. Жордан при помощи одних только пальцев вёл задушевный монолог, обращённый к своей любимой женщине.

А потом он поднял на неё искрящиеся любовью глаза и запел. И это стало последней недостающей деталью идеального романтического вечера. Это было нечто неуловимо-волшебное – тембр его голоса, томно перебирающие струны пальцы…

Une vie d’amour

Que l’on s’était jurée

Et que le temps a désarticulée

Jour après jour

Blesse mes pensées

Tant de mots d’amour

Que nos cœurs ont criés

De mots tremblés, de larmes soulignées

Dernier recours

De joies désaharmonisées…{?}[Charles Aznavour – “Une vie d’amour”]

Вот только Марин казалось, что как только смолкнет последний аккорд и Жордан замолчит, волшебная сказка закончится, оказавшись всего лишь иллюзией. Она почувствовала волнение и машинально потянулась к спрятанной в кармане электронной сигарете, но быстро одёрнула себя – Жордан не любил, когда она курила, да и момент сейчас был совсем неподходящий. Она старалась дышать медленно и ровно, заставляя грудь вздыматься не так истерично часто. Но успокоиться не получалось.

Une vie d’amour

Une vie pour s’aimer

Aveuglément

Jusqu’au souffle dernier

Bon an mal an

Mon amour

T’aimer encore

Et toujours…{?}[Charles Aznavour – “Une vie d’amour”]

Слова прозвучали словно пароль, открывающий дверь, которая столько лет хранила внутри Марин невыплаканные слёзы. Она не сразу осознала, что плакала – лишь когда пелена слёз начала застилать глаза, и очертания Жордана стали размытыми. Она вытерла лицо ладонями и поспешила в дом, вынуждая листья шелестеть под лёгкой поступью её шагов. Жордан едва успел догнать её у двери, и притянув к себе, обнял. А она жадно глотала воздух и никак не могла надышаться, словно вместо него был дым – густой, с привкусом горечи.

– Что ты со мной делаешь? Я не плакала более двадцати лет… – Её обычно твёрдый и уверенный голос дрожал. И сама она дрожала в объятиях Жордана.

На людях она тщательно маскировала собственные страхи за самоуверенной ухмылкой и жёсткой позицией. И только наедине с Жорданом она могла снять маску, позволяя эмоциям расплескаться вокруг.

– Не могу отделаться от мысли, что всё это неправильно. Мне пятьдесят три, тебе – двадцать шесть. – Страхи и сомнения, сорвавшись с проржавевших цепей, вновь накинулись на неё сворой голодных собак.

– Через несколько лет мне будет тридцать. – Жордан попытался свести всё к шутке.

– Да, это меняет дело, – усмехнулась она. Лёгкие поглаживания по спине подействовали успокаивающе, и Марин смогла немного расслабиться.

Жордан бережно стёр слёзы с её лица. Осталось лишь украсить его улыбкой. Он приобнял её за талию и завёл в дом. Он не стал зажигать свет в гостиной в угоду камину и усадил Марин на диван. Расстегнул пуговицы на её пальто и помог выпутаться из шерстяной ткани, а потом привлёк к себе.

– Я люблю тебя! – Он обхватил ладонями её лицо, нежно погладив щёки большими пальцами.

Марин ощущала, как заалели её щёки, но пламя камина удачно маскировало столь очевидный факт. Блики от огня мягко касались её лица и золотыми переливами играли в светлых волосах.