Текст книги "«Wayfaring» (СИ)"
Автор книги: KurosakyK
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
«Wayfaring»
https://ficbook.net/readfic/3348857
Автор:
KurosakyK (https://ficbook.net/authors/7591)
Фэндом:
Fairy Tail
Пейринг или персонажи:
Нацу/Люси
Рейтинг:
R
Жанры:
Гет, Романтика, POV, AU
Предупреждения:
OOC
Размер:
Миди, 21 страница
Кол-во частей:
7
Статус:
закончен
Описание:
Моя история до ужаса банальна, и ваше право не продолжить чтение. Поэтому, если вам так угодно, можете закрыть этот потрепанный временем дневник, отправиться по своим делам и больше никогда не вспоминать этот убористый почерк и слова, складывающиеся в историю одного человека.
Посвящение:
LeonS, Lady_Di., Riggi – без вас, дамы, возможно, не было бы этой работы.
Публикация на других ресурсах:
Только с моего разрешения!
Примечания автора:
Работа приурочена к НаЛю-неделе 2015 года.
Одна глава. Один день. Одна тема. К концу недели фанфик будет полностью окончен.
Содержание
Содержание
«Странствие». The Beatles. All You Need Is Love.
«Благодарность». Nirvana. Come As You Are.
«Перевоплощение». Michael Jackson. Fall Again.
«Дым». Tory Amos. I can't see New York.
«Нужда». Queen. Love Of My Life.
«Славные дни». Backstreet Boys. I Want It That Way.
«Счастье». Adele. Now And Then.
«Странствие». The Beatles. All You Need Is Love.
Эта история до ужаса банальна, и ваше право не продолжить чтение. Многого вы не потеряете, поэтому, если вам так угодно, можете закрыть этот потрепанный временем дневник, отправиться по своим делам и больше никогда не вспоминать этот убористый почерк и слова, складывающиеся в историю одного человека.
Жизнь моя не отличалась от жизни любого другого среднестатистического человека моего времени. Мне не удалось стать героем, и я не совершал подвигов (ну, если не считать спасения Хэппи из лап группы тупых подростков). Я не был ни политиком, ни кинозвездой. Я не сделал ничего, что обеспечило бы мне место в учебниках истории.
Вы все еще здесь?
Честно, я удивлен.
Возможно, вы спросите, зачем же тогда я трачу ваше время и исписываю немногочисленные чистые листы в дневнике, который носил еще мой отец. Не знаю. Возможно, из-за желания обернуться назад, в свое прошлое, и вновь насладиться им? Возможно, из-за наполняющего меня тепла, когда я вспоминаю то время. А, возможно, это лишь причуда старика, которому больше нечего делать.
Надеюсь, мои дети не найдут этот дневник. Так и вижу лицо Джудо и раздраженное: «Пап, снова?!».
Сейчас, сидя в кабинете, слушая успокаивающий шум ночного города и стук капель дождя, я даже не знаю с чего начать. В моей жизни не было момента Х, от которого можно было бы отталкиваться. Возможно, этим моментом можно было назвать встречу с Люси, но ведь ей предшествовало множество ниточек, которые складывали мой характер, мою историю. Мою жизнь. Бесчисленное число событий предшествовали этому моменту, и именно эти события сделали меня тем, кем я был тогда, когда девушка в белом сарафане обернулась и встретилась со мной взглядом. И если бы не эти события, кто знает, оказался бы я тогда на концерте под палящим солнцем Лос-Анджелеса, встретился бы я с Люси и, что самое главное, полюбила бы она меня того, другого?
Поэтому, чтобы ничего не упустить, я начну с самого начала, когда в 1957 году в штате Орегон в городе под названием Портленд в один жаркий июльский день в семье Драгнилов родился второй ребенок. Страна пережила войну, и вступила на новый чистый лист своей истории будучи сильнее, чем когда-либо она была прежде. Экономика процветала, а у людей уже пропал испуг в глазах при слове «война».
Мой отец был ветераном, бравым лейтенантом военно-воздушных сил США. С мамой они познакомились, как бы это ни было банально, на войне (родители говорили, что их свела судьба), когда отец, получив тяжелое ранение, поступил в госпиталь в городок на юге Англии близ Брайтона. Мама – восемнадцатилетняя медсестра-доброволец – была той, которая помогла отцу встать на ноги. Они часто любили вдаваться в воспоминания, упоминая и угрюмого главного врача, и васильки, которые отец собирал на небольшой лужайке в трехстах метрах от лагеря и приносил маме в подарок, и то, как спустя шесть месяцев они решили сыграть свадьбу. В то время люди бежали под венец настолько быстро, насколько это было возможно, ведь любой день мог оказаться для них последним.
Через год в 1945 году на свет появился мой брат Зереф, который родился за три дня до окончания войны (мама часто трепала его по щекам и называла победоносным). Брат за стаканчиком виски любит вдаваться в воспоминания о тех временах, когда вернувшемуся с фронта Игнилу Драгнилу и его семье было сложно устроить свою жизнь. Отца часто не было дома, а маме было тяжело управляться одной с новорожденным ребенком. Ситуация изменилась, когда отец вступил в регулярную армию США. Чета Драгнилов с их маленьким сыном купила небольшой домик в уютном коттеджном поселке, и начала свою историю с чистого листа. У меня до сих пор хранится фотография отца на фоне его «Curtiss P-40»* с рядом стоящей женой и черноволосым Зерефом на плечах. Мой отец связал свою жизнь с небом, и не расстался с ним до самого конца.
Прошло время. Мое появление на свет сопровождалось необычно жарким днем, громкими голосами акушеров и тихим голосом Фрэнка Синатры из барахлящего радиоприемника.
С годами воспоминания стираются, и если в семнадцать я мог рассказать, что со мной было в пять, то сейчас я кое-как помню времена своей школьной юности. Хотя некоторые, особенно важные отрывки жизни, не сможет стереть даже старость. Я помню аромат свежего хлеба из пекарни мистера Дреяра, который каждый раз, когда я прибегал к ним с парой четвертаков, трепал меня по голове и, заговорчески подмигивая, давал мне шоколадную конфетку «Ростри» (их еще продают?). Я помню виниловые пластинки и голос Мерлин Монро, которому, немного фальшивя, подпевала мама, занимаясь своим шитьем. Я помню Зерефа в черных очках-авиаторах (он считал, что это делает его крутым). От него всегда пахло отцовским одеколоном, дешевыми сигаретами и пивом. А еще он пытался походить на Элвиса с его высокой укладкой и знаменитой походкой, но это у него получалось откровенно ужасно. Брат проводил время с кучей таких же парней-подростков, которые при случае давали мне щелбаны и предлагали выпить пива, на что Зереф однажды хорошенько врезал своему дружку Аку. Больше мне никто ничего подобного не предлагал.
В моем детстве был небольшой, но аккуратный коттедж с растущими кустами гардений, в которых я всегда прятался от отца, когда мы играли в прятки. Была строгая соседка Полюшка и ее утренний ритуал по поливанию цветов. Был потрепанный радиоприемник и песни Элвиса, Плеттерс и Битлз. Был кирпичный камин с потрескивающим огнем, горячее молоко и шоколадные печенья в Сочельник. Я не помню всего. Я не помню ни своих друзей, ни плакатов, висевших у меня в комнате. Я не помню, когда научился кататься на велосипеде, и кто учил меня читать (скорее всего, мама). Я не помню многого. Но я помню одно, и самое важное: я был счастлив.
Первое осознанное воспоминание приходится на мои шестнадцать лет, когда я, подпевая голосам Пола Маккартни и Джона Леннона, набил у себя на предплечье пицифик** и выкурил свой первый косяк марихуаны. Это было время свободы. Время разноцветных фенечек, дредов и отрицания всего сущего. Время Битлов, Скотта Маккензи и криков на всеуслышание: «Make love, Not War»***. Я был молод, энергичен, и путешествия автостопом, покуривание травки и песни у костра были мне ближе учебы и шампуня.
Мне казалось, будто нет свободней людей, чем тех, кто наслаждается каждым моментом своей жизни. Я не переживал расставание с родными, думая, что их мирская жизнь не для меня. Я не переживал ни о чем, полностью отдавшись потоку жизни.
В семнадцать я лишился девственности на постеленном на траве пропахшем благовониями покрывале. Ее звали Лисанна. Мы дружили с самого детства, вместе гуляя по улицам нашего провинциального коттеджного поселка, воруя яблоки из сада Полюшки и проходя все невзгоды школьной жизни.
Я помню ее заливистый смех, маленькое тату «All You Need Is Love» под самым сердцем и длинные волосы, которые она отращивала со мной за компанию. В семнадцать я отправлял раз в месяц письма домой, звонил дважды в неделю Зерефу и наслаждался ветром в волосах.
Мы ехали туда, куда вел нас зов души. Я до сих пор с теплом вспоминаю наш старенький «Фольксваген», кислотно-зеленый с барахлящим движком и свистящими колодками. Я помню, как покупал на каждой остановке наклейки и клеил их по бокам. В восемнадцать мы уже забыли, какого именно цвета был когда-то наш фургон. Города сменялись за окном, сменялись и времена года. Мы воровали, подрабатывали, посещали коммуны и занимались любовью. Мы жили и думали, что умрем под голос Боба Марли в удушливом наркотическом дыме. Но судьба распорядилась иначе.
В девятнадцать Лис состригла дреды, закрыла вытатуированный пицифик блузкой и купила билет до Портленда. В девятнадцать я остался один со своим «Фольксвагеном» с отклеивающимися наклейками, пачкой травы в бардачке и разбитым миром во всем мире. Пора хиппи для меня прошла также быстро, как и наступила. Я обосновался на берегах Калифорнии, устроившись в автомастерскую к улыбчивому Гилдартсу Клайву, который, увидев меня, только похлопал по плечу, сказав что-то вроде: «Я принесу тебе бритву, сынок». Так я открыл новую главу своей жизни под названием «Грузовичок Клайва».
Странствие – длинный и тернистый путь, и не всегда оно означает дорогу и ветер в волосах. В своей жизни я еще совершил множество путешествий, но эти странствия были уже другого рода. Я странствовал в поисках себя, своего места в мире и девушки в широкополой шляпе, подпевающей голосу Курта Кобейна.
И на этих страницах мое странствие только начинается.
Примечание к части * «Curtiss P-40» – Одноместный истребитель, цельнометаллический моноплан с закрытой кабиной и убирающимся шасси с хвостовым колесом. Спроектирован в КБ Кэртис-Райт корпорейшн под руководством Д.Берлина.
** Пицифик – символ мира. Был популярен среди хиппи.
*** «Make love, Not War» – Занимайтесь любовью, а не войной. Лозунг хиппи.
«Благодарность». Nirvana. Come As You Are.
В автомастерской Клайва всегда звучал голос Мика Джаггера, которому механик подпевал своим прокуренным хриплым голосом. Его дочь Кана, девушка с кучей татуировок и проколотым языком, приносила каждый день в четырнадцать двадцать пять три бутылки холодного пива, вторя голосу отца. Она увлеченно рассказывала ему о своих ухажерах, учительнице-зануде и новом вызове в школу. Она сидела на столе, махая облаченными в джинсы ногами, жуя жвачку и периодически облизывая накрашенные в черный губы. От Каны пахло дешевым пивом и сигаретами. Она носила очки-авиаторы, и это действительно было круто. И, смотря на нее, я вспоминал о Зерефе, о семье в Портленде, и съедающий душу стыд заполнял все мое нутро.
Это было время потертых джинсов и кепки задом-наперед. Это было время холодной «Кока-Колы», палящего калифорнийского солнца и концертов под открытым небом. Это было время костров на берегу Тихого океана и секса на горячем песке. Тогда я думал, что здесь, в Лос-Анджелесе, я нашел свое пристанище с крохотной комнатушкой на втором этаже дома Клайва, машинным маслом на руках и связях на одну ночь.
В моей голове был размытый план, где я хозяин автомастерской, муж какой-нибудь залетевшей от меня девчонки, примерный отец и человек, которому для счастья нужна была лишь банка пива да теплое тело под боком. Я просыпался каждое утро в пять тридцать, принимал душ, надевал более-менее свежую майку, включал музыку в плеере погромче и целый день проводил в окружении карбюраторов, двигателей внутреннего сгорания и машинного масла на подушечках пальцев.
И иногда я задумываюсь, сложилась бы моя жизнь по-другому, не встреть я Люси? Действительно ли я так и остался бы в Лос-Анджелесе, плывя по течению жизни, или все же однажды одумался бы? Ответа на этот вопрос я не знаю до сих пор.
В двадцать в моей голове был лишь ветер. Кажется, тогда я знал только, как находить на свою задницу приключения. В двадцать я познакомился с Греем Фуллбастером – парнем, который приезжал каждую среду на своем красавце «Харлее». Он отдавал его в умелые руки Гилдартса и, оставаясь в пропахшей потом и маслом мастерской, разделял с нами принесенное Каной пиво (по средам она приносила четыре бутылки, холодные, с капельками воды. Я до сих пор помню ощущение ледяного стекла в руке).
Грей был байкером. Свободолюбивым, плюющим на правила и предрассудки, в черном кожаном жилете и тяжелых берцах. У Грея был набит череп* на груди, и свисал железный крест** на серебряной цепи. Грей сжимал зубами сигареты «Pall Mall», пускал кольца дыма и каждый раз рассказывал истории о городах, которые видел, о людях, которых встречал, и о своем мотоцикле. Ничего байкер так не любил, как свой «Харлей». Порой, казалось, будто он собирался провести с ним всю жизнь, не думая ни о семье, ни о детях. Сейчас, вспоминая того, размахивающего флагом Конфедерации*** и распевающего песни Led Zeppelin Грея, мне хочется смеяться. Ведь жизнь настолько непредсказуема, и кто бы тогда мог подумать, что парень, хранивший под сидением марихуану, найдет свое счастье в девушке-флористе с вздернутым носиком и неизменным ароматом цветов.
Грей стал мне верным товарищем. Несмотря ни на что, что бы между нами не происходило, он оставался и остается моим лучшим другом. Человеком, который никогда не бросал меня, всегда поддерживал (в своем стиле, но все же) и давал на удивление мудрые советы. Я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как он выбросил мои вещи из маленькой комнатушки на втором этаже дома Клайва, крикнув: «Вали к черту, придурок! Только попробуй вернуться, и я лично уволоку тебя к этой белобрысой принцессе». И, если задуматься, Грей Фуллбастер был еще одной ниточкой, приведшей меня к Люси, ведь если бы не он, кто знает, решился бы я тогда на такой отчаянный и сумасшедший шаг?
Вместе с Греем два раза в месяц порог «Грузовичка Клайва» переступали его друзья-байкеры, которые давали «пять» Гилдартсу и проявляли самую высшую степень доверия – отдавали ему свои мотоциклы. В такие дни люди старались обходить мастерскую десятой дорогой, испугано косясь в сторону ровных рядов чопперов**** и бобберов*****, и гремящих цепями байкеров, которые пили холодное пиво и делились между собой шутками. Мне нравились эти ребята. У них был смысл жизни. Они любили жизнь, и ничто не могло заменить им рева мотоцикла и прямой дороги перед глазами. И с годами это не проходит. Грей до сих пор перебирает свой «Харлей» и выбирает дни, чтобы вновь насладиться чувством свободы.
И тогда мне так чертовски не хватало этого. У меня не было смысла жизни, не было цели и иногда, лежа в своей маленькой комнатушке с расклеенными плакатами стенами и смотря в темное небо Лос-Анджелеса, я думал, неужели все призрачные планы о мастерской и банке пива были пределом моих мечтаний? Неужели я был настолько ничтожен, что не мог достигнуть большего? Я смотрел на все эти плакаты, смотрел на улыбающуюся Мерлин в ее знаменитом белом платье, на Битлов в их черных костюмах и на сжимающего микрофонную стойку Бона Скотта******. Я смотрел и думал, что все эти люди чего-то достигли. Они мечтали. Мечтали по-крупному, мечтали, и их мечта сбылась. Так почему со мной не могло произойти того же? Почему я не мог мечтать и исполнить свою мечту? Я думал об этом и в конечном итоге приходил к одной и той же мысли: я не мог найти свою мечту. Я не знал, о чем мечтать. Казалось, будто я потерял эту возможность, и как бы ни старался я придумать ее, она от меня ускользала.
В то время к нашей компании присоединился Гажил Рэдфокс. Хотя, тут скорее я присоединился к ним, так как Грей и Гажил были знакомы еще до моего появления в Лос-Анджелесе. Гажил носил красную бандану, которой убирал свои длинные спутанные волосы. От него пахло дешевым скотчем, и именно он первым доставал гитару и затягивал «All My Love» своим прокуренным скрипучим голосом на наших посиделках у костра. У Гажила на губах всегда красовалась усмешка, а руки были облачены в кожанные перчатки с шипами. На первый взгляд он производил пугающее впечатление, но на деле этот парень был одним из самых честных и добрых (да-да, добрых, что бы он ни говорил и как бы ни пытался это скрывать!) людей, которых я знал. Он без вопросов мог помочь с деньгами, не прося ничего взамен. Он мог молча выслушать все твои проблемы и дать совет. И именно он однажды сказал мне: «Не на то ты тратишь жизнь, братан». И именно благодаря Гажилу когда-то я нашел свою мечту. Но не будем забегать вперед…
Не смотря на все мои сомнения, я был доволен своей жизнью. У меня была стабильная работа, верные друзья и какая-никакая, но уверенность в завтрашнем дне. И, наверное, моя жизнь осталась бы такой, если бы однажды в город не приехал под громкий крик фанатов Курт.
И если события, которые я вам рассказывал до этого в моей голове разбросаны лишь урывками, размыто и неточно, то этот день врезался в память в мельчайших деталях. Я помню и палящее солнце Лос-Анджелеса, и песок, забивавшийся в кеды, и косяк травы, который Грей где-то раздобыл. Я помню крики людей, помню толкучку и голос Кобейна, доводящий людей до экстаза. На пляже царила настоящая эйфория, и стоящий на сцене солист, перекрывая шум океана, отдавался полностью во власть музыке. Я помню, как сидел на крыше своего фургона, делая затяжку и покачиваясь в ритм «Come As You Are», когда мой взгляд зацепился за группку девчонок. В легких сарафанах и широкополых шляпах они выделялись в толпе, но это не мешало им кричать громче других, когда Курт вытягивал слова припева. Я усмехнулся тогда, кажется, и именно в этот момент, когда одна из девушек обернулась, будто услышав свое имя, и настал мой момент Х.
Ее звали Люси. Люси Хартфилия. Девушка с самой яркой улыбкой и ямочками на щеках. Девушка, которая полностью изменила мою жизнь и за встречу с которой я до сих пор благодарю судьбу. Ведь если бы не она, я бы не писал эту ужасно банальную, но такую важную для меня историю. И я благодарен, что когда-то Люси ворвалась в мою жизнь под голос Курта Кобейна, привнеся в нее аромат гардений и блинчиков с черникой, звуков скрипичной музыки и размеренного голоса, перечитывающего в тысячный раз «Гордость и предубеждение». Мог ли я тогда, смотря в ее темные глаза, подумать, что вместе с той легкой улыбкой, она подарит мне веру в себя и свою мечту, песни и шоколадные печенья в Сочельник, пасмурный Нью-Йорк и мягкие поцелуи во время болезни. Мог ли я тогда подумать, что проведу с этой девушкой, придерживающей одной рукой широкополую соломенную шляпу, всю оставшуюся жизнь?
Нет, не мог.
Но что-то толкнуло меня тогда подойти к ней в толпе и сказать такое короткое и такое важное: «Привет».
Come as you are, as you were
As I want you to be
As a friend, as a friend, as an old enemy
Примечание к части * Череп – интерпретируется по разному. И как бесстрашие перед смертью, и как защита от нее. У Грея он набит у сердца еще и как символ того, что оно защищено. Возможно, если я все-таки решусь, то напишу про Грея бонус, объясняя его прошлое, и что именно привело его к жизни байкера.
** Крест – протест против власти.
*** Флаг Конфедерации – просто хочу уточнить, что байкеры прекрасно знали о значении флага (кто не знает, то это был символ Юга в Гражданской войне США за освобождение рабов. Юг был против этого), и они ни в коем образе не используют этот флаг, как символ расизма. Это просто их символ, и ничего более.
**** Чоппер – вид мотоцикла с удлинённой рамой и передней вилкой.
***** Боббер – вид мотоцикла, на котором удалены или сильно облегчены (уменьшены) все детали и механизмы, не влияющие на ходовые качества мотоцикла, но уменьшающие его общий вес.
****** Бон Скотт – солист группы AC/DC на тот момент.
Отступление: Я знаю, что свершила ошибку во времени, и Нирвана на этот период еще даже не существовала, но мне так хотелось, чтобы их встреча произошла именно под голос Курта, что я позволила себе эту вольность. Пусть же краткий миг славы этой бессмертной группы начнется раньше и продлиться чуть дольше. Надеюсь, вы простите мне эту вольность.
