Текст книги "Рыцарь, куколка, царевна и Вася"
Автор книги: Ксения Славур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Инне нечего было рассказать в ответ и она слушала Киру. Кира жаловалась, что им с бабушкой почти месяц пришлось ждать очереди к портному, чтобы пошить костюмы по фигуре. И еще почти месяц ждали ткань, которую они выбрали. Кира – букле цвета топленого молока, а Альбина Петровна «гусиные лапки». Инна старалась представить, как могут выглядеть букле и «гусиные лапки», наверное, красиво, раз их ждали целый месяц. Только не понятно, к чему такие сложности.
– А купить костюмы нельзя? –спросила Инна. Ей не очень-то нравилась идея с портным. Мама шила себе платья у знакомой портнихи, но все выходили какие-то колхозные варианты. – В Москве же полно магазинов. Или дорого все?
– Портной ведь четко по твоей фигуре шьет, все как влитое сидит. И у него, кстати, дороже получается, чем в магазине.
– Наверное, крутой портной.
– Говорю же, очередь на месяц была.
Инна вспомнила фильмы про итальянских мафиози, они шили костюмы у старичков-портных. Ей захотелось одеваться у крутого портного, чтобы ждать очереди, и одежда сидела как влитая. И жаловаться на это знакомым, щеголяя безупречным платьем.
Надежды Инны увидеться с Кирой летом не сбылись. В последние школьные каникулы родители решили отправить ее в турне по всей родне в Украине. Мама сказала, что неизвестно, как оно будет дальше, может, они ее потом и не увидят сто лет. Инна и не собиралась в будущем тратить время на поездки по родственникам, поэтому отнеслась к маминой идее как к последнему долгу. Тем более, что у Киры родился братик и ехать к ним в гости было неудобно. Да и лето Киры было расписано по дням: летние курсы в каком-то другом институте, автошкола, поездка на море.
***
Во время поступления Инна жила у Киры. Увидевшись после двухлетней разлуки они долго обнимались, кружились и смеялись, разглядывая друг друга. Кира здорово изменилась. Инна помнила ее худеньким подростком. Теперь Кира вытянулась в высокую и стройную девушку с выразительными глазами и каштановыми волосами до самого пояса. Она была очень хороша.
– Какая ты красивая! – искренне похвалили Инна.
– И ты красивая! – ответили ей Кира и Альбина Петровна в один голос.
– Я маленькая, – пожаловалась Инна на собственный рост. – Совсем не выросла.
– Миниатюрная, – уточнила Кира, – как куколка.
Они встали рядышком перед зеркалом в прихожей и рассматривали себя. В их внешности не было ничего общего, абсолютно разные типажи.
– У меня есть подружка, жуткая собачница, – сказала Кира. – Она всех людей сравнивает с собаками. Глядя на нас, она бы сказала, что я овчарка, а ты болонка.
Они прыснули от смеха:
– Похожи!
– Скажешь тоже, Кира! – возмутилась Альбина Петровна.
Квартира Зимовских понравилась Инне чрезвычайно. Она была лучше той, что они занимала в военном городке. Четыре комнаты в старинном доме, высокие потолки с лепниной и красивый паркет. В гостиной оказался настоящий камин, увидев который Инна ахнула.
– Он с меня ростом! – воскликнула она.
– Его не топят, как ты понимаешь, – пояснила Кира.
– Жаль, – сказала Инна, заглядывая внутрь этого чуда.
– Ничего не жаль, – вставила Альбина Петровна, – моя бабушка говорила, что было настоящей мукой выносить золу в ведрах каждый день. Еще и дрова носить.
– Наверное, – согласились девушки.
– С камином атмосфера совсем другая, – добавила Инна.
Она озиралась по сторонам и чувствовала: вот так она хочет жить. И когда-нибудь будет. Скоро. Ведь приехала в Москву именно за этим.
Родители Киры жили за городом, перебрались на лето на дачу. Альбина Петровна настояла на том, что за девочками на время экзаменов нужен уход и осталась в городе. Кире и Инне общество Альбины Петровны было в радость, она умела не напрягать и любила молодежь.
Подруги ездили поддерживать друг друга в сдаче экзаменов и переживали так, что обе похудели, несмотря на старания Альбины Петровны. А когда обе были приняты, то танцевали и прыгали, пока соседи снизу не пришли с жалобами.
Провожая Инну в Москву, папа сказал, что, если она поступит, он подарит ей путевку в Крым. А у вагона поезда добавил, что если не поступит, то эта поездка станет ей прощальным подарком перед трудовой жизнью. Инна заранее предупредила об этом Киру и та тоже купила себе путевку. Поэтому первые две недели августа девушки блаженствовали на море. Инна наконец-то увидела Ливадию и побывала на экскурсиях.
Мечты начали сбываться.
Инна поселилась в общежитии, потому что в конце августа вернулись родители Киры вместе с маленьким сынишкой, и было неудобно.
Соседкой по комнате оказалась тихая молчаливая барышня с другой кафедры, Инна не почувствовала желания с ней дружить и ограничилась вежливым соседством. Зато с Кирой виделась часто и каждый день созванивалась. Выходные поначалу они проводили вместе, много гуляли, Кира знакомила ее с Москвой. Они с Альбиной Петровной составили список мест, где должна побывать Инна. Поскольку это все были сплошь музеи, парки и кладбища, что Инну совершенно утомляло и наводило скуку, то после Кремля и Исторического музея Кира перестала мучить подругу и предложила просто гулять. Инна призналась, что ее интересуют магазины. ГУМ и ЦУМ очаровали и покорили ее с первого взгляда.
– Это мой мир, – восторженно шептала она Кире. – Я хочу одеваться здесь. Смотри, продавщицы меня как будто не замечают, это потому, что я бедно одета. Когда-нибудь все будет иначе!
– Конечно, будет, – улыбалась Кира.
ГУМ и ЦУМ стали для Инны храмами, в которые она в последующие годы ходила удостовериться, что есть в этом мире свет и счастье, и наполнялась силами, глядя на манекены в красивых нарядах. Именно здесь было средоточие всего прекрасного, здесь Инна обретала умиротворение и покой. Даже ничего не покупая, она оставалась довольна, словно получила благословение на борьбу за место под скупым московским солнцем.
***
К концу семестра Инну закружила веселая студенческая жизнь, она до утра пропадала на дискотеках, в клубах, вечеринках и посиделках. Учеба у нее проходила вторым планом, не пропускала она только профильные предметы. Инна пыталась и Киру втянуть в свою компанию, но не смогла, Кира училась с увлечением, изучая даже не два языка, а три.
Уже на первом курсе Инна влюбилась в первый раз. Парень был хорош собой и бесконечно сексуален. Он пробудил в Инне чувственность и несколько месяцев у нее прошли в любовном угаре. Думалось, что это навсегда, однако его очарование внезапно сошло на нет. Инна перестала его желать и его поцелуи, и объятия вдруг стали скучны и даже в тягость. Если ее спрашивали, почему она рассталась с таким красавцем, Инна честно говорила, что ни почему, просто она его «наелась». Инна стала заглядываться на других и обнаружила, что привлекательных парней пруд пруди. Она заметалась, не зная, кого выбрать, потом здраво рассудила, что нет причин ограничивать себя. К концу третьего курса она переспала со всеми красавцами института, заскучала, задумалась и стала жаловаться Кире. Кира возводила глаза долу и недоумевала:
– Неужели со всеми?
Инна уточняла:
– Не со всеми, а со всеми красавцами! Это большая разница. Красавцев не так много, не пугайся.
– Жалуешься на что? Что закончились?
– Надо что-то менять, понимаешь?
– В смысле? Институт поменять?
– Здрасьте! – удивлялась Инна. – Ну, ты как скажешь! Причем тут институт? Подход надо менять.
– В смысле?!
– Три года убила на чистый секс, понимаешь?
– Почему убила? Тебе же нравилось.
– Нравилось. Но я уже насытилась. Это как шведский стол в ресторане: нахватаешь всего от жадности и ешь до отвала. Потом уже чистым продуктом наслаждаться хочется. Каким-то одним.
Кира понимающе кивнула, но пустила шпильку:
– Пока не надоест и захочется другого?
– Да что заморачиваться неизвестно о чем? Как будет, я не знаю. Надоест – поменяю, нет – останусь.
Они замолчали, думая о своем.
– Влюбиться мне надо. В москвича.
Кира рассмеялась:
– Ты как скажешь, Инн! Влюбиться по собственному желанию?
– Если человек подходящий, то почему бы и не влюбиться? У меня даже есть один на примете.
– Из бывших?
– Все бывшие – либо лимита, либо еще не наелись со шведского стола. Зачем мне такие? Нет уж. Я приметила одного мажорчика с третьего курса. Наблюдаю за ним уже месяц и не пойму, почему при полном параде и симпатичной рожице у него девушки нет? Он пару раз явно забивал стрелку с девчонками, но потом они его избегали. Как думаешь, в чем дело?
– Понятия не имею, – пожала плечами Кира.
– Вот и я не пойму. Надо проверить.
Мажорчика звали Никита. Высокий русый парень с медовым оттенком кожи, прозрачными глазами русалки и яркими пухлыми губами, которые хотелось поцеловать. Про подобных красавцев Инна обычно думала: «На хрена парню такие яркие краски? Мне бы и половины этой палитры хватило. Экономила бы на косметике».
При ближайшем рассмотрении Никита оказался милым парнем и Инне реально понравился: модно одетый, культурный, незлобивый, спокойный и улыбчивый. В чем его проблема Инна поняла довольно скоро: там у него все было весьма миниатюрно. Это как ни странно его совсем не смущало, а Инну, как, видимо, и всех остальных девушек, озадачило. Как у такого высокого, крепкого и красивого парня может быть такая подстава? Инна всерьез и долго думала, продолжать ли отношения. Плюсы были весомые: он жил в собственной квартире, подаренной родителями, и ежемесячно получал от них сумму, на которую вдвоем можно было существовать припеваючи. Никите неведома была жадность и расчетливость, поэтому свой кошелек он для Инны раскрыл с готовностью блаженного. И вообще, он как ласковый котенок моментально к ней приклеился и был очень мил. Никите явно хотелось иметь постоянную девушку. Минус тоже был серьезный: размер «мини». Ясно, что удовлетворения естественным способом не получить.
Инна решила проблему неординарно и просто: зашла в магазин для взрослых и купила все, что могло помочь ей лично в достижении цели, а также порадовать Никиту разнообразием.
Их отношения длились два года. Инне очень нравилась роль хозяйки московской квартиры. Она с удовольствием готовила, убирала, стирала – чувствовала, что держит бразды правления в своих руках. Никита был покладистым и неприхотливым, ел все и не обращал внимания на ворчание Инны на разводимый им беспорядок. Целыми днями он играл в компьютерные игры.
Мама Инны завела дружбу с проводницей поезда и регулярно передавала дочке домашние гостинцы. Инна поначалу возмущалась и не хотела ездить на вокзал и таскать тяжести. Потом оценила удобство иметь под рукой домашнюю тушенку, квашеную капусту, сало, маринады и прочее. Категорически отказалась только от смальца. Она купила две красивые сумки, чтобы не разъезжать с клетчатыми баулами, и просила маму передавать чуть-чуть, чтобы не приходилось надрываться. Так две сумки ходили от мамы к Инне непрерывным круговоротом. Со временем Инна сообразила посылать на вокзал Никиту и все стало еще удобнее. Никита с удовольствием ел гречку, картошку или макароны с тушенкой, хрустел капустой, перекусывал салом. Всем хорошо! А какая экономия! Инна каждый сбереженный рубль тратила на себя. Стала хорошо одеваться, купила приличные сумочки и обувь.
Все бы ничего, Инна готова была и дальше пресекать свое желание иметь нормального мужика с нормальным «инструментом», если бы не Никита. Он оказался до невозможности легкомысленным и ленивым. Инна работала с четвертого курса, а Никита только играл, хотя закончил учебу на год раньше. Он жил за счет родителей, уверяя их, что не может найти работу по душе. Инна знала, что не искал. И что ужасно, не желал меняться, говорил, что его все утраивает. Еще он не хотел жениться, а Инне нужна была прописка. У нее стало появляться чувство, что она зря теряет время.
Родители Никиты, в конце концов, перестали ссужать ему деньги, устав от его безделья. Никита плотно сел на шею Инны, и она сказала, что если он не изменится, то она уйдет от него. Никита выдал разнонаправленные реакции на эту угрозу: да куда тебе идти? что вы все от меня хотите? вали! дай мне время!
Инна подождала два месяца, потом собрала вещи и ушла на съемную квартиру.
– Ты не вернешься? – жалобно спросил Никита, перед тем, как она закрыла дверь.
– Вернусь, когда у тебя будет дом с белой гостиной, – твердо сказала Инна.
Белая гостиная стала ее мечтой недавно, но всерьез. Она увидела ее в кино, и квартира в духе профессора Преображенского померкла. Белая гостиная своей современностью, свежестью, новизной и простором соответствовала внутренним стремлениям Инны к светлому счастливому будущему, которому она сама положит начало. Инна вдруг почувствовала неприязнь к старым вещам, потертым персидским коврам и пыльным диванам. Чужая энергетика. Наследовать ей некому, значит, чужая. Да нужен ей всякий негатив?! Только новое! Все сначала! Зарядить каждую вещь собой. Инна поняла, что хочет жить именно в такой обстановке. Хотя и прежнюю мечту было жаль. Жаль терять мечту о преемственности и возможности говорить: «Этот резной комод достался мне от бабушки».
В любом случае у нее была четкая, определенная цель – квартира. Лежать на диване навстречу мечте было не в характере Инны, поэтому Никита был безжалостно отрезан.
Все это она излагала Кире, приехавшей помогать обустраиваться на новом месте.
– Я теперь на пороге новой жизни, представляешь, как это здорово? – вдохновенно мечтала Инна.
– Представляю, конечно. Все же жаль, что с Никитой так получилось. Приятный, красивый парень, – сказала Кира.
– Нечего его жалеть. Меня лучше пожалей, – отрезала Инна. – Я два года терпела.
Инна рассказала подруге, что именно она терпела, демонстрируя половину указательного пальца.
– Зачем? – удивилась Кира.
– Как зачем? У него квартира своя. Думала, женю его на себе.
– Кажется, быть акулой не сладко? – посмеялась Кира. – Ну, не переживай.
– Да я жалею только о потерянном впустую времени. Сто раз могла бы уже замуж выйти, – сокрушалась Инна.
– А я выхожу, – сказала Кира.
– За кого?
– Как за кого? За Родиона.
– Япониста своего?
– Да.
Кира начала встречаться с Родей на третьем курсе. На Инну он не произвел большого впечатления, потому что не был красавцем. И вдобавок к этому оказался сыном обычных, не богатых, родителей, хотя и москвичом. А когда Кира сказала, что Родион японист, то Инна не сразу поняла: что значит японист? Поняв, принялась отговаривать подругу, призывая обратить внимание на бизнесменов. Кира только смеялась, называя Инну неисправимой акулой.
Кира со второго курса стала поддразнивать Инну акулой. Это из-за трезвого цинизма, с каким Инна выбирала себе парней и из-за безжалостности наевшегося хищника, с которой она их оставляла. Так, по крайней мере, говорила Кира. Инна не обижалась, даже не думала обижаться, потому что знала, что Кира ее беззаветно любит и желает добра. Кроме того, Инна всего лишь говорила вслух то, что думает каждая женщина, перед тем, как соблазнить мужчину: стоит ли и почему именно он. Почему стоит и почему именно он Кира слушать не любила и махала на Инну руками, мол, у тебя всегда одни причины: кажется, он «ого-го» и это надо проверить, и у него есть деньги.
– Брак должен быть по любви, – сказала она, – а деньги заработаются, если дураков и лентяев нет.
– Разобьется ваша любовь о лодку быта и безденежья, будешь знать, – обещала Инна. – Надоест тебе молоком с сушками гурманствовать, – и помахала надкусанной сушкой.
Они сидели в кухне Инниной квартиры и пили холодное молоко с хрустящими сушками. Это было их любимое лакомство со студенческих времен.
– Ну, браки чаще богатства не выдерживают.
– Скажешь тоже!
– И вообще: где лад, там и клад.
– По мне, так, где клад, там и лад.
Они замолчали, думая о своем.
– Иногда ты меня очень удивляешь, – сказала Кира. – Ты умеешь молчать о глубоко личном, например, о недостатке Никиты. Это внутренняя деликатность? – и не ожидая ответа, добавила: – Ты молодец.
Инна пожала плечом: не хотелось говорить об этом, вот и не говорила. Да и было бы, о чем говорить!
– Надеюсь, мы по-прежнему будем близки, – сказала Инна, сменив тему. Ей вдруг стало жутко грустно.
– Конечно, нас друг у друга уже не отнять. Даже если мы будем ненавидеть друг друга, все равно мы будем родные и самые близкие. И никуда нам от этого не деться.
– Кирка! – обняла Инна подругу и чуть всхлипнула. – Будь счастлива, хотя Родька твой зануда! Я буду подружкой невесты?
– Конечно, кто же еще! – засмеялась Кира.
– Тогда слушай меня! Я знаю, как все должно быть!
– О, мама дорогая, я так и знала! – закатила глаза Кира.
А потом Инна растерянно замолчала, побледнела и потеряла сознание.
***
Из приемного отделения ее прямиком увезли в операционную. Оказалось, что у Инны больная почка и все плохо по гинекологии. Испуганная Кира не сразу смогла понять, что говорит ей врач. У Инны не будет детей. Ее диагноз – это всегда бесплодие. Даже если она каким-то чудом забеременеет, то из-за почек не сможет выносить.
– Да у нее никогда ничего не болело! – возмутилась Кира.
– Верю. Особенности симптоматики, плюс высокий болевой порог. Ваша подруга как толстокожий бегемот мало что чувствует, а на то, что чувствовала, не обращала внимания.
– Что же делать? – голос Киры задрожал.
– Для начала вести здоровый образ жизни. Ну и придется всю жизнь поддерживать себя лекарствами, лечением. Ничего, люди и не с такими болезнями живут.
После операции Кира долго, очень долго сидела у койки в палате, держа Инну за руку, свободную от капельницы. Они молчали и только слезы текли по их лицам.
Кира взяла отпуск за свой счет и дни и ночи не отходила от подруги. Иногда ее сменяла Альбина Петровна. Как-то, увидев, что у Инны текут беззвучные слезы, старушка склонилась к кровати.
– Болит? – спросила Альбина Петровна, чуть касаясь живота Инны.
Инна взяла ее руку и положила себе на сердце, тут, мол, болит. Подбородок Альбины Петровны задрожал, и она стала ободряюще гладить руку Инны:
– Ничего, дорогая, ты молодая и сильная. Природа и медицина творят чудеса. Все у тебя будет хорошо, я это чувствую.
Инна все две недели молчала. В день выписки сказала Кире:
– Хрен им всем! У меня будет трое детей и дом с белой гостиной!
Она отказалась пожить какое-то время у Киры и вообще хотела побыть одна, но Кира проявила упрямство и на время переселилась к подруге.
Пока Инна лежала в больнице, Кира навела идеальный порядок в ее съемной квартире. Перестирала все, что можно, вымыла окна, заполнила подоконники цветами, переставила мебель и в коридоре переклеила обои. Ей помогал Родя. Когда Инна вошла к себе, то была тронута до глубины души. Сама она не стремилась создавать уют на чужой территории, считая это ненужным, но теперь оценила.
В спальне на кровати был разложен нежнейший пеньюар цвета топленого молока и крошечный шейный платок с символикой Шанель.
– Это тебе, наслаждайся! – обняла ее за плечи Кира. – Натуральный шелк.
Сердце Инны зашлось от благодарности, лицо скривилось в смешной и жалкой плаксивой гримасе, и выступили слезы, но уже не текли. Легче стало от одной только гримасы, что позволила себе скривиться так, как хотелось все последние недели, а слезы закончились еще в больнице.
– Ну и хорошо, – приговаривала Кира, гладя ее по голове, – ну и молодец. Пока у тебя нет белой гостиной, живи тут. И пока у тебя нет троих детей, и ты не вырядилась в халат и фартук, походи в шелковом пеньюаре.
Инна улыбнулась и сказала, что хочет есть. Тоже впервые за последние недели.
– Бабушка вчера тут весь день провела, пекла, варила, жарила. Даже не представляю, на сколько нам всего этого хватит. Еще и пельменей про запас налепила и наморозила. Пойдем, посмотрим.
– Спасибо, – шепнула Инна.
Если брать, то за рога
Инна слов на ветер не бросала и сразу взяла быка своей судьбы за рога. Цель уже была четко обозначена: дом с белой гостиной и трое детей. Значит, нужны деньги и мужчина. Хорошо бы получить два в одном, то есть богатого мужчину.
Она рассудила, что в ее затрапезной фирме ей не светит повстречать олигарха и надо менять работу. Сказано – сделано. С утра отправилась к шефу с заявлением об увольнении.
– Инночка, Вас что-то не устраивает? – никак не ожидал подобного шага от подчиненной демократичный и нежадный руководитель их фирмы.
– Ловить мне здесь нечего, Андрей Иванович, – честно ответила Инна.
– Ловить?
– Да, расти некуда и людей я не вижу. А мне, между прочим, замуж выходить надо.
– Так выходите, разве кто против?
– Как я выйду, если даже познакомиться с кем-то мне некогда? Пропадаю тут с девяти до девяти.
Шефу не хотелось терять классного бухгалтера.
– Повышением зарплаты я Вас удержу?
– Нет. У меня другие планы, жизнь устраивать буду.
Андрей Иванович только вздохнул и подписал заявление. Он Инну вполне понимал, не хоронить же себя молодой девчонке в кресле за компьютером, у него самого две дочери, которые все никак не могли выйти замуж.
Дальше все само пошло в руку.
Почти сразу в поисковом сайте Инна увидела объявление о конкурсе на место бухгалтера в топливную компанию. Как такое могло быть, Инна не понимала, поскольку считалось, что вакансии в таких местах передаются по наследству, а не набираются, пусть даже и по конкурсу. Инна подала заявку. Испытаний не боялась, была донельзя уверена в своих знаниях и профессиональном чутье, потому что бухгалтерские премудрости были для нее не работой, на которую приходят и уходят, а частью натуры, привычным ходом мыслей, ее стихией. Очень уж Инна любила свою причастность к денежным потокам. Она так и использовала это детское определение Киры и считала его самым правильным. Денежные потоки манили как райские кущи, и Инна стремилась узнать о них как можно больше и приблизиться, как можно ближе. Ей нравилось думать, что она ими жонглирует, и не ленилась знакомиться с новыми приемами и схемами. Она проводила много времени на профессиональных форумах, изучала материалы, мнения, новые веяния, любила головоломные задачки. По собственному определению, она была заточенным бухгалтером, трудностей не боялась и считала, что не боги горшки обжигают, во всем можно разобраться и что-нибудь придумать. Касательно денежных потоков у нее всегда был миллион идей.
Инна прошла испытания и была принята. И не в филиал, а в головной офис, правда, пока помощником бухгалтера. Такой зигзаг судьбы вдохновил ее и окрылил:
– Вот чего я раньше сиднем сидела в этом подвале? Как еще задница квадратной не стала, удивляюсь? – спрашивала она себя и Киру. – Давно бы уже все поменяла.
– Всем бы в таком подвале сидеть! – возмутилась Кира. – Зарплата у тебя была не детская!
– Да не проходное там место, не видишь никого, и расти некуда. Тупик.
– Ты опыта набиралась, так что не жалей. Все происходит вовремя, тогда, когда мы к этому готовы.
– Да я давно готова!
– Чего ты ждешь от новой работы?
– Замужества.
Кира колокольчиком рассмеялась:
– Логика у тебя железная!
– Эх, Кирка, ничего ты не понимаешь! Там же совсем другой уровень! Ты хоть представляешь, как живут олигархи? Уж сушки в молоко не макают! Короля оторву! Богатого, красивого.
– Набалованные они, богатые и красивые.
– Не беда, влюбится в меня и всех забудет.
– Завидую твоей уверенности.
– Никто еще не смог в меня не влюбиться, – горделиво подняла подбородок Инна. Потом нахмурилась. – Замуж только пока еще никто не звал. – Подумала и добавила: – Почему-то. Не знаешь, почему?
– Ты же всегда с совсем молодыми парнями встречалась, им рано жениться.
– Думаешь? Точно не во мне дело?
– Не в тебе.
– А я произвожу впечатление, что буду хорошей женой?
– Не сразу, но именно это впечатление ты и оставляешь.
– Почему? И почему не сразу?
– Не сразу, потому что ты сбиваешь с толку легкомыслием. А как только возникает ситуация, в которой нужно что-то сделать, или выразить мнение, становится понятно, что ты земная, хозяйственная, трезво мыслишь, знаешь счет деньгам. Потом вдруг выясняется, что ты рукастая, и это тоже плюс. Много ли девушек в наше время знают, как холодец варить, как лук хранить или яйца на Пасху красить?
– Ты знаешь.
– Знаю и делаю, но для меня эта сторона жизни проходит вторым планом, на автомате, я бы с удовольствием отказалась от домашних хлопот, мне жаль тратить на них время. Ты – нет, ты любишь быт и желаешь жить хозяйством. Ты хозяйственная, как мышка. Для тебя дом – и цель, и способ, и смысл, и средоточие жизни. Заботиться о ком-то – твое счастье, а вещи – наполнение и суть твоего бытия.
– Вроде похвалила, а почему-то не радостно. Как будто завхоза описываешь.
– Не придумывай. – Кира рассмеялась: – Кто посмотрел на Родиона и заявил, что носки лучше с лайкрой брать, чтобы форму держали? Ты помнишь, как у него рот от удивления открылся? Кто, кроме тебя, способен такие замечания при знакомстве делать?
– А что у него носки выглядели как пакеты? Неправа я, что ли? Жених, тоже мне!
– Права, права, но говорить и обращать внимание на такое способна не каждая девушка. Именно поэтому к тебе мужчины и тянутся, видят в тебе правильную хозяйку.
– Точно не завхоза?
– Хозяйку!
– А королям хозяйки нужны?
– Золушку же принц полюбил, она, вроде, что-то там королю починила.
– Почему-то все, что ты сказала, у меня ассоциируется с какой-нибудь толстой мамой Чёли из бразильского сериала, – недовольно вздохнула Инна. Потом шепотом, доверительно склонившись к Кире, добавила: – Ты лучше про меня так никому не говори. По-моему, я не такая, я – принцесса, нежная и красивая.
Кира весело округлила глаза.
– Да, ты просто не обращала внимания, но, увидев меня, у мужчин замирает сердце, – поделилась Инна. – Особенно когда я в мини и на каблуках.
– Точно сердце? – почти смеялась Кира.
– Точно.
– Ну и как там, на небесах?
– Каких небесах?
– На землю, говорю, спуститься не хочешь? Говорят, полезно.
– Чего?
– Познакомиться, говорю, не терпится с твоим принцем, у которого сердце замрет.
– А! Ну, с тобой первой познакомлю.
***
На работу Инну приняли перед Новым годом, и она, еще толком не узнав сотрудников в своем отделе, едва изучив коридоры, попала на корпоративный банкет. Это ли не мечта? Вот что значит правильно поставленная цель! Жизнь сама выстилает тебе красную ковровую дорожку. Главное, ушами не хлопать и свое не упустить. Действовать!
Ее начальница, главный бухгалтер, болезненная женщина пенсионного возраста, на правах опекуна водила Инну по залу, представляла, рекомендовала любить и жаловать и нашептывала про присутствующих. Говорила главное: кто женат или холост, какую имеет зарплату, должность, перспективы. У Инны как у борзой перед охотой заколотилось сердечко и от сладкого предвкушения приятного и полезного времяпрепровождения блестели глаза, и повисла полуулыбка. Мужчин вокруг было много, и все молодые, прекрасно одетые, улыбчивые, наигранно простые. У Инны сама собой выпрямлялась спинка, поднималась грудь, и взгляд становился обманчиво рассеянный. За столы еще не садились, толпились в центре зала, пили шампанское, общались.
Инна ждала, когда они дойдут до менеджеров высшего звена. Именно они были ее целью, она их наметила, изучив зарплатную ведомость. Зарплата у них с пятью нулями, а премии и прочие бонусы с шестью. Заранее узнала, что все холостые.
Или что-то в Инне неуловимо изменилось или ее опекунша была женщиной опытной, и сама все поняла, но она сообразила оставить Инну в кружке этих мужчин:
– Мальчики, я отойду, а вы не дайте скучать нашей новенькой красавице!
«Мальчики» оценивающе посмотрели на Инну, как будто не с ними ее только что знакомили, и довольно равнодушно улыбнулись: мол, пусть стоит рядом, если хочет.
Прием, конечно, не горячий, но лиха беда начало! Сердечко Инны сладко затрепетало, и она стала присматриваться, кто из четверых мужчин ей больше нравится. Всем на вид от тридцати до сорока лет. Не сказать, что красавцы. Даже совсем не красавцы: почти все русые, т.е. без бровей и ресниц и с округлыми чертами лица. Такие лица Инну не впечатляли, она их называла «пельменными». Но не отступать же из-за этого! Протиснувшись в их круг, она смотрела чистыми глазенками и улыбалась. Ей тоже улыбались, но как бы свысока, снисходительно, мол, много вас таких вокруг нас вьется. Инна видела, что ее оценивают сверху вниз и снизу вверх и читала вывод: ничего так, но и не удивила, видали лучше. Инна держалась стойким солдатиком и «не замечала» отсутствие интереса к себе, смеялась, делала комплименты шуткам, говорила, снова смеялась, снова хвалила чье-то остроумие. Однако вибраций ни к кому не чувствовала и ни от кого не получала. Полный ноль, даже минус. Мужчины разговаривали больше между собой. Инна уже готова была приуныть, как к ним подошел еще один мужчина и сам (сам!) представился ей:
– Василий. Закупки.
– Инна, бухгалтерия, – протянула она руку.
– Пожалуй, все же не Инна, а Инночка! – приложился к ее руке Василий.
Внутри Инны вспыхнул салют и плечики сами собой игриво передернулись. Василий придержал ее руку и случилась химия. Но какая-то не совсем обычная химия, так сразу и не поймешь, не объяснишь. Хотя ёкнуло внутри вполне конкретно, и не заметить этого было нельзя.
Василий сразу же взял Инну под руку и вывел из круга:
– Пройдемся?
Инна почувствовала, что он хочет единолично завладеть ее вниманием, и обрадовалась: нормальный мужчина-завоеватель. Остальные тоже это почувствовали и автоматом выдали некоторое сопротивление:
– А что ты от нас красавицу уводишь? Ее нам под крылышко оставили.
Надо же, она уже и красавица и про опеку вспомнили!
– Под вашими крыльями уснешь от скуки, – парировал Василий.
Между Инной и Василием сразу началось легкое и органичное общение, как будто давние знакомые рады встрече и никак не могут наговориться. Инна такой удачи не ожидала, и можно было бы радоваться, если бы не одно «но». Ключевое слово в их общении – знакомые, потому что между знакомыми обычно бывает интерес друг к другу, но не романтического свойства, а в пределах: как сам, чем живешь? Как мужчина Вася Инну не цеплял. Такое с ней было впервые и рождало панику: что за дела? Как некстати! Ведь он – тот, кто нужен, кого искала.
Мысли и чувства растерянно метались, Инна искоса поглядывала на Василия, даже принюхивалась к нему. Ничего! Хотя пах он хорошо, чистым и теплым ароматом здорового сильного мужчины. Об него, наверное, греться хорошо, и под боком его надежно и мягко. Инна чуть прижалась к Василию, чтобы проверить, действительно ли хорошо. Да, хорошо, по-домашнему.
Они продолжали ходить под ручку между собравшимися, Инна пыталась услышать свой внутренний голос, чутье, которое ее никогда не подводило и было просто звериным, но не понимала себя. Василий вел разговор, что давало Инне возможность думать о своем, прислушиваться к себе. Ведь екнуло же сердечко, когда руку целовал! Или это оттого, что в присутствии других он ее красавицей выставил? Похоже на то. Химия была! Хотя тоже не совсем обычная. Не которая свет в глазах зажигает, а еще какая-то, другая, как будто родственную душу распознала. Бывает же такое, когда с первого мгновения чувствуешь, что с этим человеком споешься, такому можно не договаривать, сам все поймет. Что-то подобное она при встрече с Кирой испытала. И еще: что-то в нем было, что-то такое, что сигнализировало: этот мужчина недаром подошел, он не случайный. С чего бы, если не заискрило?