355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ксения Славур » Рыцарь, куколка, царевна и Вася » Текст книги (страница 1)
Рыцарь, куколка, царевна и Вася
  • Текст добавлен: 20 мая 2020, 18:30

Текст книги "Рыцарь, куколка, царевна и Вася"


Автор книги: Ксения Славур



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Когда его уже не ждешь

Выйдя из офисного центра в положенные девятнадцать часов Инна невольно сделала кислое лицо и, возведя глаза долу, изобразила покорность ноябрьской неприглядности: в воздухе висит сырая взвесь, фонари еле видно, все вокруг покрыто грязной скользкой кашей. Пешеходы скукожились и спешат укрыться в тепле и сухости зданий. В такую погоду на фоне темных громадин домов люди всегда кажутся жалкими и чахлыми, придавленными низким черным небом к твердому неживому асфальту.

Инна обреченно вздохнула и тут же резко выдохнула – чувствовалась загазованность безветренной погоды. Закинув сумку на спину, она подняла шикарный воротник норкового полушубка, который стала носить, не дождавшись морозов, уткнулась в приятный мех носом, чтобы дышать собственными духами, а не гарью, и пошла к машине, уповая, что ее не придется чистить. Не пришлось – уже радость.

Как и следовало ожидать, она плотно встала в пробке на Садовом кольце. Навигатор показывал, что до нужного поворота стоять около часа. Инна была очень голодна: завтрак она проспала, а для обеда времени не выкроила, весь день терзала себя кофе. Желудок сводило. От усталости и голода начала болеть голова, и Инна знала, что так просто боль не унять даже таблетками. Раздражение не заставило себя ждать, а когда оказалось, что и вода в бутылке на заднем сидении закончилась, она стала ругаться – вслух, матом, понося мегаполис, светофоры, автомобилистов, в очередной раз обещая уволиться и найти работу подальше от центра. Инна выплескивала негатив буквально с упоением, одной рукой стучала по рулю, другой грозила кому-то неведомому, но ответственному за все происходящее.

Вообще, за последние два года она стала очень раздражительной, была всем недовольна. Чаще ее можно было увидеть не в духе, чем спокойной, не говоря уже, чтобы радостной. Самой повторяемой фразой у Андрея, ее мужа, стала: «Инна, успокойся! Что ты от всякой ерунды заводишься?» Раньше была другая: «Всем бы такие нервы!» А как было не заводиться, если все у нее в жизни не ладилось и не соответствовало ее желаниям? Теперь еще и Андрей объявил, что уезжает работать в Швейцарию. На самом деле Инна знала, что он уезжает от нее. Она ему в тягость, как случайный груз, вроде, и донести надо, раз взялся, но и непонятно, зачем тащишь. А ведь когда-то называл ее спасительницей. И еще когда-то говорил, что она легкая, и он завидует ее легкому отношению ко всему на свете. Инна на это всегда улыбалась, ее, действительно, не волновали ни войны, ни несправедливость, ни беды, ни трагедии. Какая разница, если это не касается лично ее? Она ни разу не возразила и не уточнила, что легко относится ко всему, кроме самой себя. Зачем? Лучше слыть девушкой с крепкими нервами, чем бездушной.

Боковым зрением Инна заметила, как опускается стекло у машины слева и почувствовала, что это действо по ее душу. Она увидела мужчину, который явно над ней хохотал и показывал большой палец вверх. Видимо, это надо было понимать так, что, во-первых, она его рассмешила, а во-вторых, он с ней согласен. Но это не все: Инна почувствовала, что она ему нравится. Такое она всегда чувствовала. Неизвестно ведь, как долго он за ней наблюдал, вполне мог очароваться. И если просто хотел посмеяться над ее возмущением, то посмеялся бы, но он же открыл окно и начал общение. А это уже кое-что. Он видел ее в свете фонаря, а вот она его не видела. Сквозь грязь стекла и темноту Инна попыталась рассмотреть машину и мужчину. Бентли. Не слабо. Наверное, водитель. Мужчина включил свет в салоне и уставился на Инну теперь уже без смеха. Какое-то время они в упор разглядывали друг друга. Он оказался настолько красивым, что Инна внутренне ахнула: брюнет, брови длинные, заканчиваются где-то на висках, ресницы черные и плотные, образуют «стрелки» вокруг светлых глаз, нос крупный, рот крупный, подбородок квадратный. «Он настоящий? – шарила Инна глазами по его лицу. – Мужчина может быть настолько красивым?» Спохватилась, что у нее рот открыт от удивления. «Оливье Мартинес какой-то» – додумала она свою мысль до конца. Мартинес был явно не водителем: одет свободно. И в глазах свобода, сам себе хозяин.

Мысль Инны торопливо заработала, пытаясь оценить, как она выглядела, когда ругалась, и как выглядит вообще, какое именно впечатление произвела на него. Жаль, что сейчас вечер, вечером она всегда уставшая и голодная, от этого приобретает осунувшийся вид, и брови почему-то всегда чуть опускаются. И волосы уже не такие свежие и рассыпчатые, как утром. Но это не беда, с утра он ее не видел, не с чем сравнивать. Инна знала, что ее курносый нос и улыбчивое выражение лица производят на людей, а особенно на мужчин самое приятное впечатление. Правильнее даже сказать – притягательное. В ней была манкость, от слова манок, дудочка такая, которой охотники уток подманивают. Поначалу к ней все тянутся. У нее такое строение лица, как будто бы она всегда чуть улыбалась. Это был ей подарок от природы. Вдобавок она еще и зубы отбелила, отчего сама себе казалась бесконечно открытой, здоровой, свежей и приятной, хотя от шампанского и кислых фруктов давно пришлось отказаться. Она часто представлялась людям не такой, какой являлась на самом деле.

Инна обезоруживающе улыбнулась соседу во все тридцать два отбеленных зуба. Мужчина энергично показывал рукой, чтобы она опустила стекло. Инна опустила и он закинул ей в салон телефон. От неожиданности Инна капельку опешила, но внутренне возликовала: «Отлично!» Не отпуская с лица выражение растерянности, она уставилась на мобильник, упавший ей на колени. Очень хотелось, чтобы сосед зафиксировал ее растерянность. Она уже поняла, что для него будет милой. Нутром почувствовала, что ему понравится милая девушка, ни в коем случае никаких акульих замашек и инициативы. Агрессия не для него, он ее наелся и хочет от нее отдохнуть, это наитие пришло Инне сразу. Хотя Мартинес и увидел ее ругающейся, Инна знала, что даже в раздражении не выглядит раздраженной, а в злобе злой. Даже когда она рвала и метала или исходила ядом, про нее говорили: «Обидели девчонку!» Спасибо курносому носу и улыбчивому строению лица.

Телефон зазвонил, она глянула на мужчину, он энергично показывал, что это он звонит и ей надо ответить.

– Да? – неуверенно ответила Инна в трубку.

– Привет. Меня зовут Макс, – ответил мужчина потрясающе бархатным голосом, и Инна растерялась по-настоящему.

Сердце ее ударилось о ребра, лицо обдало жаром, и по телу разлилась слабость и готовность подчиниться и отдаться. За всю свою жизнь подобные обволакивающие мужские голоса она слышала только в песнях, рекламе и любовных фильмах. Такой голос мог принадлежать Антонио Бандерасу и Мартинесу, конечно же. Никакой бодрости, энергии, напора, смеха или шутливости в его интонациях не было, он говорил так просто, как спящий кот издает свое: «Муррр». Желание познакомиться он не считал нужным прикрыть шуткой или смехом, просто знакомился и все.

– Инна, – сказала Инна и заметила, что клацает зубами. Потом поняла, что дрожит всем телом. Такого с ней еще не было, несмотря на серьезный интимный опыт и постоянное присутствие мужчин в жизни. Такое с ней творилось впервые. Неужели это он – тот, о котором она давно мечтала, во встрече с которым была уверена всем смертям назло?

– Давайте поужинаем вон в том ресторане, видите, справа? А то стоять еще долго, а кушать очень хочется.

– Давайте, – послушно ответила Инна, что было на нее совсем не похоже, она любила поломаться, заставить себя уговаривать. Обычно она использовала провокации: скажет что-нибудь вызывающее, а когда мужчина среагирует, идет на попятную, мол, что ты, я не такая. И так постоянно: закинет удочку – вытянет, закинет – вытянет. Пока мужчине уже не захочется получить и подчинить эту дерзкую девчонку. Тогда труби победу!

– Заезжайте на тротуар, я за Вами. Если что, штраф оплачу, – сказал Макс.

Вот это мужской подход! Вот это ей по вкусу! Головную боль, усталость и раздражение как рукой сняло. Инна встрепенулась, ожила, глаза ее заискрились, брови приподнялись, и выражение лица стало самым юным и жизнерадостным.

Она подождала, пока впереди стоящий автомобиль отъехал на полметра, и вывернула вправо, в конце концов, протиснулась и забралась на тротуар. Когда они вышли из машин и Макс подошел к ней, оказалось, что он просто богатырского сложения и на полторы головы выше Инны. Инна от таких всегда млела.

– Пойдемте, надеюсь, будут свободные столики, – предложил руку Макс.

Идя с ним под руку Инна постаралась унять дрожь, но быстро отказалась от этих усилий, потому что почувствовала, что Макс тоже несет в себе подобную вибрацию. Это было самое настоящие предзнаменование будущей страсти, которая уже зародилась и разовьется прямо сейчас, пока они будут ужинать. Нечто, отдаленное похожее на этот мандраж, Инна уже проходила и просто обожала такие периоды. Во влюбленности и страсти она раскрывалась с лучшей стороны, не казалась, а была милой, веселой хохотушкой, бесконечно обворожительной и сексуальной. Во влюбленности она оживала и ждала от жизни перемен к лучшему. Давно у нее такого не было, вот она и закисла в последнее время. Как можно не закиснуть, если чувствуешь себя ненужной и нелюбимой?

Инна обрадовалась, что в ресторане оказалось правильное для внешности освещение: сверху, мягкое и рассеянное, чуть оранжевые плафоны придавали лицу свежий вид. А то навесят лампы дневного света и сидишь под ними труп трупом. Еще низкие свечи на столе убивают лицо, подчеркивая морщинки, круги под глазами, усталость. Инна их всегда задувает, говоря, что ей глазам неприятно.

Проходя мимо зеркала в пол она увидела себя рядом с Максом, и капельку обиделась, что проигрывает ему. Макс был красив, она всего лишь симпатична. Всегда неприятно, когда про тебя думают: «Надо же, ничего особого, а такого красавца подцепила!» И как отрадно слышать, когда Андрею, с его не слишком яркой внешностью, завидуют: влюбил в себя фею. Все познается в сравнении. Что поделать, если Инне нравятся именно красавцы? Альфа-самцы. Крупные, мускулистые, волосатые.

Сидя визави за столиком они рассматривали друг друга. Макс задал такой тон поведению, который Инне был по душе, о котором можно только мечтать: по-взрослому, не стесняясь, показывать, что тебе нравится новый знакомый, и ты хочешь большего, чем один раз поужинать. И самое главное – инициатива принадлежала ему. Инна чувствовала, что ее завоевывают. Это то, о чем она тоже давно мечтала, потому что до сих пор всегда сама арканила мужчин, и это было ей обидно.

– Представлюсь получше, – улыбнулся Макс. – Лазарев Максим Николаевич, тридцать три года, женат не был, имею сына пяти лет, который проживает со своей матерью. Занимаюсь строительным бизнесом.

Инна внутренне возликовала: он хочет с ней завязать отношения, иначе с какой стати с первых минут говорить про возраст, семейный статус, ребенка?

Макс протянул Инне визитку, на которой взгляд выхватил сочетание «генеральный директор». Это еще один увесистый плюс в пользу Макса.

Свою фамилию Инна не любила, но из упрямства, чувства собственности, и чтобы порадовать родителей, выйдя замуж, оставила себе отцовское наименование. Хорошо, что обычно в России никто не знает, как переводится ее фамилия. Пацюк – крыса.

Очаровательно улыбнувшись, она сказала, проглотив первое слово:

– Пацюк Инна Михайловна, бухгалтер, – через полсекунды, словно спохватившись, добавила, – детей нет. – И залилась искристым смехом, чтобы он отвлекся и не спросил про замужество. А то сразу врать нехорошо, и вдруг у него принципы какие-нибудь есть, например, с замужними не встречаться. Или еще хуже – как преподнести свою готовность к роману? Прямо с бухты-барахты представлять себя циничной, легкомысленной или безнравственной никому не хочется. А потом, со временем, когда все прояснится, ее поведение спишется на затмение разума. Ему же еще и лестно будет, что заставил ее, мужнюю жену, голову потерять.

Увидев, что Макс хочет ее о чем-то спросить, Инна опередила его вопросом:

– Не знаете, вкусно здесь кормят?

– Не знаю, впервые здесь. Я обычно в другом месте ужинаю.

Они улыбнулись друг другу. Мягкие интонации Макса обволакивали Инну, он нравился ей все больше. Внутренняя дрожь не отпускала, Инна опасалась, что может начать стучать зубами. Она уже несколько раз поймала взгляд Макса на своих губах. Это добавляло волнения. Она ему нравилась, явно сильно нравилась, зацепила. Инна постаралась источать волны нужных флюидов, на которые мужчины всегда замечательно ведутся. Она чуть приглушила улыбчивость, чтобы не сойти за «свою девчонку» и не утратить флёр притягательности. На секунду дольше необходимого смотрела ему в глаза и тут же смущенно отводила взгляд. Ей даже не пришлось особо стараться, Макс ей действительно нравился и действовал на нее гипнотически.

– Далеко Вам ехать? – спросил он.

– В Куркино.

– Не хотел бы я каждый день утром-вечером в пробках стоять!

– Что делать? В «Плазе» работаю.

– В «Плазе»? На каком этаже?

– На пятом.

– Надо же! Мы соседи. Я на седьмом расположился.

– Ни разу не видела на парковке голубого Бентли.

– Я обычно на работу на Мерседесе езжу.

Такой набор автомобилей у одного человека не может не понравиться и не внушить уважение.

– Дела Ваши, судя по всему, процветают, – мягко и доброжелательно улыбнулась Инна. – Далеко ездить приходиться?

– Нет, на Кропоткинской живу.

Инна внутренне застонала: кажется, москвич и богатый!

– Счастливчик! Хотя и говорят, что в центре жить невозможно.

– Вырос в этом районе, люблю его. И люблю в окно видеть набережную. Купил квартиру рядом с родителями.

Наконец-то за десять лет проживания в столице она встретила того, кого отчаялась увидеть: коренного москвича и к тому же богатого! Эти два критерия были ее золотой мечтой, никак не удавалось повстречать мужчин, счастливо их сочетавших. Всегда или одно или другое. Просто москвичей она, конечно, знает, но ей хотелось встретить настоящего, т.е. такого, у которого как минимум три поколения предков жили в столице. Про три поколения – это была аналогия с интеллигентностью. Когда-то она услышала, что интеллигентом считается тот, у кого за спиной три университета: свой, отца, деда. Например, Андрей был, самым что ни на есть коренным москвичом и, кстати сказать, интеллигентом, однако не олигарх. Богатых, но новоявленных москвичей Инна тоже знала: в них не было той внутренней уверенности, которую получаешь, родившись в центре мира с золотой ложкой во рту, в них через край выплескивается самоуверенность нахрапистого захватчика. Про их манеры, речь и привычки даже говорить не стоит!

Инна всегда общалась исключительно с богатыми мужчинами, только толку для нее от них не было. Ей хотелось встретить такого богатого, деньги которого лично ей можно было бы тратить бездумно, это ее заветная мечта, неотъемлемый атрибут счастливой жизни. До сих пор ей самой приходилось себя обеспечивать, и было обидно, что ее ухажеры никогда не спешили одаривать ее пачками денег на шпильки да булавки. Инна всегда недоумевала: неужели она не вызывает желания баловать ее? Почему всякие прошмандовки быстро начинают получать заветные пять-десять тысяч долларов в месяц на красоту и наряды, а за нее только в ресторане платят?

Впрочем, Максу можно сделать скидку до двух поколений, раз он зарабатывает столько, что смог купить себе квартиру на Кропоткинской.

– Ой, скорее бы еду принесли, – вздохнула Инна, – а то я сейчас стол грызть начну.

Она улыбнулась так очаровательно, как Одри Хепберн в фильме «Моя прекрасная леди», когда уже превратилась в эту самую леди. В свое время Инна долго отрабатывала перед зеркалом эту улыбку и выдавала ее после каких-нибудь резких слов для контраста, вот, мол, какая я очаровательная, но с перчинкой. Мужчин это всегда цепляло. Не прошло и мимо Макса, Инна увидела в его глазах промелькнувшее предвкушение этой «перчинки».

– А я обычно после работы ужинаю в соседнем с «Плазой» ресторане, потом в машину сажусь. Плохо переношу чувство голода. А сегодня вот судьба, видимо, вмешалась.

Инна застенчиво улыбнулась: судьба, мол, такая, может.

– Я и не завтракала, и не обедала сегодня, – пожаловалась Инна.

– Некогда было?

– Да, зашилась совсем.

– Я теперь буду за Вами заходить, забирать на обед. Буду следить за Вашим здоровьем, – сказал Макс.

Инна по-доброму, но нейтрально улыбнулась, мол, ценю вашу любезность, но понимаю, что это ничего не значит.

Она решила, что можно переходить к физическому контакту и положила руку на стол, поглаживая ножку фужера с водой. Столик был маленький и фужер стоял почти на середине. Макс не заставил себя долго ждать и накрыл своей рукой ее руку. Инну обдало жаром, щеки зарделись, губы налились и потяжелели. Краем сознания Инна отметила, что ее движения, даже моргание глаз, стали медленнее. Организм включил соблазнение. Она превращалась в самку, бездумную и примитивную. Дрожь и внутренний накал было уже не унять. Пространство вокруг них наэлектризовалось. А ведь и часа не знакомы!

Хорошо, что Макс не навязывал никакой игры, остроумного пикирования или еще чего-нибудь в этом роде. Видимо, он эту манеру знакомства уже перерос. Естественным образом между ними складывалось немногословное и одновременно напряженное общение: мало говорили, много чувствовали. Оба прислушивались к своим чувствам, оценивали их, и оба понимали, что что-то будет. Мыслями и чувствами Инна постоянно скатывалась в эротику. Она уставилась на губы Макса, конкретно – на правый уголок рта, там была крошечная коричневая родинка. Очень хотелось его поцеловать, чтобы этот уголок раздвинулся, и можно было почувствовать теплую влажную нежность внутри. Инна нервно сглотнула. Рот у Макса был крупный и губы хорошо очерчены, как у мужчин-моделей в рекламе мужского парфюма. Нечасто такой рот увидишь.

Макс тоже изменился, перестал вести любезный разговор, посерьезнел. Он тоже внутренне подрагивал. И он тоже рассматривал лицо Инны. Как и Инна, он хотел получить от этого прикосновения как можно больше интуитивных подсказок.

Чувствуя его руку, Инна снова поняла, что с ним надо быть максимально естественной. Внутренний голос сказал, что Макс не приемлет игры, а тем более лжи в отношениях. Что же, это прекрасно, Инна давно отчаянно хочет, чтобы нашелся мужчина, который полюбил бы ее без прикрас, без ухищрений, без притворства, со всеми достоинствами и недостатками. Такой, какой ее знал и принимал только один человек на свете – подружка Кира.

Только сразу быть собой нельзя, можно оттолкнуть. Сначала обаять, потом понемногу раскрываться. Того, что она только что решила вести себя не вполне честно, Инна не замечала. Она старалась преподнести себя с лучшей стороны, разве это не естественно?

От всех этих мыслей и чувств между Инной и Максом возникли неловкость и смущение. Они с облегчением разняли руки, когда подошел официант. Ели почти в молчании, больше обменивались говорящими взглядами. Некоторое расслабление пришло на добавочной порции чая.

– Как мы здорово придумали переждать пик за ужином! – светски улыбнулся Макс.

Инна много раз перед зеркалом репетировала эту светскую улыбку, но тщетно. Почему-то Кира могла так улыбаться, это для нее было естественным, как и для Макса. И замечание вроде этого: «Как мы здорово придумали переждать пик за ужином!» – тоже в духе Киры. Инна так и не научилась разговаривать подобным образом, если она что-то такое и говорила, то только потому, что старалась. Во-первых, «мы»! Это проклятое умение разделять собственные заслуги с другими Инне не давалось. Почему «мы», когда «он»? Инна бы обязательно сказала: «Какая я молодец, что затащила нас в ресторан!» А во-вторых, – это уважительное «переждать пик за ужином». Для Инны естественным было воскликнуть: «Все как лохи в пробке торчат, а мы, такие деловые, в ресторане сидим!» Хорошо хоть, что она умела следить за своим языком.

– Благодаря Вам! – тоже светски улыбнулась Инна. Это вышло естественно, и Макс чуть качнул головой, мол, ценю ваш комплимент. Здорово, как в лучших домах Лондона и Парижа!

Было жаль, что ужин закончился, но одновременно и хорошо, потому что Инна устала от внутреннего напряжения. Слишком много волнения для каких-то полутора часов.

– Завтра в обед я найду Вас на пятом этаже, – сказал Макс, провожая ее к машине.

– Ну, не знаю, – включила Инна кокетство и состроила милую гримаску.

– Не отказывайтесь, я уже привык к мысли, что теперь буду с Вами обедать! Без Вас мне будет невкусно, – снова светски улыбнулся Макс.

В Инне всколыхнулось задиристое: «Ой-ой-ой, как же, как же! Невкусно ему будет! Сам, небось, лопать будет за троих!» Но такой задор явно не для Макса, и она ответила в духе Киры:

– Не посмею лишить Вас аппетита, а себя удовольствия! Офис пятьсот пять, – и слегка улыбнулась.

Макс деликатно посадил ее в машину, захлопнул дверцу и помахал рукой.

Инне нужно было успокоиться, и она, чтобы не уезжать сразу, достала телефон, изображая переписку. Когда Макс отъехал, помахав ей еще раз, она отбросила телефон, откинулась на сидение и счастливо улыбнулась. Ничто в сегодняшнем дне не предвещало такой шикарной встречи! Надо будет запомнить этот день – двадцать первое ноября. Очко! Ее выигрыш. Она все-таки встретила мужчину своей мечты!

***

Дверь открыл Андрей. Он что-то готовил и быстро скрылся в кухне.

– В пробке простояла? Привет, Инн. Голодная, небось, как волк? Балую тебя на прощание, карпа жарю, чувствуешь аромат? – прокричал он из кухни.

– Привет, – буркнула Инна недовольно и даже обиженно.

У нее такая встреча, такая удача, а тут он! Окрыленная радостью от знакомства с Максом, она и забыла про Андрея. Теперь пришлось вспомнить, и ей стало неприятно: опять он со своим ужином, снисходительностью к переменам в ее настроении, вселенской мудростью и всепрощением. И опять она в сравнении с ним сволочь сволочью. Почему Кира называет его идеальным мужем? Скорее бы он уехал в свою Швейцарию!

– Я на работе задержалась, там и поела. Ты без меня ужинай. Я в душ полезу, к чаю приду, – крикнула Инна и закрылась в ванной.

Когда она уселась за стол, то не знала, как с собой совладать и как себя вести. Из нее перло раздражение к Андрею за то, что он хороший. Инну это бесило, почему она должна чувствовать себя дрянью рядом с ним? В который раз за годы брака ей хотелось, чтобы Андрей исчез.

– Ты что-то сама не своя, – сказал он и внимательно посмотрел на нее.

– Ой, перестань! Меня такие замечания из себя выводят! – огрызнулась Инна.

Андрей понимающе качнул головой:

– Снова демоны мучают?

– Отстань со своими демонами!

– Ничего, скоро все успокоится и определится.

– Знаешь что, психолог чертов? Отстань!

Ужасно хотелось его обидеть и унизить, а себя выставить привлекательной и обаятельной. Чтобы знал, как ему повезло отхватить такую милаху, как она. Рассказать бы, как на нее клюнул Макс. И какой этот Макс из себя – ого-го! Ни чета Андрею с его ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста. Но Инна себя сдержала. В глубине души она боялась Андрея, потому что знала, что и у его снисходительности есть предел. В его характере было ее просто выставить и захлопнуть дверь. Еще и вздохнет с облегчением, что избавился от неугомонной супруги. Потом всем говорить, что ее выставили? Нет уж, спасибо. Хватит с нее одного раза с Васей. К счастью, четыре дня осталось до его отъезда.

Андрей раздражал Инну своей проницательностью и интеллигентской мягкотелостью. И пусть Кира говорит, что это не мягкотелость, а удивительнейшая и редчайшая мудрость, что якобы Андрей дает возможность Инне самой победить своих демонов (Кире очень нравилось обозначение Инниных душевных метаний демонами), сделать душевный выбор и принять саму себя. Лично Инна такой мудрости не понимала и считала, что нормальный мужик должен был взять ее за шиворот и отметелить по пятое число, чтобы неповадно было жене зарываться, грубо разговаривать, кричать и срывать зло на муже. Андрей же обычно осуждающе качал головой и говорил что-то типа:

– Ох, Инна, Инна, будешь ли ты когда-нибудь довольна тем, что имеешь? Или уж набирайся решимости и меняй жизнь.

Больше всего бесило, что он попадал в яблочко. Инна никогда никому не говорила, что Андрей не ее формат и масштаб. Ее тайной болью и унижением являлось то, что, несмотря на армию богатых ухажеров, Андрей – единственный, кто сделал ей предложение, хотя никогда ее не любил и не полюбил в браке. Инна заарканила его в трудный для него период, когда Андрей искал элементарного утешения. А потом, как джентльмен, не смог на ней не женится. Инна его за это джентльменство презирала, считала дураком, а своих ухажеров, которые ею пользовались и бросали, уважала и заискивала перед ними. На это Кира говорила, что бог наказал Инну, не дав ей ума и доброты, но Инна была с ней не согласна. Она все всегда просчитывала, просто ей не везло. Она тоже не любила Андрея, а вышла за него замуж, чтобы укрепиться в себе, получить статус москвички и замужней женщины, не все же порхать. В душе она была согласна с Кирой, что с учетом обстоятельств их брака, Андрей ведет себя по отношению к ней хорошо, вежливо и культурно, а сама она подло. Но ее бесило, что он относится к ней как терпеливый доктор к докучливой больной. А она не больная, а просто возмущенная, потому что не получала от жизни того, чего хотела.

Ей хотелось другого. Большего. С самого детства. Она должна была быть избранной.

Инна

Если добрая половина юношей и девушек не знают, чего хотят в этой жизни и вяло плывут по течению туда, куда им укажут родители или обстоятельства, то у Инны таких проблем не было. Ее желания четко оформились во втором классе, то есть тогда, когда Инне было восемь лет. И ни разу с тех пор не менялись.

Скорее даже это были не желания, а требования и претензии к жизни. Потому что желания обычно носят оттенок мечты и не всегда подвигают к действиям: ах, вот бы случилось так или эдак! Или: хорошо было бы, если..! Подобное слюнтяйство не для Инны, она никогда не верила, что что-то появляется ниоткуда. Эту мудрость она получила от бабушки, будучи совсем крошкой. Бабушка всегда разговаривала сама с собой, Инну это удивляло и заставляло прислушиваться. «Надоила молочка, теперь есть, что попить, – приговаривала бабушка, – помыла полы, как свежо стало, легче дышать! Грядки подпушила, эх, какие огурчики пойдут! Холодца хочется, надо поросенка забить». Кто-то другой улыбнулся бы этой бабушкиной манере и не нашел бы в ней ничего необычного. Инна – не кто-то. Она интуитивно открыла для себя закон причинно-следственной связи и навсегда уяснила, что не бывает результата без действий: хочешь борща – свари, нет огурцов – сорви, но сначала посади. Это был ее первый неосознанный урок, зарубка на корке головного мозга. Восприняв сию премудрость на бессознательном уровне еще в детском саду Инна на всю жизнь лишилась иллюзий и не верила в чудесные дары свыше, стала проявлять бойцовские качества и бульдожью хватку: делай сама или забери у другого. Иначе никак. Потому что мир устроен несправедливо, это был ее второй урок, вторая зарубка. Несправедливость жизни Инна уразумела после того, как поняла, чего она хочет и чего лишена: быть коренной москвичкой и иметь интеллигентных и богатых родителей. Она должна была родиться в квартире профессора Преображенского из фильма «Собачье сердце», а самому профессору надлежало быть ее дедом. Папа обожал Полиграфа Полиграфовича и смотрел фильм раз сто, Инна тоже всегда смотрела, но обожала пятикомнатную квартиру на Пречистенке и Филиппа Филипповича. Все желаемое могло быть у нее от рождения, если бы этим обладали ее родители. Но они не обладали и даже не стремились обладать, были довольны тем, что имеют. А кто-то обладал! Несправедливость заключалась в неравномерном распределении жизненных благ и возможностей людей. Это понимание наполняло Инну гневом и ненавистью к счастливчикам. Второй урок увенчался тем же выводом, что и первый: делай сама или забери у другого. Инна постановила, что во взрослой жизни будет жить в большой квартире среди дорогих и красивых вещей. И это будет ее квартира.

Родители Инны были из Украины. Папа военнослужащий, а мама медсестра. Отца, как водится, переводили из одной части в другую, и распад СССР они застали в Астраханской области. Родители решили принять российское гражданство, и из всей их многочисленной родни только они и тетка стали россиянами. Тетка, мамина сестра, вышла замуж за папиного сослуживца и жила по соседству, у них тоже была одна дочка, Вера, на год младше Инны. Все остальные дяди, тети, бабушки, дедушки, племянники и прочие близкие разной степени родства остались в другом государстве. Папу с мамой никто не осуждал и не уговаривал вернуться на родину, потому что их решение было связано с карьерой, выслугой, льготами и недавно полученным ордером на квартиру, это все понимали. Кроме того, все не сразу усвоили обособление государств, считали его условным, запросто ездили друг к другу и общались по-прежнему. Родни было много, отношения поддерживались самые крепкие.

Когда в начале девяностых повсеместно начались трудности с деньгами и снабжением, военных перестали финансировать, начался развал армии, и вся страна узнала, что такое кризис, родственники с Украины регулярно привозили и передавали сало, смалец, домашнюю тушенку, колбасу и картошку. На окраине военного городка родители купили домик с большим садом и начали сажать огород и запасать маринады с вареньями да компотами. Они почти полностью обеспечивали себя сами. Мама мешками сушила чернослив и курагу, делала пастилу и тоже посылала родне. Летом разводили кур и кроликов, а осенью забивали, запасались. Запасы у них были везде и кругом: в погребе в доме и по всем углам в квартире. Это Инне не нравилось, потому что в квартире профессора Преображенского никаких мешков, банок и коробок с провизией не было. Это все от бедности. Почему родители не понимают такой простой вещи и не хотят разбогатеть? И ужасно не нравилось поливать огород и полоть сорняки, а собирать смородину и ежевику было сущим наказанием.

Ее радовал только сад. Как она любила лакомиться плодами прямо с веток! Забиралась на старую черешню или абрикос и не спускалась, пока не наедалась до отвала.

И еще Инна любила мир с высоты – все воспринималось иначе. Самым высоким в их дворе был старый раскидистый тутовник с толстыми ветвями, лазать по которым было легко и удобно. Он рос на углу дома и давал тень на обе стены. Инна забиралась повыше, особенно в ветреный день, подставляла лицо навстречу невидимому горячему потоку, закрывала глаза и растворялась в необыкновенном удовольствии чувствовать движение воздуха кожей лица и тела. Каждая клеточка, пора, мельчайший волосок ее кожи трепетал от нежного касания. Ветер развевал волосы, и ей казалось, что он касается головы так же уверенно и нежно, как это делала бабушка, когда мыла ее. Насладившись этим ощущением, Инна переключалась на шелест листвы, и это тоже было прекрасно. Часто она просто смотрела в даль, на горизонт степи. Неизменно голубое высокое небо без единого облачка сходилось с желтой землей идеальной прямой линией. За этим горизонтом находился мир, в котором Инна была взрослой, ослепительно красивой, богатой, довольной, улыбающейся. Она видела себя в центре самого большого и лучшего города – Москвы, только что вышедшей из пятикомнатной квартиры Филиппа Филипповича, в бело-розовом воздушном платье на высоких каблуках с роскошными светлыми волосами, завитыми в локоны. От нее шло сияние, ее улыбка делала людей счастливыми и люди понимали, что видят перед собой звезду, самую лучшую и счастливую девушку на земле. И все восхищались ею и любили ее, было слышно, как в толпе говорят: «Это же королева!»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю