сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Повернув голову, Винчестер скользнул взглядом по Мише. Тот стоял с закрытыми глазами, подставив лицо позднему вечернему солнцу своего любимого города, и улыбался каким-то, одному ему известным, мыслям.
- Миш, ты счастлив быть здесь? -Коллинз распахнул свои красивые глаза и, не мигая, с минуту, молча, вглядывался в его лицо.
Неожиданно для Дина, он сел на широкий парапет, перекинул через него ноги, свесив их над Невой, и задумчиво посмотрел в сторону Петропавловской крепости.
- Мой отец рано стал большим человеком, сделав успешную карьеру, - так же внезапно заговорил Коллинз, и Винчестер замер, понимая, что тот, наконец, решился всё ему рассказать. Подойдя к Мише, он прижался грудью к его спине и приготовился слушать.
Выждав какое-то время, словно на что-то решаясь, Коллинз снова заговорил:
- Отец работал в Министерстве Иностранных Дел в Вашингтоне. К тому моменту он уже был женат и, скорее по долгу службы, сохранял неудачный ранний брак. У них с женой родилось двое сыновей-погодок: Люк и Габриэль. Отец не особо был силён в проявлении любви к сыновьям, но мне Гейб как-то рассказывал, что Люк просто фанатично был ему предан. Он всегда гордился им, старался подражать, восхищался его выдержкой, статью и мощью приказного голоса. Однажды, Люку тогда уже исполнилось десять, папа уехал с дипломатической миссией в Россию, точнее сюда, в Санкт-Петербург. Вечером, после официальной встречи делегаций, он выскользнул из отеля и пошёл гулять по городу один. Конечно, это было рискованно с его стороны, но мой отец никогда не был трусом и всегда ценил личную свободу. Центр города кишел людьми, так как все праздновали «День города». На большой сцене, сооружённой в центре Дворцовой площади, выступал симфонический оркестр, приглашённый из Варшавы. Они весь вечер играли произведения Шопена. Отец любил рассказывать то, как впервые увидел стройную, темноволосую девушку в длинном небесно-голубом атласном платье, которая сидела за роялем. Она была словно ангел, сошедший с Небес, а её игра тронула его, обычно закрытое, сердце. Показав охране удостоверение, отец влетел за сцену, после выступления, и вручил этой неизвестной солистке огромный букет роз. Когда она подняла на него свои глубокие синие глаза, то он совершенно потерял голову. Это была любовь с первого взгляда. Конечно, на его родине такое резкое проявление чувств восприняли в штыки – всё же у дипломатов того времени было не принято заводить подобные официальные «интрижки» и подавать плохой пример обществу скандальными разборками с жёнами. Да вот только мои родители так сильно полюбили друг друга, что ни о какой интрижке не могло идти и речи. Отец развёлся и забрал сыновей к себе. Ему пришлось уволиться с поста, променяв Министерство на более скромную должность в Варшаве. Через год родился я, а ещё через два – Аня, - Миша впервые прервался на мягкую улыбку при упоминании о младшей сестре. – За годы службы отец сумел скопить достаточно денег, чтобы мы ни в чём не нуждались и ещё выплачивал не маленькое пособие бывшей жене. Моя мама любила нас всех четверых одинаково, но Люк всё равно с каждым днём становился всё угрюмее и мрачнее. Ему была невыносима мысль, что отец смог разрушить их прежнюю, с виду идеальную, семью и быть таким непростительно счастливым с другой. А вот Гейб с первого дня проникся и принял с открытым сердцем сложившуюся ситуацию. Он всегда искренне обожал нас с Анюткой. Несмотря на постоянные свидания с детьми и достаточную материальную помощь, мать Люка и Гейба, после рождения Ани, стала заметно чахнуть. Врачи отметили резкие перепады настроения, приступы истерии и эмоциональные неконтролируемые срывы. Её определили в психиатрическую больницу, где она, спустя пять лет, повесилась на простыне в женском туалете. Отец скорбел и был мрачнее тучи почти полгода. Мне тогда было семь лет. Мама старалась сделать всё, чтобы сгладить последствия этой потери. Она никогда не желала зла той женщине и даже немного стыдилась, что некоторые тыкали в неё пальцами, обзывая «разорительницей семейного гнезда». Родители прикладывали максимум усилий, чтобы дать нам достойное образование. Папа, правда, всё больше работал... А вот мама водила и забирала нас из гимназии с углублённым изучением иностранных языков, а дома учила русской литературе и поэзии.
- Твоё увлечение музыкой тоже от неё? – Дин впервые решился нарушить молчание, поднося к губам изящные пальцы Коллинза.
- Мда, - Миша оглянулся, легонько поцеловал его в уголок губ и продолжил: – Люк после смерти матери совсем замкнулся в себе, отвергал всякую заботу и всё чаще пропадал на улице. Весельчак Габриэль больше любил посвящать свободное время экспериментам с выпечкой и шумным вечеринкам, а Анюта играла в куклы. А мне наоборот, нравилось в гимназии, и особенно в музыкальной школе. Но ещё больше нравилось наблюдать за тем, как мама сама иногда играла на пианино дома. То, как она, закрыв глаза, отдавала музыке всю душу, будто улетала в другую вселенную… – он прервался, не договорив, и глубоко втянул носом воздух, растягивая розовые губы в мечтательной улыбке. – Я обожал любоваться ею, и мог, как заколдованный, слушать её часами. Каждое лето нас всех отправляли сюда, тогда ещё в Ленинград, к бабушке. Мне нравилось гулять по летнему Питеру и каждый раз заново влюбляться в его улицы, набережные и уютные дворы. Я немного слукавил, Дин, - Коллинз развернулся в пол-оборота и прижался к Винчестеру плотнее, засовывая прохладные ладони под его куртку. – Я родился не здесь, а в Варшаве. Но своей Родиной почему-то считаю именно Россию. Это какое-то внутреннее ощущение принадлежности, понимаешь? Ощущение, которое я не в силах объяснить. Ты не злишься? – он запрокинул назад голову, с прищуром вглядываясь в глаза Дина.
- Нет, не злюсь, - Винчестер провёл ладонью по его спине и скрежетнул зубами, вспомнив, что под одеждой Миши спрятана та самая татуировка, которую тот до сих пор умело скрывал. – Когда ты уже покажешь мне свою тату, Миш?
- Скоро, - Коллинз забавно почесал кончик носа и сменил тему, возвращаясь к прежнему разговору. – Проблемы в семье проявились, когда Люку исполнилось двадцать девять. К тому моменту он уже работал начальником отдела в крупном строительном холдинге. У них начались бесконечные стычки и пререкания с отцом. Мама и Габриэль всячески пытались их успокоить и примирить, но Люк, как с цепи сорвался, и однажды очень крупно подрался с братом. Гейб после этого случая решил уехать и пожить пока отдельно. Я был поглощён учёбой и старался помогать по мере возможности. Мне было очень больно расставаться со старшим братом, пусть и не полнокровным. Но Гейб твёрдо решил уехать, а я не мог ему перечить. В конце концов, он был уже совершеннолетним и волен был действовать, как хотел. А через два месяца… - Коллинз сглотнул и прикрыл повлажневшие глаза, пряча лицо под ладонью.
- Миш…
- Нет-нет, Дин. Всё в порядке. Я обещал, что расскажу. Да я и сам чувствую, что хочу этого…- его ощутимо затрясло, то ли от вечерней прохлады, то ли от воспоминаний. – Просто…не отпускай меня, ладно?
- Никогда, Миш! – и он крепче обнял Коллинза, обхватив его краями своей расстёгнутой куртки.
- Через два месяца…случилась автокатастрофа. Мои родители умерли по дороге в больницу, а выяснить причину аварии так и не удалось... Я не находил себе места, как и Аня, а Габриэль так и не прислал ответ ни на одно из моих писем, - он тяжело вздохнул и, хлюпнув носом, пожевал губу. – Зато Люк резко сменил гнев на милость. Стал очень отзывчивым и заботливым. Как старшему в семье, да и к тому же совершеннолетнему с достаточным заработком, ему одобрили прошение об опекунстве над нами с сестрой. Мы переехали в другой город и остались втроём. Я жил в университетском общежитии и приезжал домой только на каникулы. И вот однажды мне среди ночи позвонила Аня. Она плакала и ничего толком не могла объяснить, и в итоге бросила трубку. Я примчался домой уже на следующий день и застал там только брата. Он заверил меня, что всё в порядке, вроде как, сестру просто бросил какой-то ухажёр в школе. Вернувшись с улицы, Аня едва взглянула на меня, коротко поздоровалась и опрометью бросилась к себе в комнату. Я тогда ничего не понял, но не стал её беспокоить, поверив словам Люка: «Ну, знаешь, женские циклы и всё такое». Он врал, а я, идиот, поверил! – Коллинз сжал пальцами рубашку Дина, вновь разочарованно вздыхая. – Вечером я зашёл к ней и случайно увидел, как она смазывает свежие синяки на руке. Она не захотела ничего объяснять, и я насильно стащил с неё халат, - Миша замолчал, а по его щеке скатилась первая слеза. – Дин, это было ужасно! Она… Всё её тело было усеяно ссадинами и синяками, некоторые из них почти зажили, а некоторые были совсем свежими, но они были везде… Господи… А потом, она призналась, что Люк…он… - Винчестер сжал его плечо и стиснул зубы в немой ярости. - Всё то время, пока меня не было, он… - Миша спрятал лицо в ладонях, мотая головой. – Он…насиловал её и запретил говорить кому-либо, а иначе грозился убить и её и меня! Я чуть с ума не сошёл от ужаса в тот момент… - Коллинз неловко стёр слёзы тыльной стороной ладони. – Решение пришло спонтанно. Напихав в маленький чемодан только самое необходимое, ночью мы с Аней сбежали, бросив всё! - Дин, как-то на автомате, растирал ладонями его спину и предплечья, будто это и его самого успокаивало. – Может это была паника, но мне казалось, что медлить и вызывать полицию, в которой у Люка тоже водились «свои» люди, было бессмысленно. Вместе с сестрой мы пробрались на какое-то торговое судно и незаконно попали в Штаты. Я подрабатывал в баре официантом, барменом и уборщиком. Но Ане становилось всё хуже с каждым днём… И я понял, что бессилен, а ей срочно нужна была профессиональная помощь. Но денег совсем не было. Один из постоянных клиентов нашего бара как-то обмолвился, что в их команде освободилась вакансия. Подвыпив, он сунул мне визитку, и я решился пойти на собеседование. Так я попал в «Модный Дом «Роше»… Ну, а дальше ты всё знаешь… - он повёл плечом, улыбнувшись лишь уголком губ. – Себастьян сделал нам документы и устроил Аню в хорошую клинику. А взамен…я приходил к нему… Почти каждый день. А потом… - Миша перекинул ноги обратно, спрыгнул с парапета и, глядя своему мужчине прямо в глаза, недрогнувшим голосом произнёс: - Потом появился ты, Дин. И я сразу понял, ещё тогда, когда ты первый раз вошёл в допросную, что всё будет хорошо!
Целоваться они начали ещё в лифте, не утерпев дойти до своего номера. Благо, что в коридорах в столь поздний час уже никого не было. Ввалившись в номер, они вновь набросились друг на друга, будто не виделись несколько дней.
========== Часть 21. ==========
Гладкая кожа Коллинза горела под сильными руками Дина. Словно сбросив со своих изящных плеч груз недосказанности, Миша, наконец-то, обрёл заветную свободу и раскрывался с какой-то невиданной ранее Винчестеру стороны.
Ловкие пальцы Миши одну за другой высвобождали пуговицы из петель рубашки Дина, который нетерпеливо, тем временем, пытался справиться с собственными манжетами. Ладони Коллинза мягко легли на накачанную грудь любимого, поглаживая и лаская, и пробрались к широким плечам, сбрасывая с них рубашку. С горящими от вожделения глазами, Коллинз прильнул к напряжённым соскам любовника и обхватил их губами, втягивая, сминая и дразня острым кончиком языка.
В кармане брюк Винчестера ожил мобильный, и он грязно выругался, когда его Миша, похотливо улыбаясь, отстранился и расслабленно плюхнулся на кровать, оставив ступни на полу и игриво разводя колени в стороны.
Вынув сотовый, Дин ещё какое-то время метался возбуждённым взглядом между экраном, на котором высветилось имя брата, и предательски соблазнительно раскинувшимся на постели любовником.
- Ну, ответь уже, - Коллинз облизнулся. – Я подожду…
- Чёрт! – суровая складка на переносице, глубокий вдох, и: - Алло?
- Дин! Дин! – «мелкий» верещал в трубку так громко, что старший даже шарахнулся от неё, как от огня. – Ты не представляешь!
- Боже мой, Сэмми, ты что меня оглушить решил посреди ночи? – он на автомате бросил взгляд за окно и мысленно закатил глаза, потому, как для начала второго ночи было неправдоподобно светло.
- Ну, во-первых, у нас разгар рабочего дня, - всего на мгновение присмирел Сэм, а потом вновь завопил, как ненормальный: – А, во-вторых, ооо…Дин, я просто поверить не могу!
- Да в чём дело-то?! – он лишь пожал плечами, завидев вопросительный взгляд Миши.
- Дин! Ты скоро станешь дядей…
- ЧТО??? – колени его неожиданно задрожали, а на лице появилась широченная, какая-то нелепая улыбка. Он включил громкую связь и, положив телефон рядом с Коллинзом, уселся прямо на пол между его ног. - Я буду папой! Дин! – громко продолжала вопить трубка. – Поверить не могу!
- Здорово, Сэмми! Я… - он посмотрел на Мишу, который тоже был искренне рад, и поспешил исправиться. – Мы, Сэмми! Мы с Мишей очень за вас рады! Передавай наши поздравления Джесс!
- Ой, мне кажется, я свихнусь от счастья! – что-то громыхнуло, и Дин прыснул в сжатый кулак, отчётливо представляя, как его братец в очередной раз что-нибудь сломал. – Так что вы там с Мишей набирайтесь сил, ДЯ-ДЮШ-КИ! Вы ведь вернётесь из своего путешествия до…родов? – почти физически ощутимо насупилась трубка.
- Конечно, Сэм, - встрял Коллинз, и голос «мелкого» вновь оживился.
- О, Миша, как хорошо, что ты рядом.
- А где же ему ещё быть?! – фыркнул Дин.
- Заткнись! Это я не тебе, Миш!
- Да я понял, - улыбнулся Коллинз.
- Миш, тут, как раз, Джесс хотела с тобой поговорить…
- Со мной? – удивлённо переспросил он. – Ага. Всё, передаю трубку! Хорошего отпуска! Ой, прям поверить не мо…
- Ну всё, - Джессика, видимо, оттолкнула своего, свихнувшегося от счастья, муженька. – Иди уже, па-па-ша! Алло?
- Привет, Джесс! – хором отозвались они.
- Ой, привет, ребята! Надо бы дать моему ненаглядному успокоительного, - захихикала она, - а то он чего-то совсем тю-тю… Воот, уже выплясывает чего-то, - всё дружно рассмеялись. - Но я хотела кое-что спросить… у Миши.
- У меня? – его васильковые глаза снова удивлённо распахнулись.
- Да. Я, конечно, думаю, что ещё рановато, но Сэм, как с цепи сорвался, настаивает, чтобы мы сегодня же определились с именем, - она прервалась на новый приступ смеха, и ребята, посмеиваясь, терпеливо ждали, пока через, прикрытый её рукой, динамик, доносились шуточные угрозы накормить Сэма лимоном, если он сейчас же не прекратит ржать, как очумелый, и нацеловывать её плоский животик.
- Алло! Извините! Отвлеклась.
- Да ничего. Мы уже поняли, что у тебя там за «отягчающие обстоятельства».
-Да уж, - вздохнула она и хихикнула. – Сэм! Итак, Миша…
- Я слушаю.
- Дин в курсе, как долго мы хотели этого ребёнка, но у нас всё никак… не получалось. А сегодня, размышляя о том, если будет мальчик… В общем, я знаю, что это был твой псевдоним, но… - она решительно выдохнула, - можно мы назовём сына Кастиэлем? Если это будет мальчик, разумеется…
- Аммм… Аммм… - Коллинз растерянно моргал, чувствуя, что глаза щиплет от того, как тронул его этот вопрос. – Джесс…
- Я понимаю, Миша, что это несколько неожиданно… Но этот малыш….он уже для нас, как подарок свыше! – чувствовалось, как она умилённо улыбалась в трубку. – А Кастиэль – потрясающее имя для нашего Ангела! Если ты против…
- Нет! Нет! – поспешил её разубедить Миша. – Нет, что ты, Джесс! Просто…амм…это…я не знаю, что и сказать… Спасибо! – он прижал к своей груди, подавшегося вперёд Винчестера, и спрятал выступившие слезинки в его мягких волосах.
- Это тебе спасибо, Миш! Ладно, мне пора откачивать молодого папашку. Пока ребят!
Они застыли в этой позе на какое-то время, просто поглаживая друг друга. Коллинз шмыгнул носом и заговорил первым:
- Я так… тронут. Надо же… Но почему именно меня нужно спрашивать? Я же…
- Ты действительно ничего не понял, глупый? – ласково спросил Дин, заглядывая ему в глаза и прижимая ладонь к его щеке. Тот молчал, пристально глядя в ответ. – Потому что и Сэм, и Джесс прекрасно понимают, что ты, Мища, моя семья теперь, и часть Нашей общей!
- Скажи ещё, - робко улыбнулся Коллинз.
- Моя семья.
- Нет, не это.
- Мища? – бровь Винчестера вопросительно изогнулась. Игриво закусив губу, Коллинз довольно закивал в ответ. – Мища, Мища, Ми-ща…
- Люблю, как ты его произносишь! – его пальцы запутались в русом ёжике, сжимаясь.
- Мииии-щааа…
- *Я люблю тебя*, Дин – прошептал по-русски Коллинз.
- Что? – улыбаясь переспросил тот.
- Я сказал, что люблю тебя, только по-русски.
- *Лу-блу*, - на пробу повторил Винчестер.
- *Люблю тебя*, - вторил ему Миша.
- *Лублу, лублу*, - покрывая невесомыми поцелуями его лицо и шею, твердил Дин без остановки, путаясь в языках. - Люблю тебя, Мища! *Лублу*…*Лублу*…
