Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 1"

Автор книги: kotskazochnik.ru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Что случилось, отец? – смеясь, поинтересовался у него Пьеро.

– А нет, ничего, ко дню весёлого праздника виноделия, я думаю, всё уладится, – словно самому себе ответил сире Антонио, оставив вопрос сына без внимания.

– Что уладится, отец?!

– А-а!.. – протянул сире Антонио, будто только что осознал, что вопросы адресованы ему. – Считаю, успеешь ли ты до свадьбы съездить в Венецию и вернуться обратно…

– Это ещё зачем?

– Затем, что оттуда надо будет привезти убийц викария Буффало!

– Как?! – одновременно воскликнули Пьеро, Катарина и Джан-Баттиста.

– Их нашли?! – уже один спросил Пьеро.

– Нашли, сынок!.. У турецких пиратов скрывались эти безбожники! Я хотел сам отправиться за ними, но из-за вашей свадьбы, по-видимому, мне придётся остаться здесь и заняться приготовлениями к ней, так как с этим делом никто лучше меня не справится, а вместо меня со Святыми приставами, я надеюсь, отправишься ты, сынок?!.. Я думаю, ты оформишь всё, как полагается – и выдачу от турков, и приём Святыми приставами убийц викария… Надо по заслугам воздать этим преступникам и помочь Святой матери Инквизиции отправить их на костёр! Это, кстати сказать, и в наших интересах, чтобы радость свадебного праздника не омрачалась мыслью, что с вас не сняты подозрения в тяжком преступлении: убийстве священника!

– Разумеется, отец!.. Я сделаю всё, как полагается… Когда надо выехать?

– Завтра утром. Сегодня Святой отец фра Марко Черризи подготовит рекомендательное письмо, в котором ты будешь наделён полномочиями не только нотариуса, но и представителя Священной Канцелярии. А от меня ты получишь кардинальскую буллу и королевскую грамоту флорентийского королевского Двора о наделении тебя полномочиями дипломата и военного атташе… Смотри, Пьеро, не опозорь себя и нас перед командованием османской флотилии! – озорно погрозил ему пальцем сире Антонио. – Это высокая честь, и её надо нести с достоинством!

– Не опозорю, отец! – улыбнулся Пьеро.

– Я верю в тебя!

Катарина смотрела на своего возлюбленного, как на сошедшего с небес ангела. Её глаза горели восхищением и восторгом: ведь ему действительно оказывалось высокое доверие флорентийского королевского Двора и кардинала Тосканы, а это просто не укладывалось у неё в голове.

– Ты у меня самый… самый… – не в силах найти те слова, которые могли бы выразить её чувства, пролепетала Катарина.

– И мой отец, как видишь, тоже!.. – улыбнулся ей Пьеро.

Он обнял её за плечи, и они направились в дом. За ними пошли сире Антонио, садовник Джан-Баттиста и, радостно виляя хвостом, пёс Эльдо. Обернувшись через плечо на отца, Пьеро склонился над ухом Катарины и ласково ей прошептал:

– Ну вот… Тётушка Туцци и мы – всё боялись его одержимого желания к получению аристократического титула!.. А вон как всё просто разрешилось, и теперь у нас с тобой, слава Богу, никаких препятствий нет…

Г Л А В А 5.

Утром, с первыми лучами солнца, сире Антонио и Пьеро, попрощавшись с Катариной и домашней прислугой, отправились к церкви Санта-Кроче. Блюститель Священной Канцелярии Святой отец фра Марко Черризи со своим пятилетним воспитанником Марио Сантано уже поджидали их, приготовив для них два рекомендательных письма: одно для Пьеро; второе для того, на кого укажет перст собрания Коммуны флорентийской аристократической Синьории. Это второе письмо, на самом деле, сире Антонио да Винчи подразумевал для одной весьма влиятельной особы не аристократического происхождения, но пользовавшейся большим авторитетом у титулованных особ и принимавшей участие во всех собраниях Коммуны флорентийской Синьории. Звали эту особу мадонна Альбьере ди сире Джованни Амадори. Именно для неё, в обход флорентийского кардинала, сире Антонио приготовил второе рекомендательное письмо от Священной Канцелярии, которое, хоть и было написано провинциальным священником, по силе не уступало кардинальскому. Умудрённый жизненным опытом, нотариус знал толк в интригах, как обойти высокие официальные инстанции и добиться своей цели. Он так же, как и в законах юриспруденции, прекрасно разбирался в светской жизни высшей аристократии и знал, что, выступив на собрании Коммуны флорентийской Синьории с рекомендательным письмом от Священной Канцелярии, отобьёт охоту у светских особ к выполнению Священной дипломатической миссии по возвращению преступников Святому судилищу Инквизиции. И, скорее всего, этот выбор падёт на мадонну Альбьере ди сире Джованни Амадори, не имевшей аристократического титула. Её держали в коммуне Синьории именно для таких миссий, в которых участие титулованных особ не представлялось почётным. Сире Антонио да Винчи и мадонна Альбьере ди Амадори имели давнюю дружбу и с выгодой для себя всегда помогали друг другу.

Получив письмо от фра Марко Черризи, в котором пустовало место для имени, сире Антонио спрятал его во внутреннем кармане камзола, решив до поры до времени придержать его у себя, не показывая мадонне Альбьере. Теперь перед ним стояла ещё одна, последняя, задача, занявшая все его мысли, а именно: зная Пьеро, его честность, чистоту души и целеустремлённость, он вдруг осознал, что отведённого до свадьбы времени для него будет вполне достаточно, чтобы решить все вопросы с возвращением преступников Священной Канцелярии. Стремясь успеть к свадьбе, Пьеро ни перед чем не остановится, вплоть до полного разорения родовой казны, имевшей за более чем столетний период родового занятия нотариальным делом солидное накопление… А этого допустить сире Антонио никак не мог. Снабдив Пьеро денежной суммой в размере десяти тысяч сирийских дукатов, он проводил кортеж Святых приставов, состоящий из двенадцати злейших стражников Священной Канцелярии, которыми теперь руководил его сын, до окраины села и, простившись с ним, заспешил окольными тропами в Болонью, город, стоявший на пути из Флоренции в Венецию. Болонья славилась тем, что в её окрестностях орудовали бесчисленные банды контрабандистов, контролировавших все торговые связи между Венецией и всей южной частью Италии. Святейшая Инквизиция не могла до них добраться и отправить на костёр, так как им покровительствовала Коммуна болонской аристократической Синьории, получавшая немалые проценты от их контрабандно-торговой деятельности. Во главе болонской аристократической Коммуны стоял граф Паоло Арвицца, человек высочайшего ума, образованный, с утончённым вкусом, корыстолюбивый и бесстрашный, не лишённый здорового юмора и благородства, которое каким-то невообразимым образом сочеталось с его беспринципностью. Одним своим видом граф наводил страх не только на членов аристократической Синьории, но и на всех, знавших его, контрабандистов и разбойников, попавших под его влияние.

Не отдыхая ни днём, ни ночью, меняя почтовых лошадей, сире Антонио торопился в Болонью, в замок палаццио Арвицца, некогда принадлежавший одному светскому вельможе по имени Козимо Торельо, умершего от эпидемии чумы; и ставшего впоследствии, не без участия сире Антонио, резиденцией разбойного графа Паоло Арвицца. Опередив кортеж Святых приставов, сопровождавших его сына в Венецию, на целые сутки, сире Антонио прибыл в Болонью глубокой ночью и, отыскав замок графа, постучал в его массивные дубовые ворота. Назвав своё имя стражнику, он попросил его немедленно доложить о нём его хозяину.

– Граф знает обо мне! – повелительно заявил он берровьеру. – Скажи, что дело, по которому я прибыл, не терпит отлагательств до утра и сулит твоему хозяину солидное денежное вознаграждение! – увидев его нерешительность, он понял, что прислуге строжайше запрещено будить хозяина ночью. Протянув стражнику два флорина, сире Антонио добавил: – Один для вас, другой для камердинера… Через него попробуйте доложить графу о моём визите, а, когда вернётесь, я угощу вас ещё одним сольдо!.. – подкинул он в руке монету, чтобы берровьеру легче было справиться со своей нерешительностью.

Стражник, закрыв оконце в воротах, исчез. Спустя несколько минут он вновь появился и, открыв тяжёлую входную дверь в воротах, впустил сире Антонио во двор. Получив от него сольдо, он проводил его к парадному входу замка, перепоручив в руки упитанного, толстого камердинера.

– Я доложил графу о вас, сире Антонио да Винчи, и он ожидает вас в гостиной, – склонился толстяк перед сире Антонио, протянув руку вперёд для «чаевых».

Усмехнувшись его жесту, флорентийский нотариус всё-таки вложил в его растопыренную пятерню флорин и затем направился за ним.

В огромной гостиной замка, украшенной картинами известных итальянских художников, персидскими коврами и резными позолоченными канделябрами, перед камином из дымчато-серого мрамора, развалившись в кожаном кресле, их ожидал граф Паоло Арвицца. В руках он держал шпагу, на острие которой был насажен кусок ветчины и которую он поджаривал на огне камина; рядом с ним на огромном дубовом столе великолепной резной работы стояли бутылка красного болонского вина и фрукты. Граф не позаботился одеться в верхнюю одежду и предстал глазам ночного визитёра в непривычном виде для гостеприимства: он сидел в ночной рубашке, заправленной в атласные дутые панталоны. На ступнях его ног красовались остроносые турецкие тапочки, на плечи был накинут расшитый узорами персидский халат. Чёрные, спутанные от сна волосы, беспорядочно спадали на плечи. Взгляд графа излучал сонливость, поэтому, когда в гостиной объявился камердинер и громко доложил о прибытии гостя, он даже не двинулся, чтобы хотя бы склонить голову для приветствия. Искоса и недовольно бросив надменный взгляд на сире Антонио, он жестом руки указал ему на кожаное кресло за дубовым резным столом.

– Вы с дороги, сире Антонио, и наверняка проголодались, – негромко высказался он.– Прошу занять место за столом и отужинать со мной. Не взыщите, что я в таком виде и без церемоний, но вы знаете сейчас который час… Камердинер доложил, что у вас имеется ко мне неотложное и чрезвычайное дело, поэтому я считаю, что церемонии в этом случае неуместны – они только затянут время, отодвинут его решение и главное: помешают мне выспаться!

– Вы абсолютно правы, ваша Светлость! – чуть склонил голову сире Антонио и, не жеманясь, занял предложенное место за столом.

Граф вынул из огня кусок ветчины и поднёс её к глазам. В свои сорок с небольшим лет он страдал близорукостью. Рассмотрев со всех сторон румяную обжаренную корочку, он удовлетворённо снял ветчину со шпаги на широкое золотое блюдо, и, взяв со стола нож и нарезав её тонкими ломтиками, налил вина в стеклянные венецианские бокалы на длинных ножках.

– Прекрасная ночь, сире Антонио! – поднял граф бокал, улыбаясь вовсю ширь своих ослепительно белых, как у молодого юноши, зубов. – Она навевает мысли о будущем, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен!

– Выпьем же, чтобы наше будущее правильным эхом отзывалось на наши мечты!

Их бокалы со звоном ударились. Положив в рот по дольке апельсина, граф Арвицца и сире Антонио взяли из золотого блюда по кусочку ароматной ветчины.

– Ложась сегодня спать с возлюбленной… – начал, было, граф. – Я приоткрыл для себя…

– У вас есть возлюбленная?! – удивлённо вскинул брови сире Антонио.

– А-а! Так… – небрежно отмахнулся Арвицца. – Молодая бедная особа, контадина, не лишённая страстной прелести и ясного ума, затмевающая себе разум представлениями о том, как она будет выглядеть в золотой парче… Впрочем, в её юношеском возрасте все девушки, независимо от происхождения, мысленно примеряют на себе королевские платья!.. Не правда ли, сире Антонио?

– Вы, как всегда, правы, ваша Светлость!

– С недавних пор я задумался: кому оставить всё это… – откинувшись на высокую спинку кожаного кресла, жестом рук указал Арвицца на замок, – и пришёл к выводу: бедная молодая контадина куда лучше избалованных светских дам, мечтающих о любовниках и, подобно шлюхам, увеличивающих их количество, как сокровища золотой казны… Молодая контадина будет и мила, и преданна! Как вы думаете? – граф искоса бросил взгляд на нотариуса. – Насколько я знаю, сире Антонио, ваш сын Франческо тоже хотел жениться на девушке из бедного сословия… Что вы ему посоветовали?

Из груди сире Антонио вырвался тяжёлый вздох. Он с трудом проглотил кусок ветчины и, пряча глаза, беспокойно задёргал плечами.

– Право, я даже не знаю, как и ответить вам, ваша Светлость, – с трудом подбирая слова, часто задышал он. – В моём случае, с сыном Франческо, дело обстоит куда сложнее, чем с вами…

– Это почему же?

– Потому что ему в наследство от отца не достанется графского титула…

– Ах, вон вы куда клоните…

– Конечно!.. – оправился от волнения сире Антонио. – У вас есть титул, и любая женщина или девушка, будь она нищенкой из бедного городского квартала, выйдя за вас замуж, разделит с вами это высокое аристократическое звание. Оно же перейдёт и вашим детям… Так что ваше будущее, граф, за которое вы только что выпили, более или менее ясно для вас, вашей избранницы и ваших будущих детей, которым вы собираетесь оставить в наследство своё великое достояние!.. Что же касается нравственного воспитания вашей возлюбленной, то она будет вам мила и преданна, я так думаю, до тех пор, пока вы будете ограждать её от светских балов и раутов. В противном случае… Не мне вам говорить, граф, о разлагающем воздействии аристократической Синьории на неискушённые и неокрепшие умы молодых особ в кругу высокопоставленных вельмож, которые, не в оскорбление им будет сказано, одержимые непомерной гордынею, с удовольствием совратят и Святого…

– Всё верно! – усмехнулся Арвицца.

– … А что касается моего сына Франческо, то, как вы, наверное, уже догадались, я отсоветовал ему жениться на бедной, к тому же безродной, девушке, – пылко продолжал сире Антонио. – Нищие возлюбленные моих сыновей не умножают достояния рода Винчей!.. К сожалению, мой сын Пьеро пошёл по стопам своего родного брата Франческо и тоже вздумал жениться на бедной контадине, чем, признаться, очень меня огорчил!.. Именно по этой причине, граф, я прибыл к вам столь поздней ночью и осмелился, оторвав от объятий возлюбленной, поднять с постели!

Орлиные брови графа удивлённо поползли на лоб. Он подлил себе в бокал ещё вина и, отпив, скривил губы.

– Вы полагаете, сире Антонио, что я именно тот человек, кто способен разрешить ваше дело?

– Да!.. Памятуя о той услуге, что я когда-то, оказав вам, помог вступить во владения этого великолепного замка, я и подумать не мог, что вы сможете отказать мне в столь малой безделице…

– Ради малой безделицы не приходят в дом среди ночи и не отрывают его хозяина от объятий возлюбленной, – с недовольством заметил граф, прожигая взглядом сире Антонио. – Ваш намёк о моём незаконном вступлении во владение этого замка меня ничуть не пугает, ведь именно вы оформили эту незаконную сделку, а, следовательно, если вы предадите её огласке, то и себя раскроете как мошенника, тем самым поставив на своей репутации порядочного флорентийского нотариуса могильный крест!.. Не правда ли, очень занимателен ваш намёк о моей порочности? Как вы считаете, а, сире Антонио?!

Цвет лица у сире Антонио стал пепельно-серым. Он тужился, пыхтел, но не находил подходящих слов для ответа, ибо убедительный довод графа Арвицца железными клещами сдавил не только его мысли, но и горло. Видя его взволнованную одышку, граф подлил ему в бокал вина и предложил выпить.

– Это вернёт вам спокойствие! – опять перешёл он к насмешливо надменной иронии. – О ясности вашего разума я уже не говорю… Моя убедительная логика – это не терпкое дурманящее рассудок вино, а чистая родниковая вода, которая, как я вижу, в достаточной мере промыла вам мозги! И впредь, я думаю, вы уже не будете посылать мне намёков о моей моральной нечистоплотности в отношении правовых законов, переступив которые с вашей помощью, я стал владельцем большого достояния?!

– Простите, ваша Светлость, меня за необдуманный посыл… Вы, как всегда, правы: благодаря вам, мой разум ясен, как никогда, – склонил голову сире Антонио с покорностью ягнёнка, словно его шея была зажата в зубах матёрого волка. – И обещаю, что впредь больше не совершу ни одного действия, ставящего под угрозу наши давние дружеские взаимоотношения.

– Я принял вас, сире Антонио, только потому, что мы оба с вами в какой-то мере разбойники и нуждаемся друг в друге, – продолжал граф уже с напускной насмешливостью. – Вы действительно когда-то оказали мне неоценимую услугу и вправе рассчитывать на ответную помощь, только говорить о ней надо прямо и без намёков… Я слушаю! – устало вздохнул он. – Выкладывайте: зачем вы ко мне пожаловали?

Глотнув вина и придя в себя, сире Антонио перевёл дух и успокоился. Теперь, размышляя о своём визите в этот замок, мысль о запугивании графа показалась ему и абсурдной, и смешной. Глядя на то, как Арвицца постукивает остриём шпаги по носку своего остроносого турецкого тапочка, сире Антонио вдруг осознал, что был на волоске от смерти. Запихнув от волнения в рот ещё ломтик ветчины и запив его вином, он поперхнулся и закашлялся.

– Ваша Светлость! – застучал он ладонью себе в грудь, помогая ударами справиться с кашлем. – Мне действительно требуется от вас безделица, как бы это нелепо не выглядело с моих слов… Мой сын Пьеро решил жениться и…

– …и вы приехали просить меня, чтобы я стал шафером на его свадьбе!.. Действительно, нелепая безделица!..

– Боже упаси!.. – выпалил сире Антонио и тут же спохватился, увидев, как глаза графа выдались вперёд. – То есть я совсем не то хотел сказать, – опять разволновался он. – Я приехал просить вас, чтобы вы, благодаря своим связям и влиянию в некоторых кругах, помогли мне предотвратить эту свадьбу!..

– Ах, вот как?!..

–Да!

– А я так наивно размечтался, – развёл граф руками, изобразив на лице чуть ли не детскую обиду и, выпятив вперёд нижнюю губу, лилейно пробубнил. – От предвкушения быть свадебным шафером почувствовал в себе даже некоторую непорочность Пречистой Девы… – у сире Антонио от этих слов кусок ветчины застрял в горле, и он, перестав дышать, побагровел и уже не закашлялся, а закряхтел.

Не обращая на него внимания, граф невозмутимо продолжал.

– А каким образом, позвольте узнать, я могу предотвратить свадьбу вашего сына?!

– Мой сын с кортежем Святых приставов следует из Флоренции в Венецию по поручению Священной Канцелярии вести переговоры с командованием Османской флотилии о выдаче преступников, убивших священника!.. – оправляясь от волнения, стал развивать свою мысль сире Антонио. – И я бы очень хотел, чтобы эти переговоры обошлись без него, равно как и его свадьба!..

– То есть?

– То есть, по дороге в Венецию на кортеж Святых приставов, например, напал бы отряд контрабандистов или морских пиратов. И они, отбив моего сына от Священной стражи, спрятали бы его у себя ровно настолько, насколько это понадобится мне для разрешения всех тонкостей по окончательному предотвращению свадьбы и разрыву отношений между моим сыном и той юной особой, на которой он решил жениться!.. Вот и всё!

– И всё?!

– Да!

Граф откинулся на спинку кресла и о чём-то задумался. Сире Антонио не торопил его с ответом, занявшись полноценным утолением аппетита предложенными ему угощениями. Терпкое болонское вино приятно обжигало его изнутри, и, смакуя дурманящий напиток, он не сводил взгляда с сонливых глаз Паоло Арвицца. Наконец граф дёрнулся и посмотрел на жующего нотариуса.

– Не хотелось бы мне, чтобы у меня был такой отец, как вы!.. – вымученно вздохнул он.

– Каждый заботится о своём потомстве с вынужденными представлениями о том, как жить дальше… – бесстрастно парировал сире Антонио. – Мой предок, основатель рода Винчи, Гвидо ди сире Микеле да Винчи, ещё больше ста лет назад, в 1339 году, составил свод правил для своего фамильного родового потомства, охраняющих его от разорения и нищеты по сей день!.. Его два основных девиза – это умеренность и холодный расчёт, приводящие к процветанию!.. И мы, потомки Гвидо да Винчи, благодарны ему за ту предусмотрительность, которая сделала нас материально обеспеченными! И я ни при каких обстоятельствах не изменю своду установленных правил, созданных моим предком, – так поступали все в роду да Винчи!

– Да-а!.. Нотариальный делопроизводитель сидит у вас в крови! – не удержался граф Арвицца от ироничной усмешки. – С ним вы рождаетесь и с ним вы умираете!.. Я уверен, что высокие божественные чувства, с их великой силой любви, когда им доводится встретить вас, цепенеют от встречи с вашим каменным сердцем!.. Впрочем, – отмахнулся граф, – для меня это лучше, ибо в отличие от человека чуткого, познавшего любовь, вы, сире Антонио, с вашей умеренностью и холодным расчётом более предсказуемы, а значит, и безопасны, несмотря на вашу похотливую натуру к запугиванию и интрижкам!.. Сколько вы, опираясь на вашу родовую врождённую умеренность и холодный расчёт, планируете заплатить за то, чтобы вашего сына на некоторое время упрятали от дневного света и посторонних глаз?.. Учтите, что при этом, возможно, придётся лишить жизней нескольких Святых приставов, имеющих авторитет весьма бесстрашных стражей, не способных сдаваться без боя! А так же примите во внимание, что и количество моих людей эти отчаянные вояки могут изрядно проредить…

– Мною всё учтено, – со свойственной сире Антонио холодной лаконичностью ответил он. – У моего сына с собой имеется десять тысяч сирийских дукатов… Все они ваши!

У графа Арвицца лицо исказилось в недоумении.

– А вы гораздо страшнее и непредсказуемы, чем я думал! – скрипя голосом, натужно прохрипел он. – И даже в этом случае вы не поступаетесь своей расчётливостью: прежде, чем завладеть десятью тысячами, я должен напасть на вашего сына и захватить его; при этом никто не даёт вам гарантии, что жизнь вашего сына останется неприкосновенной!

– Что делать? – пожал плечами сире Антонио. – Для того чтобы привить моим сыновьям приверженность к своду родовых правил, составленных более ста лет назад нашим мудрым предком, я вынужден рисковать даже их собственными жизнями…

– Странно видеть перед собой человека, душа и разум которого состоят из бухгалтерских векселей придворного казначея… Вы страшный человек, сире Антонио!

– Не больше, чем вы, ваша Светлость, для своих головорезов с большой дороги! – с усмешкой резюмировал в ответ флорентийский нотариус.

Подняв бокалы, они со звоном ударились ими и залпом выпили их содержимое: кроваво-красное вино задуманного преступления! Негласный договор, на который так надеялся сире Антонио, был заключён. Оговорив с графом ещё некоторые детали содержания сына Пьеро у контрабандистов, он, не дожидаясь утра, попрощался с ним и покинул его замок…

**** **** ****

Кортеж Святых приставов во главе с Пьеро да Винчи, не доезжая города Болоньи, настиг флорентийский почтовый поезд, состоящий из трёх почтовых карет и полусотни королевских кондотьеров*, охранявших его от посягательств разбойников. Рядом с ними шли простые люди: торговцы, рыбаки, древоделы и те, кто просто путешествовал из города в город, чтобы навестить свою родню. Ради безопасности кортежа сире Пьеро тоже примкнул к почтовому поезду, полагая, что в случае нападения на них бандитов королевские кондотьеры непременно придут им на помощь; в свою очередь, он намеревался вступиться в защиту королевской почты, если участи нападения подвергнутся её почтовые дилижансы. Миновав Болонью и город Феррару, почтовый поезд и кортеж Святых приставов остановились на правом берегу реки По, на границе провинций –

* Кондотьеры – наёмники.

Романьи и Венеции у так называемых пограничных ворот – моста через реку По. На его концах как с одной, так и с другой стороны стояли пограничные заставы доганьеров, ютились гостиные и постоялые дворы для путников. Пройдя надлежащую в таких случаях пограничную проверку, оба кортежа: и почтовый, и приставов – заспешили к старинному каменному мосту, чтобы побыстрее перебраться на левый берег реки. Время близилось к вечеру, и они торопились устроиться на ночлег. Никому из кортежа приставов и почтальонов не хотелось ночевать в открытой местности, чтобы не навлечь на себя нападение разбойников, во множестве обитавших в этих краях. Кондотьерам королевского почтового поезда устроиться в гостином дворе удалось без труда: для них отводились заранее заготовленные места. А вот для кортежа Святых приставов свободных мест в гостином дворе не оказалось. Все комнаты, по выражению хозяина, к его большому удивлению, были заняты рыбаками с побережья Адриатики, которых в эту пору обычно бывает немного. Пришлось Пьеро и Святым приставам обустроиться на ночлег в постоялом дворе в ста шагах от гостиного и довольствоваться отсутствием удобств, затхлым запахом прелого сена и навоза, и матерной бранью пьяных путников, споривших о женских прелестях и политических дрязгах провинциальных верховных правителей.

Ужинали Святые приставы и сире Пьеро в таверне гостиничного двора. Там они обратили внимание на то, что разношёрстная рыбацкая публика, больше напоминавшая своим внешним видом морских пиратов, следила за ними с повышенным интересом. Они по очереди обхаживали Святых приставов, любезно предлагали им выпивку, ненавязчиво располагая к знакомству и, получив отказ, украдкой, не оставшейся не замеченной Пьеро и его окружением, докладывали обо всём высокому черноволосому синьору, по манере и одежде походившему на весьма высокого аристократического вельможу.

– Похоже, что любезность этих морских бродяг грозит нам далеко не любезными последствиями, – мрачно заметил Пьеро, поглядывая из-под широкополых выступов берета на перешёптывания рыбаков с представительным синьором. – Они мало напоминают рыбаков…

– И я того же мнения! – поддержал его сире Лучиано да Грези, старший страж Святых приставов, научившийся за свою долгую жизнь отличать простых граждан от разбойников. – Достаточно взглянуть на руки этих рыбаков, чтобы понять, что никогда в своей жизни они не вытягивали из моря сетей. К тому же от рыбаков пахнет рыбой, а от этих самозванцев несёт дорогим венецианским вином и дешёвыми благовониями трактирных шлюх, с которыми они проводят всё свободное время от грабежей и выпивок!..

И тут произошло событие, полностью подтвердившее его догадку. Один толстый, весьма неприятной наружности молодой рыбак, с расстёгнутой рубахой на жирном брюхе, подошёл к столику Святых приставов и бросился обнимать стражника по имени Николо да Пайя, крича ему в ухо:

– Пьеро, дружище, как я рад нашей встрече!.. Наконец-то мы вновь увиделись!.. Сколько лет минуло, как судьба разбросала нас!..

Растерявшийся Николо да Пайя не сразу нашёл, что ответить.

– Простите, но вы меня с кем-то спутали, – переборов растерянность, извинился он. – Меня зовут не Пьеро…

– Как же не Пьеро?!.. – отпрянул от него толстяк, смерив его взглядом с головы до ног. – Я же вижу: Пьеро да Винчи!

– Нет, вы ошиблись… сире Пьеро да Винчи вот, сидит, – не вдумываясь в то, что делает, простодушно показал страж на Пьеро.

И тут же голоса пьяных рыбаков в таверне стихли, и все их взгляды устремились на молодого флорентийского нотариуса, от которых Святым приставам, да и самому Пьеро стало не по себе.

– Нет, это не тот… – заплетающимся языком пробубнил толстяк. – Я ищу Пьеро да Винчи, балагура и гуляку, а этот какой-то прилизанный пучок писчих перьев… Кажется, я опять хлебнул лишнего… – и, развернувшись, он заковылял вихляющейся походкой к выходу из таверны.

Вслед за ним, один за другим, в течение нескольких минут таверну покинули и все остальные рыбаки. Оставшись в одиночестве, Святые приставы сразу озадачились вопросом: «Что всё это значит?»

– Кроме моего отца, нас, Святого отца фра Марко Черризи и моей возлюбленной, о цели нашей поездки никто не знает! – развёл руками Пьеро, поражаясь происшедшему. – И я ума не приложу, что бы всё это значило!..

Ещё немного поразмышляв, но так и не найдя для себя убедительного ответа, Пьеро да Винчи отправил на постоялый двор приставов, а сам направился к управляющему бригадиру флорентийского почтового поезда. Он, как добросовестный и исполнительный ученик своего отца, решил последовать его совету: «страховаться, когда чувствуешь опасность», поэтому, поднявшись в номер королевского почтового бригадира, сдал ему под роспись все десять тысяч сирийских дукатов, предназначенных к уплате выкупа для возвращения убийц викария Священной Канцелярии. И сделал он это вовремя. Получив от бригадира расписку и покинув гостиный двор, Пьеро ещё издали понял, что на постоялом дворе творится что-то неладное… Оттуда доносились крики чем-то напуганных людей, женские визги, грубая мужская ругань, звон скрещиваемых мечей и рапир, нечастые выстрелы пистолей и мушкетов. Среди всего этого шума, как ему показалось, он чётко услышал голос старшего стража Святых приставов, сире Лучиано да Грези, командовавшего своими воинами.

Пьеро немедленно побежал туда на выручку приставов. Вбежав на постоялый двор, он увидел страшную картину: всюду, вперемешку с соломой и навозом, корчились окровавленные люди; их добивали и грабили вооружённые до зубов те, кто ранее представлял собой рыбаков с Адриатического побережья. Теперь для него со всей очевидностью стало ясно, что это самые настоящие пираты. Святые приставы бились с ними с животной отчаянностью, но морских разбойников было слишком много, и приставы, один за другим, поражённые насмерть, падали к их ногам. Выхватив из ножен рапиру, Пьеро, не задумываясь, бросился в гущу пиратов и сразу сразил наповал трёх весьма внушительных головорезов, успевших выкрикнуть: «Вот он!..» Четвёртого и пятого пирата он серьёзно ранил, потом упал сам, сражённый ударом длинного пастушьего хлыста, которым кто-то из разбойников с оттяжкой ударил его сзади под колени, повредив ему в этих местах сухожилия. От жгучей боли в ногах Пьеро завертелся волчком, всё ещё пытаясь подняться и сражаться с набросившимся на него огромным количеством пиратов, но следующий удар хлыста выбил у него из рук рапиру, и он стал лёгкой добычей для морских разбойников. Они, навалившись на него, буквально вдавили его в землю и скрутили ему руки за спиной, в рот воткнули кляп, на глаза надели чёрную повязку, руки, и ноги крепко связали и, подхватив на руки, куда-то понесли. Через несколько минут Пьеро почувствовал, что находится в лодке. Куда и зачем его везли, он не знал. В голове витала только одна мысль, что его хотят продать в рабство на османские барки. Он мысленно прощался со всеми, кого знал и кого любил, а перед глазами у него стоял нежный и милый образ улыбавшейся ему Катарины…

Г Л А В А 6.

Сире Антонио да Винчи ожидал вестей от графа Паоло Арвицца в окрестностях Болоньи, в небольшой деревушке Чени, у знакомого винодела по имени Ареста Капорро. После похищения Пьеро граф Арвицца, пренебрегая осторожностью и аристократическими уставами, самолично приехал к виноделу, чтобы засвидетельствовать своё «почтение» старому флорентийскому нотариусу и с порога чуть не убил его увесистым ударом в зубы. Собрав на себя все столы, комоды и посудные полки в доме винодела, сире Антонио, впав от удара в глубокий обморок, ненадолго прилёг под ними отдохнуть, а когда пришёл в себя, то перед глазами увидел расписку о десяти тысячах сирийских дукатов, переданных королевскому почтовому бригадиру его сыном Пьеро.