Текст книги "Магнитная буря"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Уведомление полиции

– Я ДОЛЖЕН УВЕДОМИТЬ полицию.

Дозвониться удалось сразу. Ответил дежурный лейтенант.

– Это профессор Мейер-Майер! Пожалуйста, поверьте тому, что я говорю. Я не пьяный, не сумасшедший. Четыре ядовитых гигантских мухи, большие, как лошади, на свободе в городе. Они должны быть уничтожены любой ценой.

– Что вы несете? Разыгрываете меня? – слуга закона рассердился не на шутку.

– Поверьте мне, ради бога! – завопил Мейер-Майер, дойдя до предела.

– Оставайтесь на линии, – лейтенант повернулся к столу сержанта. – Что произошло?

– Извозчик говорит, что его лошадь была убита гигантской мухой на Карлштрассе.

– Подготовьте ребят из второго взвода для незамедлительного принятия мер, – приказал лейтинант сержанту и возвратился к телефону. – Алло, профессор! Вы все еще на линии? Пожалуйста, приезжайте как можно быстрее. Ваши сведения подтвердились. Одно из этих гигантских насекомых было замечено…

Профессор Мейер-Майер повесил трубку. Он зарядил револьвер и спрятал в кобуру пистолет Браунинга.

– Ваш автомобиль все еще внизу?

– Да.

– Превосходно… Тогда чудовище не сможет напасть на нас.

Они выскочили в ночь.

– Что может еще произойти? – спросил профессор Шмидт-Шмитт.

– Эти гигантские мухи могут размножиться и умножиться манерой комнатной мухи. И в этом случае из-за их силы и ядовитых качеств, – продолжал профессор Мейер-Майер, – ВЕСЬ человеческий род погибнет через несколько недель. Когда мухи выползли из яйца, они были размером с крупную собаку. Они выросли до размера лошади в течение часа. Бог знает, что произойдет дальше. Давайте надеяться и молиться, чтобы мы оказались в состоянии найти и убить четырех мух и в течение четырнадцати дней уничтожить яйца, которые они отложили…

Автомобиль остановился возле полицейского участка. Полицейские в стальных касках, с гранатами на поясе, подбежали и окружили лимузин. Лейтенант спешно провел ученых в участок.

– Еще новости? – спросил Мейер-Майер.

– Западный район вопит от ужаса. Один из их полицейских видел, что гигантское животное пролетело над Тевтобургским лесом. К счастью, у нас там военные, которые немедленно включились в дело.

Телефон надрывался. Лейтенант помчался к аппарату.

– Центральное отделение полиции.

– Восточный район. Сообщение с озера Вилер, гигантская муха напала на две моторных лодки.

– Установите маленькие траншейные минометы на полицейскую лодку и выйдите на озеро. Обнаружив тварь, открывайте огонь.

Дверь участка открылась, и вошел городской комиссар.

– Я только что услышал… Невероятные истории… – заговорил он, уставившись на ученых. – Профессор Мейер-Майер? Майор Прицель-Вилзель! Вы можете объяснить, что происходит?

– Я привез домой четыре больших яйца из африканской экспедиции для экспертизы. Сегодня вечером эти яйца раскрылись. Четыре огромных мухи выбрались наружу – своего рода муха цеце. Все вроде той, что была найдена на озере Танганьика. Существа сбежали через окно, и мы должны приложить любые усилия, чтобы убить их сразу.

Телефонный звонок звучал трубой судного дня.

– Это Центральный. Гигантская птица поджарилась в линиях высокого напряжения. Она упала и находится на улице.

– Перекройте улицу. – Майор поднял инструмент. – Берите второй взвод. Все четыре опергруппы укомплектовать огнеметами. Идем со мной, друзья, посмотрим на дохлую муху!

Бронированный автомобиль подкатил к участку, лихо затормозив перед цитаделью закона.

– Мы ценим ваше предвидение, майор, – сказал Мейер-Майер, когда они забрались в машину со стальной броней.

Одна из гигантских мух поджарена электричеством

БЫЛО ТОЛЬКО ПЯТЬ часов утром, но площадь перед радиостанцией была битком набита людьми. Полиция оцепила участок в центре, где, чудовищно большая и ужасная, лежала гигантская мертвая муха. Ее крылья были сожжены, хобот растянулся по земле, в то время как лапы, с когтями, были прижаты к телу. Живот был огромным шаром, полным ярко-красной жидкости.

– Это существо, которое убило лошадь, – объявил Шмидт-Шмитт и указал на толстый живот. Он обошел вокруг твари. – Glossina palpalis. Чудовищная муха цеце! Можно отправить тварь в зоологическую лабораторию?

Майор кивнул в знак согласия. Пожарные, привлеченные по данному случаю, просунули шесты под насекомое и попытались поднять его с земли. Сверху донесся гул. Эскадрилья самолетов вынырнула из облаков и снова скрылось в них. Самолеты преследовали муху – гигантскую тварь с вибрирующими крыльями. Застрекотали пулеметы. Тварь упала на землю. Крича, люди побежали с улицы, прячась в ближайшие здания. Они не могли сказать, где насекомое упадет, и они боялись. Улица опустела. Тело чудовища рухнуло прямо перед бронированным автомобилем. Падая, муха запуталась в проводах, и теперь их обрывки, словно рыбачья сеть, раскинулись вокруг. Щетина покрывала муху, точно колючки кактус.

– Отвезите меня домой, майор, – простонал Мейер-Майер. – Я не могу выдержать этого зрелища. Моя голова больше не выдержит!

В больнице

БРОНЕВИК ДВИНУЛСЯ С места, рыча мотором. Мейер-Майер потерял сознание. Когда он пришел в себя, он обнаружил себя лежащим на странной кровати. Его пристальный взгляд упал на звонок, который качался туда и сюда выше его лица. В его голове что-то жужжало, как двигатель самолета. Он не раздумывал. Его палец нажал кнопку, и он не выпускал ее, пока полдюжины дежурных не примчались в комнату. Одна фигура выделялась темным цветом в группе людей в белых халатах. Это был его коллега, Шмидт-Шмитт.

– Вы пришли в себя? Как вы себя чувствуете? – спросил он, усаживаясь на край кровати.

– Моя голова гудит, как будто рой шершней угнездился в ней. Сколько часов я лежу здесь?

– Часы? – Шмидт-Шмитт замолчал на секунду, – Сегодня пятнадцатый день, как вы находитесь в санатории профессора Стиблинга. Это был трудный случай. Вы всегда просыпались во времени приема пищи и, не говоря ни слова, засыпали снова.

– Пятнадцать дней! – вскричал Мейер-Майер взволнованно. – И насекомые? Они были убиты?

– Я расскажу вам всю историю, когда вы будете в порядке, – заверил больного Шмидт-Шмитт. – Лежите спокойно – любое волнение может причинить вам боль.

– Вы не должны входить в палату! – закричал он взволнованному посыльному, который, затаив дыхание, прокрался сквозь дверь.

– Профессор! – человек завопил в смертельном ужасе. – Центральное отделение полиции сообщает, что рой гигантских мух спускается на город.

– Забаррикадируйте все окна сразу!

– Вы потратили впустую драгоценное время, – закричал Мейер-Майер и вскочил с кровати. – Позвольте мне пойти домой. Я должен решить загадку относительно того, как истребить насекомых. Не трогайте меня.

Он схватил пальто со стойки, выбежал из больницы и, запрыгнув в автомобиль Шмидт-Шмитта, который стоял у ворот, помчался домой. Дверь его дома была приоткрыта. Молнией он взлетел по лестнице в лабораторию. Телефон звонил.

Опасность миновала

ПРОФЕССОР СХВАТИЛ ТРУБКУ. На проводе был комиссар полиции.

– Опасность миновала, профессор. Наша эскадрилья уничтожила рой мух облаком ядовитого газа. Только две особи избежали смерти. Их мы поймали в сети и отправляем в зоологический сад.

– Не оставили ли они яйца?

– Мы обшариваем леса систематически и впрыскиваем яд в любые яйца, которые находим. Я думаю, что это поможет, – рассмеялся Майор. – Я пошлю некоторых из них вам для экспертизы?

– Нет! – закричал Мейер-Майер в испуге. – Держите их подальше от меня!

Он сел за рабочий стол. Муха цеце, пришпиленная булавкой, насмешливо пялилась на него из-под лупы.

– Ужасный призрак! – пробормотал профессор с бледными губами, и отбросил книгу по насекомым. Его разум озарила вспышка понимания. Он старался изо всех сил думать ясно. Аксиома науки предстала перед ним: если есть мухи столь же большие, как слоны, они могут размножаться только с такой же скоростью, как слоны. У них не может быть миллиона личинок, но только несколько.

– Я не могу быть неправ! – пробормотал он. – Я буду искать подтверждение.

Он позвонил комиссару.

– Майор, сколько насекомых было в рое?

– Тринадцать. Одиннадцать мертвы. Другие два никогда не убегут живыми. Они сыты по горло ядовитым газом.

– Спасибо, – Мейер-Майер повесил трубку. – Очень хорошо, теперь не может быть никакого сомнения. Нет никакой опасности. Каждая муха может отложить только три или четыре яйца сразу, а вовсе не миллион, – прошептал он.

Огромная усталость навалилась на него. Он вошел в свою спальню и упал, истощенный, на кровать.

– Хорошо, что есть высшая мудрость, управляющая Природой. Провидение все устроило мудро!

Мысль о чудовищах, даже под одеялом, ввергала его в дрожь.

«Я поручу Шмидту-Шмитту дальнейшее исследование, просто я могу не выдержать дальнейшего волнения, – решил он.

И сон, наконец, распахнул над ним свои крылья.

Хьюго Гернсбек. Магнитная буря

«ПОЧЕМУЧКА» СПАРКС ПРЕКРАТИЛ читать нью-йоркский «Ивнинг ворлд». Он задумчиво набивал свою старую трубку, одновременно почесывая кончик носа пальцем, многократно обожженым кислотами. Это всегда было признаком глубокой концентрации владельца носа. Это также, как правило, свидетельствовало о рождении прекрасной идеи.

Снова, и очень медленно, он перечитывал статью, которую миллионы людей прочитали небрежно, без дрожи. Новость была непритязательна:

НЬЮ-ЙОРК, 10 августа 1917.

Магнитная буря большой мощности пронеслась по восточному району Соединенных Штатов вчера вечером. Из-за блестящего северного полярного сияния огромный регион испытал перебои с телефонной и телеграфной связью. Телеграфное сообщение между Нью-Йорком и Западом прервалось. Было невозможно использовать любой из трансатлантических кабелей между 0:15 и 9:15. Прервалась телефонная связь между Чикаго и другими городами. На телеграфных проводах Postal Telegraph Co. без обычной батареи, применяемой в предельных офисах, основанные линии показали положительный потциал 425 В, варьируясь к 225-вольтовому отрицательному, волнение продолжалось с 0:15 до 9:15. В Ньюарке, N. J., в офисе Броад-стрит, оператор Western Union получил электрический шок, пытаясь использовать телеграфный ключ, который взорвался фонтаном искр…

Спаркс взволнованно вскочил и начал мерить шагами пространство обширной лаборатории Тесла, затягиваясь незажженной трубкой. Чем больше он бродил из угла в угол, тем более взволнован он был. Наконец он рухнул на стул и начал лихорадочно что-то чертить на больших белых листах чертежной бумаги.

«Почемучка» Спаркс был обычным «жуком», экспериментатором, когда устроился в лабораторию Тесла в начале большой войны в 191-м. Великому электрику понравился острый ум рыжеволосого парня, который все схватывал на лету и был способен продолжить фразу мистера Тесла с того слова, где тот остановился. Ясные голубые глаза Спаркса сверкали пламенем мысли и, несмотря на юный возраст, он знал об электричестве почти все, что знала о нем сама наука. Полагаю, что не было книги по вопросам электричества, которой он не прочитал бы, расходуя на чтение все свое свободное время. Его жажда знания была безгранична, и он впитывал каждую щепотку информации об электричестве как губка. Да, он и сохранял ее. В общем – он был ходячей электрической энциклопедией. Неудивительно, что Тесла через три года сделал его начальником лаборатории.

Имя Спаркса

КОНЕЧНО, «ПОЧЕМУЧКА» НЕ было настоящим именем Спаркса. Но кто-то назвал его так из-за его вечного: «Но почему?» – «Почему нам не попробовать вот так?» – «Почему вы пытаетесь сделать это?..» Короче говоря, его первое слово всегда, казалось, было «почему», что свидетельствовало о неиссякаемом любопытстве. И его «почему» было всегда очень решительным, подобно динамиту, от которого не было никакого спасения.

Ах да, его имя.

Говоря по правде, я не знаю его. В прошлом году весной, когда я подошел к лаборатории, я думал, что узнаю его. Но когда я наконец определил местонахождение молодого гения, прятавшегося позади электрошины, где он запускал толстые, синие искры посредством отвертки, я сказал ему, что собираюсь написать что-то о нем и его таланте. Еще я спросил, не был бы он достаточно любезен, чтобы сообщить мне свое реальное имя?

Он критически осматривал большой плавкий предохранитель и рассеянно буркнул:

– Почему?

Второй раз спрашивать я не пытался. Так и не узнал я его настоящего имени.

Как-то мы оставили Спаркса с его чертежами в лаборатории. Это было как-то вечером в 1917 году. Чтобы быть точным, тогда было около 10 часов. В 10:05 Тесла, сопровождаемый двумя армейскими офицерами в больших чинах, вошел в в лабораторию, где Спаркс был все еще лихорадочно занят эскизами.

У Теслы, который разрабатывал один аппарат для правительства, было намерение показать генерал-майору Маккюру результат трудов шести недель. Аппарат был закончен в тот день, и генерал, военный эксперт по электричеству, приехал из Вашингтона специально, чтобы увидеть, что «вещь» работает. Но прежде чем Тесла добрался до выключателя большого ротационного конвертера, Спаркс подскочил и сунул своему начальнику под нос чертеж. Все это сопровождалось двумя минутами сбивчивого монолога молодого гения. В течение минуты или двух Тесла и двое военных растрянно вимали этому выступлению. Но тут молодой чловек застенчиво съежился и нервно закурил.

Тесла первым обрел дар речи.

– Удивительно, замечательно! Абсолютно замечательно, Спаркс. Через месяц вы будете самым важым человеком на этой планете. И эта идея здрава… – это он сказал уже генералу. – Абсолютно без недостатков. И настолько просто. Странно, что я сам не подумал о подобном прежде. Ну, позвольте мне пожать руку самого молодого и самого великого гения Америки!

Что он и сделал.

Последовали тридцать минут напряженных переговоров с военными экспертами и долгие телефонные переговоры с военным отделом в Вашингтоне. Потом – поездка в Вашингтон и долгие обсуждения в военном министерстве, и наконец Спаркс оказался в Белом доме, где и был представлен президенту. Еще позже последовали срочные заказы от военного отдела в «Дженерал Электрик» и Вестингауза… Но здесь цензор говорит «Стоп». Даже ныне нельзя обнародовать определенную военную информацию. Болтун – находка для шпиона.

Позади немецких окопов

«ЛЕТАЮЩИЙ ЦИРК» БАРОНА фон Рихтгофена[1]1
  Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен (1892 – 1918) – германский лётчик-истребитель, ставший лучшим асом Первой мировой войны с 80 сбитыми самолётами противника. Он широко известен по прозвищу Красный Барон, которое он получил после того, как ему пришла мысль покрасить в ярко-красный цвет фюзеляж своего самолёта Albatros D.V, затем Fokker Dr. I, и благодаря своей принадлежности к немецкому баронскому дворянскому сословию фрайхерр. До сих пор считается мировым сообществом «асом из асов».


[Закрыть] готовился бомбить американский склад за линией фронта. Американцы в последнее время сбили слишком многих летчиков Барона. Только вчера фон дер Халберштадт – немецкий ас – и один из самых близких друзей барона не вернулся с вылета. Поэтому барон жаждал крови этим солнечным утром. Как он выразился:

– Verdammic Yankee Schweinchunde[2]2
  Чертовы собако-свиньи янки (нем.).


[Закрыть], мы покажем вам, кто хозяин в воздухе, – объявил он, грозя кулаком американским линиям.

– Sie Múller[3]3
  Вы, Мюллер (нем.).


[Закрыть], – скомандовал ас ординарцу.

– Zu Befehi[4]4
  По вашему приказу (нем.).


[Закрыть], герр лейтнант, – ответил тот, застывая по стойке «смирно», щелкая каблуками, и отдавая честь.

– Versammlung, sofort[5]5
  Общий сбор (нем.).


[Закрыть], – пролаял барон, отсылая Мюллера прочь, чтобы созвать всех хищников неба на совещание перед вылетом.

Меньше чем через десять минут тридцать летчиков стояли полукругом перед командиром. Инструкции фон Рихтгофена были достаточно просты. Это был карательный набег; за смерть фон дер Халберштадта нужно мстить, жутко мстить. Никакой пощады американским свиньям.

– Dieses Amerikanische Gesindel![6]6
  Чертовы пиндосы! (нем.)


[Закрыть] – его голос превратился в пронзительный визг, – должны быть раздавлены. Приказываю бомбить каждый американский госпиталь в секторе 9У.

При этих словах несколько летчиков непреднамеренно вздрогнули, вызвав поток брани командира, проклинавшего их «бесхребетность, недостойную тевтонского воина».

– И что касается их летчиков, вы не должны дать им уйти. Вы не должны быть удовлетворены выведением из строя их машин. Убивайте их! Никакой пощады свиньям! Нашпигуйте их пулями, если видите, что они могут дотянуть до своего аэродрома!

Это было прямым нарушением негласного рыцарского кодекса, которому следовал любой достойный летчик. Достаточно плохо, если подстрелили вашу машину, но «садиться на хвост» уж подбитого врага и поливать свинцом из пулемета беспомощного человека, борющегося с воздушной стихией, – это противоречило чести летчика, присущей даже немцам. Асам явно не нравились бесчестные приказы, но приказы не обсуждают. Они ворчали и мрачно смотрели на командира. Даже его клич: «Vorwärts – für Gott und Vaterland»,[7]7
  «Вперед за Бога и Отечество» (нем.).


[Закрыть] не принес обычных аплодисментов.

Немецкий воздушный «цирк»

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ пятнадцать самолетов «цирка» взвились в небо, как стая больших чаек, направляясь клином к американским линиям. Фон Рихтгофен вел свою стаю хищных фоккеров. Он жаждал крови и рвался в бой. Его лицо застыло, став маской ярости и гнева… Почему эти Dollarjäger[8]8
  Охотники за долларами (нем.).


[Закрыть] не остались дома и не занимаются своим делом, охотой на свои доллары? Что дало им право участвовать в этой драке?

– Elendige Schweinebande[9]9
  Бедная банджа свиней (нем.).


[Закрыть], – пробормотал он вслух, давая выход накопленной ненависти.

Но где были янки Флиджер сегодня? «Цирк» барона шел над линией фронта на высоте в одну тысячу метров и на расстоянии меньше чем в одну миля от американских передовых траншей, но все еще не появилось ни одной машины в поле зрения, ни американской или французской. Странно. Впервые так. Боятся?

– Unsinn[10]10
  Ерунда (нем.).


[Закрыть], – пробормотал барон себе под нос. – Они не трусы.

Барон знал это. Впервые он почувствовал неопределенное беспокойство. Но он не мог понять, в чем дело. Не было ни одного Флиджера в поле зрения. Ни одной вражьей машины он не обнаружил в свой бинокль и на земле. Было ли это ловушкой…

Прежде чем он закончил свой ход мыслей, его двигатель остановился. Извергая проклятия, барон резко развернул машину, чтобы планировать в сторону немецких линий. Он поздравил себя, что его двигатель не остановился позже, когда до своих было бы уже не дотянуть, но его удовольствие было недолгим. Внезапно осознал тишину. Почему он не слышит громкий рев других четырнадцати моторов, теперь, когда его собственный двигатель заглох? Озираясь с ужасом, он увидел что заглохли моторы всех четырнадцати самолетов его прославленного «цирка». И они из грозных боевых машин превратились в неуклюжие планеры!

«Цирк» возвращается с неудачных гастролей

С УЖАСОМ, ФОН Рифтгофен стоял посреди своих летчиков, все они были бледны, некоторых из них колотила дрожь и в глазах застыл ужас. Какая неизвестная, невидимая рука отключила одним ударом пятнадцать двигателей на высоте в тысячу метров над землей?

– Himmelkreuzdonnerwetter![11]11
  Небесный крест грозовая погода (ругательство нем.).


[Закрыть] – завопил фон Рихтгофен, подскакивая от злобы. – Я… Я… не могу… Himmelkreuzdonnerwetter… – здесь его голос сломался. Впервые в его жизни молодой пруссак исчерпал запас ругательств. Он топнул ногой в бешеной ярости и наконец сумел подобрать слова, коих мы не приводим из соображений благопристойности. Наконец он собрался с силами для выяснения причин произшедшего. Потребовалось всего пять минут, чтобы найти их. Его механик указал на магнето.

– Не работает, – лаконично объявил он.

– Auseinander nehmen[12]12
  Разберитесь (нем.).


[Закрыть], – скомандовал барон.

У ловкого механика разборка магнето заняла минуту. Он посмотрел на летчика с печальной улыбкой:

– Сгорел, герр лейтнант.

Герр лейтнант сам внимательно осмотрел обмотку мотора. Конечно же, она была сожжена. Возможно, расплавлена. Починке магнето не подлежало. Он отшвырнул обломки, перешел к следующему самолету. Но механик уже определил проблему – в магнето. Тот оказался тоже сожжен!

Фон Рифтгофен, с невыразимой болью в глубине души, проверил другие машины. В каждом случае результатом было то же самое: магнето сгорело – расплавилось!

– Aber so was…[13]13
  Но что-то подобное… (нем.).


[Закрыть] – пробормотал фон Рифтгофен, беспомощно уставившись на вышедшую из строя технику. Потребовалось целых пять минут для того, чтобы в толстый череп барона пробилась мысль, что это бедствие, которое настигло его «цирк», ни в коем случае не могло быть совпадением.

– Verfuchte Amerilcaner[14]14
  Проклятые американцы (нем.).


[Закрыть], – сказал он, – вероятно, новый Teufelmaschine[15]15
  Дьявольская машина (нем.).


[Закрыть] Эдисона!

Но что скажет командоваие? Надо ехать в штаб. К счастью, к аэродрому прикмандирован автомобиль.

– Гони в штаб, быстро! – приказал барон водителю, плюхаясь на свое место. Он должен сообщить об этом странном происшествии. Водитель провернул двигатель, затем провернул его еще немного. Фыр… фыр… фыр… бормотал подобно астматику двигатель, но не заводился. Он попробовал еще раз. Тот же самый результат.

Бесполезный автомобиль

– ЧЕРТ ПОБЕРИ! – ПРОРЫЧАЛ барон, раздраженный задержкой. – Какого черта мы тут застряли?

Но двигатель не запускался. Озадаченный шофер полез под капот. Одного взгляда на катушки хватило.

– Сгорели, герр лейтнант, – обреченно простонал водитель, поскольку уже видел такие сожженные арматуры магнето за несколько минут до этого.

Фон Риффтгофен, выкатив глаза, в течение половины минуты не мог ничего сказать.

– Heiliger Strohsack[16]16
  Святое дерьмо (нем.).


[Закрыть], – пробормотал он наконец, преисполненный благоговейного страха, припомня любимое выражение его молодой сестры, каждый раз, когда что-то необычное произошло с нею. Он наконец взял себя в руки и выпрыгнул из автомобиля.

– Попробуем телефон, – пробормотал Рифтгофен. Он должен был сообщить об этом странном происшествии. Ни секунда, должно быть потеряно. Он наконец осознал, что случилось нечто-то важное. Он пересек аэродром, побив многократно все рекорды скорости. Пыхтя, он подскочил к телефону, крутанул ручку несколько раз, схватил приемник и одновременно проревел в мундштук телефона:

– Алло, алло… – но день, видимо, не задался. Динамик отлетел от уха, издав грохот, который почти разрывал его барабанную перепонку. Фон Рифтгофен сделал глупую гримасу, зажав ухо рукой. Осторожно он приблизил к уху динамик.

Держа его в нескольких дюймах от другого уха, он прислушался. Все было тихо. Механически он открыл крышку приемника и посмотрел на две катушки. Они были обуглены и черны, телефон был мертв.