Текст книги "Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны"
Автор книги: Коллектив авторов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Однако принуждение и монополия на пропаганду не были единственными опорами воюющего советского государства. К тому же само оно не было всемогущим. Хотя «Сталин действительно получил дополнительные властные полномочия, превосходившие те, которые он имел до войны», Олег В. Хлевнюк в своей статье «Административные практики в советском тылу: между централизацией и автономией» указывает, что советское государство сконцентрировало в своих руках, централизовало власть задолго до войны. Пусть ГКО в кратчайшие сроки и перенаправило ресурсы из сферы потребления на нужды войны, дальнейшая концентрация государственной власти была невозможной. Применительно к военному времени следует говорить о «сочетании централизации и децентрализации в виде делегирования функций». Москва назначила региональных уполномоченных ГКО и ЦК ВКП(б). Принимая решения и распределяя ресурсы, она искала баланс между этими уполномоченными и местными властями. Признавая, что последние были зачастую лучше информированы о ситуации на местах, притом избегали конфликта с центром, Москва была склонна ориентироваться скорее на них, держа в узде своих уполномоченных. В результате, заключает Хлевнюк, военное время характеризуется «распространением автономных административных практик» в советском тылу.
Конкретный пример ограничения вмешательства сталинского государства в жизнь людей в годы войны приводит Лэрри Холмс в статье, посвященной размещению в Кирове переправленных туда людей, предприятий, учреждений, наркоматов. Масштабная, массовая эвакуация, организованная, пусть со многими недочетами и ошибками в столь критической ситуации, помогла СССР победить в войне, утверждает Л. Холмс. Но при этом обращает наше внимание на более чем прохладное отношение к эвакуированным по мере того, как эвакуация затягивалась, а также неудачные попытки Москвы посредством приказов из центра разрешить острые конфликты между эвакуированными наркоматами и региональными властями на местах. «Сверхцентрализованная советская система», по утверждению Холмса, «была чрезвычайно неповоротлива и неэффективна»[54]54
См.: Holmes L. E. War, Evacuation and the Exercise of Power. The Center, Periphery, and Kirov’s Pedagogical Institute, 1941–1952. Lanham: Lexington Books, 2012.
[Закрыть].
Несмотря на все сложности и промахи, советское государство все же демонстрировало в годы войны необычайную жизнеспособность. В том числе в преодолении разрухи и налаживании порядка в повседневности, а не только на полях сражений. Дональд Фильцер считает, что оно «спасло следующее поколение». В условиях острейшей нехватки продуктов питания государство вынуждено было принять «болезненное решение»: поставлять продовольствие в первую очередь солдатам и работникам оборонной промышленности. Как следствие, даже младенцы и маленькие дети страдали от недоедания и болезней, особенно в 1942 г. Чтобы сохранить им жизнь, инициировали разные оздоровительные кампании, открывали специальные столовые и молочные кухни, заводили приусадебные хозяйства при детских учреждениях. С разным успехом. Но, как утверждает Фильцер, астрономические показатели детской смертности резко снизились в 1943–1944 гг. – выдающееся достижение в столь ужасных обстоятельствах.
История повседневности (Alltagsgeschichte), зародившаяся как исследовательский тренд в германской историографии 1980-х гг., набрала популярность и в постсоветских исследованиях советского социума[55]55
Кринко Е. Ф., Тажидинова И. Г., Хлынина Т. П. Повседневный мир советского человека 1920-1940-х гг.: жизнь в условиях социальных трансформации. Ростов н/Д., 2011. С. 9–25.
[Закрыть]. Используя историко-антропологический подход вместо историко-партийного, преобладавшего в советской историографии, сегодняшние исследователи сместили фокус на материальные, культурные и частные стороны жизни простых людей в тылу[56]56
Козлов Н. Д. Повседневная жизнь в советском тылу в годы Великой Отечественной войны в отечественной историографии начала XXI в. // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2014. № 2 (4). С. 30–45.
[Закрыть]. Внимание к быту и будням простых граждан созвучно преобладающему в немецкой науке направлению: акцент на человеке, на его частной истории в конкретных обстоятельствах, на «поведении людей в повседневной жизни»[57]57
Steege P., Bergerson A. St., Healy M., Swett P. E. The History of Everyday Life: A Second Chapter // The Journal of Modern History. 80 (June 2008). P. 361. Естественно, жизнь простых граждан может многое сказать о власти и, наоборот, материальное и идеологическое измерения войны неразрывны, см.: David-Fox M. The People’s War: Ordinary People and Regime Strategies in a World of Extremes // Slavic Review 75. No. 3 (Fall 2016). P. 551–559.
[Закрыть].
С «прозой повседневной жизни» нас знакомит статья Михаила Ю. Мухина «Советские авиастроители в годы Великой Отечественной войны: повседневная жизнь на фоне войны». Авиастроение имело огромное значение для Советского Союза в годы войны. Однако Мухина интересует не столько его вклад в победу, сколько суровая повседневность советских авиастроителей в годы войны – вопросы жилья, питания, организации производства и др., на которую также наложила свой отпечаток эвакуация предприятий на сотни километров на восток. Их положение, как и в целом по стране, было удручающим, особенно в 1941 г.
Не удивительно, что в таких условиях молодые, не очень хорошо обученные, плохо одетые и обутые рабочие массово дезертировали с предприятий. Но, учитывая недостаток рабочих рук, руководители предприятий зачастую не сообщали об этом властям, полагая это контрпродуктивным (позиция Мухина совпадает в данном вопросе с позицией Крага). Более уместным они считали поощрять наиболее способных и квалифицированных работников. Вопреки тяжелейшим условиям производительность в этом секторе военного производства росла, причем во многом благодаря «трудовому энтузиазму»: «персонал авиапредприятий массово участвовал в соцсоревновании, стахановском и ударническом движениях, движении «двухсотников» и др.». И этот энтузиазм компенсировали разными формами натуральных поощрений: правом на дополнительное питание, продуктовыми пайками, промтоварами и др.
Именно «нормальное питание» было приоритетом советской повседневности военного времени. Это был вопрос жизни и смерти[58]58
Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union during World War II // eds. D. A. Filtzer, W. Z. Goldman. Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 2015. P. 17, 24–25, 43, 286, 302.
[Закрыть], особенно в 1942 г. Выживание многих зависело от их подсобных хозяйств и огородов. Об этом пишет Эуридика Чарон Кардона в своей статье «Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.» Государство инструментализировало огородничество как патриотический долг. Так оно переложило ответственность за продовольственное обеспечение на самих граждан, высвободив тем самым необходимые ресурсы для передовой. В результате война способствовала передаче навыков огородничества, в том числе последующим поколениям, привила культуру огородничества советскому обществу[59]59
Кардона Э. Ч. Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.
[Закрыть]. В войну это помогло советскому государству и людям выжить.
Ежедневное взаимодействие государства со своими гражданами формировало советский образ жизни в тылу[60]60
Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times; Soviet Russia in the 1930s. Oxford, UK: Oxford University Press, 1999. P. 3.
[Закрыть]. Статья Евгения Ф. Кринко «Пропаганда и слухи в повседневной жизни советского тыла (1941–1945)» ярко иллюстрирует это взаимодействие. С одной стороны, официальная пропаганда Совинформбюро, с другой – слухи и сплетни являлись двумя главными источниками информации для населения Советского Союза. Кринко утверждает, что сам феномен сплетен и слухов в советском обществе подогревался глубоким расхождением между государственной пропагандой и реальным военным опытом: официальная и неофициальная информация сосуществовали, формируя «две правды» о состоянии дел. Желая предотвратить растерянность и панику, государство объявило распространение слухов уголовным преступлением; так оно, правда, с переменным успехом, пыталось контролировать недоступные ему «сферы жизни».
Интимные отношения между супругами, которые и являются смысловым центром «гендерной проблематики», затронуты Ириной Г. Тажидиновой в ее исследовании «Испытание верностью: по материалам частной переписки военнослужащих Красной армии с женами в период Великой Отечественной войны». До нынешнего времени вопрос, как женщины справлялись в войну с отсутствием полноценной половой жизни, находился вне поля зрения советских исследователей. Однако сохранились преимущественно личные фронтовые письма мужей женам; писем от жен на фронт известно крайне мало. Методологическое новаторство Тажидиновой заключается в том, что она пытается на основании косвенных сведений из мужских писем восстановить ответную (женскую) реакцию относительно деликатной материи. Так, на первый план выходят сюжеты интерпретационного характера. Тажидинова касается тем супружеской верности, страха перед инвалидностью, стратегий выживания на передовой и др. Она уверена в том, что «взаимная моральная поддержка советских людей в годы войны была одним из факторов Победы»[61]61
См. также: Герои терпения. Великая Отечественная война в источниках личного происхождения / ред. – сост. И. Г. Тажидинова. Краснодар, 2010. С. 7–8.
[Закрыть].
В 1944 г. советская власть проявила неожиданную инициативу – восстановила советскую индустрию моды. Тогда был основан Московский Дом моделей одежды. Это казалось невероятным в условиях продолжавшихся ожесточенных боев, настоятельной необходимости экономить на всем, засилия униформы. Как замечает Сергей В. Журавлев, казалось бы, моду и войну трудно представить вместе. Но мода была «своего рода лекарством от ран, нанесенных войной». Советская власть решила, что «возрождение» моды может стать тонким «инструментом культурной пропаганды», провозвестником постепенного возвращения к нормальной жизни – по крайней мере в городах – и долгожданной радости мира.
В тылу каждый день важно было выжить. Но при этом женщины и дети, заменившие мужчин на заводах и в поле, внесли огромный вклад в военные успехи Советского Союза. Это признал Сталин. На женщинах держался и домашний очаг.
Но главное действующее лицо сборника – советское государство. Оно поднимало людей на защиту родины[62]62
Сомов В. А. Потому что была война. С. 125, 229–230.
[Закрыть]. О его центральной роли свидетельствуют государственные акты, декреты, резолюции. Опираясь на них, мы показываем механизмы принуждения и убеждения – формальные и неформальные, с помощью которых государство мобилизовало тыл в годы войны с большим или меньшим успехом. Наши статьи рассказывают не только о вкладе миллионов советских людей в военную экономику, в их отношения с государством. Но и о том, как простые люди выживали в это тяжелейшее время, как действовали, что запомнили о войне. Иногда мы можем уловить отношение людей к своему государству и даже что-то попытаться понять в их жизни в те годы. Однако, учитывая преобладание официальных источников, проникнуть во внутренний мир советских граждан того времени остается исследовательской проблемой. Мы напоминаем о многообразии и сложности тогдашней жизни. Ее нельзя свести к героизму, патриотизму, единению фронта и тыла. Да, без сомнения, все они характеризуют жизнь советского тыла в годы войны, но всей палитры красок ткани этой жизни они описать не могут. К тому же авторы сборника не во всем согласны друг с другом. И все же составители принципиально сохранили полифонию мнений и оценок, необязательно разделяя какие-то из них. Собранные вместе в представленной вашему вниманию книге, наши статьи, надеемся, обогатят знания о военной повседневности советского тыла. И помогут понять, за счет чего Советский Союз одержал победу в войне над казавшимся непобедимым врагом.
Спасая следующее поколение. Питание, здоровье и смертность среди грудных и маленьких детей в советском тылу в годы Второй мировой войны[63]63
Эта статья является частью более масштабного исследовательского проекта «Health, Disease, and Mortality on the Soviet Home Front During World War II», спонсированного Research Leave Fellowship в рамках программы Wellcome Trust, грант № WT087202MA.
[Закрыть]
Дональд Фильцер
Первый год войны: кризис смертности и загадка выживания детей
В данной статье рассмотрены проблемы питания и выживания грудных и маленьких детей в советском тылу. Советские дети всех возрастов страдали от острой нехватки питания на протяжении всей войны, но обеспечение питанием и попечение детей старшего возраста требуют отдельного изучения.
Первые двенадцать месяцев войны создали губительную ситуацию для детей, прежде всего эвакуированных с линии фронта и несколько позднее – из Ленинграда. Эвакуация стала причиной ужасного стечения обстоятельств, которые угрожали здоровью детей, особенно маленьких. Даже до войны в РСФСР был самый высокий коэффициент младенческой смертности среди всех стран Европы: в течение пяти лет, с 1936 по 1940 г., в РСФСР он составлял в среднем 193 ребенка в возрасте до одного года на 1000 новорожденных, то есть практически каждый пятый младенец не доживал до одного года. Этот показатель был в 5,2 раза выше коэффициента младенческой смертности в Нидерландах; в 3,5 раза выше, чем в Англии и Уэльсе; в 3,2 раза выше, чем в Дании, и на 44 % выше, чем в Венгрии (стране со вторым худшим показателем младенческой смертности в Европе). Высокая детская смертность объясняется, по большей части, тремя основными причинами: пневмонией[64]64
До эпохи антибиотиков детская пневмония была частым осложнением почти любого заболевания верхних дыхательных путей, будь то обычная простуда или более серьезная детская воздушно-капельная инфекция – корь, дифтерия, коклюш и скарлатина.
[Закрыть], желудочно-кишечными инфекциями (которые являлись результатом фекального загрязнения пищи) и отсутствием нормальных условий жизнеобеспечения для новорожденных, которые могли бы позволить им расти здоровыми в течение первых месяцев жизни[65]65
Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia: Health, Hygiene, and Living Standards, 1943–1953. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 257–260.
[Закрыть]. Когда вследствие немецкого вторжения Советский Союз начал массовую эвакуацию гражданского населения в тыл, риски для младенцев и детей резко возросли: длительные переезды в битком набитых вагонах, дефицит медицинского наблюдения и невозможность поддержания элементарной личной и общественной гигиены создали идеальные условия для быстрого распространения инфекций и передающейся фекальным путем диареи. Нехватка питания в пути осложняла молодым матерям дальнейшее кормление грудью. Альтернативы грудному молоку были в то время практически недоступны, а если и имелись, то приготовить их в тех санитарно-гигиенических условиях было сложно, если вообще возможно. Младенцы начинали голодать, у них появлялась диарея, и оба этих фактора, взаимодействуя, создавали ситуацию, которая часто заканчивалась смертью ребенка. Для тех же, кто выжил во время эвакуации и достиг пункта назначения, правда, уже больным и ослабленным, условия в новых домах – переполненных бараках и землянках, в отсутствие канализации и при нехватке питания – существенно уменьшали шансы на выздоровление. Многие из новоприбывших детей умерли. Кого-то после забрала эпидемия кори, вспыхнувшая в конце 1941 г. и распространившаяся с запада на восток по железнодорожным путям вместе с людьми, эвакуированными в Центральную Россию, на Урал и дальше в тыл[66]66
О кори см.: Додонова О. Н. Корь в СССР, 1930–1943 годы: дис… канд. мед. наук. М., 1945.
[Закрыть]. Трагедия достигла пика в начале-середине 1942 г., во время эвакуации детей из Ленинграда: многие из них, уже истощенные и серьезно больные, умерли во время переезда[67]67
Одна из групп детей ясельного возраста из Ленинграда, эвакуированная в Челябинскую область, «потеряла» во время переезда 39 из 183 детей. Это вряд ли удивительно, учитывая ужасное состояние их здоровья по отбытии из Ленинграда, а также тот факт, что путешествие на восток заняло три месяца. Московский дом ребенка по дороге в эвакуацию в Челябинск потерял умершими 62 ребенка; правда, источник не указывает процента смертности (ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 539. Л. 3 об. – 5). Те, кто выживал в таких поездках, добирались до пункта назначения совершенно больными.
Многие со временем поправились, но, как показывают ниже данные о младенческой смертности, кто-то и не выжил.
[Закрыть].
Но не все перемещения эвакуированных детей заканчивались массовой трагедией. Было несколько историй со счастливым концом. Так, в конце 1941 г. около пятисот детей дошкольного возраста были эвакуированы с московской Трехгорной текстильной мануфактуры в Челябинскую область и добрались благополучно, без единой потери, несмотря на то что переезд занял несколько недель. Должная забота, компетентный и хорошо обученный персонал, а также достаточные запасы еды свели на нет возможные риски[68]68
Научный Архив Института российской истории РАН. Ф. 2. Р. 5. Оп. 35. Д. 16. Л. 1–2 об.; Д. 22. Л. 1–1 об.; Д. 25. Л. 12–33.
[Закрыть]. Но совокупные цифры дают другую картину: в 1942 г. младенческая смертность в неоккупированных районах РСФСР достигла астрономических величин. Во многих городах и областях было отмечено свыше 400 смертей на 1000 новорожденных, а в малых городах по маршруту эвакуации эти цифры были еще выше[69]69
ГА РФ. Ф. А-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 29; РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 500. Л. 25, 26, 42, 61, 64, 98.
[Закрыть].
Удивительно, однако, что с конца 1942 г. младенческая смертность резко упала и стала даже ниже среднего предвоенного уровня по РСФСР. В 1939 г. этот коэффициент в городах республики составлял 191 смерть на 1000 новорожденных. В течение 1942 г. он подскочил до 345 смертей на 1000 новорожденных, но затем упал до 173 в 1943 г. и до 113 – в 1944 г.[70]70
ГА РФ. Ф. А-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 1.
[Закрыть] В 1943–1944 гг. голод и связанные с ним болезни, главной из которых был туберкулез, начали уносить жизни большого количества взрослых людей, находившихся в тылу, но не детей[71]71
Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union During World War II / eds. W. Z. Goldman, D. Filtzer. Bloomington: Indiana University Press, 2015. Ch. 5.
[Закрыть].
Когда мы рассматриваем ситуацию с детской смертностью в СССР во время войны, то имевшие место значительные позитивные сдвиги в вопросе выживания детей в эти годы действительно впечатляют. Советский Союз, как и другие воюющие страны, старался всеми силами защитить их. Но снабжение продовольствием было настолько неудовлетворительным, что государство стояло перед сложным выбором. Первоочередной и самой главной задачей считали накормить солдат на фронте, а потом работников оборонной промышленности. На остальных, включая детей, в том числе младенцев и детей младшего возраста, продуктов явно не хватало[72]72
Filtzer D, Goldman W. Z. Introduction: The Politics of Food and War // Hunger and War. P. 11–27; Goldman W. Z. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State // Ibid. Ch. 1.
[Закрыть]. Риски для детского здоровья и физического выживания в условиях недоедания увеличивались из-за не развитой в СССР санитарно-гигиенической инфраструктуры. Обеспечение туалетами и канализацией, уборка мусора и доступ к чистой питьевой воде на несколько десятилетий отставали в СССР от Германии, Японии, Великобритании и США. Не многие в СССР были знакомы с элементарными правилами гигиены, а повседневные бытовые и санитарно-эпидемиологические условия военного времени затрудняли соблюдение ее простых правил, даже если родители и воспитатели стремились к этому. Таким образом, шансы младенцев и детей постарше выжить зависели не только от наличия еды, но и от способности семьи или попечительских заведений готовить пищу в приемлемых санитарных условиях. А это, в свою очередь, зависело не только от знаний о гигиене, но и от доступа к необходимым гигиеническим средствам. Например, мыло буквально исчезло на весь период войны и первые послевоенные годы, а дрова – основной источник топлива для обогрева и приготовления пищи – были в громадном дефиците. Какой смысл в запасах молока, манной крупы или риса, из которых можно было бы приготовить детское питание, если нечем растопить плиту или вскипятить воду. К тому же перенаселенность и проблемы с гигиеной способствовали быстрому распространению заболеваний верхних дыхательных путей, что увеличивало риски развития пневмонии и других смертельно опасных детских болезней.
Сильнейшее недоедание не только само по себе истощает детей, но и вызывает осложнения при других заболеваниях и расстройствах, делая их еще более опасными, если не смертельными. Во время войны детский рахит, например, провоцировал предрасположенность детей к пневмонии и препятствовал борьбе организма с легочными инфекциями[73]73
Рахит в предвоенном СССР носил эндемический характер, особенно в его северных регионах, получавших мало солнечного света. Масштабы и серьезность его распространения заметно выросли в течение войны по большей части из-за крайней нехватки молока, которая будет описана мной далее. О рахите в военное время см.: Дормидонтов А. А. Основные направления по борьбе с рахитом в условиях северного Урала // Педиатрия. 1945. № 3. С. 38–41; Дементьев М. И. К вопросу о рахите в военное время // Там же. С. 47–48; Дулицкий С. О. Рахит военного времени // Там же. С. 41–47; Домбровская Ю. Ф. Пневмонии у дистрофиков и рахитиков // Труды пленумов совета лечебно-профилактической помощи детям министерства здравоохранения СССР и министерства здравоохранения РСФСР. М., 1948. С. 36.
[Закрыть]. Другими словами, так как недоедание подрывает иммунную систему, дети все хуже справлялись с пневмонией, туберкулезом и другими инфекциями. Нужно также не забывать о том, что, когда дети военного времени заболевали, они боролись не только с одной болезнью: это было либо несколько заболеваний одновременно, либо одно перетекало в другое. А. И. Перевощикова в своем обстоятельном исследовании жизнедеятельности яслей Ижевска военных лет приводит пример ребенка, страдавшего от целого ряда осложненных пневмонией гриппов, а также гнойным отитом, диспепсией, дифтерией, ветрянкой и коклюшем. Его матери пришлось в итоге уволиться с работы, поскольку за четыре месяца она смогла выйти на работу всего 43 дня[74]74
Перевощикова А. И. Гипотрофии в яслях города Ижевска и борьба с ними: дис… канд. мед. наук. Ижевск, 1944. С. 53.
[Закрыть]. И это был не единственный случай. Помимо человеческих трагедий как таковых больные дети «стоили» советской промышленности сотни тысяч потерянных трудодней из-за того, что работающие матери были вынуждены брать отгулы, чтобы ухаживать за больными детьми[75]75
Таким образом, в течение первых шести месяцев 1942 г. группа из 8608 матерей, работавших на оборонном предприятии в г. Свердловске, в сумме пропустила 263 667 рабочих дней, то есть в среднем они работали один из пяти рабочих дней в неделю, см.: ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 22.
[Закрыть].
Первые месяцы войны и первые признаки трудностей
С самых первых месяцев войны руководство страны было осведомлено о критической ситуации со здоровьем детской части населения СССР. Уже в конце 1941 г. (то есть даже до начала массовой эвакуации детей из блокадного Ленинграда) в основных тыловых городах – Саратове, Молотове, Пензе, Кирове, Свердловске и Новосибирске – был отмечен рост уровня заболеваемости и смертности среди младенцев. Это объяснялось совокупным влиянием разных причин: большим притоком эвакуированных детей, переполненностью детских учреждений и нехваткой основных продуктов питания – молока, манной крупы, риса и сахара, необходимых для приготовления детских смесей, а также белков и жиров для детей постарше[76]76
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 440. Л. 21–22, 41.
[Закрыть].
К концу 1941 г. города начали сообщать об участившихся случаях острого недоедания, многие из которых имели летальный исход. В Кирове ситуация с обеспечением детским питанием достигла кризисной отметки в конце 1942 г. (высокие показатели голодной смерти среди взрослого населения там будут отмечены в 1943 г.). В то время в городе находилось 4500 детей в возрасте до года и 10 500 – от одного года до трех лет. Всем им было необходимо молоко из городских молочных кухонь[77]77
Более подробное обсуждение работы молочных кухонь приведено в статье далее.
[Закрыть]. В июле эти кухни получали достаточно молока, которого хватало для выдачи 250 мл в день на каждого ребенка. В октябре эта цифра упала до 160 мл, а в ноябре – всего до 45 мл. Детская городская больница констатировала, что 95 % всех принятых на лечение детей страдали от сильнейшего недоедания. С сентября по ноябрь 1942 г. 30 % поступивших в больницу детей умерли. В половине случаев голод был причиной смерти, а в остальных – сопутствующим фактором[78]78
ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 1–2 об., 3.
[Закрыть]. В конце 1942 г. в городе была открыта специальная столовая для истощенных детей, но это не изменило ситуации. В первой половине 1943 г. доля ясельных детей с сильным истощением составляла 13 %, в детских садах – 5 %, в школах – 3 %. Туберкулез был выявлен у 11–12 % детей в яслях, у 3 % – в школах. Вот выдержка из отчета, поступившего в Совет Народных Комисаров СССР (СНК), датированного весной 1943 г.: «В детскую больницу города Кирова дети доставляются настолько запущенные, что их трудно вылечить. Со 2 мая по 15 мая умерло 9 человек. Питание очень плохое. На 186 коек больница получает 9 литров молока, 30 литров тощей продукции». Если подсчитать, то на каждого ребенка приходилось всего 48 мл молока в день, что составляло только пятую часть нормы, которую больница должна была получать. Детская больница в городе Слободской докладывала, что 70 % ее пациентов страдали от острого недоедания, но у больницы не было продуктов, чтобы обеспечить их оздоровительным кормлением. Продуктов питания не хватало и при лечении многочисленных случаев детской диареи, часто оканчивавшейся смертельным исходом[79]79
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 1247. Л. 21. Этот отчет необычен тем, что сообщает и о судьбе детей в сельской местности, где голод достиг таких масштабов, что в некоторых деревнях половина детей была слишком слаба и истощена, чтобы посещать школу, а остальные «систематически» недоедали, см.: Там же. Л. 23.
[Закрыть].
Детские учреждения разных типов вскоре (по примеру фабрик и больниц) были вынуждены обеспечивать себя пропитанием за счет собственных садов и огородов[80]80
О работе на прифабричных огородах широко известно. О больничных огородах см.: Там же. Д. 539. Л. 175 об.; Д. 1250. Л. 22–22 об.
[Закрыть]. Количество и качество продуктов с этих земельных участков сильно разнилось из-за нескольких факторов: у персонала больниц не хватало знаний о том, как выращивать сельскохозяйственную продукцию; не были достаточно развиты хозяйственные связи детских учреждений с фабриками и колхозами, которые могли бы помочь им транспортом, топливом, технологиями. Также многое зависело от качества почвы и местных климатических условий. Одни преуспевали в этом деле, другие же, несмотря на все усилия и вложенные средства, имели весьма низкую эффективность. Так, в 1942 г. все ясли в Магнитогорске высадили картофель – важный источник витаминов, калорий и белков, но выращенного урожая картофеля хватило лишь для использования в качестве посадочного материала на следующий год. А в г. Лысьве (Молотовская область), напротив, в том же году был собран солидный урожай картофеля, капусты, моркови, лука и свеклы[81]81
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 2 (Лысьва) и Л. 87 об. (Магнитогорск).
[Закрыть].
