Текст книги "Детский сад. Дебют в России. Книга о том, кем, каким образом и на каких основах было создано российское дошкольное воспитание"
Автор книги: Коллектив авторов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
1.
Дети! Того недостаточно, чтобы вы могли читать книги кое-как; вы должны учиться читать правильно и ясно.
Кто худо читает, тот сам не понимает надлежащим образом, что он читает; а другие его тогда и подавно не понимают. Правильное и хорошее чтение может быть весьма полезно для нас; а другим весьма приятно слышать того, кто хорошо читает.
2.
Для чтения надобно иметь верный глазомер.
Маленькие дети, читая, указывают пальцем на каждую букву, другие употребляют на то грифель или палочку; но это вовсе неприлично. Должно привыкать читать просто глазами.
3.
Кто хочет громко читать, тот должен держаться прямо.
Лучше всего встать, если мы хотим громко читать: ибо стоя можно лучше говорить, нежели сидя.
4.
Грудь вперёд!
Если грудь не свободна, то мы не можем свободно дышать. Кто стоит нагнувшись, тот сжимает грудь, и это препятствует ему говорить ясно.
5.
Голову вверх!
Если мы голову слишком наклоняем, то тем сжимаем горло: это также препятствует говорить ясно.
6.
Шея должна быть свободна!
Кто слишком туго завязывает себе галстук или рубашку, тому неловко говорить.
7.
Шея, рот и нос должны быть чисты!
Весьма неприятно, если кто говорит в нос: это происходит от нечистоты в носу. Излишняя мокрота во рту и в горле производят хриплый и невнятный голос.
8.
Не говорите сквозь зубы, но открывайте рот надлежащим образом!
Если тебе велят читать вслух, то ты должен говорить так громко, чтобы учитель и ученики могли понимать тебя. Ты не можешь говорить громко, когда говоришь сквозь зубы.
9.
Не держи книгу слишком близко передо ртом.
Если ты книгу слишком близко держишь ко рту, то голос не может выходить, и никто тебя не поймёт надлежащим образом.
10.
Переводи дыхание в надлежащее время.
Есть дети, которые переводят дыхание в середине слова или строчки, но это нехорошо. Дыхание должно переводить только после запятой, после точки или после другого знака препинания.
11.
Читая, не должно ни кашлять, ни глотать.
Иные дети делают это, когда они не могут выговаривать какого-либо слова, но это ни к чему не служит, в таком случае должно лучше сложить слово сие по складам в уме.
…17.
Не читай без всякой остановки; иногда ты должен и останавливаться.
Так как ты в разговоре иногда останавливаешься, то должен ты, читая, также иногда останавливаться. Для показания, где надобно останавливаться, служат знаки препинания, которые суть: точка (.), вопросительный знак (?), восклицательный знак (!), двоеточие (:), точка с запятою (;) и запятая (,). При точке ты должен останавливаться более всего, при прочих знаках менее, а менее всего у запятой.
18.
Читай так, чтобы видно было, что ты понимаешь то, что читаешь.
Маленькие дети часто читают все на один голос; этим они доказывают, что они вовсе не размышляют о том, что читают. Если ты хочешь хорошо читать, то ты должен обратить внимание на то, что читаешь.
19.
Читай тем же голосом, каким ты обыкновенно говоришь.
Когда ты читаешь, то должен представлять себе, что ты с кем – то разговариваешь, или что ты кому-либо что-нибудь рассказываешь. Если ты, читая, переменяешь голос свой совсем против обыкновенного, то ты читаешь противоестественным голосом.
20.
Читая, ты должен переменять голос свой, судя по содержанию того, что читаешь.
Голос твой бывает весьма различен, когда ты, говоря, выражаешь или радость, или печаль; он переменяется также, когда ты хочешь выразить удивление или ужас, или гнев, или вопрос, или приветствие, или приказание и т. п.
21.
Ты должен читать вопрос таким же голосом, каким ты выражаешь его, когда ты говоришь.
Я спрашиваю, напр. здесь ли вы все? Что вы делаете? Неужели ты спишь? Проснулся ли ты?
22.
Иногда ударение, которое ты кладёшь на какое-либо слово, переменяет смысл всей речи.
Словами: дай мне эту книгу, можно, посредством различного ударения, выразить четвероякий, всегда различный смысл. Когда ты скажешь: Дай мне эту книгу, кладя ударение на слово дай, то это значит: дай, а не покажи или подари мне эту книгу. Если ты скажешь: Дай мне эту книгу, кладя ударение на слово мне, то это значит: дай мне, а не ему или другому эту книгу. Когда же ты хочешь выразить, чтобы дали тебе именно эту книгу, а не другую какую-либо, то ты должен сказать: Дай мне эту книгу, кладя ударение на слово эту. Если же ты хочешь выразить, чтобы тебе дали книгу, а не перо или карандаш, то ты должен класть ударение на слово книгу и говорить: дай мне эту книгу.
23.
Если тебе случится читать какое-либо восклицание, то вспомни, каким голосом люди в обыкновенном разговоре выразили бы оное.
После всякого восклицания становится восклицательный знак (!). Вот восклицания различного рода, напр.
1. Удивления: Если бы какой-нибудь посторонний человек пришёл сюда в школу, и вы бы хорошо читали, то он бы воскликнул: ах, как эти дети хорошо читают!
2. Радости: Если бы, пришедши домой, родители сказали вам: Радуйтесь, мы сегодня поедем кататься по Неве; то вы бы, верно, вскричали: Ах, как весело, мы сегодня поедем кататься по Неве!
3. Боязни: Промчались пожарные трубы по улице, и все люди вскричали: Боже мой, пожар!
4. Негодования. Учитель сказал невнимательному ученику: Убирайся отсюда!
5. Приказания. Мойся! Одевайся! Достань мне перо!
24.
Если, читая, тебе встречаются возвышенные мысли, то ты должен усилить голос.
Напр. Бессмертна душа человеческая! – Здесь особенно усиливается голос на слове Бессмертна.
25.
Иные места должно читать особенно мягким голосом.
Напр. Просьбу: Сделайте одолжение: не откажите мне в этом. – Голос особенно смягчается на словах: сделайте, не откажите.
Моление. Напр. Господи, Боже мой! избави нас от сей напасти! – Голос особенно становится умильным на первых четырёх словах.
Утешение. Напр. Не тужи, друг мой! эта беда пройдёт. – Первые четыре слова произносятся голосом нежного участия; остальные голосом ободрительным.
Одним словом, всё, что приятно, должно читать мягким голосом. Но что находится между скобками (), должно быть читано скорее, а иногда даже тише прочего.
Из главы II. «Краткие предложения для возбуждения внимательности»Дети обыкновенно знают ещё весьма мало, и потому должны они учиться, дабы они сделались умнее, или опытнее. Я также принадлежу к детям, посему и я должен учиться…
Теперь мне ещё трудно быть несколько часов сряду внимательным; но в последствии оно будет гораздо легче, особливо если я вначале не буду чуждаться труда. Всякое начало трудно.
Теперь я не могу ещё плавно читать; но со старанием я скоро могу выучиться тому; я весьма обрадуюсь, когда приобрету навык читать плавно.
Я прочитал заглавие сей книги. Заглавие всякой книги печатается на первой странице оной. На сей же странице, т. е. на заглавном листе, показывается также имя города, в котором книга напечатана; также имя книгопродавца, у которого она продаётся, и год, в котором она напечатана.
Заведение, в котором печатаются книги, называется типографией.
Тот, который сочинил книгу, называется сочинителем оной.
Обыкновенно имя сочинителя также бывает показано на заглавном листе. Прежде всего сочинитель должен написать, т. е. сочинить книгу, а потом она печатается.
Искусство печатать книги называется книгопечатанием.
Каждая книга состоит из нескольких листов. Листы сии сшиваются переплётчиком, дабы они не могли растеряться, или приходить в беспорядок. Я могу узнать книгу свою по переплёту, она переплетена в корешок, т. е. у ней спинка кожаная, а крышка из папки. Книги переплетаются также просто в бумагу, но это не так прочно.
Сначала я был мал, тогда я не мог ни ходить, ни говорить, и ни о чём ещё не имел понятия. На втором году от рождения моего, начал я ходить и говорить; но я не понимал ещё всего, что мне говорили. Тогда мне не давали ещё ни хлеба, ни мяса, ибо у меня не было ещё зубов, и следственно я не мог ещё жевать. Было ли с тобой то же самое, любезный?
Меня зовут по имени –; по отечеству –, по фамилии –. Я могу сказать, сколько мне от роду лет и месяцев.
Мне известно, как разделяется время. Семь дней составляют неделю, четыре недели и два или три дня составляют месяц. Двенадцать месяцев или 365 дней составляют год. Шесть месяцев составляют полгода, а три месяца четверть года. Имена всех месяцев по порядку своему суть следующие: Январь, Февраль, Март, Апрель, Май, Июнь, Июль, Август, Сентябрь, Октябрь, Ноябрь и Декабрь. В котором месяце находимся мы теперь?
Если прошло 52 недели или 12 месяцев, то прошёл один год, и начинается другой. В первый день каждого нового года, обыкновенно поздравляют родственников, приятелей и знакомых, т. е. им желают всякого добра и счастья на сей новый год.
Если пройдёт сто таковых лет, тогда минует столетие. Мы живем в девятнадцатом столетии. Мы считаем лета со дня рождения Божественного нашего Спасителя Иисуса Христа; теперь со дня рождения Спасителя нашего прошло уже 1800 лет, т. е. восемнадцать столетий и сверх сего ещё 31 год, следственно девятнадцатое столетие уже началось. Сколько лет прошло уже от начала девятнадцатого столетия?
В двух первых месяцах и в последнем месяце каждого года, у нас бывает весьма холодно; тогда падает снег и вода превращается в лёд. Сие время года называется зимою.
В продолжение тех трёх месяцев, которые следуют после февраля (как называются они?), становится у нас уже теплее; лёд начинает таять, снег падает ещё, но редко; мало-помалу распускаются деревья и покрываются зелёными листьями; ласточки опять прилетают к нам; наконец и цветы показываются, особливо скорее других фиалка и ландыш. Сие прекрасное время года называется весною.
В июне, июле и даже ещё в августе, бывает по временам весьма жарко; солнце печет тогда, воздух иногда весьма нагревается и от того мы потеем. Это иногда тягостно, но жар сей весьма полезен, ибо он производит множество плодов, напр.: землянику, малину, смородину морошку, крыжовник, яблоки, груши, и пр. Сие время года называется летом.
В сентябре, октябре и ноябре наступают дожди, и воздух опять становится холоднее. Тогда убирают хлеб с поля и кладут в житницы, также плоды с деревьев и кладут в кладовые или на чердак или в погреб. Сие время года называется осенью.
Итак есть четыре времени года; как называются они? В каком времени года находимся мы теперь? Когда сие время года кончится? Которое время наступит за этим? Которое есть самое приятнейшее время года?
‹…›
Дав новое направление всему начальному образованию в Гатчинском Институте, он, однако ж, как истинный педагог, понимал вполне, что ввести новые методы, дать облегчительные и разумные руководства, приискать достойных учителей, будет только половина дела: надобно было ещё ближе сойтись с самою почвою, на которой нужно было взрастить приготовленные семена, т. е. с детьми, пробудить в них нежные, свойственные их возрасту чувства, облагородить их натуру (это были сироты, не помнившие своего родства), которая до того времени проявляла в себе много жёсткого и грубого. Он стал часто посещать детей вне классов, беседовать с ними и поощрять малейшие в них добрые побуждения; брал их к себе на дом и всегда ласкал, сколько мог, а мог делать в этом случае много, потому что не только не тяготился принятою на себя обязанностью, но предался ей всею душою, находил в ней истинное для себя наслаждение.
С другой стороны, сблизился со всеми ревностными сотрудниками своими, часто проводил с ними целые вечера, умел дать этим вечерам чисто педагогический характер, отстраняя впрочем от них всякую формалистику, всякое педантство, и по пословице «уча, учишься», обогащая других сведениями, обогащался и сам теми знаниями, которых не мог приобрести в юности. Здесь-то, в этом небольшом, но дружеском кругу, возникло первое в России педагогическое издание, под названием «Педагогический Журнал» (1833 и 1834 г.), предпринятое с целью распространять в русском обществе полезные сведения о воспитании юношества.
Пётр Гурьев
Статьи из «Педагогического журнала»
Итак, тесный кружок друзей и единомышленников, учителей Гатчинского и Санкт-Петербургского воспитательных домов – Е. О. Гугель, П. С. Гурьев и А. Г. Ободовский – организовали первый в России «Педагогический журнал».
Именно в нём были заложены основы отечественной педагогической журналистики, передающиеся с тех пор из рук в руки. (Право считаться первым может оспаривать только официальный «Журнал Министерства Народного Просвещения», однако, и тот после десятилетнего перерыва был возобновлён лишь в 1834 году.)
Перелистывая страницы «Педагогического журнала», удивляешься, сколь многие темы удалось представить на них за два года трём издателям его. А степень современности заявленных тогда проблем можно оценить по нескольким следующим далее небольшим фрагментам.
С некоторою робостью предлагаем нашим читателям начатки предпринятого нами труда; надеемся, что все убедятся, по крайней мере, в чистоте наших намерений. Желаем, чтоб надежда наша возбудить участие в великом деле воспитания, не осталась тщетною. Доколь наставники и воспитатели не будут взаимно сообщать мнений своих о предметах воспитания, доколь таковые сообщения не будут согреваемы участием публики, до тех пор в воспитании нельзя ожидать перемены к лучшему. И нам ли, принявши на себя священное звание наставников юношества, оставаться в бездействии, когда благонамеренное Правительство наше само щедрою рукою даёт все средства к успешному водворению просвещения в нашем любезном отечестве? Правительство со своей стороны делает всё, дело воспитателей понять великую мысль его и осуществить её, действуя в его духе. Все сознаются, все громко говорят, что у нас господствует чрезмерное разногласие в воспитании и преподавании вообще. Но каким же образом помочь сему, когда воспитатели и наставники сами остаются равнодушными к своему делу и как бы чуждаются обнаружить гласно свои мнения? – Только чрез мену идей мы доходим до истины, только при гласном обсуживании предмета понятия об оном могут обобщаться. И где более настоит в том нужды, как не в деле воспитания? Посему убедительно просим каждого, кто почувствует в себе влечение к тому, высказать откровенно своё мнение насчёт статей сего Журнала, помещая оное, если возможно, в другие периодические сочинения. Почтём за долг внимательно прислушиваться ко всему, что будет говорено в публике о сообщаемом нами касательно воспитания. Сознаваться в справедливости возражений или доказывать неосновательность какого-либо мнения касательно статей сего Журнала, будет неизменным нашим правилом, равно как и избегать всякой бесплодной Полемики.
Литература педагогииПедагогический журнал, 1833 год, часть 1
Взгляд на литературу Педагогии в России с декабря 1833 года по декабрь 1835 года
Со вступлением на престол возлюбленного нашего монарха НИКОЛАЯ 1-го, новая деятельность, оживившая все сословия, проникшая во все занятия, не могла не коснуться и воспитания. С возобновлением Педагогического Института, самое слово Педагогия, как бы открытое из-под пыли и праха, и доселе для слуха многих, кои, впрочем, называют себя образованными, казавшееся как бы чуждым, получило должное к себе уважение. Ныне как воспитатели, так и преподаватели начинают уже взвешивать трудность своих обязанностей, начинают думать при воспитании. Это добрый знак, и если мы далеки ещё до возможного совершенства в сём деле, если мы ещё не можем идти в параллель с прочими образованными странами Европы, с коими составляем одно семейство, то, по крайней мере, мы теперь довольно уже сближены с ними для ускоренного движения вперёд. Быв доселе исключительно подражателями французов, мы не знали того, что было сделано в отношении Педагогии нашими соседями Германцами, и что таить греха, если и теперь принимаемся за труды сих последних, то и тут Франция показала нам собою пример. Франция, не желавшая прежде слышать, не только знать о Германской Литературе, со всем жаром бросается ныне на неё. И вместе с прочими отраслями знания, многосторонние Германцы наделяют теперь французов и своею Педагогикой: недаром же знаменитый Кузень путешествовал по Германии. Впрочем, как бы то ни было, мы, русские, всё-таки остаёмся в выигрыше, отыскав теперь истинный источник любознательности, надолго для нас неисчерпаемый. Мы говорим, источник надолго для нас неисчерпаемый потому, что мы только сознались в богатствах Литературы Германской, но ещё не воспользовались ею. Правда, в последние годы стали появляться на Русском языке творения тамошних учёных, но много ли ещё оных у нас в переводе? Всегда ли таковые переводы были достойны своих оригиналов? Всегда ли мы даже были счастливы в выборе самых сочинений?
Но если сие последнее отнесём собственно к Педагогии, то наши труды в переложении лучших Германских творений на Русскую почву будут весьма малозначащи, разве только не ничтожны. И в самом деле, можем ли мы похвалиться нашею переимчивостью у иностранцев всего полезного, когда до сих пор по части воспитания действуем по правилам безжизненной Схоластики, когда до сих пор пишут и издают у нас учебные книги по тем же самым понятиям, какие существовали за пятьдесят лет пред сим?
Странно, но совершенно справедливо. Какой величайший переворот произошёл по части Методики и Дидактики с того времени, как явилось учение Песталоцци! (Мы разумеем здесь не достоинство учения сего знаменитого мужа, но его влияние на переворот в Германии. Если ныне многие мнения Песталоцци уже отвергнуты, то, по крайней мере, чрез него тысячи преподавателей получили новые совершеннейшие взгляды насчёт вообще воспитания). К каким многообъемлющим видам ведёт нас Педагогия с тех пор, как вдохновенный Жакото обнародовал своё Всеобщее учение. (Жакото француз, но он больше нашёл противников себе между своими соотечественниками, нежели последователей. Это было бы удивительным для нас, если б мы не знали, с каким схоластическим педантством поступают до сих пор в большей части учебных заведений Франции).
Но много ли у нас последователей Песталоцци? Сколько последователей методы Жакото? Дабы доказать младенчество нашей Педагогии, стоит только припомнить, что у нас выдают за лучшее то, чему уже давным-давно отпразднована последняя тризна в чужих краях. Недавно ещё мы читали витиеватое объявление о новой методе изучения французского языка Г.Эртеля, между тем как Педагогический Журнал показал своим читателям, что метода, которую признают за методу Г.Эртеля, основана на известном способе преподавания Базедова, каковой способ впрочем, после Песталоцци и его последователей, в особенности же после учения Жакото, давно должен быть оставлен. Но этот ли один пример наших сведений педагогических можно привести? Если наши авторы могут так поступать, то к чему же иному отнести это, как не к тому, что в воспитании и преподавании до сих пор действуют у нас только ощупью?
В прошедшем 1833 году вышло в России не с большим пятьдесят книг, кои более или менее относятся к Педагогии; но когда рассмотришь книги сии по правилам Науки воспитания, то только малое число из оных окажутся достойными Критики. Если Педагогический Журнал не все из оных подвергнул рассмотрению, то это потому, что Издатели сего Журнала имели в виду знакомить читателей с теми сочинениями, кои, быв назначаемы для большего числа учащихся, могли произвести или большую пользу или больший вред. Издатели откровенно и добросовестно высказывали свои мнения насчёт таковых книг, будучи всегда готовы, со своей стороны, принять возражения на свои замечания. Самая цель Журнала – возбудить участие отцов семейств, наставников и преподавателей и всех вообще благомыслящих сограждан своих в общем деле воспитания их соотечественников, отстраняя Издателей от всяких личностей, не позволяла им быть несправедливыми, по крайней мере, умышленно. Предоставляя читателям судить о том, сообразно ли действовали они с предположенною ими для себя целью, мы постараемся здесь сделать краткий обзор сочинениям, относящимся до нашего предмета, кои вышли в упомянутое нами выше время.
Если наши авторы, пишущие для Педагогии, нередко бывают несчастливы даже в выборе иностранных сочинений для переложения оных на родную почву, то можно ли, спрашиваем, ожидать у нас много нового оригинального, чтобы заслуживало указания?
Во весь 1833 год, собственно по части воспитания, явилось только одно оригинальное сочинение; это книга: О системе наук, приличных в наше время детям, назначаемым к образованнейшему классу общества. Сочинение Доктора Ястребцова. Новое, совершенно переработанное издание. Ни о достоинствах, ни о недостатках сего замечательного сочинения не скажем здесь ничего: разбору оного посвящено много места в П. Журнале. Мы, со своей стороны, несмотря на недостатки сего сочинения, желаем, дабы более появлялось у нас подобных книг; тогда, может быть, поубавилось бы на Руси множество книжных спекуляций, каковы, например: Приданое дочерям, которые хотят быть любимы и составлять счастье других; или Воспитание моего сына или практические уроки в науке и тому подобные бредни тех, кои, кажется, не имеют никакого понятия о воспитании.
Спекуляция книгопродавцев детскими книгами для чтения также не упадала в 1833 году. По мере траты старого балласта прибавлялось нового, напр. Проказы Полишинеля; Путешествие молодого Волдемара; Детский Наставник или полная Российская (?) азбука; Азбука и склады в фигурах и пр. Остановимся несколько на сей последней таблице, изданной будто бы для облегчения детей в изучении ими грамоты. Нам кажется, напротив, что таковые таблицы вовсе не облегчают изучения грамоты, что они только служат, некоторым образом, к возбуждению лени в учащихся. Прежде нежели стала известна метода Жакото, уже Оливье совершенно отстранил таковое изучение азбуки, какое предлагается в вышеупомянутой таблице.
Кто вам сказал, Гг., что трудно научиться читать? В Гатчине была заведена нами в малом виде школа для детей от трёх до пятилетнего возраста, детей сирых, кои до сего времени были содержимы в самом грубом невежестве, и эти самые дети, после шестимесячного, прибавим, неправильного посещения школы, читали уже очень порядочно, не занимаясь отдельно азбукою, не учив вовсе: арбуз, барабан, волан и пр. Подумайте сами, если вы, показав ребёнку на изображение, скажете ему: это барабан, разве он научится знать букву Б? Ничего не бывало. При всяком взгляде на букву Б, ему тотчас представится в памяти рисунок барабана. Что за странное смешение! Это то же самое, что известный анекдот с одними богатыми родителями, которые, заметив тупые способности в своём детище, вздумали представить к нему столько слуг, сколько букв в азбуке, и каждому слуге дали название одной из букв. По истечении долгого времени, ребёнок выучил названия всех своих слуг, но, несмотря на то, для него столь же было трудно научиться читать, как и прежде. Придёт ли время, что откинут все эти буквари и азбуки в фигурах!..
Педагогический журнал, 1834, часть 4
