Текст книги "Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие"
Автор книги: Коллектив авторов
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Можно сказать, что российские Грачи и Обломовка выступают полноправными моделями мира. Его же частью выступает и Петербург с позитивистско-прагматичным взглядом на жизнь (сродни Англии). Несмотря на беглость наблюдений, автор излагает свою концепцию жизни, причем, не декларируя её открыто, а преподав читателю (наблюдателю) «такой общечеловеческий… урок, какого… ни в каких школах не отыщешь».
Русский корабль – образ России – населен разными представителями страны. Он и является центральным героем книги. «Маленький русский мир с четырьмястами обитателями» отправляется в длительное плавание на поиск идеального жизнеустройства. Благодаря его движению по миру на страницах книги предстают различные типы человеческого существования: идиллия, жизнь-суета, жизнь-сказка, жизнь-торговля и др. Принцип контраста в основе книги позволяет говорить о его доминирующей роли в сюжете. Различные уклады жизни демонстрируют авторское видение бытового материала в разных уголках земли – Англия, Мадера, Капштат, Япония, Шанхай, Корея, Сибирь.
Много внимания уделено Сибири, Гончаров описывает, как происходит освоение сибирских земель – не варварскими методами (к примеру, западный тип колониального ограбления), а в высшей степени цивилизованно, через изучение местных языков, нравов, обычаев. Так, священник Хитров составляет грамматику якутского языка, а «один из здешних медиков составил тунгусско-русский словарь из нескольких тысяч слов*. Русские помогают местным жителям обрабатывать землю: «…жертвуют хлеб для посева… посылают баранов, которых до сих пор не знали за Леной… подают пример собственным трудом».
Показателен поступок отставного матроса Сорокина, который нанял тунгусов и засеял четыре десятины хлебом: «Труд его не пропал… и тунгусы на следующее лето явились к нему опять… Двор его полон скота… Сорокин живет полным домом; он подал к обеду нам славной говядины, дичи, сливок. Теперь он жертвует свою землю церкви и переселяется опять в другое место, где, может быть, сделает то же самое. Это тоже герой в своем роде, маленький титан».
Так, наблюдая за жизнью народов мира, их обычаями, нравами, социальными системами, Гончаров ищет подлинно человеческий «образ жизни». В картине Сибири, по мнению В.А. Недзвецкого, получает воплощение «гончаровский идеал человеческого общежития».
Кругосветное путешествие оказало благотворное влияние на личность писателя, из поездки он привез значительное количество рукописей, массу впечатлений. Главное – умиротворенность в душе, которую он боялся утратить в городской суете. Очерки путешествия публикуются на страницах журналов, положительные отзывы окрыляют автора, он дорабатывает имеющийся материал, подготавливая его к выходу отдельной книгой.
Параллельно с очерками писатель возвращается к давнему замыслу, уже представленному в печати отдельной главой «Сон Обломова» – «увертюрой романа» (Гончаров). Продолжая развивать центральную мысль своего творчества об идеальном «образе жизни», писатель делает акцент на судьбе заглавного героя, в отличие от «Обыкновенной истории», рассказавший о типичных судьбах нескольких персонажей.
Внимание автора приковано к истории жизни Ильи Ильича Обломова, к нему стянуты все сюжетные линии и обращены характеристики других персонажей. Жанр романа наилучшим образом подходит для истории целой жизни. Автор стремится её рассказать, основательно и подробно представляя мир героя в первой части романа. Здесь «заключается только введение, пролог к роману… а романа нет! Ни Ольги, ни Штольца, ни дальнейшего развития характера Обломова!» Герой «вписан» в бытовой интерьер, прозаик не жалеет красок для яркого портрета. Замысел романа возник еще в середине 1840-х годов, первая часть писалась в 1846–1849 гг., и влияние натуральной школы на поэтику романа очевидно.
История русского помещика-дворянина в его деревенском и городском быте прослежена по канонам физиологии. Сам замысел романа о русском помещике восходит к нравоописательным повестям натуральной школы. Развернутому описанию быта, жизненного уклада и внешнего вида героя посвящены первые пять глав романа.
Гончаров достиг редкой выразительности в портретной характеристике героя: «Это был человек лет тридцати двух – тридцати трех… Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности…». С описания внешности героя автор переходит к описанию его бытового окружения. Интерьер – продолжение портрета, в котором личность раскрывается через вещи (гоголевская традиция): «Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною… вид кабинета… поражал господствующею в нём запущенностью и небрежностью…». Далее следует настоящая ода халату, продолжая общий бытовой ряд: «Халат имел в глазах Обломова тьму неоценённых достоинств: он мягок, гибок… он как послушный раб покоряется самомалейшему движению тела… Туфли на нём были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу…».
Гончаров – мастер художественной детали: халат и домашние туфли Обломова стали хрестоматийными символами. А Иннокентий Анненский увидел «в обломовском халате и диване отрицание… попыток разрешить вопрос о жизни». Писатель подчёркивает, что «лежанье у Ильи Ильича не было необходимостью… случайностью… наслаждением… это было нормальным состоянием». Обилие бытовых деталей, плотно обступающих читателя, условно «закрывает» внутренний мир героя. Пространная экспозиция даёт исчерпывающую характеристику – в глазах читателя он лежебока и ленивец. Общение не только со слугой, но и с гостями дополняет портрет героя. Гости сменяют друг друга в строгом порядке, не выполняя сюжетной функции, создают социальный внешний фон. Благодаря этим общественным типам дана характеристика среды столичного города. Образы гостей персонифицируют варианты судьбы современного человека, его возможные общественные занятия: Волков – светский успех, Судъбинский – стремление к карьерному росту, Пенкин играет «в обличительство» и т. п. Их характеристики одноплановы, «вещны». Таким образом, автор не просто расширяет пространство романа, но «вписывает» героя в социальную среду.
Слуга Захар тоже включен в бытовой мир Ильи Ильича. Перебранка между слугой и хозяином – обычное, а не исключительное занятие. Подобные сцены являются кульминационными в статичном перечислении деталей интерьера, так как в них оправдана пассивная роль Обломова. В перебранке проявляется и социальная психология его как барина-помещика, по праву рождения принадлежавшего к классу хозяев. Но внутренне Илья Ильич сожалеет о сцене с Захаром, воспоминание о ней не дает ему покоя. Он мучительно рефлектирует, пытаясь понять, отчего он такой? Один из ответов на этот вопрос дает девятая глава «Сон Обломова». Гончаров размышляет над истоками характера героя: «Будто одни лета делают старыми, а сама натура, а обстоятельства? Я старался показать в Обломове, как и отчего у нас люди превращаются прежде времени в… кисель ~ климат, среда, протяжение, захолустье, дремучая жизнь – и ещё частные индивидуальные у каждого обстоятельства». Признание писателя мотивирует историю детства героя.
Пейзаж Обломовки, жизнь её обитателей идилличны. Глава, выполненная в духе натуральной школы, помогает, по мнению Е. Краснощёко вой, создать «обобщающее социально-психологическое исследование о том, как влияет устоявшийся отвердевший порядок жизни на податливую детскую натуру». Итоги воспитания налицо в характере Ильи Ильича.
Принятая в Обломовке система запретов в конечном итоге формирует пассивный характер мальчика: «…не допускать к лошадям, к собакам, козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурной репутацией».
Кипучая энергия ребенка может прорваться наружу только в момент «всепоглощающего, ничем не победимого сна». Мотив сна, неподвижности, покоя – центральный в главе. Подчинение жизненного круга природной цикличности (сон, еда, продолжение рода) полностью лишает жизнь духовного начала Гончаров описывает ночное время суток как «всеобщую торжественную тишину природы, те минуты, когда сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы, когда в сердце живее вспыхивает страсть или больнее ноет тоска, когда в жестокой душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной мысли и когда… в Обломовке все почивают так крепко и покойно». Обломовка изолирована от духовного пространства, сон заглушает ростки любой духовной деятельности.
Но маленькому Илюше доступен мир сказки, мальчик, погруженный в атмосферу мечтательности, созерцательности, формируется как человек, далекий от реальности. Обстановка родного дома помогла утвердиться и осознанию собственной избранности, и эгоизму. Без сомнения, среда оказала мощное влияние на характер героя. Желая увидеть социальные истоки его поведения, автор вводит ёмкое понятие «обломовщина» (первоначальное название романа). Но Гончаров трактует его шире узко-социального понятия. Для него оно ещё наделено и нравственной сущностью, которая сводится к атрофии воли, инертности, к своеобразному иждивенчеству и, главное, постоянному стремлению к покою. Фраза Штольца – приговор Обломову: «Началось с неуменья надевать чулки, а кончилось неуменьем жить».
Знакомство с героем продолжается историей его службы. Признание «готовился к поприщу, к роли – прежде всего к службе, что и было целью его приезда в Петербург» напоминает помыслы Александра Адуева (тип разочарованного героя).
Постепенно одноплановая характеристика героя усложняется. Вначале Обломов полностью отвечает роли «сонного» сына Обломовки, но вдруг фраза писателя заставляет задуматься над истинным содержанием этого образа: «Он уже был не в отца и не в деда. Он учился, жил в свете, всё это наводило его на разные чуждые им соображения». Важно подчеркнуть, что соображения Обломова чужды его отцу и деду. Это наводит на мысль и о чуждости их мира герою. Многое, генетически усвоенное, им сохранено, и в то же время есть существенная разница между ним и отцом с дедом. Приобретённые в процессе учёбы знания он так и не сумел сделать «своими»: «Цвет жизни распустился и не дал плодов». Меняется отношение к герою. Автор настойчиво утверждает, что его герой живет напряжённой внутренней жизнью: «Никто и не знал и не видел этой внутренней жизни Ильи Ильича: все думали, что Обломов так себе, лежит да кушает на здоровье, и что больше от него ждать нечего; что едва ли у него вяжутся и мысли в голове. Так о нем и толковали везде, где об этой внутренней волканической работе пылкой головы, гуманного сердца знал подробно и мог свидетельствовать Штольц, а Штольца почти никогда не было в Петербурге».
Эти слова подчеркивают «закрытость» внутренней жизни героя и особое избранное положение Штольца как единственного поверенного в делах Обломова. В лежебоке и ленивце угадывается «гуманное сердце», «пылкая голова» и напряжённая внутренняя жизнь. Именно лежебока и ленивец дает истинную оценку современной реальности. Он видит окружающую пустоту, где за внешней деятельностью кроется всё тот же «всепоглощающий сон». Обломов прекрасно осознает, что реализовать себя в современной деятельности ему не удастся, не «потеряв в себе человека»: «Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?».
Всё это вопросы из категории вечных и общечеловеческих. Удивительно, что к этому взывает коренной житель Обломовки (с её «всепоглощающим» безразличием к духовности). Конечно, по уровню сознания, мироощущения он уже «не в деда и в отца», но унаследовал от них и сумел сохранить чувство природной гармонии и всеми силами стремятся не растерять его в современной жизни. В разговорах с гостями эти вопросы звучат рефреном, в чем выражается не только индивидуальное начало героя, но и социальные условия. Это противоречие личности и социума составляет основу главного конфликта литературы той эпохи.
Во второй части романа появляется надежда на изменение характера персонажа, он утрачивает статичность, завязывается романное действие. История любви Ильи Ильича и Ольги Ильинской раскрывает глубинные черты его личности. Именно в отношениях с ней Обломов ощущает полноту жизни.
Многими чертами Ольга напоминает пушкинскую Татьяну. Другой женский характер романа, Агафья Пшеницына, воплощает собой «пассивное выражение эпохи». Ольга «с инстинктами самосознания, самобытности, самодеятельности…» «одухотворяет» Илью Ильича. В момент исполнения Ольгой романсов Обломов начинает «жаждать жизни»: «У него на лице сияла заря пробуждённого, со дна души восставшего счастья…». Её появление перевернуло всю его жизнь, он «проснулся» и «нагнал жизнь», на время обрёл волю и цель жизни: «Он не успевает ловить мыслей: точно стая птиц, порхнули они, а у сердца, в левом боку, как будто болит». Для Ольги отношения с Обломовым стали импульсом духовного развития. Их история складывается трагично. С его стороны, это любовь-мечта и «претрудная школа жизни», так и не сумевшая дать движение его самостоятельности. Штольц впоследствии скажет: «…сама жизнь и труд есть цель жизни, а не женщина…». Ольга так и не смогла подвигнуть Обломова на серьёзную общественную деятельность, «поэзия жизни» не победила «прозу».
Во второй части больше внимания уделено Штольцу, постоянному антиподу Обломова. На фоне его динамики более очевидна обломовская пассивность. Рациональное и деятельное начало Штольца – противовес мечтательности и бездействию Обломова. Однако роль Штольца в романе сводится не только к противопоставлению. Именно другу детства доступно разглядеть «чистое, светлое и доброе начало… простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца» Обломова,
Внутренний (истинный) Обломов обнаруживает себя в общении со Штольцем. Только ему Илья Ильич доверяет свои сокровенные чувства, обнаруживая истинную причину своего бездействия. Он обрушивает на него град обвинений: «Жизнь: хороша жизнь! Что там искать? Интересов ума, сердца? Ты посмотри, где центр, около которого вращается всё это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за живое. Все эти мертвецы, спящие люди, хуже меня, эти члены света и общества».
Между написанием первой и последующих частей – перерыв в десять лет. Это в значительной степени сказалось на манере письма и осмыслении главной идеи произведения. «Идеалиста в высшей степени» можно назвать сквозным героем трилогии. Александр Адуев в начале романа предстает именно таковым. Судьбы Обломова и Райского продолжают реализацию этого замысла.
В пассивности Обломова все более проступает не столько вина воспитания, сколько апатия – разочарование в возможности настоящей деятельности. Оценка романа «Обломов» в 1859 г. современниками была чрезвычайно высокой (Тургенев, Дружинин, Толстой и др.). Гончаров занял место в ряду первых писателей России.
В процессе работы над «Обломовым», еще в 1849 г. писатель задумывает роман «Обрыв» (1869). Он вынашивает планы трех романов почти одновременно, органическая связь между ними очевидна. Идиллический сон Грачей, Обломовки, Малиновки прерван, ему на смену приходит деятельное разумное начало (Петр Адуев, Штольц, Тушин).
Первоначально роман назывался «Художник», главным героем был Борис Райский – «натура артистическая», а на первом плане – проблема формирования психологии «художника» «с преобладанием над всеми органическими силами человеческой природы творческой фантазии». Это заглавие предполагало исповедальное начало: рассказ о сложных отношениях художника и общества. Показателен в связи с этим спор Райского с Волоховым об искусстве. В 1866 г. Гончаров писал: «…если я знаю, что такое Райский, если умею создать его, значит у меня есть и критика ему, значит сам я – не могу быть Райским, или если во мне и есть что-нибудь от него, так столько же, сколько во множестве русских людей есть из Обломова…». Гончарова многие отождествляли с Райским, поэтому он сознательно изображает художника-дилетанта.
«Натура артистическая» оказалась в искусстве и науке одним из тех неудачников, которые «верили в талант без труда и хотели отделываться от последнего, увлекаясь только успехами и наслаждениями искусства». Писатель подчеркивал типичность героя, указывая на его принадлежность исторической эпохе. «Я ставил неоднократно в кожу Райского своих приятелей из кружков 40–50 и 60-х гг., как многие подходили к этому типу». Эпоха 60-х выдвигала новые исторические проблемы, особого внимания требовали к себе «новые люди», которых в романе представляет Марк Волохов. Нигилист-разрушитель, идеолог вульгарно-материалистического и атеистического мировоззрения стремится к общественно-значимой деятельности. По Гончарову, взгляды Волохова дискредитируются в общении с Верой. Именно Вера определяет суть их споров как «вечную войну» героя «против гнезда», т. е. против семьи и дома. Писатель ярко демонстрирует своё негативное отношение к нигилизму как популярному и распространенному учению современности. Несмотря на максимальное обличение волоховских взглядов, прозаику удалось создать исторически верный образ носителя «новой правды».
В образе Тушина воплощена идея «разумного развития» русской жизни. Он продолжает галерею героев-предпринимателей нового типа. Ему присущи «мысли верные, сердце твердое…», в нем автор видит «представителя настоящей новой силы и нового дела» в пореформенной России. Автор в статье «Лучше поздно, чем никогда» о нем писал: «Он весь сложился из природных своих здоровых элементов и из обстоятельств своей жизни и своего дела, то есть долга и труда».
По собственному признанию, Гончаров вложил в роман все свои «идеи, понятия и чувства добра, чести, честности, нравственности, веры – всего, что… должно составлять нравственную природу человека». Можно сказать, что предыдущие романы служили лишь подготовкой для создания «эпоса любви», где автор, по собственному признанию, «исчерпал… почти все образы страстей». Первоначально писатель намеревался посвятить роман «русским женщинам». «…Этот роман была моя жизнь: я вложил в него часть самого себя, близких мне лиц, родину, Волгу, родные места…». По мнению В.А. Недзвецкого, вопросы религии, нового социального устройства, эмансипации женщин, нравственный долг, честь и достоинство человека преломляются прозаиком в романе через призму взаимоотношений полов, выдвинутых на первый план, что и придает «Обрыву» значение «эпоса любви». В страстях Марины и Савелия отразилось язычество (писатель называет Марину «крепостной Мессалиной»), в образах Софьи и Ульяны – «дохристианская греко-римская античность», отношения Тита Никоныча и Бережковой напоминают «средневековую рыцарственность», роман Марфеньки и Викентьева – «бюргерско-филистерский», любовь Наташи – дань сентиментализму, увлечения самого Райского – романтизму.
Гончаров всегда рассматривал любовь как главную составляющую человеческого бытия, поэтому его внимание приковано к «течению страсти» в сердцах женщин. В финале романа покаяние и смирение Веры (главного женского образа) – её возвращение к «старой правде». В статье «Лучше поздно, чем никогда» объяснен смысл её драмы: «Пала не Вера, не личность, пала русская девушка, русская женщина – жертвой в борьбе старой жизни с новой: она не хотела жить слепо, по указке старших. Она сама знала, что отжило в старой, и давно тосковала, искала свежей, осмысленной жизни, хотела сознательно найти и принять новую правду, удержав и все прочное, коренное, лучшее в старой жизни. Она хотела не разрушения, а обновления, но она не знала, где и как искать».
Композиция произведения представляет собой «роман в романе» (повествование о повседневной жизни и роман, который пишет Райский). Несмотря на то что роман художника так и остается незавершенным, все события в нём обрамлены раздумьями Райского.
В 50 —60-е годы проблема творческой личности утрачивает актуальность. Смена названий («Художник», «Райский», «Вера») свидетельствует о мучительном поиске идейно-психологического центра романа. Им становится судьба поколения, напряженно ищущего своё место в обществе. Окончательное название обобщает трагедию поколения, стоящего на краю обрыва (пропасти). Символика образа края пропасти многозначна, здесь заложено не только движение вниз, но и вверх. Обрыв условно проверяет всех героев: Марфеньке неведом обрыв, Райский бежит «от этих опасных мест, от обрывов, пропастей!», Волохов «каждый день бродил внизу обрыва». Тушин предлагает конструктивное решение: «Ведь если лес мешает идти, его вырубают, море переплывают, а теперь вон прорывают и горы насквозь, и всё идут смелые люди вперед! А здесь ни леса, ни моря, ни гор – ничего нет: были стены и упали, был обрыв, и нет его! Я бросаю мост через него и иду, ноги у меня не трясутся… Дайте же мне Веру Васильевну, дайте мне её! – почти кричал он, – я перенесу её через этот обрыв и мост – и никакой чёрт не помешает моему счастью и её покою – хоть живи она сто лет! Она будет моей царицей и укроется в моих лесах, под моей защитой, от всяких гроз и забудет всякие обрывы, хоть бы их были тысячи!»
Отрывки из произведения публиковались в 1860–1861 гг., полное издание увидело свет в 1869 г. в журнале «Вестник Европы». Роман был встречен острой дискуссией. Революционеры-демократы были недовольны фигурой Марка Волохова, их оппоненты тоже высказали свои претензии автору: «грязный Марк и незначительная Вера окружаются каким-то поэтическим ореолом» («Русский вестник», 1869). Писатель тяжело переживал эту трагическую ситуацию, изложив многие подробности сложного конфликта в автобиографической повести «Необыкновенная история» (1875–1876, 1878–1879).
Вторая половина 1870-х годов в жизни Гончарова отмечена отходом от занятий художественным творчеством, он признавал себя «устаревшим писателем», но участвовал в общественной жизни, в том числе вошел в состав жюри по присуждению ежегодной премии за лучшее драматическое произведение. В связи с этим он пишет «критический этюд» «Мильон терзаний» (1872), содержащий самый яркий и глубокий анализ комедии А.С. Грибоедова, до сих остающийся классическим. Он расходится с мнением Белинского, считавшим Чацкого «новым Дон-Кихотом, мальчиком на палочке верхом, который воображает, что сидит на лошади», прозаик находит в герое «осердеченный ум» и причину его страданий «от оскорбленного чувства*. Театру Гончаров посвящает «Материалы, заготовляемые для критической статьи об Островском» (1873–1874), «Опять «Гамлет» на русской сцене» (1875), но они остались незавершенными.
В 1879 г. Гончаров завершил литературно-критическую работу «Лучше поздно, чем никогда» – «критические заметки, анализ моих сочинений, т. е. объяснение моих авторских задач, как я их сам понимаю». Прозаик попытался соотнести своё творчество с русской жизнью середины века, здесь он рассматривает свою трилогию как единое целое и обосновывает два типа творчества («сознательный» и «бессознательный»), определяет природу художественной фантазии. В последние годы жизни писатель ведёт обширную переписку с близкими людьми, но перед смертью сжигает все черновики, наброски и настоятельно просит своих корреспондентов уничтожить все письма.
Гончаров подвижнически служил русскому искусству, призывал к нравственной свободе и деятельности, выступал против всяческого проявления деспотизма. Его называли «художником обостренной нравственной реакции», и он полностью оправдал это звание.
Литература
Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1977–1980.
И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л., 1969.
Алексеев АД. Летопись жизни и творчества И.А. Гончарова. М.; Л., 1960.
Мельник В.И. Реализм И.А. Гончарова. Владивосток, 1985.
Лошиц Ю.М. Гончаров. 2-е изд. М., 1986 (ЖЗЛ).
Краснощёкоеа Е.А. «Обломов» И.А. Гончарова. М., 1970.
Недзвецкий В.А. И.А. Гончаров – романист и художник. М., 1992.