Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1"

Автор книги: Коллектив авторов

Юрий САННИКОВ

Что помнит разбойничья кровь киликийских пиратов?

 
Что помнит разбойничья кровь киликийских пиратов?
Походы Норманнов, солёные степи Арала,
Арийских богов и бездонные очи архатов,
И Одина голос: Вальгалла, Вальгалла, Вальгалла!
 
 
Руины и руны, магический круг Аркаима,
И конницу скифов, и камни языческих капищ…
Пространство и время вбирает в себя – неделима,
И цвет её – пламя давно отшумевших пожарищ.
 
 
С молитвой и в бездну времён погружаюсь без страха,
Я помню сады Самарканда, мечети Тебриза,
За чашей вина прославляю я имя Аллаха,
И строчки Хайяма, и красные розы Хафиза.
 
 
Не разумом – кровью я помню, я знаю, я мыслю —
Её письмена – богоданный и тайный апокриф,
В китайском халате старательно беличьей кистью
На жёлтой бумаге я вновь вывожу иероглиф.
 
 
На вольном Дону щеголял я в казацкой папахе,
Я слушал Сократа, внимал аполлоновой лире,
При Ши-Хуанаде гадал по костям черепахи,
Танцующим дервишем был я когда-то в Каире.
 
 
Я помню кровавые жертвы и очи Баала,
Взнуздав свою плоть, я спасался в пещерах Афона,
В Кадисе мне тайны свои открывала Каббала,
Скрижали Гермеса и имя Адама-Кадмона.
 
 
В Магрибе на звёзды глядел я очами бербера,
Средь предков моих звездочёты и маги-халдеи,
Я помню – косили Европу чума и холера,
Я умер во время резни и пожаров Вандеи.
 
 
С молитвой над свитком псалмов я склонился в Кумране,
В Потале учусь я смирять свои страсти и чувства,
Я тайное имя Господне читаю в Коране,
Я с персами лью молоко и молюсь Заратустре.
 
 
Славяне, тибетцы, евреи, арабы и копты,
Сандал я и ладан в пропорциях равных смешаю…
И что мне ответить, коль спросят презрительно: «Кто ты?»
Я капельки крови своей по Земле собираю.
 

Из зеркала готической купели

 
Из зеркала готической купели,
Из летописной магии и прозы
Чредой идут монахи, менестрели
И рыцари Креста и алой Розы.
 
 
Идут Христос, Мария и апостол
В толпе торговцев, рыцарей и черни,
Звучит латынь, читают «Pater Noster»,
И от небес два шага до харчевни.
 
 
На площади у церкви Магдалины
Торгуют хной, гвоздикой и шафраном,
В дубовых бочках – чёрные маслины,
И пахнет резедой и майораном.
 
 
Трактирщик с миской луковой похлёбки,
Краюха хлеба, запах буйабеса…
И тянет дёгтем от рыбачьей лодки
И Альпами – от мачтового леса.
 
 
Взлетают в небо крылья кипариса,
Каноник исповедует матроса.
Ждёт корабли из Яффы и Туниса
Рыжебородый Фридрих Барбаросса.
 
 
Господь с вершин Сенира и Ермона
Зовёт его. Мерцает Палестина.
Он там уже во Храме Соломона
Даёт обеты над копьём Лонгина.
 
 
Звенят мечи, кольчуги и копыта,
Плывут в Святую Землю тамплиеры,
И он стоит в плаще иоаннита
На палубе стовёсельной галеры.
 
 
По звёздам корабли ведут мальтийцы,
Толпа гудит в полуденном Марселе…
Бог видит сны, и сам кому-то снится,
И вечен сон, и тянется доселе.
 
 
И грезит он, и грезят менестрели,
Евангелисты, маги и пророки.
Над зеркалом готической купели
Неведомо кто пишет эти строки.
 

Нет, печаль несладима, этот плач несладим

 
Нет, печаль несладима, этот плач несладим.
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и дым.
Дщери Эршалаима, я ваш пепел и прах,
Я сгорел вместе с вами в нацистских печах.
Горе мне! Я не спас стариков и детей.
Обезумел. Я там – среди чёрных костей,
Мой расколотый разум, как пламя, угас…
Я вдыхал вместе с вами в Освенциме газ.
Дщери Эршалаима, мой взорвавшийся мозг
Таял в пламени чёрном, как снег или воск.
Я вдыхал вместе с вами летучую смерть,
Малодушно хотел и легко умереть.
Дщери Эршалаима, я стою у стены,
Корчась в огненном вихре последней войны.
Горе мне! Я беспомощен, словно Голем.
Дал бы силы Господь – я б увёл в Вифлеем
Вас и ваших детей, но сгорел я дотла…
Я молюсь, чтоб в Кедроне олива цвела.
Мне Всевышний послал удивительный сон:
Я из мёртвых восстал и всхожу на Ермон.
Пусть обуглено сердце и молюсь я, и вот —
Вы стоите с детьми у Дамасских ворот.
Не росою, не снегом, – шепчу, – Элохим,
Покрывается поле, я – их пепел и дым.
 

Ты стоишь, словно яблоня полная яблок

 
Ты стоишь, словно яблоня полная яблок,
И ночная прохлада по листьям струится,
В наступающих сумерках зябнешь, как зяблик…
Я забуду тебя, только как мне забыться?
 
 
Ты, из жизни моей уходя понемногу,
Как закатное солнце, согрей на прощанье.
Я любил тебя, верь мне. Не веришь? Ей-богу…
Мне кричат уже сверху: «На выход, с вещами!»
 
 
Что с тобою стряслось? Что случилось со мною?
Мёртвым пеплом любовь обратилась, сгорая…
Ты уходишь, ты прячешься – солнце чужое,
Наступающей ночи меня уступая.
 

Поэзия пустой мансарды

 
Поэзия пустой мансарды,
Где на стене – портрет Дали,
Где терпкое вино и нарды,
Стихи и запах конопли.
 
 
Увядшая в кувшине роза,
Случайный штрих, случайный взгляд…
Здесь у поэзии и прозы
Кофейных зёрен аромат.
 
 
Здесь бронзовый божок мечтает
Хотя б на миг глаза сомкнуть.
Здесь на подрамнике мерцает
Хозяйки матовая грудь.
 
 
Лист пожелтевшей акварели,
«Тангейзер» Вагнера, оркестр,
И скрипку мастера Гварнери
С гравюры слушает Дюрер.
 
 
И ветер за окном вздыхает,
Сверкают всполохи грозы…
И ночь – как бабочка – порхает
Волшебной грёзой Чжуан-Цзы.
 

Миг пробуждения

 
Миг пробуждения. Усилие, и вот —
На выдохе предвечного дыханья
Вверх устремились из начальных вод
Готические своды мирозданья.
 
 
Пока ещё не убраны леса
И не ушли ещё каменотёсы,
И, содрогаясь, держат небеса,
Пространство сопрягая, контрфорсы.
 
 
Вбирая свет, мерцают витражи,
И каменщик присел на подоконник.
Ещё на груде щебня – чертежи,
Ещё в работе циркуль и угольник.
 
 
Последнее усилие, и вот
Задумался художник многоликий,
Он сам не знает, стряхивая пот,
Чем завершить свой замысел великий.
 

Ирина СЕРЕБРЕННИКОВА

Моему отцу

 
Моя судьба счастливей судеб многих.
Ей буду благодарна до конца.
Она в начале жизненной дороги
Мне сохранила на войне отца.
 
 
Отец мой,
            очень мирный,
                          очень штатский,
Он даже тапки сунул в вещмешок.
На перекурах средь братвы солдатской,
Наверно, слышал не один смешок.
 
 
На Ленинградском,
                       огненно-кровавом,
Ему пришлось стрелять лишь только раз.
На фронте наводил он переправы,
Как мог бы наводить их и сейчас.
 
 
По водам Нарвы,
                      Тиссы и Дуная
Шёл понтонёр сквозь орудийный шквал
И, путь войскам к победе пролагая,
Порою сам огня не замечал.
 
 
Мала была.
               Не помню Дня Победы.
Но вот опять весна. В цвету страна.
Девятого, весенним утром деду
Мой взрослый сын достанет ордена.
 
 
Гляжу на них, и чуть подводят нервы.
Унять волненье не хватает сил.
Таким, как сын, отец был в сорок первом,
Когда на Ленинградский уходил.
 

Под проливным дождём

 
Под проливным дождём
                                из лабиринта улиц
Не выбраться —
                                  не отыскать пути.
Свернули не туда,
                            и Вы мне улыбнулись —
Мне было всё равно,
                                  куда теперь идти.
В грохочущем метро
                               о чём-то говорили.
Мне было всё равно,
                         лишь только бы вдвоём.
Спасибо Вам за то,
                            что Вы мне подарили
Один вечерний час
                          под проливным дождём.
 

Моей маме

 
Поздравленья, речи.
                             Ты в слезах.
Как иначе вспоминать Блокаду?
Выпало на долю Ленинграду
То,
          чего не выскажешь в словах.
Город наш над невскою волной —
В книге судеб огненная строчка.
Выжить вместе с маленькою дочкой —
Подвиг ленинградки молодой.
Молча мы с тобою посидим.
Как ты скорбно голову склонила!..
Ты меня в Блокаду сохранила —
Бог поможет —
                           внуков сохраним!
 

Сергей СИТКЕВИЧ

Жизнь начинается ночью

 
Жизнь начинается ночью,
                               кончается днём.
Что это происходит?
                                Огнём
Солнечных зайчиков слепит меня.
Больше дневного не надо огня.
Больше не надо – так больно смотреть.
Тело испепелилось на треть.
Ночь, только ночь, только ночью глаза
Заворожат, возвращают назад,
К тёплому свету, мерцанью, огню,
К неповторимому дню.
 

Хорошо, когда зима

 
Хорошо, когда зима
Без дождей и грязи.
Хорошо! Была сума,
А теперь я в князи
 
 
Сам не знаю, как попал —
Пчёлкою трудился.
Много думал. Мало спал.
Каждый вечер мылся.
 
 
После ванны уставал,
Пил в постели виски:
Мыслей, мыслей мощный вал.
Чашки, вилки, миски
 
 
Под кроватью, стопки книг,
Телефон, наушник,
Форум: логин, паспорт, Nik —
Компик на подушке.
 
 
Симпатична и весьма
Жизнь – лечу в экстазе.
Хорошо, когда зима
Без дождей и грязи.
 

Да нет, ничего подобного

 
Да нет, ничего подобного:
Живёт золотая рыбка
В укромностях леса придонного,
В приливах её улыбка.
 
 
Купается солнечным зайчиком
И бисерит в воздухе блики,
И просит наивным мальчиком
Остаться меня. Но стыки
 
 
Различных испитых взрослостей,
Как швы, натирают душу.
В плену надоевших косностей
Томлюсь и по-взрослому трушу,
 
 
Заветные три желания
Поведать ей, с ветром споря.
А рыбка мне: до свидания, —
Вздохнёт и уходит в море…
 

Запах женщины – это

 
Запах женщины – это
Не обманный парфюм.
Запах женщины – летом
Трав отчаянный бум.
 
 
Это солнечных бликов
Щекотанье в носу,
В огороде – клубника,
Земляника – в лесу.
 
 
Запах женщины – плоти
Бессознательный зов,
И душевные ноты
Среди вздохов и слов.
 
 
И пронзительность неба,
Звездопад на луга.
Свежесть сыра и хлеба,
В карамели нуга.
 
 
Запах женщины – кожи,
В сладком трепете, дух.
Запах женщины может
Ощущаться на слух.
 
 
И укрыть с головою,
И поднять в облака…
Если я что-то стою —
Опьянит на века.
 

Тяжело набухли мочки

 
Тяжело набухли мочки.
Яд безмолвия тягуч.
Но озонят воздух строчки,
Высекая грома луч.
 
 
На сетчатке чуткой жженье,
Хороводы серых мух.
Строчка – радуги движенье —
Возбуждает цветом слух.
 
 
Вдохновляет клетки «Хлоя».
Медитирует торшер.
Строчка, словно лист алое, —
Приложи её к душе.
 

Что ж ты так быстро вертишься

 
Что ж ты так быстро вертишься,
Ветреная планета?
Времени – только вешаться,
Жить уже времени нету.
 
 
Я не в ладу с минутами.
Воздух взахлёб глотаю.
Связан теченьями нудными,
В омутах пропадаю.
 
 
Между природой и совестью
Пульс лихорадочно бьётся.
Нет, не размеренной повестью —
Искрами путь этот льётся.
 
 
Значит, одними глаголами
Впредь рифмовать дыханье,
Нервами стёртыми, голыми
Штопать существованье.
 

Сергей СКАЧЕНКОВ

Ты молись! – выше нету инстанций

 
Ты молись! – выше нету инстанций.
Все ответы и милости – Там!
Не хотел бы с тобою расстаться
И с любовью, что выпала нам.
 
 
Дай мне душу очистить бедою.
Я не знаю дороже лица.
Я хочу быть с тобою, с тобою
До конца, до конца, до конца.
 

Бессонница

 
Года к закату клонятся.
Не думал, не гадал —
И вот пришла бессонница,
Которую не ждал.
 
 
А с ней воспоминания,
Настырные они, —
Как мера наказания
За прожитые дни.
 

Сентябрь развесит листьев грусть

 
Сентябрь развесит листьев грусть
И подсинит просторы.
Пусть первых заморозков хрусть
Придёт ещё не скоро,
Но время медленным шажком
Крадётся понемножку.
Глядишь – берёзовым листком
Октябрь прильнёт к окошку.
 

Игорь СЛАВИЧ

Когда осенняя бессонница

 
Когда осенняя бессонница
Ко мне приходит с октябрем,
Я вижу золотую конницу
В листве опавшей за окном.
 
 
Галоп её багряный радует
Своей недолгой красотой.
На небе шарф осенней радуги
Промок от влаги дождевой.
 
 
Роняет ночь слезинки лунные
На землю Родины моей,
Во мраке вижу избы курные —
Нет власти времени над ней.
 
 
Несётся конница осенняя,
Как встарь – татарская орда,
Ветрами буйными рассеяна,
Она исчезнет без следа.
 
 
Вновь ходят слухи – ожидается
Рост цен на совесть, на вино…
Ну что ж, осталось мудро стариться,
Уставив взгляд стакану в дно.
 
 
Свое вино допил до истины,
Но всё равно душа больна,
Пожаром осени неистовым
Навек она обожжена.
 
 
И я лечу листком оторванным,
Борюсь со страхом высоты,
С землей порвал я узы кровные,
Чтоб быть со звездами на ты.
 

Ты помнишь, как рассвет стучался в окна

 
Ты помнишь, как рассвет стучался в окна
Испуганной и звонкой певчей птицей,
Легко скакал с иконки на иконку
И вдруг затих, припав к твоим ресницам.
 
 
Затем взъерошил волосы игриво,
Их чернь осыпав золотистым светом,
Ласкал тебя украдкой торопливо,
Как будто наказанья ждал за это.
 
 
А мимо лето озорно бежало —
С разбитыми коленками девчонка,
И было, как всегда, его так мало
Для звонкого рассвета, тихой строчки…
 
 
Как высоко, обнявшись, мы летели
В ладонях мягких солнечного утра,
Внизу остались мятые постели,
И нам дышалось так легко и трудно.
 
 
Девичьим сном промчалось это лето,
Осталось от него воспоминанье —
Как высоко летали над рассветом,
Любовь моя, под небесами…
 
 
Ты помнишь, как рассвет стучался в окна
Испуганной и звонкой певчей птицей,
Легко скакал с иконки на иконку
И вдруг затих, припав к твоим ресницам…
 

Я подарю тебе город

 
Я подарю тебе город
Крошечный, с названием смешным,
Но с настоящим морем и портом,
Где-то совсем в глуши.
 
 
Над городом солнце, и небо,
И ветер солёных брызг,
На улочках пахнет хлебом
И слышен детский весёлый визг.
 
 
У причала рыбачьи лодки
Колышет морской прибой,
Жители непривычно кротки,
А среди них – мы с тобой.
 
 
Мы живём в белом доме
С кошкой, собакой, сверчком.
Видишь, этот город на моей ладони
Нарисован угольком.
 

Виктор СОКОЛОВ

Журчит-ворчит Нева осенняя

 
Журчит-ворчит Нева осенняя,
А на распаханном фарватере —
Дождя размашистое сеянье
Хлестнёт штурвального на катере.
 
 
Взберусь со стороны подветренной
На спину Троицкого моста,
Поскольку ясно вижу: твердь – она
До моего спустилась роста.
 
 
Налита тяжестью свинцовою,
Падёт на город хищной птицею.
Я руки под неё подсовываю,
Чтоб не позволить опуститься ей.
 
 
Но это – лишь обман оптический,
И тучу, как река, проточную
Угонит ветер атлантический
Куда-то в сторону восточную.
 
 
А я, без подвига оставленный,
С одной напрасною готовностью,
Пойду, живой и не раздавленный,
Поднять чайком горячим тонус свой.
 

День скатился под уклон

 
День скатился под уклон,
Как отцепленный вагон.
Опустилось солнце низко,
В грязь ударило лицом,
Потеряло форму диска —
Стало выглядеть яйцом.
За бугор земного шара
Покатилось по земле…
Только отблески пожара
Догорают на стекле.
Вот и нету больше дня
И вчерашнего меня.
Облаков седые космы
Словно вымела метла.
Стал как будто ближе космос.
Ночь темнеет…
Ночь светла.
Вечность тащит, не устав,
Перегруженный состав.
 

Мегаполис

 
Гудит за стеной мегаполис,
Реклама горит за окном.
Сбежать бы на северный полюс,
Где тихо и ночью, и днём.
 
 
И только мотив колыбельный
Протяжно провоет пурга.
Узнаю простор беспредельный,
Где светлые стынут снега.
 
 
И можно увидеть, не бредя,
А даже совсем наяву,
Неспешную поступь медведя,
С которым я рядом живу.
 
 
Никто над моей головою
Не будет стучать по стене,
Сигналка «Тойоты» не взвоет,
И я не завою во сне.
 
 
Никто металлическим роком
Не будет меня донимать,
Никто за стеной ненароком
Не вспомнит привычно про мать.
 
 
И, может быть, я успокоюсь
И даже стихи напишу.
И, в снег провалившись по пояс,
Обратно к себе в мегаполис,
Не зная зачем, поспешу…
 

Окунается сад

 
Окунается сад
В закипевшие лужи,
Бородат и усат,
Мускулист и натружен.
Он остывшим дождём
Умывается на ночь.
Мы тепла подождём
До утра, Сад Иваныч!
На рассвете из-за
Покривившейся на бок
Сараюшки – глаза
Розовеющих яблок.
Их обиженный взгляд —
На висящую влагу:
Если дождь невпопад,
Он совсем не во благо.
Потому что плоды
Наливаются соком —
Не обильем воды,
А в стремленье высоком
К накопленью тепла
Для друзей, для раздачи…
Вот такие дела
Всю неделю на даче.
 

Меня опять жена ругает

 
Меня опять жена ругает:
Поставил чашку на краю!
Не зря она меня пугает —
Махну рукой и разобью.
 
 
Собрав прекрасные осколки,
Снесу в поганое ведро.
Я не подсчитываю, сколько
Плачу за битое добро.
 
 
Бываю часто я небрежен,
А с жизнью следует на «ВЫ».
Рискую каждый день, не реже,
Вплоть до потери головы.
 
 
Ну ладно, мы не ценим вещи,
Ну ладно – голову свою.
Как часто судьбы человечьи,
Чужие, ставим на краю.
 
 
И не задумываясь, рушим
Широким жестом грубых рук…
Соседи,
       близкие,
                 чинуши!
На крик: «Спасите наши души!»
Как будто заложило уши.
А вдруг
          приятен этот звук?!.
 

Ностальгическое

 
Здесь рушилась церковь «Никола» —
Развалина – крест набекрень.
А нынче побелкой весёлой
Сияет и в пасмурный день.
 
 
И даже на праздник престольный
Здесь батюшка службу ведёт,
И ласковый звон колокольный
Сзывает окрестный народ.
 
 
От старой деревни Кобона
Осталось домов пятьдесят.
Не слышно куриного звона
И визга шальных поросят.
 
 
Не вымучит рёва бурёнка,
И коням уже не заржать…
Кому тут кормить поросёнка?
Кому тут лошадок держать?
 
 
Из всех коренных – единицы.
И те – лишь одни старики…
Пожалуй вот, рыбы да птицы
Остались у них земляки.
 
 
Такая здесь тишь на рассвете,
Ведь незачем рано вставать.
Спят сладко приезжие дети
И полуприезжая мать.
 
 
Проснёшься порой спозаранку,
Пойдёшь с сигаретой к реке
И слышишь синичью морзянку
Да чаячий смех вдалеке.
 
 
Обрывок скупой матерщины
Взметнётся над рябью реки:
Кормильцы деревни – мужчины, —
Уходят на лов рыбаки.
 
 
А с Ладоги ветер игристый,
Что в речку нагонит волну,
Заставит поскрипывать пристань,
Подчёркивая тишину.
 
 
А было когда-то иначе:
Работой встречали рассвет…
Сегодня тут стильные дачи!
…Вот только крестьянина нет.
 

Григорий СОЛОМЫКИН

Сентябрь

 
Пронзительным светом окрашено новое утро,
От первого холода в теле волненье и дрожь.
Гусиная стая над домом в старании мудром
Готовит к нелёгкой дороге свою молодёжь.
 
 
А северный ветер оставил открытыми двери
И выдубил кресло, ушедшее вечером в сад.
Кому одиноко, тот, глянув на осень, поверит:
Печали светлее твоей не найти, листопад.
 
 
Пусть яблони молча качают тяжёлые ноши
И в мокрые окна глядятся кусты хризантем, —
Осеннее небо грустит о щемящее-хорошем
И крупные слёзы роняет на зонтики всем.
 

Какого цвета у тебя глаза

 
Какого цвета у тебя глаза,
Я впопыхах не смог определиться.
Смотрю невольно на мелькающие лица,
А в голове засело – бирюза.
Но разве главное скрывается за цветом,
Размером, формой?
Нет, их внешний вид
Запоминается тем затаённым светом,
Когда на вас из глаз душа глядит.
 

Дождливо, но октябрь – что государь

 
Дождливо, но октябрь – что государь:
Какие удивительные краски!
Не выдумать такой красивой сказки,
Как этих разноцветных красок ярь.
 
 
Чего здесь нет!
Каких здесь нет оттенков!
Как будто солнце, радугой пройдясь,
Установило родственную связь
Всех радующих взоры элементов.
 
 
И я иду, как в живописном зале,
А листья на одежде – как медали.
 

Я не спешу, и ты, старушка-осень

 
Я не спешу, и ты, старушка-осень,
Умерь свой шаг на гибельном пути.
Давай с тобою у зимы попросим
Недельки две, чтоб ярче расцвести
 
 
Могли берёзок жёлтые наряды,
Осин и клёнов нежная заря,
Дубов степенных тёмные оклады,
Рябин бессчётных красные моря.
 
 
Давай над речкой посидим сердечно,
Подумаем о смысле бытия:
Ты будешь, осень, повторяться вечно,
Но сколько раз увижу это я?
 

Надоело мечтать

 
Надоело мечтать —
                    сколько лет бесполезной работы!
Перепевы картин,
                            уходящие в розовый сад.
Всё скуднее земля,
                      всё печальнее лица на фото,
Всё настойчивей
                хочется жизнь передвинуть назад.
А вокруг, точно хлам, —
                  бесконечный поток развлечений,
Для кого,
                для чего рассыпает огни балаган?
Схоластический стиль —
                как мерцающий мир привидений,
Как далёкий, ненужный
                           и даже фатальный туман.
Всё суровей мой быт —
                годы давят естественным грузом,
Всё замедленней бег
                         управляющих жизнью часов,
И всё реже,
                     в ночи появляясь,
                                             любимая Муза
Шепчет в уши мои
                           заповедные строки стихов.
 

Военных лет блистательная слава

 
Военных лет блистательная слава
И бесконечная щемящая печаль.
Разбитые в бомбёжках переправы,
Теплушки, убегающие вдаль.
 
 
Суровый быт Блокады бесконечной,
«Дороги жизни» тоненькая нить…
И память миллиона павших вечна —
Её не изменить, не отменить.
 

Владислав СТАРИКАН

Чем я живу – тобой, Россия

 
Чем я живу – тобой, Россия.
Мне сладок хлеб насущный твой.
Ещё пол-лета не осиля,
Лес обливается листвой.
 
 
Поля. Звенит зерно в колосьях.
Густеют травы на лугах.
И вольных птиц многоголосье,
По горло реки в берегах.
 
 
Лежат задумчивые дали,
Раскинулись во все края.
А солнце жёлтые сандали
Снимает, на ночь уходя.
 
 
Пусть пятки голые о звёзды
Луна царапает. Молчи.
Как помыслы твои серьёзны
При свете храмовой свечи.
 
 
Я не пророк. Я не мессия.
Не нищий раб у стен Кремля.
Я – твой певец, моя Россия,
Моя великая Земля.
 

Край очарованный. Свободы

 
Край очарованный. Свободы
Не вычерпать ковшом души.
Под русским небом облак своды —
С любой деревни рай пиши!
 
 
О, эта синь кишит стрижами!
И в травах – жирные ужи.
Лопух зелёными ушами
Прядёт, вздыхая у межи.
 
 
И жизнь течёт неторопливо.
Роняют ивы кудри в пруд.
Берёзовое бродит пиво —
Зелёной пены изумруд.
 
 
Детишки бегают по тучам
И ловят молнию за хвост.
Пусть ветер песни петь научит —
Учитель строгий, с виду прост.
 
 
А бабы солнце коромыслом
Достать не могут из реки.
И календарь не помнит числа,
И умирать здесь не с руки.
 
 
Блаженный край под русским небом.
Земля моя от плоти плоть.
Гордись Борисом, славься Глебом.
Храни тебя Господь!
 

Луна листву разбудит

 
Луна листву разбудит
В далекой сонной мгле.
А нас уже не будет
С тобою на земле.
 
 
За дверью встанет хохот.
С порога ночь слышна.
Трамвая ржавый грохот,
Но скоро тишина.
 
 
В разгаре дня впервые
Меня не встретишь ты.
Пустые мостовые.
Поджарые мосты.
 
 
Сюжеты жизни нашей
Забудем и уснем
Над недопитой чашей,
Как ангелы, вдвоем.
 
 
Вспорхнем, как две тетери,
У неба на краю.
Захлопнем с треском двери
И станем жить в раю.