Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1"

Автор книги: Коллектив авторов

Сестре

 
Ты помнишь, мама говорила:
Не всё, что светится, – светило.
Не всё, что яркое, – цветок.
А ты сидишь, меня смущаясь,
Румянец щёк в зарю сгущая
И руки пряча под платок.
Родная, мне ли не знакома
Простая огрубелость рук?
И что-то повернулось комом
И к горлу подкатилось вдруг.
Ужель нам гордость не пристала?
И соль потов не дорога?
Ведь ты лучи в снопы вязала
И солнце ставила в стога.
 

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?

 
Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Если колос был твой налитым,
Называли его золотым.
И во все времена неизменно
Чтили кроху твою священной.
 
 
Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Может, пахарь, открывший ладони,
Золотых не заметил мозолей?
Может, слово такое, как жито,
В промежутках времён позабыто?
 
 
Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Разве поле под рожью – не поле?
Разве колос зерном не окреп?
Так доколе же будут, доколе
Называть тебя чёрным, хлеб?
 
 
Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
…Подвела подгоревшая корка —
За тебя мне и больно, и горько.
За себя я стыжусь виновато:
Всё святое для каждого свято.
 

Олег ЗОРИН

Вечные ценности

 
На Руси Древней сердцем города
Был стоящий на взгорке кром[4]4
  кром (старосл.) – кремль.


[Закрыть],
Защищавший мечом от ворога
Всё то, ради чего живём —
Свою землю, могилы родичей,
Звонкий смех во дворах – детей,
Отчий дом и богатство родины —
Не умеющих лгать людей,
Что, садясь за столы дубовые
Всем народом, чтоб править пир,
Из братины[5]5
  братина (старосл.) – чаша, из которой все присутствующие на пиру поочерёдно отпивали в знак добрых намерений.


[Закрыть] сыты[6]6
  сыты (старосл.) – хмельной напиток.


[Закрыть] медовые
Откушали, являя мир…
Мчится время в карете вечности,
Поднимая былья туман,
Над которым Дорогу млечную
Выткал по небу не обман,
А из чаши той – гордых россичей
Звёзды веры, любви, добра,
Зажигая их чистой россыпью
Свет безгрешного серебра.
 

Поле

 
Зацвело гречихи поле
У излучины реки,
Ой ты доля, ой ты доля —
Лебеда да васильки.
Под серебряной ракитой
Цвета неба огоньки,
На холсте, из будней сшитом,
Жизни ночи и деньки,
Где от слова мало проку,
Где отрадней людям сны,
Нет в Отечестве пророков,
Только блудные сыны.
 

Рассвет

 
Над черёмуховой заводью
Паутинковый рассвет
Перламутровые завязи
Заплетает в лунный свет,
Расстелив росой искристою
С них протоку по траве,
Чтоб отплыть от звёздной пристани
На хрустальном корабле.
 

Взлётная полоса

То, что в одном мире считается мистикой, в другом – научные знания…

Парацельс

 
Мы сами жизнью путь торим
Себе в другие измеренья,
Когда то зло вокруг творим,
То дарим людям свет прозренья.
Ведь наша сущность – смесь начал,
Сплошной клубок противоречий,
Она – спасительный причал
У огонька пасхальной свечки,
Порывы яростных ветров
На чёрных вымерзших нагорьях
Над бездной пасмурных веков,
Бурлящих радостью и горем.
Мы – ад и рай, мы – аз и ять,
Исток и устье, лёд и пламень,
Мы рождены, чтоб созидать,
Но разрушаем даже камень.
Лишь пред концом своим земным
Листаем бренные страницы
И, просмотрев их, вновь спешим
По полосе на взлёт, как птицы.
 

Разница

 
Шли дворяне с Сенатской площади
По сибирским снегам в острог,
А за ними на чахлой лошади
С декабрём рядом ехал Бог…
Два столетья с поры той минуло,
Море кровушки утекло,
Много властей земля отринула,
Разбивая их, как стекло.
Потому что в Тобольске гибнули
Сыны Родины, чтоб народ
Стал богаче, а бедность сгинула,
Но никак не наоборот.
И когда мы лишь эту истину
Сможем в жизнь свою претворить,
Вот тогда на Руси, без мистики,
Будет Благо для всех светить.
 

Вечная скачка

 
Не бойтесь совершенства,
Оно вам не грозит,
Для черни верх блаженства —
Когда дворец горит.
Ни в чём не зная меры,
Несётся вскачь орда
От жизни своей серой
Неведомо куда,
По городам и нивам
Евразии моей,
Вцепившись пьяно в гривы
Безумных лошадей.
 

Игорь КАЗАНЦЕВ

Auto poetry

 
В чистые души приходят мечты,
Так притягательны, что бы то ни было.
Кто это создал, судьба или ты?
Автор всегда предстает перед выбором.
Пропасть нема в необузданной ржи,
Зря состязаешься с ней в остроумии.
День, затонувший по мачты во лжи,
Стал предсказуемым, даже в безумии.
Ищут взаимности тысячи глаз,
Каждому хочется быть узнаваемым;
Слёз не хватает, и в утренний час
Жажда становится их наказанием.
Просто найди, обними и согрей
Годы напрасно растраченной совести;
Всё, что ты ищешь, находится в ней —
В жизни, достойной собственной повести.
 

Почему

 
Вопрос «почему» – самый трудный из всех.
Я знаю ответ, только он не поможет.
Сегодня со мной и тревога, и смех;
Как близкие, мы друг на друга похожи.
 
 
Но чудо имеет условный предел:
Я к роли приятеля вновь привыкаю.
Ты злишься за то, что от будничных дел
Тебя без особой нужды отвлекаю.
 
 
А ночью, когда разводные мосты
Вчерашней печалью блеснут на изломе,
Захочется в горестный миг пустоты
Набрать затерявшийся в памяти номер.
 
 
И я телефонную трубку сниму,
Мой голос отправится вслед за монетой;
Единственный детский вопрос «почему?»
Аукнется истиной: «Ждите ответа…»
 

Осенняя сказка

 
Восход словно сказкой осенней навеян,
В обеденный полдень садится за стол.
Никто до тех пор умереть не посмеет,
Пока не узнает, откуда пришел.
А я – паучок на серебряной нити,
Я веру в тебя называю судьбой,
И, дверь закрывая в земную обитель,
Уже никогда не расстанусь с тобой.
 

Ваниль

 
Колотит ливень беспощадно
Холодной влагой по лицу;
Частицы памяти нескладной
Разносит ветер, как пыльцу.
 
 
Сдаётся лес в бою неравном,
Листвы кровавой вьётся след.
Я не успел спросить о главном,
Но получил простой ответ.
 
 
Легчайшим запахом ванили,
Наполнив грустью небеса,
В осеннем облаке застыли
Друзей ушедших голоса.
 
 
Нас добродушно приглашает
В свои объятья звёздный хор,
Где нам ничто не помешает
Продолжить вечный разговор.
 

Елена КАЧАРОВСКАЯ

Волшебница Шу

 
Там драконы гнездятся, как ласточки,
И волшебники носят пижамы,
Там слоны ходят в бархатных тапочках
И доверчивы гиппопотамы.
 
 
Там целуются рыжие курицы
И влюбляются даже улитки,
Там коалы на радуге-улице
Шоколадки дают за улыбки.
 
 
Там лягушки и вправду красавицы
В зеркалах ирреального мира.
Мой любимый, тебе там понравится!
Заходи. Это наша квартира.
 

В чукотском небе бисер звёзд

 
В чукотском небе бисер звёзд,
В чукотском чуме чай замёрз,
К чукотской лайке чешет волк,
Чукотской бабке – лыжа в бок,
Мешает спать.
И жир чадит.
Чихнёт чукчонок.
Да гундит
Под нос чукотская жена.
Спокоен чукча – ночь длинна.
Что суетиться?
Мир неплох.
Есть тёплый чум и в трубке мох,
Олени. Тундры мир велик.
И чукча всем молчать велит.
В сиянье ночи он и Бог
Ведут безмолвный диалог…
 

Дом-очкарик

 
Дом-очкарик.
Стёкла-линзы.
Шапка крыши.
Черепица.
По трубе с упорством ниндзя
Кошка лезет, чтоб влюбиться.
 
 
А труба ещё дымится.
Гаснет небо.
Дело к ночи.
Кошке небо – заграница,
Лапой цапнуть звёзды хочет.
 
 
В саже хвост.
Глаза устали.
Разбежались звёзды-мыши,
Дремлет сладко кот в подвале.
Он давно не любит крыши.
 

Я – пятнистая шкура гепарда

 
Я – пятнистая шкура гепарда
И колода потрёпанных карт,
Задымившая воздух петарда,
Невпопад объявившийся бард.
 
 
Диковатая полукукушка,
Затаившийся в иле карась.
Сушка, брюшко, ватрушка, петрушка.
И ёще – я вчера родилась…
 
 
Туча. Круча. Порода. Погода.
Я – свободная.
Только лови.
Впрочем, быть я могу кем угодно
Без любви…
 

Блюз старой щуки

 
Незавидна участь старой щуки,
А вокруг – сомьё да окуньё,
Вот лежу, зелёная от скуки,
Я – не злая, всё про нас – враньё.
 
 
Головастик мне упёрся в жабры,
Он меня настроил на обед,
Но в пруду печально пели жабы,
Отпустила – аппетита нет.
 
 
Плавать лень, я всех вокруг старее,
Щучья жизнь, ни отдыха, ни сна,
О, рыбак, поймай меня скорее,
Где твоя счастливая блесна?
 

Кстати об обидах

 
Ослабший кот лоялен к мыши,
В усах остатки творога.
Он сделал вид, что Вас не слышит
И Вы ему не дорога.
 
 
Его глаза скупы и сухи,
Он будто с Вами незнаком,
И безнаказанные мухи
Гуляют в миске с молоком.
 
 
Он отомстит Вам ночью в тапки,
Свободный и ревнивый кот,
Зачем Вы были так бестактны:
От Вас собаками несёт.
 

Екатерина КИРИЛОВА

Встреча

 
Заплутала в жизненной трясине…
Мне б на волю думы отпустить
И проблем распутать паутину,
Не порвав слабеющую нить.
 
 
Я спускаюсь к берегу устало
И берёзу вижу на пути —
Плачет, словно тоже заплутала
И не может выхода найти.
 
 
И в тени её ветвей, в прохладе,
Я забудусь тихим, крепким сном…
Не буди, берёзонька! Не надо!
Слёз не лей берёзовым вином.
 
 
И она терзает душу болью…
Мы похожи горькою судьбой.
Вместе выход нам искать с тобою,
Вместе счастье повстречать с тобой.
 

В долине Мцхета[7]7
  Мцхета – древняя столица Грузии; Арагви и Мктвари (Кура) – реки, соединяющиеся в долине Мцхета; Светицховели – православный Собор в Мцхета.


[Закрыть]

 
Прилёг густой туман прохладным утром
На плечи древней Мцхеты, словно шаль,
Промокшая в воде Арагви мутной,
Стремящейся с подругой Мтквари в даль —
За горизонт, горбатый и прогретый
Лучами солнца, гладившего склон,
Где ветром колыбельная пропета
Под утро, в мёртвый – самый крепкий сон.
Среди холмов стоит старушка-церковь,
Чуть сгорбившись, поклон прохожим бьёт
И смотрит вдаль так пристально и цепко,
Как будто для себя ведёт учёт:
 
 
Кто ей в ответ сейчас перекрестится,
Пройдёт ли мимо или завернёт
На тропку, что к её ногам молиться
Упрямо тянет путника вперёд…
А где гранат и виноград созрели,
Питаясь воздухом прозрачных гор,
Стоит внизу большой Светицховели —
Красавец, древний каменный Собор.
Здесь всё кругом молчит, как будто знает,
Что лучше не тревожить тишину,
Когда туман вершины обнимает
И прячет красоту в своём плену,
Где можно заблудиться в спящей дали
Среди ветвистых улиц и аллей,
Представив, как давно вот так гуляли,
Любуясь, предки царственных кровей.
 

В старом кафе

 
В старом кафе растворился уют,
Слышатся звуки знакомого вальса,
И полутени интим придают,
Словно сошедший с картин Ренессанса.
 
 
Уединенье, душевный покой,
В мир ощущений приятных зовущий.
Медленно время стекает рекой
И оседает кофейною гущей.
 
 
Дымкою прошлого всё обволок
Запах жасмина, в любви растворённый.
Свет фонарей осветил диалог
Пары, сидящей в тени у колонны.
 
 
Их затянула блаженства игра:
Робкими пальцами нежно касаясь,
Всё говорили друг другу: «Пора!»,
В старом кафе до утра оставаясь…
 

Последнее свидание

 
Я томлюсь в приятном ожидании
Образа, приснившегося мне…
С листопадом вышла на свидание,
Утонув в осенней пелене.
Осень шла навстречу мне аллеей,
Нарядившись в яркий сарафан,
С ожерельем ягодным на шее,
С песней птиц, сплетённых в караван.
Я в восторге ей в любви призналась:
Восхищенью не было границ!
Осень благодарно улыбалась
Из-под веток бархатных ресниц…
Как печально время увяданья,
Но и как возвышенно всегда
С осенью последнее свиданье
В парке у замёрзшего пруда!
 

Зинаида КОННАН

Ракитник
(Целебная сила)

 
Время жатвы настало: октябрь, и закончилось лето.
Скоро тыквами скалиться станет во тьме Хэллоуин.
Вновь раскрылся ракитник на мантии Плантагенета…
Мы устали; целебным напитком ты нас напои!
 
 
Сколько нажито за год ненужного, набрано скверны…
Как покинуть земную реальность с таким багажом?
Пусть другие кутят – в ноябре делать нечего, верно.
Мы же – нежный побег с благодарностью снимем ножом.
 
 
Сновидения нам пусть дадут на вопросы ответы,
И с покоем в душе мы проводим, очистившись, год.
Семена рассыпая по мантии Плантагенета,
Ярко-жёлтый цветок дух наш к странствиям дальним зовёт.
 

Особняк

 
Опять брожу – почти в потемках —
По своему особняку.
Прекрасной дамой, Незнакомкой
Себя сама я нареку.
 
 
Вот выхожу в оранжерейно —
Декоративно-зимний сад,
Где белизна цветов лилейна
И сыплет в стекла снегопад.
 
 
Я комнат обойду десяток:
Заброшенных и обжитых,
Где роскошь и царит порядок, —
И незаконченно-пустых.
 
 
Шум улиц и жилых кварталов
И парк за стрельчатым окном
Покой не нарушает залов,
Скрываемых особняком.
 
 
Здесь каждый интерьер продуман,
И значим тут любой пустяк;
Лишь населяют сны и думы
Души заветный особняк.
 

На набережной

Анне Ахматовой

 
Скалят сфинксы черепа в усмешке,
Мрачен в блеске мёртвенном гранит.
Пустотой, безлюдностью прибрежной
Душит минотавров лабиринт.
 
 
Серостью унылый давит камень,
Алчно жертвы требуют мосты.
В вязком, оглушительном тумане
Багровеют за Невой «Кресты».
 
 
… Милая, что с нами было в прошлом!..
Не забыть?.. Я тоже не могу;
Но давай о чём-нибудь хорошем:
Нынче мы – на этом берегу.
 
 
Неприветлив, бесприютен вечер, —
Не одна ты: я с тобой стою;
Мне так хочется обнять за плечи
Статую холодную твою.
 
 
В память о любимом Летнем саде
Оставляю розы на снегу;
Помни о чугунной той ограде
На суровом невском берегу.
 

Наши сердца не остынут

 
Наши сердца не остынут,
Всё у нас будет, как прежде.
Только удел наш отныне —
Жить на морском побережье.
 
 
Пусть за своею стеною
Старый укроет нас Город
И набежавшей волною
Море следы наши смоет.
 
 
Я откажусь от комфорта,
Ты – от холщовых палаток,
Чтоб поселиться близ порта
В сказочно-древнем Спалато, —
 
 
Там, где вползают на склоны
Улиц кривых лабиринты,
Где неподвластны законам
Нравы, устои, инстинкты.
 
 
Пусть ходуном дом наш ходит
В музыке шаткого скрипа,
В звуках народных мелодий
И незатейливых скрипок.
 
 
Станет оливковой кожа,
Речь – по-романски певучей
И осенит наше ложе
Лаской волшебных созвучий.
 
 
Наши сердца не остынут,
Всё у нас будет, как прежде.
Только удел наш отныне —
Жить на морском побережье.
 

Игорь КОНСТАНТИНОВ

Вход Господень в Иерусалим

 
Невозможно мечтами одними
Жить, твердя, что фортуна слепа.
Нынче праздник в Иерусалиме
И ликует от счастья толпа.
 
 
Он, Мессия, явился! Осанна!
Значит, грянули вновь времена,
Когда с неба посыплется манна
И пойдёт за волною волна
 
 
Божьей милости, ну а покуда
Едет Сын Его, весел и бодр.
Улыбается сладко Иуда,
И в глаза смотрит преданно Пётр.
 
 
Вновь – осанна! И вновь загалдели,
Захлебнувшись восторгом, они…
Оставалось чуть меньше недели
До убийственных криков: «Распни!!!»
 

Дорога

 
Из ничего создав немало драм,
К себе всегда относимся нестрого…
Легка, светла, чиста дорога в Храм,
Но ускользает из-под ног дорога.
 
 
Вдали горит заветный огонёк
И кажется – рукой подать дотуда,
Но падаю, споткнувшись о пенёк
Внезапно разгулявшегося блуда.
 
 
Поднявшись, каюсь, чтобы вновь шагать,
Уверенный, что буду чист отныне.
И чувствую внезапно, что опять
Залез в болото собственной гордыни.
 
 
Встаю, иду, но снова я не там:
То в яме лжи, то в грубости берлоге…
Легка, светла, чиста дорога в Храм,
Вот только как остаться на дороге?
 

Мы замерли в молитве сокровенной

Оле

 
Мы замерли в молитве сокровенной,
И никого для нас на свете нет —
Лишь две души, скользящих по Вселенной
Средь множества созвездий и планет.
 
 
Застыло небо, полное жемчужин,
Притих устало сонный окоём…
Наш мир общенья до предела сужен:
Ведь нас так много – мы с тобой вдвоём.
 

Дождь идёт мерзопакостный, нудный

Оле

 
Дождь идёт мерзопакостный, нудный,
Душу тащит в тиски маяты.
Я б загнил здесь в хандре непробудной,
Запил горькую, если б не ты.
 
 
Серым летом с ненастьем осенним,
Когда, кажется, мысль на лету
Намокает, ты стала спасеньем,
Заполняя собой пустоту
 
 
Блёклых будней холодного лета,
Вместо солнца мне даришь тепло…
Две похожих души, два поэта,
Нам и в тяготе не тяжело.
 

Грибы

 
Нам сегодня не до идей —
В Ленинграде, в Москве и на БАМе
Толпы рвущихся к цели людей
Отправляются за грибами.
За дарами, что в поздней агонии
Оставляет нам лето несмелое…
А в лесу, там своя гегемония —
Свои красные, свои белые…
Я – вне партий, и мне всё равно,
Мне-то что до делишек разных?
И, подобно батьке Махно,
Режу белых, и режу красных.
Я бреду, и внимательный взгляд
Не пропустит ни лист, ни былинку.
Вот он – белый аристократ!
Режу гада, кладу в корзинку.
Столько сил извожу не напрасно я:
Труд усилен – финал ускорен.
В листьях прячешься, сволочь красная! —
Вырезаю его под корень.
Пополняю свою суму.
Что мне классы? Мне б прибыль обозами! —
Я коричневую чуму
Нарезаю себе под берёзами.
Груз не тянет рук, коль он мой, —
Мне легко свою ношу в пути нести, —
И, счастливый, тащу домой
Целый короб многопартийности.
 

О деньгах…

 
Сколь языком с эстрады ни мели,
А не хватает окаянных денег.
И вот сижу я снова на мели,
Потрёпанный, как после бани веник.
 
 
И сколь бы мне в финансах ни везло,
Купюры, словно снег весною, тают.
Давно известно: деньги – это зло,
Но именно его мне не хватает.
 

Белая ночь

Разве юность свою мы забудем?

Эта ночь, как легенда, светла.

Эта ночь своей белою грудью

На Васильевский остров легла.

М. Светлов

 
Я люблю тишину и безлюдье.
Ночью вышел – ну что за дела?
Эта ночь своей белою грудью
На Васильевский остров легла.
Хоть бы как-то прикрылась, нахалка,
Чтобы сраму никто не видал.
Так-то что?
Пусть лежит, мне не жалко!
Но кругом интуристы – скандал!
Рты раскрыли мосты над Невою,
Замер всадник, глаза округлив, —
Ведь уткнулась она головою
В чуть подсоленный Финский залив.
При теперешнем слабом порядке
Может год пролежать так пластом.
Лишь виднеются голые пятки
Где-то за Володарским мостом.
Как с ней быть, даже в Смольном не знали.
Сам дежурный от страха дрожит:
Грудь-то что! На Московском вокзале
Срамотища какая лежит!
Лучше б нам наводненье иль вьюгу —
Мы б тогда не страдали зазря…
Бог помог – убрала нахалюгу
Подоспевшая к сроку заря.
И спасибо ей – с Богом, без Бога ль,
Но сумела нам всё же помочь.
Но не зря ведь воспел мудрый Гоголь
Украинскую тёмную ночь!
 

Фиалковый бред

А мне вросли фиалки в кожу,

И я не вырву их, не срежу.

Чем крепче вмазывают в рожу,

Тем глубже всё, о чём я брежу…

Е.Евтушенко

Мне не везёт – ну просто смех,

Судьба в колёса ставит палки –

В местах, где волосы у всех,

На мне вдруг выросли фиалки.

Вначале был я страшно рад

И любовался то и дело

На пахнущее, словно сад,

Изящное, как клумба, тело.

Потом от этой красоты

Мне стало как-то неуютно:

Кругом кричат: «Продай цветы!» –

Стремясь цветок сорвать попутно.

И я крепился, сколько мог,

Но, не стерпев, взмолился Богу,

Когда огромный чёрный дог,

Меня обнюхав, поднял ногу.

Я отогнал его пинком,

Кричу хозяину: «Ты что же…»

Меня прервал он кулаком,

Мои фиалки вмазав в рожу.

И я, обиженный вполне,

Стал отступать домой помалу…

Росли бы кактусы на мне,

Я б показал тому нахалу!

Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

Утро безросно

 
Утро безросно.
Дождливому дню
Быть предстоит по примете.
Поздно расцветший шиповник к плетню
Жмётся, не зная о лете.
Так вот и я, припадая к плечу,
Не предававшему, стыну…
 
 
Осень пришла,
Лета было чуть-чуть,
Строго зима смотрит в спину.
 

Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере

 
Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере.
Насквозь заиндевел Полюстровский прогон.
Автобус подошёл. Сейчас прижмут у двери
И быстро запихнут в простуженный салон.
Сегодня повезло – у самого окошка
Я целых полчаса смогу глазеть на мир,
Вот только подышу на изморозь немножко —
Исчезнет без следа изысканный ампир.
Натруженно гудит автобус вдоль квартала,
Рекламы торжество – заманчивая сеть…
А вот и мост Петра – ажурный свод портала,
Как будто над Невой подвешенная клеть.
На дальнем берегу за Смольным институтом —
Собор в барочном стиле, похожий на мираж.
Его голубизну мороз в туман укутал…
Мы съехали с моста – совсем иной пейзаж!
От скульптора дары – четыре «обормота»:
Кому-то по душе сей пошленький набор.
Вот снова промелькнул за правым поворотом
Без пастырских забот болеющий Собор.
В Таврическом саду Сергей Есенин в грусти.
Заснеженный простор молчит без детворы.
Когда-то пышный парк, а ныне – захолустье, —
Как будто сотню лет гуляли топоры…
В оранжерейный дом Потёмкинской усадьбы,
Озябшая, спешу и, чтоб развеять грусть,
Мечтаю заказать я лилии для свадьбы,
Есенина стихи читая наизусть.
 

Из цикла Средиземное-Балтийское

Моим друзьям Н.Х. и Е.А.

 
Я послала тебе бересту,
Самолётом доставят её.
Мы, привыкшее к письмам старьё,
На e-mail не заменим версту.
Виртуальности явный порок —
Ни тепла в нём, ни запаха нет.
Получи ощутимый привет
И отведай рифмованных строк.
Нацарапала на бересте
Острым ножичком несколько слов:
Я жива, мол, и ты будь здоров,
Пребываю в молитве, в посте…
Об ушедших годах не грущу,
Мне уныния грех – не сродни,
Уповаю на светлые дни,
В тёмных – промысел божий ищу.
Я, прости, приукрасила явь
Про молитвы в Рождественский Пост —
Атеизма мозольный нарост
Не соскоблишь, лукавь не лукавь.
Я ещё и не то наплету —
Можно выдать с три короба лжи,
Но у совести колки ножи —
Не хочу осквернять бересту.
 

4 апреля

Наташе Хармац

Я почте старой, неторопкой

Другую предпочла, прости.

Моё посланье быстрой тропкой

Придёт из мировой сети.

Координаты наши схожи

По долготе, но широта,

Где нынче Дом твой расположен,

Увы, не та, давно не та…

В твоём краю весна в разгаре,

Там Изабелла и Мускат

Цветут и осенью подарят

Тобой любимый виноград.

Твой суховей к нам ненароком

Не залетит, а наш мороз

Не тронет походя жестоко

Цветущих виноградных лоз.

У нас снега поют в апреле,

А в мае в сумрачном лесу,

В ложбинах, замяти метели

Услышат первую грозу.

Отшелушит чешуйки почек

Восточный ветер верховой,

Лета кукушка напророчит.

Кукуй, кукушечка, с лихвой!

Не рядом наши палестины,

Не ближний для поездок свет,

Но для кручины нет причины –

Разлуку скрасит Интернет.

Алла КУЗНЕЦОВА

Отметая прочь телепрограммы

 
Отметая прочь телепрограммы,
Где буянит «homo» наших дней,
Не проспектом, жаждущим рекламы
В пляске разгулявшихся огней, —
Переулком, тропкою посуше,
Огибая лужи на пути,
Выгуляю собственную душу,
Что скулила, сидя взаперти.
 
 
По сердцу ей наш медвежий угол
(Ни толпы, ни «фордов», ни «тойот»),
Тлеет, тлеет, как древесный уголь,
Вспыхнет, разгорится, запоёт!..
Не моей теперь – своею властью
Рвется ввысь, от грусти вдалеке,
И меня, притихшую от счастья,
Тащит за собой на поводке.