Текст книги "Дело не только в возрасте (СИ)"

Автор книги: Koda Aleru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Intro (What am I to you?) ==========

Мне девятнадцать, а тебе тридцать четыре.

Я усердно грызу гранит математических знаний, ты успешно руководишь небольшой, но востребованной компанией по производству деталей для различного вида техники.

Я хочу познакомить тебя со своими друзьями, а ты отказываешься и никогда не предлагаешь представить меня своим. Ты ни в коем случае не желаешь, чтобы кто-либо из твоего окружения узнал обо мне.

Обидно, честно говоря.

Я пью кофе с молоком и ложкой сахара, ты отдаешь предпочтение либо крепкому черному чаю, либо виски. Ты не любишь китайскую кухню, но не прочь индийской. Ты терпеть не можешь, когда где-то видно пыль или паутину, поэтому мне приходится убирать каждые два дня.

Чёртов Мин Юнги, иногда мне кажется, что ты видишь во мне только служанку.

А еще иногда кажется, что мне совсем не кажется.

Ты далеко не плохой человек, Мин Юнги. Но и хорошим тебя трудно назвать.

Если не ты, я бы так и умерла на улице, наверное, дня через три после того, как меня вышвырнули из приюта.

Но, с другой стороны, ты относишься ко мне гораздо хуже, чем к своим собакам-охранникам. Их ты хотя бы чешешь за ухом и хвалишь иногда, мне же достаются одни только приказы и «перед глазами не мельтеши, раздражает».

Тебя раздражает моя учеба и две подработки, ты ненавидишь моих знакомых, в особенности Чонгука и Чимина, а преподавателя в лице Ким Намджуна ты почему-то видишь своим врагом, хотя даже не знаком с ним. Или я чего-то не знаю?

В тебе столько чертовых недостатков, Мин Юнги, что мне даже лень их посчитать, а главный твой недостаток…

Ну, наверное, это моя любовь к тебе.

Я рада, что ты её не замечаешь. Что я, несмотря на больше двух долгих лет жизни вместе, так и не перестала быть пустым пятном в твоих глазах. Наверное, если бы ты заметил, то вылил на меня маленький океан грязи, и приправил это изгнанием из своего дома. Или еще чего похуже придумал.

Поэтому не удивляйся, Мин Юнги, что я живу только желанием уйти отсюда и забыть тебя.

Чем живешь ты, я не поняла до сих пор.

========== Where do we go from here ==========

Where do we go from here

Where do we go from here

How do you fly without wings

How do you breath without dreams

Where do we go from here

From here

Жизнь кажется откровенно дерьмовой, когда тебе семнадцать и ты на улице.

За плечами старенький потрепанный рюкзак, который держится на одном лишь честном слове, в пошарпанной джинсовке совсем не тепло, а легкие потрепанные кеды вовсе не соответствуют совсем не теплым двенадцати градусам, которые угрожающе ползут до нуля. Либо я в дерьме, либо скоро буду.

Мимо меня проходят редкие офисные работники, несколько девочек-одногодок, которые смотрят то с сочувствием, то с отвращением, и один такой же бездомный, как и я. От этого нет никакого сочувствия, нет и не будет, запоздало понимаю я, когда меня начинают грубо отталкивать от удобной скамейки, употребляя не очень и цензурную лексику. Я, конечно, и похуже слышала, но неприятно, да и страшно всё равно.

– Отпусти её.

Меня решили спасти? Вовремя, а то меня уже приперли к дереву, нависая сверху. Нос морщится от неприятного запаха немытого тела, я вижу грязь и сбитые колтуны волос, с ужасом понимая: мне грозит либо подобное, либо смерть. Не знаю, что и лучше.

– Сейчас же отпусти девушку.

– А не то что? – другой бездомный ничуть не пугается, а вот мне страшно. Неожиданный защитник кладет руку на мой локоть, аккуратно оттаскивая меня к себе, и с кривой улыбкой отвечает:

– Думаю, ты не хочешь этого знать.

Нападник еще несколько мгновений сверлит нас обоих взглядом, но уходит. Я замираю перепуганным сусликом, стоит мужчине потянуть меня в сторону дороги.

– Пойдем со мной.

Голос у него приятный, но слишком уж холодный. А вот ладонь – теплая, и тянет он меня с большой осторожностью, будто бы пытаясь не напугать. Одетый с иголочки, такие вещи шьют на заказ, скорее всего, а не покупают готовые; в руке кожаный портфель стоимостью за всю мою жизнь, и образ богатенького бизнесмена довершают очки без оправы. Не сказала бы, что очень красивый, но… Что-то в нем притягивает взгляд, да.

– Не бойся. Я тебя не обижу.

Ой, неловко получилось. Он, наверное, думает, что я его боюсь и от шока застыла, или еще что, а я просто стою и его рассматриваю.

– Я не боюсь, – вполне искренне отвечаю, делая несколько неуверенных шагов. Черт, а ноги-то трясутся. – Я вполне здраво опасаюсь.

Он дергает уголком губ, что я решаю воспринимать, как улыбку, и ненавязчиво ведет себя за мной. Прогулка немного развеивает испуг, но начинают появляться сомнения: а что меня ждет дальше?

Чего я точно не жду, так это семейного ресторанчика и твердого: «Сиди здесь и жди». Мой спаситель о чем-то переговаривается с женщиной за стойкой, я нервно постукиваю большим пальцем и думаю, нужно ли мне сейчас сбежать, выжимая из себя все силы, потому что дальнейшие планы на меня неизвестны, и это действительно пугает.

Но когда перед мной ставят чашку с какао, причем не из автомата, а заваренного по всем правилам, желание сбежать медленно ползет ко дну.

– Хорошо, что ты не ушла, – голос тихий, но приятный. Женщина за стойкой весело подмигивает мне, когда я ошеломленно смотрю то на нее, то на какао. – Пей. Продрогла же.

Вот всегда считала, что какао – это земной вариант нектара и амброзии. Жаль, в приюте нам его почти не перепадало.

– Ты из детского дома, так ведь?

Испуганно поднимаю глаза, крепче удерживая чашку в ладонях. Это так заметно?

– Сбежала или просто было время уходить?

Проглатываю соскальзывающее с языка «Выгнали» и пытаюсь спокойно ответить:

– Второе.

Мужчина удивленно осматривает меня, хмыкает своим мыслям.

– Тебе же не больше шестнадцати.

– Семнадцать. Какая разница? – мне неуютно. Какао медленно заканчивается, и я с сожалением смотрю в пустую чашку, слизывая последние капли лакомства с ободка. Черт. Дурацкая привычка.

– Большая, – ко мне пододвигают вторую чашку, но я смущенно качаю головой. Нет, это уже слишком. Чашку просто пихают мне в руки, заставляют сжать пальцы и сделать глоток. Вот зараза великовозрастная. – В таком возрасте ты еще должна находиться под опекой государства.

– И быть проданной на панель? – скрываю лицо за кружкой, делая глоток. Судя по звуку, мой спаситель давится своим кофе.

– Повтори.

– Наш приют имеет дополнительный способ заработка. Половозрелых девушек, скажем так, отдают в подопечные. Лет так с пятнадцати… Или даже и четырнадцати, – мужчина смотрит вроде бы спокойно, но я вижу, как у него напрягаются кулаки. – Я просто хороша в прятках. Вот и меня выгнали, ибо не «работаю», значит, и нефиг на меня деньги тратить.

За наш столик приносят еду, и да, я не виновата, что у меня дыхание перехватывает от обилия и разнообразия блюд. Мясо мы в приюте видели только во время проверок, в основном питаясь безвкусным рисом или кашами. Я только пытаюсь справиться с собой, чтобы не смотреть с завистью на мужчину, особенно когда он с аппетитом отправляет в рот очередной кусочек отлично прожаренного мяса.

– Хочешь обидеть хозяйку?

– Простите? – непонимающе мигаю, когда мне кивают на вторую пустую тарелку.

– Здесь неплохо готовят, попробуй.

Так это… мне?

Видимо, вопрос откровенно читался на моем лице, ибо мужчина нахмурился. Я приготовилась выслушивать нотацию на тему своего идиотизма…

– Просто возьми палочки и поешь. Только медленно и хорошо пережевывая, а то живот заболит.

Не знаю, чем я заслужила такое счастье, но отказываться от него глупо. Очень глупо.

«Неплохо»? Он сказал об этом прекрасном, необыкновенно вкусном мясе простое «неплохо»? Не знаю, чем привык питаться этот мужчина, но по моим меркам мясо тянуло как минимум на «отлично».

Проходящая мимо хозяйка только весело улыбнулась, смотря на то, как я уплетаю пищу богов за обе щеки.

– Эй, помедленнее. Никто не отбирает.

Мне стало стыдно. Подозреваю, до лихорадочных красных пятен на скулах. Опустила глаза в тарелку и принялась разрезать мясо на маленькие кусочки, боясь посмотреть на мужчину, которому совершенно точно смешно или даже отвратительно с такой невежей рядом сидеть.

Доедали мы молча. Мужчина копался в телефоне, время от времени с кем-то созваниваясь и тихо переговариваясь о чем-то важном, скорее всего, рабочем.

– Мин Юнги.

– А? – меня после еды разморило, и я сонно смотрела из-под полуопущенных век, допивая третью чашку какао. Подумать даже боюсь, как потом платить за это всё.

– Мин Юнги. Мое имя, – смотрит, как на идиотку, и мне становится стыдно.

– Киа Юнджи.

– В семье были японцы?

– Откуда мне знать? – веду плечами, пытаясь неловко улыбнуться.

– Прости, не подумал, – Юнги-шши смотрит как-то… непонятно, и я поплотнее запахиваю джинсовку. Он трактует это по-своему и протягивает свой шарф с таким выражением лица, что даже спорить не хочется. А шарф пахнет вкусно.

– Убирать умеешь?

– Простите? – смотрю недоуменно, ощущая, как тепло окутывает изо всех сторон. Давно мне так уютно не было. Наверное, никогда.

– Убирать и готовить умеешь?

– Убирать могу, и хорошо, с готовкой плоховато, но я быстро учусь, – отвечаю честно, понимая, что это пустой разговор.

– Тогда живешь у меня, а за это убираешь и готовишь. Идет?

Смотрит серьезно, а у меня мурашки по коже и предчувствие плохое.

– Убираю, готовлю… и всё? Больше ничего вы у меня требовать не будете? – спрашиваю с опаской, боясь поднимать взгляд от столешницы.

– Я похож на насильника? – А теперь в голосе слышится насмешка. Приходится посмотреть мужчине в глаза и честно ответить:

– Иногда очень хорошие на первый взгляд мужчины оказываются полными сволочами.

– Но ты же… – и взгляд внимательней, будто внутрь заглядывает. Не удивлюсь, если это и правда так.

– Сбегала и пряталась, да. Но если меня потом находили наши же, приютовские, всё равно плохо было.

Молчим. Я гоняю ложечкой по кружке остатки какао, он снова залипает в телефон, время от времени кривя свои идеальные тонкие губы. Потом протягивает мне гаджет и просит:

– Покажи свой.

Шарю по страницам различных детских домов, нахожу то исчадие ада, в котором провела всю жизнь и уверенным жестом возвращаю телефон. Что бы он ни сделал: попытался вернуть меня им, связался с кем-то из «покровителей», да хоть в милицию позвонил, мне уже всё равно. Но мужчина не оправдывает ожидания, он просто расплачивается с хозяйкой, забирает у нее увесистый пакет и жестом подзывает меня встать.

– Уборка и готовка. Я серьезно.

Даже если он и соврет, сейчас мне очень хочется ему верить.

***

Мне выделяют огромное пушистое полотенце, новую зубную щетку, футболку явно с мужского плеча и отправляют спать на огромный диван в гостиной.

Ясное дело, уснуть я не могу.

Диван удобный, хотя и немного жесткий, подушки идеальной мягкости, на стене время от времени отбиваются блики от уличного фонаря и мимо проезжающих машин, из-за хорошей звукоизоляции ничто не мешает…

Но уснуть-то не получается!

В коридоре загорается приглушенный свет, и тихий голос Юнги-шши слышно хорошо, пока он идет на кухню. Я честно пытаюсь не слушать, но случайно зацепившиеся за уши слова заставляют поднять подушку с головы.

– Накопай мне на этот приют всё, что только возможно. Особенно удели внимание тому, куда пропадают девочки подросткового возраста. Не уверен, но всё возможно. Материалы сначала мне скинешь, а после уже решим, стоит ли обращаться в полицию.

Голос стал почти неразличимым, и я наконец уснула, уже не зная, что почти всю ночь мне поправляли одеяло и следили, не проснулась ли я вдруг от кошмара.

Все эти мелочи и детали я узнаю намного позже.

***

Меня впервые не будят в шесть, но организм сам просыпается, и я понимаю, что ненужную привычку искоренять придется долго. В сонном состоянии плетусь в ванную, на автомате чищу зубы и до меня наконец доходит.

Я не в приюте. Не. В. Приюте. Больше никакой травли, побоев и боязни быть очередной «подопечной». У меня есть надежда на то, что я буду жить по-человечески. Гадкий внутренний голос тут же выдает ехидное: «Пока ты ему не надоешь».

– Ты чего так рано? – меня в коридоре ловят за руку, и я начинаю завидовать этому мужчине. Только что из постели, а выглядит точно так же, как и вчера, даже волосы не потрепаны. Может, он спит на спине и не ворочается во сне? Да не, таких людей не существует.

– Завтрак приготовить, – нахожу отмазку, медленно вытягивая ладонь с крепкого захвата. – Утро ведь.

– Аджума вчера собрала нам с собой. Иди досыпать.

И дверь в свою комнату закрыл. Сказала бы, что смешной, но о старших так нельзя.

Интересно, сколько ему? Двадцать пять? Двадцать семь?

– Тридцать два, – мы завтракаем, когда я решаюсь задать этот вопрос. Хорошо, что в этот момент я ничего не жую. – И лучше бы тебе воздержаться от шуток на эту тему.

Будто бы я когда-то решилась на подобное.

– Какие планы на день? – спрашивает так, будто бы мы обыкновенные сожители. Хотя, теперь так и есть. Надеюсь.

– Школа до шести, после я буду свободна.

– Сможешь прогулять последний урок? Нам нужно будет пойти в полицию, дать показания и освободить тебя от опеки тем детским домом, – и всё это таким спокойным тоном, будто каждый день он спасает людей. А мне почему-то расплакаться хочется, поэтому я просто киваю и начинаю мыть посуду.

Да я ради этого готова не только урок прогулять.

***

Оливковое масло, лимонный сок и чуточку перца. Посолить, взбить, две столовые ложки вылить в салат, аккуратно перемешать, чтобы не поломать листья зелени, сверху украсить петрушкой.

За эти три дня я научилась готовить курицу, филе рыбы, различные салаты и оладьи. Юнги-шши любезно нагрузил меня кулинарными книгами сразу же после того, как мы вышли из участка полиции, заверил меня в абсолютной всеядности, отвез домой и пропал. По тому, что еда из кастрюль исчезала каждый день, я понимала, что мужчина еще жив, поэтому не беспокоилась – взрослый человек, взрослые проблемы, да и меня это не касается. Комплект ключей мне выделили еще в первый день, поэтому я просто делала то, за что мне позволяли жить в роскошной квартире: готовила, мыла посуду и убирала огромное помещение по частям.

Говядина пахла просто изумительно, хрустящая зелень так и манила попробовать ее, а тушеные овощи почти выбили меня из сознания.

Накрыть кастрюли, поставить на стол, прикрыть полотенцем. Запихнуть батончик в рот, потрепанный рюкзак на спину и быстро-быстро побежать, чтобы успеть на автобус. Уроки до шести, на перерывах еще бы успеть сделать домашнее, после на подработку, за перерыв успеть доучить задания и после пешком в дом Юнги-шши, да так, чтобы не нарваться ни на каких подозрительных личностей.

Двенадцать ночи, я дома.

Шесть утра: пропылесосить гостиную, прежде проверив, есть ли хозяин дома, чтобы вдруг не разбудить, после приходит черед ванной – ее я оставила на сам конец, ибо убирать много. В половину восьмого вытащить с вечера замаринованное мясо, отправить его в духовку вместе с овощами, порубленными на мелкие кубики. Запихнуть батончик в рот…

Кажется, я не продержусь так долго и снова окажусь на улице.

***

Воскресенье. Наконец-то, да, наконец-то я смогу отработать полный рабочий день и получить оплату. Но сейчас нужно поднять себя с кровати, пойти на кухню и сделать какой-нибудь суп и, наверное, стоит сегодня сделать что-то с грибами. А еще вчера в холодильнике появился перец, его можно нафаршировать легким салатом…

Голова немного кружится, пока я мою грибы, и приходится часто мигать, но противные черные точки перед глазами не пропадают. Я знаю это состояние, у меня было подобное, когда меня заперли в карцере на неделю, снабжая при этом только водой и черствым хлебом. Увы, я слишком хорошо помню все ощущения.

– Ты чего всегда в такую рань подрываешься? – Юнги-шши вежливо стучит в дверной косяк, опираясь на него плечом. Даже в воскресенье он выглядит так, будто провел часа три перед зеркалом, а это всего лишь пижамные штаны и футболка. Везет же человеку, а.

– Доброе утро, – вспоминаю, что почти всю неделю, что здесь живу, его не видела. – Привычка просто.

Он кивает, еще несколько секунд смотрит на то, как я нарезаю грибы, и тихо уходит. Я с облегчением выпускаю из рук нож…

И через несколько секунд почти падаю на пол сама.

– Что случилось? – как он успел? Вроде бы вышел только, как он успел меня поймать? Дергаю плечами, пытаюсь сбросить чужую руку, и нехотя отвечаю:

– Голова закружилась.

– Врач нужен? – подводит к креслу, усаживает и протягивает бутылку с водой.

– Нет, всё в порядке.

– Ладно, – кивает, принимая мой ответ, берет нож и начинает резать грибы под моим удивленным взглядом. После почему-то хмурится.

– Это все?

Медленно киваю, боясь сказать что-то. Мужчина напряженно пересматривает продукты на рабочем столе, почему-то ведет указательным пальцем по картофелинам и спрашивает:

– Почему здесь всего на одну порцию?

И в голосе что-то такое… неприятное. Ежусь под его взглядом, опускаю взгляд в пол. Молчу.

– Я хочу услышать ответ, – подходит ближе, нависает сверху, и я рефлекторно закрываю руками голову. Молчание длится, наверное, добрых три минуты, и когда я слышу голос Юнги-шши, мне почему-то становится еще больше неуютно. – Я не собираюсь тебя бить. Никто больше не поднимет на тебя руку, пойми.

Легко ему говорить, ага. Я все еще прижимаюсь спиной к стене и не могу опустить руки. Не верю. Мужчина на это только вздыхает.

– Просто на будущее: ты готовишь для двоих, то есть для меня и себя. Если вдруг тебе будет плохо, ты сразу же говоришь мне, а не прячешь это. А сейчас иди в кровать.

Киваю, бочком по стене пробираюсь к двери и просто падаю на свой диван. Мне душно, мне непонятно и интересно, что решил сейчас делать Юнги-шши.

Чего я не жду, так это наваристого бульона с еще теплыми булочками и изумительно протушенного мяса. Тарелку ставят на журнальный столик перед диваном, командуют есть и следят за тем, чтобы и крошки не осталось.

Это после, годы спустя я узнаю, что Мин Юнги на самом деле просто злился на себя, что не заметил, не был рядом и не объяснил с самого начала то, что считал и так понятным. Что было очевидным для него, но не для оборванки из приюта, которая в его присутствии боялась дышать.

========== Game of survival ==========

There’s no surrender

And there’s no escape.

So are we the hunters?

Or are we the prey?

Жизнь кажется дерьмовой, когда тебе семнадцать и ты рукожоп.

Я разбила вазу. Смахнула слишком сильно тряпкой для пыли по столу, зацепила ею посудину и… бабах! Треск, грохот, Армагеддон – и всё это только в моей голове.

Теперь он меня точно выгонит.

На часах почти десять вечера, ужин почти остыл, и я слегка не знаю, что с ним делать – хозяин квартиры еще не дома, хотя и обещался к часам восьми прийти. Ну, хотя бы успею убрать вазу… то есть, то, что от нее осталось.

Входная дверь открывается с грохотом, и я невольно сжимаюсь – сейчас точно будут ругать, блин, да у меня уже чутье на это.

Юнги-шши вваливается в квартиру одним огромным комком. Пиджак помятый, галстук перекошенный, глаза усталые. Смотрит на осколки в моих руках, горько вздыхает и просто садится на пол.

Мне полный трындец.

– Есть что-то на ужин? – спрашивает спокойно и почти естественно, будто бы мы живем вместе уже давно, а не какие-то несчастные пять недель. Я неловко сжимаю пальцы и киваю в сторону кухни.

– Остыло уже. Сейчас разогрею.

– Да я что, сам микроволновку не включу? – еще раз вздыхает, стягивает наверняка дорогущие туфли небрежно, просто наступая на пятки, тяжело поднимается и идет мыть руки. – Ты ешь со мной.

– Но я уже…

– Ану цыц.

Окей, если Юнги-шши говорит цыц, значит цыц. Значит молча собрать разбитую вазу, выбросить, помыть тщательно руки и сесть за стол, где хозяин уже счастливо наминает рагу с тушеными ребрышками.

– Да не парься ты, – он лениво жует мясной пирог, запивает его мятным чаем и продолжает: – мне ту вазу бывшая подарила. Я её терпеть не мог.

Облегченно улыбаюсь, прячу усмешку за огромной чашкой и прикрываю глаза, чтобы не показать сытое удовлетворение.

Вот так и живем.

***

Мне полный, полнейший трындец.

Ну ладно, ваза или две тарелки, это еще было не страшно.

Да даже когда фарфоровый чайник я разбила, споткнувшись о порог, а чайник этот подарила мама Юнги-шши…

На часах почти три ночи, я иду домой пешком. Старенький телефон разрядился давным-давно, еще до начала времен, не то что моей смены в закусочной, и я хорошо помню, как Юнги-шши с нажимом в голосе объяснял, что возвращаться домой после 11 вечера в одиночку – никак. Простите, Юнги-шши, в этот раз я правда не виновата.

В квартире горит свет, на балконе четко просматривается силуэт мужчины, и я только обреченно киваю на требовательный подзывающий жест рукой. Сейчас будут ругать. Или просто дадут рюкзак с вещами и покажут на дверь. Блин. Ну блин же. Ну всё так ведь хорошо было.

– Разувайся и иди на кухню, – боги, сколько же он скурил, что так голос хрипит? – Я сейчас подойду. Поешь пока.

Какое еще поешь? Ну какое? Да я сейчас кусок в горло запихнуть не смогу, так мне страшно.

Это после, когда я буду гораздо старше, то пойму, что просто боялась физических наказаний, коими в приюте совсем не брезговали. И человек может сколько угодно говорить «Нет, я никогда не ударю тебя», я не поверю ему, даже будучи взрослой женщиной.

Но сейчас, когда я сижу на кухне и дрожащими руками держу чашку с почти остывшим чаем, я даже не думаю о причине страха. Просто подскакиваю прямо на стуле, видя взгляд почти черных глаз, в котором разобрать не могу ни единой эмоции.

– Рассказывай, почему опоздала.

Неуверенно поднимаю глаза, вижу всё тот же взгляд, прячу свой за чашкой и дрожащим голосом объясняю.

Что отработала свою смену хорошо.

Что собиралась уже идти домой.

Что меня остановил менеджер и попросил остаться на еще одну смену, ибо моя сменщица заболела.

Что телефон разрядился, а зарядку я оставила дома, а номер Юнги-шши наизусть я не помню, поэтому предупредить не могла…

Меня останавливают коротким и тихим «Хватит». Я послушно затыкаюсь, но, не выдержав, всё же прошу.

– Не отправляйте меня в приют. Пожалуйста.

Молчание длится слишком долго. Господи, да скажи же хоть что-то, я же сейчас от волнения упаду.

– Ты… – наконец выдает, и я инстинктивно сжимаюсь, пытаясь стать еще меньше и незаметней. – Боги, ну какой же ты ребёнок.

От удивления даже поднимаю взгляд, тут же снова пугаясь, когда мужчина быстро подходит ко мне.

– Глупый, глупый ребёнок, – шепчет в макушку, пока его руки удобно устраиваются на моих плечах, – да как я могу тебя кому-то отдать?

Меня аккуратно обнимают еще несколько минут, после ласково треплют волосы и оставляют нежный поцелуй на лбу.

Юнги-шши уже давно ушел, а я всё еще сижу, нервно сжимая чашку. Сердце колотится, трепыхает, будто перепуганная бабочка, и кажется, что сейчас оно просто пробьет грудную клетку.

Что за чертовщина со мной происходит?

Спустя 2 года

– Юнджи-я, не отнесешь конверт менеджеру?

– Секунду, аджосси! Только заказ отдам.

Летние каникулы – это прекрасно. Смены на полный рабочий день, возможность спать восемь часов в сутки и блаженное ощущение свободы. Недолговечное, правда, потому что через неделю у меня первый день в колледже, куда поступить просто настоял Юнги-шши, аргументируя это тем, что он уже оплатил все годы учебы. И от моего обещания выплатить всю сумму, хоть и по частям, отказался полностью. И не то, чтобы я не была благодарна… Наоборот, очень, потому что колледж – это не то, что безымянный выходец из приюта может себе позволить, каким бы умным он не был.

Но такой щедрый подарок любого заставил бы смутиться, верно?

– Хи-ним, вам попросили передать.

– Кинь где-то на стол, позже гляну.

Менеджер мне нравится. Немного раздолбай и абсолютный ленивец, но каким-то чудом у него всегда всё в полном порядке: документация, кафе, даже салфетки на столах.

После того случая, когда я вернулась домой в три ночи (прекрати краснеть, Джи, всё равно это больше и не повторялось), Юнги-шши нашел это место и устроил меня работать, ведь зарплата тут получше, да и домой идти всего ничего – минут пятнадцать. Вот почему он всегда всё преподносит так, что я не могу это не принять? Изумительное умение.

Взрослые мужчины вообще… изумительны.

– Юнджи-я, спроси на кухне, нет ли у нас запасной кофеварки? Эта что-то барахлит.

– Да, аджосси.

И о чем ты только думаешь на работе, Киа Юнджи?

***

– Я дома.

А дома пусто. Как и всегда, фактически, мне вообще иногда кажется, что Юнги-шши здесь только спит и ест. Да и то не всегда, сколько же раз было такое, что еда оставалась нетронутой, а постельное не разобранным? Ну, это не мое дело.

Юнги-шши оказался хорошим соседом. Тихий, спокойный, вечно серьезный и с маленькой морщинкой между бровями, он никогда не сказал мне ни единого кривого слова, а когда я наконец, смущаясь, подняла тему оплаты жилья, просто тыкнул мне в лоб два пальца и сказал завязывать с глупостями.

Но как парень… Он хорош, отрицать не буду. Вот есть такой тип взрослых состоявшихся мужчин, которые очаровывают совершенно неосознанно, настолько они харизматичны. Уверенные в себе, рассудливы, можно даже сказать, что холодные, но когда ты замечаешь на дне глаз смешливые искорки, мысли о прохладности тут же испаряются.

А эта его привычка всегда носить костюмы… Эх, любовалась бы и любовалась.

И это я еще молчу о том, что он иногда читает в очках. Таких обычных очках, без ободка вокруг овальных стеклышек, но когда он смотрит в них на тебя из-под челки, дыхание перехватывает.

В общем, взрослые мужчины – это круто.

Вот только влюбляться в них очень легко.

***

– У тебя же завтра нет смен? Ты свободная?

Окей, гугл, как не умиляться на тридцатилетнего мужика, который весь такой из себя солидно-офигенный стоит перед тобой в кигуруми? Хотя, ему идет быть коровкой.

– И сегодня тоже, – ставлю перед этим сонным чудом чашку кофе, себе наливаю двойную дозу – спала плохо, а на ногах держаться надо. Юнги-шши на это только хмыкает и отбирает у меня кружку.

– Тогда ты идешь спать.

– Но…

– Спать, – безоговорочно отрезает и после добавляет слегка ласковым голосом, видя мое уныние, – ты почти полночи ворочалась, простыня сейчас вообще на полу валяется, если ты не заметила. – краснею и опускаю взгляд. – Давай, иди спать. Что, я сам себе завтрак не приготовлю? Разбужу тебя где-то ближе к обеду, или тебе поесть принесу в гостиную, если не уснешь еще.

За какие заслуги в прошлой жизни мне попался этот мужчина?

***

Он правда приносит мне поесть, и сидит рядом, пока я с аппетитом уминаю за обе щеки обычную яичницу с беконом и теплые слоеные пирожки с курицей. Сначала я не понимала, как он так быстро и тесто замешивает, и пирожки лепит-печет, а потом увидела в морозильнике уже порезанные на квадраты листы теста. Еще Юнги-шши прекрасно варит бульон, а у меня он всё никак не получается, хотя, казалось бы, что тут сложного? Мясо, вода, специи, парочка сушеных грибов – а у меня не получается. Грр.

В общем, меня накормили, напоили сладким чаем, в который мужчина точно что-то подсыпал, судя по тому, что я даже не допила до половины чашки, а меня срубило.

Проснулась я в четыре дня. Да нет, он точно мне сделал чай с сюрпризом в виде снотворного, ибо я никогда не спала десять часов подряд, без перерывов.

Вот только через секунду мне стало на всё это плевать.

Квартира превратилась в сборище коробок. Эти маленькие картонные монстры заполонили собой все свободные поверхности, уже заклеенные и подписанные.

Он же… Он же обещал, что не…

Тяжело душу и пытаюсь успокоиться. Ну, обещал. И что? Взрослые очень редко сдерживают обещания. Ну выбросит меня, ну и что? Не впервые. Кроме того, в этот раз у меня немного денег есть в заначке, не пропаду, хватит хотя бы на три месяца снять комнату и на рамен, а там заработаю.

– Юнджи-я, ты уже проснулась? – мужчина говорит это совершенно спокойно, просто проходя от своей комнаты к коридору. Будто бы уже не впервые спрашивает, и на ответ даже не ждет.

– Угу.

Мин-шши останавливается уже у входа в кухню, разворачивается и идет ко мне. Всё еще в своем дурацком кигуруми, всё еще заспанный, он взъерошивает мои волосы и объявляет:

– Тогда марш вещи собирать. Мы завтра переезжаем.

А? Чего?

***

Уже когда я упаковываю последнюю коробку, до моего тормозящего мозга доходит всё то, о чем мужчина заливался соловьем рядом со мной почти час. Но, если кратко, то мы переезжаем в дом, от которого будет близко и к его работе, и к моему колледжу. Домик двухэтажный, но небольшой, зато рядом с ним есть вполне милый сад, и я смогу учить уроки на свежем воздухе. И пусть я не парюсь, Юнги-шши давно уже хотел переехать.

Весь следующий день мы вдвоем отмываем до блеска дом, раскладываем вещи и пытаемся подключить плиту самостоятельно. Не получается, конечно же, и поэтому вызов специалистов мы откладываем на завтра, а сегодня просто закидываемся раменом.

Дом действительно превосходный. Светлый, чистый и уютный, перед ним маленькая клумба с цветами, которые посадили прежние владельцы, а под тенью деревьев большие качели.

Для меня этот дом – сказка.

Но наибольшее чудо оставили на конец. Два маленьких пушистых комочка мокро лижут мне пальцы и скулят, и меня ошарашивают известием, что щенки останутся в доме, пока не вырастут, а после будут гордо охранять дом снаружи.

Мне плевать, что будет потом.

Сейчас крохотные мягкие счастья греются у меня на коленях, на мое плече устало опирается мой опекун, а сквозь открытое окно слышно стрекот сверчков.

Я счастлива.

***

О нет, здесь слишком много людей.

Я крепко сцепляю зубы, глубоко вдыхаю и пытаюсь вежливо улыбнуться, идя вперед, к небольшой группке студентов.

Мне здесь еще четыре года учиться. Нужно не испортить всё хотя бы в первый день.

И… я ничего не порчу.

Здесь нет никого из моей школы, что меня очень радует; ребята с моей группы дружелюбные и даже милые, и когда они зовут вместе отметить первый учебный день, а заодно узнать друг друга поближе, я с удовольствием – и удивлением для самой себя – соглашаюсь. Сначала мы просто падаем в парке на лужайку, потом парни недовольно бормочут, что они проголодались, и я почти шокировано ловлю себя на том, что беззлобно подтруниваю смущенных мальчиков вместе с другими.

Расходимся мы поздно, наверное, где-то после десяти, и когда оказывается, что некоторым со мной по пути, то я впервые в жизни ловлю себя на мысли – эй, а вместе ходить веселее будет.

Несколько девочек сворачивают на одном углу, еще двое – на другом, и с каждой я обмениваюсь номером и электронной почтой на всякий случай. После уходит Чимин – тот самый мальчик, который первый проголодался, и другой парень – Чонгук – вызывается проводить меня домой, хотя ему не совсем со мной по пути.