Текст книги "Against odds (СИ)"

Автор книги: Kitty555

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Именно в этом гамаке и застал ее однажды после полдника Владимир. Анна спала, уронив на землю очередную книгу, а Михаил Юрьевич стоял поодаль, задумчиво глядя на молодую актрису. Заметив приближение Корфа, он кивнул, и в полголоса начал декламировать:

– Как пери спящая мила…

– Прекрати, – голос Владимира был тверд. – Не смей. Она обязательно выздоровеет.

– Владимир, а если нет? Ты ведь знаешь…

– Не смей даже думать подобное, – безапелляционный тон Корфа заставил Лермонтова удивленно приподнять брови. – Она выздоровеет и непременно станет моей женой.

– Ты действительно веришь в это? – в голосе поэта даже не было изумления, просто констатация факта.

– Да, Мишель. Даже если она сейчас и сама в это не верит.

Лермонтов лишь кивнул. Смысла спорить не было, и почему-то он вдруг и сам перестал сомневаться, что все будет именно.

– А знаешь, Корф, ты все-таки чертовски везуч с женщинами. Я даже, признаться, завидую тебе. Ты принял верное и мудрое решение.

– Знал бы ты, как долго я к нему шел. И каких глупостей натворил по пути.

– Это не имеет значения. Главное, что в конце, ты все для себя осознал.

Михаил Лермонтов крепко сжал руку друга, а потом долго смотрел вдаль, осознавая, что всей душой желает другу счастья.

Через несколько дней, простившись с гостеприимными хозяевами, Анна и Владимир покинули имение госпожи Арсеньевой. Елизавета Алексеевна сердечно простилась с полюбившейся ей девушкой, на прощание обняв Анну и распорядившись загрузить в карету огромное количество всевозможной снеди и лакомств, и на мгновение Анне показалось, что женщина смахнула с щеки слезу. Накануне она призналась Анне, что очень жалеет, что они с Корфом не смогут погостить у нее в поместье подольше, и девушка подозревала, что властная и жесткая помещица на самом деле была ужасно одинокой, потерявшей любимую дочь и так редко видевшей внука.

Крепко пожав другу руку и поцеловав пальцы Анны, Михаил Юрьевич простился с путниками, предварительно взяв с Корфа обещание, что тот непременно пригласит его на венчание. Анна уже сидела в подушках, укутанная в одеяла, и не слышала сказанной вполголоса просьбы поэта, а Корф улыбнулся и кивнул, тут же запрыгнув вовнутрь.

========== Часть 10 ==========

Крым встретил путешественников ярким солнцем и теплом надежды, и обосновавшись в особняке родителей Наташи и немного отдохнув с дороги, Владимир повез Анну на море. Приказав кучеру остановить карету у самого пляжа, барон помог девушке спуститься на землю, что она теперь делала все с меньшим и меньшим усилием, и теперь почти уже не нуждаясь по-настоящему опираться на руку мужчины. Корф хотел было отнести девушку на руках – пляж был длинным, и каблучки ее легких сатиновых туфель увязали в песке, но Анна лишь качнула головой. Без слов понимая возлюбленную, Корф вновь подал ей локоть, и положив ладонь на предплечье своего опекуна, Анна последовала за ним.

Море пленило девушку. Огромная бескрайняя стихия покоряла силой и красотой, и словно зачарованная, Анна стояла у самой кромки воды, не в силах отвести глаз от безбрежной лазури.

– Как здесь красиво…

– Я знал, что Вам понравится, – Владимир коснулся губами тонкой кисти, которая уже не казалась призрачной.

– Спасибо. Спасибо, что привезли меня сюда, даже если…

– Анна, не стоит благодарности, – он перебил ее немного резко, но девушка лишь кивнула.

– Спасибо за все.

В первые же несколько дней весть о приезде столичного аристократа облетела все высшее общество Ялты, и приглашения на вечера и обеды посыпались в небольшой особняк Репниных, как из рога изобилия. Владимир морщился, но отказываться от всех приглашений было неприлично, приходилось делать визиты, хотя барон и прекрасно понимал: придется в ответ принимать гостей и у себя.

Анна отговаривалась самочувствием от любых приглашений, но полностью избегать общества было невозможно: любопытные дамы и господа находили таинственную воспитанницу барона на пляже, заводя с ней беседы, развлекая разговорами. Безукоризненное воспитание старого барона продолжало восхищать южное общество точно так же, как когда-то оно изумляло общество Северной Пальмиры, но Анна была предельно сдержанной со всеми.

За изысканные манеры и некоторую отстраненность, “протеже” барона была незамедлительно прозвана за глаза “холодной гордячкой” всеми молодыми и не очень дамами Ялты; и особенно острыми на язычок, безусловно, становились те, кто хотел бы заполучить внимание барона для себя самой. Впрочем, Анну невозможно было уличить в каких-либо недостатках, кроме нежелания вливаться в светскую жизнь, и вскоре все порешили, что виною тому является ее болезнь. Теперь барона жалели, сокрушаясь его неудаче, а вслед Анне лишь вздыхали. Владимира подобное отношение злило, но он сдерживал себя, найдя выход в том, чтобы как можно реже показываться в свете.

Теплый морской воздух, купания в ласковых волнах и горячее солнце постепенно делали свое дело: Анне становилось лучше. Кашель уже совсем не мучил ее, крови на платках больше не было, болезненный румянец на бледных щеках сменился ровным и здоровым, и постепенно она чувствовала себя все крепче и сильнее. Местный доктор одобрительно кивал головой и давал надежду на выздоровление, и впервые в глазах Анны засветилась искренняя надежда. Не наигранный блеск, а настоящая, сердечная: Анна впервые поверила в свое будущее.

Через три месяца после приезда Корфа и Анны в Ялту, сюда же приехали Андрей и Натали Долгорукие, и скромный особняк теперь кипел жизнью. Княгиня Долгорукая незамедлительно влилась в высшее общество, и постепенно, начала втягивать в светскую жизнь и Анну.

– – Владимир, ты не против, что Наташа так активно приобщает Анну к светским раутам? – однажды спросил Корфа Андрей за утренним кофе и сигарой.

– Что ты, ничуть, – Владимир поднес к губам чашку. – Анне давно пора прекращать быть затворницей.

– Конечно, – Андрей усмехнулся. – Но знаешь, последние несколько месяцев пошли ей на пользу. Она чувствует себя лучше в свете… – князь умолк, подыскивая слова.

– Почти, как в годы нашей юности, когда ее представляли в свете, как воспитанницу моего отца? – Корф приподнял бровь.

– Да… – Андрей лишь кивнул.

***

Последние лучи заходящего солнца вновь окрасили небо волшебными лиловыми тонами, а смирные волны лишь мягко покачивали гребнями, готовые принять огненный шар в свои объятия. Постепенно, он опускался все ниже и ниже, и наконец, коснувшись зеркальной глади, утонул в светлой дорожке, все еще продолжая озарять небо и землю своими лучами.

Бережно накинув на плечи Анны шаль, Владимир придвинулся немного ближе и не смог сдержать улыбку, когда ее головка доверчиво опустилась на его плечо.

– Мне кажется, я никогда не устану наблюдать за закатами, – девушка слегка потерлась щекой о сукно его пиджака.

– Конечно, ведь Вы соня, и совсем не хотите вставать рано-рано и встречать рассветы, – шутливо отозвался Владимир, поглаживая ее плечи.

Рассмеявшись, Анна повернула голову, глядя в его глаза своими, полными чистых слез.

– Анна, Вы плачете? Не надо, все будет хорошо, доктор ведь сказал, Вы идете на поправку…

– Нет… То есть да, я знаю, но я не об этом. Знаете, я просто представить себе не могу, что бы со мной было, если б не Вы… Если б Вы не приехали тогда…

– Не надо, – он крепко сжал ее пальцы и поднес их к губам. – Не думайте об этом. Сейчас Вы рядом со мной, и это самое лучшее, что может быть.

– Мне никогда не было так хорошо… – Анна, не отводя глаз, смотрела на Владимира. – Честно, мне никогда не было так хорошо.

– И мне, – он лишь улыбнулся, немного печальной, но счастливой улыбкой. – Мне ведь понадобилось немало времени, чтобы понять, кто мне нужен больше всех. Я просто кутил и транжирил жизнь, рискуя ею по пустякам. Вы тоже спасли меня, Анна.

– Я?! Как?! – голубые озера ее глаз округлись.

– Моя любовь к Вам дает моей жизни смысл. Позвольте мне просто быть с Вами, знать, что Вы рядом…

– Я всегда буду рядом, – девушка приподняла голову с его плеча. – Всегда. На всю жизнь, пока не прогоните. Моя жизнь тоже принадлежит Вам.

– Аня, – барон поднялся со скамейки и опустился перед девушкой на колено. – Аня, я… Я люблю Вас! Вся моя жизнь принадлежит Вам, только рядом с Вами я счастлив. Я прошу Вас, окажите мне честь и станьте моей женой!

– Что? – девушка замерла, прижав ладони к щекам. – Вы хотите, чтобы я стала Вашей женой? Но ведь я бывшая крепостная, актриса…

– Вы самая прекрасная женщина в мире. И больше ничего не имеет значения. Прошу Вас, согласитесь! Если Вы меня не любите, я буду любить за нас двоих…

– Не надо…

– Аня, я прошу Вас, подумайте…

– Не надо любить за нас двоих. Я тоже люблю Вас. Просто слишком долгое время я не допускала даже мысли, что это возможно… Просто слишком многое произошло. Я тоже люблю Вас, но не стоит на мне жениться. Я и так буду с Вами.

– Нет, – он лукаво усмехнулся. – Любить, так королеву, украсть так, миллион! Все или ничего! И я не приму “нет” за ответ! Итак, ты станешь моей женой?

– Ты невыносим!!!! – девушка рассмеялась чистым, счастливым, хрустальным смехом, без даже нотки хрипоты. – Да, я согласна!

– Аня!

Подхватив ее на руки, Владимир закружил свою возлюбленную по берегу, а потом, боясь, что у еще слабой Анны закружится голова, опустил ее на теплый белый песок и, наконец, прижался губами к ее устам, растворяясь в их первом, настоящем, таком нежном и почти целомудренном поцелуе…

Где-то недалеко, с громким криком протеста взмыли в воздух испуганные чайки, но влюбленным не было до них дела. Замечая лишь самих себя, они прижимались друг к другу, и один поцелуй перерастал в другой, и во всем мире были лишь они одни.

***

– Постой, Серж, это же Анна Платонова! – русоволосый офицер, совсем недавно приехавший сюда на воды, с удивлением указал рукой на застывшую в объятиях барона девушку.

– И точно, она, – его высокий спутник криво усмехнулся. – Так вот, кто похитил очаровательную крошку! А говорили, что она получила отставку по состоянию здоровья. Очень интересно, Алексей, очень!

И мужчины направились прочь с пляжа, все еще обсуждая новую сплетню из жизни столичного аристократа и его, как видно, содержанки.

========== Часть 11 ==========

[b]Глава 11[/b]

Музыкальный вечер у графини Разумовской был в самом разгаре, и по сложившейся традиции, здесь собралось все высшее общество Ялты. Постепенно, мужчины удалились в соседнюю комнату играть в карты и курить, а женщины остались в гостиной пить кофе и обсуждать последние новости и моды. Анна, бывавшая в обществе чрезвычайно редко, привлекала любопытные взгляды и женщин, и мужчин, но казалась невозмутимой и совсем не обращала внимание на некоторый шепоток, вызванный ее присутствием. Натали Долгорукая по обычаю была душой общества, беседуя с многочисленными новыми знакомыми, но в какой-то момент, обернувшись к Анне, молодая княгиня улыбнулась своей собеседнице, рассказывающей о молодой пианистке, недавно посетившей Ялту.

– А Вы знаете, какая талантливая исполнительницы наша Анни? Конечно, она сейчас не поет, но играет по-прежнему божественно.

– Что Вы говорите? – графиня Разумовская заинтересованно обернулась. – Быть может, мадемуазель Анни сыграет для нас?

– Простите, графиня, я так давно не подходила к инструменту, – девушка вежливо улыбнулась, про себя коря Натали, но уже зная, что отговориться ей не удастся.

– Да бросьте, душенька, это ведь среди друзей, – графиня Долотова мягко улыбнулась молодой женщине. – Вы очень приукрасите этот вечер, дорогая Анни.

Долотова была милой женщиной, недавно выдавшей замуж последнюю из троих дочерей, и относившаяся к Анне с огромной симпатией.

– Да, прошу Вас, прошу Вас, – разносилось теперь со всех сторон, и опасаясь, что все это начинает выглядеть, как неуместное кокетство, Анна согласилась.

Присев за рояль, она начала одну из своих с детства любимых композиций, и постепенно, музыка увлекла ее, глаза прикрылись, пальцы сами отыскивали нужные клавиши, и девушка с головой окунулась в такой любимый ею мир звуков. Одна мелодия сменяла другую, а Анна продолжала играть, забывая обо всем на свете, о годах разочарования и боли, о реальности и обманчивых иллюзиях, о суровом мире театра и опасностях тщеславного света, и вновь чувствуя себя юной, идеалистичной воспитанницей старого барона Корфа.

– Хороша, – поручик Писарев слушал игру молодой исполнительницы, прислонившись плечом к косяку двери. – Бесспорно, она талантлива, барон.

– Бесспорно, – Владимир сосредоточенно смотрел в свои карты. Что-то в этом Писареве настораживало его, то ли хищный взгляд насмешливых глаз, то ли полунамеки, которые тот бросал целый вечер.

– Уверен, если бы Мадемуазель Анни нам спела, это стало бы изюминкой вечера.

– Господин Писарев, мне придется Вас разочаровать, но Анна еще не совсем здорова и петь ей категорически противопоказано.

– Что Вы говорите? – оттолкнувшись плечом от стены, Писарев вальяжной походкой подошел к игорному столу. – Какая жалость.

– Увы, – Корф едва сдерживался.

– А быть может, барон, Вы просто не хотите делиться с нами мадемуазель Платоновой? – Серж склонился к Владимиру, насмешливо глядя в его глаза. – Держите эту певчую пташку и один наслаждаетесь ее… так сказать… талантами. А жаль, прежде весь Петербург мог внимать пению мадемуазель Платоновой. Право, такая потеря для всех нас и театра.

Серж громко хмыкнул, продолжая стоять в двух шагах от Корфа.

– Что Вы сказали, господин Писарев? – медленно положив карты на зеленое сукно скатерти, Корф поднялся во весь рост. – Вы что-то намекаете о моей невесте?

– Вашей невесте? – Серж хохотнул. Выпитый алкоголь не способствовал логическому мышлению. – Крошка Анни Ваша невеста?

– Сударь, – Корф побледнел. – Вы оскорбили будущую баронессу Корф. Извольте выйти вместе со мной обсудить детали дуэли. Князь, – барон обернулся к молчаливому Долгорукому. – Прошу оказать мне честь быть моим секундантом. Поручик, прошу.

И с этими словами Корф, в сопровождении ошарашенного таким поворотом событий Андрея, направился к выходу. Не совсем готовый к подобному развитию, Серж кивнул Шубину и последовал за ним. Веселье и хмель как рукой сняло, когда барон назвал актрису своей невестой, и Серж вдруг отчетливо понял, что от дуэли ему уже не отвертеться.

– Предлагаю стреляться через три дня на рассвете, – меж тем холодно процедил обернувшийся к нему Корф. – Князь Долгорукий встретится с Вашим секундантом и обсудит все детали, честь имею.

Владимир уже собирался вернуться за Анной, когда взволнованная девушка выбежала на крыльцо.

– Господа, Владимир, – Анна окинула мрачных мужчин испуганным взглядом. Голос сорвался, но девушка не закашлялась, лишь покрепче сжала на груди наброшенную Наташей накидку. – Что здесь происходит?

– Ничего страшного, дорогая, – Корф улыбнулся одними уголками губ. – Нам всего лишь нужно было обсудить некоторые детали. Вам не о чем волноваться.

– Детали? – Анна бросилась к барону. – Вы вызвали его на дуэль!

Анна только окончила играть одну из пьес, когда шум в соседней комнате привлек ее внимание. Дамы засуетились, перешептываясь о ссоре, происшедшей между мужчинами, в воздухе повисло слово “дуэль”. Побледнев, девушка поднялась из-за инструмента, когда обрывки фраз долетели до ее чуткого слуха: “Дуэль… Какой пассаж… Актриса… Оскорбление…”. Чувствуя, как комната медленно поплыла перед глазами, девушка схватилась обеими руками за крышку рояля, тут же увидев Владимира, выходившего из комнаты в сопровождении князя Долгорукого и еще одного высокого мужчины, которого бывшая актриса нашла чем-то знакомым. Она не могла бы сказать, кто он, но этого офицера она явно видела несколько раз в Петербурге. Тут же поняв, что произошло, Анна бросилась вслед за мужчинами.

– Владимир, я прошу Вас…

– Дорогая, все будет хорошо, не стоит волноваться. И вернитесь в дом, уже становится прохладно.

– Не надо.. – глаза девушки наполнились слезами. – Он ведь прав… Не знаю, как Вас зовут, сударь.

– Господин Писарев оскорбил Вас…

– Как? – Анна схватилась за лацканы сюртука Корфа. – Узнав меня? Назвав актрисой? Но ведь он прав! Владимир, я прошу Вас, я умоляю, не нужно дуэли!

– Барон… – наблюдавший за этой сценой, Писарев нахмурился.

Он прекрасно помнил все слухи об актрисе Платоновой, и нужно сказать, они внушали уважение к девушке. Хватив лишнего, он придрался к Корфу, но теперь, когда хмель прошел, должен был признать, что всего лишь в душе позавидовал барону. Анна была той женщиной, ради которой не жаль было стать к барьеру, но сейчас, глядя в ее усталые, полные слез глаза, Серж вдруг понял, что ради такой женщины он был бы готов и на большее.

– Барон, – откашлявшись, Серж протянул Владимиру руку. – Признаю свою ошибку. Я обознался. Примите мои искренние извинения. Если Вы все же настаиваете, я готов предоставить Вам сатисфакцию…

– Я принимаю Ваши извинения, – глядя в полные мольбы глаза Анны, Корф пожал его руку. – Будем считать, что конфликт исчерпан.

– Спасибо, – Анна обернулась к Писареву, улыбаясь сквозь слезы. – Спасибо…

***

Прошло еще несколько недель, за которые скучающий свет Ялты постарался забыть о случившемся на вечере у Разумовских “конфузе”, и теперь в обществе рассказывали эту историю, как веселый анекдот: один из офицеров спутал невесту барона Корфа с актрисой императорских театров. Саму Анну об этом никто не спрашивал, как и Владимира, инцидент был посчитан исчерпанным и официально закрыт. Корфы по-прежнему появлялись в скучающем свете, их повсюду принимали, как и Писарева, который тоже ни словом, ни намеком больше не напоминал о случившемся. Жизнь вернулась в свою размеренную колею и общество, затаив дыхание, ждало обещанную свадьбу барона и воспитанницы его отца. Из Петербурга приехало несколько друзей Владимира, включая и некогда увлеченного Анной, Михаила Репнина. Девушка встретила бывшего поклонника вполне равнодушно: обид давно не осталось, впрочем, как и некогда бурливших чувств.

С каждым днем Анне становилось все лучше, и однажды утром, возвращаясь с прогулки, барон замер у входа в гостиную…

“Сей поцелуй, дарованный тобой,

Преследует мое воображенье:

И в шуме дня, и в тишине ночной

Я чувствую его напечатленье…”

Анна пела. Еще слабый, но с каждой новой нотой набирающий силу, ее голос уносился под высокие своды гостиной комнаты, и Корф застыл, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Как же давно он не слышал ее голоса, думал, что уже никогда не услышит, но так и не смог забыть его чистого, ясного звучания, словно наяву, помнил все переливы любимого сопрано, мог воспроизвести в памяти любой романс, когда-либо исполненный ею. От нахлынувших эмоций, внезапно стало нечем дышать, и с силой рванув ставший вдруг тесным шейный платок, Владимир оттолкнулся плечом от косяка и стремительно зашел в комнату.

Заслышав стук шагов, Анна обернулась и тут же вскочила, радостно улыбаясь возлюбленному.

– Что ж ты прекратила петь? Это было божественно!

– Тебе понравилось? Правда? – девушка бросилась в раскрытые ей объятия, прижимаясь лицом к воротнику.

– Правда. Я так мечтал вновь услышать твое пение. Но разве доктор тебе уже разрешил так утруждать себя? – в ласковых глазах мелькнул легкий укор.

– Но я себя чувствую просто отлично, – Анна игриво взглянула ему в лицо. – Правда, правда. И уже несколько недель совсем не кашляю!

– Ну, раз так… – Владимир потерся кончиком носа о задорно вздернутый носик девушки и она весело рассмеялась. – Тогда… Тогда… Спой мне еще!

– Хорошо! – задрав голову и приподнявшись на цыпочки, Анна поцеловала Корфа в губы и вернулась за рояль…

Улыбнувшись жениху, девушка снова пробежалась пальцами по клавишам, и взяла первые аккорды. Облокотившись о крышку инструмента, Владимир замер, внимая звукам любимого голоса.

Сей поцелуй, дарованный тобой,

Преследует мое воображенье:

И в шуме дня, и в тишине ночной

Я чувствую его напечатленье!

Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой —

Мне снишься ты, мне снится наслажденье!

Обман исчез, нет счастья! и со мной

Одна любовь, одно изнеможенье.

(Евгений Баратынский)

Последние ноты замерли в воздухе, и Владимир лишь кивнул: как же долго они шли к этому моменту. Боясь верить, но не переставая надеяться, и более всего – опасаясь потерять веру.

В тот же день местный врач осмотрел Анну и произнес свой вердикт: девушка была абсолютно здорова. Болезнь отступила, но доктор все же посоветовал не возвращаться в Петербург, опасаясь возврата недуга из-за неблагоприятного климата. Корф с радостью согласился, в тот же день начав поиски подходящего для них особняка, а через неделю, в присутствии друзей и знакомых, Анна и Владимир обвенчались.

[b]Конец.[/b]