Текст книги "Отпускаю"
Автор книги: Kirena
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Сергеич
– Для чего живёт человек на земле? Скажите.
– Как же так сразу-то? И потом, где живёт? Ежели у нас, в Смоленской губернии – это одно, ежели в Тамбовской губернии – это другое.
(с) Формула любви
Первым желанием было ухватить в ближайшем алкомаркете бутылку виски и просто убиться вхламину. Желание это, надо сказать, было очень и очень сильным.
Кое-как взяв себя в руки, я с трудом задушила в себе этот прекрасный порыв и просто целый день шаталась по городу, пытаясь осознать, чего Том от меня хочет, что теперь делать и как жить дальше вообще. Очень хотелось получить назад и свой телефон.
Вечером, вернувшись в отель, я присела на кровать и, удерживая перед собой уже порядком зачитанную записку, задумчиво чесала то место, где у нормальных людей находится кадык.
Так себе обмен… Смартфон на душевное равновесие. С другой стороны, чего уж там? Пришла, отобрала телефон, отшлепала по рукам, чтоб неповадно было… Отшлепала…
Я зависла.
По рукам отшлепала…
Взвыв, ухватившись за волосы, я рванула на балкон.
Это у нас еще что такое повылазило?! Ну я ж про руки… Руки… Руки… Тонкие, изящные, длинные пальцы… Тьфу ты!!!
Запрыгнула обратно в комнату, достала из сумки пачку сигарет, усевшись на постель, схватив огромную кружку вместо пепельницы, закурила.
Неприятность эту мы переживем… Не семнадцать же лет, ей Богу. Да и оборзел он вкрай! Это я-то трусиха?! Накажет он… Что вообще имелось в виду?
Я глянула на свое растерянное лицо в зеркале. В смысле, «накажет»?!
Отражение слегка пожало мне плечами и выкатило вперед нижнюю губу, являя сейчас собою пограничную стадию между кретинизмом и идиотией.
Так дело не пойдет.
Девушка в зеркале скривила губы в усмешке.
– А нам все по барабану, мы болеем за «Зенит»! – пробормотала я, откидываясь спиной на постель.
Утро вечера дряннее. Завтра на манер купчинских гопников отожму у него мобилу и пойду гулять. Вопрос о том, где искать зазвездившегося, не стоял вообще. Я была абсолютно уверена, что с утра найду его на том же самом месте…
Засыпая, я глядела на ночные огни города:
– Мне не нравится Лондон, – прошептала, отворачиваясь от окна. – Ты разочаровал меня, серый, туманный, величественный… Ты лишил меня комфорта, мой город-мечта…
Вечером Том вернулся домой. Подкатывающийся к своему закату день вынул из всегда активного и подвижного актера практически все силы. С трудом загнав себя в душ, он выполз из него разморенным окончательно.
– Вот и старость пришла, – трагическим шепотом, делая страшные глаза зеркалу, с шекспировским драматизмом изрек Уилсон и, не удержавшись, рассмеялся.
Заварив чашку ароматного чая, он было прошествовал в спальню, но в коридоре взгляд его упал на одиноко лежащий на тумбе чужой смартфон. Снова улыбнувшись, Том ухватил его. Забравшись в кровать, отпив горячего чая, терпеливо размотал наушники и вновь погрузился в релаксирующий и слегка тоскливый плейлист. Прикрыв глаза, откинулся на подушку и расслабился.
На самом драматичном моменте очередного музыкального шедевра песня прервалась и сменилась отчаянным звонком:
«Усталость забыта,
Колышется чад,
И снова копыта,
Как сердце, стучат»
Испуганно распахнув глаза и подскочив в постели, расплескивая себе на футболку кипяток, Том уставился на яркий экран. На него глядел красивый седовласый мужчина лет сорока с хитрым и озорным взглядом, подпись вызывающего абонента гласила: «Сергеич».
– Бл*ть… – Уилсон грустно поглядел на испорченную, прилипшую к телу футболку. – Сергеич, я тебя уже ненавижу.
Но Сергеич невозмутимо продолжал:
«Есть пули в нагане,
И надо успеть
Сразиться с врагами
И песню допеть»
Чертыхнувшись, британец кинулся в ванную комнату, на ходу сдирая с себя мокрую одежду:
– Да заткнешься ли ты когда-нибудь?! – заорал он на телефон из коридора. Звонок тут же стих.
Том замер и, отклонившись гибким телом назад, удивленно заглянул в комнату. С подозрением посмотрел на кровать.
Ополоснувшись еще раз, упрямо заварив себе свежую порцию чая, Уилсон снова завалился в постель. Надев наушники, продолжил прерванное начальником реанимации занятие.
Через минут пятнадцать Сергеич предпринял очередную попытку поговорить с девушкой, но Томас был уже внутренне готов к такому повороту событий:
– Обломись, – рассмеялся он изображению и с вызовом помахал перед ним пустой кружкой, – никого нет дома! И вообще, неприлично в такое время девушкам звонить! – объяснял почему-то охваченный самым искренним злорадством актер.
О том, что прослушивание чужих аудиозаписей на ворованном телефоне тоже не является верхом воспитанности, Том старательно пытался не думать. С ним такое приключилось впервые. Этим днем с ним много чего приключилось впервые…
Едва седовласый увалень оставил попытки наладить контакт с Лондоном, раздался уже другой звонок, и на экране объявился красивый молодой мужчина с русыми волосами и яркими голубыми глазами. Образ довершала семидневная щетина.
«Ляг, отдохни и послушай, что я скажу:
Я терпел, но сегодня я ухожу.
Я сказал: Успокойся и рот закрой.
Вот и всё. До свидания, чёрт с тобой!»
Уилсон, чуть нахмурившись, уставился на яркое, открытое, жизнерадостное лицо, которое называлось «Максим»:
– Откуда вы все к ночи повылазили? – злился уже актер. – У меня тут что?! Ночной слет русских мужиков?!
Звонок оборвался, и Том ахнул: от Максима было сорок три пропущенных за день вызова.
– О как! – многозначительно выдохнул, приподнимая в удивлении брови, мужчина. – Что она с тобою сделала?!
Одновременно Уилсон испытывал сейчас два чувства – вину и какое-то странное злорадство. Откуда взялось вдруг второе, он вообще не понимал.
Еще минут через десять звонки стихли, и Том, прослушивая русско-английско-немецкий плейлист, усевшись в постели по-турецки, задумчиво покручивал в руках телефон. Все же решившись, он открыл галерею и стал листать фотографии: Лондон, Лондон, Лондон… Такие завораживающие, снятые под крайне необычным углом и с интересного ракурса фотографии. Небо. Птица в нем.
Другой город. Невероятно красивый, такой же серый, хмурый, готически мрачный… Но манящий своей завораживающей тоской и обреченностью. На одном снимке актер узнал, наконец, Эрмитаж.
Она из Санкт-Петербурга? Мужчина улыбнулся и стал листать дальше.
Знакомая девушка, но лицо совсем-совсем юное, в окружении пятерых парней в медицинских халатах, она заливисто смеется, откинув голову назад, выдавая размашистый подзатыльник высокому брюнету. Парни хохочут, а один из них ставит ей сзади «рожки»…
Том поймал себя на мысли, что сейчас почему-то совершенно не представляет на ее лице такой вот улыбки.
Палец сам собою махнул по экрану.
Она же, удерживает правой рукой сдираемый с ее плеч каким-то хохочущим пареньком халат, левой бьет его по голове большим учебником. Снова утренняя знакомая, но с какой-то блондинкой, сидит, склонившись над микроскопом, и показывает в камеру язык. Она за огромным учебником, погружена в чтение и задумчиво прижимает к своей голове кисть человеческого скелета… Та же девица, опрокинута в большой сугроб невероятных размеров псом, откинув голову назад, заливается смехом, удерживая руками собаку за холку…
И вот она же, но заметно старше, в неизменном белом халате стоит у «скорой помощи» с другим высоким брюнетом и курит. Он, подавшись к девушке, задумчиво глядит на нее, зажав в пальцах сигарету, она, отвернув голову, смотрит куда-то высоко-высоко…
Уилсону снова стало как-то неуютно, неудобно… Он словно подглядывал за чужой жизнью, видел то, что и не должен был видеть, чего ему и не следовало никогда узнать. Но остановиться мужчина уже не мог. Том перелистнул снимок.
Девушка в темном коридоре старинной больницы с высоченными потолками сидит на медицинской кушетке, склонившись вперед, прижимая ко лбу стиснутый в руках фонендоскоп. Актеру стало невыносимо грустно. Однако оторваться от этой фотографии сразу он не сумел. Через пару минут все же махнул по экрану. Она же, в какой-то палате, судя по всему – реанимационной, лежит на свободной кушетке, свернувшись калачиком, уложив голову на пачку бумаг, некий мужчина склонился рядом и, указывая на нее пальцем, смеется. На следующем снимке тот же парень валяется между койками, практически заливаясь слезами от смеха, а она с силой бросает в его лицо кипу документов. Длинные волосы взъерошены, зубы забавно оскалены…
Том улыбнулся. Интересная у нее работа…
На следующей фотографии девушка вновь уснула, устало склонив голову на плечо Сергеича, рассыпаны по его груди волны темных волос. Сергеич мягко улыбается и пальцем аккуратно заправляет выбившийся локон за ухо.
Уилсона одновременно и поразила своей нежностью фотография, и выбесила.
Сергеич, попивая на питерской кухне винишко, сейчас даже не подозревал, какую сильную антипатию он вызывает у голливудской знаменитости.
Засопев, Том перелистнул снимок. Снова она и снова в окружении подтянутых мужиков в военной форме.
И как она туда затесалась? Кто она вообще?..
И вот его «подруга» сидит на маленькой кухне, ухватившись одной рукой за голову, в другой держит сигарету, перед нею два стакана, очевидно, с виски и большой белый кот. Она практически не изменилась внешне, но в глазах… В глазах не осталось ни капли былой жизнерадостности, там засела такая глухая, непроглядная темнота и боль, что Том задержал дыхание. Сколько же времени прошло между этими снимками? И что такого могло произойти, чтобы вызвать столь разительную перемену?
Он тяжело выдохнул и махнул дрогнувшим пальцем, перелистывая фото. Наткнулся на последнюю. Из груди вырвался удивленный стон: это была не ее фотография! На снимке был он! Точнее, его вытянутые вперед в противопоставлении ладони… Лицо смазано, оно прячется на заднем плане…
Том закрыл галерею и откинулся на подушки. Так и не вынимая наушники, уставился в потолок.
Как странно все это… Зачем они вообще встретились, и как это вышло? В корне различные судьбы, жизни, пути, миры… И это утро в кафе махом связало всё в один такой удивительный клубок.
Мужчина улыбнулся и прикрыл глаза. Ясно пока только одно. Он, по наитию, поступил совершенно правильно. Не зря, значит, увел этот необычный мобильник. Ибо совершенно очевидно, что ему было бы интересно увидеть ее еще раз.
Зачем?..
На этой мысли актер погрузился в глубокий, яркий сон.
Этой ночью ему снились заснеженная Дворцовая площадь и хрупкая фигурка в черном пальто, одиноко бредущая по ней, освещенная только неровным светом уличных фонарей. Болезненно-тонкая рука лежит на холке огромного черного пса, шагающего рядом с хозяйкой… Внезапно девушка застывает, оборачивается и смотрит прямо на него, Уилсона, своим пронзительным, тяжелым, глубоким взглядом:
– Том?..
Уилсон vs Транквилизаторы
– Встретимся там. На заднем дворе, у деревянного камня.
– А как я тебя узнаю?
– Пароль старый, Федор – трусы на голове.
(с) Goblin
Я ищу того, кто похож на окно, распахнутое на море. Зачем мне зеркало с собственным отражением? Оно переполняет меня тоской.
(с) Антуан де Сент-Экзюпери
Я сидела перед зеркалом и в третий раз пыталась нарисовать стрелку. Пальцы снова дрогнули, и вместо аккуратной, едва заметной линии изобразился внезапно окосевший глаз подыхающей Клеопатры.
– Твою мать!!! Как же ты меня за*бал!!! – я выбросила карандаш и подскочила на месте, в бессилии сжав кулаки. – Ну что ж такое?! Помирать скоро, а у меня руки дрожат от банального разговора!!!
Рванув в ванную, психанула и смыла к чертовой матери всю косметику. Уставилась в свое отражение. Напряженно поразглядывав текущую с лица воду, лихорадочно горящие глаза, приняла единственно верное решение:
– Только старые-добрые транквилизаторы смогут достойно подготовить меня ко встрече с этим дурнем…
Я полезла в сумку, ухватила стандарт, жахнула сразу два «колеса» и уселась в кресло ждать результата.
И чего меня так трясет?..
Нужно просто вспомнить… Вспомнить то его волшебное интервью, где он рассказывал о человеческом характере. О том, что больше всего в людях его угнетают и раздражают цинизм, высокомерие, холодность… О том, что его самого привлекают только доброта, отзывчивость и мягкосердечность. Вот, помнится, хохотала… Забавно, когда человек, к которому тебя всяко-разно тянет, описывая в мельчайших подробностях именно твои характерологические особенности, брезгливо заключает: «Фе-фе-фе, это, товарищи, отстой!».
Я расплылась в улыбке.
Ничего страшного, ты меня теперь тоже раздражаешь! Какое счастье: жить в своем розовом мирке и оттуда заливисто, аки соловей, петь о разумном, добром и вечном! Из моего любимого: «Никогда не позволяйте никому убеждать вас, что вы чего-то не можете. Пускай циничные люди живут чернó. Это их проблема, что не видят радости. Единственный предел – это небо. Ваше небо».
Циники как раз, мистер Том, не ошибаются и не разочаровываются. А люди с зефиром вместо мозга к концу жизни и начинают скулить, мол, «где-то, когда-то, что-то пошло, бл*ть, не так. Почему-почему мир так жесток? Ну неужели кругом и впрямь такое дерьмо?»
«Небо – предел…»
Ты это скажи парализованной бабке, лежащей у родственников в квартире! Старушке, отделенной от семейки дополнительной перегородкой из дешевого гипсокартона, задыхающейся от собственных испражнений… Ты ей приди и расскажи: «Бабуль, мир прекрасен, а то, что твой сыночка не хочет тебя класть в больницу и лечить, чтоб лишний раз не мотаться на другой конец города, так это мелочи! Не смотри, что он выгоняет врача, настаивающего на госпитализации из-за пневмонии, это ведь тоже фигня, ты пойми, его заботит только то, чтоб государство выделило тебе забесплатно памперсы, дабы от тебя так сильно не несло, пока ты лежишь здесь, в душной комнате, облепленная мухами, и помираешь… Но ты не расстраивайся, на твою хату он уже нашел хороших покупателей»…
«Небо…»
Таких историй я тебе могу привести миллион… О, да, предугадаю, не все упирается в деньги. В основном, все сводится к человеческой жадности, эгоизму, тупоумию, нежеланию развиваться.
А ты продолжай, рассказывай…
Я открыла глаза, тело приятно расслабилось, в голове потихоньку улеглось. Вздохнув, подошла к зеркалу, упала на пуфик и ровными, короткими движениями нарисовала себе «лицо».
– Совсем другое дело…
Ухватив сигареты, сумку и ключи, я степенно, являя собою квинтэссенцию вальяжности, выплыла из номера:
– Хы-хы-хы… – вырвалось у меня в лифте. – «Кафе 2.0: Уилсон против советских транквилизаторов». Хы-хы!
Том выскочил из душа бодрым, довольным, предвкушающим. Размахивая руками, напевая развеселую песенку, рухнул перед ноутом. Он «перелил» туда все песни с чужого телефона и теперь, потирая ладоши, хотел было выдернуть адаптер, но, помедлил, пожав плечами, все же скинул на ноутбук и ту запавшую в память «коридорную» фотографию с фонендоскопом.
– Чтобы было, – пояснил он себе, – мало ли, поможет вжиться в роль врача.
Развивать тему он не желал, равно как и задумываться, что он делает вообще?
Включив музыку уже на ноуте, мужчина, пританцовывая, направился к столу, заварил себе чаю прямо в кружке и, чтобы не пить его вместе с заваркой, ухватил ситечко, скользнул к раковине.
Удерживая над нею сито, сосредоточенно процедил чай из кружки…
– Так… – Уилсон облизнул губы и задумчиво повертел в пальцах сперва сито, заполненное чаинками, затем пустую кружку. – Это я что вообще сейчас вот сделал?!
Плечи Тома затряслись сначала от беззвучного смеха, который, впрочем, спустя несколько секунд перерос в самый настоящий гогот. Уронив в раковину и сито, и кружку, ухватившись ладонями за столешницу, склонившись над нею в судорожном хохоте, звезда отчаянно пыталась взять себя в руки. Через минуту мужчина выпрямился, почесал щеку, с совершенно серьезным, холодным лицом оправил на себе замотанное вокруг узких бедер полотенце и сосредоточенно зашагал в душ.
Еще через пару секунд загадочной тишины из ванной комнаты послышался еще более громкий и заливистый хохот. Удерживаясь за косяк, оттуда выполз раскрасневшийся Уилсон:
– Я ведь тут уже бы-ы-ыл!!! – провыл гиеной Том и снова покатился со смеху, сдирая с себя полотенце. – И как я сегодня вечером сниматься буду?!!
Отсмеявшись, он бодро прошел в спальню, оделся на этот раз в синюю рубашку, джинсы и кожаную куртку, ухватил было подрезанный телефон.
Нет…
Он аккуратно положил сотовый на место.
– Интуиция говорит мне, что лучше оставить тебя дома…
Уилсон расплылся в хитрой улыбке. Все это может быть довольно интересно…
Том сидел на своем прежнем месте в маленькой кафешке, пил приготовленный чужими руками чай, давил счастливую лыбу и глядел в высокое окно. Мимо туда-сюда сновали прохожие, удивленно и раздраженно щурясь на непонятно откуда вылезшее в Лондоне солнце.
Актера солнце радовало.
– Какое яркое, свежее, прекрасное утро! – восторгался он про себя, рассеянно покачивая ногою. – Всегда бы так!
И тут его нога замерла на полпути, равно как и кружка с чаем.
Через дорогу от кафе, прямо на улице стояла та самая вчерашняя девушка. Она, по всей видимости, давно спалила актера и теперь, покуривая и выпуская дым, аки сказочный, но очень испорченный и злой дракон, таращилась на него прищуренным, задумчивым взглядом.
Уилсон поставил кружку на стол, снова поднял на девицу яркие серые глаза и изобразил на своем лице самую благодушную и очаровательную улыбку.
Лицо девушки мгновенно посерьезнело и окаменело.
Всем своим видом сейчас она напоминала осужденного, которого ведут на место публичной казни. Томас даже успел заметить, как нервно дернулся у нее правый глаз. Переложив ногу на ногу, мужчина, не сводя с незнакомки глубокого, проникновенного взгляда, расплылся в совсем уж издевательски широкой, счастливой улыбке.
Он практически даже прочел по губам, как она, закатив на секунду глаза к небу, ругнулась. Вздохнув, быстрым, уверенным шагом стала переходить ту самую дорогу, где вчера был сбит нерадивый паренек.
Том прищурился, пользуясь случаем, принялся разглядывать девушку. Обтягивающие черные джинсы, синяя рубашка и… черная кожаная куртка… Брови мужчины удивленно поползли вверх.
Очнувшись, он понял, что девица уже стоит у его столика и, усмехаясь яркими губами, глядит на него сверху вниз.
На автомате поднявшись, Уилсон рукою указал ей на место напротив себя, девушка молча кивнула и уселась за столик. Вытянув под столом длинные ноги, случайно коснулась уже его протянутых там же ног.
Мужчина и женщина снова уставились друг на друга с легким прищуром.
Молчание и игра в гляделки явно затягивались, но оба то ли не хотели, то ли не знали, как оборвать их.
Ситуацию спас вчерашний официант, подскочивший к девушке:
– Рады видеть вас снова! Что мисс желает? – он улыбнулся самой милой улыбкой.
– Цианиду, – обворожительно улыбнулась ему в ответ русская, с трудом отрывая взгляд от Тома и переводя его на паренька.
Официант на пару секунд подзавис, перезагрузился и уточнил:
– У вас достаточно сильный акцент, я не совсем понял ваш заказ, – он снова улыбнулся и максимально незаметно стрельнул карими глазами в декольте, оставленное распахнутой рубашкой.
– Кофе, будьте любезны… – сдалась девушка и вернула взгляд Тому.
Тот сидел, опустив глаза и прикрыв рот рукою, очевидно, стараясь изо всех сил сохранить серьезность. Почувствовав, что снова стал объектом изучения, Уилсон приподнял лицо и посмотрел на девушку таким пронзительным взглядом, что у нее снова дернулось веко.
– Доброе утро! – начал прерванный вчера разговор мужчина.
– Утро добрым не бывает! – улыбнулись ему в ответ.
– А как тебе сегодняшняя погода? – актер снова прощупывал почву, готовясь рассказать о том, в каком он восхищении от эдакого замечательного, солнечного денечка.
– Отвратительней не припомню, – тут же был совершенно серьезный ответ, – вместо нормальных ворон какие-то птицы свиристят, люди на улице, как идиоты, улыбаются, солнце это дурацкое глаза выжигает… Лондон, как и мой город, не создан для такой погоды. Вся краса становится очевидной, лишившись столь яркого освещения… Мрак делает всё красивым. Только мрак, только полутьма.
Уилсон, чуть приоткрыв рот, оторопело слушал собеседницу, растерянно водя тонким пальцем по верхней губе.
– Ты можешь этого не делать? – резко прервав свои размышления, слегка раздраженно попросила русская.
– Что? – удивленно очнулся Том, отрывая пальцы от губ.
– Спасибо… – вместо объяснения ответила незнакомка, опуская глаза.
«Красив, как бес, сволочь…»
Действительно, Бог выпендривался, когда создавал Тома Уилсона: идеально пропорциональные, тонкие, аристократически изящные черты лица, обезоруживающе-светлая улыбка, густые русые волосы. Потрясающей глубины серо-голубые глаза сейчас, когда мужчина отвернулся от окна, затенились синей рубашкой в бархатно-сапфировый цвет.
«Ужас какой-то. Просто кошмар…»
Официант принес ароматный кофе, и девушка, ухватив кружку обеими руками, припала к ней нежно-сливовыми губами.
«А ей идет эта помада, – пронеслось в голове у актера, он пристально следил за тем, как черный, словно смола, напиток касается едва накрашенных губ, – она сегодня еще красивее, чем вчера… Очень красива, но какая странная у нее красота! Будто темная, потусторонняя, фатальная. Наверное, такой же гордой, обезоруживающей сексуальностью, животной энергией могут похвастаться суккубы. Магнит, который ненавидит абсолютно всё, что к нему тянется. Которому ничего больше ни от кого не нужно. Разве так может быть в ее-то возрасте?! «Обжигающая». Иссиня-черные длинные волосы, бледное лицо, темно-кофейные глаза. Но ведь были ж они у нее искрящимися, почти янтарными? На той фотографии…»
– Скажи, пожалуйста, – отставив кружку в сторону, сложив руки на стол и склонившись к Тому, внезапно начала девица, – почему ты не отдал мой телефон администратору?
– У меня он сохраннее, – так же подавшись вперед, чуть склонив голову набок, улыбнулся Уилсон. – Знаешь, что подумал? – продолжил он, понижая голос, – я не знаю твоего имени…
– Маргарита, – откинувшись назад, разрывая дистанцию, небрежно ответила девушка.
– Булгаковская? – улыбнулся Том, так же отстраняясь к спинке кресла.
– Если бы… – задумалась русская. – Но это бы многое объясняло… да что там! Почти всю хрень в моей жизни это б объясняло.
Он смотрел на нее и никак не мог понять, куда же девалась та счастливая, жизнерадостная девушка с фотографий? Все, чего он смог добиться, это холодный, серьезный взгляд и скорее хищная, нежели добрая улыбка…
– Я сейчас вернусь, – Том приподнялся и, поспешно отпив чаю, изящно выскользнул из-за стола.
Оставшись в одиночестве, Марго глубоко выдохнула, обхватила голову руками и уставилась немигающим взглядом на забытую «звездой» кружку.
Громко запел и завибрировал оставленный Уилсоном прямо посередине столика телефон:
«I don't care if Monday's blue
(Мне всё равно, если понедельник уныл,)
Tuesday's grey and Wednesday too
(Вторник сер и среда тоже,)
Thursday I don't care about you
(В четверг мне на тебя плевать,)
It's Friday I'm in love
(Вот пятница, я влюблён.)»
Маргарита вздрогнула и уставилась на экран. Тома отчаянно желала какая-то «Аманда». Закатив глаза, девушка откинулась на спинку кресла, схватив кофе, залпом осушила кружку.
Транквилизаторы с кофеином… Ну ладно… Не с вискарем же, как бывало, и то хорошо…
Из размышлений ее выдернул бархатный голос, возникший позади, почти у самого уха:
– Заскучала без меня? – Том вынырнул из-за спины и, шагнув к своему месту, вальяжно уронил свое тело в кресло.
– Нет, – пожала плечами девушка, – твои женщины разве дадут соскучиться? – она изобразила лучезарную улыбку.
Уилсон едва заметно напрягся и быстро обвел взглядом кафе. Не увидев знакомых лиц, уперся серыми глазищами в собеседницу:
– О чем ты, Маргарита? – приподняв брови, вежливо улыбаясь, уточнил джентльмен.
Русская только слегка склонила голову в сторону айфона:
– Тебя хотела Аманда, перезвони, вдруг у нее что случилось? – она аналогичным образом вскинула брови, даря понимающую улыбку.
Том улыбнулся и снова склонился к столу, опершись на него руками:
– Не желаешь поработать одним из моих секретарей, Марго?
– У меня плохая память, – быстро ответила девушка, – я перепутаю всех твоих баб.
Уилсон пожал плечами, вопросительно вскинув голову, все же уточнил:
– В трех соснах заблудишься?
– Меня твой лес не интересует, – последовал слишком холодный ответ, – и потом… Том, у меня чувство юмора сильнее чувства жалости. Если ты понимаешь, о чем я…
Актер рассмеялся и снова отпил чай:
– Зато это могло бы быть интересным, – он снова поднял на девушку пронзительный серый взгляд. – Ты бы внесла свежую струю…
– Ага, – согласилась Маргарита. – А потом бы меня выносили…
Том неожиданно-грустно улыбнулся. Повисло странное, почти осязаемо-липкое молчание.
– Маргарита…
– Том…
Оба растерянно умолкли, Уилсон жестом предложил девушке продолжить.
– Том… – она словно задохнулась. – Я не хочу отнимать у тебя время, я знаю, что ты очень занятой человек, – Маргарита приподняла на него взгляд и тут же опустила его в стол. – Спасибо за приятную беседу и общение… Но мне стоит уже…
Не вполне отдавая себе отчета в том, что он делает, Уилсон быстро поднялся, кошкой метнувшись вперед, оказался рядом с русской. Протянул ей руку.
– Я согласен. Мы здесь засиделись, – он с удивлением и каким-то странным удовлетворением поймал мелькнувший в глазах собеседницы страх, – пойдем.
«Ну-ну, Снежная Королева, посмотрим, что ты прячешь за своей ледяной стеною!»
Маргарита отшатнулась от мужчины, пристально посмотрев в его глаза, холодно улыбнулась.
Подала свою руку.
«Че ты там еще выдумал, зараза сероглазая?!» – чертыхалась она про себя, растягивая губы еще шире и добродушнее.
Том поспешно кивнул официанту на брошенные у тарелочки деньги, вывел девушку из кафе. В глаза ударил слепящий свет, и Маргарита, зашипев, начала жмуриться.
– А ты не вампир случайно? – пошутил Уилсон, близко склонившись к девице.
– Почему же «случайно»? – прошипела она. Чертыхаясь по-русски, полезла в сумочку за сигаретами.
– Счастливые люди не курят… – зачем-то пробормотал Том, глядя на нее сверху вниз.
– Не претендую на эту почетную характеристику, – отрезала девушка, жмурясь, хмурясь и затягиваясь сигаретой. – Мы с тобой, я так понимаю, слишком разные, медовый мой.
«Глянул бы на прибыли табачных компаний… Моралист недобитый! Прослезился б, может, над судьбинушкой «несчастной» голубой планеты!»
Уилсон приподнял брови и удивленно воззрился на улыбающуюся Маргариту. Как быстро она менялась по ходу разговора…
– Таки где моя мобила, воришка? – не прекращая сахарно улыбаться, настаивала русская.
– В надежном месте, – загадочно прошептал мужчина, – чтобы ее заполучить, нужно выполнить квест…
– Ну что еще?! – простонала Марго, запрокидывая голову, чтобы увидеть смеющееся лицо слишком уж высокого собеседника. – Ты извести меня решил?!
– Еще даже не пытался, – многозначительно изрек Том, скользнул задумчивым взглядом по длинным волосам собеседницы. – А задание простое, не потребует от тебя чрезмерных усилий…
Маргарита курила и молча, красноречиво глядела на мужчину.
– Сейчас в больницу поедем, – сбросил флер загадочности Уилсон, – Джеффа навестим…
– Какого Джеффа?!! – поперхнулась дымом девушка. – Не знаю никакого Джеффа! Нахрен он нужен-то?!
– Знаешь, знаешь, – кивал Том, ухватывая Маргариту за плечо, обжигая ее своими цепкими пальцами сквозь куртку, – освежим тебе память… булочка моя!
Он распахнул дверцу припаркованной машины и впихнул туда обалдевшую от внезапного британского красноречия русскую. Выдернув из чужих дрожащих пальцев сигарету, щелчком отправил окурок в ближайшую урну.
– Мне, видимо, должно льстить, что ты хотя бы меня не забыла за ночь… – он упал за руль и, повернувшись к Марго, совершенно обезоруживающим, тяжелым взглядом посмотрел ей в глаза.
Девушка быстро отвернулась к своему окну, подперла пальцами подбородок:
– Тебя забудешь… – со злостью, отчаянием пробормотала она по-русски, пытаясь отогнать всплывшие так некстати воспоминания о сегодняшнем сне.
Уилсон едва заметно улыбнулся и завел машину:
– Будет честным и правильным… Напомнить тебе…
Он сделал паузу, посылая машину с места. Не сводя смеющихся серых глаз с дороги, томно продолжил:
– Я немного понимаю по-русски, моя сладенькая…
И искренне, заливисто расхохотался, услышав глухой, надрывный, отчаянный стон с соседнего сидения:
– Твою ж ма-а-ать!!!
Примечание автора: песня в главе: The Cure – «Friday Im In Love»
