Текст книги "На игле (СИ)"

Автор книги: Касаи Кагемуша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

***

С Винсентом все обошлось, однако неделю по школе рыскала полиция, потроша личные вещи студентов и пытаясь найти доказательства чье-либо виновности, но все было чисто. Это наводило Гермиону на некоторые мысли, а именно, что треклятые подонки спрятали все свои запасы где-то на территории школы, что значило, что найти их сможет и она. Уничтожить то, что Уизли имели в своих запасах, начать стоило именно с этого, а новые поставки – что же, с учетом того, как навострила уши полиция, их можно было в ближайшее время не ожидать.

Карта Мародеров, как обозвал ее Гарри, была точнейшим изображением всех закутков и потайных помещений школы, на котором с почти маниакальной скрупулезностью Гермиона отмечала все места, где закладки быть не могло. Вместе с тем, как инспекция этаж за этажом прочесывала здание, увеличивалось количество красных крестиков на карте, и вместе с этим таяла надежда девушки найти тайник. В этот раз книги и знания из них были абсолютно бессильны, потому что ее противником были не стихи на латыни и не задачи про инерционное движение, а люди. Люди хитрые, умные, не глупее ее самой, опасные и лишенные морали. Люди, которые продавали героин школьникам, которые смели в открытую ухмыляться властям, зная, что на них ничего нет. Что она могла? Где гарантия, что они не перепрятывали свой товар изо дня в день? В середине мая полиция отчаялась найти дилеров и покинула школу, а вместе с этим покинула и Гермиону надежда отыскать чертову закладку.

Однако она рано похоронила книги, даже сейчас они сослужили ей службу. Тот самый томик Джека Лондона, который она не дочитала, прерванная появлением Крэбба, он-то и дал ей ответ. Как Смок Беллью искал картошку в доме жадного переселенца, так она искала наркотики в школе.

Слух о том, что инспекция вернулась с собаками, обшарила рано утром все здание и что-то даже нашла, облетела общежитие в считанные минуты. И Гермиона многое бы отдала, чтобы увидеть, как вытянулись лица близнецов, когда они услышали эту новость, как побледнела сука-Анджелина, как сорвались с места и побежали эти рыжие мрази, как им было страшно. Но Гермиона должна была быть в другом месте. Она победно усмехнулась, когда для нее тайн больше не осталось.

Падать с лестницы было, если честно, страшно, но того требовал план, выверенный до самой мелкой детали. Вмешивать Рона и Гарри она считала нечестным, слишком опасно было противостояние старшим Уизли, и поэтому пришлось делать все самой. Падение было недолгим, гораздо мучительнее было решиться и оттолкнуться ногами от ступени, зато потом, когда ее нашли на полу Парвати и Падма, ей, с синяком на всю руку, легко поверили, что она едва может наступить на ногу. Лаванда собрала самые необходимые вещи, Гарри пихнул тайком в сумку плитку темного шоколада, который всегда берег для подруги, Рон порывисто приобнял. Лазарет означал посещение ровно раз в сутки и не больше, чем десять минут.

А утром были крики Ли Джордана.

***

– Братец, успокойся! – Джордж устало потер переносицу, закрывая глаза, чтобы вышагивающий туда-сюда по комнате брат перестал мельтешить в глазах. – Я знаю, насколько мы в дерьмовом положении, но тем, что ты в конце концов врежешься в стенку ты ничего не изменишь.

– О тайнике знали Ли, Анджи, Элис и Кэти. Больше никто. Я просто не понимаю, не могу понять! – Фред запутался пальцами в собственных волосах, наконец-то падая на кровать. – Это просто непостижимо, не мог же кто-то из них сжечь все наши припасы?

– А та записка? – Джордж языком провел по зубам, цокая.

– Уже думал об этом. Почерк явно скопирован откуда-то, но слова…

– Горите в адском пламени, – по памяти процитировал Джордж. – Это кто-то, кто слышал истерику этого мальца, Крэбба, когда его накрыло после тяжелого.

– О том, что он тогда кричал, знает чуть ли не вся школа, – возразил его брат. – И зуб у этого кого-то может быть на нас по другой причине.

– Возможно, это тот, другой?

– К чему ему это? – резонно возразил Фред. – У него-то все в шоколаде, поверь.

Дверь в спальню распахнулась, и туда ввалился Джордан, а следом за ним и Анджелина. Оба были порядком рассержены.

– Элис говорит, что подожгли ночью, она подслушала разговор директора и этого дебила-копа, Грюма. Сейчас она и Кэт пытаются узнать больше. Во всяком случае, отпечатков нет, ни наших, ни того, кто это все устроил, все сгорело до последнего грамма, – Ли мрачно улыбнулся и рухнул на постель. – Флетчер сможет подогнать новую партию не раньше, чем через месяц, мы в полном дерьме.

– Да уж, влипли мы знатно, – поджала губы Анджелина. – Я сначала было подумала на эту чертову выскочку, Грейнджер, но она вчера упала с лестницы, к сожалению, без переломов, но в лечебницу ее уложили. Даже если она симулирует, и она на самом деле может ходить, даже в этом случае она никак не могла выйти из больничного отсека ночью, Помфри запирает все двери.

– Ты, кажется, зациклена на ней, – острая ухмылка Фреда заставила Джонсон сглотнуть. – Впрочем, если ты хочешь, я поговорю с ней. Посмотрим, что скажет наша птичка, если с ней быть помягче.

***

– Неважно выглядишь, – Гермиона распахнула глаза, подскочив от неожиданного голоса, и чуть было не упала с узкой больничной койки, однако загорелая рука Фреда цепко ухватила ее за талию, не давая рухнуть на пол.

– Что ты тут делаешь? – она подобралась, готовая в случае чего тут же звать на помощь.

– Как невежливо! – притворно всплеснул руками Уизли, не прекращая ухмыляться.

– Ты тоже, спешу заметить, не постучался и не поздоровался, – парировала девушка. – Дай угадаю, мадам Помфри снова сидит на футбольном матче, ждет, когда Вуд опять что-нибудь потянет, а тебе дала ключ, чтобы ты взял лекарство от головной боли сам? – она сложила руки на груди, не сводя глаз с лица оппонента.

– От боли в животе, – поправил ее юноша, не скрывающий, впрочем, восхищения ее догадливостью.

– Зачем пришел? – резко и грубо оборвала его Гермиона, сдувая непослушную прядь со лба. Он улыбнулся в ответ, покачивая головой.

– Раньше думал, что ты львица, а сейчас ты больше походишь на выдру. Такая же маленькая, беззащитная, только глазенки сверкают. Умная и опасная.

– Мне ответить комплиментом на комплимент и сказать, что я о тебе думаю? – она не смогла сдержаться, и ее нос презрительно сморщился.

– Не стоит, – хохотнул он, впрочем, не прекращая вслушиваться в звуки со стороны улицы, чтобы успеть вовремя уйти. – Откровенность за откровенность, Грейнджер. Ты знаешь, как я попал сюда, а я знаю, что это ты сожгла всю нашу траву. Поэтому-то я тут.

– Какую траву, Фредерик? – она оставалась невозмутима, но сама знала, что Уизли был не глупее ее, а потому с ним нельзя было играть на открытых картах, пусть он даже и знал, что она блефовала. Он все равно не знал и не мог знать ее комбинации.

– Не хочешь, говорить – не надо, – он нагло сдвинул ее одеяло вместе с ногами в правому краю кровати, усаживаясь на освободившееся место. – Тогда пока поговорим о чем-то другом, а потом ты все равно расскажешь мне, как у тебя это вышло.

– Что вышло? – она держалась надменно, не подстраиваясь под его притворно дружеский тон. Она знала, что они не были друзьями, как раз наоборот. – Я последние сутки лежу в запертом лазарете и не могу выйти отсюда, ты понимаешь это?

– Как ты видишь, я тут, – ответил Фред, легкомысленно пожимая плечами. – Если я смог войти, то, наверное, и ты могла бы выйти. Впрочем, я не об этом, давай сменим пока что тему. К этому мы еще вернемся, но позже. Может, лучше, расскажешь, как ты этого добилась?

– Чего? – в этот раз она действительно не понимала.

– Раньше никто не различал нас, даже мама и Ли, а ты уже второй раз узнаешь меня. Везение или нет?

– Система, – она позволила себе высокомерно ухмыльнуться. По правде, она и сама не знала, как она отличала, кто из них кто, просто за эти недели, которые она провела, наблюдая за близнецами, она научилась безошибочно определять их. Кажется, Фред хотел что-то добавить, но из-за окна донеслись возгласы, означавшие, что тренировка завершена, и он поспешно вскочил, торопясь покинуть кабинет до прихода медсестры. Впрочем, у самой двери он развернулся:

– Я еще приду, Грейнджер, жди меня.

И растворился в воздухе, словно его и не было.

***

За окном пели птицы, светило солнце, и лежать в прохладе больничного отсека было до жути скучно и обидно. Гарри и Рон заглядывали к ней дважды в день, один раз в законные часы посещения, и один раз за завтраком, когда суровая мадам Помфри была в столовой.

– А потом Симус взял и налил туда воды, а реактив-то кислотный и все как рванет! – Рон эмоционально всплеснул руками, показывая масштаб разрушений, которые нанес Симус, подорвав колбу. – Но сам он цел и невредим, даже удивительно. Весь стеллаж Снейпа рухнул, а ему хоть бы хны!

– Он просто уже привык, – рассмеялась в ответ Гермиона, откидывая назад голову. – Бедный Дин, в их комнате снова будет пахнуть горелым.

– Это точно, – усмехнулся Гарри, протирая очки рукавом рубашки.

– А что еще нового? – девушка потянулась и взяла с тумбочки кусочек шоколадки, которую ей принесли друзья. На языке остался терпкий привкус горчинки.

– Нового… – Рон вытянул ноги, размышляя. – Да ничего, пожалуй. Анджелина бесится из-за того, что кто-то сжег их запасы травы, Полумне, кажется, плохо и у нее ломка. Вероятно, завтра приедут и заберут ее, ей нужно пройти курс лечения.

– Гашиш – это дрянь, – скривилась Гермиона. – Я рада, что кто-то наконец-то решился разобраться с этим.

– Никто не понимает, кто именно, – пожал плечами Гарри. – Как он или они узнали, где у близнецов заначка? Как смогли пройти мимо патрулирующего школу Филча? В конце концов, зачем это делать?

– Быть может, это кто-то, кто сам зависим? – предположил Рон.

– Хватит, мальчики, – оборвала их Гермиона, которой не слишком хотелось обсуждать эту тему. Ей еще предстоял допрос от Фреда Уизли. – Вы не могли бы завтра зайти в библиотеку и взять для меня новых книг?

– Конечно, – солнечно улыбнулся Гарри. – Мы утром до завтрака зайдем, а потом сразу к тебе!

– Поправляйся, – добавил Рон, поднимаясь. Время посещения истекало. – Мы пойдем на ужин, наверное.

– Да, до завтра, Герм, – Поттер тоже встал, но вдруг обернулся, словно забыл что-то важное. – Да, кстати, про твое здоровье спрашивал Малфой.

– Вот как, – удивленно приподняла брови Гермиона. – Ну, тогда передай ему, что со мной все отлично.

Когда за мальчишками захлопнулась дверь, палата погрузилась в тишину. Девушка шумно выдохнула, сползая вниз по простыням, и развернулась к окну. Интересно, Драко догадался? Конечно, догадался, он же не идиот. Но если он когда-нибудь спросит ее, зачем она это сделала, зачем снова рисковала жизнью, переползая по карнизу из медицинского отсека в класс латыни, зачем вступила в войну, спалив почти кило этой дряни, то она ответит так, как он однажды сказал ей. Она сделала это не для него. Не ради того, чтобы он больше не плакал над телом друга, не ради того, чтобы отомстить за Крэбба, нет. Но ради того, чтобы никогда не увидеть, как ровно также корчится на земле кто-то из тех, кто дорог ей. Это было страшно.

Страшно было и то, что Уизли действительно пришел, стоило Помфри покинуть рабочее место, чтобы пойти на ужин, а после осмотреть Симуса. Он бесшумно проскользнул в комнату, и надвигающиеся сумерки сделали его фигуру еще более контрастной, чем она была на самом деле. Гермионе потребовалась вся ее выдержка, чтобы не вскрикнуть.

– Добрый вечер, давно не виделись, – он отсалютовал ей и нагло уселся на край ее кровати, подвинув ноги. В бедро больно врезался металлический угол столика для лекарств, стоявшего тут же, но Грейнджер и не подумала выразить недовольство, сохраняя молчание. – Что, даже не поздороваешься? Вчера ты, помнится, возмущалась, что я этого не делаю, – он прищурился, разглядывая ее лицо, и в сумраке комнаты Гермиона внезапно отметила, какого глубокого цвета его глаза. Более темные, чем у Рона, с мелкими золотистыми крапинками на периферии радужки.

– Здравствуй, Фред, – все-таки кивнула головой она.

– Как поживаешь? – он добродушно улыбнулся, и, будь это кто-либо другой, староста приняла бы эту улыбку за чистую монету. Но не в случае, когда речь шла о Фреде Уизли.

– Нормально.

– Ух, с тобой сложнее вести разговор, чем я думал, – он нахмурился, запуская руку в волосы. – С моим придурком-братишкой ты была более открытой.

– Не смей так говорить о Роне, – буквально прошипела она, все-таки не сдерживаясь и отдаваясь ярости. – Не тебе его в чем-то упрекать!

– Ладно, ладно! – он поднял руки, словно сдаваясь, явно не ожидая такого всплеска эмоций. – В чем твоя проблема? – он нахмурился, на всякий случай отодвигаясь чуть дальше.

– Моя проблема в том, что ты никак не поймешь, что тебе тут не рады и не уйдешь! – она тихо зарычала от бессилия, ее волосы растрепались, а глаза метали молнии. И Фред бы никогда и никому не сказал, что в этот момент почти залюбовался ею.

– И чем я тебе так не угодил? – он шутливо поднял брови, но тут же перестал паясничать, потому что девушка исхитрилась и со всей силы пнула его «здоровой» ногой, сбрасывая на пол.

– Чем?! – она почти завизжала. – Ты еще спрашиваешь, чем?! Ты, мерзавец, подонок, сукин сын! Ты хоть видел, что вы сотворили с Винсентом? Ты хоть раз подумал о нем? Он мог умереть, ты, урод! Вы посадили его на иглу, вы довели его до пропасти и чуть ли не сами толкнули его туда! Это все для тебя шутки, да? А Рон? Сколько раз вы издевались над ним, ты же прекрасно знаешь, что ему физически плохо, когда он видит пауков! А Невилл, а Полумна, а мои письма, в конце-то концов? Ну нет, Фредерик, у меня достаточно поводов ненавидеть тебя! – она выдохлась, тяжело дыша, а он поднялся с пола, отряхиваясь.

– Я понял, – тихо ответил он, выходя из помещения. Когда за ним захлопнулась дверь, Гермиона наконец-то пришла в себя и вдруг почувствовала, что ее щеки мокрые от слез.

***

– На тебе лица нет, – нахмурился Джордж, когда его брат вернулся в комнату, молча скидывая ботинки и падая на кровать. – Что случилось?

– Не спрашивай, Фордж, – отмахнулся тот. – Просто эта девчонка, давно мне никто не говорил так прямо и открыто то, что думает обо мне.

– Не бери в голову, братишка. Что тебе ее слова? – Джордж пересел к близнецу, кладя руку ему на спину.

– Ты просто не видел ее в этот момент, – Фред перевернулся на бок, глядя в глаза брата. – Я давно не чувствовал себя такой мразью. Самое ужасное, что она права в каждом своем слове, понимаешь?

– Понимаю, – они замолчали, и Джордж, хоть и не слышал монолога Гермионы, тоже внезапно почувствовал какое-то ноющее чувство в груди, прожигающее насквозь.

***

Гермиона надеялась, что он больше не придет, однако он пришел. Снова бесшумно вошел внутрь, но в этот раз на его лице не было самодовольной ухмылки, как в прошлые два, он выглядел притихшим и каким-то печальным, и, стоило сказать, таким Гермионе было гораздо сложнее его ненавидеть. Он был не похож сам на себя.

Они оба долго молчали, глядя друг на друга: он не спешил начать говорить, она надеялась, что он сам уйдет. Поэтому она почти что вздрогнула, когда он заговорил.

– Прости, – ей показалось, что она ослышалась. – Прости за твои письма, за Рона и за того мальчика, Винсента. Это действительно моя вина, что он пристрастился к дури.

– Ты не можешь ничего исправить пустыми извинениями, – резко бросила она, сама пугаясь того, что уже не могла злиться на него так яростно, как раньше. По крайней мере, сейчас, когда он стоял один, без своей шайки, опустив голову и, по крайней мере так казалось со стороны, почти искренне извиняясь.

– Я знаю. Но нужно же с чего-то начать? – он ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было того яда, что обычно.

С тех пор он приходил каждый день. Поначалу Гермиона очень злилась: ей не нравилось то, что он пытался завести с ней разговор, не нравилось то, что он пытался задобрить ее своими извинениями, чтобы она открыла ему секрет того, как смогла уничтожить все их запасы. Потом она злилась на себя, что, несмотря на то, что Уизли был форменным негодяем, она больше не ненавидела его так яростно и отчетливо, как раньше. Была ли это слабость, вызванная тем, что вообще мало кто когда-либо уделял ей столько внимания? Пожалуй. Во всяком случае, он проводил у ее постели даже больше времени, чем Гарри и Рон, это уж точно. Он ненавязчиво расспрашивал ее о ее увлечениях, вертел в руках вязание с недоделанной шапочкой, которую она собиралась отправить в благотворительный фонд, и совершенно не обижался на то, что отвечала она как правило скупо и грубо. Впрочем, чем дальше, тем больше их общение становилось похожим на диалог.

Однажды, когда он как всегда сидел на полу у ее кровати – после того случая он больше не садился на койку подле ее ног – он внезапно произнес, крутя в руках дочитанный давным-давно томик Джека Лондона:

– Я знаю, как ты это сделала.

Он сказал это совершенно ровным тоном, не уточняя, о чем именно он говорит, но Гермиона поняла и без слов, пусть они никогда и не касались этой темы. В ней загорелось любопытство: она знала, что Фред был не глупее ее и, вероятно, он и правда все понял.

– Ну-ну? – она выгнула правую бровь, ожидая подробностей.

– Ты сказала Парвати, что видела полицейских с собаками, ты знала, что она обязательно растрясет это по всему Хогвартсу. Поэтому-то тебя и не было тогда в гостиной, я прав? Ты была на лестнице второго этажа, только там достаточно безлюдно, чтобы мы могли спрятать там наши запасы. А потом дело было за малым. Я прав? Я ведь тоже читаю, хотя и меньше твоего, но рассказы о Шерлоке Холмсе я люблю. Правда, я все равно не понимаю, как ты выбралась из лазарета.

– «Графа Монте-Кристо» читал? – осведомилась она, кривя губы в почти что улыбке.

– Под кроватью подкоп? – он ответил самой настоящей солнечной широкой улыбкой. Такой, какой улыбался ей обычно Рон.

Их по-настоящему серьезный разговор произошел через полторы недели после того, как Грейнджер попала в больничный отсек: к тому моменту ее ссадины и синяки уже зажили, и со дня на день ее должны были отпустить. Они оба не поняли, как завязался этот странный диалог, вот только девушке не хотелось вопреки привычке обвинять его в чем-то или ругать на чем свет стоит, называя последним мерзавцем.

– Ты же и сам знаешь, что наркотики, даже легкие – это смерть, – она сидела по-турецки поверх покрывала на кровати, и ее короткие пижамные штаны в желтую полоску смешно топорщились пониже колен.

– Знаю, – он наклонил голову вбок, словно ожидая продолжения.

– Тогда почему ты продолжаешь торговать этой гадостью? Марихуана, гашиш, героин… Это не шутки, Фред! – и добавила совсем тихо, как-то обреченно. – Понимаешь?

– Понимаю. Только ведь как, Грейнджер… Мы всю жизнь жили и живем в нищете. Что мы можем? У нас нет другого выхода, чтобы встать на ноги, мы должны вылезти из этого. Я не хочу видеть, как моя сестра ломает себе жизнь, становясь содержанкой какого-нибудь богатого хмыря, или, того хуже, идя работать на панель, – последние лучи солнца играли в его волосах, а в глазах не было того привычного задора, что всегда.

– Ты пытаешься построить свою жизнь и жизнь тех, кого любишь, ломая при этом чужие, – она отвернулась, глядя на зеленые кровли за окном. – Так нельзя.

– Нельзя, – эхом отозвался он, то ли соглашаясь, то ли пробуя это слово на вкус.

А на следующий день, когда он по обыкновению пришел в ее палату, там никого не было. Почему-то от этого стало тоскливо. А потом, в общей гостиной, он увидел, как она обнимает Рона, смеясь, и желудок свело. Захотелось прямо сейчас наколдовать огромную гору пауков, чтобы они отцепились друг от друга. Тошно.

***

– Хей, дружище, чего это с ним? – толкнул Джорджа в бок Ли, когда Фред стремительно влетел в гостиную и, не оборачиваясь на друзей, стремительно поднялся вверх по лестнице, хлопая дверью спальни.

– Не знаю, – покачал головой Уизли, глядя туда, где только что скрылся его брат. – Он сам не свой уже с неделю, ничего не говорит, только смотрит как-то отчаянно. И ему больно. Это я тебе как его близнец говорю, я знаю, что он ощущает.

– Ничего не понимаю, – тряхнул головой Джордан. – Может, попросить Анджи поговорить с ним?

– Не стоит. Он так вчера рявкнул на нее, когда она попыталась пристать к нашему брату, что она до сих пор злится, – Джордж поднял брови, показывая, насколько жарким был вчера спор с Джонсон, и упал в кресло у камина, вытягивая ноги.

А Фреду действительно было больно. Он не понимал, что с ним творилось: с того момента, как маленькую подружку Ронни выписали из больничного крыла, он был словно выброшенная на берег рыба. Ноги сами несли его к хорошо знакомой двери с трещинками в белой краске, вот только в пропахшем медикаментами помещении было пусто, и рыба беспомощно открывала рот, ища спасительную воду. Что с ним не так? Говорить с друзьями и даже с Джорджем не хотелось; любой скандал, любая шутка над кем-то, то, что раньше приносило удовольствие, сейчас вызывало лишь волну отвращения к самому себе, липкого омерзения, которое тараканами влезало под кожу.

Она была права. Права сотню, тысячу раз, она могла бы подобрать еще десятки слов, описывающих его. Он только недавно стал совершеннолетним, но уже был по самую шею утоплен в грязи и тине, и за собой тащил Джорджи, привязанного к нему, словно веревками.

Дважды Фред хотел заговорить с ней. То, что она больше не смотрела на него с таким презрением, граничащим с жалостью – это давало шанс начать дышать, давало на секунду снова почувствовать себя просто стариной Фредди, который учил младшего братишку рыбачить и пускать воздушных змеев, а не тем странным человеком, которым он стал. Когда он погряз в этом дерьме? До того, как Наземникус Флетчер предложил им с Джорджем и Ли участвовать в провозе и распространении легких наркотиков? Или раньше, когда он стал подшучивать над Ронни? Или он всегда был таким – жестоким, с больной фантазией и чувством юмора – только осознал это не сразу?

Вина словно вериги обвивалась вокруг его шеи, затягиваясь все сильнее и удушая.

Он тонул, словно ему снова было восемь, и он запутался ногой в тине на дне озера, и илистая муть снова заливала его легкие, убивая. Тогда его вытянул Джордж. Сейчас Джордж тоже тонул рядом.

Маленькая, по-юношески щуплая девчонка с буйной гривой волос и понятием справедливости, которое, наверное, не уступало чувству долга и чести, которое описывалось в сказках о короле Артуре. Девчонка, которая при всех бросилась на них, защищая друга. Девчонка, которая додумалась выманить их к тайнику в туалете, где умерла Миртл. Которая каким-то непостижимым образом смогла ночью пробраться и поджечь его, спалив все дотла. И как она обошла пожарную сигнализацию?

Кажется, он припоминал, что, когда бедняге Крэббу стало плохо, она тоже была там, рядом. Винсент был неплохим парнем, вот только травы ему уже было мало, и он перешел на что-то более тяжелое, пропав из поля зрения близнецов. Они редко говорили об этом, не считая важным, однако для них не было секретом, что в школе был кто-то другой, кто-то, кто торговал не просто маковой соломой, но опиумом, кокаином, героином. Но, кажется, эта девочка с копной густых волос искренне верила, что это они сбывали эту дрянь малолеткам. И это было хуже всего.

Неужели он такая скотина, что она имеет право подозревать его в этом? Да, да, сотню раз да. Он мог бы найти этого другого, мог бы предотвратить все, закончить раньше, прежде, чем один из студентов чуть было не погиб. Мог бы объявить неизвестному войну, изжить его, только что сделал он? Ничего…

Дверь скрипнула, пропуская внутрь Джорджа. Он молча сел рядом с братом на пол, кладя руку брату на плечо.

***

Гермиона задумчиво потерла носком туфли закоптившийся от открытого огня пол в женском туалете. Тут-то и было ее адское пламя, ее огонь правосудия, ее маленькая большая диверсия. Гермиона не могла понять, почему ей ничего до сих пор не было за ту выходку, она ожидала, что на нее обрушится буря, стоит близнецам что-то узнать, а ведь Фред знал, догадался, и, стоит ему сделать еще один крошечный шаг – и он будет знать абсолютно все. Возможно, именно эта интрига и держала его? Кто знает… Девушка запрокинула голову, разглядывая недавно побеленный потолок: раньше там красовались надписи пошлого содержания.

По правде говоря, она запуталась. Уизли были подонками, очевидно, но она, после тех вечеров, которые один из них проводил у ее кровати, почему-то не могла смотреть на них так, как прежде. Она сама не знала, почему, но она была убеждена, что Фред не желал ей зла, уж всяко не тогда, когда он терпеливо час за часом пытался вывести ее на разговор, рассуждая о книгах и истории. Он был раздолбаем, причем того сорта, который практически неисправим, он плохо учился, однако его познания в области мировых географических открытий, космоса, великих путешественников и изобретений были феноменальны. Пожалуй, за всю свою жизнь Гермиона не встречала ни одного человека, чьи глаза бы так зажигались, стоило ей упомянуть Жюля Верна. Искренний интерес всегда подкупал ее. В такие минуты она видела перед собой простого мальчишку, который горел приключениями, который в свободное время химичил с самодельными салютами и который очень любил своего близнеца. Был ли это настоящий Фред? Возможно. Во всяком случае, какая-то его часть. Он был гораздо сложнее, чем просто добро или просто зло, он сочетал в себе разные качества, и Грейнджер хотелось верить, что это и правда были настоящие стороны его характера, а не просто то, что он демонстрировал, чтобы разговорить ее и заставить признаться.

Дверь туалета скрипнула, и сзади послышался насмешливый знакомый голос:

– О, а вот и наша любимая староста! – Анджелина сложила руки на груди, перекрывая выход. – Что, это можно считать признанием?

– Не понимаю, о чем ты, – Гермиона попробовала обойти девушку, но ей преградила дорогу загорелая рука с браслетами на запястье.

– Не так быстро, сучка, – лицо Джонсон скривилось, из голоса исчезло все ее фальшивое дружелюбие. – Я знаю, что это ты сожгла все наши запасы! Ты, ты! – она наступала, и староста против воли отступала, испуганная. Быть зажатой в туалете самой спортивной девчонкой школы, которая на добрых полголовы выше тебя – это не шутки.

– Да что тебе от меня надо? – вскрикнула Грейнджер, и ее голос, отражаясь от кафельных стен, вылетел в коридор.

– Что мне надо?! О, всего лишь мелочь! Что ты сделала с близнецами, стерва? Я знаю, это ты! Они как в воду опущенные, особенно один из них. Ты угрожаешь им раскрытием? – Анджелина наклонилась к девушке, и та внезапно почувствовала прилив сил, желание бороться. Такое она испытывала обычно во время споров с Гарри или во время занятий по алгебре с профессором Квиреллом.

– Ты что, даже не знаешь, кто из них кто? – Джонсон побледнела, крылья ее носа раздулись. Как в замедленной съемке Гермиона видела, как взлетает в воздух узкая ладонь. Отчаянный крик раздался одновременно с тем, как сильная пощечина буквально оглушила старосту, заставляя ее упасть.

– Анджи, стой, не трогай ее! – последнее, что видела Гермиона, это двух одинаковых рыжих парней, вбежавших внутрь. А потом все потемнело и исчезло.

***

Анджелину трясло крупной дрожью, она рухнула на колени рядом с братьями, один из которых быстро осматривал бесчувственную девушку на предмет сильных травм.

– Она без чувств, – резко бросил он. – Черт возьми, Андж, что на тебя нашло? Зачем ты полезла к ней?

– Это она уничтожила все, ты знаешь! – Джонсон старалась говорить грозно, однако любому было бы понятно, что она с трудом сдерживает слезы. Ей было ужасно страшно.

– Это не повод бить ее, – покачал головой второй близнец, поджимая губы.

– Но это она… – первый перебил её, его голос надломился.

– Да нет, не она, не она! – а затем добавил, куда тише. – Это не могла быть она.

– Почему, Фредди? – Ли Джордан, стоящий в дверях, впервые подал голос. Фред встал, на руках удерживая худенькое тело.

– Она была в ту ночь со мной, – твердо ответил он, глядя в глаза другу. Его голос не дрогнул, но сердце пропустило удар в момент этой маленькой лжи: почему-то ему было жизненно важно ее защитить, пусть даже и от собственных друзей. Было ли это глупо?

– Вы что, вместе? – выпучил глаза Джордан.

– Нет, – грустно покачал головой Уизли, и тихо добавил, завершая разговор. – Я отнесу ее в больничный отсек.

***

Рон и Гарри узнали, что Гермиона снова попала к мадам Помфри только вечером, когда Поттер должен был отрабатывать наказание у школьного завхоза, поэтому к лазарету Уизли подошел один. Он тихо отворил дверь, заглядывая внутрь, но все было тихо и спокойно. Девушка лежала на кровати, укрытая тонкой простыней, она дышала ровно и медленно.

– Здравствуй, – раздался чей-то тихий голос слева снизу, и Рон подскочил от неожиданности. На полу, привалившись к стене и полусогнув в коленях ноги, сидел один из близнецов. – Я Фред, если что, – криво улыбнулся он, видя, как силится его брат опознать его.

– Что ты тут делаешь? – сказать, что младший Уизли был в изумлении, значит ничего не сказать.

– Жду, когда она очнется, – ответил тот, отворачиваясь и снова устремляя взгляд на худенькую девичью руку, лежавшую поверх одеяла. – Не шуми, не тревожь ее.

Они помолчали.

– Что с ней произошло? – наконец спросил Рон шепотом, снова оборачиваясь к брату.

– Это моя вина, – плечи Фреда напряглись. – Они с Анджи поцапались в туалете, и Грейнджер упала затылком на каменный пол, сильно ударившись. Мадам Помфри сказала, что сотрясения скорее всего нет, поэтому просто нужно ждать, когда она придет в себя.

– И Помфри не выгнала тебя?

– Не смогла. Ты же знаешь, я очень упрям, когда захочу.

Снова помолчали. Рон чувствовал, что что-то незаметно, но неумолимо переменилось в его брате, возможно, это выдавала поза, возможно – дело было в интонациях. Он не был силен в эмпатии, и поэтому не мог сказать точно, но чувствовал, что что-то стало не так, как раньше, скорее, как в далеком детстве. Сейчас Фред не казался ему тем глумливым жестоким чужим человеком, каким был последние пару лет, он снова был его братом, который в середине ночи пробирался в крохотную комнатку младшего брата, проверяя, нет ли там пауков.

– Я пойду, передай Гермионе, что я заходил, ладно? – он прищурился, пытаясь в сумраке разглядеть лицо Фреда, но не смог, как ни старался.

– Ладно, – тихо ответил тот, и вдруг окликнул его. – Рон! – он редко обращался к нему вот так, без вечной шутки в голосе. – Прости меня.

– Ничего, – мотнул головой парень. – Ничего, Фред.