Текст книги "Omnia mutantur, nihil interit (СИ)"

Автор книги: Каролина Инесса Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Когда Влад черкает забористую подпись в книге, которую ему протягивает классическая «дама в шторе», в голове у него пусто. Он начисто забывает, что полминуты назад чем-то клялся, что Ян тоже смущенно каркнул свое «Да». Рядом с ними Ишим, Вирен и Корак с Карой – они протягивают кольца, Кара подталкивает локтем подзависшего Влада.

Простое серебряное кольцо холодит пальцы; Влад наитием чувствует в нем искорку магии. У Яна тонкие пальцы, кое-где поцарапанные, сбитые костяшки заживают, на ладони ощущаются старые шрамики. Он как будто впервые видит эти запястья, залипает, потом случайно пересекается взглядом и просыпается. На руку Влада кольцо надевается легко. Он несмело тянется к Яну, касается рогами лба.

Кара тихонько всхлипывает, прячется, торопливо утирается.

– Ты чего ревешь? – наклоняется к ней Корак.

– Уж кто б говорил, – хлюпает Кара.

Корак сердито всхлипывает тоже.

Когда с этим покончено, Кара тащит их к машине. Ведет Андрей Ивлин, а она быстро, на ходу принимает клятву, и Влад с Яном послушно твердят вслед за ней нужные слова, и их стискивает, перевязывает демонским контрактом – вдобавок к их собственному. Прикрывая глаза, Влад прислушивается к себе, понимает, что их старое прорастает чем-то, расцветает, крепче вцепляется. Где-то рядом бьются растерянные мысли Яна.

Впервые за последние дни они понимают, что и штамп в паспорте, и демонская древняя магия – это все ничто. Что настоящее начинается там, на пороге снятого ресторана, куда съехались все гости. Оглушенный Влад чувствует, что его обнимают, хлопают по плечам, пожимают руки, расцеловывают дамы, пахнущие цветочными духами, и все поздравляют наперебой, что он устает бормотать благодарности, кивает, но это никого не обижает в общей кутерьме. Играет музыка, гости везде, куда ни глянь, все родные лица, и Влад пораженно понимает, что все это – его семья. Люди и нелюди, без которых он не мыслит жизни.

Кто-то хватает камеру, и на Владе виснет Корак, приобнимая за шею, с другой стороны прижимается сияющий, немного взлохмаченный и затисканный гостями Ян; Кара хитро ухмыляется и строит Яну рожки, пока он не видит, смеется. Рядом Ишим, шуршащая пышным платьем, как у сказочной принцессы, Вирен с развязанным красным галстуком на белой рубахе – и не Владу его поучать. Рядом приятели его, Рыжий и Ринка, повзрослевшие, важные. Целая Рота в черно-серебряных мундирах, гвардейцы, инквизиторы. Аннушка и Тина стоят в обнимку, кардинал Ирма держится особняком. Ведьмак Димка с пятью сыновьями и беременной женой. Знакомые из полиции, из города, из Ада… Краем глаза Влад видит старого друга Христофера, замечает пару Высших маркизов и князей. Потом – будто бы не стареющего Мартовского, бывшего милиционера, бывшего инквизитора, его дочь. Мага Егора с протезами, стальными пальцами, еще кого-то, не разобрать. И даже будто бы бабушку Катарину – зыбью там, в углу…

Ставя камеру на таймер, Саша Ивлин и Белка отскакивают прочь, наскоро прибиваются к толпе гостей, останавливаются рядом с родителями Белки, Вельзевулом и прекрасной демоницей Джайаной. Вспышка ослепляет, а Влад улыбается. Не через силу – по-настоящему. Потому что остро чувствует, что вечный контракт связывает его не с одним Яном, а с ними всеми.

12.

– Вон тот, справа, – шепчет Ян, подхватывая бокал шампанского и кивая на официанта. – На нем полно иллюзорной магии… Всковырнуть незаметно не получится, но я уверен, что это Викторов или наемник, которого он нанял.

– Вижу. Чего он ждет?

– Если торжественной речи Корака, то я ему не завидую, Рак ее готовил, старался.

– Он собрался стрелять, значит, легче, когда все соберутся рядом. Еще проще к стеночке встать…

– Ужасный ты человек, Войцек. Как он рыпнется, мы его схватим, у нас рядом машина Инквизиции дежурит.

Напряжение проскальзывает, но Ян удивительно успокаивает. Влад сам с утра разбирался с Инквизицией, втолковывал Ирме, что брать нужно с поличным, но он понимает, что ребята дежурные метнуться не успеют, им самим придется разбираться.

– Опять слиняли, – разоряется Кара, появляясь рядом и оттаскивая их к столам. – Денница, вечно вас нужно где-то отлавливать. Сначала запариваются, устраивают все это, а сами прячутся.

Корак важный, горделивый. Приглушают музыку, и гости уважительно замолкают, слушая его. Он, явно желая забраться повыше, размахивает руками, потом хватает бокал, и ситуация становится куда опаснее. Видя, что Влад ободряюще улыбается, кивает ему, Корак расцветает еще больше. Он надрывается про семью. Про то, что они нужны друг другу. И это он не про них, про Влада с Яном, а и про себя, и про всех, потому-то так тихо, так внимают ему.

Без магии Владу иногда неуютно, это правда. Непривычная беспомощность стискивает и теперь. Но он замечает в руке неприметного официанта боевой амулет. Протащишь такой – и не нужно тротила, можно и одним крохотным камушком разорвать все в клочья. Медленно, очень медленно Викторов поднимает руку…

И сейчас, когда Ян вскакивает на стол, сворачивая скатерть, когда выхватывает пистолет из-под полы серебристого пиджака и кидается на официанта с боевым амулетом, Влад Войцек, охваченный тем же бешеным азартом, готов второй раз – а то и третий сразу – проорать свое «Да!», но он вместо этого тоже перемахивает через стол, кидается следом. Туда же рвется и верный Джек, стряхнувший с ушей венок…

Мрак ревет и сносит официанта с ног, опрокидывает, волочет пару метров, и тот от неожиданности роняет амулет, и Влад, настигнувший его, отпинывает опасную дрянь куда-то прочь, к стене. Хищной птицей налетает Ян на человека, пытающегося подняться. Чужое лицо сползает с официанта клоками.

Замершие гости оживают. Орут, голосят. Насколько Влад видит, у многих оружие при себе, а у Корака, чрезвычайно расстроенного, что его прервали, на пальцах пляшет магия. Рядом с ним Кара с револьвером, и лицо ее страшно. И еще десятки других, готовых ради них броситься в бой.

Точной подсечкой Ян отправляет Викторова на пол, наваливается сам, заламывает руку – тот кричит, хрипит, срывая горло. Поднимая взгляд, видит Влада, стоящего над ним. Он сам не помнит, как выхватил заранее припрятанный за голенищем нож, и на полоску стали Викторов смотрит с удивительной надеждой.

Они были правы: ему нечем жить, десяток лет прожегшему в тюрьме. Потерявшемуся, выпавшему из жизни из-за них – но разве винят сторожевого пса за то, как он крепко кусает ночного вора?..

– Не думай, что я буду милосерден после того, как ты попытался сорвать мне свадьбу, – рычит Ян не хуже десятка адских гончих. – Нет, нет, смерти ты не заслужил – это я тебе говорю точно. Будешь вечно покрываться пылью в тюрьме, и я позабочусь, чтобы ты не выбрался… Ты будешь жить долго.

К ним быстро подъезжают. Ян передает слепо глядящего перед собой Викторова и подталкивает его в спину – Влад чувствует, как контракт дрожит от его недовольства. Они наблюдают за тем, как преступника заталкивают в машину Инквизиции, мимоходом кивают на дежурные поздравления. Позади волнуются гости, половина из которых более переживает, что все произошло без их участия…

– Кажется, нас прервали, – хмыкает Ян, взмахивая у Влада перед носом рукой. На безымянном пальце непривычно сияет серебряное кольцо. После короткой стычки их обоих потряхивает. Яна явно штырит от броска, глаза голодные.

– Скажи проще: хочешь покрасоваться перед публикой, – шепчет Влад. – Я-то думал, ты против такого.

– Сегодня можно. Один раз.

– Ради этого стоит развестись и провернуть все снова, – Влад хохочет, смелея. – Может, в следующий раз соберем побольше преступников на праздник…

– Горько! – орет Корак, удивительно подгадавший момент, пока они, чего доброго, не подрались.

Влад обещает с ним разобраться. Чуть позже.

13.

Ему кажется, никогда в Петербурге не было столько света и цвета, чистой, незамутненной сини, как в этот дивный вечер. На куполе неба, на крышах, в бурном омуте реки, в старой обшарпанной парадной. И у Яна в глазах – отражением их города.

Под вечер, немного веселые (Тина трезвит их ведьминскими отварами, и мысли и впрямь прекращают шуметь приливными волнами), они заезжают на работу. После танцев, после поющего, горланящего Корака и щедро сыплющихся пожеланий их родной кабинет кажется пустым. Даже Аннушки нет, ее Влад последний раз видел обнимающейся с Виреном и что-то урчащей, поблескивающей красными глазами, улыбающейся, не разжимая губ, но ничего им не сказал. Джека они поручают ответственной Ишим.

Ян, решивший помочь с оформлением Викторова, раз уж именно они его брали, звучит как херовый анекдот, придуманный напару опьяневшими Кораком и Карой, но Влад смиряется – он даже не против. Ему кажется, если б Ян, едва расписавшись, не побежал задерживать преступников и разбираться с отчетами, это был бы кто-то другой, чужой. А Ян Войцек-Зарницкий включает компьютер и бодро отстукивает по клавиатуре, пальцы мелькают – на легкой руке сияет серебро кольца. Влад идет и ставит чайник, наблюдает за бешеным бурлением воды. За окном темнеет.

– Как иронично, что в первую брачную ночь нас ебет работа, – произносит Влад. – Думаю, так и должно было произойти. Это твоя судьба, инквизиторство, ты слишком часто повторял, что женат на ней, и теперь работа не хочет тебя отпускать…

– Смешно ему…

Для удобства Ян собрал волосы в хвост, и Влад, наваливаясь на спинку офисного стула, устало утыкается носом ему в шею, вдыхает – горечь. Горечь адского табака, кофе – и еще что-то, покалывающий, свежий, словно Петербург после дождя. Все равно что сдуру глотнуть залпом рюмку чего-то крепкого.

– Ты фетишист, Войцек, – вздыхает Ян ничуть не разочарованно.

– Давай я допишу, – предлагает Влад неожиданно для себя. – Мне нетрудно.

– Ты ведь помнишь, что в отчетах нельзя материться? – строго уточняет Ян. – Слово «блядь» нельзя использовать ни в отношении женщин, ни в качестве междометия. Вообще никак.

– Кошмар! – картинно вскрикивает Влад, сгоняя его с кресла; они меняются местами, и теперь Ян подозрительно заглядывает через плечо. – Они душат во мне творческую личность! Как же экспрессия?

С отчетом они разбираются вместе.

14.

С замком Ян справляется легко, прихлопывая рукой чуть пониже ручки, и запирающая магия поддается, внутри что-то щелкает. Молниеносно склоняясь, Ян испуганно проверяет, не выворотил ли он в торопливости замок, но, кажется, все в порядке.

– Знаешь, была такая чудная традиция переносить через порог… – шкодливо ухмыляясь, заводит Влад.

А потом мир перед Владом мелькает стремительно, что-то вздергивает его вверх чуть не за шкирку, опора под ногами теряется, и у него ненадолго перехватывает дыхание. В темноте плохо видно, но Владу кажется, что у Яна лицо довольное, хитрое. Его до сих пор не отпустило с того ареста.

– Хуле ты творишь?! – яростно шипит Влад, вцепляется в Яна, будто они тонут.

– Ты ведь сам предложил, я понял…

– Ты не понял. Я предлагал тебе красиво полежать у меня на руках. Предупреждать же надо.

– Ой, – как-то слегка подозрительно тянет Ян. – Неловко получилось, но ничего… А ты разве высоты боишься? Никогда не замечал.

– Я боюсь, что у тебя позвоночник переломится нахуй, а ну верни меня на землю.

– Влад, – укоризненно и очень по-взрослому нежно говорит Ян, – я тебя ни за что не уроню.

На диване еще пахнет стаей, ими всеми, и проводить там ночь – варварство, кощунство. Они падают на ковер; ворс трет плечи, Ян бережно вцепляется в горло, все крутится перед глазами, грудь разрывает от крика. Бледные руки – в переплетении чернильных свивающихся татуировок. Шелковое, прохладное прикосновение мрака к истерзанной пылающей коже. Различить, какие у Яна глаза теперь, не получается.

Их венчает изнанка в блеске нитей и дрожи заклинаний.

– Что это?.. – потом, задыхаясь, спрашивает Ян, кусает губы. – Ты видел?..

И осекается, несмело, виновато глядя, точно ляпнул что обидное, тянется коснуться плеча, и Влад улыбается от этой неловкой бережливости.

– Видел, как не видеть… Даже обычный человек заметит такую пляску на изнанке, – весело отмахивается он. – Спроси у Кары: она знает о демонских традициях чуть побольше меня.

– И сгореть со стыда?

– Ты красиво горишь, Янек.

Примолкнув, Влад озадаченно замечает, как у него что-то хорошо, правильно ноет в груди. Наверно, сердце. Как будто стоило всю жизнь огрызаться и ходить одному, отрезанному от всего мира, чтобы потом любить вот так.

– Надеюсь, твои заботливые родственники не страдают вуайеризмом, – вспомнив что-то, заходится смехом Ян.

Через пару секунд смеются они оба.

15.

Завернутый в одеяло, важный, точно римский император в изгнании, Влад уходит на кухню и возвращается со стаканом ледяной воды, от которой приятно ломит зубы. Ян пьет торопливо, но аккуратно, не захлебываясь. Перебираясь на диван, они ложатся рядом; Ян лениво поглядывает наверх, на колыхание тонкого тюля над приоткрытым окном. Находит на подоконнике пачку, зажигалку и с наслаждением прикуривает.

– Спасибо, – говорит Влад.

– Чего? – дергается он. – Войцек, ты с ума сошел? За что? Что я согласился на это… предприятие? Ты так искренне и упрямо уговаривал, что не купился бы самый бессердечный инквизитор. А я, кроме того, тебя… тебя… Ты понял.

Затихнув, он смущенно отворачивается.

– Да я не про сегодня, я в целом. Я… ты никогда не пытался меня перевоспитывать – я стал задумываться об этом еще давно, когда понял, как ты меня меняешь. Ты научил меня жить, ценить жизнь, а не мучиться, влачить существование. Никогда не читал нотаций – при твоем-то правдолюбии. Нет, ты был рядом, не отпускал, не позволил раствориться ни в магии, ни в гневе, ни в мести. И я сам, сам захотел идти с тобой, Ян, я воскрес, потому что видел, ради чего стоит карабкаться. За это – спасибо. Что позволил мне выбрать. – Помолчав, Влад вынужденно усмехается: – Выбор, который я тебе предложил, куда прозаичнее.

Молчание длит ночь. Благоговейно проводя по своду ребер, касаясь уродливых белых выступов-шрамов от песьих клыков, Влад упоенно скалится. Любуется – на изломе ночи, сейчас, он может дать слабину.

– Если б я умел рисовать… – выдыхает Влад.

– Так научись! – тая улыбку, предлагает Ян. – У нас вечность впереди – успеешь превзойти Микеланджело. Хоть завтра начинай.

Кажется, Влад задумывается всерьез, кивает. Ян делится с ним наполовину прогоревшей сигаретой: вторую поджигать лениво.

– Под радиоудар московского набата, – напевает Влад. – На брачных простынях, что сохнут по углам, развернутая кровь, как символ страстной даты, смешается в вине с грехами пополам…

– «Петербургская свадьба»? – переспрашивает Ян. Ему не хочется обрывать, хотя мурлычет Влад совершеннейшую пошлость, от которой хочется отвернуться, уткнуться носом в стену, пряча алеющие – от жара ночи, конечно – щеки. Все-таки вертится.

– Ее, я слышал, как вальс писали, – шепчет Влад. Скользит рукой по лопаткам, и Ян поводит ими нервно, прерывисто. Он чувствует прикосновения, мягкие касания губ – расчесанные его ногтями царапины, почти закрывшиеся, выше – колючий рисунок, оплетший плечи. Осознание, что тело Яна соткано из мрака, лишает Влада всякого чувства приличия – если оно у него когда-то было. – Ян? – зовет он, отрываясь от птичьих лопаток. – Если бы ты танцевал…

– Мы бы станцевали, – покоряется Ян. – Я бы хотел с тобой танцевать, но знаешь, как мне стыдно, что я отдавлю тебе ноги?

– Нашел, о чем волноваться. Вставай! Давай, поднимайся! – хохочет, хватая его за руку. – Неужели в такую ночь ты собрался спать? Не позволю!

Собирая по полу разбросанную одежду, он кидает ее Яну, сам Влад торопливо натягивает сцепленные со спинки стула джинсы, накидывает рубаху, не застегивая. Силой одевает слабо сопротивляющегося Яна и тащит в центр комнаты. Потом, хлопнув себя по лбу, кидается к шкафу, выволакивает старый приемник, на который без слез не взглянуть, рассыпает кассеты. Ставит что-то, щелкая крышкой.

– Ты точно поехал крышей, – обреченно говорит Ян, трогает Владу лоб, проверяет температуру. – Это что, Би-2?

– «Молитва», хорошая песня. «Свадьбу» не найду сейчас. Капитан Войцек-Зарницкий, – церемонно заводит Влад, – разрешите пригласить на танец?

Протягивает руку, и Ян, колеблясь, подает свою. Мягко тяня его на себя, Влад предлагает довериться, и он, помедлив, соглашается, робко ступает, подстраиваясь под ритм аккордов, еще путаясь. У него нет кошачьей легкости движений, присущей танцующему Владу, и стыд по-прежнему царапается в груди. Постепенно стихает.

Если Яна когда-нибудь спросят про эту ночь, он вспомнит вальс, который они танцевали в пять утра, пока не упали от усталости.

16.

На кухне возятся, шуршат, и Влад настораживается, хотя и уверен, что никого чужого тут не окажется. Но натягивает что-то домашнее, не позволяя себе шататься в халате. После душа в голове приятно пусто; вода продолжает шуршать, Ян что-то кричит ему вслед, но Влад толком не слышит.

Откинувшись на спинку стула, сидит Вирен. В одной руке у него старая книга с оторванной обложкой, а в другой – дымящаяся паром кружка. На плите что-то ужасающе скворчит, и Влад скоро подхватывает сковороду и оттаскивает ее на стол, кидает под нее полотенце. Вздрагивая, увлеченный Вирен отрывается от пожелтевших страниц, растерянно улыбается, проводит рукой по голове.

– Доброе утро! – восклицает он.

– Давно ты тут? – вытряхивая из шкафчика посуду, спрашивает Влад. Он ловко растаскивает слегка пригоревшую яичницу на три тарелки – пока что этого хватит, но он не уверен, не распахнется ли сейчас дверь и не ввалится ли половина Гвардии разом.

– Недавно пришел. К вам не заглядывал, – ухмыляется Вирен. – Вот решил завтрак сварганить… Скоро уходить в Тартар, помнишь? – добавляет он невпопад. – Хотел подольше с вами побыть, если можно, нескоро ведь вернусь…

Боязно его отпускать, но Влад успокаивает себя тем, что неволить мальчишку еще хуже; сбивать коленки и учиться на ошибках в его возрасте нужно, но мертвый мир под Адом – не лучшее место…

– Наш дом – твой дом, – повторяет Влад. – Живи, сколько тебе хочется.

– Спасибо, пап, – невнятно откликается Вирен, ерзает и снова глядит в книжку.

Тем временем Влад пододвигает к себе тарелку и накидывается на завтрак, вдруг вспомнив, что вчера почти не ел, – оголодал. И понимает, что скучает по Джеку, сданному на присмотр Каре с Ишим: не хватает ему вьющегося рядом пса, выклянчивающего себе кусочек.

– Слава Деннице, умением готовить ты не пошел в инквизиторство, – жизнерадостно говорит Влад.

Появляется Ян, на ходу натягивая широкую футболку Влада, пятерней причесывает пушистые, недавно высушенные волосы; Вирена он приветствует тепло, радостно, спрашивает про книгу с неподдельным интересом, выхватывает кусок яичницы прямо из-под носа у Влада (взамен поглаживает рожки), хвалит сияющего Вирена…

– Ну что, есть ли жизнь после загса? И как ощущения? – спрашивает Вирен.

– Тебя какие конкретно интересуют?..

Ян нежно отвешивает Владу подзатыльник. Подтаскивает колченогую табуретку и садится рядом, благодарно отхлебывает чай из предложенной Виреном кружки.

– Не знаю, – отвечает Ян за двоих. – Мы не успели разобраться. Кажется, все по-старому, но что-то есть… такое.

Когда он берется за кружку двумя руками, обнимая, кольцо позвякивает, ударяясь о белый керамический бок, и Ян чуточку удивленно косится на него, точно забыл, что у него теперь серебряный ободок на пальце. Влад задумчиво проворачивает свое.

– Все меняется, ничто не погибает, – произносит Влад въевшуюся откуда-то фразу и облегченно вздыхает. Ян согласно фыркает.

Глядя на кухню, залитую светом, на счастливого Вирена, на нехитрый завтрак, на проблеск кольца на собственной руке, Влад Войцек в кои-то веки действительно верит в глупую, наивную фразу, что все у них будет хорошо.

P.S.

Ишим спит, забавно дергая кисточкой хвоста, возясь. Легкой рукой Кара перебирает длинные мягкие волосы, играет прядями, гадая, когда же надломится ее сладкая дрема. И ждет этого с довольной предвкушающей улыбкой. Жмурясь от света, Ишим приоткрывает глаза, улыбается – и у Кары все внутри обмирает. Она ласкается, целуется, мягкая, теплая, как кусочек солнца, свалившийся Каре в руки.

– Знаешь, я так пожалела, что мы торопились и не стали устраивать праздник, – урчит Ишим, прижимаясь боком, подергивая хвостом. – Вот бы было хорошо…

– Можно праздновать годовщину, у людей так принято, – предлагает Кара.

Поцелуи Ишим слаще меда, патока, и оторваться от нее – никак. Вдруг замирая, Кара прислушивается, привстает, чутко оглядывая их комнату в «нехорошей квартире», даже принюхивается, а потом тихо стонет.

– Ты что, Кара? – испуганно спрашивает Ишим, волнуется, хватается за плечо, глядит озерцами глаз. – Случилось что-то?

– Кажется, мы потеряли Джека, – трагично выговаривает Кара. – И Войцеки нас вскроют.

Пса нигде нет. Под дверь кто-то скребется, и они с надеждой выпутываются из одеяла, вскакивают открывать, но это заспанный Корак явился желать доброго утра, и Кара от души прикладывает его подушкой по уху. Ишим, пискнув, ныряет обратно в постель, под одеяло закапывается – хвост торчит.

Пока они носятся, пока втроем разворачивают поиски и тревожат всех, сонных и сердитых, звонит Влад по амулету. Джек успел добежать до инквизиторского дома и вежливо ждал на коврике, когда ему отопрут.