Текст книги "Окна на запад (СИ)"

Автор книги: Karmilla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Что врач сказал? – герцогиня удивляется самой себе, своему раздражению, резко задернув шторы сильней, услышав капли дождя.

Все сильней. Ветер почти что ломает ветви деревьев, тоскливо шумит за окном.

Эти лишние секунды молчания. Да говорила бы скорей, меньше бы лгала, что все хорошо. Или что плохо. Несколько часов Алиса только и чувствует, что ничего.

Слишком много пустоты и удушающего чувства вины. Перед кем? Она сама человек, имеет право жить не только сладкими сновидениями.

– Точно не знает, в чем причина недомогания. Но оставил кое-какие лекарства. И я думаю…

– Хватит, – Алиса, поморщившись, обрывает. – Я устала. Слишком долго спала. Разбуди меня завтра пораньше.

Катрин бросила удивленный взгляд на часы. Совсем еще рано. Правда погода ни к черту. Льет, как из ветра.

– Он хороший врач. С твоим отцом все будет в порядке, – так трудно дается этот мягкий шепот, так легко обнимает герцогиню со спины, но уже не позволяет себе коснуться губами ее шеи. Только шум воды за окнами.

– Он тебе понравился? Врач. Ведь понравился, – голос не дрогнул, но Алиса больше не удивляется себе.

Чувство вины сменяется тоской. Не те руки сейчас обнимают. Холодно не под дождем, просто холодно с ней. В этой полутемной спальне с окнами на запад. Маленькая игла предательства так и колит, так и режет кожу, не замечая капель крови.

Нет, и не думает, что Катрин изменила ей, просто думает, что сама сделала выбор. Одна теплая ночь стоила тысячи холодных.

Тихий хлопок двери. Минута, и Катрин, очевидно, поднялась к себе. Да и нет не ответила – ничего не сказала, наградила или наказала молчанием. Немым знаком согласия, шутливой болью.

Алиса посмотрела на столик возле кровати, где еще утром был нож. Катрин все-таки забрала его.

Молниеносно бросается к кровати, перерывая постель, заправленные служанкой перины. Глаза горят, сердце стучит в ожидании какого-то чуда. Какого-то. Нет, подушки оказались нетронуты.

Приподняв одну, Алиса едва не ойкнула, моментально начав кусать от волнения губы.

Веер не измялся, совсем новый. Мягкие черные перья ласкают кожу. С насмешкой и болью.

Ты меня не увидишь больше.

Алиса тяжело дышит и невыносимо злится, но веер больше не пытается сломать, никто его теперь не принесет назад. Но это последняя зацепка за реальность снов, а еще напоминает ее. Нет, совсем не помнит этих губ, только поцелуи.

Я тебя не увижу, может. Но ты меня увидишь.

Эти мысли уже вопрос гордости. И щемящей обиды, которую пытается скрыть. Желание поцеловать ту, которая подарила ей столько нежности. До мурашек по коже.

Холодно.

Алиса впопыхах накинула черный плащ, выбежав через сад, мельком удивившись, что Катрин все еще не распорядилась усилить охрану. Видела бы Элис саму себя. Волосы растрепались на ветру, румянец былой растворился, руки ледяные и одежда намокла. А она все бежала, то едва не падая, зацепившись, то отмахиваясь от ветвей.

Бежала и смотрела себе под ноги, смотрела, как мелькает черная влажная земля. Иногда поднимала взгляд на небо, на серые пышные тучи. Капли дождя, кажется стали смешиваться со слезами, но Алиса и не уяснила до конца, что плачет, как-то само собой получилось. Да, в горле противный комок, про себя шепчет, что ищет то, именно то место, где она видела Женевьеву.

Тот солнечный день и книга сказок. Она еще долго искала ее и, кажется, нашла.

Тот взгляд, что герцогиня чувствовала в те полуденные часы. Тот взгляд пронзительно холодных глаз, что дарят мурашки тепла по коже. Эти глаза следили за ней, изучали ее так внимательно и влюбленно, как еще никто и никогда. По крайней мере на нее так не смотрели.

“А я не узнала ее!” – и снова болезненный укол слева в груди.

И бешенство, и отчаянье. И безграничная нежность. Все отражалось во влажных темных глазах Алисы.

Та самая поляна, она узнает это место отовсюду. Густые заросли папоротника и ручей. Дождь стеной холодной, запах взмокших сухих листьев.

– Ты… Женевьева, – быть может, прокляла бы себя позже за резкий лепет и дрожь.

И невозможность громко говорить. Шум воды заглушает, и голос сам собой сел.

– Хватит. Не плачь. Ты… Не вздумай даже! – и все-таки срывается крик, моментально оказавшись у мертвого тела в мокрой траве, не понимая и не желая понимать, нависая сверху и судорожно целуя, согревая губами холодные руки, ладони, запястья. Слезы текут по щекам солеными ручьями, а перед глазами все плывет.

Элис целовала ее холодную шею, стараясь удержаться в сознании, то и дело проводя рукой по черным мокрым волосам девушки.

Но она не слышала ее сердцебиения, ее сердце не билось больше. Не слышала слабого дыхания, только представляла, как дышит та, за которую сама и первая должна была умереть.

Только за этот взгляд, полный нежной любви. Этот взгляд чувствовала на себе все эти годы. С самого младенчества.

– Не умирай. Пожалуйста, – шепчет, глотая слезы и вдруг понимает, что все, что она просит, никогда не получалось.

Когда просила важное. Ни воскрешение мамы, ни любовь и признание отца, ни даже верность Катрин. И только верность тела. Верность разума и сердца – это куда важнее, так она думала. Но не сбылось ничего. И разве…

– Стою я этих чувств? – сама себя спрашивает, дрожа всем телом.

Эти синие губы. Холодные, да. Но холодней уже не будет.

Теплый человеческий поцелуй словно пытается разорвать все мертвое тело, заставить согреться, жить. В забытьи Алиса медленно и чувственно целует равнодушное тело, обнимая Лори, буквально вжимаясь.

Жгучий холод, и пальцы не слушаются, но герцогиню это мало волнует. Если не сказать совсем. Так осторожно, словно боится изранить и этот остаток любви.

– Я люблю тебя, – едва слышно в холодные губы.

Стирает мягко собственные слезы на ее мертвенно бледных щеках. Эти слова для нее по-новому. Впервые, и так незатасканно, как в дворцовых сплетнях и балладах о любви. Совсем по-другому слышится. До сердца доходит.

Тихий, почти испуганный вздох из приоткрытого маленького рта. Она все еще задерживает дыхание, только зачарованно и устало наблюдая за Алисой, медленно-медленно и невесомо касаясь пальцами ее щеки, боясь обмануться, боясь себя.

– Жене… – герцогине не дали договорить, так дерзко обрывая наивный девичий голос глубоким, без спроса сладким поцелуем.

Лорелай приподнялась на локтях, одной рукой крепко прижимая Элис к себе, а второй все еще поглаживая ее щеку, позволяя себе по-звериному царапать нежную кожу, в очередной раз до дрожи боясь миража.

– Ты пришла, – хрипло, как заведенная несколько раз проговаривает, то отстраняясь, то продолжая поцелуй, обняв Элис за шею.

– Да. Я пришла, и я люблю тебя, – впервые за день легкий румянец смущения.

Живому признаваться куда сложнее, чем плакать над могилой.

Приятно. Стыдно. Сердце колотится.

Лори прерывисто дышит, все еще не сводя взгляда с Элис, не замечая ее смущения и собирая губами последние слезинки с ее бархатных щек.

– Я тоже чуть-чуть человек, – шепнула герцогине, уткнувшись носом в ее шею – Уходи. Останься.

Алиса дернулась, хорошо осознав только первое слово. Захотелось подняться и убежать, но Лорелай все еще слишком крепко держала ее, заставляя понять смысл второго слова.

– Никуда не уходи, – так требовательно.

Элис узнала в ней ожившее звериное начало, способное убивать и преданно любить.

– Не прогоняй, – Элис просто всем телом чувствует, с каким вызовом сейчас на нее смотрит. Смотрит в глаза.

Они больше не белые, муть растворилась. Темные прожилки-искорки танцуют в них.

Теперь абсолютно темные. Блестят в тумане сумерек. Алиса сама не представляет, какого демона разбудила. Какие чувства разбудила в демоне.

– Ты останешься со мной навсегда, Элис, – мягко отчеканила, задумчиво проводя тонкими пальцами по губам девушки. – Ты станешь моей.

Алиса не может, не хочет давить себе в себе тот трепет, вызванный ее словами.

Снова тянется к ее губам, доверчиво намекая на ласку, первая не смея поцеловать. Но Лори мало, бесконечно мало этого.

– Сама хочешь? – болезненная улыбка, только делает вид, что озабочена волосами Элис, рассматривая и поправляя их.

– Хочу. За этим сюда и пришла, – герцогиня опускает глаза, почувствовав тот самый влюбленный взгляд – наконец-то его вернула.

Медленный, ласковый поцелуй. Лори даже не требует, чтобы ей отвечали, нежно сминает ее губы, и зверь внутри довольно рычит, все же почувствовав ответ.

– Иди. Вернись туда. Ты сама меня приведешь к ней, – нотки ненависти в голосе, Алиса совершенно не понимает, что сейчас произошло.

– Только не бросай меня, – уже чувствует себя беспомощным ребенком.

Руки Лори такие теплые. Греют ее.

– Иди. Я рядом, моя любовь, – успокаивающе шепнула, чуть подтолкнув Элис, заставляя подняться с травы.

Чуть слышный шорох, и Алиса больше не смогла найти Лорелай взглядом: она растворилась, исчезла в свежем тумане.

========== 10. ==========

Элис прижалась к дереву, переводя дыхание. Она стояла всего в двух шагах от замка. Ядовитое прохладное чувство, что поселилось внутри сейчас, не позволяло двинуться дальше, сделать хотя бы один шаг вперед.

Детский страх. Ее взгляд сейчас выражал мольбу и тысячу обещаний исправиться, лишь бы Катрин не заметила ее отсутствия. В ее спальне служанка уже зажгла свет. Алиса видела, но молча утешала себя тем, что крольчиха-прислуга уж лучше промолчит и спустится к ужину на кухню, чем побежит интересоваться герцогиней.

Алиса сделала всего несколько шагов вперед, чтобы найти взглядом спальню отца. И тоже свечи зажгли, только свет чуть более тусклый.

Еще больше щемящего детского чувства внутри, уже тошнотворный комок при мысли о смерти отца.

Но никогда его не любила, всегда между ними была стена. Невозможно объяснить, почему так боится потерять теперь.

Потому что ни одного больше знакомого лица в замке нет, знает, но говорить ни с кем не может, все ей чужие.

И так по-детски боязно. Даже шорох листьев под своими ногами не слышит. Изумрудная, прохладная кожа, змея медленно проползла у самых ног герцогини, но девушка так и не заметила ее: она теперь думала о Женевьеве.

И словно сейчас же тонкие руки обвили ее стан, а чужие мягкие волосы коснулись приоткрытых плеч, бархатные губы в миллиметре от бледной щеки. Такой нежный шепот, почти что поцелуй.

– Иди, Элис. Не бойся, – снова будто кто-то подтолкнул, голова слегка кружится.

Алиса уже спокойно и медленно пошла к замку, раздумывая, что сейчас выглядит, как после обыкновенной прогулки.

Идет теперь к ужину, чтобы после него разучить какой-нибудь танец или прочитать еще несколько страниц умной книги. Такие будничные мысли.

Прячет ими волнение, в тайне боясь, что сейчас все услышат, как громко бьется ее сердце. Услышат и осудят. Или того хуже, вырвут это сердце.

В голове туман, вот и мысли такие пьяные. Элис только отмахнулась от какой-то услужливой служанки, заметив через приоткрытые двери залы Катрин. И рядом с ней того молодого врача. Он что-то говорил ей, а она улыбалась, тут же пытаясь натянуть скорбную маску, то и дело касаясь рукой горящей румянцем щеки в попытках скрыть еще и мимолетное смущение, пока мужчина терялся в рассказах о самой любимой своей науке.

“Не женат? Женат? Да нет”, – промелькнуло задумчивое в голове.

Едва Катрин не обернулась, тихо рассмеявшись какой-то шутке, Алиса бросилась наверх, быстро-быстро поднимаясь по ступенькам, стараясь не зацепиться.

Быть может, ее отсутствия и не заметили. И грустно от этого, раздражение колкое.

“Она ведь нищенка! Чей дом сделал из нее то, кем она является? Дурнушка в сравнении со мной, строит глупые надежды на выгодный брак… Но нет, не в доме моего отца.”

Элис и не заметила, как страх исчез. И как скоро об отце в мыслях заговорила. И остановилась не по обычаю у его комнаты, отбросив сомнения, нерешительно постучала. Лучше здесь, чем одной в собственной спальне.

– Ты меня разбудила, – совершенно спокойный, без ноток злости, голос.

Элис опешила, как-то резко столкнулась взглядом с отцом. Едва ли не впервые за всю жизнь.

– Прости, – теперь опустила глаза и дала себе слово не поднимать их.

И если бы вся жизнь прошла в этой комнате с отцом, не подняла бы.

Всегда удивлялась, как отец все еще молод, какой он сильный мужчина, она совсем на него не похожа. На столике у кровати те лекарства, что принес врач. И еще черный мешочек. Алиса и зацепила на нем взгляд, вспоминая, что где-то уже видела его, лишь бы не смотреть на отца.

– Я скоро умру. А ты так и останешься одна. Не нашел тебе достойного мужа, – что-то хриплое в сильном голосе, отец моментально болезненно закашлялся, Алиса только неслышно вздохнула.

Не жалеет, что пришла. И сквозь это напряжение не жалеет. Кажется, глупо так верить в слова отца, но комок ядовитых волнений все гуще.

– Спасибо, – совсем тихо, когда Элис подала воды.

И снова присела, просто вжалась в мягкий табурет. Совсем не от страха, просто стена между ними.

– Ничего. Катрин позаботится о тебе – она знает, кого я вижу твоим супругом. И все будет в порядке,– он говорил так сбивчиво. Алиса чувствовала, как невыносимо крепко держит его эта странная, внезапно начавшаяся болезнь.

А в Катрин герцогиня уже сомневается. Более того, от размышлений на эту тему так страшно. И отец еще ближе кажется.

– Нет, зачем ты думаешь о плохом и… Мы ведь нашли хорошего врача, с тобой все будет в порядке.

Так быстро и много говорит, чувствует, что отец теперь не в силах повышать на нее голос. Зато так спокойней.

– Элис, я прошу, хватит, – говорить ему действительно сложно. – Хватит!

Громко обрезал вторую попытку и снова закашлялся.

Герцогине осталось только губы поджать, в комнате стало холодно.

– Не спорь со мной, дочка.

Алиса едва заметно дернулась, нарушив собственное обещание не поднимать глаза. Кажется, чуть покраснела даже. Это точно впервые, никогда так ее не называл. Не звал. Попросту не говорил с ней.

– Если я умру, ты должна знать, Элис. Ты моя приемная дочь, – голос мужской такой тихий и сильный. Так старается не хрипеть. – Ты совсем взрослая, сама скоро станешь невестой. У меня не было детей с твоей матерью. Она умерла еще до того, как, наверное, нищенка подбросила тебя в мой сад. Я хочу, чтобы ты знала, – его голос так дрогнул, Элис услышала. – Я не смог вырастить тебя, как родную дочь, но попытался не оставить тебя. Ты очень красивая, Элис. И все мои владения я оставляю тебе. После моей смерти, – он снова закашлялся, его лицо побелело, а взгляд теперь казался еще более измученным, чем сильным и строгим.

Наверное, Алиса впервые видела в нем кого-то другого, чем просто прохладного к ней отца. Как странно, сама себе удивилась, но совсем не ощутила потрясения от его слов. Словно уже где то слышала, знала, читала. Словно это не о ней. И снова туман в голове.

– Я… Так странно… Но я верю вам… Тебе. Ты для меня как отец. Мне кажется, такими и должны быть отцы…

Алиса уже чувствовала, как дрожат руки и хочется убежать к себе. Мама. То, что ей говорили, оказалось ложью. У нее не было мамы. Никогда. И, верно, быть не могла. Подкидыш. Чужой.

– Я… Прости…

Пытается оправдать свое замешательство. Так тщетно, как никогда.

– Вы? Я прошу вас оставить отца сейчас. Ему нездоровится, – всего лишь несколько раз Алиса улавливала в голосе своей гувернантки такое удивление в смеси с раздражением. Не думала, что с отцом герцогиня еще имеет право говорить. Да нет же, думала, но так не ожидала.

– Я сам позвал Элис.

А Элис уже и не слышит, как трудно дается ему каждое слово.

“Интересно, она знает?” – яростная свежая мысль в голове, видела бы сейчас, как горят ее глаза. А Катрин в тайне плохо чувствует так себя от этого взгляда, но глупо глазам давать победить.

– Я попросила вас выйти. Ваш отец не в состоянии сейчас рассуждать, – прохладный девичий голос, стальной рукой подала ему теплое питье, добавив в чашу несколько грамм содержимого этого мешочка, который Элис разглядывала еще минут пять назад.

Лекарство, наверняка, но думается, что не лекарство. Но что можно думать, прожив всего шестнадцать лет. И прощу всего травить одиночек, чья жизнь никому не нужна.

– Что это? – Алиса поднялась, подойдя ближе и отводя глаза, ощутив на себе затуманенный взгляд отца.

Катрин задержала на ней непередаваемый взгляд, словно на блаженной. Моментально спрятала лекарство в карман платья.

– Лекарство. Для вашего отца. Идите и успокойтесь, вы слишком нервны.

– Дай сюда, покажи мне его, – Алиса и не поразилась своей настойчивости.

Тело стальное, сердце стучит. Молча, без слез плачет, наверное.

– Вам плохо? Я, кажется, попросила вас выйти, – столько требовательности в голосе, столько приказа.

Алиса и не сдвинулась с места, какой-то частью себя надеясь, что отец сейчас же заставит Катрин прекратить. Да, выгонит и Элис, но прекратит этот визг. Мельком бросила взгляд на отца, услышав тихий хриплый стон. А Катрин уже кинулась к нему, оставив выгонять ее.

– Ваша Светлость, – негромко зовет, коснувшись его руки, испуганно хлопая глазами, помотав головой.

– Папа, – Алиса позвала удивленно и тихо, подойдя ближе.

Раньше на его лице отражалось страдание – сейчас спокойствие, смерть. Герцогиня больше не чувствовала его жизни, а Катрин не слышала его сердцебиения, пытаясь нащупать пульс. Поздно звать врача, лекарство и само все сделало.

– Умер, – легко и бесчувственно, сейчас Катрин особенно заботливо поправила свою прическу.

Элис сглотнула, как-то слишком тяжело вздохнув. И сразу же детский страх, полностью охвативший ее сознание. Теперь она точно осталась одна.

И Катрин не без удовольствия отметила этот испуг, снова все прочла по глазам.

– Поднимись к себе и сиди в комнате до тех пор, пока я не позову.

Больше нет просьб, одни приказы. Грубо и холодно, что же, Катрин давно уже надоело вести себя глупо. А в герцогине никогда бы не узнала свою хозяйку.

Зато, кажется, так легко узнает служанку.

– Я попросила тебя уйти к себе. Ты плохо слышишь?

Алиса опустила глаза, но так и не сделала ни шагу. Холодок по коже заставил ее вздрогнуть. Мерзкое чувство внутри.

– Я хочу остаться здесь.

Катрин удивленно вскинула бровь, скрестив на груди руки.

– Но я не спрашивала тебя, чего ты хочешь. Ты пока что еще ребенок. И наследство отца… Не можешь пока получить, – тихий смешок.

Алиса так и стояла бы, если бы не охрана, сбежавшаяся на крик Катрин. Но она и не ожидала подобного приказа, вообще не была уверена, что что ее служанка имеет право что-либо указывать.

– Девочка не в себе. Ее отец скончался, Элис необходимо успокоиться. Отведите ее в спальню и заприте, ключи отдайте мне.

Теперь Алиса уже шокировано пыталась вырваться из железных мужских рук. Охрана только кивнула, убедившись, что хозяина больше нет.

– Отпустите меня! Вы не смеете! – крики были бессмысленными, а взгляд Катрин оставался таким же холодным.

Еще несколько минут, и Алисе не оставалось делать ничего, кроме как стучать в собственную дверь, почти что в слезах прося выпустить ее. Свечи потухли. А за окнами разгорался багровый закат, ночные тени ползли по стенам. И абсолютная тишина. Холод.

Катрин так и не слышала, зачитавшись бумагами о наследстве, как по мраморному полу проползла изумрудная змейка. Ощутила ее только тогда, когда хладнокровная убийца обвилась вокруг ноги, делая свой укус. Беспощадно и холодно – в точности, как смотрела Катрин на мир.

На губах застыл безмолвный вскрик. Помертвевшие глаза все еще смотрели на тлеющий закат за окном.

========== 11. ==========

– Откройте! Немедленно выпустите меня! – Алиса зашипела от боли, ощутив, что слишком сильно ударила кулаком по двери спальни.

Никто не слышал ее, в коридоре и на лестнице абсолютная тишина. И новый страх охватил ее. С неким обреченным видом прошла на середину комнаты, а затем села на маленький мягкий диванчик с ногами, прикрыв руками лицо. Слезы стекали по щекам беззвучно – она и не пыталась дрожать или всхлипывать, никто не услышит. Но трудно не плакать, когда трудно дышать.

– Папа… – шепчет одними губами, старательно слезы глотая, зачем-то стараясь выглядеть спокойней.

И грусть так и не успела начаться, сменившись ненавистью до поджатых губ, ненавистью до стиснутых кулаков, до бешеного отблеска глаз в полумраке.

Тут и имени не нужно называть. Все еще уверена, что Катрин где-то жива.

“Ни за что не останусь с ней!” – пылающая мысль среди воспаленных переживаний.

И не останется. Не сможет за ней пойти. Слезы по щекам, с потолка вода назойливо капает. Безучастно Алиса подняла глаза, обнимая себя руками, будто прижимаясь к кому-то призрачному и чужому.

И вспоминает то милое лицо, те прохладные нежные руки. Она ведь была в ее спальне почти что каждую ночь, Алиса осознает это теперь. От этого слезы льются быстрей, с потолка течет уже основательно. Ничего вокруг себя не замечает, помертвевшим взглядом смотрит на окна. Солнце давно исчезло, темное мрачное небо, чернеющий лес вдалеке.

Свечи снова горят или это ей кажется, огоньки танцуют в глазах.

– Забери меня, – шепчет, зачем-то тут же зажав рот рукой, чтобы через минуту выкрикнуть свой приказ испуганно и вместе с тем гордо.

Ненавистно и гордо.

– Забери! – дерзкое эхо в ушах, кажется, пошатнулись стены. Вода хлещет со всех сторон. Хлещет так, как ни в один ливень.

Непонятно откуда, холодными потоками топит пол, заливая мебель.

И новый, еще человеческий страх. Снова колотит в двери, приподняв мокрое, тяжелое платье. Кричит, зовет, но шум заглушает, а двери сегодня особенно не хотят ломаться.

Вода поднялась. Так шумно. Затопила и кровать, теперь по пояс герцогине. В испуганном бешенстве глазами хлопает, волосы зачем-то распустила. Прыгнуть вниз из окна? Высота, перед глазами все кружит.

Так и осталась стоять на подоконнике, крепко за стену держась и наивно предполагая, на сколько здесь еще хватит воздуха. Минута, две, три? Вода до плеч достает, наверное. Мысли так смешаны в голове, совершенно не понимает, откуда так льет. Алиса Катрин не пытается звать, наверное, из гордости. Окно точно заело, уже сейчас проверяет, пытаясь открыть, когда по плечи вода. Холодная, мягкая. Свежестью веет.

Герцогиня мельком подумала, что сейчас и сходит с ума.

– Женевьева! – имя утонуло в накатившей волне воды.

Мечтательность, вера в спасение и грусть сразу же исчезли, громкий пронзительный вскрик. Элис оказалась под водой – последний шаг в глубину сама сделала. Все поднялось. Одежда, стулья и диван, одеяла, туалеты, коробки с украшениями и дорогими вещами, этажерка, книги. Все словно провисало в воде – так казалось Элис.

Да, глаза в воде она не побоялась открыть, испуганно и удивленно мотая головой, заметив, как свечи-огоньки мерцают в воде.

“Но они ведь должны погаснуть!” – первая яркая и трезвая мысль.

Плавать так слабо умеет, сейчас и не пытается, просто виснет куклой на глубине. Волосы растрепались.

Бешеный испуг мелькает в глазах, и вот уже герцогиня пытается вынырнуть, опомнившись, ощутив, что все это время не дышит. Как странно. Дышать захотелось, только когда вспомнила, что нужно. Платье тяжелое, невыносимо мешает, душит корсет. Алиса услышала очередной вскрик где-то в мыслях, в забытьи и смятении вдохнула воды. И имя Женевьевы на губах.

Вода, казалось, уже сочится сквозь нее, заполняет всю ее, перекрывает жизнь.

Подводный поток заставляет Элис окончательно захлебнуться, огоньки в глазах уже танцуют. Пляшут, рвутся. До щекотки по телу. И стоит только провалиться в глухую темноту, как чьи-то руки железной хваткой обвивают ее талию, тянут за собой. Тянут, не зная, хочет ли она. Алиса хочет, безусловно хочет, приоткрыв глаза, вдохнув воду. Так легко дышится, будто и не вода вокруг. И снова тонут слова, только уже в поцелуе. Элис и не пытается вырваться, хватка Лорелай ослабевает. Герцогиня сама позволяет себе обнять ее за шею, босыми ногами ощутив приятно прохладный песок. Удивление отвлекает ее от поцелуя, который Лори явно не желает заканчивать. Ее пальцы с такой легкостью и нежностью скользят по телу девушки, что Алисе кажется, будто маленькие теплые волны скользят по ней. Но вокруг нет и намека на воду, только приятно соленый воздух. Вокруг темно, только в этом кругу полумрак, и под ногами снова какой-то песок, камни, трава. Алиса резко оборвала всякие поцелуи, только что заметив, что вместо неба над головой тонкая пленка воды. Оттуда и проникают редкие лучи света.

Алиса сглотнула, рефлекторно стараясь дышать чаще, боясь, что воздух сейчас исчезнет. Впрочем, если его кто-то и дал, то сейчас может спокойно отнять. Лорелай изучает страх Элис удивленным, заботливым взглядом.

– Нет никакой воды. Видишь же, – по коже герцогини мурашки, когда она слышит ее голос.

И все-таки на дне озера Женевьева кажется Алисе еще более легкой, в какой-то туманной водной дымке. Вокруг них снова мерещится вода, видит и чувствует эти подводные струи.

Хотела бросить что-то недоверчивое вроде “как знаешь”, но не смогла оборвать новый поцелуй. Лорелай теперь так бесцеремонно и сладко вылизывала ее рот, накрепко прижимая герцогиню к себе. Щеки Элис заалели, как только она не сдержала чуть слышного стона в губы обольстительницы. Сладостное чувство побежденной, счастливой и защищенной жертвы.

Сверху вода, будто под стеклом, снизу приятно прохладный песок. Воздух влажный, душно и жарко становится. Алиса удивленно выдохнула, почувствовав, что одежда исчезла. Попросту растворилась под теплыми руками Женевьевы. Она давно не такая, какой была в лесу у ненавистных людей. Живая, теплая. Здесь ее дом, под водой. И не верится в этот русалочий обман, теперь обман уже ради любви русалки. Но русалка неспособна на любовь.

– Ах… – стон исчез где-то на дне, Алиса теперь сама на себе ощутила нежную мягкость песка.

Горячие губы поцелуями в шею, миллионы искр по телу.

Алиса задыхается, все еще старательно дышит, позволяя Лорелай все настойчивей и чувственней целовать ее. Мягкие губы поочередно накрывают темно-розовые соски. Влажно лаская их кончиком языка, русалка покрывает поцелуями упругую девичью грудь, и с каждой секундой тело все острей откликается на каждую ласку. Между ног невыносимо влажно, Элис чувствует и слышит горячее, шумное дыхание Женевьевы в самом низу живота. Короткие и нетерпеливые поцелуи. Тихое возбужденное рычание, стайка мурашек по спине.

– Женевьева, – Алиса слышит, как охрип собственный голос.

Влажный язычок то дразнит ее лоно, то отпускает. Мягко улыбаясь, захватывает клитор губами, ноготками царапая бедра герцогини.

Элис тихо вскрикнула, поддавшись сладостной ласке. Все прочитанные сказочные книги в небытие, это умоляющее желание, теперь она знала, что так мучило ее последнее время. Чего так хотелось. И та первая ночь с ней… Никогда еще не было так хорошо. Теперь она словно покоряется вовсе и не девушке, а чудовищу, демону вод. Лорелай тихо скулит, в бешеном желании быстро скользя языком по горячему лону своей герцогини, проникая глубже и собирая губами сладкую влагу, пытаясь утолить прежде всего себя. Но одно знает точно. Этой утопленницы ей всегда будет мало.

– Ах, Женевьева… Моя, – Алиса ее снова зовет, всем телом дрожа, будто под дождем проливным, на самом деле от нежности этой ласки.

Искры оргазма перед глазами, она кусает губы, слыша ответный змеиный шепот на ухо.

– Мое имя Лорелай.

И если бы Алиса узнала о смерти своей Катрин, поняла бы, кто был змеей. Но грустные сказки Женевьева больше не позволит ей читать.

Так называла свое имя, убивая. Но никогда не позволяла людскому роду давать себе новое имя. Только этой глупой девочке, сумевшей ее согреть.

– Иди, иди ко мне, – Алиса в смятении и желании вся выглядит нежной и покорной, тянется к Лорелай, чувствуя ее тепло.

Все теперь изменилось. Без русалки герцогиня бы замерзла, задохнулась на глубине в той воде, что до сих пор попросту не замечает вокруг себя. Или не видит.

У Элис больше не возникает вопросов, подавляя маленький страх, целовала свою русалку. Именно так впервые, именно с той желанной. Влажность и тепло хозяйки вод заставляет ее дрожать в муторном полумраке. И, кажется, пузырьки вокруг уже, где-то рядом скользнула равнодушная рыба.

Сладостный, терпкий поцелуй. Слияние нежных губ.

Плакала бы Алиса, если бы узнала о смерти Катрин? Но она ведь никогда не узнает.

– Ах… – Испуганный вскрик, но под водой его все равно не слышно.

Лорелай сдавила горло герцогини, чуть царапая открытыми ноготками. В блестящих, уже живых глазах промелькнул зверь. Руки сами собой разжались, в тысячный раз утопиться попробует, лишь бы не причинить ей боль. Не хочет больше убивать.

– Будешь со мной, – утвердительно тихо и твердо.

И сразу же умоляющий шепот:

– Останься… Будь со мной. Без тебя я погибну.

Ласково перебирает ее мягкие волосы, зная с грустью, что Алисе не жить в двух мирах. Ни в постели с холодным будущим прошлым мужем, ни самой холодной тварью на дне. Везде утратит тепло.

Отчаянье и наивный свет в глазах Элис, как-то легко понимать здесь, кто кого любит и где ей место.

Шум воды уже в ушах звенит, перебивает мысли. Повсюду подводные травы, так страшно. Но чем ближе к ней, тем сильней страх угасает.

И видит саму себя возле окна в своей спальне. Видит, как грустно смотрит на запад.

Кажется, ты поняла, как я тебя полюбила… Мое одиночество так сравнимо с твоим.

Дурацкие окна. Выбить бы их.

– Да, да… Я хочу… Я с тобой… Мне кажется, я люблю, – Алиса едва не задыхается в сильной хватке Лорелай, тут же ощущает, как захлебнулась. И, похоже, насмерть. Самое удивительно чувство в жизни – осознание собственной смерти.

И мертвенный любовный поцелуй, нежная улыбка русалки.

Кажется, Элис умерла

***

Лошади мчались быстро, топот копыт заставил герцогиню поморщится и открыть глаза. Корсет сегодня как-то слишком стягивал, но воздуха в карете все равно прекрасно хватало. Запах леса повсюду. Алиса удивленно обернулась вокруг, ненароком уронив раскрытую книгу сказок. Сразу же подняла. Те самые сказки. Читала уже, кажется. Но ничего совершенно не помнит. Все обрывками, обрывками. Так сбивчиво.

– Как вы себя чувствуете? Так волновалась за вас, – служанка, совсем молодая девушка, сидела рядом, а Алиса ее только теперь заметила.

– Я спала? Как долго? И куда мы направляемся?

Спросив о дороге, сразу же тяжело вздохнула. Зимние лучи солнца мелькают в дорогой карете. Да что там, она только сейчас осознала, что снег вокруг. Искрящийся, белый.

Алиса думала теперь о смерти отца.

– Вам нездоровилось… Ваш отец…

– Я знаю, – герцогиня оборвала этот неловкий лепет.

Сердце стучало быстро-быстро, в животе словно бабочки. И в красивой белой шубку душно, жарко. Теплый румянец на щеках.

– Где Катрин?

Алиса нахмурилась, отметив внутри себя холодок. Ничего кроме этого имени вспомнить не может. Служанка ее, что ли.