Текст книги "Кроличья нора (СИ)"

Автор книги: Каммия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

В записке, которую Марку вручил Кассий, было указано точное время открытия. Но Аквила добрался до места с опозданием в час: примерно столько он блуждал по темным улицам, пытаясь разобраться в нумерации домов. И облегченно вздохнул, увидев на углу старого здания краской написанный номер. Дверь пришлось искать на ощупь, к этому времени уже стемнело, поэтому мутноватый электрический свет показался ослепительным.

Марк замер на пороге, смаргивая. Присутствующие скользнули по нему равнодушными взглядами. Никто ничего не спросил, и он присел на крайний стул. Все получилось проще, чем Марк думал. Он готовился к фейс-контролю, припас несколько отговорок и убедительных фраз. Но никто им даже не заинтересовался. Он опустил голову, копируя позу присутствующих женщин, и исподтишка оглядывая помещение.

Приемная ничем не отличалась от той, что есть в какой-нибудь захудалой больнице: небольшое помещение, выкрашенное в невзрачный серый цвет, линолеум на полу, а из мебели – несколько пластиковых стульев. И посетители – самые обычные люди. Прямо напротив Марка сидела женщина лет сорока в стареньком пальто и с усталым лицом. Учительница начальных классов или библиотекарь, такую тут встретить не ожидаешь. На Марка она посмотрела без интереса.

За полтора часа, что Марк здесь просидел, он изучил обстановку и трех женщин, сидящих здесь, до мелочей. Дважды открывалась входная дверь, одна женщина осталась, вторая не увидела свободных мест и вышла.

Внутренняя дверь, за матовым стеклом которой угадывались очертания коридора, открылась лишь когда большая стрелка на настенных часах описала два полных оборота. Посетители сразу оживились, привстали. Женщина напротив Марка поправила волосы. Но вышедший молодой человек бросил ей:

– Иди домой. Я же сказал – через пять дней. Придешь еще раз раньше срока – можешь больше тут не появляться.

Слова были резкими, а вот голос звучал беззлобно, буднично. Женщина ничуть не обиделась. Помедлив еще секунду, встала и вышла.

Мужчина остановился посреди приемной, оглядывая оставшихся.

Был он совсем не таким, как представлялось Марку. Тот ожидал увидеть мужчину крупного, а этот едва доставал ему до плеча. Вместо черной кожи или латекса – простые темные джинсы и серая футболка с длинным рукавом. Причесанные и уложенные волосы, тонкое интеллигентное лицо, нос горбинкой.

А вот глаза пугали. Марк невольно замер, поймав его взгляд. Такой он встречал дважды: у кубинского наркоторговца и у вора-галериста, у которого брал интервью в прошлом году. Мужчина осмотрел его с ног до головы, потратив на это не больше секунды, но явно составил полное представление о Марке как о потенциальном клиенте и человеке. Слабонервным Марк себя не считал, но был рад, когда мужчина отвернулся.

– Ты – на выход, – сказал он еще одной посетительнице. – Ты – заходи.

Она прошмыгнула в дверь за его спиной.

– Ты, – обратился мужчина к Марку. – Уходи.

Тот поймал себя на том, что дернулся встать. В голосе мужчины было столько уверенности в своем праве приказывать, что не подчиниться было невозможно. «Неплохо, – оценил Марк. – Вот и первый профессиональный секрет».

Он, наоборот, придвинулся вплотную к спинке стула.

– Я могу подождать.

– Ты не понял? Я не работаю с мужчинами. Встань и выйди.

– Может быть, вы сделаете исключение?

Мужчина свел брови, и взгляд стал тяжелым. Марк выдержал не больше пары секунд прямого контакта взглядов. От холодного равнодушия по телу пробежал мороз.

– Ты не знаешь, куда пришел? Здесь подчиняются сразу.

Марк лихорадочно обдумал варианты. И выбрал тот, что показался наиболее правильным: ничего не отвечая, смотрел в пол, опустив голову. При желании позу можно было растолковать как покорную.

Мужчина стоял, не двигаясь. Марк видел носки его ботинок, они не шевельнулись. Минута прошла в полном молчании. Не выдержав, он поднял глаза и снова напоролся на пристальный взгляд. И понял, что этого от него и ждали.

– Ладно, – сказал мужчина ему, словно удовлетворенный этой демонстрацией покорности. – Но не сегодня. Будешь приходить и ждать здесь с двух ночи до шести утра каждый день. Я тебя вызову – однажды. Ты не будешь знать, когда это случится.

Мужчина излагал это быстро и сухо, будто условия стандартного контракта озвучивал. И не спрашивал мнения Марка. Тот дождался паузы и сказал:

– С двух до шести? Но…

– Меня не интересуют твои оправдания. Пропустишь хоть день – и можешь больше не приходить. А сейчас иди. Завтра в два.

Марк понял, что на сегодня и правда все.

Когда он поднялся, оказалось, что мужчина действительно ему только по плечо. Но разница в росте того не смущала, смотрел он все так же уверенно и спокойно.

Марк кивнул, не уверенный, стоит ли прощаться. Голос остановил его на пороге:

– Деньги.

После приказов напоминание прозвучало прозаически. Но нетерпеливое прищелкивание пальцами показало: мужчина не шутит. Марк достал из кармана заготовленные и свернутые в тугой свиток купюры, протянул. Их пересчитали тут же, при нем, после чего мужчина развернулся и молча скрылся за дверью. Марка для него больше не существовало. По крайней мере, на эту ночь.

Стоило ему скрыться, и дышать стало легче. Марк встряхнулся, словно скидывая с себя облепившую паутину. До сих пор он верил, что Тема, все эти верхние-нижние – полная ерунда. И вот за несколько минут попал под власть другого человека.

– НЛП – и ничего больше, – сказал он себе, чтобы слова развеяли наваждение. Но в этой комнате они прозвучали фальшиво и даже беспомощно. А для посетительниц – еще и кощунственно. На Марка посмотрели с осуждением, и он поспешил выйти на улицу.

***

– И ты правда ходил в это гнездо разврата? – спросил Кассий.

– Я бы не назвал это гнездом разврата. Как в приемной у дантиста: все серое и немного страшно.

Сейчас, посреди дня, в шумной редколлегии, вчерашняя комната с четкой аурой ожидания и мужчина со стальным взглядом казались чем-то нереальным.

– Хотя главный у них правда жуткий, – признал Марк. – Глаза как у мурены. Я-то думал, в армии ко всякому привык. Но тут струхнул. Кассий хохотнул.

– А они правда такие извращенцы? – встрял другой коллега.

– Да нет. Люди как люди. Одна, кажется, школьная учительница. Такого типажа женщина.

– Брр, вот мерзость-то. Как представлю, что у моей дочки в школе такие же учителя…

– А вообще я не спрашивал. Они там не особо разговорчивые.

– А еще пойдешь?

– Куда я денусь? – ответил Марк вопросом на вопрос. – Задание есть, и деньги я им уже отдал.

– И много берут за извращения?

– Абонентская плата – две тысячи долларов…

– Хрена себе!

– …и за эти деньги нужно сидеть в приемной и ждать, вызовут или нет.

Марк затосковал, вспомнив, что сегодня предстоит четырехчасовое бдение на жестком пластиковом стуле. В окружении молчаливых женщин. Надо будет взять с собой книжку. И еще диктофон – попробовать задать пару вопросов. Там вроде говорить не принято, ну да ладно. Спишет на волнение новичка. А может, и этот мужчина что-то скажет. Как его там, даже имя не узнал…

Кассий что-то сказал, Марк, очнувшись, попросил повторить.

– Я говорю, не продешеви с гонораром. Тебе на лечение задницы потребуется.

Они с коллегой хохотнули. В ответ на непонимающий взгляд Кассий пояснил:

– Ты же там легенду соблюдать будешь? Придется зад подставить ради этого?

– Не думаю, что до этого дойдет.

Но после слов Кассия Марк встревожился. До сих пор он думал спустить ситуацию на тормозах, ограничиться вопросами и разговорами. Но что если правда дойдет до дела?

«Всегда можно уйти, – упокоил он себя. – Стоп-слово для того и придумали».

– А если он не только порки захочет?..

– Так, хватит, Кассий. Еще слово – и в субботу на боксе я тебя отделаю.

Тот поднял руки в знак капитуляции и отъехал к своему столу прямо на кресле.

Марк поднялся, взял куртку.

– Ты куда?

– Домой. Высплюсь…

– …перед свиданием?

Кассий с коллегой снова хохотнули.

– Береги челюсть, Кассий, – произнес Марк внушительно. Получилось даже вполовину не так уверенно, как у вчерашнего мужчины.

***

У приемной он оказался ровно без пяти два. На улице свет не горел, дверную ручку Марк нашел, только посветив телефоном. Зато внутри, как вчера, горел неяркий свет. И даже женщины показались теми же самыми – безликие дамы без возраста, все как одна приличные. Марк сел на крайний к выходу стул и приготовился ждать.

Мужчина вышел ровно в два и пригласил одну из посетительниц. На остальных даже не взглянул. Когда дверь за ним и клиенткой закрылась и шаги стихли, Марк спросил у сидящей рядом женщины:

– А что именно он делает?

Та бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Вторая спросила:

– В первый раз?

– Да.

Она кивнула, и больше Марк не услышал от нее ни слова. Попытался разговорить – но женщина демонстративно отвернулась, вид у нее стал испуганный. И Марк отстал. Чему он так и не научился – так это переть напролом, выжимать из человека факты, даже если тот к контакту не готов. Вскоре после того, как вернулась первая женщина, и на ее место ушла собеседница Марка (уже без страха, сияя предвкушением), подошли еще две дамы, такие же неразговорчивые. Время до шести часов прошло в полном молчании. Марк, забывший книжку, томился ожиданием. Его так и не пригласили, мужчина вообще не показал, что заметил его присутствие. В те моменты, когда его взгляд падал на Марка, он смотрел сквозь.

Когда часы отмерили шесть утра, Марк, чертыхнувшись про себя, отправился домой. От долгого сидения на маленьком пластиковом стуле тело ломило, он не решился встать и размяться. Отчаянно хотелось в туалет.

Дома от рухнул в кровать и крепко уснул, измотанный.

***

Ожидание стало обязательным элементом его ночей. Договорившись на работе, что он будет выходить только во второй половине дня, Марк еженощно проводил по четыре часа в маленькой комнате. Ритуал был изучен до мелочей. Женщины приходили и уходили, дважды среди них, вопреки словам главного, мелькнули мужчины, одного из которых приняли. Но прошла неделя, а Марка все так и не вызывали.

Долгие часы в приемной давались ему тяжело, он бесился от безделья. Хотелось бросить идиотскую затею со статьей. Он до последней трещинки изучил потолок в комнате и уже безошибочно узнавал постоянных клиенток. Они с ним тоже смирились, но от общения уклонялись, что злило еще больше.

Несколько раз Марк порывался высказать все мужчине, имени которого так и не узнал, но стоило тому выйти, как язык сковывало молчанием. Марк сердился еще больше и ждал неизвестно чего.

Наконец на восьмую ночь его дежурства мужчина обратил на него внимание. Когда в приемной не осталось больше никого, ему сказали:

– Ты. Идем.

Марк так привык к безразличию и взглядам сквозь себя, что не сразу сообразил, что обращение адресовалось к нему.

– Идем, – повторил мужчина с нотками нетерпения в голосе, и Марк поспешно поднялся.

Сердце лихорадочно забилось. Он оказался совсем не готовым к тому, что может произойти потом.

«Успокойся, – сказал он себе. – Ты всегда можешь уйти».

Мужчина, когда он подошел ближе, остановил его за плечо. Марк едва почувствовал прикосновение чужих пальцев.

– Я должен предупредить. Я работаю не так, как многие. Никаких стоп-слов. Если ты войдешь сюда – выйдешь уже только после сеанса. Ты не сможешь сказать ничего, чтобы я прервался. И я не остановлюсь, пока не закончу. Это первое правило. Ты к такому готов?

Почему-то Марк был уверен: ему не лгут. Просто предупреждают. Внезапно все перестало казаться забавным или нелепым. Он посмотрел поверх головы сопровождающего, но увидел только серый коридор, такой же безликий, как комната, с которой он сроднился за эту неделю.

Мелькнула мысль: а не послать ли главного редактора с его темой для статьи? Конечно, придется вернуть деньги, но не проще ли отдать две тысячи, чтобы уйти отсюда? Главред любил поговорить на тему журналистского долга и заканчивал неизменным «а на что вы готовы пойти ради хорошего материала?» Чувство самосохранения вопило, что материал такого не стоит. Маячивший в отдалении гонорар нашептывал обратное.

Мужчина все еще ждал его ответа. «Он ждет, что я уйду»,– сообразил Марк. И от этого отказ стал невозможен.

– Я согласен. А что вы будете делать?

– Что захочу. Это второе условие. Ты не диктуешь правила игры – это делаю я. Ты подчиняешься. Ни слова против.

– А спросить можно?

– Да. Но только вопросы, не больше. С этим разобрались? Тогда третье правило: никакого секса. Никакого минета, проникновения, мастурбации. Только сессии. Я не прикоснусь к тебе, чтобы приласкать, и ты не должен трогать ни меня, ни себя. Все ясно?

Марку не приходило в голову, что секс вообще возможен. И сейчас от этой мысли стало неуютно. Но он лишь кивнул.

– Хорошо. И самое последнее: мне придется тебя обыскать, когда мы войдем в комнату. Я не знаю, кто ты, и не знаю, можно ли тебе доверять. Никаких записывающих устройств, никаких камер. Увижу хоть что-то из этого – тебе не поздоровится. Не улыбайся, я сильнее, чем выгляжу.

Марк улыбался, но нервно, а не насмешливо. В то, что этот парень способен на все, он поверил сразу. Ему нельзя было не верить. И включенный диктофон в кармане теперь беспокоил. Марк наклонился и сунул его под стул, когда его провожатый отвернулся.

– Как мне вас называть? – спросил он, следуя за мужчиной мимо одинаковых, крепко запертых дверей.

– Эска. Можешь обращаться ко мне на ты.

– А я…

– Нет, твое имя мне ни к чему. Ты будешь откликаться на …

Марка оглядели с ног до головы.

– Фидо.

– Не слишком ли я большой для собаки?

– Не спорить.

Эска открыл перед ним дверь и кивком пригласил войти. Марк с опаской шагнул внутрь.

И снова Эске удалось его удивить. Он ожидал увидеть… что угодно. Кушетки, качели, цепи и распорки. Все то, чем пичкают публику фильмы для взрослых и стереотипы. Но не полупустой кабинет. Слева от входа – письменный стол, освещенный мягким светом лампы, рядом – небольшой напольный шкаф. Справа – большой кожаный диван, сам по себе как из порнухи. Поперек спинки переброшена веревка. И все. Пусто, голо, невзрачно.

Марк остановился посреди комнаты, чувствуя себя донельзя глупо. Может, его обманули? Просекли, что он журналист? Или все это – один большой розыгрыш? Доминанта в таком случае подобрали крайне убедительного.

Эска запер за ними дверь и велел:

– Сними куртку и выверни карманы. Давай. Я предупредил, что буду обыскивать.

Он внимательно осмотрел нехитрые пожитки: ключи, мелочь, мятная жвачка, телефон. Велел:

– Выключи его. И никогда не включай здесь.

Куртку он забрал и повесил на вешалку у двери. А потом подошел вплотную. Марк едва удержался, чтобы не сделать шаг назад. Особенно когда твердые ладони легли ему на плечи и скользнули вниз по рукам. Эска обыскал его, не пропустив ни миллиметра тела. Марк дернулся, когда тот коснулся его между ног. И с ужасом почувствовал отголосок возбуждения, хотя в прикосновении не было ничего эротичного. Когда Эска, ощупав его лодыжки, поднялся, Марк заметил, что глаза у него серые до прозрачности, а уши немного оттопыренные. Улыбнулся и тут же плотно сжал губы.

Эска остался доволен осмотром, что и показал кивком.

– Хорошо. Теперь к делу.

– Мне раздеться? – спросил Марк, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Сегодня – нет. Это будет завтра. Купи плетку для лошадей. Настоящую, не в секс-шопе. Жесткую. А пока сядь сюда.

Эска поставил в центре комнаты стул, а сам остановился прямо перед Марком.

– Сейчас я ударю тебя, – сказал он обыденным тоном. – Будет больно. Ты не должен сопротивляться. Занимаешься боксом?

– Да.

– Это заметно. Никакого сопротивления, запомни. Я ударю тебя по лицу, и ты ничего не сделаешь. Повтори.

– Ничего не сделаю.

Марк вспомнил его предупреждение: если войдешь в эту дверь – обратно выйдешь только после сессии. Он не верил в эти слова до конца. Что помешало бы ему выйти сейчас? Только то, что ключи от комнаты – в кармане у Эски. Но тот не казался слишком сильным, хоть и уверял в обратном. Марк соглашался на все, но не на то, чтобы его били по лицу. Пусть даже ради хорошего гонорара, обещанного главным редактором.

– Сожми края стула, если боишься не сдержаться, – велел Эска, и Марк машинально послушался.

Он успел заметить замах – но не прикрыться. В левую щеку словно с размаху врезался угол дома, корпус развернуло.

Первым рефлексом было: закрыться, ответить на удар. Тело напряглось, но Марк той частью сознания, что не была ослеплена болью, заставил себя остановиться. Он моргал, глядя перед собой, и накатившая на глаза пелена понемногу рассеивалась. Он различал кабинет, стол Эски и его самого, стоящего прямо перед стулом и глядящего в упор. Скула горела и тупо ныла. Хотелось потрогать ее, но Марк сдержался. Только кончиком языка пощупал зубы и убедился, что их Эска не задел.

Тот выждал еще несколько секунд, рассматривая Марка и рассеянно покусывая ноготь на большом пальце. Потом кивнул, удовлетворенный.

– Очень хорошо, Фидо. Можешь идти.

Марк не стал спрашивать, все ли это. Ему не хотелось оставаться ни секунды в этой комнате и с этим человеком.

Поднявшись на ноги, он вспомнил, какой Эска невысокий и хрупкий. У него была фигура танцора, но не бойца. Марк смог бы сломать его одним прикосновением. И не мог одновременно. Держало что-то большее, чем разница в физической силе.

Эска отпер дверь, вручил ему куртку.

– Не забудь про плетку.

Марк не ответил. Хрен он сюда еще придет. В приемной подобрал диктофон и побрел прочь.

Дома рассмотрел себя в зеркале. Левая скула немного припухла, кожа покраснела. Резкая боль ушла, ноющая – осталась. Он принял таблетку обезболивающего и завалился в постель.

Но сон не шел. Снова и снова в памяти проматывались события минувшей ночи. И раз за разом Марк вспоминал обжегший лицо удар и внимательные серые глаза мелкого садиста. Он мог бы размазать его по поверхности стола, если бы захотел. И ничего Эска ему не сделал бы: не в его комплекции тягаться с полупрофессиональным боксером. Но Марк почему-то ничего не сделал. Вспоминая, как спокойно он сидел перед Эской, вцепившись в стул, он чувствовал отвращение к себе. Но еще больше злило ощущение правильности, возникшее в этот момент. Словно все так и должно быть.

В унисон скуле разболелось колено. Марк осторожно обхватил его, свернулся в клубок. Но сон окончательно ушел.

***

Бессонная ночь и пережитое сказались на нем. Марк пришел в редакцию лишь в четвертом часу, когда часть коллег уже расходилась по домам. Утром он выпил еще две таблетки обезболивающего и подумал, не запить ли чем-то покрепче, чем вода. Хотя щека почти не напоминала о себе. Зато на месте удара появился темный синяк. Если бы не пара мелких статей, которые нужно было дописать и сдать в завтрашний номер, Марк вообще не рискнул бы появиться в редакции. И потому выбрал такое позднее время.

Но то, что он так пытался скрыть, все равно заметили.

– Это твой садист? – хохотнул Кассий. Марк криво улыбнулся, но комментировать не стал. Вместо этого спросил:

– Не видел Льюиса?

– Он смылся сегодня утром и до следующего понедельника. А тебе зачем?

– Обсудить кое-что.

Марк раскопал среди бумаг трубку стационарного телефона.

– А это не терпит?

Марк отмахнулся от Кассия. Но трубка подавала лишь короткие гудки: куда бы ни подался главный редактор, он явно предпочел отключить телефон.

– Где его черти носят?

– Вроде как важное интервью. А на деле – у мэра день рожденья, намечается вечеринка. Что смотришь? Не знал, что они с Льюисом учились в одном классе?

– Нет.

«И мне по хрену».

– Если важное что, оставь ему сообщение на голосовой почте.

– Отличная мысль. А тебе домой не пора?

Кассий уже держал в руках пиджак и выключил компьютер. Теперь сидел на краю стола, развернувшись к Марку.

– Вообще я собирался уходить. Но могу задержаться.

– Обойдусь.

– Ты чего злой такой?

Марк не ответил, набирая номер главреда снова. Со вчерашней ночи, когда он бессонно пялился в темноту, в нем зрело решение бросить эту затею. Профессия репортера всегда связана с риском, но подставлять щеки и задницу – это уже чересчур.

Втайне Марк понимал, что его напугала не вероятность получить пару затрещин, а собственная реакция на происходящее. Он вспомнил вчерашний обыск, руки, скользящие по его телу и внезапный, пусть и смутный, отклик. Вспомнил и разозлился еще больше. На себя, на Льюиса, на Эску, на Кассия, который никак не хотел оставить его в покое.

Включилась голосовая почта Льюиса. Сейчас он скажет, что бросает это дело, вернет две тысячи из своих денег. На хрен, ужмется один месяц, пусть будет разгрузка. Но в чертову комнату больше не вернется.

«…оставьте сообщение после сигнала», – предупредил приятный женский голос, и следом раздался щелчок.

Марк положил трубку.

– Так что с тобой такое? – продолжил допытываться Кассий.

– Упал, ударился, голова болит.

– Болит? А не тошнит? Если тошнит, то это сотрясение. Ты не затягивай, если что. А то мой брат…

Марк прикрыл глаза. Голова не кружилась, но воспринимать болтовню Кассия было выше его сил.

***

К двум часам ночи он проглотил столько таблеток, что боль полностью ушла, а сознание было кристально ясным. Переволновавшись накануне, Марк сегодня был относительно спокоен. Хотя ладони все равно похолодели, когда Эска пригласил его пройти за ним.

Снова повторилась процедура обыска.

– Так будет каждый раз? – спросил Марк.

– Пока я не пойму, что тебе можно верить. Хорошо. Что ты принес?

Марк протянул ему непрозрачный белый пакет из супермаркета. Хотя ничего особенного в плетке для лошадей не было, нести ее в открытую он не отважился.

Эска достал ее, взмахнул на пробу.

– Очень хорошо. Настоящая.

– Из конюшни за городом.

– Молодец, Фидо.

Эска походя сунул плетку в глубокий таз, стоящий рядом со столом. Марк хотел было спросить, зачем, но решил, что ответ ему не понравится.

– Скула болит?

– Нет.

– Хорошо. Это хорошо. Раздевайся.

Еще вчера Марк хотя бы задумался. Сейчас он снял кроссовки, по очереди придерживая каждую носком другой ноги. Взялся за футболку.

Это было похоже на падение Алисы в кроличью нору. Вверх никак не подняться, остается только опускаться ниже. И что там ждет, неизвестно.

Эска стоял у стола, наблюдая за ним. Если бы в эту минуту Марк увидел на его лице хоть тень похоти, он, вероятно, оделся бы и немедленно ушел. Не исключено – напоследок дав по морде.

Но Эска смотрел абсолютно бесстрастно, словно профессионал, изучающий фронт работ. Он снова покусывал ноготь на большом пальце, слегка наклонив голову и глядя на Марка исподлобья. Внимательный взгляд скользнул по фигуре Марка вниз, к паху и ногам, а потом поднялся выше.

– Трусы тоже.

Марк все же замешкался, не решаясь раздеться полностью. Это значило окончательно признать свою капитуляцию. Эске хватило одного недовольного движения бровью, чтобы он передумал и снял трусы. Поднял одежду, оглянулся и положил на стул. Потом неохотно выпрямился, чувствуя себя уязвимым в безжалостном электрическом свете. На то, очевидно, и был расчет.

Эска обошел его, внимательно рассматривая, но не касаясь. Марк старался глядеть прямо перед собой. Внутри что-то дрогнуло, всколыхнулось то же волнение, что и вчера. Пришлось стиснуть зубы, насильно успокаивая себя. Когда-то в армии Марк научился подавлять возбуждение, и сейчас это умение пригодилось.

Когда Эска подошел справа, Марк напрягся, мышцы будто закаменели. Сейчас шрам был весь на виду. Марк не верил в утешительную сказку про «украшение мужчины». Багровая полоса взрытой кожи на правом бедре напрочь отбивала желание раздеваться перед кем-то.

Эска шрам, конечно, заметил, но ничего не сказал. Но спросил с интересом:

– Ты танцор? У тебя хорошая фигура.

– Нет.

– Точно, боксер. Профессионал?

– Любитель.

На этом допрос закончился. Эска остановился прямо перед Марком и посмотрел в глаза, подняв голову.

– Напоминаю: я решаю, что делать, Фидо. Иди к дивану.

Линолеум холодил голые ступни. Марк не к месту подумал, не подхватит ли заразу, разгуливая тут босиком. Но пол казался чистым, почти стерильным. Интересно, приходится ли им смывать кровь после посетителей?

– Перегнись через подлокотник, – велел Эска.

Марк сделал, как ему велели, уперся согнутыми руками в сиденье. Кожа негромко скрипнула.

– Подвинься выше.

Марк вздрогнул, почувствовал на своих боках руки. Кожа у Эски оказалась теплая, от чего волоски на теле Марка встали дыбом. Но никакого эротизма в прикосновениях по-прежнему не было. Эска помог клиенту подвинуться вперед, уложил, как нужно. Потом отступил на шаг, осматривая.

– Все равно слишком низко. Подожди.

Он взял с подоконника толстую стопку рекламных журналов.

– Приподними бедра. Вот так.

Чувствовать голым пахом глянцевую бумагу было не слишком приятно. К тому же руки из-за выступившего на коже пота скользили, и Марк боялся, что не сможет долго удержаться в одной позе.

Эска решил проблему. Он потянул веревку, лежащую на спинке дивана. Оказалось, одним концом она была привязана к чему-то позади мебели. Эска туго натянул веревку, пропустив ее по пояснице Марка и крепко зафиксировав под сиденьем. Тот поморщился, чувствуя, как туго она впивается в тело. Но спорить не стал. Неуверенность и опасения ушли, на смену им пришли спокойствие и уверенность.

Марк подчинился, когда Эска велел вытянуть руки вперед и зафиксировал их тоже. Третья веревка обвила лодыжки. Теперь Марк упирался в пол самыми кончиками пальцев, а руки были неудобно вытянуты вперед и касались противоположного подлокотника.

Эска заметил это:

– Диван рассчитан на рост поменьше. Ты громила.

Сказано это было почти дружелюбно, но Марк не обманывался тоном. Он прекрасно понимал, что за этим последует. Сейчас он был беспомощно раскрыт, разложен, как десерт на блюде. Из-за стопки журналов под бедрами задница высоко поднималась. Он ожидал, что Эска коснется его там (живо припомнились шуточки Кассия, которые уже не казались смешными или глупыми). Но Эска не сделал ничего подобного. Отошел к столу, и Марк услышал влажный стук падающих капель и резкий свист рассекаемого воздуха.

– Тебя раньше не пороли, так ведь?

– Никогда.

– Тогда начнем с десяти ударов. Можешь кричать, комната изолирована, никто не услышит.

– Я не буду кричать.

– Все так говорят. И все кричат.

Эска легко, по-кошачьи, вернулся к дивану. Еще раз осмотрел Марка, подергал веревку и обошел кругом. Теперь он стоял в ногах, и Марк не мог его видеть. Он прижался щекой к обивке, прислушиваясь к движениям за спиной.

В какой-то момент ему показалось, что сейчас обнаженной кожи коснется хлыст, и Марк вздрогнул всем телом, напрягся.

– Я еще ничего не сделал, – с легкой насмешкой произнес Эска. – Бояться надо после, а не до. Расслабься.

И едва Марк это сделал, как хлыст обжег кожу по-настоящему. Эска, не давая опомниться, ударил снова, второй удар лег рядом с первым.

Марк уперся лбом в сиденье дивана, тяжело дыша через рот. Боль была ему знакома, четыре месяца он мучился в больнице, пока врачи вытаскивали осколки и собирали мышцы по фрагментам, еще полгода потом расхаживал ногу. Но боль от этих ударов казалась особенно невыносимой: он не мог шевельнуться или защититься. Стоило напрячь руки – и узлы моментально затягивались туже, веревки до боли впивалась в кожу.

Марк заставил себя расслабиться. Стало легче.

Эска дал ему передохнуть несколько секунд, а потом занес хлыст снова.

Каждый следующий удар был как вспышка, но даже в перерыве между ними ягодицы нестерпимо саднило или жгло. Марк вздрагивал от каждой вспышки боли. Ноги и руки ныли от напряжения, попыток вырваться из пут. Он взмок от пота и, если бы не веревки, руки давно соскользнули бы с обивки дивана.

После девятого удара Марк испытал облегчение. Всего один – и конец. После десятого он позволил себе отдохнуть, лег ничком, удерживаемый только веревками. И счастливый от того, что пытка закончилась.

Но жалящее прикосновение хлыста заставило вскинуться.

– Ты же сказал, десять!

– Мне было интересно, считаешь ты или нет.

Эска обошел его и наклонился. Приподнял подбородок Марка.

– Как ты себя чувствуешь?

Тот прислушался к ощущениям. Зад горел огнем, вероятно, садиться будет невозможно несколько дней. Натруженные мышцы ныли, как после изнурительной тренировки. Но вместе с тем в теле чувствовалась странная легкость, словно осознание выполненного долга после трудного дела. Подобрать названия этому ощущению Марк не мог.

– Странно, – ответил он наконец.

– А ты и правда не кричал. Тебе понравилось?

Эска крепко сжимал пальцами его подбородок, отвернуться было невозможно, но и смотреть в глаза – тоже. Марк неохотно признался, скорее себе, чем ему:

– Да.

Это было неправильно, неприятно, болезненно – но ему правда понравилось. Марк больше не чувствовал неприязни к себе или отвращения к происходящему. Признание далось тяжело, но сейчас он чувствовал себя освобожденным.

Эска развязал веревки и неожиданно сильно подхватил под руку, помогая подняться.

– Спасибо.

– На здоровье. Там зеркало на стене.

В ответ на непонимающий взгляд Марка Эска пояснил:

– Некоторых интересует состояние их зада после порки. Можешь посмотреть.

– Воздержусь. Можно одеться?

– Да. На сегодня все.

Эска отошел к столу. Взял листок бумаги и принялся что-то на нем писать.

Марк с трудом натянул белье. Замер, когда ткань коснулась кожи. Даже от легкого прикосновения жжение усилилось. О том, чтобы надеть джинсы, было страшно подумать. Марк сделал это быстро, словно нырнув в холодную воду. На то, чтобы наклониться и завязать шнурки, сил не хватило. Он даже не надел носки, сунул их в карманы, а шнурки запихал поглубже в ботинки. До машины дойти можно.

Когда он полностью собрался, Эска как раз прикреплял листок к плетке. Марк различил написанное имя: «Фидо». Стек был аккуратно повешен в настенный шкаф, где уже было еще около десятка таких же. Марк отвернулся, зрелище наглядно показало, какой поток извращенцев проходит регулярно через кабинет. «И ты теперь один из них», – напомнил он себе.

– Ты хорошо держался, – сказал Эска. – Я доволен. Можешь не приходить на этой неделе.

Он подал Марку куртку, как пальто женщине. Тот забрал ее и надел сам. Показалось, что Эску это маленькое проявление непокорности позабавило. Но он отыгрался, дважды распахнув перед Марком двери: из комнаты и из коридора. Но потерял интерес сразу же, как тот вышел в приемную.

Дома Марк первым делом подошел к зеркалу.

Зрелище было пугающим для неподготовленного человека: кожа на ягодицах сильно покраснела. И малейшее прикосновение причиняло боль. На спине, около поясницы, пролегла красная борозда: след от веревки. Точно такие же полоски остались на запястьях и на ногах. Они саднили, но терпимо.

Марк, как был, голышом, отправился на кухню, приготовил грелку со льдом и уселся на нее верхом.