Текст книги "Камень становится песком (СИ)"

Автор книги: Kailean

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

После побега из замка Стигга почти все они разбрелись кто куда, но договорились встретиться – через три года, а потом ещё через пять, перед Дожинками, на постоялом дворе «Рыжий кот» – это ж надо было придумать такое название, зато забыть точно не получилось бы – в Аэдирне. Волчиха, сказать по правде, мало на что рассчитывал, и тем больше была его радость, когда он остановился там во второй раз и встретил Геза, счастливого настолько, будто тот только что получил половину Северных Королевств и принцессу в придачу.

Что, вообще говоря, было не так уж далеко от правды. Оказалось, что Гезрас обещал горстке каких-то совсем уж отчаянных эльфов, что поможет им показать всем dhoine, чем кончается дискриминация Старших рас. Взамен эльфы дали ему какую-никакую работу, какой-никакой кров и смутное обещание, что когда-нибудь потом, с их помощью, «коты» станут нормальной ведьмачьей школой.

Гезрас всегда, ещё с тех пор, как они в замке Стигга прыгали с завязанными глазами по гребёнке и пытались понять, как лучше пережить особенно злобный укол, ненавидел всякого рода ксенофобию. А ещё, судя по его восторженным рассказам и горящим, прямо как после фисштеха, глазам, не на шутку запал на эльфку, командовавшую всей этой честной компанией.

Волчихе было, в принципе, всё равно. Сам он предпочитал не совать голову в пасть тем, кто может эту самую голову легко откусить, но деньги брал от кого угодно. С деньгами от людей – dhoine, то бишь, – нынче было плохо, а идея снова принадлежать к чему-то большему, а не просто шататься без цели по тракту, пришлась ему по душе. Да и эльфы оказались вполне ничего. Некоторые – ужасно высокомерными занудами, конечно, но в целом – ничего.

Как раз один из «в целом, ничего» и сидел сейчас напротив него в углу полупустого кожевенного склада и ковырялся в своих отмычках, инструментах, «кошках», верёвках и крюках.

– Эй, остроухий, – позвал его Волчиха, – а почему бы нам просто-напросто всё там не спалить? Легко и надёжно.

– У него дом каменный, – ответил Луи, – и нам нужно политическое заявление.

– Чего? – переспросил ведьмак.

– Политическое. Заявление. Ну, знаешь, когда ты недоволен какими-нибудь действиями властей предержащих и хочешь заявить о своём недовольстве. Наглядно.

– Да знаю я, – отмахнулся ведьмак. – Кто сказал, я спрашиваю?

– Так госпожа Аэлирэнн же. «Руки прочь от Дол Блатанна», вот так.

– А ты, стало быть, очень внимательно слушал, – не смог удержаться от шпильки ведьмак.

– Конечно. Я выполню любой её приказ, – совершенно невозмутимо ответил эльф. – Что и тебе советую.

Всех женщин, которых Эгберт когда-либо встречал, он привык делить на тех, с кем можно приятно провести время – нет, ничего предосудительного, разве что за кружкой пива или партией в каэдвенские нарды – и тех, с кем приходилось думать о последствиях. И хотя госпожа Аэлирэнн, несомненно, принадлежала ко вторым, почти все в их ганзе слушали каждое её слово, как офирские кобры, пляшущие на базаре под дудочку заклинателя. Удивительно, как в ком-то настолько маленьком и с виду хлипком может быть столько силы. Хотя ни сам Волчиха, ни Гезрас ведь тоже не отличались ни мощным телосложением, ни способностью голыми руками ломать кому-нибудь кости – и тем не менее, были живы и неплохо себя чувствовали, что уже можно было считать достижением.

Иногда ведьмак думал, не закончится ли вся история с этой эльфкой дурно, для Гезраса – прежде всего. Впрочем, всегда обрывал он себя, ворон ворону глаз не выклюет, а у Геза, как-никак, добрая половина эльфской крови.

– А скажи, остроухий, – продолжил дёргать своего товарища ведьмак, – почему революция – это она?

– Que? – теперь настала очередь эльфа удивляться.

– Ну, революция – она. Стало быть, женщина, – продолжил рассуждать Волчиха. – Как так выходит, не знаешь? Есть вот ещё мятеж. Но «мятеж» – это так, ерунда. Будто банда какая-то устроила. И мятеж – это он. А «революция» даже звучит красивее.

– Поправь меня, vatt’ghern, я всё-таки не в совершенстве знаю всеобщий язык. Но если мои знания меня всё же не подводят, «революция» есть понятие неодушевлённое. К тому же, ты забыл упомянуть слово «восстание».

– Зануда ты, остроухий, – пробурчал ведьмак. – Всю кон-цеп-цию мне обломал. И всё равно, я вот как считаю. Если мы, мужики, что-нибудь затеем, то оно, может, и не выгорит. А уж если всё так плохо, что за дело взялась женщина – всё тут. Пан или пропал.

– Я даже не знаю, – задумчиво ответил эльф. – Нравятся мне твои рассуждения или нет. Но госпоже Аэлирэнн тебе, пожалуй, лучше о своих концепциях не рассказывать. А ещё, – он выглянул в наполовину закрашенное окно склада, – уже достаточно темно. Пойдём, vatt’ghern, устроим небольшой несчастный случай.

***

Оказалось, что Аэлирэнн дала Луи ключ от ворот, ведущих на задний двор милсдаря Беккера. Где взяла – не сказала, зато теперь им не пришлось лишний раз возиться ни с отмычками, ни с ведьмачьими бомбами или знаком Аард, что намного громче и неприятнее. Оставалось только забраться в дом невезучего бургомистра через открытое окно, обезвредить магические защиты, если они там всё-таки нашлись бы, и прикончить самого Беккера.

Волчиха покрутил медальон, пытаясь найти хоть какие-нибудь остаточные следы магии. Луи примеривался к окну своей верёвкой с крюком.

– Я вот что думаю, – неожиданно сказал эльф. – Согласовательный класс, к которому относится слово, не так уж и сильно определяет наше к нему отношение. Однако разум склонен искать в мире корреляции и видеть связи. Оттого ты и попытался объяснить непривычное тебе понятие с помощью привычных.

– Да твою ж мать! – выругался ведьмак. – Скажи, что это на Старшей речи, прошу тебя. Потому что я ни слова не понял.

Луи только наполовину-довольно, наполовину-загадочно улыбнулся.

– Что нам делать с нашим политическим заявлением, как думаешь? – спросил. – Что лучше? Отрубленная голова?

– Кишки наружу, – не задумываясь ответил Волчиха, – и кошелёк в зубах.

– Неплохо, – кивнул эльф. – Всегда хотел посмотреть, что внутри у dhoine.

– Ты хоть понимаешь, насколько это непристойно звучит? – усмехнулся ведьмак.

– Разумеется, – ответил эльф, закидывая свою «кошку» и принимаясь лезть на стену.

А всё-таки, не таким уж и занудой он оказался.

========== Rosa arvensis (ОМП, Аэлирэнн / Гезрас из Лейды, гет, PG-13) ==========

Комментарий к Rosa arvensis (ОМП, Аэлирэнн / Гезрас из Лейды, гет, PG-13)

ОТП челлендж, день 2 – pet names

Rosa arvensis – полевой шиповник, кустарник с мелкими белыми цветками

Pax (лат.) – мир

Sor’ca (ст. речь) – сестра, elder (ст. речь) – брат

– Я нашёл, вероятно, подходящее место. – Доран разложил подробную карту Аэдирна, от Синих гор на Востоке до Махакама на Западе, на здоровенном плоском валуне, служившем им импровизированным столом.

Аэлирэнн сидела чуть поодаль, прямо на земле, и с чересчур пристальным вниманием разглядывала траву под своими ногами. Ведьмак, который теперь всё время таскался за ней по пятам, подпирал спиной ствол раскидистого клёна и вертел в руках серебряный наконечник для стрелы. Старшую речь он понимал, но не без усилий, и теперь, Доран мог бы поклясться, несмотря на весь свой скучающий вид, старался уловить каждое слово.

– К Северо-Западу отсюда есть пещеры, – продолжил Доран. – Полдня пути, самое большее. Они рукотворные, скорей всего ещё с краснолюдских времён. Для наших целей пока подойдёт.

Им уже давно нужно было хоть какое-нибудь постоянное место. Где-то, где можно прятать боеприпасы и оружие, где-то, где их могли бы искать желающие к ним присоединиться. Посреди леса очень хорошо прятаться, но планировать свои действия – слишком сложно.

– Прекрасно, – ответила Аэлирэнн, отвлекаясь наконец от созерцания травы. – Но тебя что-то смущает.

Доран кивнул.

– Если я правильно понимаю, пещеры эти давно заброшены. Неизвестно, что мы можем там найти.

– Чудовища? – спросила Аэлирэнн.

– В том числе, – ответил он. – Было бы хорошо, если б кто-нибудь смог сначала разведать те места.

Аэлирэнн поднялась со своего места, подошла к нему, взглянула на карту.

– Вот здесь? – она ткнула пальцем в карандашную отметку.

– Примерно. Ручаться не могу, но с точностью до пары миль – да.

– Уже неплохо. Скажи, котик, – обратилась она на всеобщем к молчавшему всё это время ведьмаку, – ты не мог бы нам что-нибудь такое организовать?

Доран поморщился. Прозвище, которое Аэлирэнн дала ведьмаку и которым всё время теперь звала его вместо имени, вызывало у него беспокойство. Как, впрочем, и сам ведьмак.

Доран мог бы назвать с десяток иррациональных причин, по которым Гезрас ему не нравился. Едва заметные нервные тики и вечная потребность хоть чем-нибудь занять руки. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками, по которым было слишком трудно понять, куда тот смотрит. Шрам, пересекающий губы и оттого уродливо искажающий мимику – на всё это можно было закрыть глаза. Единственная рациональная причина – и единственная действительно важная – была намного серьёзней его, Дорана – да и чьего бы то ни было вообще – личного отношения. Промышляющий убийствами dhoine, который знает про них каждое «где», «зачем» и «когда» – это опасность для всех.

Гезрас убрал многострадальный наконечник куда-то в карман и тоже подошёл ближе. Аэлирэнн так и водила рукой над картой, пытаясь высчитать расстояние, и ведьмак – украдкой, как ему, видать, думалось – пожал её пальцы. Сощурил глаза, разглядывая отмеченное место, и зрачки его превратились в две вертикальные щели.

– Мог бы. Конечно.

– Нужна будет помощь? – спросила Аэлирэнн слегка обеспокоенно. – Может, мне пойти с тобой?

Ни в коем случае, – успел подумать Доран.

– Не надо, – ответил ведьмак. – Это и правда недалеко. Если я поеду прямо сейчас, то вернусь самое позднее завтра к вечеру.

Аэлирэнн – демонстративно, как и всё, что она делала – обняла его за шею.

– Спасибо, котик, – её пальцы легонько коснулись лица ведьмака, обхватили подбородок. – Только не лезь никуда, хорошо? Если там что-то и правда есть – сразу возвращайся.

– Как скажешь, – улыбнулся ведьмак.

Аэлирэнн поцеловала его, долго и неторопливо, и его скулы и кончики ушей – хотя ведьмаки и не должны, казалось бы, испытывать никаких эмоций – едва заметно покраснели.

Доран вздохнул и протёр глаза, саднившие после бессонной ночи над картами. Аэлирэнн едва ли могла выбрать менее подходящее время и менее подходящего зрителя для такого спектакля.

***

Ни на следующий день, ни через день ведьмак, разумеется, не вернулся.

С самого утра Аэлирэнн не было нигде видно. Часовые, которым выпала ночная стража, её не встречали, Мэв, их охотница, лишь пожала плечами – за горячей водой и завтраком из общего котла Аэлирэнн тоже не приходила.

Через несколько часов, когда солнце уже перевалило за полдень, Доран нашёл её в полумиле от лагеря. Аэлирэнн сидела, вывернувшись в какой-то невероятной позе, на наклонившемся стволе поваленного дерева, и ожесточённо черкала что-то карандашом на оборотной стороне листа бумаги – одного, видимо, из многочисленных документов, которые люди Беккера везли с собой. Левая рука её была вся перепачкана в угольной пыли, а на земле валялись ещё с полдюжины скомканных бумажных листов.

Доран молча опустился рядом с ней на бревно.

Противоположности – как кто-нибудь, включая и самого Дорана, мог узнать, изучая науку о магнитных полях земного шара – притягиваются. Иногда он думал, что, сложись жизнь иначе, они с Аэлирэнн могли бы стать если не друзьями, то хотя бы хорошими приятелями. Но жизнь – как кто-нибудь мог узнать, изучая эволюцию и естественную историю – иначе никогда не складывается, и потому теперь они были союзниками, которые терпят друг друга ровно столько, сколько это нужно для дела. Трудно придумать для дружбы что-нибудь хуже, чем разные взгляды на общую цель.

– Ультиматум, – наконец нарушила молчание Аэлирэнн. – Для аэдирнских купцов и представителей королевской власти. Ты что-нибудь скажешь или и дальше будешь на меня многозначительно смотреть?

Доран пробежал взглядом выведенные мелким угловатым почерком буквы. На всеобщем, разумеется – на Старшей речи Аэлирэнн до сих пор писала с ошибками, а адресаты этого послания её и вовсе не знали.

«А иначе ни один тракт в тех королевствах, что вы зовёте Аэдирном и Каэдвеном, больше не будет для вас безопасен.»

– Я бы на твоём месте не стал угрожать им тем, что мы пока не в состоянии исполнить, – сказал Доран. Нужно же было хоть с чего-нибудь начать разговор.

– Почему не в состоянии? – спросила Аэлирэнн. – Говорят, после «инцидента» с транспортом Беккера купцы стали нанимать двойную охрану. Наш котик их здорово напугал.

Доран вздохнул и потёр пальцами глаза. Под веками проступили цветные узоры. Что ж, эту тему рано или поздно всё равно пришлось бы обсуждать.

– Нам стоит поговорить.

– Ну давай, говори, – раздражённо ответила она. – Ты ж меня в покое не оставишь.

– Я хочу знать, – проигнорировав её тон, начал Доран, – какие у тебя планы. Одно дело, если платишь dhoine за услугу, но совершенно другое…

– А я хочу, – перебила его Аэлирэнн, – чтобы ты вынул палку из задницы. И засунул туда что-нибудь другое, если вдруг тебе это поможет. Ничего, я не жадная.

Доран снова протёр глаза, с такой силой, будто бы он собирался вытащить их из орбит. Меньше всего на свете он хотел бы подобного разговора.

– Это не остроумно, – наконец ответил он. – И не смешно. Представь себе, как это выглядит.

– Как выглядит? Что выглядит?

– Сегодня ты говоришь всем этим мужчинам и женщинам, – Доран сделал абстрактный жест, призванный подчеркнуть слово «всем», – что мы боремся против dhoine и что иначе нам не выжить. А завтра – тащишь dhoine к себе в постель. Выглядит это, по меньшей мере, непоследовательно. А уж если говорить честно, то и вовсе лицемерно.

– Замечательно, – сквозь сжатые зубы ответила Аэлирэнн. – Только вот скажи, указывать, с кем мне спать – это не лицемерно? Или, может быть, это очень последовательно?

Доран вздохнул, с трудом задавил в себе желание снова поднять руку к глазам.

– Я не ханжа, sor’ca, я не собираюсь тобой командовать, и мне абсолютно всё равно, с кем ты спишь. Но иногда личное становится политическим. Точнее, в нашем с тобой случае, личное – это и есть политическое.

Аэлирэнн взглянула ему в глаза, и лицо её полыхало от злости и негодования.

– Ты знаешь, как я это ненавижу? Рассказывай вдохновляющие истории, рассказывай слёзные истории, пообещай всем равенство, свободу и золотые горы, выдумай себе пафосное прозвище, потому что Аэлирэнн из трущоб Венгерберга – никто и звать её никак. И самое последнее новшество – проведи свою жизнь в одиночестве, потому что символы революции не спят с мужчинами. И с женщинами, вероятно, тоже не спят.

– Я не говорю, что ты должна от всего отказываться, – продолжил Доран, хотя каждое слово теперь казалось ему лишним и неуместным и лишь добавляло желания двинуть самому себе в зубы. – Я лишь говорю, что нужно думать о последствиях. Сегодня нам всем всё равно, завтра кто-нибудь из наших товарищей скажет, что не желает иметь ничего общего с dhoine, и уйдёт. А послезавтра твоему ведьмаку кто-нибудь предложит намного больше денег, и это совсем не сложно, сколько угодно будет намного больше, чем ничего. И никто из нас не сможет быть уверен, что через три дня не наткнётся на аэдирнский военный отряд. Потому что твой ведьмак решил, что предать нас намного выгоднее, чем не делать этого.

– Браво, elder, прекрасная логика, – с видимым трудом подавляя желание сорваться на крик, сказала она. – Только не учитывает крохотную деталь – заплатить можно кому угодно. И тебе тоже. И даже мне. И хватит уже говорить, что Гезрас – dhoine, я тогда тоже ничем не лучше dhoine. Твои замечательные Знающие, похоже, так и считают.

– Пожалуйста, – сказал Доран, и звучало это совсем уж отвратительно, – не воспринимай это на свой счёт. Я тебя уважаю, но мы должны помнить, какая ответственность…

– И ради чего это всё? – продолжила Аэлирэнн. – Ради возможности жить нормально и не быть убитыми какими-нибудь ксенофобскими ублюдками, просто потому что им так захотелось? Итлинна мне говорила, что иногда цена слишком высока. Я вот теперь думаю, не была ли она права.

– Я понимаю, – всё более отчаянно и всё менее успешно пытался найти слова Доран. – Мне тоже тяжело так жить. Я тоже, быть может, хотел бы вернуться к себе в горы. Рисовать свои карты и чертежи и делать вид, что ничего на свете не поменялось. Может быть, на мой век даже хватило бы.

– На твой век, ага? Сколько тебе лет, напомни? – вспыхнула Аэлирэнн. – Тридцать пять? Сорок? Хватит делать вид, что ты живёшь дольше всех на свете и знаешь вообще всё! Возвращайся в свои горы, пожалуйста! А мне ты куда предлагаешь вернуться? В тюрьму или на виселицу? Или превратиться всё-таки в бездушного голема, которому ничего, кроме нашей славной революции, и не нужно?

Аэлирэнн выдохнула, будто все силы разом её покинули, и закрыла лицо ладонями. Доран с трудом справился с желанием проверить, не плачет ли она. Чувствовал он себя ужасным дураком. Кому, в самом деле, нужны все его слова и все его опасения, если заканчивается всё именно так.

– А знаешь, что хуже всего? – тихо сказала Аэлирэнн, едва слышно то ли вздохнув, то ли всхлипнув. – Я очень боюсь, что ты окажешься прав. И он вообще не вернётся, потому что нашёл кого-нибудь получше нас. И получше меня. Или вернётся, а потом в тех пещерах нас будет ждать полсотни солдат. Или что все твои грёбаные рассуждения уже вообще никому не сдались, потому что он полез в одиночку на сотню накеров и теперь лежит где-нибудь мёртвый.

Доран ободряюще сжал её плечо. Правильные слова, кажется, наконец-то нашлись.

– Или, что вероятней всего, я просто дурак, который возомнил себя чуть ли не Знающим, – ответил он. – И довёл нас обоих на ровном месте. Прости меня, sor’ca, забудь, что я сказал, и лучше вообще больше никогда меня не слушай. Завтра станет лучше. Или, может быть, не завтра, но лучше. А ведьмак твой вернётся. Я, на самом деле, почти уверен.

Аэлирэнн убрала руки от лица, посмотрела на него, нахмурившись.

– Лучше бы, конечно, – пробурчала она, – чтобы ты именно в этом оказался прав.

Лучше бы, – подумал Доран про себя, – всем нам станет намного лучше, когда – и если – наступит это завтра. Когда все они наконец смогут жить так, как хотят жить, и любить тех, кого хотят любить.

Он поднялся с бревна и протянул Аэлирэнн руку.

– Pax? Прости меня, пожалуйста, и не будем больше об этом. Пойдём, Мэв, кажется, поймала сегодня зайца. Я готов поспорить, что ты со вчерашнего дня ничего не ела.

Аэлирэнн приняла протянутую руку, легко, не опираясь на неё, вскочила на ноги.

– Pax. Прощаю и не будем, но я даже не знаю, что это значит.

– «Мир», – ответил Доран. – На этом языке иногда говорят человеческие чародеи.

– Сразу видно непримиримого врага dhoine и поборника расовой чистоты, – криво усмехнулась Аэлирэнн.

– Виноват, – развёл руками Доран. – Но у их чародеев правда есть чему поучиться. Они, по крайней мере, не сидят сложа руки, как умники из Шаэрраведда.

– Что правда, то правда, – ответила она. – И есть ужасно хочется. Pax, дружище.

***

Свист часовых они услышали ближе к ночи, и Аэлирэнн первая вскочила, чуть ли не бегом бросившись к тропинке. Ведьмак въехал на поляну у лагеря, шагом, не торопясь. Выглядел он измученным, был весь перепачкан кровью, а с лошади спешился с видимым трудом.

– Ты там как, котик? – спросила Аэлирэнн, прижимаясь к нему всем телом, не обращая никакого внимания на его перепачканную одежду. – Жив вообще?

– Это не моя кровь, – ответил ведьмак. – Там правда есть пещеры. Теперь в них, скорее всего, можно жить.

– Спасибо, – ещё крепче сжала его в объятиях Аэлирэнн.

Доран тоже взглянул ведьмаку в глаза и с благодарностью кивнул.

– Отпусти на секунду, – попросил Гезрас. – Пожалуйста?

Аэлирэнн, явно нехотя, разжала руки. Ведьмак повернулся к своей лошади, принялся рыться в седельной сумке. Потом, наконец, вытащил несколько срезанных веток, покрытых мелкими белыми цветами. Rosa arvensis, полевой шиповник, пахнущий мёдом и офирским базаром.

– Это тебе, – слегка смущённо сказал ведьмак. – Не садовые розы, конечно…

Аэлирэнн рассмеялась, звонко и весело.

– Котик, это что, месть? – спросила она. – За то, что мы тебя отправили на разведку? Или за то, как я тебя называю? Доран, как думаешь, наш vatt’ghern мне мстит?

Аэлирэнн, не переставая смеяться, уткнулась ведьмаку головой в плечо, а тот повернулся к Дорану с выражением крайней растерянности на лице.

Доран усмехнулся. Vatt’ghern, похоже, был не в курсе, что Аэлирэнн терпеть не может своё прозвище, потому что придумали они его, втроём, вместе с Итлиной, ради громкого звучания и большей убедительности, и не очень-то любит цветы.

– Всё в порядке, – сказал он ведьмаку. – Развлекайтесь.

Гезрас чуть расслабился, обнял Аэлирэнн в ответ и через несколько мгновений тоже тихо засмеялся.

Доран отвернулся и зашагал прочь, обратно к костру и лагерю. Кто знает, – думал он, – может быть, завтра и правда станет лучше.

========== Одна капля крови (Аэлирэнн, ОМП, джен, PG-13) ==========

Комментарий к Одна капля крови (Аэлирэнн, ОМП, джен, PG-13)

(с некоторой натяжкой) ОТП челлендж, день 6 – Making fun of one another

Вода весь день и вот уже половину вечера нудно барабанила по крыше. Аэлирэнн подставила ведро под очередную прореху, которая грозила к утру превратить постоялый двор в сплошное болото, и продолжила мести земляной пол. Дожди, зарядившие после весеннего Эквинокция с неистовой силой, вот уже пару недель как превратили все дороги в сплошное скользкое месиво, и потому на этом постоялом дворе не было нынче ни одного постояльца. А после кошмарного – Аэлирэнн предпочла бы не вспоминать его больше – лета и голодной зимы почти не осталось у хозяев ни еды, ни зерна для скотины, ни денег.

Метла с мерзким звуком скребла пол, дождь всё стучал и стучал по гнилой соломе. Скрежет метлы, глухое шуршание соломы, да ещё иногда мышиный писк и потрескивание дров в печке – за добрых полгода, что Аэлирэнн здесь провела, этих звуки осточертели ей смертельно. Впрочем, хочешь жить – крутись, как можешь. Это единственное правило, которое стоит знать, если ты эльфка, и нет у тебя ни дома, ни гроша в кармане.

Аэлирэнн поставила метлу в угол, в который раз коснулась рукой шрама на шее. Туда, где верёвка содрала кожу, попала инфекция, рана воспалилась и страшно долго заживала, покрываясь мокнущими жёлтыми корочками. Шрам, который теперь, почти год спустя, остался на этом месте, будет с ней, должно быть, всю жизнь, и всю жизнь будет кричать, как ей повезло. Аэлирэнн всегда везло – хотя бы с того года, когда дожила она до своего двенадцатого Беллетэйна, и когда отца выловили из реки уже разбухшего от воды, а мать слегла с чахоткой и выкашляла из себя всю кровь. Аэлирэнн не заразилась, а людям, которые пришли собрать свою долю выручки, не получили её и потому запихнули отца в реку, было плевать на маленькую дочку кузнеца. Повезло ей и прошлым летом – из всех dhoine, убивавших и насиловавших тогда в Венгерберге, ей попались те, кто решил учинить над эльфкой «справедливый суд», а из всех верёвок на свете – ветхая и прогнившая, и оттого не выдержавшая даже её небольшого веса. Везло и сейчас – хозяин и хозяйка постоялого двора в пятнадцати милях от города согласились взять к себе служанку, чтобы мела полы и мыла посуду за еду и набитый соломой тюфяк, и закрыли глаза на её острые уши и мелкие зубы.

***

Она не сразу услышала, что в дверь кто-то бьёт кулаком.

– Чего там? – милсдарь Вуйчик, хозяин постоялого двора, обрюзгший dhoine с красным от бесконечного пьянства носом, тяжело спускался по лестнице со второго этажа. – Чего стоишь, клуша?

– Сами велели не открывать, – ответила Аэлирэнн. Наверняка он потом решит, что это повод как следует поскандалить, только вот ни из одного скандала этот dhoine ещё не вышел победителем.

Дверь скрипнула, открывшись ровно на длину цепочки.

– Чего надо? – не слишком вежливо буркнул милсдарь Вуйчик.

– Я бы хотел у вас переночевать, – ответили ему. – И коня накормить бы не помешало. Я не могу ехать дальше под таким дождём.

– Местов нету. Занято.

– Как это «нет мест»? – не отступал путник. – Здесь же вокруг никого нет.

– Занято всё. Уж поезжайте как-нибудь, – ответил милсдарь Вуйчик. Дверь снова натужно скрипнула, послышался лязг засова. – Тьфу, ходят тут. А ты мети давай.

Аэлирэнн ничего не ответила, только покачала головой и снова взялась за метлу. Путник, стучавшийся в дверь, говорил на всеобщем языке почти безупречно, и тем не менее по его еле слышному акценту было ясно, что выучил он этот язык совсем не в детстве. Милсдарь Вуйчик в таких тонкостях вряд ли разбирался, да только он-то видел его лицо. Неизвестно, боялся он больше, думал, что его обманут или решил, что два эльфа под одной крышей, пусть и совершенно друг с другом незнакомые, обязательно устроят что-нибудь богопротивное. Не очень-то, впрочем, Аэлирэнн и хотела это знать.

***

Через час ни грязь на полу, ни дождь не закончились, зато милсдарь Вуйчик присоединился в спальне к своей жене и теперь храпел так оглушительно, что и внизу было прекрасно слышно.

Аэлирэнн накинула здоровенную, в три раза её больше, драную куртку, зажгла фонарь – милсдарь Вуйчик привёз ещё в хрен знает какие незапамятные времена с ярмарки в Каэдвене – сняла с крючка над дверью ключ от сарая и вышла во двор. Дождь так и лил, фонарь светил лишь для виду, и потому разглядеть хоть что-нибудь дальше пяти шагов было задачей почти непосильной.

– Эй! – крикнула Аэлирэнн в темноту. – Cad esseath? Caemm as’seo!

Ей никто не ответил. Если тот путник всё-таки уехал дальше или вообще её не понял – и она, значит, ошиблась – ну и чёрт с ним, пусть катится на все четыре стороны. Аэлирэнн уже решила было идти назад, в тепло и под крышу, когда увидела наконец какое-то движение. Через пару минут из-за угла показалась долговязая фигура – будь жив мелкий Бран, он бы наверняка окрестил её обладателя каким-нибудь смешным словом, «орясиной», например – в промокшем плаще с капюшоном. В поводу путник вёл такого же высоченного, в добрых восемнадцать ладоней, верхового коня.

– Esseath aen Seidhe, – с неподдельным удивлением констатировал незнакомец очевидный, бесспорный и непоколебимый факт.

– Да ты, я гляжу, фельдмаршал Очевидность, – ответила Аэлирэнн и махнула ему рукой. – Пойдём.

Она, не оглядываясь – всё равно ничего не увидишь – прошла через весь двор к сараю. Милсдарь Вуйчик хранил в нём целую кучу всякого ненужного барахла, и шансов, что ему среди ночи что-нибудь там понадобится, не было никаких.

– Вот, – сказала Аэлирэнн, когда ржавый замок со стоном открылся. – Своих в беде не бросаем. Заходи, лошадь свою где-нибудь во дворе можешь привязать.

Насчёт того, насколько «свой» этот Seidhe, у неё были большие сомнения, но оставлять его мокнуть на улице или ехать по такой погоде через лес ей всё же не хотелось.

– Meas? – ответил незнакомец. Аэлирэнн усмехнулась – был он, явно, всё ещё очень удивлён.

– Делай тут, что хочешь. Есть нечего, выпить тоже нет, сено бери, сколько найдёшь. Только к утру чтобы тебя тут не было.

Так он и сделал – привязал коня чуть дальше, у колодца, снял с него седло, кинул охапку сена – и потом только сам зашёл в сарай.

Аэлирэнн повесила фонарь над дверью, села тут же, на перевёрнутый ящик у входа.

– Плащ бы хоть снял, – сказала она незадачливому путнику. – Насквозь промок, наверное.

Незнакомец стянул с головы капюшон, скинул с плеч тяжёлую насквозь мокрую ткань, и Аэлирэнн смогла наконец его рассмотреть. Были у него серые, прямо такого цвета, как булыжная мостовая в Венгерберге, глаза и длинные, ниже лопаток, каштановые волосы. Лицо не уродовали ни шрамы, ни синяки, был он под плащом одет в вышитую серебряной нитью шёлковую рубашку, и красив был ровно так, как полагается свободным эльфам из Синих гор. Аэлирэнн даже задумалась, не зря ли она взялась ему помочь. Нет, «своим» этот Seidhe ей точно не был, да и, если взглянуть правде в глаза, таких, как она, скорее всего презирал.

Взгляд серых, как булыжная мостовая в Венгерберге, глаз тоже скользнул по её лицу, задержался на правой его стороне, потом немного ниже – на шее. Аэлирэнн, должно быть, теперь тоже оценили и признали совершенно не своей.

И всё же, он не сказал ей ни слова, только тяжело опустился прямо на пол, у стены напротив, и устало прикрыл глаза.

– Как тебя вообще сюда занесло? – спросила Аэлирэнн. – Не сиделось в Дол Блатанна? Или жизнь надоела?

– Нельзя сидеть за столом, как ни в чём не бывало, и пить вино, когда твой дом горит, – спокойно, не обращая никакого внимания на издёвку, ответил ей путник.

Аэлирэнн рассмеялась. В голос, так, что через несколько мгновений на глазах выступили слёзы и стало колоть в животе. Это было, пожалуй, самое смешное из того, что она в последнее время слышала. Эльфы из Дол Блатанна только и делали, что сидели посреди полыхающего пожара, старательно изображая, что ничего из ряда вон выходящего вовсе не случилось.

– А ты, стало быть, много знаешь про горящие дома? – немного отдышавшись, спросила она.

– Больше, чем хотел бы. И меньше, чем должен.

Аэлирэнн презрительно фыркнула – нашёлся страдалец. Каторжник висельнику жалуется, что спина у него болит. Но не гнать же теперь обратно на улицу, в самом деле.

Она пошарила в карманах, достала свёрток с остатками табака, скрутила самокрутку, прикурила от едва тлеющего фонаря, потом, задумавшись, протянула ему.

– Куришь?

– Да. Спасибо.

Будет кашлять или морщиться от той дряни, которую она привыкла курить – загадала Аэлирэнн – точно нужно будет гнать его ко всем чертям. Seidhe, однако, не закашлялся, не скривился и вообще никак не изменился в лице, и потому Аэлирэнн решила не торопиться с суждениями и принялась за вторую самокрутку – для себя.

Серые глаза незнакомца опять пристально разглядывали её лицо.

– Что с тобой случилось?

Это он, видно, спрашивал про шрам и успевший пожелтеть фингал под правым глазом. С неделю назад милсдарь Вуйчик опять вусмерть напился и к ней полез. Аэлирэнн всегда носила в каждом сапоге по ножу, и прекрасно знала, как ими пользоваться, поэтому у пьяного dhoine не было никаких шансов, но вот от кулака увернуться не получилось. Впрочем, не впервой ей ходить с разбитым лицом.

Положа руку на сердце, у Аэлирэнн не было в постели особенных принципов. Хочешь жить – крутись как можешь, поэтому, будь на месте пьяного dhoine кто-нибудь другой, Коршун, например, или малышка Мири, она не то чтобы согласилась – предложила бы первой. Вот только Коршун был, как и она, эльфом, и знал в Венгерберге каждого скупщика краденого, а малышка Мири, хоть и полукровка, была очень хороша собой и никогда не скупилась на подарки. А ещё – Коршун был мёртв, потому что ему повезло меньше, и получил он меч в живот, а не гнилую верёвку, а Мири вспомнила, что «полуэльфка» значит ещё и «полу-dhoinе», и что выбирать всегда следует тех, кто сильнее.