Текст книги "К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №13 от 30.03.2010"

Автор книги: К барьеру! (запрещенная Дуэль)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Судья в суде спрашивает свидетеля, почему он не боится говорить правду в суде?! Вот времена, вот нравы! Поистине наша Фемида, эта дивная богиня с врожденными понятиями о справедливости и истине, уже лет двадцать как погребена под обломками реформированной судебной системы. На ее месте промышляет законностью и правопорядком, взвешивая доходы и расходы, толстая тетка с психологией торговки с извоза. Но Карватко не изумился вопросу: «Здесь, в присутствии людей, я во всеуслышание заявил, что если со мной что-то случится, то все вопросы к Олегу Васильевичу Корягину».

Судья с нескрываемым садизмом: «А почему Вы не сделали заявление в Генеральную прокуратуру в период следствия?».

Карватко зло, иронично: «И отдать это заявление Владимиру Сулеймановичу? Да где бы я поместил это заявление?».

Судья с видом невинной овечки: «В прессе».

Карватко терпеливо, почти доброжелательно, как учитель в школе для умственно дефективных: «Со второго апреля я находился под постоянным контролем Департамента по борьбе с организованной преступностью. Ко мне, к примеру, садится в машину пассажир и говорит: «Игорь Петрович, ехал бы ты домой, мы же не можем контролировать всех твоих пассажиров». Я знал, что если я что и напишу, первым об этом узнает Корягин. Я не мог никуда трудоустроиться. Знакомые шарахались. Андрея из мастерской, который меня видел 17-го марта, взяли прямо в футболке и тапочках. Пригрозили: если не подпишешь сейчас, поедем домой и найдем что-нибудь. Он мне говорит: извини, я подписал».

Судья теряет к Карватко интерес. Вопрос Найденова: «Сотрудники охраны, назначенные судьей в 2006 году, Вам выделялись?»

Карватко: «Да, один из них мне прямо сказал: придется охранять от своих же коллег. Однажды на джипе приехали домой неизвестные, дошло до рукоприкладства. Через три дня на передвижном посту ГАИ меня остановили, я вышел и увидел человека из джипа. Он предложил мне записывать все разговоры с Корягиным на диктофон».

Миронов с азартом историка: «Какова судьба этих записей?».

Карватко: «Я так и не понял, что это за структура. Может, Корягина уловки? Сказал об этом Корягину, он говорит: это «смежники».

Котеночкина, адвокат Найденова: «Какие действия – физические, психические – к Вам применяли?»

Карватко устало: «Лично Корягин наручники не застегивал, руки мне не заламывал. Обсуждается вопрос – я отказываюсь. Корягин выходит за дверь, входит другой и надевает мне на голову пакет. Наступает удушье. Когда снова отказываюсь, Корягин выходит, входит сержант, прижигает мне руки сигаретой со словами «Руки тебе не нужны». Они у меня скованы наручниками. Когда освободили, у меня оказались повреждены плечевая суставная сумка, правый локоть, ушиб грудины и так, по мелочи».

…Все устали от допроса, от бессмысленных вопросов судьи и прокурора, изображающих из себя свято верующих в законность действий милиции и прокуратуры, от тяжкого осознания того, что подобное могут творить с каждым из нас – сегодня, завтра, послезавтра. Хотелось закрыть это страшное заседание, как последнюю страницу кошмарного романа, но прокурор приготовил замысловатый эпилог. Он просит судью огласить детализацию телефонных переговоров Карватко в то время, когда того пытали в застенках Твери.

Из мозаики унылых цифр, дат и адресов, откуда поступали звонки с телефонного номера Карватко, неожиданно сложилась потрясающая картина: томясь в камере СИЗО, Карватко ухитрялся вести переговоры из разных мест Москвы и Подмосковья. Даже с улицы Житной, 14а!

Прокурор был восхищен собственным реваншем: «22 марта звонок был с Вашего места жительства, а по Вашим показаниям Вы должны были находиться в Твери?».

Карватко лишь развёл руками: «Я не мог там оказаться. Ничего не понимаю. Не могу объяснить».

Прокурор ликующе: «А 24 марта звонок от Вас поступил из Москвы, с улицы Житной. Как это объясните?».

И вдруг до Карватко доходит: «Улица Житная… Улица Житная… Так это же Министерство внутренних дел! Это же ваши сотрудники забрали мой телефон! И шнурки, и ремень, и телефон».

Но прокурор пока ещё не понимает, во что вляпался: «Вы телефоном пользовались и в Астафьево, и на Житной?».

Карватко заклинающе: «Я на Житной не был! Я был в Твери! Моим телефоном пользовались ваши сотрудники!».

И в этот момент решительного неверия прокурора в похищение свидетеля подсудимый Квачков заявляет ходатайство о судебном запросе в Тверское СИЗО, чтобы выяснить, находился ли там с 21 марта по 2 апреля И.П. Карватко.

Судья ставит ходатайство на обсуждение.

Миронов: «Поддерживаю. Надо разобраться с этими секретными тюрьмами на территории Российской Федерации».

Слова эти производят ошеломляющее впечатление на прокурора. Вскакивает, лихорадочно выпаливает залпом: «По поводу секретных тюрем, о которых говорит Миронов… У нас нет сомнений, что Карватко помещался в СИЗО Твери. Но темой нашего суда не является, на каком основании задерживался Карватко!».

Судья тоже не желает разбираться с секретными тюрьмами России. А жаль. Очень жаль! Ведь в них и добывают недопустимые доказательства, как в деле «покушении на Чубайса».

Судья Пантелеева узаконила пытки

Заседание двадцать первое

Как сильно влияет наш отечественный кинематограф вкупе с телевизионными сериалами на сознание граждан: что ни фильм – то кровь и смерть, шантаж и пытки. Насилие стало такой обыденной картинкой, что ни у кого уже не вызывает ни возмущения, ни потрясения. Вот и судья, и прокурор, и адвокаты главного приватизатора страны, заседающие в процессе по делу о покушении на Чубайса, настолько свыклись с жестокостью, что не считают насилие преступным деянием. Ведь, как точно заметил Федор Михайлович Достоевский в своем бессмертном романе «Преступление и наказание»: «ко всему подлец-человек привыкает!».

После того, как главный свидетель обвинения Игорь Карватко рассказал в суде, как на допросах в следственном изоляторе его запугивали и пытали, судье предстояло решить, считать ли его показания, полученные под пытками на следствии, недопустимым доказательством. Судья поставила этот вопрос на обсуждение сторон.

Первым представил аргументы подсудимый Квачков: «В прошедшем судебном заседании Карватко заявил о примененных к нему пытках. Поэтому сама постановка вопроса о допустимости доказательств, полученных под пытками, является кощунственной. А суд решил, что судебное расследование о пытках, причиненных свидетелю, для дела не имеет значения. На мой взгляд, оглашение перед присяжными доказательств, полученных под пытками, является вызовом российскому правосудию».

Затем свои доводы предъявил адвокат Квачкова Першин: «Свидетель Карватко объяснил, как его пытали, где его пытали. Он говорил, что меры насилия применяли не только к нему, но и к его семье. Согласно статье 75 УПК РФ, показания этого свидетеля, полученные при применении насилия, не могут являться допустимыми».

Подсудимый Миронов начал с того, что: «Нельзя в суде зачитывать показания, подписанные рукой свидетеля, обожженной милицейскими окурками…», но тут же был перебит судьей, которая сначала встревоженно переспросила: «Что Вы сказали, Миронов?» и, не дожидаясь ответа от Миронова, возмущённо продолжила: «Все Ваши литературные изыскания, Миронов, не подходят к судебному процессу!».

Миронов пожал плечами, не понимая, за что такая отповедь: «Хорошо, Ваша честь, я буду исправляться. Так вот, чтобы понять причину появления таких показаний Карватко, надо разобраться, кто и с какой целью его похитил, держал в Твери, заставлял подписывать ложь. Если мы поймем цель, которую ставили похитители, пряча Карватко в тверской тюрьме, это будет гораздо важнее сегодня, чем все остальное».

Судья недовольно поморщилась: «Применяя литературные изыскания, Миронов, Вы растворяете в них юридически значимые факты. Вот Вы упражняетесь в изящности речи и упускаете юридические основания дела. В том, что Вы сказали, отсутствует процессуальная мысль».

Миронов бесхитростно удивился: «Окурки, потушенные о человеческую кожу, мешок на голову, приковывание наручниками… – я не считаю это литературными изысканиями, Ваша честь».

Тогда адвокат Михалкина заговорила с судьей на юридическом языке без «литературных изысканий»: «Прошу суд обратить внимание на юридически значимые факты. Согласно статье 75 УПК РФ, доказательства, полученные с нарушением Уголовно-процессуального кодекса, недопустимы. Карватко здесь на суде свидетельствовал, что он для получения ложных, нужных следствию показаний подвергался насилию, пыткам и другим действиям, унижающим человеческое достоинство. Таким образом, была грубо нарушена статья 9 УПК РФ, которая прямо говорит о том, что никто из участников судебного процесса не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению.

Найденов с адвокатом Котеночкиной активно поддержали позицию своих коллег. Подсудимого Роберта Яшина судья по-прежнему не пускает на заседания, лишая его права на защиту.

Обратив благосклонный взор в сторону обвинения, судья изготовилась слушать, что имеет против пыток на следствии прокурор с адвокатами Чубайса. Самое поразительное, что те – и прокурор, и адвокаты Чубайса – ничего не имели против пыток и насилия на предварительном следствии.

Прокурор даже ухмыльнулся: «Я внимательно выслушал показания Карватко и сделал единственный вывод: никакого похищения не совершалось, никаких пыток не применялось и все показания Карватко давал сугубо добровольно. Например, я спросил: когда Вы оказались в Твери? Он путался, говорил: то ли 21-го, то ли 22-го. А согласно детализации телефонных переговоров, звонок с его телефона зафиксирован с адреса его местожительства. Другой звонок – 24-го числа – с улицы Житной в Москве. Что находится на улице Житной? Министерство внутренних дел. Зачем Карватко был в МВД? Не знаю, но главное, в это время он не был в Твери!».

Першин, Квачков, Миронов возмущенно вскакивают с мест. Миронов: «Его телефон – он что, вшит в голову Карватко?! Это его телефон был в МВД, а сам Карватко был в Твери!».

Прежде чем судья подоспела на подмогу прокурору, Першин тоже успел уличить обвинителя: «Прокурор вводит суд в заблуждение, Ваша честь! Карватко не говорил, что его телефон был при нем! Я в письменном виде предъявлю свои возражения, я Вам это покажу!».

Судья гневно нависла над адвокатом: «Першин! Вы предупреждаетесь за то, что угрожаете суду. Вы сказали: «Я вам покажу!».

Першин объясняет, что он собирался показать судье вовсе не то, о чем та подумала. Судейское кресло перестает яростно скрипеть, и прокурору вновь дают слово.

Прокурор, победоносно поглядывая на подсудимых: «Что касается секретных тюрем, в которых якобы содержался Карватко, то я на прошлом судебном заседании вовсе не отрицал, что свидетель находился в тверском изоляторе. Но вопрос – как он туда попал и когда из него вышел?».

Не выдержал, возмутился Квачков: «Господин прокурор, Вы лжете прямо у нас на глазах!».

Но судья зорко сторожит честь прокурора и объявляет в ту же секунду: «Суд постановил: за оскорбление прокурора удалить Квачкова до конца заседания».

Квачков выходит под конвоем судебных приставов, бросив прокурору в лицо что-то гневное, но нераслышанное в зале. Зато до слушателей донесся горделивый прокурорский ответ: «Вы еще найдите такого прокурора!».

После небольшого перерыва в заседании прокурор, из тех, кого еще надо поискать, продолжал представлять доказательства того, что Карватко добровольно и чистосердечно давал показания на следствии вопреки его собственным признаниям суду о принуждении, шантаже и пытках: «Что касается якобы изъятия телефона у Карватко, то 27 марта ему дали позвонить родственникам с телефона следователя. Ну и что? Это вовсе не означает, что у него изъяли телефон. Но это означает, что Карватко никто не похищал. Это было не похищение, это скорее похоже на программу защиты свидетеля. Если Карватко считал, что в его показаниях на следствии что-то записано не так, то у него было право исправить это. Карватко нам поведал, что он от сотрудников милиции не прятался и встречался с полковником Корягиным неоднократно. Какой же здесь страх?! Если полковник Корягин так насолил Карватко, то Карватко надо было бежать куда глаза глядят, но он же не убежал! Я настаиваю, что все следственные действия с Карватко были законными и прошу огласить показания этого свидетеля на следствии!».

Замешательство, воцарившееся в зале, заразило даже судью. Представить похищение свидетеля милицией с целью выбивания из него нужных показаний как программу защиты этого свидетеля – о таком в российской судебной практике до сих пор никто не слыхивал. Действительно, надо еще поискать такого прокурора…

И эта юридическая что называется «новелла» вмиг овладела умами адвокатов Чубайса.

Шугаев, главный представитель интересов бывшего главного энергетика страны, начал издалека: «Суд правильно обратил внимание на то, что мы должны оперировать юридически значимыми фактами. Вот появился сейчас новый факт, что Карватко жгли руки, надевали ему мешок на голову. О чём это свидетельствует? О том, что Карватко подвергался серьезным угрозам, но это были угрозы со стороны защиты. Карватко просил защитить его, и это была программа защиты свидетеля! Объективных доказательств, что на Карватко было оказано давление со стороны органов прокуратуры, не имеется. Прошу огласить все материалы в полном объеме».

Следом выступил еще один чубайсовский полпред – адвокат Коток: «Ходатайство защиты о признании показаний Карватко на следствии недопустимыми доказательствами не обосновано и подлежит отклонению, так как факты, изложенные в нем, не нашли своего подтверждения. Карватко показал, что в СИЗО его обследовал медицинский работник, но никаких фактов насилия установлено не было. Он просто просил защитить его от стороны защиты».

Последний в адвокатской чубайсовой компании на троих – Сысоев – и вовсе обрушил на свидетеля обличительный пафос: «Считаю, что обстоятельства, на которые ссылается сторона защиты, не нашли своего подтверждения. У Карватко было время обратиться в правоохранительные органы с жалобой на действия правоохранительных органов. А он этого не сделал! Значит, ничего не было!».

Судья глубоко и надолго задумалась. Ей действительно предстояло нелегкое дело выбирать из двух зол, второпях успевая взвесить, какое из них меньшее. Если признать показания свидетеля Карватко, добытые под пытками и шантажом в тюрьме, недопустимым доказательством, то придется признать также и то, что в России есть тюрьмы, где пытают и запугивают даже не подсудимых, а свидетелей. Если признать те же самые показания допустимым доказательством и закрыть глаза на то, что они добыты преступным путём, то такое признание влечёт за собой легализацию допросов с пытками и отбрасывает российскую судебную систему к временам инквизиции, когда щипцы и пламя развязывали языки самых несговорчивых обвиняемых, и их показания под пытками становились неопровержимыми свидетельствами самых фантастических преступлений вроде полётов на метле или плясок с чертями на Лысой горе. Это последнее зло судья и посчитала меньшим: «Суд постановил: огласить заявления и протоколы следственных действий, произведённых с участием Карватко».

Да здравствует инквизиция!

Любовь КРАСНОКУТСКАЯ,

Информагентство «Славия»

  (Продолжение следует)

КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО

ЛИЛИПУТСТВО

(Окончание. Начало в №9)

Страшнее Солженицына

Между прочим, Станислав Говорухин, создатель лакейских тротиловых фильмов «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли», как раз в эти дни заявил о неназванных им режиссерах и лентах: «Снимать кино, где все русские дебилы – подлость» (Московская Неделя.13.11.09). Правильно. А почему никого не назвал? Да потому что трус. Но снимать фильмы, где утверждается, что в нищей царской России всё было великолепно, а в Советской сверхдержаве все грязно, отвратительно и преступно, – гораздо большая подлость. Теперь Говорухин возмущён: «Современные фильмы зачастую вызывают в людях низкие животные инстинкты. Нельзя позорить свою страну». Разумеется. Но какие именно фильмы-то, кто автор? Опять не смеет сказать рыцарь экрана. Но первопроходцем таких фильмов, позорящих родину, был именно он, певец Солженицына, за что и сидит с ельцинских времён в Госдуме, получая там ни за что по 120 тысяч ежемесячно. Теперь он, прозорливец, негодует: «Нельзя показывать родину дикой, невежественной, азиатской». Но она на самом деле становится невежественной и дикой. 60% взрослого населения, как отметил сам Медведев, ничего не читает. Сам-то он Пелевина и Улицкую читает, но вот народ... Миллионы детей не имеют возможности учиться. С каждым годом растёт количество совершенно неграмотных призывников-новобранцев. Да что там! Телевидение в перерывы пещерной антисоветчины показывает совокупление артистов со своими подружами...

Но – «показывать Россию азиатской»? В сверхмиллиардном азиатском Китае почти ликвидирована неграмотность, а за сюжетик совокупления по телевидению на другой же день своего эрнста китайцы наказали бы так, как Путин обещал наказать Саакашвили – повесили бы за причинное место. Ничего подобного российской похабщине нет и в азиатской Индии, и в азиатском Вьетнаме, и в других азиатских странах. Говорухин всё ещё живет представлениями времен России, которую он, не видя её, потерял. Так вот, невероятному одичанию родины невероятно энергично содействуют деятели искусства, их творения, и первыми среди них были те два помянутых выше фильма маэстро Говорухина. В деморализации народа, в установлении бандитского режима они сыграли гораздо большую роль, чем, допустим, весь Солженицын с его «Архипелагом» и всеми потрохами. Эту четырехтомную бездарщину никто и не читал, как полагается, а чего стоит посмотреть двухчасовой фильм? Легче лёгкого.

Сейчас многие уже не помнят, например, как на Съезде Народных депутатов шло обсуждение советского-германского договора 1939 года. Но Говорухин-то не забудет до самой смерти. В первый день, несмотря на все старания Горбачёва, Яковлева и Лукьянова, разрушителям Советского Союза ничего не удалось. Перенесли обсуждение на утро следующего дня. А вечером депутатам показали этот самый шедевр антисоветской клеветы – «Так жить нельзя!». И цель была достигнута: многие депутаты дрогнули, расчувствовались, поверили лжецу. И на утро договор большинством голосов был осуждён, чем немедленно воспользовались прибалты – объявили себя независимыми. Как видим, шибко художественные фильмы Говорухина умело использовались в самый решающий момент как острое политическое оружие убийства родины.

Говорухин очень любит показать себя тонкой и широко образованной художественной натурой. Явно с этой целью рассказывает, как однажды попросил поднять руку тех своих студентов, кто читал «Тёмные аллеи» Бунина. И был ужасно огорчён, даже возмущался, что никто не читал сей шедевр. Господи, да ведь это же всё равно, что спросить, кто читал стихотворение Пушкина «Красавице, которая нюхала табак». Пятнадцатилетним отроком сочинил поэт такой изящный пустячок, который заканчивается строкой горького сожаления: «Ах, отчего я не табак!» Бунин же не в отрочестве, а в глубокой старости да еще в дни немецкой оккупации написал эти «Аллеи». О них хорошо сказал Твардовский: «Эротические мечтания старости». И не пришло в голову маэстро спросить студентов, а кто читал, допустим, бунинскую «Деревню», или «Жизнь Арсеньева», или хотя бы «И цветы, и шмели, и трава, и колосья...».

Между тем валаамова ослица вдруг признала: «В Советские годы жегловы (т.е. честные, мужественные, добропорядочные люди, настоящие патриоты. – В.Б.) были в каждом городе – и в Москве, и в Одессе, и в Киеве». Более того, на каждой улице, в каждом доме. Но что вы-то, сударь, изобразили во всей вашей России, в которой-де жить нельзя? Ни одного Жеглова, одни живоглоты.

Между прочим, даже Солженицын, самое большое русофобское трепло ХХ века, для прославления коего Говорухин с благоволения Ельцина катал аж в США, в штат Вермонт, даже он, Александр-то Исаевич, незабвенный Нобелевский лауреат, в Советское время отрёкся от одного своего полубессмертного творения – от пьесы «Пир победителей». Это то самое сочиненьице, о котором Шолохов писал: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство автора, злоба и остервенение. Все командиры, русские и украинцы, либо законченные подлецы, либо ни во что не верящие люди. Почему осмеяны русские и татары? Почему власовцы, изменники родины, на чьей совести тысячи убитых и замученных, прославляются как выразители чаяний русского народа?». Ведь это, Говорухин, прямо о том же самом, о чем вы сейчас бурно и негодуете по адресу неизвестных режиссеров и их фильмов, где все русские – дебилы. Только там всё названо своими именами, а у вас – трусливая анонимность.

Так вот, в Советское время Солженицын отрёкся от этого шедевра, как от написанного в отчаянную, дескать, пору жизни. Это был первый вроде бы честный шаг. Но когда вернулся из Америки, а во власти оказались уже демократы во главе с обкомовским пропойцей, он побежал с этим «Пиром» в Малый театр. Это был второй, уже болезненно бесстыжий шаг. И там, в доме Островского, на священной сцене русской культуры такие же лицедеи и трусы, как вы, Говорухин, поставили эту пьеску. Она продержалась четыре показа.

Подумайте, маэстро, не повторить ли вам первый шаг своего кумира без второго, т.е. признайтесь, что фильмами «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли» вы хотели выслужиться перед новым режимом, перед Ельциным и Чубайсом, что помогло вам в этом ваше невежество и болезненное бесстыдство, что отхватил тогда за это изрядный куш, который ныне в перечислении передаю, допустим, в Детский фонд Альберта Лиханова и т.д. Ведь вы только что заявили: «Сейчас самое время говорить о таких понятиях, как честь, благородство, долг, Родина». Ну, вообще-то, между нами, у порядочных людей для этого всегда – «самое время». Точнее, говорить-то об этом много не надо, но в душе это должно быть всегда.

Так покайтесь же, пока не поздно. Ведь душу свою спасёте. Неужели не страшно с рожей Солженицына предстать перед Господом нашим?

Застенчивая храбрость

Но вернёмся к фанфарам и трубадурам. Ведь одно их обилие и льстивое единодушие, Александр, должно отбить охоту присоединиться к ним. Тем более, что на другой день после оглашения Послания, 13 ноября, в Ульяновске прогремел в честь президента и его речи мощнейший салют, во время которого восемь артиллеристов погибли.

Но, повторяю, желание защитить и поддержать президента и у меня остаётся. В самом деле, вот он сказал: «Престиж отечества и национальное благосостояние не могут до бесконечности определяться достижениями прошлого. Ведь производственные комплексы по добыче нефти и газа, обеспечивающие львиную долю бюджетных поступлений, ядерное оружие, гарантирующее нашу безопасность, промышленная и коммунальная инфраструктура – всё это создано большей частью ещё советскими специалистами, иными словами, это создано не нами и до сих пор удерживает нашу страну на плаву». Как это не подержать хотя бы за то, что раньше ни Путин, никто другой ничего подобного не говорил о Советском времени, а только клеветали на него. «Советская Россия», приведя эти строки, даже воскликнула: «Браво!». И – оппозиционные аплодисменты...

Правильно и дальше: «В прошлом веке ценой неимоверных усилий аграрная, фактически неграмотная страна была превращена в одну из самых влиятельных индустриальных держав, которая лидировала в создании ряда передовых технологий того времени: космических, ракетных, ядерных». И это верно, однако какая уклончивая невнятица и безличность. Дело было не «в прошлом веке» вообще, а лишь после Октябрьской революции. И неграмотная страна «была превращена» в лидирующую державу не кем-то неизвестным, а Советским народом под руководством коммунистической партии. А кроме того, почему все сведено к «технологиям»? Поистине лидирующей и просто недостижимой для других стран Советский Союз был в социальной сфере: нигде в мире не было бесплатного жилья, образования, медицины и т.д.

Не занавес, а фильтр

А дальше? «Но в условиях закрытого общества...» В другом месте, как полагается истинному демократу, презрительно скажет ещё о «железном занавесе». Ну, как им втолковать, что был не занавес, а мудрый фильтр, оберегавший наш народ от мировой заразы. Сквозь этот фильтр персонально или своим творчеством приходили к нам большие и истинные художников, начиная с Айсдоры Дункан и Чарли Чаплина, а потом – великолепный Рокуэлл Кент и бесподобный Поль Робсон, мудрый насмешник Бернард Шоу и проникновенный Ромен Роллан, блистательный Хемингуэй и острый Селинджер, великий Иегуди Менухин и замечательный Ван Клиберн... А сколько истинных художников вернулись за «железный занавес»! Горький, Куприн, Алексей Толстой, Цветаева, Сергей Прокофьев, Вертинский, Коненков, Эрзя, последний секретарь Льва Толстого – Булгаков... А кто вернулся в вашу демократию? Михаил Козаков, Саид Багов, кто знает... Надо ещё продолжать? Во время войны и после у нас выходили на русском языке журнал «Америка» и еженедельник «Британский Союзник». А сразу после войны в 1946 году было создано единственное в мире специализированное издательство «Иностранная литературы». Но, конечно, через этот фильтр не могли пройти фигуры, подобные Хичкоку, Майклу Джексону, Мадонне, Йохансен... Впрочем, Мадонна на помощь Гаити после страшного землетрясения, погубившего около 200 тысяч человек, отстегнула от своих супермиллионов 250 тысяч долларов. Что ж, достойно. За это её, может быть, и пригласили бы в советскую Эстонию. А вот красотка Йохансен, едва ли менее богатая, решили пожертвовать гаитянам «гонорар», который заплатит ей счастливец, с кем она по объявленному ею конкурсу (кто больше даст) «поужинает в ресторане». И таких потаскух пускать в свой дом?..

Так обстояло дело с их посещением нашей страны. А мы у них бывали? МХАТ ещё в начале 20-х годов гастролировал в Америке, потом объездили многие страны и Большой, и Малый, и Вахтанговский... Совсем недавно в Ватикане выступал Ансамбль песни и пляски Красной Армии им. Александрова, и папа Бенедикт ХVI после каждого номера в восторге и благодарности вставал и простирал к небу руки. Поинтересуйтесь, демократ Медведев, в какой стране в Советское время ещё не бывал этот ансамбль или ансамбль Игоря Моисеева. Да не забудьте ансамбль «Березку» и хор Пятницкого, тоже не побывавшие разве что на Формозе да в Гренландии.

Ансамбль Моисеева, как и восстановленная наконец скульптура гениальной Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», между прочим, созданы в 1937 году, когда за «железным занавесом», вероятно, ещё не родилась ваша матушка, и которым, видя там одни «сталинские ужасы», вы не устаёте пугать народ, как 22 ноября в передаче «Постскриптум»; «Березка» создана в 1948-м; и только хор Пятницкого пришел к нам из России, которую мы потеряли. А наши учёные, музыканты, спортсмены, особенно шахматисты – где они только не были! Пианист Лев Оборин ещё в 1927 году двадцатилетним юнцом получил первый приз на конкурсе в Варшаве. За ним – Давид Ойстрах, Шостакович, Буся, как тогда говорили, Гольдштейн и дальше – вплоть до Ростроповича... Наши футболисты сразу после войны совершили турне по Англии, а в 1955-м принимали сборную ФРГ, тогда чемпиона мира, и выиграли. Если память не изменяет, со счётом 3:2. Надо ли упоминать наших хоккеистов, которые, играя и за границей и дома, 22 раза становились чемпионами мира и Олимпиады!

Чем всем это может дополнить «новая Россия» Ельцина-Путина-Медведева-Сванидзе? Книгой Радзинского об Александре Втором, которую он послал президенту Бушу Кровавому, и тот ответил: «Спасибо. Помогает от бессонницы». Димой Биланом? Сборной по футболу, которая третий раз подряд не смогла пробиться на чемпионат мира да ещё и попала под подозрение: не за куш ли проиграла словенцам? Я не хочу верить, что проиграли нарочно, однако уже одно то, что не только безымянные болельщики, но и на государственном уровне, в Думе и по телевидению выражают сомнение, свидетельствует и тут: вот до какой моральной деградации дошло общество под вашим умным руководством.

А что касается «железного занавеса» в науке, то поговорите об этом с академиком Жоресом Алферовым. Он однажды сказал: «Занавес был не у нас, а у иностранных учёных. Они, а не мы засекречивали свои работы». Даже во время войны бывали такие вещи. Например, англичане раздобыли немецкую шифровальную машину, поручили доступ к секретной документации нашего общего врага, но для нас, союзников – молчок.

Что ж, Александр, можно ли защищать президента, который либо не знает всего этого, либо не желает принимать во внимание и твердит со слов Сванидзе:

– Закрытое общество! Железный занавес! Берлинская стена! Бастион тоталитаризма! «Преступления Сталина чудовищны!»

Хотите видеть умников? Вот они!

Да, именно так: «В условиях закрытого общества, тоталитарного режима позиции лидера невозможно было сохранить». Значит, завоевать лидерство при таком режиме было можно, а сохранить – нет. Хоть объяснил бы, почему. «Советский Союз так и остался индустриально-сырьевым гигантом и не выдержал конкуренции». Выходит, сам во всём и виноват, а предатели во главе с Горбачёвым и Ельцыным, а зарубежные энтузиасты свободы и «прав человека» совершенно не при чем. Однако остаётся неясным: Советский Союз – вторая держава мира или гигант на глиняных ногах? Нет ответа...

Такая же увёртливая невнятица и дальше: «Вместо примитивного сырьевого хозяйства мы создадим умную экономику... Вместо архаичного общества, в котором вожди думают и решают за всех, мы станем обществом умных людей».

Тут я вспомнил доклад Сталина на ХVII съезде партии. Там аплодисменты гремели 48 раз. Как видим, поотстал здесь Иосиф Виссарионович от Дмитрия Анатольевича (63 раза). Но ведь это без фанфар и потешных солдатиков. А кроме того, в стенограмме съезда есть такие пометы: 5 раз – «Смех», 2 раза – «Общий смех», 1 раз – «Общий хохот» и ещё 1 раз – «Хохот всего зала». Так что, здесь товарищ Сталин обошёл товарища Медведева. Но совершенно непонятно, почему после призыва «Создадим умную экономику, станем умными людьми!» не грянул хохот всего зала в Кремле. Ведь из призыва следует, что экономика второй сверх державы была безмозглой, а 75 лет руководили ею и всем обществом первостатейные тупицы. И вот появились суперумный Путин, экстраумный Медведев, мультиумный Грызлов, архиумный Миронов, и они первыми в мировой истории додумались выводить породу умников...Ведь уже и передача такая есть на первом канале – «Умники и умницы». Там, испытывая умы юношества, профессор Института международных отношений, ведущий передачи Юрий Вяземский, беглый член КПСС, задаёт молодым людям такие, например, вопросы: «Какой номер партийного билета был у Гитлера?» Если знаешь – умник, не знаешь – болван. И представьте себе – есть знающие! А спроси их хотя бы, кто был награждён орденом «Победа», они и не слышали о таком... Но что взять с этого Вяземского, если он на глазах своих «умников» объявляет телеведущего Диброва великим человеком.