Текст книги "Солнце жизни (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Парень откинул голову назад, убирая со вспотевшего лба пряди волос; машина неловко сдвинулась с места и не быстро стала двигаться по шоссе, будто пребывая в том же самом меланхолическом настроении, что и её хозяин. Сэм же тихо смеялся над собой, изредка покачивая головой; со стороны могло показаться, что он сумасшедший.
Ничего в его жизни не было настолько унизительно и неприятно, как это; а вы говорите – любовь легка и воздушна! Тогда, считал Уитвики, его собственная любовь обречена на пожизненное заключение в сырых тюремных камерах (во сто раз хуже его сегодняшней) с тяжеленными кандалами и путами вокруг себя; как в лучших номерах какого-нибудь замка Иф! И он не шутил уже, будто бы специально всё преувеличивая; сейчас он говорил всё, основываясь на правде и на внутренних ощущениях. Глупо, конечно, ему, парню, слушать своё сердце, когда такое дело должен разрешить рассудок, но, как и всегда бывает в таких случаях, мы упорно отказываемся от консультации с разумом, избегая этого чистосердечного высказывания. Впрочем, его маленькую проблемку ничто уже не могло решить: всё было до ужаса понятно и банально.
– Господи, и что я буду рассказывать своим детям и внукам? Как в пьяном угаре признался мужику и потом понял, что люблю его? Думается мне, что дети наивно меня спросят: а ты случайно не тот герой из однотипных бульварных романов, где вся правда начинает изливаться только после бутылочки крепкого? И я отвечу, что да. Потому что, мать его, это так!.. Чёрт возьми, это правда! – Сэм всплеснул руками, хотя не так активно – сейчас его эмоциональность была надуманной. – Представь, Би, твой друг скрывал от тебя кое-что… Он гей! Да-да! Даже разрешаю тебе трансформироваться и выбросить меня вот в эту реку. – Парень нервно кивнул головой в сторону речки, над которой они сейчас ехали. – Хотя даже это было бы желательно! Может, охлажусь… Ну нет, ты представляешь?..
Машина недовольно стала дёргаться в разные стороны, силясь привести его в чувство; Уитвики действительно примолк. Но примолк – не значит прекратил свою мысль; в голове он прокручивал всё, что когда-либо было связано с ним и майором Ленноксом, но в итоге ни к какому выводу не пришёл. Случившееся казалось ему пришедшим стихийно – в прошлом предпосылок к этому он не находил, – хотя парень не переставал уверенно считать, что на пьяную голову эти слова вспорхнули с самых глубин его поросший мхом души. Мхом, в смысле чем-то обыденным, вроде бы мягким, но жутко обманчивым; теперь он понял, что считал своё прошлое (даже приход трансформеров) настоящей, полной приключений жизнью, а на самом деле это была ночь. Ночь, глубокая и безответная, как та, которая сейчас настанет. С пониманием того абсурда, который оказался правдой, солнце его жизни будто бы только-только затеплилось на горизонте; значит ли это, что самое трудное и неприятное впереди и есть настоящая жизнь? То есть жизнь это несчастье? То ли ещё будет, раз только рассвет! Да, будет много чего; а Сэму уже было не по себе.
Он бы и отказался от всего этого, обратно зарыв в своей душе отрытый клад, да только, увидев блестящую правду, уже невозможно было её забыть. Уитвики мог бы и отодвинуть свою неожиданную любовь, похоронив её под толщей каждодневного секса с Карли и будто бы крепких отношений, но… ничто ещё так не очищало и не одухотворяло его, как это чувство. Это чувство сладкое, запретное, противное, вообще не к месту в его жизни, но такое чистое и даже в какой-то степени невинное, что даже блевать хотелось от его чистоты! Короче, ужасно. Пользуясь случаем, Сэм передавал привет всем геям, ещё не признавшимся в своих чувствах избранником. И никогда не признающимся; ибо это уж слишком.
«Банально… – прикрыв ладонью лицо и потирая виски, думал парень. – Ещё и Бамблби какую-то ересь выдал… Зашибись денёк!»
– Би, послушай… – осторожно начал Сэм, осёкшись, – ты, вероятно, многого не понял из того, что я сказал, но… я буду рад, если ты не отвернёшься от меня. – Панель игриво замигала, и стало понятно всё без слов. – Спасибо. Но, знаешь, я хочу тебе кое-что всё-таки пояснить. Может быть, мои чувства и покажутся какой-то ложью… – произносил парень осторожно, пробуя слова на вкус и правду – на ощупь, – покажутся чем-то притянутым за уши и, конечно, банальным, но я никак не вру, если ты хочешь знать. Поначалу я и сам запутался. А потом решил точно: я и правда люблю Леннокса. И я, понимаешь, решил это не потому, что в пьяном угаре сказал такое, а потому, что, подумав об этом, я ощутил, как на душе потеплело… такое бывает редко, поверь. Мне стыдно, это точно. Стыдно перед всеми, даже перед Карли. Видишь мою слабость? Я стыжусь своей любви, а это удел отпетых слабаков… – негромко говорил Уитвики, глядя в окно на темнеющее небо, прямоугольники башен, зажигающиеся огни и видимость жизни и ощущая себя будто на исповеди. – Даже этих слов стыжусь, хотя и бесконечно тебе доверяю. Я понял, кому доверять можно – только автоботам. Вы не совсем люди в душе, и это, пожалуй, ваш плюс… Понимаешь? Мне стыдно! Стыдно того, каким образом я понял свои чувства. И правда, на первый взгляд может показаться, как всё просто и избито; но я считаю, что просто бред говорить во время пьянства невозможно; если только это не правда о тебе самом или о других. В моём случае это точно так. – Машина остановилась на светофоре. – Би, я хочу, чтобы ты знал это, хотя ты и можешь во мне сильно разочароваться. Твой выбор. Лично я в себе уже давно разочаровался… сил нет совсем, сегодняшний день их будто высосал. Пустота на душе. Разве это называется настоящей жизнью, Би? О таком меня не предупреждали…
Сэм вконец сконфузился – ему казалось, что чем больше он говорил, тем более запутывал Бамблби; автобот, и так шокированный столь смелым нетрадиционным признанием, наверняка сейчас думал о том, какой же его друг идиот – по крайней мере, так считал Уитвики, полностью умолкший минут на пять. Наконец на панели, где высвечивалось обычно название радиостанции, вдруг появилась бегущая строка: «Будь увереннее, Сэм! В тебе слишком много „но“. Просто действуй! И не бойся услыхать отказ или порицание в ответ – это твоя жизнь. И, не пойдя на заведомо погибельный абсурд, ты просто пожалеешь об этом через пятьдесят лет. Ты сам так говорил. Я верю в тебя.»
Слова легли бальзамом на душу; парень едва проговорил сдавленное «спасибо», глупо улыбаясь и понимая, что значит найти в жизни друга, хотя, может, и лишиться всего остального. И, кажется, понемногу он начинал лишаться этого всего; осталось только признаться и вконец разрушить все мосты, связующие его и майора. Сэм усмехнулся: никогда толком не понимал этого выражения. Ведь, если мосты обрушились, можно добраться на лодке, если нет лодки – то хоть вплавь. Но ведь можно! В любом случае есть выход, если того захотеть…
Уитвики слегка воодушевился; слова автобота действовали как спиртное – ободряли и приумножали смелость, а робость наоборот уменьшали. Он уткнулся взглядом за окно, с каким-то тупым вниманием разглядывая пролетающие мимо объекты и совсем не разбирая, что есть что; назойливые мысли не отпускали его, как и навязчивая мысль. Мысль сделать жизнь ещё ярче… заставить солнце встать в зенит. И плевать, что обыкновенно после рассвета сразу идёт упадок; кажется, вся жизнь и строится на том, чтобы устроить на высшем уровне теперешнее мгновение, последствия которого в таком случае – незначительный элемент.
– Ты, вероятно, скажешь, что я глупец, но… что мне делать дальше, Би? Окей, с горем пополам я признал это, окей, теперь я понимаю, что где-то с сегодняшнего момента моя жизнь только-только приняла настоящий вид, это всё ясно… а дальше, дальше-то что? Прости, конечно, что так рьяно требую ответа, но мне в действительности больше не с кем поделиться. Для людей это заведомо странно и низко… – горько усмехнулся, наблюдая, как Бамблби резко свернул с главной улицы на боковую – его даже круто отнесло в сторону. – Кстати, ты сегодня едешь по новому маршруту что ли? Если мне не изменяет память, то это улица как-то слишком далека от дома…
«Всё под контролем. Не обращай внимания», – гласила бегущая строка. – «Лучше подумай, что будешь делать…» Сэм активно замотал головой, потом закрыл лицо руками и выдохнул.
– Не знаю, Би, что тут можно сделать… вообще без понятия! Фигня это всё какая-то непонятная, видишь? У меня впервые нет хоть какого-нибудь плана! – невесело усмехнулся и потёр пальцами переносицу. – Сегодня самый отвратительный день из всех, что когда-либо у меня были, понимаешь? Я и так сбит с толку, а ведь ещё нужно что-то делать! К тому же я не понимаю, зачем делать что-либо уже сегодня? Разве мне мало?
«Если хочешь устроить всё в один день и не мучиться неделю, то я тебе расскажу свой простой и лаконичный план…»
– Господи, мне уже страшно от твоих слов о простоте и лаконичности! – вздохнул Уитвики, немного растерявшись. «О, тебе как никому стыдно бояться, Сэм! Ты, который спасал Землю и был втянут в самый очаг смертельной битвы, боишься просто выслушать мой план! Глупо, Сэм, глупо…»
– Слушай, я уже готов вновь бросаться в огонь и воду, лишь бы сейчас просто взять и заснуть и ничего не делать. А на завтра, к примеру, проснуться, уже будучи по самое основание втянутым в какую-нибудь передрягу. И снова спасать чьи-то жизни… Я готов на любой опасный экшн, лишь бы только не окунаться с головой в повседневность!
«Твоей мечте, к небольшому счастью, пока не суждено сбыться. Ты мужчина и обязан вести себя соответствующе. И никакие праздные мысли о войне тебя не спасут; знаешь, при хорошем пытливом уме и довольно приличной силе каждый из нас боец. Да только ценность не в этом, а в том, как мы себя ведём в обычной жизни – вот тут-то многие заслуженные воины и накалываются. Поэтому, если не хочешь тяжко вздыхать неделю или две или до бесконечности, действуй сегодня! У вас, людей, даже пословица есть такая: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. И я искренно не понимаю, почему вы не пользуетесь такой мудростью…»
– Ладно, Би, уболтал… чёрт с тобой, говори! – чувствуя напряжение во всём своём теле, нервно выдал Сэм, облокотившись на дверь и посматривая на мелькающий город. Пару минут автобот не писал ничего, а после выдал: «Ну, раз ты согласен, значит, я обязан рассказать тебе о том, что придумал буквально за несколько секунд, проанализировав возникшую ситуацию. Не обвиняй меня раньше времени в банальности и в прямолинейности – в моих словах девяносто процентов будет разумного решения. Короче, Сэм… Признайся! И желательно сегодня, как можно быстрее. Раз уж день прошёл под знаком абсурда, то почему ночь не может быть такой же? Не мучь себя, Сэм, признайся…»
– Господи, ты понимаешь, что несёшь? – негромко, даже как-то вяло, будто бы лишь для некого нужного антуража в данной ситуации произнёс Уитвики. – Как мы теперь его найдём?
«Ого, вот видишь, ты уже начинаешь интересоваться практической стороной вопроса! Значит, с планом согласен…»
– В смысле как согласен? Я такого не говорил, Би! Это вообще бред какой-то, если честно! Ты бы ещё получше что придумал!
«А лучше ничего и нет… Сэм, коли ты вляпался в это, тебе уже не отвертеться. Я знаю, чего ты сейчас боишься: глупости ситуации. Ты считаешь, будто признание – это что-то из разряда фантастики. Но оно тесно связано с твоими чувствами. А разве твои чувства выдуманы и нереальны? Верно, нет! Получается, и признание тоже…»
– Великая сила логики! Нам бы такую… – угрюмо отвечал парень, скрестив руки на груди. «А если где-то глубоко в душе ты боишься отказа, то это, конечно, справедливая фобия, но глупая. Ты сам подписался на такое. Может быть, нам, автоботам, и неизвестно такое чувство, но мы хорошенько изучили все его аспекты. Вероятно, наука в таком деле – вещь относительная, но всё же некоторым пунктам хочется верить… И ты мне верь, Сэм. Согласись, что не хочешь получить отказ. Но в твоей любви уже навряд ли будет что-то позитивное – а уж тем более отдача! Это даже не приносит внутреннее удовлетворение – душа будто разваливается от всех этих гнусных мыслей! Не мои слова, книжные. Но ведь я правильно говорю?» Уитвики мелко кивнул, сглатывая. «Вот… видишь, не всё подвластно хаосу.» Некоторое время Бамблби ехал, ничего не отправляя; парень же раздумывал над смыслом его слов и вообще над тем, что ему предстоит сделать. И предстоит ли?.. С таким-то другом точно предстоит, решил Сэм. Через некоторое время панель вновь замигала. «Признайся!» – эта фраза держалась где-то минуты две, пока Уитвики решался. Сначала в его голове преобладало разумное, которое говорило своё степенное «нет»; но вскоре его место заняло старое доброе безумие, громко выкрикнувшее «да», одобряющим эхом отозвавшееся в его сердце.
Сэм порешил, что уже нечего терять. «Да», – твёрдо ответил он, и Би, поняв всё без объяснений, разогнался ещё быстрее. Уитвики осознал, что, скрыв свои частью глупые и ординарные слова, он сделает свою жизнь только хуже; уж пусть Леннокс уничтожит его прямо там, на месте – словами или действиями, неважно, – но тогда парень почувствует, что прожил не зря, что вот она – его реальная жизнь, наполненная чем-то весьма грустным и безрадостным, зато таким ярким! К тому же, тот малый процент, что Уильям ответит согласием, ещё теплился в его душе; все мы люди и все мы надеемся на лучшее. Всегда думаем, что мы – исключение. Ну, уж пускай будет так, чем иначе – изредка самообман нужен.
Уитвики не обращал внимания, куда выруливал Бамблби, хотя ему казалось, что сегодня день не мог закончиться без Леннокса; пускай Би отчаянно молчал, но парень-то чувствовал, что автобот отъезжал от дома всё дальше и дальше. Усмехнувшись, Сэм спросил:
– Мы к Уильяму? – «Да, едем. Я знаю его адрес; судя по моим расчётам, до дома он ещё навряд ли успел дойти. У тебя есть все шансы закончить этот день весело.»
– Ага, куда уж веселее! – пробурчал парень, вздыхая. На смену волнению пришёл глубокий пофигизм; Уитвики даже не думал, что скажет мужчине, что сделает и как посмотрит – всё произойдёт, как обычно, стихийно. Он снова решил импровизировать, потому что не любил чётко выверенных фраз и планов.
«Через пять минут будем на месте. Надеюсь, ты не такой зануда, чтобы прокручивать в голове всё, что скажешь ему.» Сэм улыбнулся и кивнул.
– Уитвики, ты сам знаешь, неисправим: порассуждать любит, а вот когда дело касается решительных действий… никаких планов, что ты! Как пойдёт, – Би в ответ глухо зарычал, как бы выражая этим смех – парень научился распознавать такие мелкие детали. В последующие минут пять автобот ничего не писал – видимо, решил оставить парнишку наедине со своими мыслями. Их всё-таки стоило собрать в какую-никакую кучку – совсем уж бредить Сэм не хотел, и так в последние четыре дня наговорил невесть чего!
Как это и бывает, пять минут пролетели быстро; за окном далеко впереди уже виднелась знакомая джинсовая куртка. Уитвики судорожно выдохнул и провёл рукой по лбу – горячий. Он уж мало чего понимал сегодня, поэтому не знал точно, какую галиматью выскажет Ленноксу, но раз день начался сумасбродством, значит, к вечеру его нужно закончить и тем самым закрыть своё дело. Он чувствовал, что вот прямо сейчас, сидя в машине и на максимальных скоростях приближаясь к объекту своей неожиданной любви, он по-настоящему жив. Солнце его жизни уже без пяти минут было в зените; и только Уильяму решать, остановить ли этот момент или оставить всё как есть, дав солнцу продолжить свой путь к закату. К закату и бесконечной ночи.
Машина бесшумно затормозила в метрах двадцати от Леннокса; на панели ярким загорелись слова «Вперёд! Удачи.» Сэм, вздохнув и мысленно поблагодарив Би за все его сегодняшние заботы и помощь, выскочил на свежий воздух; майор быстрым шагом становился всё дальше и дальше от него. Вот теперь, когда до важного решения его жизни оставалось всего каких-нибудь пару минут и пятьдесят шагов, стало труднее дышать, и вполне естественное чувство страха развилось до небывалых высот. Но парень отмахнулся от всего этого: уже поздно что-либо решать. Всё уже давно решено. Он побежал, стараясь не смотреть на приближающегося Уильяма; под ногами сверкал серовато-светлый асфальт, вокруг, будто в каком отдалении, бибикали машины, говорили люди, звонили телефоны; стало уж совсем темно, и фонари зажигались постепенно всюду. Уитвики заметил номер ближайшего дома, чтобы потом когда-нибудь вспоминать то место, в котором он признался в своей, кажется, далеко не первой, но очень странной любви. Странной и необычной настолько, что аж захватывало дыхание! Леннокс в пяти шагах; Сэм остановился и не смел приближаться к нему дальше. Набрав побольше воздуха в лёгкие, он позвал:
– Уильям, постой… те, – парень уже сконфузился, совсем растерявшись, как нужно обращаться к майору. Леннокс прошёл пару шагов и только тогда остановился, потом резко развернулся и вопросительно глянул; резкость и чёткость в его движениях была какой-то чисто военной. Так же, как и прямолинейность. Мужчина хоть и был удивлён, но стало ясно, что ненамного: лишь чуть-чуть нахмурился и окинул его тяжким взглядом. Уитвики сразу понял, что видеть его не рады; может, майор чувствовал, что продолжение сей истории быть счастливым явно не может – он знал, когда нужно прощаться, и попрощался вовремя. А это в его планы не должно было входить.
– Сэм, как ты тут?.. Впрочем, неважно, говори, что хотел… – мужчина развернулся к нему полностью и серьёзно глянул. Парень остановился ровно в двух шагах и только сейчас осознал, что, возможно, Леннокс-то и знает наперёд все его будущие слова… знает, но молчит намеренно, дабы не дать лишнего повода. Но, увы, Уильям его уже давно дал.
– Ты разве не удивлён? – ещё тяжко дыша после быстрого бега, беззаботно спросил Сэм и постарался улыбнуться; вышло плохо, а майор лишь неопределённо хмыкнул, становясь с каждой минутой всё угрюмее.
– Нет, – короткое, ёмкое, заставившее Уитвики неприятно вздрогнуть. Не столько от смысла, сколько от интонации. Парень почесал затылок, по-дурацки усмехнулся и неловко пожал плечами.
– Вот как… послушай, Уильям! – добавил неожиданно, громко; не хотел смотреть на Леннокса, но всё-таки глаза поднял, хотя, признаться, было довольно тяжело смотреть в практически равнодушные и никак не откликающиеся каким-нибудь чувством карие глаза. Впервые этот, казалось бы, тёплый оттенок отдавал ледяным. Но Сэм понял, что поворачивать назад поздно; этот день нужно закончить безумно. А после либо прекратить безумие, либо продолжить его, только уже в небольшой степени.
– Послушай, да… знаешь, я предполагаю, что после моего вопроса ты можешь меня убить, но всё-таки спрошу. Я уже ничего не боюсь, – горько усмехнулся. – Потому что в моём случае нет того, что можно назвать хорошим или плохим; я и так уже в полной жопе. Но, Уильям, а что… а что, если те мои слова были правдой? Если бы и правда… – голос дрогнул, дальнейшее произнёс шёпотом, к тому же рядом проехала гулко дребезжащая машина, заглушившая, кажется, всё что только возможно, – если бы и правда я тебя любил? Точнее, люблю, ну, или как там… короче, надеюсь, ты понял, – Уитвики не заметил, как нервно стал дёргать край кофты; речь под конец стала непонятной и торопливой, взгляд упал с Леннокса на асфальт; не хотелось смотреть на него, раньше времени наблюдать реакцию и считывать ответ. Пускай на одну секунду, но парень почувствует в себе то сладкое ожидание, приправленное вечной верой в лучшее. Вывел его из транса тяжкий вздох, но даже тогда Сэм не взглянул на майора.
– Послушай, Сэм… – прокашлявшись, начал мужчина, скрестив руки на груди и изредка покачивая головой, – я все эти годы знал тебя как хорошего разумного парня. Поверь, тебе этот бред не мог прийти в голову; ты просто о нём слишком задумался и, в силу своего юного возраста, развил в себе такую странную мысль. Но я тебе говорю, что это не правда, – сказал чётко, уверенно, голосом, не требующих возражений. – Пьяными мы не только в любви своему полу признаёмся, а ещё и целоваться полезть можем – увы, у каждого человека своя реакция на алкоголь. И ведь ничего, никто об этом после не задумывается… Так что и ты перестань говорить глупости, Сэм. У тебя есть любимая девушка. Вы, кажется, счастливы как никто другой. А у меня есть горячо мной обожаемая семья. Сэм, у нас нет никаких пересечений. К тому же, я не из таких… – добавил в конце, будто вспомнив. Уитвики проглатывал каждое слово; нет, он не был удивлён, но самолюбие явно пострадало. Ведь хотелось, как и всегда, взаимности, нежности, рассыпания в признаниях; хотя, конечно, такой итог был ожидаем. Парень медленно приподнял голову и посмотрел на Леннокса: взгляд, кажется, чего-то побаивающийся, но всё же в остальном очень холодный пронизывал его насквозь.
– То есть ты считаешь это бредом? – отчаяние всегда имеет дерзкий, почти вызывающий характер. Особенно отчаяние уязвлённого человека…
– Да.
– А что, если я скажу, что обо всём хорошо подумал и понял, что до сего момента я не жил и не любил по-настоящему, лишь сейчас, в данную минуту, живу и существую, а на сердце моём самая крупная и самая абсурдная любовь моей жизни? Что тогда? Что, если у меня во всю жизнь самое действительное происходило и принималось лишь в неординарных ситуациях, а не после многочасовых размышлений? Что, если… пьяный угар не причина минутного увлечения, а следствие давней глубокой любви? – Уитвики рассыпался в вопросах, горячась с каждой секундой. Ему хотелось задавить Леннокса если не качеством своих слов, то хотя бы их количеством и исключительной непонятностью. Но глаза майора были по-прежнему ледяными; ладони непроизвольно задрожали, уже забыв про кофту.
– Даже если так, Сэм, даже если ты любишь по-настоящему… всё равно нет. Это слишком, – покачал головой. – К тому же, это со стороны выглядит довольно странно и не укладывается у меня в голове, чтобы на пьяную голову слова были искренними и обдуманными… Прости, Сэм. Но чудес в жизни не бывает. И я тебе и правда не могу ответить ничем хорошим и положительным. Мне кажется, тебе следует одуматься, взглянуть на свою жизнь по-другому и понять, что у тебя есть те, кто тебя любит. Подумай о своей будущей семье… Короче, не зацикливайся на этой мысли. Она засасывает в свою пучину и не отпускает. И всё-таки попомни моё мнение: я чувствую, что любовь эту всю ты надумал. Даже если и не надумал, то… прости, ты знаешь мой ответ. Ты мне хороший знакомый, но о таком я даже и подумать не мог, – Уитвики не помнил, как жёстко и неприятно врезались эти слова в его изнеженное сердце; помнил только, что в тот момент подул сильный ветер и стало будто на тон темнее; кажется, и солнце его жизни скрылось за дождевыми тучами. Нет, оно пока не закатилось, но уже беспрепятственно двигалось к этому. Парень усмехнулся, запрокинул голову вверх, а потом и вовсе разразился безумным нервным смехом; Уильям настороженно на него поглядывал, побаиваясь, не сошёл ли он с ума. Через пару мгновений Сэм резко замолчал, опасливо посмотрел на Леннокса и, будто вспомнив всю нынешнюю ситуацию, мигом успокоился.
– Значит, ты не?.. – решил сделать последнюю попытку; это выглядело более чем жалко. Майор коротко кивнул. Уитвики опустил голову; горькая улыбка не сходила с его губ как напоминание о прошлом Сэме, которого сменил в те минуты новый – какой-то более серьёзный и печальный. Видимо, и правда человека могут научить не года, а порой всего лишь жалкие минуты…
– Ну, Уильям, хотя бы не воспринимай мои слова как горячечный бред. Я действительно… люблю тебя. Просто знай, – говорил сдавленным шёпотом, чувствуя комок отчаяния и крик безысходности, застрявшие в горле.
– Ты знаешь мой тебе совет, – ответил со вздохом.
– Знаю. Прости. Можешь даже не думать об этом. Просто знай. И я приношу тебе искренние извинения, если чем-то обидел тебя или твою семью… они замечательные люди. Да, ещё раз прости… Ну, бывай. Удачи… – говорил, делая робкие шаги назад и ежесекундно заглядывая в глаза Уильяму, силясь найти там что-то такое, за что можно зацепиться и найти повод остаться, доказывая никому ненужные истины. Но в тех до боли любимых и обыкновенно добрых глазах ледники не таяли, тепло не излучалось и никаких иных чувств, кроме лёгкой жалости, не было. «Хорошо научился скрывать чувства!» Если, правда, скрывал… Уже в спину Уитвики прилетело вполне доброжелательное, но для него равносильное выстрелу или удару «До встречи, Сэм!» Нет, ещё одной встречи он не потерпит. Не будет никакого завтра! Уже ничего не будет. Парень бежал, нёсся до своей машины, не чувствуя ног, рук, головы, а ощущая лишь свою развороченную и вывернутую всеми органами наизнанку душу и забитое сердце. Нет, в его жизни правда не было ничего такого: всегда любовь доставалась с более или менее несерьёзными трудностями. Ему всегда казалось, что любить взаимно – самое простое и часто встречающееся событие в мире. Он любил девушек – девушки любили его. Но здесь он не усёк один факт… нынешним объектом любви был мужчина. А отсюда шло множество проблем и недопониманий; не думайте, Уитвики это отдалённо знал и понимал, но знал и понимал так, как мы, обычные граждане, обыкновенно знаем и понимаем о войне: да, это жутко, да, это плохо, да, это страшно, но как именно жутко, плохо и страшно, мы так и не узнаем, пока не попробуем на своей шкуре. И вот тогда настанет гряда разочарований… у Сэма она уже наступила.
Что и говорить, ощущение было такое, словно в душу плюнули. Парень, слыша свист в ушах от бега, наконец рванул на себя ручку и прыжком забрался в кресло, истошно крикнув «Вперёд, Би, чего же ты тормозишь?» Дверью он шандарахнул так, что звонко задребезжали стёкла, и Би откликнулся недовольным рычанием. Ему хотелось уехать отсюда как можно скорее; Сэм старался не поднимать глаз на тротуар, но всё-таки мельком глянул: джинсовая куртка была уже далеко впереди. Нет, он не ненавидел Леннокса. Он по-прежнему его любил и, ему казалось, осознал и открыл своё чувство именно сейчас даже больше, чем в те минуты своего позора. Но всё-таки его изнеженная, разбалованная и привыкшая всегда к взаимности душа сейчас едва отходила от произошедшего; Леннокс как никто другой ударил по его самолюбию, но, наверное, это был нужный удар. Так обыкновенно спускают с небес на землю. А Уитвики и не знал… Впрочем, даже так он не мог испытывать ни одной отрицательной эмоции по отношению к мужчине. Ведь с его стороны это самый лучший исход событий; ему не на что жаловаться. Разглядывая серые, закрывшие ещё блистающий горизонт дома, Сэм безумно улыбался, иногда мелко хохотал и покачивал головой; могло показаться, что он душевнобольной. Парень был рад оказаться и им, лишь бы забыть раз и навсегда этот позор своей жизни.
– Би, это было ужасно!.. – прошептал Сэм, потирая лоб и жмуря глаза, будто испытывая стыд за себя прошлого. Через несколько секунд на панели появилась надпись: «Верно, глупо спрашивать, как именно всё было…»
– К тому же, ты сам видел… нет! Сегодня я опозорился так, как никогда не позорился! Это ужасно, Би, ужасно… – говорил тихо, сдавленно, убито; но мужская гордость не позволяла показать слабину или выплеснуть отрицательные эмоции. Уитвики не мог поступать так, понимая, что ещё может спасти свою утонувшую в дерьме гордость. Хотя нужно ли её спасать? Не безвозвратно ли она там утеряна?..
Сэм хотел позабыть, но да нужны ли слова, чтобы описать ту муть, которая с ним происходила и из-за которой он явно не мог этого сделать? Он чувствовал себя впервые так уничтожено; хотелось выть, вспоминая, что его слова не растопили тот гадкий лёд в глазах Уильяма, а ведь через пару минут он войдёт в свой дом и улыбнётся домочадцам так светло, посмотрит так тепло… Парень жутко завидовал, отчасти, хотя и не без ощутимого греха на душе, теперь понимая, почему по пьяни высказывал к ним такое отношение. Подумав об этом, Уитвики в следующую же секунду жестоко отбросил эту мысль; он стал противен себе ещё больше. Нет, с ним вовсе не было того состояния, называемого муками безответной любви и отвергнутого сердца; нет, он просто чувствовал, что та жизнь, которую он открыл в себе во время признания, реальна, остра на вкус, резко ощутима, но теперь она, увы, уходит на убыль. Парень сладостно вспоминал тот зенит: он ясно тогда ощущал себя, ощущал адреналин в крови, абсурдные мысли в мозгу, безумные слова и идеи на языке и бесконечное чувство свободы и чего-то реально происходящего здесь, сейчас. Тогда он понял, что не просто прожигал жизнь, как все свои прошлые двадцать с лишним лет; он осознал, что это был пик его жизни, самый острый момент, самая яркая любовь и самые незабываемые ощущения. Но лишь Леннокс мог решить, продлить ли этот момент до бесконечности или же дать солнцу естественно опуститься за горизонт. Впрочем, другого его решения и быть не могло…
Сэм помнил, как дрожали его руки, как жутко пересохло во рту, как глаза бешено стреляли в его сторону, как душа вся вытянулась в струнку, как впервые… впервые с его губ слетало что-то истинное, правдивое, исполненное настоящей любовью. Он знал, что глупо, знал, что бесполезно, знал, что упал в глазах Уильяма низко, но под страхом смерти бы не отказался от того, что его любовь не есть плод слишком углублённых размышлений о содеянном в пьяном виде. Никогда. Уитвики открыл окно и ощутил на себе порывистый холодный ветер; во время признания хотелось такого же.
И, вроде бы, он уже не мальчишка, чтобы с вожделением вспоминать о себе и об избраннике в тот момент и томно вздыхать, но всё-таки воспоминания не отпускали его, оставшись ядовитым пятном в душе. Сэм решил, что будет видеться с Ленноксом как можно реже. Так будет лучше – вот так говорят в подобных ситуациях, верно? Парень выбрал традиционный, даже в чём-то банальный путь, лишь бы больше не вскрывать слишком болезненную рану на сердце. «Боже, даже здесь я эгоист!..» – усмехнувшись, заметил он, кивая головой и рассматривая расплывающиеся в его голове и никак не сосредоточивающиеся в одну форму разноцветные предметы за окном. Аптека, название улицы, парк, куча пешеходов, мигание светофора, собака, светодиодные табло, огромные торговые центры, мосты, закаты, высотные дома, клочок неба, вновь река, ухоженная полянка; поворот на узкую улицу, знакомые очертания шикарного, но никому ненужного здания, светлые занавески, припаркованная машина дорогой марки, так и не выученной Уитвики, девушка рядом со входом – стройная, красивая, должна быть любимой, но…
