Текст книги "Последний Пожиратель-2. Рождественский переполох (СИ)"

Автор книги: Jero3000

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Ты туда залезь для начала – вмиг станешь героем, – буркнул Драсько, за что удостоился долгой тирады о сыновней неблагодарности.

Наконец, с дровами было покончено.

– Ну, помоги хотя бы занести их в хату, – попросил Драсько и подхватил внушительную стопочку дров. Олесь брезгливо фыркнул и поднял дрова чарами. Так они и вошли в хату.

Фирась выглядел слегка усталым, но довольным. Усы его были покрыты тонким белым налетом муки, как и его чуб, жупан, как и одежда и волосы Нелли. Да вся кухня была в муке. Однако мать сияла от радости.

– Я смогла! – в ее голосе был восторг маленькой девочки. Драсько посмотрел на каравай, который мать держала на вытянутых руках, и улыбнулся.

– Ну, ставим в печь! – произнес Фирась. – Как с дровами? Управились?

– Конечно, – радостно воскликнула Нелли, – Олесик справился с дровами!

– Нет, рубил дрова Драсько, – Олесь поморщился. – Я только помог занести. Этот чертов топор мне не дается.

– Олесик, у тебя еще все получится, уверена, – Нелли поставила пирог в печь и погладила мужа по щеке, от чего на ней остался белый след.

– Что? – возопил Олесь. – Нелли, ты серьезно? Мне не нужно умение рубить дрова! Мы уедем отсюда через несколько дней и никогда больше не вернемся.

– Но ты ведь не против, чтобы я готовила тебе иногда? – спросила Нелли, потупив взор. – Ну, руками.

– О Боже! – взвыл Олесь. – Моя жена сошла с ума! Весь мир сошел с ума!

– Олесь, нет времени на страдания, – насупился Фирась, и Драсько был с ним согласен.

– Ты не передумаешь? – спросил Олесь, и этот вопрос был похож на просьбу.

Драсько коротко покачал головой.

Каравай в печи источал такой чудный запах, что Драсько почувствовал, как желудок сводит.

– Перекусить бы, – пробормотал он.

– Ну у тебя и аппетит, племянничек, – рассмеялся Фирась. – Вечером наешься до отвалу. Надеюсь, ты сказал будущей невесте, чтоб на стол накрывала?

– Намекнул, – уклончиво ответил Драсько, – но она готовит. К тому же, там Марыся и Орыся, а они точно поняли, на что я намекал.

– Марыся и Орыся – это хорошо, – кивнул Фирась. – Раз уж родители Гермиэли недоступны, ее будут сватать подруги.

– Да, это все хорошо, – покачал головой Драсько, – но кушать я хочу уже сейчас.

– Может, я попробую еще что-то приготовить? – предложила Нелли.

– Нет! – Олесь схватился за голову.

– Знаешь, наесться ты еще наешься, – рассмеялся Фирась, – а сейчас можно и перекусить. Сейчас поедим пляцков и будем собираться. Нам еще тебя нужно одеть как самого знатного парубка.

– Он и так самый знатный, – вставил Олесь.

– Тем более, – пожал плечами Фирась. – Значит, станется его чуток принарядить. Пойдем, племянничек, посмотрим, что у старого Фирася найдется.

Драсько удивленно посмотрел на дядю и поплелся за ним в комнату.

========== Часть 7 ==========

Снег хрустел под ногами, а месяц освещал округу так ярко, что у Сирка даже в голове звенело.

– Так что мы делать-то будем? – озадачено спросил он, косясь то на Беллу, то на хату Гермиэли, и сдвинул шапку на лоб.

– Сейчас они будут идти к ней, – зло пробормотала Белла. – Пойдут, да не дойдут.

Хлестким движением она выхватила волшебную палочку и направила ее на Сирка.

– Вы, пани, не балуйте, – предупреждающе прорычал Сирко. – Я тоже, может, кое-чего могу.

– Ну так моги! – прошипела она. Деревья озарила вспышка красного света, и над селом прокатился горестный вой большого черного пса.

– Так от тебя толку будет больше, – усмехнулась Белла и легонько пнула собаку, в которую превратила Сирка, носком туфли. Сирко заскулил и попытался свернуться калачиком в снегу, но Белла вновь пнула его.

– Поднимайся! Будем им сватовство портить.

Сирко послушно поднялся, отфыркиваясь от снега, и тряхнул косматой головой. Белла уселась ему на спину, от чего Сирко негодующе зарычал.

– Пошел, родимый, – она ткнула палочкой ему в затылок, и Сирко почувствовал невероятный прилив сил. Он рванул вперед, не разбирая дороги и совершенно не ощущая тяжелой пани, рассевшейся у него на спине. Он все бежал и бежал, пока не заметил с удивлением, что лапы перебирают не снег, но морозный воздух. Сирко бросил короткий взгляд вниз и взвизгнул от ужаса. Село осталось где-то внизу, а сам он натурально летел по небу, везя на спине эту странную пани Беллу.

– К месяцу рули, блохастый! – прикрикнула Белла, и Сирко послушно повернул к месяцу.

Это было самое странное, что когда-либо приключалось. Лапы шли по воздуху, как по сырой земле, а звездная пыль, попадавшая изредка на нос, щипала его и потрескивала. По мере приближения к месяцу Сирко чувствовал благоговение и непреодолимое желание выть, излить ему душу и всю тоску, что накопилась в ней за год. Теперь-то месяц точно должен был услышать, ведь Сирко подошел к нему совсем близко. Но Белла вдруг метнулась вперед, да так, что Сирко чуть носом не ковырнул в особенно яркую – и наверняка колючую – звезду, схватила месяц и спрятала его за пазуху.

– Ай, черт! – процедила она сквозь зубы. – Блохастый, давай вниз.

Ноги сами понесли Сирка вниз, к лесу. Он с сожалением смотрел на то, как внизу, в селе, стремительно начиналась метель, и думал о том, каких дел они с пани Беллой наворотили.

Оказавшись в лесу, Белла спрыгнула с Сирка и припустила к дому Гермиэли.

– Эй, а расколдовать! – крикнул Сирко ей вслед, но получился только лай, который заглушил вой вьюги. Сирко вздохнул и припустил во все лапы за пани Беллой.

***

– Только же была хорошая погода! – раздосадовано произнес Драсько, а Фирась молча сплюнул в снег.

– Фирась, Драсько, – взмолился за их спинами разодетый Олесь, – а может, не пойдем?

– Я что, зря каравай пекла? – Нелли подбоченилась и легонько подтолкнула мужа к двери.

– Драсько! – воскликнул Олесь, оказавшись на улицы. – Руку давай. А то потеряемся в этой метели.

Вцепившись друг в друга, почтенное семейство Малфюков покинуло двор и побрело по улице Волшебных Вуек.

– Вот, против этого твоего сватовства даже природа восстала, – ворчал Олесь. – Без отцовского благословения пошел.

– Не трогай Драська, – осадила его Нелли. – Не маленький уже. Зато упрямый, прямо как ты: если уж что решил, то не переубедишь. Уж поверь, я с вами, Малфюками, двадцать лет живу.

– Как же мне Драська не трогать, если я за него держусь? Мы же потеряемся. Заблудимся в этом ужасном лесу.

– Олесик как паникером был, так паникером и остался, – рассмеялся Фирась. Правда, рот он раскрыл при этом так широко, что в него тут же намело снегу.

– Вы, дядечку, не могли бы метель унять? Вы ж характерник, как-никак.

Фирась замер, как вкопанный, и вся процессия остановилась вместе с ним. Он принялся бормотать что-то, вскидывая руки к небу. Из-за этого Драську пришлось схватиться за родителей, чтоб не потеряться.

– Ничего не выйдет, – удрученно проговорил Фирась и опустил руки. – Не метель это, колдовство.

– Белла, – выдохнула Нелли и вцепилась в мужа.

– Твоя, Нелли, сестрица, столько проблем нам доставила, что вот назло ей сосватаю Драська с этой Грейнджеренко, чтоб ей пусто было. Но Белле твоей пусть раньше будет пусто. Сосватаю – вот вам мое Малфюковское слово, – заявил Олесь, перекрикивая метель, а потом топнул ногой, поскользнулся на льду, притаившемся под снегом, и рухнул в сугроб.

– Олесик! – взвизгнула Нелли и принялась поднимать мужа. Драсько только и успел, что каравай у нее выхватить.

Фирась тем временем пытался рассмотреть ближайшие хаты.

– Так, вроде пришли, – заключил он. – Вон ее хата, там хвост рыжий мелькнул.

– И чего мы ждем? – Олесь двинулся к указанной хате, забыв обо всем на свете.

– Погоди, Олесик, я ж первый захожу, – выдохнул Фирась, когда смог нагнать брата. Где-то позади пробирались через снежную метель Нелли с Драськом.

– Хорошо, заходи первым, – Олесь закатил глаза и толкнул дверь хаты. – Только, Бога ради, быстрее!

– Добрый вечер вашей хате, – с порога начал Фирась отряхивая ноги, – у вас товар, у нас купец.

– Фирась, – раздался за его спиной голос Олеся. – Ты уверен, что эта та хата?

Фирась поднял голову и наконец-то осознал, что перед ним далеко не Гермиэля Грейнджеренко. Посреди хаты сидел просто на полу голова села, пан Разумовский, в расшитом на восточный манер халате, и недоуменно взирал на гостей, напрочь забыв о парящем перед ним варенике. Вареник, явно не выдержав подобного обращения, плюхнулся вниз, благо, там стояла миска со сметаной.

– Это ж какая нелегкая тебя, Фирась, ко мне принесла? – басовито спросил Разумовский.

– Метель на дворе, – ни к селу ни к городу брякнул Олесь.

– О, никак Олесик наш блудный вернулся?

– Так, каравай уже отдавать? – раздался за его спиной взволнованный голос Нелли.

– Дорогая, это не та хата, – пробормотал Олесь, но пан Разумовский уже поднялся на ноги и устремился к ним.

– А это что за птица киевская? – спросил он. – Неужто жена твоя?

– Она самая, – выдавил Олесь.

– Вы понимаете, пан голова, какое дело, – вклинился в их разговор Фирась. – Мы тут свататься шли, да метель началась.

– Свататься? – рассмеялся Разумовский. – Еще скажите, что к Грейнджеренко.

– К ней самой, – закивали одновременно Олесь и Фирась.

– И правильно, – рубанул воздух рукой Разумовский. – Нечего девке мозги пудрить. Любишь – так женись, и весь разговор.

– Так мы, прошу прощения, заблудились, – робко произнесла Нелли. – Метель наколдованная, пан Фирась не смог ее унять.

– Кто это у нас тут метели колдует? – подбоченился Разумовский. – В моем селе?

Малфюки переглянулись и промолчали.

– Хата Грейнджеренко на два двора дальше, – сказал пан голова и для верности указал рукой, в какую сторону достопочтенному семейству надлежит двигаться. – И чтоб без меня не начинали нашу Гермиэльку сватать! Я сейчас громаду соберу и приду.

Малфюки поклонились, взялись за руки и гуськом покинули хату головы.

– Что ж это ты, Драсько, путь к невесте найти не можешь? – едко спросил Олесь, когда они вновь пробирались через метель.

– А ты бы помалкивал, – буркнул Фирась. – Морочит нас невестушка твоя, за нос водит.

– Вот она! Хата-то Гермиэли, вот она, – вскричал Драсько, заметив пляшущий огонек в окне.

– Ну, племянничек, смотри не оплошай, – хмыкнул Фирась и толкнул калитку.

В тот же миг до их ушей донесся визгливый смех и рычание. Подойдя к хате, Малфюки замерли. Путь к дверям перегородила Белла, а напротив нее стоял, выгнув спину, и рычал косматый черный пес.

– Белла, – выдохнула Нелли. – Прекрати, пожалуйста. Мы уже все решили и Олесь готов дать отцовское свое благословение.

– А я не позволю! Не позволю позорить семью! – взвизгнула Белла и снова зашлась смехом.

– Вуйна, отойдите с дороги. Вы знаете, я Малфюк, – уверенно произнес Драсько и сделал шаг вперед.

– Малфюк! Тьху, – Белла гадко ухмыльнулась и сплюнула в снег. – Я всегда против этой свадьбы была, а Малфюки – гниль. Хуже только Визловские или эти простаки вроде Грейнджеренко.

– Ты, Белла, не забывай, кто тебя из Азкабановки вытащил! Не Лесторжинские, а Малфюки! И не к Лесторжинским ты пришла за помощью, а к Малфюкам.

– Я, вуйна, еще и Черненко наполовину, вы уж не обессудьте, – тихо проговорил Драсько, но тетка вздрогнула, расслышав его слова через метель.

– Ты меня, племянничек, не пугай. И не такие как ты пугали.

– Вот, молодцы, что меня дождались, – раздался с улицы голос пана Разумовского. Послышался скрип калитки, и во двор хлынули люди от мала до велика.

– Пан Разумовский, у нас тут небольшая проблема, – шепотом проговорил Фирась.

– Какая проблема? Что, жених отказался? Я громаду собрал в такую-то метель, а он отказываться.

– Нет же, нет, жених не против, а очень даже за, и рвется, как бы это сказать, в бой, – заверил его Фирась. – Вот только одна родственница со стороны жениха немного не в себе.

– Какая еще родственница? – недоуменно спросил Разумовский и воззрился на Беллу.

– А ты тут голова будешь? – спросила Белла, склонив голову назад. – И громаду привел? Так вот я тебе при всей громаде заявляю: свадьбы не будет.

– То есть как это – не будет? – удивился Разумовский, а толпа возмущенно загудела.

– А вот так! Месяц ваш я украла! И пока Драсько Малфюк остается в ваших этих Вуйках, месяца вам не видать.

Над двором Гермиэли Грейнджеренко повисла тишина. Даже огромный черный пес перестал рычать, сел на снег, осмотрел всех собравшихся, задрал голову и завыл.

В ответ ему взвыли собаки во всех окрестных дворах.

========== Часть 8 ==========

Пан Разумовский переводил взгляд с Драська на Беллу и обратно, не зная, что и сказать. Да что там Разумовский – Фирась, обычно способный найти выход из любой ситуации, беспомощно разводил руками, глядя на Драська, Олеся и Нелли.

– Я тебе покажу, сватовство сыну портить, – Олесь выхватил палочку, но Белла оказалась проворнее – один взмах ее палочки, и Олесь остался с пустыми руками, а его собственная палочка отлетела в сугроб у плетня.

– Нелли, даже не думай, – рассмеялась Белла.

Фирась выставил руки вперед, надеясь сбить Беллу с ног, пока она отвлеклась на Нелли, но ведьма оказалась проворнее: она махнула рукой, и Фирась упал в снег.

– Я сказала: отдаете Драська – будет вам месяц. Без фокусов, – процедила Белла, глядя на племянника.

Огромный черный пес взвыл так горестно, так пронзительно, что у всех кровь в жилах застыла. Драсько растерянно оглядывался по сторонам: пан Разумовский покачал головой, тетка Оксана и ее подруга-соседка переглядывались, явно не зная, что в таких случаях делать. Остальные сельчане тоже словно к земле примерзли, и только Нелли крепко стиснула руку Драська, призывая его не сдаваться.

– Вуйна, но ведь я люблю ее, – смело произнес Драсько, пытаясь не обращать внимания на дрожь в коленях. Он бросил короткий взгляд на окна хаты и увидел Грейнджеренко с красными глазами, которой вытирали слезы верные Марыська и Орыська.

– Не можешь ты ее любить! – взвизгнула Белла. – Ты – Малфюк, и простачку полюбить не можешь.

Драсько не успел и рта открыть, как раздался оглушительный раскат грома, полыхнула вспышка света, и метель в мгновение ока прекратилась. Ночь вновь стала тихой и звездной, разве что месяца на небе не хватало.

– Быть того не может, – прокатился в толпе шепоток, и люди стали расступаться, освобождая путь древнему старцу. Он был одет в жупан из овечьей шкуры, в высокую косматую шапку, правая рука его сомкнулась на побелевшем, отполированном временем деревянном посохе, а седые до белизны усы свисали аж до пояса.

– Любовь есть право и благо, любовь есть основа всего сущего, и не тебе, ведьма, решать, кому и кого любить.

– Отец, – хором выдохнули Олесь и Фирась, и бухнулись на колени перед старцем. Нелли, увлекаемая рукой мужа, тоже упала ниц, а вслед за ними опустилось на колени и все село. Даже черный пес упал на пузо и пополз к старцу.

– Пан Абракась, – пролепетал Разумовский, – простите, что потревожили ваш…

– Это и есть мой внук? – спросил человек по имени Абракась, ткнув посохом в Драська, который единственный из всех – если не считать Беллы – остался стоять на ровных ногах.

– Видимо, да, пан Абракась, – тот кивнул. – Я Драсько, сын Олеся Малфюка.

– Внук, – довольно кивнул Абракась. – Из младшего сына толк не вышел, так хоть внук порадовал. И что же у тебя, внучек, за проблема?

– Давай-давай, – взвизгнула Белла. – Расскажи деду, осрамись и всю семью осрами.

– Я не тебя спросил, – бросил Абракась. Его глаза полыхнули холодным светом, и Белла застыла, оборвав фразу на полуслове. Черный пес взвизгнул и завилял хвостом.

– Я, деду, свататься пришел к прекрасной девушке.

– К учительнице новой? Знаю-знаю такую, – кивнул Абракась.

– Но отку… – начал было Разумовский, но вовремя замолчал.

– А моя вуйна Белла, – Драсько махнул в ее сторону рукой, – против. Украла месяц и говорит, что вернет, только если я жениться передумаю и в Киев вернусь.

– А что ты? – Абракась подошел к нему вплотную. – Не отвечай, я и без слов все вижу. Готов и без месяца и без солнца жить, лишь бы невеста молодая с тобой была, да вот только перед людьми тебе неудобно.

Из хаты Гермиэли послышался громкий стук. Видимо, то ли Марыська, то ли Орыська упала.

– Ну да есть у меня решение твоей проблемы, – продолжал Абракась, прикрыв глаза. Драсько открыл рот и уставился на деда.

Абракась безмолвно раскачивался из стороны в сторону, и Драсько даже испугался, что ему плохо.

– Деду, с вами все хорошо?

– М-м-м, – ответил Абракась и мотнул головой, мол, уйди, не до тебя сейчас. Драсько послушно отошел в сторону.

Все застыли, наблюдая, как старец поднимает посох и безошибочно указывает им на Беллу.

– Месяц! – раздался его голос с самого неба. Точно с неба, в этом сомнений быть не могло: Драсько собственными глазами видел, что дед не открывал рта. Белла, все еще обездвиженная, ничего не могла поделать, когда яркий, молочно-белый месяц выскользнул у нее из-за пазухи и стал подниматься в небо. В толпе прокатился восхищенный гул.

– Ты! – посох все еще указывал на Беллу. Ее заволокло черным дымом, а когда он рассеялся, на снегу обнаружилась щуплая черная кошка. Абракась ударил посохом оземь, и кошка с пронзительным воплем бросилась прочь.

– Пан Абракась, – не выдержал Разумовский, – как же… Где же…

– В горах я живу, – оборвал его Абракась. – Как ушел тогда, так и живу, в единении с природой.

– Но отец, – пробормотал Фирась.

– Почему не вышел к тебе, когда ты отшельником в лесу жил? Видел я тебя, наблюдал, как ты премудрости природы постигал. Да только зачем тебе сердце молодое бередить, коли ты и сам справлялся. Или ты думал, я сына брошу? И Олеся бы не бросил, да только Киев из моей пещеры плохо видно.

– А видно? – тихо спросил Олесь.

– Не так хорошо, как хотелось бы, – покачал головой Абракась. – Ну что, выходи, невестушка, к старому Абракасю.

Дверь хаты скрипнула и отворилась. На порог вышла Гермиэля, за спиной у которой бестолково топтались Марыська и Орыська.

– Ты уж прости старого мольфара, невестушка, и ты, внучек, прости. Не могу я на сватовство остаться. Благословлю вас потихоньку, да и пойду себе.

– Спасибо, деду, – Драсько задохнулся от радости, а у Гермиэли на глазах снова выступили слезы. Оба встали перед Абракасем на колени, и тот положил руки им на головы.

– В мире живите, да в любви. В святую ночь вы решились на этот шаг, так чтоб святой дух с вами и был неотступно.

– Спасибо, деду, – хором прошептали Драсько с Гермиэлей.

– Что, пойду я. А ну как получится правнуков в своей пещере дождаться, – делано проворчал Абракась, и тут же опустил взгляд вниз, на черного пса, который тыкал носом ему в руку. – А тебе чего? Вот какую шутку с тобой сила твоя сыграла. И человеком ты станешь, только если поцелует тебя твоя судьба. А до той поры ходи в собачьем облике, да впредь больше не смей чужому счастью мешать.

Пес улегся на снег и тонко заскулил.

Полыхнула вспышка света, и Абракась пропал. Только проталина в снегу была доказательством его визита.

– Вот халамидник, – проскрипела бабка Параска. – Так за сто лет и не изменился.

– Так, это, – опомнился Фирась. – Мы, того. У вас товар, у нас купец…

– Какой товар, дядечка Фирасечка, – всплеснула руками Гермиэля, – какой купец, промерзли же все! Идите к столу! Все к столу.

– Трубите в трубы, бейте в барабаны! – гаркнул Разумовский. – Зовите музыкантов. Васько, неси трембиту.

– Так я того, уже, – хлопец, стоявший у самого плетня, запустил руку в карман и достал оттуда маленькую трембиту. Драсько прыснул, но хлопец дунул на нее, и трембита стала стремительно увеличиваться в размерах.

– Ура Драську и Гермиэле! – заверещали Марыська и Орыська.

– Ура! – подхватила громада, и Васько что было сил дунул в трембиту. Трубный глас ее прокатился над селом.

Раздался кошачий вопль, такой громкий, что почти перекрыл звуки трембиты. С крыши, разбрасывая лапами снег, скатился Живоглот и рухнул на спину черному псу. Тот вскочил на ноги и принялся бегать по двору, надеясь сбросить кота.

– Ой горюшко, это ж человек, – всплеснула руками Марыся, глядя на пса.

– Да Сирко это, – уверенно произнес Драсько. – Все село в сборе, только Сирка не хватает. Да и вспомни ту псину, что меня осенью чуть не загрызла. Говорю тебе, Сирко это.

– Орыська! – Гермиэля дернула подругу за рукав. – Ты ж его расколдовать можешь.

– А что сразу Орыська? – подбоченилась Марыська.

– А помнишь, как мы гадали и жених ей шапку оставил? – зашептала Гермиэля. – Так вот, на следующее утро Сирко с хлопцами зашел ко мне колядовать и шапку свою узнал.

– Врал, что пропала она у него посреди улицы просто с головы, – ввернул Драсько.

– Она и впрямь пропала, – пробормотала Орыся и повернулась к псу. – Сирко! Сирко, иди сюда.

Резким движением Сирко сбросил Живоглота со спины и, виляя хвостом, бросился к Орыське.

– Хороший пес, – Орыська присела и потрепала его по холке. Сирко поставил лапы ей на плечи и толкнул головой.

– Хороший, – повторила Орыська, зажмурилась и поцеловала его в мокрый нос.

Двор озарил мягкий свет, а когда он потух, все увидели, что посреди двора Гермиэли в снегу, обнявшись, сидят Сирко и Орыська.

– А что, мама, – крикнул один из друзей Сирка тетке Оксане, – стоим тут, время теряем. У вас товар, у нас купец.

– Идите к столу, стынет все! – взмолилась Марыська, и люди, наконец, стали заходить в хату. Кто-то затянул песню, которую все подхватили и прервались только, когда Драсько пылко поцеловал Гермиэлю. Возле них обнимались Орыська с Сирком, а в воздухе витало ощущение настоящего волшебства.

Высоко в Карпатских горах стоит древнее село Волшебные Вуйки. Мало кто о том селе знает, но как узнает, как приедет туда, так и останется там его сердце. И село в ответ напоит его чистейшим воздухом, мудростью вековечных гор, силой старого леса и искренней любовью ко всему живому.