Текст книги "Последний Пожиратель-2. Рождественский переполох (СИ)"

Автор книги: Jero3000

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Пролог ==========

– Гермиэля, ну пожалуйста, – в один голос ныли Марыся и Орыся. Перед ними лежала шапка из овчины – подарок «жениха», который привиделся Орысе. Марыся струсила и начала чурать сразу, как только увидела в зеркале образ, и забыла о том, что хотела взять подарок. А вот Орыся стойко дождалась, покуда жених снимет шапку и положит перед ней, и только потом закричала «Чур тебя, чур!» да так громко, что Живоглот, дремавший на подоконнике, слетел оттуда в мгновение ока с пронзительным «Мяу». На шум в комнату вбежали Гермиэля и Марыся, которые испугались не меньше Живоглота, и застали трясущуюся Орысю, которая сжимала в руках шапку.

– Девочки, это правда, – вскричала она, потрясая шапкой над головой.

– Ты хоть лицо увидела? – Марыся выхватила из рук подруги шапку и принялась рассматривать ее.

– Нет, – вздохнула Орыся. – Ничего, узнаем, у кого пропала шапка. А теперь очередь Гермиэльки.

– Что? Я? Нет-нет, – Гермиэля замахала руками. – Хватит с меня того, что я вообще разрешила гадать в своем доме.

– Гермиэля, ну пожалуйста, – в один голос заныли Марыся и Орыся.

– Неужели тебе неинтересно, кто твой суженый? – напирала Орыся.

– Хоть и страшновато, – поддакнула Марыся.

– Нет, и даже не просите, – Гермиэля покачала головой. – Не дай Боже, еще какого-нибудь Сирка увижу. Вот и что мне потом делать с этой радостью?

– А вдруг Драська? – мечтательно протянула Орыся.

– Да не вдруг, – топнула ногой Марыся, – а совершенно точно Драська. Грейнджеренко, не испытывай наше терпение.

Орыся схватила Гермиэлю за руку и потащила к зеркалу. Марыся давала им вслед ценные указания:

– Полотенце, чтоб зеркало вытирать, когда чурать будешь, из рук не выпускай. Смотри в зеркало и не моргай. Подарок не забудь!

– В первый и последний раз, – крикнула Гермиэля, но Марыся и Орыся уже выскочили из комнаты и захлопнули за собой дверь.

– Это совершенно ненаучно, – вздохнула она, но все же уселась перед зеркалом, уставилась в него и зашептала, – ряженый мой, суженый, приди ко мне ужинать.

Отражение в зеркале скептически улыбалось. В гадания Гермиэля не верила еще с того момента, как разругалась с пани Трелоненко, и поэтому чуть не взвизгнула от удивления, когда отражение потускнело, его подернула легкая дымка, и в ней померещился знакомый образ. За ее спиной – точнее, за спиной ее отражения – стоял Драсько Малфюк и улыбался. Гермиэля не выдержала и тоже улыбнулась, глядя, как Драсько снимает с пальца тяжелое фамильное кольцо, с которым он не мог расстаться даже в Волшебных Вуйках, и кладет перед ней на стол.

– Вот и умница, – произнесла Гермиэля тем тоном, каким она хвалила детей за правильные ответы. – А теперь давай, чур-чур-чур.

Гермиэля протерла зеркало полотенцем, и образ Драська пропал. Она опустила взгляд и вздохнула при виде тяжелого перстня.

– Гермиэля, ты там жива? – раздался из-за двери дрожащий голос Марыси.

– Тихо, глупая, спугнешь, – зашипела на нее Орыся. Гермиэля встала, быстро спрятала подарок в карман и открыла дверь

– Жива, – усмехнулась она, глядя на подруг.

– Кого увидела? – в один голос спросили те и принялись трясти ее, как грушу.

– Увидела? – Гермиэля вздрогнула. – Да никого я не увидела. Я же говорила, что гадания это глупости.

– Есть еще один метод. Проверенный! – Марыся подняла указательный палец. – Одевайся, пойдем во двор.

Гермиэля тяжело вздохнула. Похоже, Марыся и Орыся решили нагадать ей скорую свадьбу с Малфюком, а это значило, что их уже никто и ничто не способно остановить.

Ох и нарядная зима в Волшебных Вуйках! Мохнатые ели одеваются в белые шубы, снежок искрится и скрипит под ногами, да потрескивают на морозе ветви деревьев. К вечеру зажигаются окошки в маленьких аккуратных хатах, а из труб поднимается дымок. А небо! Какое небо зимой в Волшебных Вуйках: днем оно ярко-голубое с редкими облачками, а ночью звезды такие яркие, и мерцают так, что, кажется, поднимись выше в горы – и услышишь, как они звенят.

Гермиэля вдохнула морозный воздух и повернулась к девочкам.

– Ну, что делать? – с некоторой обреченностью в голосе спросила она.

– Снимай с левой ноги ботинок и кидай за спину, – отрезала Марыся. – Упадет носком от двора– точно замуж выйдешь.

Орыся молча кивала, все еще теребя в руках шапку.

– Я надеюсь, что он упадет носком ко мне, и мы пойдем в дом, – буркнула Гермиэля и стянула с ноги сапожок.

– Гермиэля! – в голосе Орыси послышалось предостережение, но было поздно: Гермиэля уже метнула сапог через плечо.

– Уй, – раздался за ее спиной голос, а затем послышался приглушенный стук. Гермиэля развернулась и увидела сидящего в снегу Малфюка.

– Грейнджеренко, – пробормотал он, – я понимаю, что не всегда вел себя хорошо с тобой. И да, я не почистил сегодня твой двор, потому что дядя увел меня в лес за хворостом. Но милая моя Грейнджеренко, я не считаю это поводом бросаться в меня сапогами.

Гермиэля бросилась к нему, наступая босой пяткой левой ноги в снег.

– Драсько, это не то, что ты подумал, – заверила она. – Это все Марыся и Орыся.

– Уж не знаю, – проворчал он. – Сапогом в меня швырнула ты.

– А как сапог-то упал?– спросила подбежавшая Орыся.

– В руках у Драська мой сапог, – фыркнула Гермиэля. – Все, хватит с меня гаданий. В дом.

Драсько закряхтел, поднимаясь на ноги. Гермиэля с видимым раздражением забрала у него сапог и вернула на законное место – надела на ногу. Марыся и Орыся побрели к дому.

– Мы только зеркало заберем, – примирительным тоном проговорила Марыся.

– Ага. И свечки, – Орыся положила шапку на стол и подхватила свечи. – И пойдем себе тихонечко по домам.

Когда дверь за Марысей и Орысей закрылась, Гермиэля наконец-то вздохнула спокойно.

– Меня заставили гадать, – ответила она на немой вопрос Малфюка, и тот прыснул.

– Помню, что ты устроила на занятии у Трелоненко. – он улыбнулся. – Удивительно, что ты не вплавила их в зеркало.

– Мой руки, – рассмеялась Гермиэля и подняла палочку. – Я грею бограч.

– Грейнджеренко, я не настолько обижен за бросок сапогом в лоб.

– Я бы все равно тебя покормила. Драсько, все в порядке? – спросила она, заметив, что Малфюк изменился в лице.

– Нет, не все, – честно признался он. – Отцовский перстень пропал. Наверное, слетел с руки, когда я упал в сугроб.

– Этот? – Гермиэля покраснела и достала из кармана кольцо.

– Грейнджеренко, откуда?

– Увидела, что он слетел у тебя с пальца, и подняла, – соврала она. В конце концов, не говорить же Малфюку, что его образ явился в зеркале во время гадания, да еще и перстень оставил в качестве подарка.

– Ты золото, Грейнджеренко, – Драсько поцеловал ее в макушку, уселся за стол и принялся ужинать.

========== Часть 1 ==========

– Пани Гермиэля, – раздался с улицы крик доброго десятка детских голосов, от которого Гермиэля проснулась, а Драсько заворчал и потянул одеяло на себя.

– Малфюк, подъем, – зашипела Гермиэля, толкая Драська в бок.

– Что такое? – сонно пробормотал он и приоткрыл один глаз.

– Колядники, – коротко ответила она. Драсько открыл оба глаза и недоуменно уставился на Гермиэлю, которая быстро одевалась, одной рукой пытаясь пригладить непослушные волосы.

– Малфюк, так и будешь лежать? – спросила Гермиэля чуть раздражённо. – Либо одевайся, либо топай в другую комнату.

Драсько нахмурился, но всё же поднялся с кровати и зашлепал босыми пятками по полу. Он не был до конца уверен, что может сидеть вместе с Грейнджеренко и слушать поздравление для хозяина и хозяйки, не являясь хозяином. Гермиэля бы конечно сказала, что это софистика. Именно поэтому Драсько решил ничего ей не говорить. Тем более что ему сейчас меньше всего хотелось выбираться из-под теплого одеяла. Лучше было сидеть в другой комнате в этом одеяле.

Послышался скрип открываемой двери.

– Кто это с самого утра пришел? – наигранно удивлённо спросила Грейнджеренко. Драсько сначала удивился этому вопросу, ведь Грейнджеренко прекрасно знала, кто пришел и зачем, но потом сообразил что, возможно, это какое-то подобие игры. Да и вообще, не его это дело и не ему судить.

– Пани Гермиэля, можно колядовать? – раздался хор неуверенных голосов и Драсько порадовался, что ушел в другую комнату. Будь он там, он бы немилосердно хохотал, глядя на перепуганные рожицы. Конечно, он потом наслушался от Грейнджеренко, но сам момент был бы бесценным. Драсько на цыпочках прокрался к двери, чуть приоткрыл ее и выглянул в щель.

В хату вошли десять детей, из которых девять были учениками Гермиэли, а одна девочка держала за руку маленького братика, который никак не мог вытащить пальцы изо рта. Ваня, видимо, как самый ответственный, держал палку с Вифлеемской звездой.

– Ну что, колядуйте, – Гермиэля отошла в другой конец комнаты и сложила руки на груди, глядя, как дети строятся в ровный ряд и перемигиваются.

Грейнджеренко кивала, глядя на приготовления, и когда дети запели, она легонько помахивала рукой, будто дирижировала. Когда они допели и поклонились, Грейнджеренко захлопала и высыпала в мешок целую миску леденцов и пляцков. Последние Драсько проводил тоскливым взглядом.

– Умницы мои, – она потрепала каждого по голове. – Ну, в добрый путь.

– Спасибо, пани Гермиэля, – хором ответили дети и гуськом, как пришли, покинули хату.

– А скажи, Драсько, какие они молодцы у меня, – усмехнулась Грейнджеренко, входя в комнату, где Драсько спрятался от подрастающего поколения.

– Что это было? – спросил он, кутаясь в одеяло. – Ты знала, что они придут?

– Конечно, знала, – рассмеялась Грейнджеренко. – Они попросили, чтобы я была первой, у кого они будут колядовать. Это очень важно с педагогической точки зрения, чтобы первый опыт был положительным.

– То есть, погоди, – Драсько был окончательно сбит с толку.

– Ну да, мы учили с ними колядки целый месяц, – сказала Грейнджеренко. – Малфюк, я еще легко отделалась. Изначально они просили, чтобы я пошла с ними.

Драсько закатил глаза.

– Хотя, наверное, надо было пойти с ними и проконтролировать, чтобы их никто не обидел.

– Да, надо было пойти, – раздражённо проворчал Драсько. – Тогда ты бы не отдала им пляцки.

– Драсько? – Она всплеснула руками. – Поверить не могу! Тебе что, жалко для детей каких-то несчастных пляцков?

– Во-первых, не каких-то, Грейнджеренко, а твоих пляцков с маком, о которых говорят все Волшебные Вуйки. Во-вторых, мне не было бы жалко, если бы ты не высыпала им все пляцки. Ты могла отдать половину, но нет! Ты отдала все.

Гермиэля посмотрела на Драська, который напоминал сейчас обиженного ребенка.

– Драсько, ты серьезно сейчас? – она нахмурилась и строго посмотрела на него. – Если ты продолжишь в таком духе, я, чего доброго, захочу проверить твое домашнее задание.

Она именно так и выглядела: милая добрая первая учительница, которая объяснит, что ошибка оказалась не очень серьезной, и теперь хочет помочь ее исправить.

– Ты всерьез думал, что я могу оставить тебя без лакомства? – спросила Гермиэля, открыла шкафчик и достала оттуда полную миску пляцков.

– Грейнджеренко, я тебя обожаю, – Драсько уселся за стол, плотнее закутавшись в одеяло. – Мне половина Волшебных Вуек завидует из-за, того, что я твои пляцки могу есть по три раза на дню.

– А ты и поешь их три раза, потому что после завтрака я тебя кое о чем попрошу.

– Ну, если за это полагаются пляцки, – туманно произнес Драсько, макая пляцок прямо в кувшин со сметаной. Живоглот с явным неодобрением проследил за его движениями и встопорщил усы.

– О, честный и бескорыстный Драсько, – рассмеялась Гермиэля. – Ты еще вчера хотел снег убрать.

– А, это, – отмахнулся Драсько и взял еще один пляцок. – Почищу, конечно.

– И лучше с этим управиться до обеда, потому что потом мы пойдём к Фирасю и понесем ему вечерю.

– И я буду самым счастливым человеком в Волшебных Вуйках, – удовлетворенно произнес Драсько. Гермиэля потянулась к нему, чтобы поцеловать, но была прервана стуком в дверь.

– Можно колядовать, хозяйка? – раздался со двора голос Сирка.

– Сейчас я ему дам хозяйку, – прорычал Драсько, сбрасывая одеяло. Он оделся почти так же быстро, как одевалась Гермиэля с утра.

– Ну, колядуй, – почти прорычал Драсько и распахнул дверь. На пороге стоял Сирко, а за спиной у него топталась пара крепких хлопцев.

– Хороши колядники, – рассмеялась из-за плеча Драська Гермиэля. – Сирко, почему без шапки?

– Потерял где-то, – пробормотал оробевший Сирко. – Можно колядовать?

– Ну проходите, раз уж пришли, – буркнул Драсько и сделал шаг в сторону. Мимо него бочком протиснулись Сирко с друзьями, встали посреди комнаты и замерли. Гермиэля снова отошла к стене, сложила руки на груди и улыбнулась так же, как улыбалась своим ученикам.

– Коляд-коляд-колядница, – неуверенно завел Сирко таким жалобным голосом, что маленький Ваня по сравнению с ним был просто-таки спикером Министерства Магии. Драсько отвернулся к стене и согнулся пополам от беззвучного смеха. Он искренне старался не слушать Сирка и его друзей, потому что иначе он бы расхохотался во весь голос, что не одобрила бы Грейнджеренко. Когда колядники закончили свою жалостливую песню, Драсько с облегчением выдохнул, даже особо не скрываясь, а Гермиэля бросила в подставленный мешок пару монет и пригоршню конфет.

– Счастья, мира, достатка вашему дому, пани Грейнджеренко, – Сирко широко улыбнулся.

– Эй, Сирко, так вот же твоя шапка, – протянул один из его друзей, и все присутствующие повернулись на голос.

– А откуда она здесь? – с подозрением спросил Драсько и прищурился. – Вот так пойдешь помочь Фирасю с хворостом, а тут уже шапки чужие лежат.

– Драсько, – сложила руки в молитвенном жесте Гермиэля, – ты все не так понял.

– Не был я тут вчера, – Сирко поднял руки. – Мы вчера колядовать ходили, и эта шапка дурацкая у меня прямо с головы пропала.

– И как это она могла пропасть? – насмешливо спросил Драсько.

– Могла и пропала, вот тебе крест! – хором рявкнули спутники Сирка и для пущей убедительности перекрестились.

– Так я заберу? – спросил Сирко и потянулся к шапке.

– Забирай, разумеется, – Гермиэля слабо улыбнулась.

– Забирай и иди, – Драсько запнулся подбирая слова, – и иди колядуй.

– Спасибо, пан Малфюк, – Сирко схватил шапку и поспешно выскочил из хаты. За ним так же торопливо ретировались и его друзья.

– Итак, пани Грейнджеренко, я вас слушаю, – произнес Драсько, как только за горе-колядниками захлопнулась дверь.

– Это все Марыся и Орыся, – вздохнула Гермиэля. – Они уговорили меня пустить их погадать. У Орыси мама была против гаданий, а отец Марыси считает, что рано ей пока о женихах думать. В общем, я отдала им на растерзание свою хату. Ну, ты знаешь: зеркало, свечи, «Ряженый мой, суженый, приди ко мне ужинать» и все такое. И в итоге они должны были увидеть женихов. В идеальном случае жених должен был оставить какой-то подарок. И вот, пожалуйста, Орысе оставили эту шапку.

– Грейнджеренко, ты с ума сошла? – расхохотался Драсько. – Ты понимаешь, что сейчас сказала? По-твоему получается, что Сирко – суженый твоей Орыси.

Гермиэля с минуту рассматривала Драська так, словно видела его впервые в жизни, а потом расхохоталась во все горло.

– Да, пожалуй, – простонала она сквозь смех. – Ты случайно не помнишь, на какое время это предсказание? На ближайший год?

– Если честно, я на занятиях у Трелоненко спал. В лучшем случае делал письменные задания для Макегоновой, – признался Малфюк.

– Какая жалость, – наигранно вздохнула Гермиэля. – В любом случае, мы это узнаем рано или поздно.

Драсько выдохнул с облегчением. Он не так давно признался сам себе, и пока не готов был признаться в этом Грейнджеренко, но он боялся, что в одно ужасное утро она вспомнит обо всех грехах семьи Малфюков и сделает выбор в пользу какого-то другого хлопца. Например, того же Сирка: тот хоть и глуповат, но не бывший же Пожиратель.

– Грейнджеренко, – осторожно позвал он. – А кого увидела ты?

Гермиэля дернулась. Она не собиралась говорить Малфюку, что видела его в зеркале, и уж тем более – что он оставил ей семейную драгоценность.

– Я, – она натянуто улыбнулась, – я не гадала. Сам знаешь, как я отношусь к гаданиям.

Драсько почувствовал, как с плеч рухнула гора.

– Вот и славно. Так, где лопата для снега? – он хлопнула в ладони. – Ты говорила, управиться нужно до обеда.

========== Часть 2 ==========

– Малфюк, ты уверен? – Гермиэля с подозрением косилась на лопату в его руках. – Мне кажется, магией у тебя получится намного быстрее.

– Грейнджеренко, ты не веришь в мои силы? – Драсько смерил ее полным обиды взглядом.

– О, нет-нет, – Гермиэля замахала руками. – Хочешь лопатой – на здоровье, чисти лопатой.

– Все село знает, что с палочкой я управляюсь лучше, чем даже сам пан голова. Не считая тебя и Фирася, разумеется, – начал Малфюк. – А вот если кто-то увидит, как я с лопатой управляюсь, то сразу подумает: «Вот какой Драсько молодец».

– Ты и так молодец, – ласково произнесла Гермиэля. – Но если хочешь, можешь попробовать лопатой. Так сказать, ради разнообразия.

– Хочу. А то что это получается, какой-то Сирко управляется с лопатой, а я, Драсько Малфюк, не могу, – упрямо произнес Драсько, крепче сжал лопату и вышел во двор. Гермиэля вздохнула и побрела за ним. Проскользнул в открытую дверь и Живоглот. Он вскарабкался на плетень, уселся, свесив хвост, и принялся наблюдать за Малфюком. Драсько с размаху воткнул лопату в снег и запыхтел, пытаясь сдвинуть ее с места.

– Малфюк, – горестно простонала Гермиэля, – понемногу загребай.

– Гермиэленька, детка, – раздался с улицы голос бабы Параски, и Грейнджеренко поспешила к калитке, разве что не теряя на ходу сапожки. Драсько же остался один на один с заснеженным двором и Живоглотом в качестве молчаливого наблюдателя.

Никто в Волшебных Вуйках не знал, сколько на самом деле лет бабе Параске. Поговаривали, что именно по ее вине Гриндевальдюк заблудился в Карпатских лесах, да так и не вышел к Волшебным Вуйкам в далеких сороковых. Самые отчаянные утверждали, что великий козак Пацюк воткнул в землю камень, названный впоследствии Пацюковой Скалой, исключительно затем, чтобы доказать Параске свою любовь. Одно было известно наверняка: Фирась еще под стол пешком ходил, а баба Параска была уже бабой. Да, именно так: не Параской, не теткой Параской, а именно бабой.

Так вот, у калитки стояла баба Параска. От нее как всегда пахло травами, а сморщенные руки перебирали браслет из крупных квадратных можжевеловых бусин, на которых были вырезаны символы, старые настолько, что даже Гермиэля, знавшая наизусть «Словарь магических знаков и рун», не могла определить их значения.

– Ох, Гермиэленька, какие вы молодцы. Заходили ко мне деточки твои, – проскрипела баба Параска. – Так ладненько спели на три голоса, как птички. Давно я такого не слышала.

– Спасибо, баба Параска, – Гермиэля поклонилась в пояс. Она не знала, почему, но все село кланялось бабе Параске в пояс, так что Гермиэля решила, что стоит вести себя так же и не задавать лишних вопросов.

– А Фирасев-то племянник, гляди, исправляется, – захихикала Параска, заглянув Гермиэле за плечо. – Ох, помню я, как Фирасик с Олесиком колядовали. Такие чистые голосочки. А Драсько, наверняка, и колядок-то не знает. Столько Олесик песен пел, а как в Киев уехал, так, поди, и забыл все.

Драсько почувствовал, как лопата начала поддаваться, и налег на нее из последних сил.

– А что, Драсько, учили тебя дома колядкам? – спросила баба Параска через плетень.

– Нет. Не учили, – выдохнул Драсько и в этот самый момент лопата вывернула приличную кучу снега, которая, как большой снежок, полетела прямиком в Живоглота. Тот как раз унюхал травы бабы Параски и отфыркивался, а потому заметил опасность слишком поздно. С пронзительным гортанным «Мяу» Живоглот рухнул с плетня в сугроб в соседнем дворе, побарахтался немного в снегу и, наконец, осмотрел всех полубезумным взглядом.

– Вот, – произнесла баба Параска так, словно вокруг ничего и не происходило. – Я же говорю: уедут и все забудут. Деточек жалко, потеряют свои корни.

– Не потеряют, – попыталась поспорить Гермиэля. – Вот, Сирко с ребятами вернулись. И Марыся с Орысей тоже.

– Ты Сирка видела? – хрипло рассмеялась Параска. – Кому такой болван в Киеве нужен? А Марыська с Орыськой – две балаболки, только и делают, что языками чешут. Как еще мозолей во рту не понатирали. Тьху!

Гермиэля не могла сообразить, что еще можно сказать, но баба Параска в этом и не нуждалась. Еще немного повздыхав о том, куда катится мир, она побрела дальше по улице, особо не утруждая себя прощаниями.

К тому моменту, когда скрюченная фигура Параски скрылась за поворотом, Живоглот уже вновь взобрался на плетень и теперь взирал на Драська так, что сомнений не оставалось: месть будет жестока. Он нервно бил хвостом, пытаясь стряхнуть с кончика снег, и прижимал уши к голове, что придавало ему особенно кровожадный вид. Увидев эту картину, Гермиэля расхохоталась.

– Что, герой, управился лопатой? – просила она сквозь смех.

– Грейнджеренко, не смешно, – буркнул Драсько, потирая руки в попытках их согреть.

– Малфюк, – Гермиэля осторожно забрала у него лопату, – давай сделаем так: я всем буду говорить, что мой двор расчистил ты, собственными руками.

– А на самом деле? – с подозрением спросил Драсько.

– А на самом деле ты сейчас пойдешь греть воду и делать чай, а я тут быстро закончу.

Драсько побрел в дом, чувствуя себя невероятно паршиво. Подогревая заклятием воду, он все думал о том, что баба Параска права. Волшебные Вуйки никогда не были его родиной, но именно здесь он чувствовал себя как дома. Но в то же время он был здесь чужаком: неспособный ничего сделать руками, постоянно терпящий фиаско во всем, что для местных было обыденным делом, непонимающий доброй части здешних традиций и устоев.

Когда Грейнджеренко вошла, Драсько уже был донельзя расстроенным.

– Драсько, все нормально? – Она осторожно обняла его и прижалась щекой к плечу.

– Я, – отрезал он, поворачиваясь. – Самое бесполезное существо в Волшебных Вуйках – это я. Параска права.

– Малфюк, – Гермиэля легонько постучала пальцем по его лбу. – Ты совсем с ума сошел?

– Я не приспособлен к жизни в Волшебных Вуйках, – медленно проговорил он. – Но не могу отсюда уехать, потому что хочу остаться с тобой.

– Драсько, – Гермиэля мягко погладила его по волосам. – Ты еще найдешь себя в Волшебных Вуйках. Давай сейчас выпьем чаю и будем собираться. Не забывай, мы еще должны отнести Фирасю гостинцы.

– Грейнджеренко, я вот сейчас немного не понял, – почесал в затылке Драсько. – Я с дядькой живу, как я ему понесу гостинцы?

Гермиэля рассмеялась.

– Драсько, так положено. Так что давай, набирай пляцки в корзину.

Она взяла со стола кружки, залила кипятком ароматные травы, от одного запаха которых у Драська просветлело в голове.

– Ну не дружу я с лопатой, и что? – сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь. – Ну не Сирко я. Зато он в трансфигурации не разбирается.

– Не разбирается, – кивнула Гермиэля, подавая ему чашку.

Такой ответ полностью удовлетворил Драська. Он выглянул в окно и посмотрел на расчищенный чарами снег.

– Я тоже так мог. Палочкой, – произнес он, оправдываясь непонятно перед кем.

– А я тебе что говорила? – спросила Гермиэля. – Палочкой ты бы вмиг справился. Но нет же, захотел руками.

– Я помочь хотел, – пробубнил Драсько.

– Вот именно, – она чуть наклонила голову и пристально посмотрела ему в глаза. – Для меня важно, что ты хотел помочь. И совершенно неважно, как ты это сделаешь.

– Правда? – Драсько просиял и поставил на стол пустую чашку.

– Ну разумеется. А теперь собирайся, мы идем к Фирасю.

Они брели по заснеженной улочке, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться с теми односельчанами, что управлялись во дворах. То из одной хаты, то из другой доносилось пение: колядовали дети. колядовала молодежь, словно наперекор бабе Параске.

Возле двора Фирася было натоптано так, словно все село совершило паломничество к его хате не то за благословением, не то еще по какому-то важному делу. Драсько в душе понадеялся на то, что сейчас, в этот самый момент у Фирася никого нет в гостях. Все-таки намечался почти семейный обед, да еще и на Рождество. Это было практически таинством, и нарушать его не хотелось.

Он распахнул дверь перед Гермиэлей и отметил, что та почему-то замерла на пороге.

– Давай, входи, – буркнул он. – Нечего холод впускать.

Драсько втолкнул Грейнджеренко в хату, вошел сам, отряхнул ноги, огляделся и обомлел.

За столом сидел хмурый, как грозовая туча, Фирась, а напротив него расположились мать с отцом и вуйна* Белла.

Комментарий к Часть 2

*Вуйной называют сестру матери по отношению к ребенку либо же жену брата матери.

========== Часть 3 ==========

Драсько от неожиданности словно к полу прирос. Он уже и забыл, как отец хмурит брови, как брезгливо кривится мать, как вытягивает губы в неприятной ухмылке вуйна.

– А я говорил, Олесь, что он не будет рад тебя видеть, – мрачно бросил Фирась.

– Драсько, кто это с тобой? – визгливо спросила вуйна, пока Олесь Малфюк с явным неодобрением рассматривал вошедших. – Драсько, это что, Гермиэля Грейнджеренко?

– Мне лучше уйти, – пробормотала Гермиэля и попятилась к двери.

– Да, Белла, это она, – поморщилась Нелли Малфюк. – Посмотри, Олесь, кого мы воспитали.

– Я вижу, – процедил Олесь. – Я не могу понять одного, Нелли, где мы его упустили?

– Вы о чем? – непонимающе крутил головой Драсько, вцепившись в руку Гермиэли.

– Драсько, – отец поднялся со своего места. – Мы потратили половину состояния на то, чтобы обелить имя Малфюков. Мы прислали за тобой самого Поттерчука.

– И лучше тебе не знать, чего нам это стоило, – ввернула мать.

– Но ты отказался вернуться, – со вздохом закончил отец. – Что именно в моем письме тебе было непонятно? Ты хоть понимаешь, что променял квартиру в центре Киева и место в Департаменте Международных отношений на забытое богом село и какую-то простачку? Нет, я отказываюсь в это верить.

Он закатил глаза и картинно приложил руку к груди.

– Олесик, тебе плохо? Олесик, погоди, сейчас я достану твои сердечные капли! – всполошилась мать. – Посмотри, до чего ты довел отца своими выходками!

Драсько вздохнул. Этот спектакль родители повторяли от раза к разу. В детстве он очень боялся, что отцу действительно станет плохо. Но годы шли, и Драсько стал замечать, что Олесь не только чудесным образом выздоравливает, стоит исполнить его волю, но и не всегда пьет воду с каплями, поднесенную заботливой женой. Хорошо подумав, Драсько даже мог припомнить случаи, когда пузырек с каплями и вовсе не открывался, а то и не извлекался из бездонного ридикюля матери.

– А зачем вы вообще приехали? – спросил Драсько. – Отец вполне ясно изложил претензии в письме, а я дал вполне ясный ответ.

Рука Грейнджеренко дернулась, и, чуть повернув голову, Драсько поймал ее испуганный взгляд.

– Драсько, – охнула Нелли и тоже схватилась за сердце.

– Дорогая, тебе плохо? Капли? – отец отбросил притворство, выхватил из ее рук ридикюль и принялся рыться в нем в поисках заветного флакончика.

– Рождество, – простонала мать. – Семейный праздник. Мы хотели провести его с тобой. А ты променял нас на какую-то простачку!

– Простачку, – эхом повторил Олесь, осел на стул и снова сложил руки на груди.

– Посмотри, до чего ты довел родителей! – взвизгнула Белла, выхватила из рук Олеся сумочку и наконец извлекла из нее злополучный флакончик, но откупорить не успела. Фирась стукнул по столу кулаком, да так, что посуда жалобно зазвенела, а все, кто был в комнате, дернулись от резкого звука.

– Если вам больше нечего сказать, – обманчиво тихо произнес он, и Драсько уловил в голосе дяди истинно Малфюковские нотки, – попрошу покинуть мой дом. Мне дети вечерю принесли.

Олесь от удивления даже забыл, что надо изображать умирающего. Нелли, хватавшаяся то за голову, то за сердце, беспомощно развела руками.

– Выставишь за дверь родного брата? На мороз? – неуверенно протянул Олесь.

– Ну, брат-то меня даже на порог не пустил, когда я приехал в Киев на его свадьбу, о которой узнал от чужих людей, – желчно произнес Фирась. – Так что – да, выставлю, и глазом не поведу.

– Фирась, – Олесь замялся. – Посмотри на мою жену и на ее сестру. Ты представляешь, какая публика собралась на нашей свадьбе?

– Постеснялся брата, – прищурился Фирась. – А теперь я тебя стесняюсь. В этой хате на полу спят и руками едят, так что проваливай.

– Олесик, – жалобно протянула Нелли. – А как же? А что же?

– А дамы могут остаться, – ехидно усмехнулся Фирась. – Я только Олесика выгоняю. А женская рука в хате нужна. Борща я давно не ел.

– С прошлой недели, – брякнул Драсько. – На прошлой неделе Гермиэля тебе борщ готовила.

Гермиэля с силой пнула Драська по ноге, и тот ойкнул.

– Так я же, – Нелли развела руками. – А домовых у вас нет?

– Вот стыдоба-то! – притворно всплеснул руками Фирась. – Не завели мы домовых-то в своей пещере. Все сами да сами, рученьками. Правда, Драсько?

– Ну, ничего страшного в этом нет, – протянул Драсько, пряча руки за спину.

– Драсько? – Нелли в ужасе прижала руки ко рту. – Тебя что, заставили руками работать?

– А тут, пани, не курорт, – хохотнул Фирась. – А Драсько-то молодец. И хвороста принесет, и воды, и снег уберет. Школе вот помог, почитай, половину двора вскопал, да и снег Гермиэле убрал.

– Драсько такой молодец, – пискнула Гермиэля, а сам Драсько удивленно посмотрел на нее и на Фирася.

– Испортил мне сына, – вздохнул Олесь. – А я говорил, я предупреждал, что добром это не кончится. Надо было его к кому-нибудь другому отправить.

– Олесик, а ты и впрямь брата на порог не пустил? – тихо проговорила Нелли. – А говорил – разругались.

– Ну вот как не пустил, так сразу же и разругались, – проворчал Фирась.

– Фирась, так то летом было! А тут – зимой, да в лес, на мороз.

В хате повисла тишина. Олесь с Фирасем сверлили друг друга гневными взглядами, Нелли беспомощно переминалась с ноги на ногу, Белла неуверенно крутила в руках палочку, будто раздумывая, не заставить ли Фирася силой переменить решение. Драсько потупил взгляд и рассматривал теперь свои ноги. Гермиэля не знала, что и думать: с одной стороны старшие Малфюки и Белла – особенно Белла – принесли ей немало горя, но с другой стороны это были родители Драська. Да если бы и не были – негоже выгонять людей на улицу в такой трескучий мороз.

– Дядечка Фирасечка, – тихо сказала она, и все повернулись на звук голоса. – Нехорошо их на улицу выставлять. Тем более перед святым праздником. Пожалуйста, не выгоняйте их.

Драсько от услышанного потерял дар речи. Нет, он знал, что Грейнджеренко добрая, но чтоб настолько – даже не догадывался.

– Ты хорошо подумала, Гермиэленька? – ласково спросил Фирась. – Я знаю, что эти трое тебе сделали. Уж не слишком ли ты добра к ним?