Текст книги "Охотники и ловцы рыб (СИ)"
Автор книги: ITN-997
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Глава вторая
А после снова была быстрая скачка вдоль торговых путей славянских земель, то есть по рекам. Сначала Днепр, потом Припять, потом Западный Буг, под конец Висла. Путь днем через заснеженные сосновые боры и прозрачные зимние безлиственные леса. Просторы, освещенные неярким солнцем или гудящие от снежной поземки. Отдых ночью в выстроенных на расстоянии дневных переходов путешественников деревянных повальнях, в которых путники могли поесть и выспаться, лежа именно вповалку.
Несколько последних дней мела поземка, дул пронизывающий ветер. Но затем выглянуло солнце, неожиданно яркое и теплое, почти весеннее. Любава обернулась к подъехавшему к ней всаднику.
– Панна Любава, скажите панне Ростиле, чтобы она прекратила ставить блюдечко для домового у порога. Только мышей разводит, – один из воинов, сопровождавших Всеслава, еле сдерживая возмущение, обратился к Любаве. Ибо Ростила не обращала на его возмущение никакого внимания. Добрые отношения с духами-хранителями помещений были для нее важнее всего прочего. – Сегодня ночью просыпаюсь оттого, что мышь у меня в волосах шарит. Приятного мало, спросонья-то.
– Я тебе сколько раз говорил, Ендрек, – ответил ему Всеслав с сарказмом в голосе, – прекрати вытирать руки после еды о свои волосы. Видишь, уже даже мыши тебя облизывать приходят.
Ендрек обиделся и отвернулся.
И резко затормозил коня.
– Оу, тут недавно наши проезжали, – сказал он, глядя на уходящие в заснеженный лес следы.
– Ваши, – подтвердил рыжий веснушчатый Добровит. – В полном вооружении. Один на белом коне. У-у-у, какой!
– Да брось, – недоверчиво протянул Ендрек, – в здешних местах простые рыцари на белых конях не ездят. Это собачий волос.
Лучший новгородский следопыт фыркнул и окинул Ендрека презрительным взглядом.
– Собаки у них тоже были. Но собачью шерсть с конским волосом у нас в Новгороде даже малые дети не перепутают.
– Поехали, догоним. Проверим, – азартно заявил Ендрек, посмотрев на Всеслава. – Следы недавние. Сразу после окончания поземки ехали.
Всеслав и сам заинтересовался конным отрядом, следы которого вели в лес. Их отряд полностью остановился.
Всеслав, – сдавленным голосом вдруг спросил Добровит, уже проехавший вперед по следам, – в ваших местах охота на людей ведется?
– Думай, новгородец, что говоришь! – в очередной раз возмутился Ендрек.
– А что я должен сказать, когда вижу, что вооруженный конский отряд с собаками ехал по следам пеших людей?
Всеслав вопросительно посмотрел на подъехавшего Харальда. На Польской земле, естественно, Всеслав, посланник Болеслава, был старшим в их отряде. Харальд старательно изображал обычного дружинника. Но сила личности варяга была такова, что польский посланник всегда принимал решения, оглядываясь на него. В бою он бы слепо доверил Харальду свою жизнь.
Харальд в свою очередь вопросительно посмотрел на Творимира.
– Я поеду с тобой, Всеслав, – сказал варяг, обменявшись взглядом со своим старинным другом. Остальные пусть подождут здесь.
Четверо воинов недолго ехали по следам, отпечатавшимся на звериной тропке. Огни костров, разожженных на поляне, далеко были видны в зимнем лесу. Всадники поехали быстрее.
Там на поляне рядом лежали два застреленных человека, горели, отогревая мерзлую землю, костры. Третий человек, седой, худой, высокий в длинном овчинном тулупе встал с колен, оглядел четверых въехавших на поляну всадников, выделил взглядом Всеслава. Замер, слегка вздрагивая, молча глядя на польского рыцаря.
– Чтобы их похоронить потребуется помощь всех наших, – мгновенно принял решение Всеслав. – Ендрек, вернись, позови.
– Ты человек Болеслава, – седой человек с черными густыми бровями и длинной бородой оценил упряжь Всеславова вороного коня, упряжь с белым орланом, символом правящей династии Пястов. – Ты даже не спросил, кто мы такие, за что застрелили моих товарищей.
– Так застрелили же, – пожал плечами Всеслав, вглядываясь в странно молодые глаза говорившего. – Негоже оставлять мертвецов непохороненными. Люди, все же.
– Их застрелили по приказу князя Болеслава, – с легким вызовом сказал старик. – Князь отдал приказ, уничтожить всех афонских монахов в своем княжестве.
– Почему ты остался жив? – задал Харальд вопрос по существу, пока потрясенный словами старика Всеслав приходил в себя.
– Я уходил в лес за хворостом, – бесстрастным голосом ответил монах. – Когда вернулся, всадники уже ускакали, а мои товарищи были мертвы.
– Ну и с чего ты взял, что их застрелили люди князя? – продолжил допрос Харальд.
– Они давно за нами гнались. И это – не первые убитые афонские монахи. Скорее, последние.
– В первый раз о таком слышу, – сказал Всеслав, наконец-то обретший дар речи. – Я, конечно, долго отсутствовал…
В этот момент на поляну быстрой рысью въехали остальные всадники их отряда.
– Благослови, отче, – попросила Любава, спешиваясь; с первого взгляда сообразив, кто перед ней.
Старец сделал благословляющий жест и, прикрыв темные глаза, положил руку на склоненную перед ним голову в маленькой шапочке.
– Как тебя звать, отче?
– Меня зовут Афанасием, – вздохнув, ответил монах. – Но недостойного отца Афанасия ищут сейчас по всему княжеству. Вы продлите мне жизнь, если будете звать просто Опанасом, или дедом Опанасом.
– Да что же ты такого сделал? – удивленно спросил Всеслав. – Наш князь все же христианин.
– Об этом тебе лучше спросить своего христианского князя, – бесстрастно ответил отец Афанасий.
– Мы возьмем его с собой, ладно? – Любава просительно посмотрела на Всеслава. – Будто бы он был в моей свите с самого начала. И никакой он не отец Афанасий, который чем-то прогневал твоего князя, а просто дедко Опанас.
Всеслав колебался с ответом. Вся его ненависть к христианам расправила шипы в душе. А этот конкретный святоша исхитрился прогневать даже лояльного Болеслава.
– Он не мог совершить ничего плохого, – Любава, чувствуя остроту момента, подошла ближе, положила руку на рукав свитки польского рыцаря, глядя снизу вверх в его глаза. – Посмотри. Разве у него взгляд лихого человека?
Всеслав не мог проверить ее слова, потому что не отводил взгляда от синих Любавиных глаз, понимая, что он ей уступит. В конце концов, что им сделает безоружный старый монах?
– Не могу отказать тебе в просьбе, – он улыбнулся, и Любава быстро отвела глаза в сторону. Всеслав, сам за собой не замечая, иногда улыбался ослепительно. Свет вспыхивал в глубине его души и освещал на несколько мгновений его облик, как огонек резную лампадку.
– Дедко Опанас, – добавил он, продолжая улыбаться, не замечая впечатления, которое произвел на девушку. – Ты верхом-то ездить умеешь?
– Нет.
– Я возьму его с собой, – вмешался Творимир. – У меня мощный конь.
– Давайте быстрее копать могилу, – сказал Харальд. – Конь у тебя мощный, но скакать с двойным грузом он будет медленнее. А нам до темноты нужно добраться до ночлега.
Они быстро вырыли могилу, уложили в нее двух монахов, могилу закопали, вбили в изголовье крест, изготовленный Творимиром.
Отец Афанасий подошел к новгородцу.
– Сынок, скачи как обычно, – тихо сказал он новгородцу. – Если конь начнет уставать, тогда и замедлишь.
Но конь так и не устал. Весь оставшийся путь он проскакал, как будто и не нес дополнительной ноши. Спешиваясь, Творимир переглянулся с Любавой. Оба ничего не сказали.
***
Родным гродом Всеслава был Бреславль на Одре, или, как его чаще называли, Вроцлав на Одре, центр Вроцлавского воеводства. Здесь на постое находилась часть княжеского регулярного войска, воеводой являлся отец Всеслава. Остальными людьми, в том числе и местным ополчением, управлял Вроцлавский каштелян. В давние времена город Бреславль располагался на острове посреди Одры, домики на сваях с легкостью выдерживали постоянные разливы реки. Одра почти никогда не замерзала зимой, и, когда в Карпатских горах шли дожди, широко разливалась.
Но, когда отряд Всеслава въезжал во Вроцлав, разросшийся грод давным давно размещался уже не столько на острове, сколько на берегу широкой реки. Замок же Вроцлавского воеводы находился на окраине Вроцлава. Каменная постройка с двумя башенками с двух сторон от двухступенчатого портала входа больше всего напоминала по своим очертаниям замок изо льда, слегка подтаявший и снова замороженный. Всеслав заранее послал вперед решительного Ендрека с извещением о приезде своей невесты со свитой. И теперь их встречали на внешнем дворе замка воеводы. По бокам от входа в замок росли несколько могучих дубов, и среди них стояли несколько столь же могучих воинов. Чуть впереди возвышался широкоплечий мужчина, светловолосый с сильной проседью с квадратным выбритым подбородком, с густыми седыми усами и с таким профилем, что Любава невольно вспомнила однажды виденную старинную римскую монету. Одет же был светловолосый рыцарь, как и его свита, на западный манер, то есть под верхнюю длинную, до колен, тунику надевались теплые брэ, доходившие почти до колен. Эта часть одежды, заменявшая обычные для славян порты, представляла собой по существу прямоугольный кусок ткани, закреплявшийся на поясе, а чисто внешне выглядела как короткие штаны выше колен со множеством складок. Под брэ, когда было холодно, надевали теплые чулки, обтягивающие ноги. В отличие от брэ, чулки были хорошо видны из-под туники. И сверху весь этот необычный для славян наряд драпировался еще и плащом. Было достаточно холодно, чтобы встречающие Всеслава с невестой рыцари надели на себя все яркие составные части западного наряда, и теперь новгородцы искоса их рассматривали с любопытством. Возглавлявший рыцарей светловолосый воин в свою очередь сурово оглядывал прибывших гостей, сдвинув светлые прямые короткие брови.
– Приветствую тебя, отец, – вежливо сказал Всеслав, делая шаг вперед, подтягивая за собой за руку Любаву, и не слишком низко кланяясь. Он со своим длинным носом, с темными бровями с красивым изломом, с решительным, но изящно очерченным подбородком совершенно не был похож на мощного рыцаря, которого назвал своим отцом.
– Моя невеста, сестра Ингигерд, жены новгородского князя Ярослава, Любава Феофановна.
Они с Любавой еще по пути договорились, что та будет зваться Феофановной, чтобы как можно меньше людей знали, что пропавший где-то в этих землях новгородский посол Рагнар приходится ей названным отцом. О том, что Рагнар носит в постриге имя Феофан, знали немногие.
Вроцлавский воевода бросил быстрый взгляд на поклонившуюся ему девицу в теплой длинной широкой потрепанной свитке, поверх штанов; с перекинутой через плечо давно не мытой косой бронзового цвета. Плащ и шапочку с меховой оторочкой Любава давно сняла, потому что день был солнечный, жаркий для нее, северянки. И теперь густые волосы не слишком успешно удерживались только кожаным ремешком, завязанным вокруг головы, а солнечные лучи, касавшиеся завитков ее растрепавшихся в дороге волос, вспыхивали огнем.
Воевода хмуро посмотрел на Всеслава.
– Ты и в жены собираешься взять девицу самарянской веры?
– Какой-какой веры? – холодно уточнил Всеслав, скрестив руки на груди.
– Девицу из того народа, который осквернил Священное Писание, переведя его на свой простонародный язык.
– Что вы! Нет! – дружелюбно заявила Любава. Хотя воевода обратился не к ней, но она только что была ему представлена. – Я читала Евангелие на греческом языке. В славянском тексте не изменено ни слова. И это – не простонародный славянский язык. Возвышенный язык, во многом точная копия греческого текста.
Рыцарь слегка опешил. Греческий язык – один из трех допустимых для Священного Писания языков. И, в отличие от этой рыжей девицы, он его не знал. Точно также как, впрочем, и латыни, и, тем более, арамейского языка.
– Вы можете сами убедиться, – дружелюбно, как христианка с христианином продолжала говорить Любава. – У меня есть с собой Евангелие на славянском языке. Сравните с тем, что вам знакомо, наверное, вы читали по-латыни, и вы сами увидите, как бережно наши учителя обошлись со священным текстом.
– Я не читал по-латыни. Вообще не читал, – нечаянно для самого себя буркнул пан воевода.
– Не читали?! Вы, христианин, не читали Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа?!
Всеслав осторожно отступил назад, с удовольствием наблюдая за разворачивающимся действом.
– Нет. Ваши самарянские тексты мне противны. На них и возросли теплохладные верующие ваших земель.
– Какие верующие, не поняла?
– Вот посмотри, Всеслав, твоя невеста, называясь христианкой, носит на плече оберег, – злобно перешел в атаку пан воевода, не желая признаться даже самому себе, что чужеземная девица задела его за живое. Любава скосила глаза на свое плечо. Ворот свитки скрепляла медная фибула, бывшая по существу своему именно оберегом-змеевиком. От центра круга по радиусам расходились искусно выточенные медные змейки.
– Но это подарок, – сказала новгородка извиняющимся тоном. – Мне-то, христианке, безразлично, оберег это или нет, а тот мальчик подмастерье, который сделал фибулу, обиделся бы…
– Христианка не должна носить обереги! Не должна поддаваться человекоугодию! – громыхнул пан воевода поставленным на полях сражений голосом.
Любава испуганно принялась отстегивать фибулу, а Всеслав решил, что на сегодня представление можно закончить, и вмешался.
– Отец, гости устали с дороги. Комнаты для них готовы?
Чтобы попасть в комнаты, отведенные гостям, нужно было пройти во внутренний двор замка, засаженный липами и плодовым кустарником. По периметру прямоугольного двора с трех сторон высились стены трехэтажного здания, построенного в виде буквы "П". Первый этаж – каменный, верхние этажи – деревянные.
Любаве отвели комнату на первом этаже здания, большую и светлую, в отличие от привычных для нее горниц в избах. Солнечный свет, вливаясь через широкие окна, освещал тканые гобелены, покрывающие стены. Простые коричневые узоры на сером льне. Натурально и задушевно изображенный олененок с закинутой назад безрогой головкой в нескольких кругах немудреных узоров как основной элемент рисунка. Широкая кровать заодно служащая и сундуком, застеленная ярким покрывалом с растительным орнаментом, яркий ковер над ней на стене. Широкие деревянные лавки вдоль стен. Стол с тазами с водой. Вся мебель массивная, с металлическими заклепками.
Всеслав зашел вслед за Любавой, посмотреть, как устроили его невесту.
– Любава, я завтра уеду с утра пораньше, – заговорил он, убедившись, что все в порядке. – Мне нужно обо всем произошедшем отчитаться князю Болеславу.
Он совершенно сознательно оставлял свою милую Любаву на съедение местным христианам, убедившись, что до конца ее не съедят к моменту его возвращения. Немного погрызут, конечно, но это ей только пойдет на пользу.
– Возможно, разлив рек застанет меня в пути, и мне придется задержаться. Но другого выхода нет. И о Рагнаре нужно начинать расспрашивать в столице.
Любава замерла.
– Ты же понимаешь, что быстро такое дело сделать не удастся. Рагнар – новгородский посол. И делом чести для правительства Болеслава было его найти. Если они его не нашли, то и мне будет очень сложно, – жестко продолжил польский рыцарь. – Но я сделаю все, что смогу.
– Творимир и Добровит хотели поехать с тобой.
– Ладно. И еще, Любава. Я расскажу Болеславу, что привез с собой невесту. Рано или поздно он пожелает тебя увидеть. Мой брак без его согласия невозможен.
Любава чуть вздрогнула.
– И ты не боишься показывать князю Болеславу свою невесту? – она отвернулась к окну.
– Я понял, что ты недолюбливаешь моего князя. Хотелось бы знать, почему.
– Я не могу тепло относиться к человеку, который так ужасно поступил с сестрой Ярослава Предславой Владимировной.
Всеслав подошел к отвернувшейся от него девушке и положил ей руки на плечи.
– Любава, мы с тобой договорились, доверять друг другу. Расскажи мне, как в Киеве и Новгороде рассказывают эту историю.
– Как рассказывают? – девушка смущенно опустила голову и принялась теребить конец своей косы, переброшенной через плечо. – Болеслав сватался к Предславе. Князь Владимир отказал ему в руке своей дочери из-за его… э-э-э… любвеобильности.
Она сглотнула и замолчала.
– Ну? Что дальше? – Всеслав слегка встряхнул ее за плечи.
– Когда Святослав захватил Киевский стол, убил князей Бориса и Глеба, он призвал на помощь себе польские войска. Чтобы защититься от князя Ярослава. Болеслав Польский был тестем Святослава. Князь Болеслав разгромил Ярослава, взял город Киев. И силой сделал Предславу своей наложницей, – монотонным голосом поведала Любава о всем в ее земле известных событиях. – Потом польские войска принялись бесчинствовать в Киевской земле, так же как и незадолго до этого в Чешской. Люди возмутились, начались избиения, и князь Болеслав был вынужден уйти обратно в Польшу. Но Предславу он забрал с собой, и больше никто о княжне ничего не слышал.
– Ты никогда не видела княгиню Предславу? – тихо спросил Всеслав, осторожно разворачивая к себе лицом свою невесту. Та отрицательно покачала головой, не поднимая на него глаз.
– Такая женщина не может быть просто наложницей. И для простой наложницы не строят дворец на острове недалеко от собственного замка.
Любава удивленно подняла глаза на рыцаря.
– Это длинная история с предисловием. Если ты послушаешь, я ее расскажу тебе.
Он мягко нажал на плечи девушке, чтобы та села на лавку, с горечью подумав о том, сколько всего стоит между ними. Сколько всего, способного развести их в разные стороны. В том числе и политика. Любава внимательно смотрела на него снизу вверх, теребя пушистый конец косы. Удивительно, что она вообще не шарахнулась от него как можно дальше, только узнав о том, что он приближенный князя Болеслава.
Эта история началась еще несколько поколений назад, – неторопливо начал Всеслав свой рассказ, отступив на шаг от скамьи с сидящей Любавой. – Германский император Оттон Второй потребовал себе в жены византийскую порфирородную принцессу. В те времена во всей Ойкумене была только одна принцесса. Принцесса Анна. И никто ее в жены германскому, как считали византийцы, варвару отдавать не собирался. Она тогда была еще мала для брака. К тому же порфирородных принцесс вообще запрещено выдавать замуж за пределами империи Ромеев. Ты знала об этом? Да. И в жены германскому императору отдали племянницу регента при малолетних Василии и Константине Иоанна Цимисхия. Того самого, кто разгромил в Болгарии войска Святослава, отца князя Владимира. Принцессу Анну потом, как ты знаешь, с боем добыл князь Владимир, взяв Херсонес…
Но родственница Иоанна Цимисхия Феофания была тоже, понятно, из знатной семьи, утонченная и образованная. И в результате ее брака с Оттоном Вторым появился следующий император Оттон Третий. Он вырос мечтательным юношей, любящим книги и старинные предания. Посватался к племяннице подросшего к тому времени императора Василия принцессе Зое. А у императоров Василия и Константина не было, и нет сыновей, как ты знаешь. Правитель Запада, муж дочери императора Константина принцессы Зои вполне мог объединить и западную и восточную части Империи, возродив ее былое величие. Этого германский император и хотел. Он верил, что ему суждено стать объединителем Великой Империи. И было ему тогда лет восемнадцать-двадцать.
Всеслав помолчал. Любава слушала, не прерывая, внимательно, склонив голову на бок. Она умела слушать.
– Следующее действующее лицо этой истории – пражский епископ Адальберт, святой Войтех. Его выгнали с пражской кафедры, и он отправился в Рим. Стал там простым монахом в греческо-латинском монастыре святых Вонифатия и Алексея человека Божия. Это известный монастырь. Один из известнейших в Италии.
– Я знаю. Они возрождают западное монашество в его древнем, подлинном виде.
– Да. И Адальберт тоже проповедовал, что подлинное благочестие было неразделенным, единым. А третьим действующим лицом как раз и был молодой князь Болеслав, активный талантливый полководец, человек дела. Все трое подружились, встретившись в Европе. Вот тогда и родилась идея renovatio imperii Romanorum, идея возрождения Империи, которой князь Болеслав был верен всю жизнь. Даже после трагической гибели двадцатилетнего императора Оттона, своего друга. Славянские земли планировалось объединить и образовать провинцию Империи под названием "Славия". Сильная Славия легко бы дала отпор своим врагам.
– Красиво звучит, – невольно мечтательно улыбнулась Любава, не поднимая глаз, – Славий в наших церковных песнопениях это соловей.
– Святой Войтех мечтал об исчезновении славян с невольничьих рынков, мечтал о появлении сильного, процветающего народа – славян. И естественно, во главе Славии должен был встать друг германского императора король Болеслав Пяст. Ты морщишься, Любава? Да. В этом главный вопрос. Ты же видела пана воеводу. Неужели ты думаешь, что такие, как он, отдадут хоть кому-то другому первенство? А тем более правителям земель с "самарянской" верой. Вы же до сих пор не решили, кому будете поклоняться, Велесу или святому Власию, сам видел.
– Нет, мы как раз решили, что Власию, – со слабым отблеском озорной улыбки проговорила Любава, поднимая глаза. – Это они еще не поняли, что мы за них все решили.
– Какое чисто византийское коварство, – он улыбнулся ей в ответ.
– Нет. Не византийское. Римский папа Григорий Великий тоже советовал вытеснять языческие божества христианскими. Это проверенный путь христианизации народов. Но Евангелие людям надо давать читать. Какие же они христиане, если его не читают? – грустно закончила новгородка, и отвела глаза от Всеслава, глядя на отблески солнечного луча, падавшего из окна. Таким христианином, который не читал Евангелие, был его отец.
Всеслав сел рядом с невестой на лавку.
– Я собирался перейти к истории Предславы. Княжна Предслава Владимировна, красавица, образованная женщина, каких нет ни на Востоке ни на Западе, – с невольным восхищением сказал рыцарь. – На Западе такие чересчур свободные женщины грубоваты, а на Востоке глуповаты. А эта – нет слов для описания. И вот она попадает в плен к Болеславу, уже захватившему к тому времени и Поморье и Чехию, правда Чехию пока что не очень удачно. Почему ты думаешь, что он сделал ее наложницей насильно? Нет. Он предложил ей стать королевой. Королевой Славии.
И Всеслав с удовольствием встретил удивленный взгляд синих глаз своей невесты.
– Эта умная женщина тоже загорелась идеей объединения славянских земель. Под своей королевской властью, естественно. Дочь уже легендарного князя Владимира могла бы отдать для будущей Славии все Киевское княжество.
Любава продолжала удивленно смотреть на Всеслава. Тот встретил ее взгляд с легкой грустью.
– Ты действительно прекрасно слушаешь. Молчишь, хотя и знаешь, что у Болеслава ничего не вышло. Мечты – это всегда как туман. Когда-нибудь они рассеиваются. Против людей моего князя взбунтовался народ на Руси, как когда-то в Чехии. Здесь, в Польше начались беспорядочные волнения, и Болеслав был вынужден отступить из Киева. Но он увез оттуда не только всех дочерей князя Владимира вместе с Предславой, но и епископа Анастасия, чтобы тот совершал для его будущей королевы службы по восточному обряду. Мой князь очень хотел, чтобы ей здесь было хорошо. И ради будущей власти Предслава закрыла глаза на имеющуюся у нас в наличии немку Оду, предыдущую жену князя Болеслава. С немцами мы теперь, знаешь ли, не дружим.
И именно из-за планов создания славянского королевства Славии киевский и новгородский князь Ярослав предал полному забвению участь своей сестры.
Любава снова принялась теребить кончик своей пушистой косы, опустив глаза.
– Предслава совсем не нравится твоему новгородскому князю в качестве жены короля Славии Болеслава Пяста. А тот все же намерен короноваться этой весной. Удивительная верность своей юношеской мечте, ты не находишь?
Девушка молчала.
– И, оставив вопросы политики в стороне…, ты все еще испытываешь к моему князю отвращение? – тихо спросил Всеслав, пристально глядя на свою невесту.
– Нет – так же тихо ответила новгородка.
– Я на это и рассчитывал. – признался рыцарь.
Они помолчали. Солнечный свет за окном медленно угасал.
– Ну что же, до встречи, – Всеслав, наконец, решительно встал.
– Возвращайся скорее, Всеслав. Я буду тебя ждать.
– Меня, или вестей о Рагнаре?
Растерявшаяся Любава не ответила, и он, коротко поклонившись, молча вышел.
