Текст книги "Последняя"

Автор книги: Ирина Кассета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Даже когда воин пошел спать, я еще осталась сидеть у костра. Мне было жалко девушку, неизвестно, что она пережила за это время. А ведь, если бы не рыцари, я тоже могла быть на ее месте. Но эти мысли я отогнала. Сон все равно не шел, и я отправилась прогуляться по лагерю. Многие уже спали, те же, кто дежурил, внимательно вглядывались в темноту пустыни.

Поздно ночью в лагерь въехал рыцарь. Спешился, сказал что-то воинам и поспешил в свою палатку. Это был молодой воин, которого я видела раньше.

– Странная девица, – сказали рядом со мной, я повернулась и увидела рыцаря. – Странная, говорю, девица эта. Командиру она тоже, видно, не понравилась, раз сам ездил на разведку, – посмотрела в след ушедшему. И самой пора спать ложиться, холодает.

***

Следующим днем на лагерь обрушился ливень, землю размыло в вязкую грязь. Благо в палатки влага не проникала. Костры потухли, вечером пришел сильнейший ветер. Мы промерзли до костей, что уж говорить о тех, кто стоял на страже. Мне Игнат отдал свое одеяло и принес вино, чтобы я немного выпила перед сном.

– С таким ветром в пустыне буря. Не дай боже, до нас дойдет, – сказал мне рыцарь, когда я отдавала ему кружку. – Видела когда-нибудь бурю? – я покачала головой. – Страшная сила природы. Иногда я думаю, что нам не человека бояться стоит, – он задумался, а потом отошел от моей кровати и лег.

Завывание не давало уснуть. Все казалось, что буря снесет палатку и нас вместе с ней. Мне удалось задремать только под утро, и проснулась я только после обеда, быстро оделась и вышла. Забыла совсем, что должна помогать с готовкой.

В лагере было неспокойно, мужчины сновали от палатки к палатке. Я подошла к старому воину, что руководил готовкой. Он хмуро на меня посмотрел:

– Говорят, новости плохие пришли. Димитрий поутру собрал совет и так всех отчитал, что до сих пор носятся. Поговаривают, что в этот раз у песчанников что-то неладно, – он протянул мне нож, я начала чистить лук для супа. – Будто бы раньше у них все хорошо было, – рассуждал мужчина тише. – Слышишь, говорят, будто на нас бурю наслали, – сказал он мне. – Шаман вроде как завелся, вот чего совсем нам не надо. Не зря их Святой орден истребил.

Ветер и дождь замарали белоснежно белые палатки. Все ходили в сапогах, на которые налипала грязь.

День прошел в суматохе. Мне даже не удалось найти Игната или Петро, чтобы узнать, что происходит-то. Никто не говорил прямо, только высказывал предположение, как и повар.

Единственное, что удалось узнать, что девушка так и не пришла в себя. И никто не знает, что с ней делать. Меня к ней не пустили, с ней работает лекарь. Вот и пришлось целый день бродить по лагерю, помогать то тут, то там.

Ночью я вновь засыпала одна и даже не слышала, как вернулись рыцари.

***

На улице ревело пламя. Неистово ржали лошади и звенели мечи. Нашу палатку окутал огонь. Меня разбудил Игнат. Приложил мокрую повязку к моему рту и показал на выход. Я со сна плохо понимала, что происходит. Весь лагерь пылал огнём, густой дым закрывал обзор. Было очень громко, но я не понимала, с какой стороны идёт бой. Лютый страх в тот миг сковал меня. Спотыкаясь и падая, натыкаясь на рыцарей, я бежала в сторону реки. Что-то крупное сбило меня с ног. Поднявшись с земли, я не сразу разглядела, почему упала. Когда поднялась – отшатнулась в ужасе: рядом лежала мертвое тело молодого беловолосого рыцаря, из его глаза торчала стрела. Я тут же упала обратно на колени, по щекам текли слёзы, я почему-то стала гладить парня по лицу и звать, хотя до этого не знала его имени.

Мой рассудок явно помутился в тот миг, я бы так и стояла рядом с умершим, если бы кто-то из рыцарей не закричал рядом:

– У них стрелы, ложись! – громкий голос заставил меня прийти в себя. Я легла на землю и стала ползти. Не разбирая дороги, просто подальше от этого пожара.

Было страшно, что меня задавят. Я слышала рядом голоса и топот ног, в такие моменты прикрывала голову руками. Глаза нещадно болели от смога. Я уже ничего не различала, когда меня схватили с земли и, перекинув через плечо, понесли куда-то.

В уходящем от страха сознании мелькнула мысль: “Спасена”. Я слышала отдалявшиеся крики, ржание лошадей и треск ломающихся палаток.

***

(Ватилия, на подъезде к Латрину).

Небольшой отряд двигался по тракту. При виде него люди уступали дорогу. Пять оборотней медленно двигались во главе с вожаком, который прислушивался к своему сердцу, пытаясь понять, где сейчас находится его истинная пара.

***

(Пустыня Ий)

Горло прорезала жажда. Веки не открывались. Мне даже показалось, что я ослепла, что пламя выжгло мне глаза. Ощупывая руками пространство вокруг, я попыталась понять, где нахожусь. Пальцам попадался только твёрдый мусор и песок. Всю ночь я провела на земле. Грязными руками попыталась растереть лицо и глаза. Присела, осмотрелась. И тут поняла. Меня не спасли. Меня украли.

В грязной дырявой палатке нас было предостаточно. В основном раненые рыцари, истекавшие кровью. Были и те, кто уже не проснется. Нетронутыми сидели я да еще пара мужчин. Когда я проснулась, они посмотрели на меня злыми глазами. Я не стала ничего спрашивать, села, прижав ноги к себе, и стала, как и все, ждать.

За тканью палатки слышался непонятный говор. Казалось, будто мы были на каком-то рынке. Верещали бабы, плакали дети и ругались мужики. Пару раз в палатку зашли, что-то крикнули на своём кривом языке. Воду никто не приносил. Мне было стыдно за свою жажду, потому что я видела, как другие мужчины пытаются не корчиться от боли.

Стемнело, в пустыне стало холодно, но мы не спали. Оторвав пару тканевых полосок от своей рубахи, я перевязала раны ближайшим рыцарям. Они на это никак не реагировали, уйдя полностью в свои мысли. Мне кажется, некоторые даже не замечали своих ранений.

На улице завывал ветер. Мне было нестерпимо холодно, хотелось спать, но уснуть не получалось совсем. Было страшно. Страшнее, чем в тот миг, когда я убегала от Эрридана. Страшнее, чем во время побега с корабля, когда я упала в воду и теряла сознание. Наверное, потому что понимала: быстро умереть не получится.

В те маленькие промежутки, когда моё сознание уплывало, мне снился волк. Снилось, будто в пламени сгорает всё, что мне когда-то было дорого. А ещё, стараясь, чтобы никто не увидел, я украдкой стирала часто появляющиеся слёзы.

К утру не проснулись ещё трое. Мы аккуратно перенесли их в дальний угол палатки. Все до сих пор молчали. Им, как и мне, было страшно. Видно, стрелы были отравлены, раз сильные воины погибали от небольших ран. Повязки не спасали, а лишь делали хуже, грязная материя заставляла ссадины гноиться.

Нас покормили, когда солнце припекало из дыр в потолке. Воду тоже принесли, грязную и с неприятным запахом нечистот. Каждому досталось от силы по три глотка. Но даже от этого уже стало лучше. Из еды нам досталась грязная и липкая каша, напоминавшая еду для свиней. Вкуса я не чувствовала, проглотила всё быстро, даже не пожевав.

От долгого сидения болели мышцы, особенно спина.

В какой-то момент, даже не знаю, в какой из дней, (мне казалось, что прошло не меньше недели) я уже не могла нормально просыпаться. Стоять, сидеть, даже есть было трудно, сил не хватало ни на что. От ран погибло уже восемь мужчин. Хотя я не была уверена, может, они так же, как и я, просто не могли вставать.

Ночью нас вывела на улицу стража. Грязные мужики. Они были замотаны с головы до ног в белую (хотя от песка и грязи уже серо-жёлтую) ткань. У них были грязные лица, усы и длинные бороды. Их женщины, что пришли посмотреть на нас, были так же грязны. Песчанники представляли собой жалкое зрелище. Я бы их пожалела, но если бы не находилась у них в плену. Построив в один ряд, нас облили холодной водой, что-то крича на своём. Детишки, снующие рядом, кидали в нас камни, и от этих ударов мы почти падали, истощенные. Нам было трудно держать равновесие. Их мамы подбадривали эту жестокость радостными возгласами. Чем глупее человек, тем больше он жесток.

Двоих оставили на улице, остальных загнали в палатку. Тех, кто пытался сопротивляться, тут же избивали и вносили после, кинув на песок. Мокрые и продрогшие, мы не ложились спать на землю, потому что понимали: песок прилипнет на нашу одежду, и всё тело будет нестерпимо чесаться.

От этого мы раздирали себе кожу до глубоких царапин, занося грязь в кровь, а после половина мучилась жаром. От нечистот, что были в той же палатке, постоянно разило, кружилась голова. Мы будто находились в одном ужасающем бреду. Вши, грязь, вонь, кровь, побои – это ломало многих. По тускнеющим глазам было видно, что они уже просили богов забрать их души.

Те двое, что остались на улице, наутро не вернулись. От жары, голода и жажды было настолько плохо, что смерть уже не казалась таким ужасным исходом. Умереть от голода было страшнее.

На следующий день всё повторилось, и ночью нас опять вывели на улицу и оставили двоих, которые больше не вернулись. В палатке нас осталось семеро. Холодной ночью мы спали рядом друг с другом, будто это могло спасти нас от ветра. Я слышала, как кто-то шептал слова молитвы, я слышала, как он плакал, но разглядеть лицо не могла. Перед глазами стояла дымка, что не сходила уже несколько дней.

Проснувшись посреди ночи, я будто бы пережила то, что произошло недавно. Ржание лошадей, крики людей, зарево пожара. Все казалось сном, я приподнялась, всматриваясь в тени на палатке. На улице что-то происходило. Глаза постоянно закрывались, и я теряла нить реальности. Осознание, что это не сон, пришло не сразу, а лишь когда один из убитых кочевников упал на палатку и порвал собой ткань.

Собрав последние силы, я постаралась разбудить мужчин, которые ещё не проснулись от этого шума. Мы вышли из палатки, нашим глазам предстало жуткое зрелище.

На песках валялись трупы мужчин в грязных одеждах. Те, кто издевался над нами, были повержены. Я заметила, как женщин и детей окружили, они плакали и громко кричали, внутри проснулась ярость, и я злорадно усмехнулась, гладя одной из баб в лицо.

На бравых скакунах восседали серебряные рыцари. Их мечи были залиты кровью. От слабости я упала на землю. Мужчины, что были со мной в палатке, подхватили меня и потащили к нашим, песок больно впивался в раны на ногах. Тела коснулся холод металла, один из всадников усадил меня перед собой, придерживая рукой. Лошадь рванула с места, удаляясь от криков и неприятных воспоминаний. Перед глазами все вновь плыло, и меня сильно тошнило. Если бы не воин, я бы упала, и меня бы занесли пески. Сил не было, и даже освобождение было каким-то далеким, будто не со мной произошедшим. Хотелось спать, я закрыла глаза…

*

Впереди уже маячил лес, отряд вступал на свою землю, пески уступали место растительности. Около ограды стояли мужчины, нарушая тем самым распорядок военного лагеря. Все ждали пленных, боялись за каждого, будто то были их родные братья или сыновья.

Лошадь остановилась, безвольное тело передали в руки седобородому мужчине. На девушку было страшно смотреть: разодранная кожа на руках и ногах, покрытая песком. Грязная, дурно пахнущая одежда, волосы – грязный комок, губы потрескались до крови, кожа посерела, и под глазами темнели синяки. Мужчина смочил губы пленницы водой, вместе с другом они понесли ее в палатку.

Уложив ее на кровать, они еще долго молчали, стараясь не смотреть на девушку. Каждый из них чувствовал вину, которая разъедала их прожжённые войною сердца. Игнат не выдержал первым, он просто вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и скрыть от Петро набежавшие слезы.

*

– Жива, – прошептал Игнат и крепко обнял, стоило мне очнуться.

Приходила я в себя трудно, мучали кошмары, все время хотелось пить. Открыв глаза, я увидела полог палатки. Своей палатки из белой плотной ткани, без дыр, через которые видно небо. От нахлынувшего счастья я улыбнулась и тут же поморщилась, треснувшие губы кровоточили.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Петро. – Они держали вас там восемь дней, потом начали отсылать головы, – он поймал взгляд Игната и замолчал.

– Главное, что жива, – ещё раз повторил старик. – Поешь немного, много тебе нельзя, иначе будет плохо, – он поднес ко мне тарелку с куриным бульоном.

Съев пару ложек, попыталась сесть.

– Ты слишком слаба, – сказал, глядя на мои попытки, Петро. – Пока ляг, отдохни, – покачал головой. – Не ерепенься, я пойду, принесу воды в лохань, – он вышел.

– Они ничего с тобой не сделали? – спросил Игнат, я покачала головой. – Не узнали, что ты девушка? Вот и хорошо. У нас не принято терять бойцов. То, что произошло той ночью – это предательство. Песчанники так не нападают. Им кто-то помог. Кто-то обезвредил стражу, они не сообщили об их приближении, – слова мужчины звучали как оправдание, он избегал смотреть мне в глаза. – Кочевники забрали вас, чтобы мы ушли с их территорий. Глупый грязный скот, – он сплюнул. – Мы все очень волновались и рады, что с тобой всё хорошо. С первым же караваном уедешь отсюда. Извини меня, – он как-то побледнел, встал и вышел.

В это же время зашёл Петро с ведром воды.

– Сама раздеться сможешь? – спросил он, ставя бадью на землю. Я кивнула. Он сходил за водой ещё несколько раз, достал нагревательный камень, бросил в лохань, но не вышел, а замер и подошел ко мне.

– Будь осторожна с Игнатом, он за тебя переживает. Не рассказывай ему все, что видела, – я кивнула, он подошел ближе. – Ты ему дочь напоминаешь, – я молчала. – Один раз скажу, и то, чтобы ты чего лишнего не сделала. У него и так здоровье ни к черту, – мужчина вздохнул и продолжил свой неожиданный рассказ. – Аннушка, дочь Игната, все детство грезила серебряными рыцарями. С таким отцом чего не грезить? В общем, не так это для тебя важно, – он сделал паузу. – Игнат ушел в очередной поход, а дочь за ним поехала. Да так они и не встретились, ее обокрали и снасильничали. Она жива осталась, да немного, как бы это сказать… умом повредилась. Ни с кем не общалась, а вскоре повесилась у себя в комнате. Об этом Игнат только по приезде и узнал. Сошел с ума, только по-другому. Ох… Ты, Дан, не обижай его, вот что я сказать хотел, – мужчина встал и вышел. Я замерла от удивления. Так вот, почему он меня спас и ходит за мной, будто я дитя малое. У каждого в душе своя трагедия.

Встала, держась за кровать, разделась. Вещи были липкие и сальные от пота и грязи. Тряпки, прикрывавшие мою грудь, из белых стали мерзкого грязного цвета. Все вещи полетели на пол. Я подошла на дрожащих ногах к воде, опустилась, сперва вымыла лицо и глаза, потом руки и всё тело. В последнюю очередь промывала грязную голову. Волосы за всё время нахождения у рыцарей значительно отросли, надо будет подстричь. После мытья надела чистую одежду, которую припас для меня Игнат, и вышла на улицу.

Около огромного костра собрались войны, они громко что-то обсуждали. Я прошла, присела, мне дали тарелку с едой и кружку с вином. На меня теперь смотрели по-другому, с каким-то уважением и одобрением, не так, как раньше. В их глазах не было жалости, они будто бы показывали, что гордятся моим нахождением здесь. Но было и горе. Его не показывал никто, но ощущал каждый.

– Сегодня мы пируем во славу наших друзей! – провозгласил светловолосый воин, командир. – Мы потеряли слишком много, больше этого не позволим, – он осушил чашу, навстречу ему летели грозные выкрики. Воины жаждали битвы.

– Димитрий всегда был хорошим рыцарем, – сказал подошедший Петро. – Сегодня сложный день. Завтра мы отправляемся в поход, – он осушил свою кружку. – Надо воздать нашему покровителю, Веторгу, за удачу. Долго не засиживайся, ты и так слаба, как пташка, – он потрепал меня по-отцовски по голове.

Долго сидеть не стала. В этот раз никто много не пил, все больше обсуждали завтрашний поход. Встав, я отправилась прогуляться по лагерю.

По пути к дальнему концу, где лазарет, я увидела девушку, шедшую к лесу. У нее были длинные черные волосы. Значит, она очнулась. Я остановилась, чтобы посмотреть, куда она. Заметила только, как блеснули в свете луны латы, и тоненькая женская фигурка утонула в мужских объятьях. От удивления я еще долго не отводила взгляд, а потом стыдливо потупилась и пошла в палатку. Как говорил Игнат, дело это нехитрое.

***

Встала я очень рано, еще даже солнце не взошло, но не смогла застать Игната и Петро. Видимо, они совсем не ложились. В поход уехали тридцать рыцарей. Над всеми нависло тягостное ожидание.

Погода тоже испортилась, и целый день накрапывал противный дождь. Сегодня я, как и всегда, помогала с готовкой, а вот мыть посуду пришла девушка. Она очаровательно улыбнулась, протянула руку и, поздоровавшись, сказала:

– Меня зовут Аурика, – пожала тонкую ладонь. – А тебя? – я покачала головой, указав на горло.

– Немой он, – ответил ей повар, я кивнула.

– Ох, вот же бедный, – она погладила меня по руке. – Пока тебя не было, я помогала с посудой. Хоть какая-то от меня польза, – девушка мыла тарелки со мной. У нее была красивая, чуть загорелая кожа, длинные черные волосы и янтарные глаза. Ростом она была выше меня, у нее была тонкая талия и аккуратные черты лица. Она притягивала своей широкой улыбкой и добрым взглядом. Будто сразу влюбляешься в такую легкую и милую красоту. Даже я чувствовала, как прониклась симпатией к ней.

Она мне рассказала, как попала к песчанникам. Что караван, в котором она ехала в Миритан, ограбили, всех сопровождающих убили, а ее взяли в плен. Но ей удалось убить стража, она вырвалась на свободу и скакала несколько дней, прежде чем добралась до нас.

– Твою историю я тоже знаю, – сказала она. – Это ужасно, что ты чуть не утонул, – она взяла меня за руку и улыбнулась. – Я пойду, спрошу, может, где еще нужна моя помощь, – я кивнула, и она ушла к толпе рыцарей.

За этот день мы виделись еще несколько раз, и каждую встречу она озарялась чудесной улыбкой. Мне даже стало завидно: с такой красотой никакой альвой быть не надо.

Вечером мы вместе готовили ужин, сидели за одним костром. Я слушала, как она рассказывала воинам интересные легенды и сказки. Ее голос завораживал, и я захотела спать. Пошла к себе в палатку и, несмотря на пережитое, уснула прекрасно. В моем сне чудесная девушка продолжала рассказывать сказки.

Ночью я резко проснулась. Стало холодно, я оглянулась в поисках того, что заставило меня так резко прервать сон. Встала с кровати, решила выйти на улицу, чтобы проветриться, перед тем как лягу еще раз.

У костра, что горел рядом с нами, сидела пара. Молодой темноволосый воин целовал девушку. Я отпрянула от выхода из палатки. Надеюсь, меня не заметили. Погуляю в другой раз. Пришлось ложиться спать, но уснуть до утра я так и не смогла.

***

Шли дни, а новостей от ушедших не было. Меня это волновало все больше. К тому же в лагере будто все сошли с ума. Аурика влюбляла в себя воинов быстрее, чем я варила суп.

На обедах, если ее не было, то все говорили о ней. Если она была, то говорили о ней. С ней же. И право же, все будто помешались. Не хватает здесь Игната с его нравоучениями.

Я посмеивалась над неловкими попытками молодых людей ухаживать за девушкой. Кажется, все цветы в округе были сорваны под корень и теперь сухими вениками валялись около ее палатки. Слава всем богам, что подвиги совершать было просто негде. А то, правда, всех драконов бы поубивали, василисков истребили и разбойников перевешали. Что поделать, рыцари. И поступки у них рыцарского масштаба.

Сама девушка была мила со всеми и очаровательно улыбалась, делая вид, что не замечает, как все из кожи вон лезут, чтобы ее удивить. И все бы хорошо, любовь и на войне никто не отменял. Но в лагере начался разлад.

Все началось с того, что я несла тяжелейший мешок с картошкой по всему лагерю со склада, который располагался в конце лагеря и сегодня почему-то не охранялся. На меня налетели два дерущихся рыцаря и сбили с ног, картошка разлетелась по полю. Парни не обратили на это внимания, и их разборки продолжились. Один повалил второго, ударил по лицу. Из рассечённой губы и, кажется, сломанного носа, заструилась кровь.

Не зная, как это остановить (между ними я точно лезть не буду), я встала и побежала к ближайшим рыцарям. Нагнав, указала им на драку. Они рванули к парням, разняли.

– Это не все, мы с тобой еще поговорим, – кричал воин. Второй ответить ему не мог, у него вместо лица была сплошная кровь. Его отвели в лазарет.

Странным образом это никак не повлияло на настроение в лагере. Драки будто не было, и все решительно делали вид, что ничего не произошло.

Тем временем Аурика каждую ночь проводила с разными мужчинами. То я застаю ее за поцелуем, пока она помогает с мытьем посуды. То, прогуливаясь по лагерю, вижу, что ее за руку рыцарь ведет в казарму. То замечаю, как из отведенной ей палатки выходит мужчина, поправляя взъерошенные волосы. Сначала я просто отворачивалась и старалась делать вид, что не замечаю, но с каждой такой “ночью” обстановка накалялась.

Вторая драка началась на обеде, когда один из почитателей девушки выразил желание сесть рядом, но его опередил более юркий. Парни чуть не упали в костер, когда сцепились. Смотревшие на это рыцари даже не пытались их разогнать. И я лезть в это не стала, не убьют друг друга, так меня зашибут. Пошла к себе в палатку, где всю ночь не могла уснуть, думая, что случилось с войском, и почему все так резко сошли с ума.

Вывод был один. Аурика.

На следующий день, как и во все последующие я старалась держаться от нее подальше, даже случайно получила по лицу от одного из ее ухажеров и теперь красовалась синяком. Девушка же, будто чувствуя, начала появляться в любом месте, где была я. Награждать улыбкой или нежными прикосновениями. Сначала даже не верилось, что она так явно намекает мне. Я молчала и в конечном итоге практически перестала появляться в лагере днем, просиживая в палатке. В нее она, слава всем богам, не заходила. Пока что.

Отряд не возвращался. При попытках спросить, где они, на меня махали рукой и просили не мешаться под ногами.

В пустыне бушевала буря, не прекращавшаяся уже два дня. Я набирала воду из ручья, когда заметила голую девушку, купающуюся в нем. Отвернувшись, я постаралась уйти незамеченной, но меня окликнули:

– Чего же ты, – я посмотрела на Аурику. – Не уходи, – ее совсем не смущала собственная нагота, она была очень красива. Девушка вышла из воды, накинула на себя платье. – Дан, пойдешь ли ты со мной сегодня смотреть на звезды? – она взяла меня под руку, и мы пошли в лагерь вместе. Я отрицательно покачала головой. Она нахмурилась, но тут же скрыла все за улыбкой. – Ну и дурак, – отпустив руку, двинулась вперед меня. Я же сглотнув, разжала руку. Всего на долю секунды мне показалось, что черты девушки заострились, а глаза стали черными. Она не человек.

***

Этой ночью она пришла ко мне, сидела напротив и пристально смотрела. Я притворялась спящей, но сердце стучало так громко, что я уверена: она уже все знает. Стоило солнцу встать, она исчезла.

Впервые за все время, встав утром, я опустилась на колени и начала молиться Саите, прося защиты и помощи. Умоляла, чтобы отряд с рыцарями вернулся. Чтобы Аурика, кто бы она ни была, не прирезала меня следующей же ночью…

Молитвы помогли, она не тронула меня, придя в следующий раз.

– Я знаю, что ты не спишь, – сказала она совсем другим голосом, хриплым и громким. – И я знаю, кто ты, маленькая мерзкая лгунья, – она сбросила с меня одеяло и увидела клинок, который я держала в руках и прятала все это время под подушкой.

Мои руки дрожали и то, что я увидела, напугало меня так сильно, что кинжал едва не выпал из моих рук. Аурика смотрела на меня, безумно улыбаясь. Это была не девушка, не человек. На ее голом теле чернели письмена, грязные черные волосы волочились по земле. Она была нага, только на бедрах висела повязка из грязной ткани, точно такой же, которую я видела на кочевниках, побывав у них в плену.

– Не притворяйся немой, – она подошла ближе, клинок был направлен на нее, но она будто не замечала этого. – Ты такая же, как и я, – ее движения были по-звериному пугающие. – Ты – легенда, которая восстала в этом грязном мире, чтобы показать, кому на самом деле принадлежит эта земля, – она оскалилась, отошла и села на кровать. – Надо же, альва, о тебе столько же россказней, сколько обо мне лжи. Убери эту игрушку, – она махнула рукой, и клинок выпал из моих рук.

– Кто ты? – просипела я, от долгого молчания мой голос звучал приглушенно. Я прокашлялась.

– До сих пор не догадалась? – она помолчала, будто бы ждала, что я и правда скажу ей. Потом улыбнулась. – Шаман. Я шаман того народа, который вы истребляете уже столько веков, – она сорвалась на крик, потом засмеялась.

– Вокруг рыцари, – сказала я.

– И что? Ты думаешь, кто-то тебя спасет? Ты действительно такая дура? Не заметила, как каждый из этих хваленых воинов готов порвать пасть за меня?

– Ты их околдовала, – это было утверждение. – Что с остальными? – она посмотрела на меня внимательно.

– Можешь их не ждать, – она будто развеялась и тут же оказалась около моего лица. – Помощи не будет. И либо ты помогаешь мне, и я убью тебя быстро, либо идешь против, и я устрою зарево на месте твоей палатки, – я сглотнула и кивнула. Она оскалилась и прошептала, прежде чем исчезнуть: – Хорошая девочка.

***

Как после этого жить, я не знала. Пыталась исполнять возложенные ранее обязанности, готовила, убирала. По ночам засиживалась около костра, наблюдая, как воины теряют остатки разума, идя на поводу у ведьмы. Еще я молилась как никогда раньше. Весь мир сейчас принадлежал кочевнице, она теперь царь и бог. Мне оставалось уповать на чудо.

Иногда она приходила ко мне. Как я думаю, старалась запугать. Она молчала, с той ночи мы не говорили. Но ее демонические глаза всюду меня преследовали, даже в короткие минуты сна. Она была везде.

Но Аурика не имела власть над всем. Тем утром все шло обыденно и, когда в лагере раздалось ржание и топот копыт, все отреагировали бурно. Я же подумала, что шаманка привела свою армию. И слава всем богам, что я ошиблась. Это был Димитрий, командующий.

Он прискакал из пустыни, его конь выглядел загнанным, а сам мужчина – уставшим и злым. Его лицо покрывал песок, волосы были спутаны, одежда – грязна, латы уже не сияли. Он спрыгнул с коня и направился в свою палатку. Замершие рыцари переглянулись, вокруг столпились воины. Я не могла сдержать улыбку.

Он не выходил целый день, я стала бояться, что ведьма прирезала его. Аурика делала вид, будто ничего не произошло, во мне же теплилась надежда, что скоро появятся Игнат и Петро. Но они не появились ни на следующий день, ни через три дня.

Димитрий, придя в себя, отправил в пустыню отряд и раздавал приказы гонцам, которым не суждено было донести врученные письма. В пылу деятельности рыцарь не замечал, как сильно изменились его воины. Я же боялась приближаться к нему, потому что чувствовала на себе взор Аурики.

Но с приездом командира во мне зародилась надежда, и я каждую ночь пыталась придумать, как мне встретиться с ним. Я тенью следовала за мужчиной, боясь подойти. Шаманка все время была близко, стараясь вскружить голову и ему. Она призывно улыбалась, шутила, но почему-то Димитрий бросал на нее все такие же холодные взгляды и продолжал заниматься делами.

Не знаю, что взбрело ей в голову, когда она ворвалась ко мне в палатку в одну из ночей и требовательным голосом приказала встать. Я подчинилась. Схватив меня за руку, она пошла со мной до шатра командира, распахнула полы ткани и вошла. Димитрий спал, не обращая на нас внимания. Аурика толкнула меня к нему и, когда я упала и посмотрела на сумасшедшую ведьму, она торжествующе улыбнулась и вышла. Мне пришлось тихо выползать из палатки. Я не решилась разбудить мужчину, мне было интересно, в какую игру собралась играть шаманка. Но спросить у меня не получилось, потому что после той ночи она исчезла. Это было как осуществление всех моих молитв, и на третий день я, не боясь, пошла к Димитрию.

Воин сидел за письменным столом и на мой приход отреагировал, зло спросив:

– Кто разрешил тебе входить? – ждать я не стала, подошла ближе, мужчина напрягся.

– Мне срочно надо вам сказать, это важно, – я откашлялась. – В лагере творится что-то странное, если вы не заметили, – меня не перебивали, поэтому я без остановки тараторила. – В это трудно поверить, но Аурика, та девушка, которую вы спасли, – шаманка, и она околдовала всех в вашем отряде. Ваши письма и отряд так и не выехали за пределы лагеря. Нам надо бежать, пока она не завладела и вами. Я не знаю, почему, но она сбежала, не надо медлить, – мужчина встал, подошел ко мне.

– Ты уверен? – только и спросил он.

– Да, абсолютно, мы остались вдвоем.

– Откуда мне знать, что тебя не подослала эта песчанница? – он нахмурился.

– На меня не действуют ее чары…

– Почему? – он схватил мою руку, от чего меня бросило в жар.

– Я девушка, и нам надо бежать, не медлите, – он внимательно на меня посмотрел и, придя к каким-то выводам, отпустил, сказав:

– Мы выедем через час, тебе надо что-то собрать? – я отрицательно покачала головой.

– Я останусь с вами, – сказала я, сев на стул.

За сборами прошло минут сорок, Димитрий вскочил на коня, я тоже. Мы двинулись к заграждению, чтобы нас выпустили. Воин сказал, что нам надо скакать к другому отряду, расположенному неподалеку.

– Извините, командир. Мы не можем вас пропустить, – сказал, глядя на нашу попытку выехать, стражник.

– Почему? – спросил воин.

– Не знаю, но, если вы попытаетесь уехать, мы сделаем все возможное, чтобы вернуть вас назад, – рыцарь не стал спорить, слез с коня и пошел к себе, будто не расстроившись из-за произошедшего. Я последовала за ним.

– Что нам делать? – мне же было страшно.

– Сбежим этой ночью. Все еще хуже, чем я предполагал, – он стал копаться в своем сундуке с вещами, стоявшем у кровати.

– Как же мы сбежим, если вокруг эти? – я кивнула в сторону улицы.

– Для этого в мире существует магия. Отдохни пока, сегодня ночью нам придется долго идти, и силы тебе пригодятся, – Димитрий все еще что-то искал, я же, воспользовавшись его разрешением, легла на постель и впервые за долгое время уснула.

Проснувшись и открыв глаза, я сильно зажмурилась и еще раз уставилась во тьму палатки. Казалось, что я осталась одна. Но тут же тяжелая мужская рука легла мне на рот. Это был Димитрий. Он дал мне пузырек с янтарной жидкостью, показав, что ее надо выпить. Я подчинилась. Рыцарь взял меня за руку, и мы спокойным шагом вышли из палатки. Я сжала его руку. Что он делает?

Мы проходили около костров, мимо патрулей, но на нас никто не обращал внимания, все будто резко отвели взгляд. Теперь понятно, почему он говорил про магию. Так мы добрались до конца лагеря, потом до кромки леса. Он так и не выпустил мою руку из своей. От этого страх притаился внутри, потихоньку вырываясь наружу.