Текст книги "Гетика"

Автор книги: Иордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

И тем не менее невозможно не признать, что, несмотря на общую перегруженность и даже «сумбурность» писаний Иордана, он не только не забывает, но старательно выдвигает главное. На протяжении всего труда видно, что автор напряженно следит за тем, как бы не ушла с первого плана именно история готов, в дальнейшем – везеготов и особенно остроготов. И вот это-то ощутимое напряжение автора, эти его скучные подчас возвраты к прерванному, эти длинные, отвлекающие, иногда самодовлеющие экскурсы и мелкие отступления в целях пояснить, углубить главное, – все это в конце концов подчеркивает смысл и значение основной «заданной» темы и своеобразно оттеняет композицию его труда.

Для современников Иордана, для его единомышленников главное в «Getica» состояло в политической тенденции сочинения, в котором сочетается восхваление готов и их королей с призывом к подчинению побеждавшей в то время империи. Сейчас это, разумеется, малозаметно. Только кропотливый анализ сопутствующих явлений и их отражения в ряде источников дает возможность восстановить обстановку, обусловившую рождение подобного труда, и, следовательно, правильно характеризовать его. С веками произведение Иордана приобрело новую ценность. При всех его недостатках оно занимает почетное место среди источников своего времени; более того, оно в своем роде уникально и может стоять в одном ряду с другими историческими памятниками VI в. Со страниц произведения выступает то, о чем едва ли помышлял его автор: грандиозная картина становления нового мира, вытесняющего мир старый, картина упорной и длительной борьбы отживающего с нарождающимся. У Иордана нет столь интересующих нас и ценных данных о социальной и экономической жизни его эпохи, тем не менее из его неяркого рассказа это новое видно в натиске и распространении многочисленных варварских племен (ни у одного автора нет такого количества этнических названий как у Иордана)170  170. См. указатель этнических названий.


[Закрыть], старое – в идеалах уже нереального всемирного господства отживающей, хотя в тот период, когда пишет Иордан, победоносной, империи. Автор «Getica» даже не критикует империю, предвидя ее ближайшее торжество, но недостаточность ее сил, выступающих против варваров, угадывается и в почти бесстрастном, несмотря на определенную направленность, повествовании. В то же беспокойное и для Италии, и для многих других стран Европы время, осветил это положение Прокопий. Достаточно напомнить одну из первых фраз «Готской войны», фразу, которую нельзя не воспринять как лейтмотив этого произведения: «В той же мере, в какой дела варваров в отношении ромеев процветали, честь ромейских солдат падала, и под благоприличным названием союзничества над ними тиранствовали эти пришельцы» (όσω τε τα των βαρβάρων εν αυτοΐς ήκμαζε, τοσούτω το των ’Ρωμαίων στρατιωτων αξίωμα ήδη υπέληγε, και τω ευπρεπει της ξυμμαχίας ονόματι προς των επηλύδων τυραννούμενοι εβιάζοντο)171  171. Bell. Goth., I, 1, 4.


[Закрыть]. Неизмеримо более искусный как писатель, Прокопий здесь созвучен Иордану, а их произведения вместе созвучны событиям, которые происходили в Византии и в Италии, на Дунае и на берегах Средиземного и Черного морей, даже в более отдаленных западных и восточных, северных и южных областях отражаемого ими мира.

Как проникнутый умом и наблюдательностью труд Прокопия, так и не блещущее талантом творение Иордана донесли до нас достаточно полное изображение одной из важнейших эпох в истории Европы. Само собой разумеется, что труды этих двух писателей дополняются, более того, непременно обрастают сведениями из сочинений многих, часто замечательных авторов V—VI вв., но, на наш взгляд, отобразить широкую картину событий того времени удалось главным образом Прокопию и... Иордану. Поэтому Иордан, слабый писатель, но не лишенный известного уменья компилятор172  172. Невозможно в силу высказанных здесь соображений согласиться с характеристикой Иордана-историка, которую дал О. Л. Вайнштейн: «Неумелый компилятор Иордан, механически переписывая чужие слова, не потрудился увязать их со всем своим изложением» (см.: О. Л. Вайнштейн, Этническая основа так называемых государств Одоакра и Теодориха, стр. 134).


[Закрыть], должен быть признан выдающимся историком, а его произведение – зачислено в разряд первоклассных исторических источников.

В «Getica» интересно и важно почти все. Учитывая политическую установку автора и соответственный социально-политический смысл его сочинения (о чем речь шла выше), нельзя отказать ему в своеобразном, хотя и нелегко уловимом единстве. Наряду с тем, что труд Иордана является специальным трактатом, он служит источником по многим особым темам. В «Getica» нашли отражение элементы истории разных германских и негерманских племен (без чего трудно было бы появиться названным выше книгам Л. Шмидта, Э. Шварца и др.), история движения гуннов в их европейских походах, описания различных событий на дунайской границе и на Балканском полуострове, одной из главных арен столкновения «пришельцев» (έπήλυδες) и империи, и многое другое. Кроме перечисленного, большой интерес вызывают скудные, но единственные в своем роде сообщения о древнейших славянах173  173. Ε. Ч. Скржинская, О склавенах и антах, о Мурсианском озере и гоpoде Новиетуне.


[Закрыть], а также известия, относящиеся к Причерноморью и Приазовью.

Одним словом, «Getica» Иордана заключает в себе огромный и крайне разносторонний исторический материал, серьезная обработка которого поддается только усилиям многих исследователей, специалистов в различных областях истории. Жаль, что Моммсен, столь крупный знаток исторической литературы V—VI вв., не только не оценил всего значения труда Иордана, но, введя в научный o6opот труднейший текст его «Getica» и осветив это сочинение в мастерски написанном введении и в подробных индексах, дал вместе с тем уничтожающий отзыв о важнейшей для раннего средневековья pa6oте готского историка. Моммсен назвал «Getica» Иордана сокращенной и запутанной сводкой Кассиодоровой истории («mera epitome, luxata еа et perversa, historiae Cassiodorianae»). Он нашел, что Иордан не понял центрального сюжета своего предшественника: Кассиодор прославлял римско-готское государство Теодериха («regnum Romanum pariter atque Gothicum magni Theododici»), преклонявшегося перед «Romana humanitas», Иордан же вместо этого выставил на первый план, «по-варварски раздул и возвеличил» тему о федератах-наемниках и о судьбах придунайских провинций; если под пером Кассиодора готская история превратилась в римскую, то под пером Иордана, как полагает Моммсен, эта же готская история стала только «мезийской»: «historia Gothica а Cassiodorio... Romana facta per Iordanem facta est Moesiaca» («Готская история, Кассиодором сделанная римской... Иорданом обращена в мезийскую»)174  174. Prooem., p. XLIV. – И до сих пор повторяются несколько презрительные и слишком поверхностные определения труда Иордана в недавно вышедшей книге Маргарет Динслей мимоходом брошено: «тощий пересказ, сохраненный в „Getica“ Иордана» («the meagre digest preserved in Jordanes „Getica“, – Margaret Deanesley, A History of early medieval Europe (476—911, p. 33). Странно, что в содержательном исследовании Джорджо Фалько отмечается то же самое: „от Кассиодора нам остался тощий компендий в „Getica“ Иордана“ („di cui – от Кассиодора – ci rimane un magro compendio nei Getica di Iordanes“, – G. Falco, La santa romana republica. Profilo storico del medio evo, 2a ed., Milano—Napoli, 1954, p. 85). Непонятно, какую такую „скудость“ („meagreness“, „magrezza“) имеют в виду эти историки, говоря о насыщенном фактами сочинении Иордана. Быть может, они хотят указать на сухость его изложения, на его манеру письма, по-видимому, менее искусную чем у Кассиодора. Но, быть может, они из рук в руки передают то, что сказал уже восемьдесят лет назад Узенер: „...aus dem mageren und eilfertigen Auszug des Jordanis...“ (H. Usener, Anecdoton Holderi, S. 72).


[Закрыть].

Ввиду того что до сих пор существуют разные мнения в решении вопросов, связанных с личностью Иордана, его деятельностью как писателя и его произведениями, нам представляется небесполезным дать вкратце свои выводы, а также подтвердить некоторые из ранее высказанных предположений.

1. По поводу происхождения Иордана. Иордан – гот, острогот, но не алан. Его собственное заявление в конце «Getica» (§ 316) вполне достаточно и ясно.

2. По поводу имени Alanoviiamuthis. Это явно испорченное переписчиками слово; вероятнее всего, как предположил Т. Гринбергер и признал за ним И. Фридрих, первая часть слова относится к предыдущему «Candacis» и расшифровывается как Alan[orum] d[ucis], а вторая является именем отца Иордана – Viiamuthis (Viiamuth).

3. По поводу времени службы Иордана нотарием у Гунтигиса Базы. Следует принять весьма убедительные доводы И. Фридриха о том, что нотариат Иордана относится к периоду между 505 и 536 г. В связи с этим наиболее ранним годом рождения Иордана можно считать примерно 485 г.

4. По поводу conversioИордана. «Обращением» Иордана был, вероятнее всего, переход из арианства в православие («католицизм»). Нет никаких указаний или намеков на то, что Иордан был монахом. Если в дальнейшем он и стал епископом (однако не в Равенне), то не из монахов, а, быть может, из группы так называемых religiosi.

5. По поводу определения agrammatus. Иордан не получил регулярного школьного образования, не прошел школьного «тривия», в программу которого входила грамматика; поэтому он был agrammatus и отчасти поэтому он плохо писал; но вместе с тем он был начитанным, не лишенным достаточно широких познаний человеком.

6. По поводу места, где могло быть написано такое сочинение, как «Getica». Если принять во внимание цепь событий, развернувшихся к 551 г. в Италии в связи с борьбой между остроготами и империей, то трудно представить, чтобы Иордан писал эту работу где-либо, кроме Италии. Подобное сочинение, составлявшееся в связи с определенной исторической ситуацией, могло быть создано лишь в крупном городском центре, подчиненном Византии и недалеком от театра военных действий между готами и войсками Юстиниана. Таким городом, вероятнее всего, была ставшая с 540 г. византийской Равенна. Местом написания «Getica» едва ли был Константинополь, тем более им не была Фессалоника, а также фракийский, мезийский или какой-то из восточных монастырей. Если признать Равенну местом написания «Getica», то находят свое объяснение и «triduana lectio», трехдневное спешное прочтение Иорданом сочинения Кассиодора, и «vicinus genti», каким был Касталий, пребывавший на территории готов к северу от реки По, в Тицине или Вероне.

7. По поводу того, почему бесследно исчезло крупное и уже прославленное сочинение Кассиодора. Кассиодор придерживался определенной политической линии, которая проводилась в последние годы правления Теодериха. Эта тенденция, которая должна была привести к разрыву какой бы то ни было политической связи остроготского королевства с империей, оказалась вовсе неподходящей в пору борьбы готов с Юстинианом в 550—551 гг., когда победа клонилась в сторону Византии. Сочинение Кассиодора было как бы «забыто» и заменено другим на ту же тему, но с другой политической установкой. Так исчез труд Кассиодора и родился труд Иордана.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ I. О СУММЕ ВРЕМЕН ИЛИ О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ДЕЯНИЯХ РИМЛЯН

(Предисловие к «Romana»)

Я приношу благодарность вашей неусыпности, благороднейший брат Вигилий: * [* Заметна игра слов между именем Вигилий и словом неусыпность, бдительность – vigilantia; дальше глагол vigilare (...et alüs vigiletis).] вопрошаниями вашими вы, наконец, пробудили меня, давно уже спящего.

Благодарю и бога великого, создавшего вас настолько заботливым, что вы неусыпно следите не только за собой самим, но столько же и за другими.

Слава добродетели и заслуге!

Ты хочешь знать о злоключениях нынешнего мира или же о том, когда он начался и что вплоть до наших времен претерпел; к этому ты, кроме того, добавляешь [пожелание], чтобы я, срывая цвет сказаний предков, сообщил тебе, каким образом зародилась Римская республика, как она держала и подчинила себе чуть ли не весь мир, да и до сего дня – хотя бы в воображении – [продолжает] держать [его]; иначе, чтобы я – будь то совсем бесхитростно! – показал тебе в своем изложении, как родословная царей, начинаясь от Ромула, а затем от Августа Октавиана, дошла до Августа Юстиниана.

Хотя то, к чему ты меня понуждаешь, и не может соответствовать ни моему знанию людей, ни моему опыту, однако, чтобы не перечить просьбам друга, мы, в меру сил, собрали все широко рассеянные [сведения].

Прежде всего мы начали с авторитета священного писания, которым подобает руководствоваться, и достигли, продвигаясь по [ряду] возглавителей родов, всемирного потопа; так, затем, дошли мы до царства Нина, который, повелевая ассирийским народом, подчинил себе почти всю Азию; и до Арбака Мидийского, который, разрушив царство ассирийцев, присоединил его к мидийцам и держал его до [времени] перса Кира; последний, подобным же образом покорив мидийское царство, присоединил его к парфянам. Отсюда [дошли мы] до Александра Великого Македонского, который, победив парфян, обратил их государство в подчиненное грекам. После этого [показали мы], как Октавиан Август Цезарь, покорив царство греков, привел его к закону и власти римлян.

Еще ведь до Августа благодаря искусству своих консулов, диктаторов и царей Римская республика, ведя начало от Ромула-зиждителя, в течение семисот лет подчинила себе многие [страны]; и вот я собрал теперь все вплоть до двадцать четвертого года императора Юстиниана – хотя и кратко—в одну [посвящаемую] твоему имени, весьма малую книжку, присоединяя к ней и другой том – о происхождении и деяниях гетского племени, который я написал совсем недавно для нашего общего друга Касталия; ты же, узнав из нее о бедствиях, постигавших разные племена, стремись стать свободным от всякой невзгоды и обращайся к богу, который и есть истинная свобода.

Итак, читая обе книжечки, знай, что нам всегда угрожает неизбежное побуждение любить мир. Но ты прислушайся [к словам] Иоанна апостола, который говорит: «Возлюбленные, не любите мира, ни яже в мире... и мир преходит, и похоть его; а творяй волю божию пребывает вовеки»** [** Иоанн, I Посл. 2, 15, 17.]. Люби всем сердцем бога и ближнего, чтобы исполнить закон! Молись обо мне, благороднейший и превосходнейший брат!

DE SUMMA TEMPORUM VEL ORIGINE ACTIBUSQUE GENTIS ROMANORUM

{1} Vigilantiae vestrae, noblissime frater Vigili, gratias refero, quod me longo per tempore dormientem vestris tandem interrogationibus excitastis. deo magno gratias, qui vos ita fecit sollicitos, ut non solum vobis tantum, quantum et aliis vigiletis. mactae virtutis et meriti. vis enim praesentis mundi erumnas {2} cognuscere aut quando coepit vel quid ad nos usque perpessus est, edoceriaddes praeterea, ut tibi, quomodo Romana res publica coepit et tenuit totumque pene mundum subegit et hactenus vel imaginariae teneat, ex dictis maiorum floscula carpens breviter referam : vel etiam quomodo regum series a Romulo et deinceps ab Augusto Octaviano in Augustum venerit Iustinianum, quamvis simpliciter, meo tamen tibi eloquio pandam. {3} licet nec conversationi meae quod ammones convenire potest nec peritiae, tamen, ne amici petitionibus obviemus, quoquo modo valuimus, late sparsa collegimus. {4} et prius ab auctoritate divinarum scripturarum, cui et inservire convenit, inchoantes et usque ad orbis terrae diluvium per familiarum capita currentes, devenimus ad regnum Nini, qui Assyriorum in gente regnans omnem pene Asiam subiugavit, et usque ad Arbacem Medum, qui distructo regno Assyriorum in Medos eum convertit tenuitque usque ad Cyrum Persam, qui itidem Medorum regnum subversum in Parthos transtulit, et exinde usque ad Alexandrum Magnum Macedonem, qui devictis Parthis in Grecorum dicione rem publicam demutavit, post hec quomodo Octavianus Augustus Cesar subverso regno Grecorum in ius dominationemque Romanorum perduxit. et quia ante Augustum iam per septingentos annos consolum, dictatorum regumque suorum sollertia Romana res publica nonnulla subegerat, ad ipso Romulo aedificatore eius originem sumens, in vicensimo quarto anno Iustiniani imperatoris, quamvis breviter, uno tamen in tuo nomine et hoc parvissimo libello {5} confeci, iungens ei aliud volumen de origine actusque Getice gentis, quam iam dudum commani amico Castalio ededissem, quatinus deversarum gentium dalamitate conperta ab omni erumna liberum te fieri cupias et ad deum confertas, qui est vera libertas. legens ergo utrosque libellos, scito quod diligenti mundo semper necessitas imminet. to vero ausculta Iohannem apostolum, qui ait: ‘carissimi, nolite dilegere mundum neque ea que in mundo sunt. quia mundus transit et concupiscentia eius: qui autem fecerit voluntatem dei, manet in aeternum’. estoque toto corde diligens deum et proximum, ut adimpleas legem res pro me, novilissime et magnifice frater.

ПРИЛОЖЕНИЕ II. ЛОЗАННСКИЙ ФРАГМЕНТ (FRAGMENTUM LAUSANNENSE)

(В электронной версии книги не включены рисунки, упоминаемые в ПРИЛОЖЕНИЯХ II и III – Ю. Ш.).

Мы не имеем таких списков «Getica», которые были близки ко времени написания этого труда Иордана, т. е. относились бы к VI в. Наиболее ранней рукописью считался Гейдельбергский кодекс (Codex Heidelbergensis 921), содержавший оба произведения Иордана и хранившийся в библиотеке Гейдельбергского университета. Рукопись вышла, по всей вероятности, из знаменитого скриптория аббатства в Фульде, одного из крупных каролингских монастырей в Германии, возникшего в 40-х годах VIII в. Моммсен, положивший Гейдельбергский кодекс в основу своего издания «Romana» и «Getica», датировал рукопись по типу ее письма VIII веком175  175. Перечень этих источников см. в списке сокращений и в указателях имен к латинскому тексту Иордана и русскому переводу.


[Закрыть], предпочитая эту датировку более поздней – IX и даже Х вв. На первой странице кодекса 1479 г. была сделана интересная запись некоего М. Синдика, который отметил, что «книга принадлежит книгохранилищу (libraria) церкви св. Мартина в Майнце». Монастырь св. Мартина в Майнце, основанный в 1037 г., был связан с монастырем в Фульде, и потому допустимо предположение, что кодекс с сочинениями Иордана мог быть привезен в Майнц в 60-х годах XI в. известным средневековым писателем, ирландцем Марианом Скоттом, перешедшим из монастыря Фульды в майнцский монастырь св. Мартина. В течение долгого времени рукопись хранилась в Гейдельбергском университете, где с момента его основания (в конце XIV в.) постепенно создавалось обширное собрание рукописей, а затем и печатных книг – знаменитая гейдельбергская Bibliotheca Palatina. В дальнейшем кодексу № 921 пришлось пережить множество «скитаний»; в период Тридцатилетней войны он попал в библиотеку Ватикана, затем в Париж, потом, после наполеоновских войн, снова в Ватикан, откуда в 1816 г. был возвращен вместе с сотнями других рукописей опять в Гейдельберг. Но здесь эту рукопись ждала самая печальная участь: в 1874 г. она сгорела без остатка при пожаре 176  176. Ibid., p. LXXII.


[Закрыть]в доме Моммсена, куда она была взята, как и другие манускрипты, для подготовки издания в серии Monumenta Germaniae historica.

Еще ученые XVII в. (филолог Иоанн Грутер – библиотекарь «Палатины», французский историк Клод Сомэз) отмечали ценность гейдельбергской рукописи № 921. Рукопись указана и в списке манускриптов, возвращенных в Гейдельберг из Рима. Но мы, к сожалению, имеем о ней лишь смутное представление. Небольшую характеристику гейдельбергской рукописи оставил нам знаток немецких рукописных собраний Фридрих Вилькен, посвятивший целую книгу описанию судеб гейдельбергских книжных собраний177  177. Fr. Wilken, Geschichte der Bildung, Beraubung und Vernichtung der alten Heidelbergischen Büchersammlungen. Heidelberg, 1817. S. 296—297.


[Закрыть]. Вилькен относит кодекс № 921 к X в.; он сообщает, что текст его написан на пергамене и имеет 220 листов, но лишен как начала (т. е. начала «Romana»), так и конца (т. е. конца «Getica»). Особенно интересен образец письма кодекса № 921, данный Вилькеном на таблице178  178. Taf. II, № 2.


[Закрыть]. Однако на ней изображены все три строки из «Romana» (§ 215: «Macedonia... a Flamminio», см. рис. 1); письмо Вилькен определяет еще мабильоновским названием, как «лангобардское».

Последнее, далеко не полное описание Гейдельбергского кодекса принадлежит Моммсену179  179. Prooem., p. XLVII.


[Закрыть], который сообщает некоторые сведения, почерпнутые из книги Вилькена, но относит рукопись к VIII в., а ее шрифт считает «англосаксонским письмом лучшего стиля» («letteratura est evidentissima et optima ormae Anglosaxonicae»). Известно, что «островное» – англосаксонское и ирландское – письмо процветало в скрипториях многих монастырей на европейском континенте, основанных выходцами из Британии и Ирландии и в дальнейшем посещавшихся многочисленными монахами – нередко искусными писцами – с этих островов. Подобным монастырем была и Фульда. Однако Моммсен только упомянул об образце письма Гейдельбергского кодекса на более чем скромной таблице в книге Вилькена, но сам не раскрыл его особенностей; он отметил лишь форму двух букв – часто открытого a(a littera saepe aperta est) и несколько повышающегося над строкой i(i eminens aliquoties adest)180  180. Ibid


[Закрыть]. Эти черты недостаточны для характеристики письма погибшей рукописи и к тому же не подтверждаются образцом, приведенным на таблице Вилькена181  181. Среди десяти а, встречающихся на трех строках таблицы Вилькена, нет ни одного открытого. Открытое u-образное а характерно для Палермского кодекса и его аналогий из Боббьо и Рейхенау (см. Приложение III).


[Закрыть].

Но как будто след от этого замечательного кодекса все-таки остался в виде фрагмента рукописи, хранящегося до сих пор в Лозанне, в кантональной и университетской библиотеке под № 398 (размер 167х145 мм)182  182. Приносим благодарность администрации университетской библиотеки в Лозанне за присылку фотографий рукописи № 398 (Fragmentum Lausannense).


[Закрыть]; см. рис. 2 и 3.

На обеих сторонах листка пергамена нанесен текст из «Getica» Иордана. На recto – 12 строк (§ 310—312) от слов «[bar]baricos Vitiges» до слов «evellere cupiunt». На verso – 12 строк, составляющих самый конец произведения (§ 315—316), от слов «et virorum fortium» до слов (почти стершихся) «belesarium consulem».

Лозаннский фрагмент – лишь нижняя половина последнего листа кодекса, так как между текстом на recto и текстом на verso имеется разрыв (§ 313—314) – отсутствует текст, находившийся на верхней половине verso. Верхнюю же половину recto занимал текст § 308—309.

С Гейдельбергским кодексом Лозаннский фрагмент сближается в силу следующего обстоятельства. Моммсен указал, что в Гейдельбергском кодексе, состоявшем из пятнадцати кватернионов (или тетрадей), отсутствовал полностью первый кватернион, а в пятнадцатом не хватало двух листов – предпоследнего и последнего. Быть может, Лозаннский фрагмент является половинкой последнего листа Гейдельбергского кодекса. Это предположение было высказано М. Бессоном, изучавшим средневековые памятники материальной культуры швейцарского кантона Во, центром которого является Лозанна183  183. Marius Besson, Ľ art barbare dans ľancien diocèse de Lausanne, 1909. – Автор опубликовал в уменьшенной репродукции verso Лозаннского фрагмента (р. 217, fig. 169) и сообщил, что Фр. Стеффенс, которому он показал рукопись, датировал ее VIII в.


[Закрыть].

Текст Лозаннского фрагмента написан острым англосаксонским минускулом красивого, выработанного рисунка. Это письмо определяется с первого взгляда по известной, здесь ярко выраженной, особенности: хасты длинных букв (f, p, r, s), уходящие вниз под строку, заканчиваются тонкими остриями, иногда слегка отогнутыми влево184  184. См. характеристику островного (гиберно-саксонского) письма в кн.: О. А. Добиаш-Рождественская, История письма в Средние века, М.—Л., 1936, стр. 134—139; Fr. Steffens, Lateinische Paläographie, III, Freiburg (Schweiz), 1903, Einleitung; Fr. Steffens, Paleographie latine, Trèves– Paris, 1910, Introduction. – В указанных работах Стеффенса – списки литературы.


[Закрыть].

Для Лозаннского фрагмента характерны все буквы, присущие лучшим образцам англосаксонского минускула.

Верхние хасты b, d, h, lимеют на концах расширения в виде треугольничков, получающихся от нажима пера; «и так как стволы этих букв на половине высоты слегка изгибаются, то своим грациозным расширением вверху они напоминают качающийся стебелек с цветком колокольчика»185  185. О. А. Добиаш-Рождественская, История письма..., стр. 136.


[Закрыть].

Буква dвстречается не только в унциальной (круглой) форме, но и в полуунциальной (прямой), причем последняя форма ставится в начале слова, а первая – в середине (см., например, слово «dedit» на второй строке verso).

Буква eвсегда высокая, т. е. ее петля всегда возвышается над строкой. Кроме того, eнеизменно лигирована с последующей буквой («regem» на третьей строке recto, «cernens» на десятой строке recto, «referuntur» на восьмой строке verso).

Буква gвместо круглой головки, как в унциальном письме, имеет горизонтальную черточку; под строку спускается широкая петля (имя «Vitigis», «Vitiges» на шестой и десятой строках recto, «originem», «legi» на седьмой строке verso).

Буква nиногда имеет капитальную форму («inter» на четвертой строке recto).

Буквы f, p, rи длинное sне возвышаются над верхней строкой, кроме отдельных случаев, когда длинное sвыходит поверх строки в виде крючка («Justinianus», на третьей строке verso, «exponens» на девятой строке verso). Кроме того, буква sлигируется с последующей буквой i («sibi» на третьей и восьмой строках recto, «residentem», «obsidionem» на двенадцатой строке recto). На заключительных строках (explicit), которые написаны красными чернилами, буква sкруглая.

Буква f(равно как и длинное s)имеет расщепление в верхней части; от его начала отходит направо поперечный язычок, лежащий на нижней строке («filiam» на седьмой строке recto, «flores» на четвертой строке verso).

Правая часть буквы rспускается до нижней строки, что делает букву похожей на p(«egressus imperialis» на девятой строке recto, «flores» на четвертой строке, «prato» на пятой строке, «coronam» на шестой строке verso).

Наконец, буква а– закрытая, причем ее брюшко доходит до верха наклонной ножки.

Таковы особенности наиболее характерных букв в шрифте Лозаннского фрагмента. Вообще же каждая буква в отдельности и весь шрифт в целом отличаются выдержанностью стиля и высоким графическим искусством. Кодекс, от которого сохранилась доныне только половинка последнего листа, был дорогой и нарядной книгой, исполненной твердой рукой опытного переписчика. Такая работа могла родиться скорее всего в крупном монастырском скриптории с развитыми традициями письма. Есть предположение, что Лозаннский фрагмент является частью кодекса, вышедшего из мастерской письма аббатства Фульды186  186. Фр. Стеффенс указал на образец той же палеографии и того же времени, что и Лозаннский фрагмент. Это – рукопись, опубликованная в 1909 г. С. Брандтом (S. Brandt, Über ein Fragment des Justinus aus der Sammlung E. Fischer in Weinheim, – «Neue Heidelberger Jahrbücher», 1909, S. 109—114). Большое сходство существует между письмом Лозаннского фрагмента и Венским кодексом (Cod. Lat. 430), содержащим Малые Лоршские анналы, написанные в 815 г. Здесь видны все черты прекрасного, вполне выработанного островного минускула VIII—IX вв., практиковавшегося в скриптории монастыря Фульды (см.: «Monumenta palaeographica. Denkmäler der Schreibkunst des Mittelalters», hrsg. von A. Chroust, I. Serie, II. Bd. München, 1904, XI. Lieferung, Taf. 8a). Заметное сходство имеется также между письмом Лозаннского фрагмента и письмом Кёльнского кодекса начала IX в., содержащего одно из богословских сочинений Алкуина («Expositio in psalmum 118»); см.: «Schrifttafeln zur Erlernung der lateinischen Palaeographie», hrsg. von W. Arndt, 3. Aufl. von M. Tangi, II. Heft, Berlin, 1898, Taf. 39. Близко к письму Лозаннского фрагмента острое англосаксонское письмо кодекса, содержащего «Церковную историю» Беды и хранящегося в университетской библиотеке в Кэмбридже (Ms. Kk. V., 16). Кодекс датируется примерно 737 г. Формы букв сходны, но по общему начертанию шрифт Кэмбриджской рукописи несколько округлый, а шрифт Лозаннской рукописи более острый. Предполагается, что Кэмбриджская «Церковная история» Беды была написана в монастыре Эхтернах (в Люксембурге) (см.: Fr. Steffens, Lateinische Paläographie, Supplement, Trier, 1909. Taf. 14).


[Закрыть].

Если теперь сравнить шрифт Лозаннского фрагмента с шрифтом тех трех строк Гейдельбергского кодекса, которые издал Фр. Вилькен, то можно сказать следующее. Характер письма, его дукт, особенности рисунка букв у них общее. Естественно признать письмо Лозаннского фрагмента и Гейдельбергского кодекса (в части его трех строк) однородным; это известное, встречающееся в ряде рукописей островное письмо, красивый островной минускул. Однако на фоне общего сходства имеются незначительные расхождения в очертаниях немногих букв. Например: буква аЛозаннского фрагмента – закрытая, с брюшком, доходящим, как правило, до верха наклонной ножки, а на таблице Вилькена закрытое априближается к начертанию каролингского минускула, так как правая ножка этой буквы в ряде случаев возвышается над брюшком. Длинного минускульного d, которое встречается на Лозаннском фрагменте в начале слов, нет на таблице Вилькена (из-за краткости образца). Буква eна Лозаннском фрагменте часто возвышается своей петлей над верхней строкой, чего не видно на таблице Вилькена (здесь эта буква попадается девять раз). Отмеченные различия в буквах не снимают окончательно остроумного предположения (М. Бессон), что Лозаннский фрагмент представляет собой часть последнего листа погибшего Гейдельбергского кодекса № 921, тем более что столь длинную рукопись, каким был кодекс, содержавший оба произведения Иордана, могли писать несколько переписчиков.