Текст книги "Солнце вставало над Асгардом (СИ)"

Автор книги: Infante Terrible

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1. Падение ==========

Никто не заметит твои слёзы,

Никто не заметит твою тоску,

Никто не заметит твою боль,

Но зато все они заметят твои ошибки.

Локи стоял в центре большого зала. На нем не было ни устрашающего шлема, ни плаща, ни неизменной брони из кожи и стали. Без нее он чувствовал себя неуютно – он привык к своему облачению как ко второй коже, и теперь напряжённо ощетинился, глядя на окружающих асов. Кинжалов, разумеется, при нем тоже не было – их забрали в первую очередь. Это было смешно. Он не стал бы пускать их в ход на суде в Асгарде, даже если бы мог – а он мог. Конфискацию кинжалов Локи расценил практически как оскорбление. Его могли считать кем угодно – злодеем, лгуном, смутьяном, обвинять в жестокости и самодурстве, но только не в отсутствии ума. Пускать в ход оружие в его положении было уделом глупцов. Глупцом Локи никогда не был. Он не считал глупостью даже попытку захватить власть над Мидгардом. Да, возможно это было недальновидно, но не глупо. И как минимум, забавно. Из раздумий его вырвал голос Отца всех Отцов. Судилище было торжественным – как-никак, публично карали бога. Обычно Один не выносит приговоры, но сейчас решил оказать честь. В этом было очень много иронии и лицемерия – Отец лично обрекал его на бесконечное мучение, словно Локи был настолько важен для него…

– …За многочисленные преступления, приведшие к гибели сотен жителей Мидгарда, кражу могущественного артефакта и использование его в своих целях, попытку собрать армию для покорения Земли… – Один взял секундную паузу и затем продолжил: – Локи, сын Лафея, приговаривается к бессрочному тюремному заточению между Мирами.

Стражники с идеальной выправкой выстроились вдоль стен по периметру зала. Рядом с блистающим троном Одина занимал свое место Тор. На протяжении всего суда он не проронил ни слова. Локи, не поворачивая головы, стремительно охватывал взглядом тронный зал – от золоченых капителей и богатых бархатных занавесей до изысканной гравировки на броне королевской стражи. Неподалеку от Тора внимательно наблюдал за процессом светловолосый мальчик с изумрудно-зелеными глазами. Синдри, сын брата. Промелькнула мысль о том, что вряд ли мальчик понимает, что здесь происходит. У него не будет выбора, кроме как присоединиться к отцу и деду в их праведном гневе. Что ж, в семье растет ещё один судья, правда в отличие от остальных, судья невольный. Локи было не привыкать.

Тем временем, Один поднялся, и теперь он возвышался над залом грозной силой и воплощением справедливости.

– Больше никаких иллюзий и никаких выходок, Локи. Тюрьма, в которую ты отправишься, находится за пределами каждого из девяти Миров. Твоя магия там бессильна. Я лишаю тебя этой возможности – ты злоупотребил ею ранее, опозорив и предав Асгард. – Один сделал пару шагов вперёд. – Твои заключительные слова?

– Спасибо, отец. Ты так великодушен. Я поражен, – Локи картинно приподнял бровь.

Сарказм всегда был лучшим способом замаскировать боль. Отец ничего не заметит, как не замечал никогда. Никто не вспоминал о ссылке Тора, низвергнутого в Мидгард, но все помнили о каждом промахе бога озорства. Все здесь были запятнаны, но средоточием зла был он. Фарс.

Возможно, в тюрьме он не сможет менять лица, но никто не отнимет у него способность надевать иные маски, скрывающие подлинные чувства и подлинную тоску. Маски гордости.

– Ты разочаровал меня.

Один на секунду встретился с ним взглядом, затем молча развернулся и направился к выходу из тронного зала. Два личных стражника безмолвными тенями последовали за ним.

«Можно подумать, когда-то было иначе, отец. Я всегда был твоим разочарованием»

Тяжёлые двери с богатой резьбой бесшумно открылись, пропуская процессию, но Один не успел дойти до выхода. Откуда-то раздался странный низкий гул. Нарастающий шум доносился одновременно ниоткуда – и отовсюду. Тор приподнялся над своим креслом и обеспокоенно оглядывал зал. Неизвестно, где был источник звука, но очевидно было одно – он приближался. Это было похоже на огромный водопад – из тех, чьи воды способны убить любого, втоптать в землю, раздавить своей стихийной неконтролируемой силой. Иногда таким водопадом заканчивается спокойная река, и об опасности предупреждает лишь нарастающий шум. Поначалу ты слышишь неясный шорох, который постепенно становится громче и отчётливее. Чем ближе к обрыву, тем больше шум превращается в оглушительный грохот стихии, а река стремительно несет тебя на верную смерть.

Локи не собирался умирать – такая возвышенная драма была не в его стиле, однако он не возражал против непредсказуемого вмешательства в тоскливый процесс публичного унижения. Настороженное любопытство хищника, готового броситься в любой момент, заполняло его сознание без остатка.

Стены тронного зала содрогнулись. Как в замедленной съёмке, Локи смотрел на хлопья позолоты медленно осыпающиеся с потолка. Они были похожи на снег – кружились в воздухе и, словно нехотя, опускались на пол, тускло поблескивая на узорчатых плитах. Золотистая пыль оседала на черном бархате камзола. Он поднял руки, закованные в цепи, и задумчиво подул на ладони, поднимая в воздух невесомое блестящее конфетти. По потолку побежала трещина, искажая старинную мозаику. Прославленные битвы, мудрость Одина, портреты богов – всех, кроме него самого, разрушались и осыпались на пол тронного зала, словно их никогда не существовало. Локи не имел чести быть изображенным на мозаиках и фресках Асгарда, в отличие от могущественного брата.

В считанные мгновения трещина превратилась в широкий разлом, и каменная плита пошатнулась. Локи резко обернулся, услышав детский крик. Синдри в панике бросился к дальней стене зала – тяжёлые камни с грохотом падали на пол, разбивая вдребезги без разбора все, чего касались. Потолок дрогнул.

– Синдри, уходи оттуда, беги к выходу! – закричал Тор, сбрасывая тяжёлый красный плащ. Он бросился на помощь, но очередной упавший камень заставил отскочить в сторону.

Он не успеет, подумал Локи. Не успеет. Смертельно перепуганный ребенок прижимался к колонне всего в паре метров от него, и казалось, не слышал отца. Дворец застонал, словно был живым существом, и потолок обрушился с чудовищным грохотом. Последним, что увидел Тор, бросаясь к сыну через весь зал, был Локи, метнувшийся в сторону ребенка, парализованного от ужаса. Цепи сковывали движения, но прежде чем гигантский кусок потолка обрушил колонну, он схватил Синдри и повалил его на пол, закрывая собой.

Черные клубы пыли окутали зал и мгновенно погрузили его во мглу. Ослеплённый и оглушенный, Тор лежал навзничь рядом с троном, не в силах разглядеть даже очертаний собственной руки. Падающая капитель колонны разнесла вдребезги светильник из тончайшего стекла, и тонкие невесомые осколки полоснули его по щеке, оставляя глубокие длинные порезы. Лёгкие, заполненные тяжёлой пыльной массой, разрывались от боли. Это была катастрофа, которой не помнил Асгард. Непостижимая, не укладывающаяся в голове катастрофа. Тор не испытывал такого ужаса ни в одной из битв. На поле боя катастрофу ждёшь как данность, но здесь, в тронном зале Отца?! Невозможно, немыслимо, но это было реальностью. Его впервые накрыл парализующий ужас.

Синдри был его единственной отрадой и надеждой после гибели леди Сиф. Даже помыслить о том, что он потерял ещё и его, было невыносимо – этого не могло произойти, и Тор сам не замечал, что бесконечно повторяет имя сына, лежа на разбитом полу, окрашивая струйками крови багрово-красный плащ. Капли крови медленно стекали вниз, сливаясь с тканью, и исчезали в складках бархата. Незримые кроваво-красные следы на кроваво-красной материи, сотканной асами для достойного преемника Одина.

Тучи пыли постепенно оседали, через дыру в потолке проникал солнечный свет, неестественно преломляясь в разбитых витражах. Массив камня был разрушен безвозвратно, словно это был не купол тронного зала, построенный на века, а яичная скорлупа. Реальность ускользала, расплывалась перед глазами, превращалась в болезненный морок. Где-то здесь маячила смерть, и Тор был готов молиться любым богам, чтобы смерть обошла этот зал стороной, но богом здесь был он сам. Беспомощный бог, которому недоставало другого бога. Молиться было некому.

– Господин, пройдите с нами, вас должны осмотреть придворные врачи.

Тора осторожно тронули за плечо. Один замер поодаль, глядя куда-то вверх, похожий на неподвижную торжественную статую. Вся торжественность разлетелась в клочья за несколько мгновений, и богатое облачение Всеотца среди руин некогда блистающего дворца смотрелось абсурдно и неуместно. Он не пострадал – стражники закрыли верховного властителя Асгарда, когда тот уже практически покинул зал. Много веков назад искусные архитекторы и строители возводили стены этого дворца, непоколебимого и вечного, на тысячелетия вперед. Их мастерство более ничего не стоило. Громовержца вырвали из полузабытья, он оттолкнул стражу и бросился к грудам камней.

– Синдри! Приступите к разбору завалов немедленно! – он в отчаянии попытался сдвинуть ближайшую плиту, но она была неподъемной – даже для него. Тор снова почувствовал себя беспомощным – его феноменальная сила терялась рядом с этим чудовищным могильным курганом. Каждая каменная плита, каждый свод, каждый кирпич в кладке этих стен, вечные и непоколебимые, неподвластные силам ни асов, ни людей… Бесстрастные даже перед лицом верховных богов. Тор не мог сделать ничего, это было невыносимо, и он лишь метался из стороны в сторону, не замечая ни ран, ни ушибов, ни боли в груди. Он мог управлять стихией, громом и молниями, но не мог спасти собственного сына во дворце родного отца. Беда настигла там, где ее ожидали в последнюю очередь.

Стража безуспешно оттаскивала его в сторону. Один медленно приблизился и положил руку сыну на плечо.

– Ты ничего не сможешь сделать сейчас и никак им не поможешь. Позволь врачам обработать рану. Покинь дворец.

– Отец, ты не видишь, что произошло?! – Тор отстранился, оттолкнув очередного стражника к стене – сильнее, чем стоило бы, но он не контролировал себя.

– Я прекрасно вижу и слышу все, что здесь происходит, сын мой, – Один сухо и спокойно посмотрел на него, и добавил: – Если ты помнишь, я отдал глаз за способность видеть больше, чем доступно глазу любого существа в этих мирах. Я наблюдал все то же самое, что и ты. Ты ничем не поможешь сыну, если будешь обессиленный и окровавленный безуспешно разбирать камни в этом зале.

– Я никуда не…

– Нет, ты пойдешь. – Один повысил голос и властно подтолкнул Тора в сторону выхода. – Ты пойдешь в лечебницу, а я соберу экстренный совет.

– Без меня?

– Да, без тебя. Ты переполнен эмоциями и не сможешь сохранять спокойствие. Это помешает Совету разобраться в ситуации и принять нужные решения.

Тор хотел что-то ответить, но слова застряли в горле. Он был переполнен яростью и отчаянием, отец был непоколебим – и чудовищно хладнокровен, и в негодовании не было никакого смысла… Даже здесь царила беспомощность. Слишком много беспомощности за один короткий день. Шагая по коридорам, он вновь подумал о том, каково было Локи рядом с отцом всю его сознательную жизнь. Тор редко задумывался об этом – его чувства к брату были смешанными и непростыми, и он сам не до конца их понимал, но здесь и сейчас он испытывал искреннее сочувствие, смешанное с неожиданной тревогой и страхом. Локи заслужил свое наказание после всего, что сотворил, но Тор не мог врать самому себе – он смертельно боялся не только за сына, но и за брата. «Невозможно оставаться на свету, когда ты в вечной немилости у верховного Отца», подумал Тор. Впервые ему в голову пришло, что Локи стал тем, кем он стал, только благодаря Одину. Отец собственными руками создал преступления, за которые сегодня выносил приговор, и невозможно помыслить о том, что произойдет, если предъявить ему эту вину… Все это было неважно. Все его мысли и чувства сейчас были только в одном месте – в дальней части тронного зала, погребенной под завалами.

***

Солнечное утро. Балкон. Золоченые рамы. Трехлетний Синдри случайно порвал бусы матери, самоцветы со стуком разлетелись на каменном полу.

«Какой же ты неаккуратный», – вздыхает Сиф. – «Давай соберем все заново».

Они сидят на полу и собирают бусины. Синдри весело смеется, ветер треплет золотистые кудри. Сиф нанизывает камни обратно на нитку, подобрав полу длинного белого платья с изысканной серебристой вышивкой. Солнечное утро.

Тора вырывают из пелены воспоминаний крики строителей и мастеров, вызванных для разбора завалов.

– Осторожней, не спеша, и-и-и-и взяли!

Десять сильных взрослых мужчин пытаются сдвинуть с места огромный камень. Он поддается на считанные сантиметры и замирает.

– Да бесполезно, ничего не выйдет! – бросает в сердцах один из них, вытирая лоб грязной тряпкой. – Плиты проломили пол, здесь завалы до самого подземелья. Там уже некого искать.

Нет, нет, нет, повторяет Тор про себя. Нет.

***

День первый

Его поглотила душная темнота, заполненная грязью, пылью и каменной крошкой. Она набивалась в рот и глаза, попадала внутрь вместе с остатками воздуха, сдавливала легкие. Если это была смерть, она совсем не была похожа на путешествие в Вальгаллу – скорее в какую-то кошмарное и бессмысленное воплощение Хеля. Только камни, темнота и невыносимая тяжесть, которая давит на грудь. Локи попытался пошевелиться, но не смог. В его сознании мелькнула мысль о том, что гибель в тронном зале Одина от несчастного случая наверняка открывает путь в Вальгаллу, наряду с гибелью на поле битвы, но… считается ли это, если Один только что изгнал его из Асгарда? На эти вопросы у Локи не было ответов. Гораздо больше его интересовало, жив он или мертв. Вальгалла, Хель, разрушенный дворец. Это не имело значения. Неожиданное вмешательство судьбы в процесс суда оказалось слишком чудовищным и нелепым – даже для него.

С огромным трудом Локи разлепил веки. Глаза саднили, забитые смесью земли и грязи. Он попытался разглядеть хоть что-то, но смотреть было некуда – плотная темнота вряд ли скрывала что-то кроме камней. Локи пошевелил пальцами и осторожно поднял руки. На запястьях болтались обрывки цепи – очевидно, ее разорвало при падении. Он мысленно порадовался, что разорвало цепь, а не его самого… Правая рука отозвалась пронизывающей болью. Ног он не чувствовал.

«Черт бы вас всех побрал». Локи мысленно сплюнул и попытался выбраться из-под россыпи мелких камней, придавивших его к земле. Предплечье взрывалось от боли при каждом движении, он шипел сквозь зубы и в конце концов, сдирая кожу на свободной руке, смог освободиться. Дышать было тяжело, он растерял последние силы, ребра невыносимо ныли. Острый каменный осколок распорол ногу, и теперь, когда чувствительность начала возвращаться, боль превратилась из терпимой в невыносимую и мучительную. Локи вслепую ощупал себя. Разорванная штанина, пропитанная подсохшей кровью, прилипла к коже.

«Соберись, ты еще и не такое выдерживал. Соберись и встань».

Встать не получилось. Опираясь на здоровую руку, он с трудом опустился на одно колено – вторая нога отказывалась слушаться. В ушах звенело, в горлу подступала отвратительная тошнота, затылок противно ныл после удара. Он огляделся, и тишина оглушительно ударила его сильнее любого камнепада. Синдри.

На Локи обрушилась лавина воспоминаний – картины стремительно неслись перед глазами, одна сменялась другой, и внутри вспышками пульсировала только одна мысль – сын брата, которого он в порыве отчаяния закрывал собой под разрушающимся куполом дворца. Проваливаясь под землю вместе с грудами каменных перекрытий с шестилетним ребенком в руках, он потерял сознание, и теперь, очнувшись в подземном плену, был совершенно дезориентирован и потерян. Локи почти забыл, что такое быть беспомощным, и сейчас эта беспомощность навалилась на него, подобно тяжелым камням. Разница лишь в том, что камни ему удалось сбросить.

Синдри. Где-то здесь должен быть Синдри. Вслепую, подтаскивая за собой поврежденную ногу, Локи ощупывал темноту.

========== Часть 2. Сказки для Синдри ==========

Глаза постепенно привыкали к окружающему мраку, улавливая смутные очертания обвала. Совсем рядом в землю вонзился гигантский неподъемный блок – из таких блоков состояли прочнейшие арочные перекрытия дворцовых подземелий. Меньше всего хотелось думать о том, что он мог обрушиться на пару метров правее… Локи передёрнуло. Он поднял взгляд и, щурясь, огляделся в поисках источника света – темнота была неполной, а значит, где-то был просвет. Он оказался прав – на недосягаемой высоте виднелась дыра от выпавшего валуна. Ненадежный, слабый, но хотя бы такой дневной свет. Проломленные перекрытия оказали ещё одну услугу – спертым и затхлым пещерным воздухом было невозможно дышать. Затхлость медленно рассеивалась. Сомнений не было – они провалились в подземные ярусы дворца.

Подземелья Асгарда. Полузаброшенные гроты, ходы и лабиринты, о которых почти никто ничего не помнил. Высокие сводчатые потолки терялись во мраке. Никто не мог толком сказать даже о том, зачем их строили. Когда-то, тысячи лет назад, эти бесчисленные опустевшие залы скрывали немало тайн королевской семьи. Теперь же они были забыты, и вероятно, Локи был первым, кто попал сюда за долгие годы. Теперь здесь царили только сырость и запустение.

Синдри. Локи злился от собственного бессилия – он не мог даже встать, и приходилось передвигаться практически ползком, превозмогая боль. Он не представлял, с какой высоты они упали, и надеялся лишь на то, что он, удерживая племянника, смог смягчить удар. Племянник. Странное слово, словно неуместное по отношению к нему. Впрочем, Один давно дал ему понять, что он неуместен. Аутсайдер среди верховных асов. Неудачный приемный сын. Его снова начала переполнять привычная злость, смешанная с болью – сломанная рука горела огнём, разжигая ярость ещё сильнее. Эта ярость с годами превратилась в его движущую силу, и если он кому-то и доверял, то только ей.

Погрузившись в переживания, Локи наткнулся на детскую руку, холодную и неподвижную. По позвоночнику пробежала морозная дрожь. Мальчик был здесь и лежал на каменном полу лицом вниз, не подавая признаков жизни. Локи, преодолевая озноб, стремительно перевернул Синдри на спину и попытался нащупать пульс. Тонкие детские запястья казались безжизненными, но… сердце билось. Едва слышно, но в пустом гроте этот звук показался ему пронзительно громким.

Синдри был не только жив, но и почти невредим, что было практически невозможным. Похоже, Локи, падая, действительно принял на себя весь удар. Пара сильных ушибов, переохлаждение, шок. Мальчик был без сознания, замёрзший до костей, и он был жив. Непостижимо. Только сейчас Локи осознал, что продрог насквозь. Сырость и холод каменных стен заползали под одежду, сжимали ледяной хваткой, и здесь было сложно представить, что где-то наверху цветут сады и светит теплое летнее солнце. Он собрался с мыслями. Они живы, и он не заперт в тюрьме на границе безвременья, а значит, не лишён способностей сотворить хотя бы какой-то комфорт из ничего. Он умел создавать иллюзии лучше, чем кто-либо, но был способен создать и реальность. Проблема была в том, что эту реальность никто не ждал, в то время, как иллюзии всегда были на руку. Локи попытался сотворить огонь, но магия не сработала. На пару мгновений он замер, не веря в то, что происходило. Подвалы Асгарда лишили его магической силы? Нет, это было полной бессмыслицей. Локи попытался вновь, но все, что получилось сделать – это разжечь в воздухе крошечную искру, которая почти сразу погасла. Простейший фокус истощил его до капель холодного пота, словно ему пришлось собственными руками оттаскивать рухнувшие каменные перекрытия. Спустя несколько минут изматывающих попыток Локи был вынужден признать, что магические способности ослабли до минимума – он был обессилен и измучен болью и травмами, голова после удара болела до тошноты и потемнения в глазах, и сейчас он мало отличался от Синдри, которого пытался привести в чувство.

Локи решительно снял грязный камзол, в котором ожидал своей участи перед лицом верховного Отца, и укутал ребенка. Воротник был практически оторван и висел на одном лоскуте ткани. Локи ухмыльнулся. Он любил этот камзол – строгий и простой, чем-то похожий на классические пальто, которые носят мужчины Мидгарда. То, что камзол однажды станет спасением от холода для сына его невыносимого брата, было невозможно предугадать, как впрочем и все, что произошло.

В какой-то момент Локи заметил, что Синдри уже не в обмороке – мальчик просто спал, провалившись из одного бессознательного состояния в другое. Его можно было понять. Локи был готов погрузиться в забытье вслед за ним в любой момент, но боль и холод не давали сознанию отключиться. Оставшись в одной сатиновой рубашке темно-зеленого цвета, он постепенно переставал чувствовать коченеющие пальцы рук. В голове мелькнула мысль о том, что это не так уж плохо – по крайней мере, боль исчезнет.

«Интересно, ведутся ли поиски», – мелькали в голове вялые заторможенные мысли. «Наверняка Тор перевернул вверх дном весь Асгард. Спасать будет, конечно, сына. Меня – за компанию, если повезет». Локи передернуло. Он перенес уже достаточно унижений в зале суда, чтобы еще и стать должником своего несравненного брата. Стоять перед лицом Одина в цепях было не страшно. Гораздо хуже, практически невыносимо, отвратительно было думать о том, что Тор окажет ему услугу – так уж и быть, подаст руку помощи побежденному брату. Локи не был побежденным. Он не был ребенком, которого поставили в угол за озорство. Свой угол он с достоинством займет сам, если такова воля Одина, но позволить Тору снисходительно вытащить его из-под земли за компанию с сыном? Никогда. Откровенно говоря, он даже не ждал настоящей благодарности за Синдри – вряд ли она что-то изменит. Локи был верен себе. Его могли считать недостойным асом, лишенным морали, принципов и законов, но никто не мог отнять его собственный внутренний закон. И именно из-за этого внутреннего закона он сейчас терял сознание от холода в подземном каменном мешке. Иных вариантов не существовало.

– Ты забрал меня с собой в тюрьму? Зачем?

Локи вздрогнул. В полубессознательном бреду он не заметил, как Синдри пришёл в себя, и теперь сидел чуть поодаль, с головой укутавшись в перепачканный чёрный бархат. Он с трудом открыл глаза.

– Тюрьма была предназначена мне одному, и для тебя в ней места не было, уж извини. Но в чем-то ты прав. Это тоже тюрьма, только наша общая.

В гроте стало чуть светлее – скорее всего, солнце шло к закату, и лучи попадали прямиком в дыру на потолке. Локи поднял голову. Источник света был слишком высоко, а сил – слишком мало. Синдри посмотрел вверх вслед за ним.

– Один приговорил тебя к заточению на небе, а мы под землёй. Это подземная тюрьма?

«Умный мальчик».

– Можно и так сказать, – уклончиво пробормотал Локи, прикрывая глаза. Сил не было даже на то, чтобы смотреть вокруг. Внезапно его руки коснулась детская ладошка.

– Это твоё, возьми. У тебя руки холодные.

От неожиданности Локи открыл глаза снова. Синдри неслышно подобрался ближе и протягивал ему камзол.

– Они всегда холодные. Оставь себе.

«…не переживай, сынок. Может быть, твои руки и холодные, но сердце тёплое». Фригга, словно живая, держит его за руку. «Я все равно тебя люблю».

Он моргнул, видение из прошлого растаяло в воздухе. Синдри упрямо помотал головой.

– Нет, возьми. Мне уже не холодно.

Упорствовать не было ни сил, ни желания.

– Спасибо.

Где-то вдали в полной тишине капала вода, эхом отражаясь от каменных стен. Вода, мальчик и уставший обессиленный бог. Впервые за сотни лет это место казалось живым.

***

День второй

– Локи, – настороженно позвал детский голос. – Ты ведь можешь сделать так, чтобы мы снова оказались наверху?

– С чего ты это взял?

Синдри пожал плечами.

– Папа говорит, что ты все можешь. И поэтому тебя опасно оставлять на свободе в любом из девяти миров… Ой… – он смутился и замолчал.

«Даже так? Ай да братец.»

– Не могу, – резко ответил Локи. – Я ничего не могу. Я не могу даже разжечь огонь. Наверное, твой папа бы удивился.

Он ожидал вопросов, но Синдри, казалось, не был удивлён, и только вздохнул.

– Значит, мы в одной тарелке. Я ничего не умею. Но ты-то умеешь…

– Умею. Но сейчас не могу. Может быть, смогу позже. Не знаю. Ты есть хочешь? – закончил он фразу неожиданно для самого себя.

– Ага. Но нечего ведь… Вот бы лепешку из печки, – Синдри мечтательно вздохнул.

– Печку обещать не смогу, но может быть, что-то удастся придумать. Позже.

Насколько позже? Локи раздраженно поморщился. Он понимал, что возвращение магических сил – дело времени, но время это было скрыто пеленой неизвестности, и это злило. Монотонные капли воды тоже злили, но… Внезапно до него дошло. Вода. Настоящая вода. У него не хватит энергии на то, чтобы сотворить воду, но должно хватить на простейшие манипуляции с тем, что было под рукой. Локи приподнялся на локте, стараясь не задеть перелом.

– У людей Мидгарда есть легенда о человеке, который превращал воду в вино.

– Разве люди Мидгарда так умеют?

– Обычно нет. Но этот умел. Он для них кто-то вроде бога… Человек-бог. Забавная легенда. Превращал воду в вино, воскрешал людей.

– Ого. Возвращать мертвых из Хеля может только могущественный бог, – восхитился Синдри. – А что с ним стало потом?

– Умер, распятый на кресте, преданный собственным учеником, – зло усмехнулся Локи. Какая удивительная ирония судьбы.

Синдри смотрел на него широко раскрытыми глазами.

– Но он же бог! Как это могло произойти?

Локи передернул плечами.

– Иногда даже боги смертны. Ну-ка, помоги мне… Вино нам без надобности, а вот превратить воду в другую воду было бы неплохо.

***

План сработал. Локи удалось направить грунтовые воды в одном направлении, и по камням потек чистый ручеек. Этот практически детский фокус вымотал его до такой степени, будто он собственными руками строил стеклянный купол над Нью-Йорком. Локи смочил лицо мокрыми руками и лег на землю. Шевелиться не хотелось. Зато теперь у них была вода – и это того стоило. Синдри присел рядом.

– А если мы все же попали в царство Хель?

– Ты знаешь, как попадают в царство мёртвых? – ответил Локи вполголоса, не открывая глаз. – Сначала были Воды Хаоса – Эливагар, и в мире не было рек холоднее. Двенадцать потоков берут начало среди льдов и туманов Нифльхейма, а одна из рек зовётся Гьёлль, и почти касается своими водами ворот преисподней. Гьёлль течет из ледяных земель на юг через мировую бездну, где берут начало все реки и все миры, там где когда-то ледяная земля соединилась с огненной, сотворяя мир. Касаясь бездны, Гьёлль течет в мир Мидгарда, а через реку перекинут мост Гьялларбру из невесомого золота. Он ведёт в Хельхейм. Никто живой не пройдет по мосту незамеченным – мост безмолвен, встречая мертвых, но приветствует громким перезвоном живых. Тот, кто прошел мост, попадает в лес Ярнвид, где деревья покрыты железными листьями, а солнце не достигает земли. Только затем путник приближается к воротам Хель…

Мы не шли по мосту, не видели железного леса, не слышали шума реки. Нет, Синдри, мы не в Хельхейме.

–Столько разных мостов. И радужный мост…

– Биврёст не ведёт в царство мертвых. Он ведёт в Асгард.

– Откуда?

Локи на мгновение задумался.

– Отовсюду. Покуда чертог Хеймдалля непоколебим.

***

– Ты помнишь маму? – внезапно спросил Синдри, отправляя в рот кусок хлеба. Никакой дворцовой трапезы у них, разумеется, не было, но Локи был рад, что на следующие сутки, отоспавшись, смог сотворить хотя бы это.

– Помню, как сейчас. – Локи медленно провел рукой по воздуху, как будто Фригга была где-то рядом. Чем дольше они были заперты в подземелье, тем чаще он чувствовал, что она действительно рядом. Единственная, кто принимал его любым – даже таким. – Жаль, что ты её не видел. Как мирила нас с Тором, когда мы ссорились… Она была мудрой. Жаль, не всем дано.

Вспышка очередных воспоминаний вырвала Локи из реальности. Ему снова десять лет, он сидит на коленях у матери и вытирает слезы от обиды.

«Не обижайся на отца, он любит тебя…»

– А я свою помню плохо, – пожаловался Синдри, расчесывая пальцами спутанные грязные кудри. – Только как она рассказывала мне сказки перед сном, и то немного. Про корову Аудумлу…

Локи подбросил вверх камешек, попавшийся под руку. Фригга тоже рассказывала ему про корову, когда он был ребенком. Истории о сотворении мира. Каждый ребенок в Асгарде знает их с пелёнок – под эти истории засыпали и просыпались тысячи маленьких асов. Он улыбнулся и проговорил, повторяя слова матери, всплывающие в памяти из непостижимо далёкого прошлого:

– Когда великан Имир творил мир, пребывая в Великой Бездне, из таящего льда родилась корова, которая кормила молоком самого великана и всех его потомков. Аудумла родилась во льдах и питалась льдами и солью. Пищу она добывала на границе Нифльхейма – корова лизала глыбы соли рядом с царством вечного холода, и однажды из соли родился первый ас Бури. Он стал дедом Одина, а Аудумлу поглотили воды океанов, которые Имир сотворил, затопив мир своей кровью.

– А из головы Имира получился небесный свод, – подхватил Синдри. – А звёзды создали уже сами асы с огненными великанами.

– Огненные великаны ничего не создавали, – возразил Локи. – Асы воспользовались лишь искрами пламени из Муспельхейма. Сурт, который создаёт звезды… О да, это было бы прекрасно.

Синдри прыснул в кулак.

– Было бы неплохо. Может быть, если бы он сотворил звезды и любовался бы ими, никто бы не боялся, что он устроит Рагнарёк.

Юный наивный Синдри. Однажды твои воздушные иллюзии о справедливости, мире и покое во вселенной разрушатся. Но пока – пускай… Когда-то Локи думал так же.

«– Отец, я думал, что тоже должен унаследовать трон по праву рождения…

– По праву рождения ты должен был умереть!»

В тот день Локи не смог сдержать слезы, но позже необходимость в этом отпала. Его иллюзии о мире и справедливости потерпели крах слишком рано, и у него было достаточно времени чтобы научиться прятать чувства, плакать беззвучно, а со временем разучиться делать это вообще. Всегда на задворках королевской семьи. Возможно, Синдри познает более счастливое детство – единственный сын Тора, будущая гордость Асгарда. У него есть все шансы продлить период иллюзий. Локи хотел сказать о многом, но в итоге просто вздохнул.

– Да, наверное ты прав. Было бы неплохо.

***

День третий

С наступлением ночи подземный грот становился ещё более промозглым и неуютным. На источник тепла сил Локи пока не хватало, но ему удалось создать для мальчика длинный плащ с капюшоном, под которым тот мог согреться. Синдри сидел напротив, натянув капюшон практически до подбородка, долго молчал – видимо обдумывал свою идею насчет Сурта, а потом внезапно проговорил: