Текст книги "Она моя…"
Автор книги: Иман Кальби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Ее тут же кольнуло внутри…Так не хотелось допускать в этот идиллический мир, принадлежащий в эту минуту только им двоим, мысли о каких – то других его женщинах, с которыми он, возможно, точно так же, как и с ней, сидел в этом самом кафе… После проведенной на яхте ночи… Сердце скрутилось в сухой чайный листок…
– Мой дядя натравил на меня собаку, – вдруг вернул он Владу к разговору из ее мрачных мыслей еще более мрачным заявлением.
– Дядя? – переспросила она, не до конца понимая его.
– Да… Он старше меня всего на 7 лет…Забавно…Это было в первый год моего приезда в Сирию…
Видимо, шок на ее лице был столь сильным, что он решил рассказать поподробнее.
– До меня Авад был самым младшим в семье, ревновал моего деда…Сначала к моему отцу, а потом ко мне…Но если все остальные в семье по понятным причинам были для него табу, то на мне он решил выместить все свои обиды и комплексы, тем более, что я был для всех чужаком… Мне было 14, ему 21. А сам – мальчишка мальчишкой… Мне кажется, он и сейчас таковым остался…
– Ты говоришь про Авада Али? Не шутишь? И это тот самый мужчина, который контролирует все и вся в Сирии? Все говорят, он очень властный…, – не могла поверить Влада своим ушам.
Васель усмехнулся, опустив глаза в пол, словно думая о чем– то.
– Поверь мне, детка, именно такие люди, как правило, и бывают инфантильными… Это такой типаж. Посмотри примеры в истории…У всех жестких людей – параноиков были свои детские страхи и слабости…
Влада глубоко вздохнула – То есть, ты его оправдываешь?
– В смысле? – Переспросил Васель, – куколка, вопрос не в том, оправдываю ли я его или нет. Да, мы разные, но мы – семья… Он может сколь угодно плохо относиться ко мне, а я к нему. Это наше личное. Такое бывает во всех семьях…Но он мой родственник. Мы на одной стороне баррикад…
– Ты оправдываешь его действия? – не унималась Влада. За Авадом Али ходила дурная репутация. Жестокий вояка, глава «ястребов», стоящих за насильственный метод решения сирийского кризиса, любимец матери, через которую все время пытался давить на президента. Говорят, он активно пытался вынудить его избрать жесткий военный метод борьбы с оппозиционерами, что он лично участвовал в подавлении антиправительственных демонстраций, и даже секретно устраивал пытки схваченных оппозиционеров…
– Я знаю, какую фигню ты начнешь сейчас нести, Влада, – раздраженно парировал Васель, – ты же понимаешь, что это пропаганда твоих непрофессиональных коллег – журналистишек. Ерунда. Да, он жесткий…И не все согласны с его методами, но поверь мне, он не так страшен, как его рисуют… Вообще, нет среди нас никаких зверей…
– Знаешь, по сравнению с Гитлером, наверное…Но поверь мне, каждый убитый ребенок, каждый убитый муж, жена…Все они значили целый мир для своих близких…Их убийцы, чем бы они ни руководствовались, всегда останутся для них монстрами…
– Это война, Влада, – перебил ее нетерпеливо Васель. – Тут нет ангелов, но у каждой из сторон своя правда…Твоя проблема в том, что ты волей– неволей становишься жертвой этой поганой журналистской пропаганды…А знаешь, что делают боевики оппозиции? Знаешь, какие отбросы общества есть среди них? Не все. Я признаю это. И именно в этом я отличаюсь от своего дяди…
Как назло, в этот момент один из официантов включил тв– плазмы, висящие по периметру зала. Заиграли новости на общеарабском канале «Аль– Джазира», известном своим предвзятым отношением к происходящему в Сирии, изначально слепо вставшем на сторону оппозиции. Она про себя чертыхнулась, словно нарочно кто– то решил накалить атмосферу между ними… Звука слышно не было, но по картинкам было понятно, что показывают Сирию… Большие демонстрации на темных улицах, снятые на любительскую телефонную камеру…А потом– трупы, кровь… Классическая работа журналистов– стрингеров. Все было размыто и непонятно, создавая лишь одно впечатление – там творится нечто ужасное…Там, всего в каких – то сотнях километров от них…От этого красивого цветущего летней молодостью Ливана…
– Мне грустно на это смотреть – тихо произнесла Влада, видя, как Васель автоматически впивается в телевизор, все сильнее хмурясь.
– Все же это безоружные люди…Я, конечно, понимаю, что среди них есть провокаторы…
– И тем не менее, Влада, они виноваты столько же, сколько и те же провокаторы…Сколько солдаты, открывающие по ним огонь…Сколько беспредел глупых местных властей, доконавших население. Сколько чертова засуха, продолжающаяся уже второй год и вынуждающая тысячи людей уходить в города в поисках пропитания…Глупо искать виновных….Виновны все…В мире не бывает черно– белой картинки, запомни это…Надо как– то это пресекать. А у тебя есть идеи по этому поводу?
– Не знаю, может услышать их голоса… – в растерянности начала Влада.
– Их голоса слушают, Влада, с народом встречаются…. Пойми, эти люди не знают сами, чего хотят…Они не знают, что такое демократия и свобода, так как росли в другой среде. Не так, как европейцы. Для них важно иметь заима (араб. – лидер) во главе…авторитета, который поведет их, как пастух своих овец…Это в арабской ментальности. Знаешь, что сказал поэт Джебран Халиль Джебран по этому поводу: «Если вы собираетесь лишить власти тирана, посмотрите сперва, уничтожен ли трон его, возведенный в вашей душе… Ведь тиран может властвовать над свободными и гордыми, если только внутри их свободы есть тирания и внутри их гордости прячется стыд»… Этого ли нет у нас в Сирии. Помяни мое слово, этим людям нужно чему– то поклоняться. И они найдут себе идеал, как только открестятся от идеала нынешнего президента, чьи фотографии висят даже в общественных туалетах. Боюсь, что им может стать какой– нибудь фанатик, если не взять ситуацию под контроль…
– Ты мечтаешь о власти? – зачем– то выпалила она и прикусила язык. Она ведь знала, что подобного рода вопросы в семье Али табу. Они не пойдут друг против друга, какого бы мнения ни были о членах своего клана. И его рьяная защита отморозка Авада, который, как говорят, выбешивал своим поведением даже президента, с лихвой доказывала это ей сейчас.
Он бросил на нее острый, быстрый взгляд,
– Сегодня, похоже, ты решила провоцировать меня своим языком, а не нарядами. Может найдем ему более приятное для меня и более активное для тебя применение?
Это не прозвучало сексуально. Он была раздражен, не возбужден. Владу кольнуло от его грубости, но она решила промолчать. Вот так он ее и подавил. Скажи ей пару – тройку недель назад, что она будет готова сглотнуть такую фразу от мужика, она бы выцарапала любому глаза.
Наконец, принесли еду… На удивление при виде аппетитных местных закусок – меззе, составляющих основу любого завтрака в арабских странах, она вдруг сильно захотела есть и накинулась на снасть, как хищница.
Васель удовлетворенно и умиленно улыбался, глядя на ее аппетит, словно не было этой напряженности еще минуту назад.
– Еще бы, столько калорий было накануне сожжено, улыбаясь, подколол он ее.
***
Они уже пили чай. Больше молчали. Словно каждый уходил от неприятной темы, которая, тем не менее, оставила свой осадок и нависла между ними «дамокловым мечом». Царившая еще утром на яхте идиллия куда– то испарилась, и от этого было немного больно. Васель, наконец, нарушил это неприятное и неловкое молчание и огорошил ее откровением.
– Он держал эту собаку в своем охотничьем домике, но никогда сам к ней не прикасался. Так, смотрел со стороны. В Сирии среди мусульман есть предрассудки в отношении собак, они считаются нечистыми животными… Это было мальчишеское прибежище в нашем большом саду… За псом ухаживали уборщики – филиппинцы. Не помню, но мне кажется, их для того и наняли.
Васель говорил, а его лицо немного осунулось, погрустнело. Было видно, как его сознание блуждает по мрачным закоулкам памяти.
– Я гулял неподалеку… Любил тогда проводить время в одиночку…Тяжело было адаптироваться в первый год… Рядом никого не было…Потом помню, как накинулся огромный ротвейлер, повалил меня и вцепился с щеку… Я закричал, подбежал наш садовник, прогнал собаку палкой…В тот же вечер обо всем доложили деду. Он приказал пристрелить пса.. Тогда– то все и стало ясно… Авад взбесился, он считал эту собаку своей собственностью, как и все остальное, стал прилюдно кричать, что хотел, чтобы она меня загрызла или хотя бы изуродовала, чтобы я так не походил на своего папашу… Когда дед дал ему пощечину, тот немного остыл, но потом все равно процедил сквозь зубы, бросая на меня полный ненависти взгляд – ты все равно стал кяфиром (араб. – неверный), порченным нечистой сукой! В наказание его отослали в деревню у моря, родовое гнездо нашего деда,. Через какое– то время все сделали вид, что ничего не произошло. Даже мы с ним притворились ради деда, что простили друг друга. Укус был глубоким. Дед волновался и хотел прислать пластических хирургов, но я отказался, наотрез. Все понимали, что шрам останется и долго меня уламывали поменять свое мнение, но я так и не захотел. Знаешь, никому этого до тебя не говорил, но на самом деле не захотел, чтобы помнить об этом…Он говорил мне про кяфира и суку, это слышали все окружающие – и думали, что он так просто хочет задеть меня, обидеть как мусульманина, которого укусила нечистая собака… Но мы с ним знали, что на самом деле значат эти слова. Тогда, смотря друг другу в глаза и ненавидя сам факт существования друг друга…. Он говорил это обо мне и моей матери…Женщине иной веры, увезшей меня из этой страны. Я понимал это и почему– то мне хотелось, чтобы этот шрам остался. Я действительно стал чужим им. Нет, я был чужим. Тогда я чувствовал себя именно так. Сейчас, конечно, все это забылось, но я до сих пор рад, что шрам остался. Люди всегда воздвигают памятники – и на улицах, и в душе. Иначе все забывается. Странно, конечно, но это словно символ того, что я не стыжусь своего происхождения, что никогда ни перед кем не прогнусь… Я сын Сирии, патриот ее до мозга и костей, но от своих корней отказываться не собираюсь…
Влада была потрясена до глубины души. Уже набирающее в яркости солнце, синяя лазурь моря и белоснежные плавные очертания шикарных яхт словно растворились перед ее взором, выставив на передний план потрясающе красивого, печального молодого мужчину со сложным внутренним миром и множеством проблем, которого она почти не знала, принимая за истину внешний, лощеный образ…
– Он до сих пор не дает мне забыть о шраме… При случае обязательно обращает на него внимание. Многие из близких чувствуют нашу взаимную неприязнь, поэтому стараются нас не сводить. Я делаю свои дела, а он свои. Наши сферы интересов не пересекаются. И вряд ли бы пересеклись вообще, если бы не это говно с оппозицией… Стараюсь сдерживать его мракобесие, как могу…
Влада не нашла ничего умнее, кроме как выпалить ему, как на духу:
– Ты прекрасен, Васель, как внутри, так и снаружи – нежно коснулась его щеки, желая закрыть эту тему раз и навсегда. – С шрамом или без, ты просто бог. Не хотела тебе этого говорить, чтобы ты не загордился, но думаю, скрывать тут нечего, уверена, тебе не раз об этом уже говорили… Наше знакомство, наша связь…, – она подбирала слова, чтобы они прозвучали искренне, от сердца, – они никогда не были обставлены общественными условностями, излишним романтизмом. Мы с тобой изначально знали, кто что хочет, изначально были честны друг с другом. Я знаю, что это ничего не означает ни для тебя, ни для меня, поэтому говорю тебе это искренне, от чистого сердца… Я никогда не видела такого красивого сирийца, внешне и внутренне…
Он горько усмехнулся. – Ты даже не представляешь, насколько ты заблуждаешься…
Тогда ее не смутили эти слова. А потом она с лихвой осознала их истинный смысл.
***
Какой бы прекрасной ни была сказка, она рано или поздно заканчивается. Влада это понимала и уже обреченно приняла. Они вышли из кафе, Васель помог ей сесть в свой автомобиль, тоже заранее подогнанный сюда одним из его помощников.
– Я бы с радостью провел с тобой весь сегодняшний день, но срочные дела, как назло, – ее сердце болезненно сжалось. Вот он, тот момент. Лучше бы он не играл эту гнусную роль джентельмена. Не пытался соблюсти приличия, проявляя формальную галантность.
– Подкину тебя до отеля, в Дамаск тебя отвезет Махмуд, водитель, с которым ты приехала сюда…
– Не стоит, Васель, я доберусь сама, – постаралась она сказать ему как можно более непринужденным голосом. Лишь бы он не почувствовал ее состояния – надломленного, треснутого, как стакан от налитого кипятка, который вот – вот развалится на кривые осколки.
– Нет, это не подлежит обсуждению. Я тебя сюда вытащил, я тебя и верну. К тому же, в машине тебя будет ждать приятный бонус – помнишь, когда ты ехала ко мне на конезавод, у тебя забрали блокнот с вопросами? Так вот, мои помощники сняли с них копию, уж извини. Я дал на них письменные ответы. Можешь смело пользоваться ими при написании интервью… Мы были слишком увлечены друг другом в ходе нашего очного общения… Думаю, полученных знаний обо мне при наших встречах может… не хватить для статьи, – усмехнулся, намекая на характер этих «знаний»…
Интервью… Боже, а ведь это все затевалось именно ради него. Смешно сказать…
– Кстати, к слову об интервью, – как Влада ни старалась, ее голос звучал сипло и линяло, – планирую выпустить его уже в конце этой недели, с кем мне держать связь для согласования? – ее дурацкий вопрос был жалким и надуманным. Какая– то неловкая попытка создать хотя бы видимость обратной связи с ним… Сказала это – и пожалела…
Он посмотрел в ее глаза открыто и уверенно, – Я верю тебе, Влада. Напиши то, что считаешь нужным. Не надо никаких согласований. Почему– то мне кажется, что я могу поступить именно так…
Через пять минут он довез ее до отеля, поцеловал в щеку и был таков. Никаких сентиментальных фраз, никаких расшаркиваний. Он был вежлив и в то же время категоричен в своих действиях. Так она осталась на пороге «Фениции» одна. У Влады даже не было номера телефона, по которому она могла бы ему позвонить. Словно все, что было – сказка, сон, придуманный ее больным воображением…
Девущку накрыло щемящее чувство пустоты и одиночества. Легкие сдавливало. Она не могла представить, что это будет так больно…На ватных ногах как– то добрела до номера, оказавшись внутри, скатилась вдоль двери на пол. Беззвучные рыдания сотрясали ее грудь. Почти полчаса. Потом она зашла в ванную, умыла раскрасневшееся горящее лицо с опухшими глазами. Собрала все свои вещи – всего несколько взятых на выбор платьев, висевших в шкафу со вчерашнего дня, где она их оставила, и стремительно побежала вниз. Она не взяла ничего, что он подарил. Ее вечернее платье осталось там, на корабле, и это было даже к лучшему. Жалко было бы его бросать вот так, не зная дальнейшей судьбы вещей. Наспех натянула на себя джинсы и футболку, в которых вчера приехала. Они так и валялись в ванной, брошенные накануне в состоянии эйфории при переодевании. Духи на столике… Влада колебалась несколько секунд, но в итоге взяла их. У нее должно было остаться хоть что– то от него… Дверь за ней хлопнула, она глубоко выдохнула, стараясь собраться с чувствами и мыслями.
Не обращая внимания на призывы портье помочь ей с небольшим чемоданом, Влада выскочила из отеля. Она просто не могла себе позволить сейчас ехать с Его водителем, в Его машине. А портье, как и все в этом отеле, были им куплены, и сообщили бы, что она решила сбежать. Зашла в первое попавшееся кафе и уже оттуда вызвала Убер. На удивление шофер не отказался везти ее в Дамаск за дополнительную плату.
Она сидела сзади видавшего виды Пежо и горько подсмеивалась над собой, понимая, что бежит от того, кто и не думал ее догонять. Хотя кого она обманывала, она бежала не от него, она бежала от себя. Себя она спасала, просто тогда еще ее мозг отказывался это принимать.
Глава 15
Два дня прошли, как в бредовом сне. Тело Влады в буквальном смысле горело. Она сходила с ума, как только приоткрывала дверцу в свое сердце, давала волю чувствам. Оно рыдало без него. Но рыдать себе в буквальном смысле девушка не давала. Только не сейчас, иначе останется проигравшей сразу по нескольким фронтам. Она подошла к завершению этого проклятого интервью со всей серьезностью и сосредоточенностью. И пусть у нее не было тех его пресловутых письменных ответов из машины, она все равно знала, что материала полно.
Ей никто так и не позвонил, хотя мысленно она этого ожидала, что уж обманывать саму себя. Надеялась, что он выскажет ей за то, что сбежала от водителя, что не взяла подготовленные им материалы. И вот, последняя точка была поставлена. Влада прочитала написанное еще пару раз и нажала заветный «энтер» – отправить. Письмо с самым серьезным и амбициозным ее проектом ушло в редакцию. Она намеренно отправила его вечером, чтобы в Москве его прочитали с утра, так сказать, свежим взглядом. Так устала морально и физически, что легла и вырубилась почти сразу.
***
Телефон назойливо трезвонил на задворках сознания. Она была в полусне – полубодрствовании, когда, наконец– то, смогла сконцентрировать взор на дисплее и разглядеть московский номер редакции.
– Пятницкая, ты просто порвала всех! – криком изливал дифирамбы на сонные уши Влады главный редактор «Эры» Иван Петрович, – это что ты с ним сделала, чтоб он согласился на интервью?!
Она криво усмехнулась про себя. Вот уж действительно, фраза в точку.
– Ну ты крута! Честно скажу, не ожидал, – не унимался начальник. – Ты в курсе о своей популярности?
Молчавшая все это время Влада насторожилась,
– Ну, в смысле, популярности материала?
– Слушай, да уже не только интервью! Открой западные СМИ, вон, активно выясняют, кто ты такая, раз сам Васель Увейдат дал тебе интервью, фотографию вашу какую– то совместную откопали, строят догадки, что вас связывает…
– Что за фото? – сильно насторожилась она. Интересно, знает ли об этом Васель…
– Вы идете на фоне каких – то огромных дверей…
Значит, вопрос с тем папарации у ресторана он не решил, как говорил.
Продолжая разговор с шефом по громкой связи, Влада экстренно залезла в свой Фейсбук и присвистнула – в запросах в друзья у нее значилось несколько тысяч человек. Взгляд упал на последнюю ее фотографию в ленте, сделанную тысячу лет назад, она мало пользовалась соцсетями и тем более редко что– то выкладывала. Это фото было здесь еще со студенческих лет – она мило улыбается на фоне Мечети Омейядов. Прокручивает ленту вниз и – тут ее обдает волной ужаса. Страница девушки была полностью открыта, поэтому любой желающий мог оставить комментарии под фото. И их оставили… «шлюха Али», «подстилка собаки», «интересно, она переспит со всеми членами семейства?». Влада оторопела. Какая ненависть, какой негатив…
Она сглотнула. Начальник что– то продолжал говорить, но от шока она не слышала последних слов.
– Простите, открыла свой Фейсбук и офигела от того, сколько хейтеров приобрела. Так что говорят – пишут обо мне? Такое же ужасное, как здесь? – Влада старалась контролировать голос, чтобы он был как можно спокойнее.
– Да в сущности, ничего. Только вот не верят в твою уникальность и профессиональность как журналиста, записывают тебя к нему в любовницы… – коллега сделал многозначительную паузу, явно ожидая от Влады как минимум оправданий, а скорее всего, громкого признания. Она так и видела, как не успели бы они закончить разговор, он бы начал выдавать новости в стиле «приближенный к журналистке конфиденциальный источник сказал»… вот уж нет… Только этого не хватало.
– Если Вы ждете каких– то моих комментариев, то их не будет. Все банально просто. У нас общие друзья еще со времен стажировки. Они помогли все организовать. Так что сенсации не будет, увы… – Она заранее продумала этот ответ, как минимум предвидя вопросы от коллег, кому такая журналистская удача, несмотря на все усилия, так и не улыбнулась.
– И что мне теперь делать со всем этим дерьмом? – в сердцах произнесла девушка, продолжая листать свою ленту. Васель был одним из самых ненавистных фигур в сирийском политистеблишменте среди оппозиционеров. Просто потому, что по праву рождения имел все то, о чем они так мечтали и прикрывали эти мечты громкими лозунгами о демократии и свободе… Не случайно все противники режима так на нее обозлились. Девушка попыталась нарисовать добрый, человечный образ мужчины, у тысяч ассоциировавшихся с вещами, которые они так ненавидели и так мечтали получить одновременно. Такова пропаганда. Она не терпит полутонов. Все либо черное, либо белое. А еще умеющее играть на людских пороках и недостатках…
– Ну как минимум закрой страницу, кто вообще сейчас оставляет свой профиль открытым?! – Иван Петрович был прав. – И привыкай, это популярность, милая. Ты же не сказки детям пишешь, очевидно, далеко не всем понравится твоя деятельность. Только вот теперь тебе для баланса нужно все– таки выдать что– то и про ту сторону, так сказать, про оппозицию… Такое, более –менее человечное. Только смотри, чтобы тебя не выгнали из страны. Аккуратно действуй, может через ребят наших, коллег, которые уже работают в поле. Поинтересуйся у военкоров.
Его совет был дельным и правильным. Ей надо было срочно придумать что– то, чтобы уравновесить свои возвышенные дифирамбы Васелю…
Они мило распрощались. Девушка обещала подумать пару – тройку дней и предложить новый сюжет редакции. Соответственно, пропорционально возникшему к ней интересу выросла и ее ежемесячная премия. Хоть какой – то приятный бонус…
Голова была тяжелая, почему– то сон так и не помог прийти в себя. Интересно, знает ли Васель про интервью… Конечно, знает, о чем это она… У него целый штат прихлебателей, которые следят за таким… Да даже если бы и не знал – у нее ведь даже нет возможности ему его скинуть, контактов он ей так и не оставил. А если бы и были – ни за что на свете она не написала бы ему первая. Он ясно дал понять, что всё – значит всё…
***
Она провалялась в кровати весь день, в пижаме, с монотонно гудящим телевизором – незамысловатым фоном, который не позволял углубляться далеко в свои мрачные мысли. Это тупое, отрешенное состояние было единственным, на что она была способна.
К вечеру взяла телефон и увидела кучу пропущенных вызовов от коллег. Гиены, будут делать вид, что рады за нее, а сами завидуют. Впрочем, один контакт ее заинтересовал. Звонил Егор, спецкор телеканала Руств, матерый военный корреспондент, командированный из России. Он жил войной, упивался ею, а дирекция в Москве с удовольствием этим пользовалась, посылая его без разбору во все горячие точки по миру. Владе он был интересен чисто с профессиональной точки зрения – с ним было не страшно съездить куда– нибудь вглубь страны, где все далеко не так спокойно, как в Дамаске, а потом написать об этом, в три раза приукрасив… В отличие от стрингеров – журналистов, он был прикрыт властями, действовал законно и официально.
Девушка перезвонила – и уже через час выезжала из дома к нему на встречу. Точнее, ее ждала целая компания телевизионщиков, к съемочной группе которых она планировала пристроиться как можно быстрее. Они только прилетели из Москвы, разместились в отеле и собирались ужинать. Прекрасный повод завязаться. Встретиться договорились в «Дамаскус бульваре» – одном из самых популярных модных мест с кучей кафешек и кальянных.
Компания оказалась действительно веселой. Приятно было слышать русскую речь, видеть столько земляков в одном месте. Они непринужденно обсуждали все на свете, говорили о работе, о планах, и просьбу Влады включить ее в команду журналистов при ближайшей вылазке поддержали с энтузиазмом. Она не могла не заметить интерес в ее сторону, загоревшийся в глазах как минимум у самого Егора. А почему бы и нет? Они оба молоды, не обременены семьями, работают в одной сфере…. Идеальный союз, идеальные отношения… Вот только от этой мысли ей становилось тошно. Теперь все будет тошным и бледным на Его фоне, пронеслось у нее в голове.
***
Девушка допивала второй бокал Мохито, как вдруг инстинктивно почувствовала на себе чей– то взгляд. Повернула голову – там сидел Айман и нагло пялился на их компанию своим привычным, хитрым взглядом. Влада чуть заметно кивнула, но сразу отвела глаза. Сердце дико застучало, отбивая ритм в висках. Она не хотела себе признаться, но отчаянно надеялась, что там, за тем столиком, будет и Он. Что Он обязательно появится. Но к счастью или несчастью, этого не произошло.
Вечер близился к концу, ребята уже собирались расходиться. Перед выходом Влада вышла в уборную помыть руки. В дверях ее подкараулил Айман.
– Ему это не понравится, – произнес он наставнически – протяжно без «здравствуй».
Влада как раз домывала руки и с силой оторвала бумажное полотенце от общей бобины,
– Что именно?
Парень усмехнулся. Какой же неприятный, хитрый взгляд, с прищуром.
– Приличные девушки не сидят в компании мужиков в открытом ресторане…
– Кто сказал, что я приличная девушка? – она посмотрела на него с вызовом через зеркало, – Айман, я польщена, что ты высказываешь свое мнение, но не все равно ли тебе?
Он стоял, облокотившись о стену, скрестив руки на груди. Кривая усмешка на губах.
– На тебя? Все равно. Скажу честно. На него – нет.
Нервы сдавали, кровь прилила к лицу. Резко развернулась и выплюнула ему в лицо:
– А не пошел бы ты на фиг? Это не мои проблемы! Понравится – не понравится! Не понравится – не докладывай ему! Или ты другого ничего не умеешь, только стучать?
Айман сохранял всю ту же спокойную, отстраненную позу.
– А мне и не надо ничего докладывать. Он и так все о тебе знает. Думаешь, за тобой не следят? Кстати, что это был за кордебалет с побегом из отеля? Кому ты что пыталась доказать? Понять не могу, что он такого в тебе нашел…
Влада вздохнула, как учитель, который никак не может донести нужную информацию до глупых учеников и уже еле скрывает свое раздражение.
– Послушай, Айман, – девушка перешла на арабский, – между нами ничего нет, если ты не в курсе. Мы пошли своими дорогами. Каждый из нас. Я и он. Зачем весь этот цирк сейчас? Я с коллегами, пытаюсь делать свою работу, иначе мне в этой стране делать нечего. Это ваша война, ваши разборки, ваши амбиции. Мое дело – просто протоколировать и иногда анализировать происходящее. Писать об этом. Я никого не трогаю, ни с кем прилюдно не сношаюсь, если это могло оскорбить твои чувства. Поверь мне, Васелю плевать. А даже если не плевать ему, плевать мне. Этого достаточно, чтобы закрыть эту тему с тобой или с кем– бы то ни было?!
Айман покачал головой, словно она только что не выплеснула на него ушат своего гнева.
– Ему это не понравится. Я знаю, о чем я говорю…
Не понравится ему… Девушка была в ярости, если мягко выразиться. Это что за террор? Это что за хамство? Он что, османский султан, который запрещал после проведенной со своей наложницей ночи к ней прикасаться кому – бы то ни было до конца жизни? Захотелось назло пойти и прилюдно соблазнить Егора. Вот только она не сможет так… Она все еще маленькая неопытная девушка, влюбленная, разбитая.... Слова Аймана полностью выбили из колеи. С одной стороны, эти двусмысленные намеки о том, что ему не все равно… Зачем эта глупая надежда…. С другой, тотальное равнодушие Васеля. Ведь он пропал, ведь его больше нет в ее жизни… Что мешало ему позвонить ей, хотя бы сказать пару слов о ее интервью… Но нет, он жил своей привычной разгульной жизнью, она же сошла с его корабля на берег. В прямом и переносном смыслах… Влада ехала домой вся в слезах, и теперь ей действительно мерещились в каждой машине на соседних полосах его охранники. И она сама не знала – хотела бы она, чтобы это было правдой, или это ее бесило…
Глава 16
Сказать, что ее настроение было паршивым, не сказать ничего… Вдруг пришла осень. Как только Его не стало в ее жизни, наступило похолодание… Внезапно, за один день… Словно это был не сентябрь в арабской стране, привычно обласканный теплом уходящего лета. На улице дождливо и ветрено, так же было и на душе. Впервые за долгое время Влада не была рада выходным. Прошло всего четыре дня без него, а она уже так скучала, так остро ощущала его нехватку… И когда же он стал так жизненно ей необходим? Когда она успела так прирасти к нему душой? Для любви достаточно и мгновения. Все остальное, что приходит со временем – что угодно, только не любовь – привычка, покой, благодарность… Но не любовь в ее самом ярком, страстном понимании.
Снова оставаться один на один со своими мыслями, снова уходить в воспоминания, от которых было так больно. Какой наивной она была, полагая, что сможет сохранить себя, влезая в авантюру с ним. Что он не поглотит ее, что, возможно, заберет тело, но оставит душу… Сердце ныло, а от завывания ветра в окнах становилось еще более пронзительно неприятно.
Она так и не придумала сюжет для нового материала, хотя понимала, что действовать надо оперативно, популярность журналистов – товар скоропортящийся. Вся надежда была на предстоящую поездку, разрешение на которую их группа во главе с Егором ждала от властей со дня на день. Зазвонил телефон, но она не хотела подходить. Надо было вставать, но ей было лень. Ей все теперь было лень… Телефон трезвонил снова и снова, и Влада все– таки заставила себя вылезти из– под одеяла, чертыхаясь. В конце концов, она находится тут по работе.
На экране высветился номер человека, с которым она хотела разговаривать сейчас меньше всего на свете. Амани. Ну зачем звонит? Опять выведать сплетни? То ли из– за полного отсутствия тактичности, то ли в шоково – воспитательных целях, она уже успела накануне сообщить ей, что они с мужем, якобы, встретили Васеля в прекраснейшем настроении в одном из кафе в сопровождении размалеванной длинноволосой девки… Что, мол, «аиб» (араб. – стыдно) должно быть всем тем, кто пишет, что Влада – любовница Увейдата… Она произносила это так, что сомнений в том, что она в первых рядах среди тех, кто верит в эти сплетни, не оставалось. Теперь, видимо, пришло время сообщить девушке очередную гадость, хоть и правдивую…Нехотя она ответила на вызов.
– Наам (араб. – да) – отстранённо небрежным голосом проговорила Влада.
– Привет, как дела? – на другом конце послышался бодренький голос Амани.
– Пойдет.
– А что так пессимистично?
– Нет настроения.
– Из– за него?
– Амани, я не хочу это обсуждать. Я уже говорила тебе, что между нами ничего нет, если ты звонишь по этому…
– Нет, Влада, честно. Звоню позвать тебя, чтобы ты хоть немного развеялась. Кадри приехал. Собирает компанию…
– Извинись за меня, я не приду, хотя и очень рада, что он вернулся.
