Текст книги "Нежная страсть королевской лилии (СИ)"

Автор книги: IlonaBron

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Она как кошка смотрела то на него, то на меня. Бросив перчатки и сумку на ближайшее кресло, она подошла ко мне вплотную. Ничего не сказав, на глазах у несколько десяток людей, она схватила меня за шею и поцеловала. Да, дорогие телезрители, по-це-ло-ва-ла. Причём поцелуй был такой странный и в то же время всем понятный кроме меня одной, наверное. Господи, я даже не могла оттолкнуть её, я попросту этого не желала. Единственное что я желала это её, прямо здесь и сейчас. Когда она остановилась, я подумала, что ей стало совестно перед людьми, но тут я ошиблась. Очень сильно ошиблась…

– Пора платить по счетам, Лукас, – что? Что происходит? Она обняла мою талию и крепко прижала меня к себе. Боже мой, как перед ураганом! – Ты забрал у нас с ней два года, два грёбанных года! Теперь дорогой мой, ты заплатишь мне больше чем забрал. Ну же, сукин ты сын! Скажи своей уже бывшей невесте, с кем именно ты спал весь тот месяц перед её выпускным, ибо мне тоже интересно. Ну, давай, признайся уже, что соврал как последняя скотина!

– Что? О чём она, Лукас? Разве это не правда? – Я смотрела то на него, то на неё. Это розыгрыш? Я не понимала, что происходит ровно до того момента, пока не почувствовала, что её рука подрагивает, а его глаза тускнеют.

– Я-я-я…Кэс, я тебе всё объясню, но только не здесь.

– Нет, Лукас. Ты скажешь ей всё при мне, теперь то я тебе её не отдам, – мне надоел этот театр. Я почувствовала такой прилив гнева, что могла бы слона прикончить.

– Хватит!...Лукас, скажи мне честно то, что ты мне сказал два года назад, это была правда?

– Нет…-Я не любила его, именно в этот момент я поняла, как сильно я ненавижу его. Вы могли бы сказать, что это из-за обмана, и частично могли бы быть правы, но! Я ненавижу его за то, что он забрал у меня столько времени. Он забрал у меня всякую надежду на исправление ошибок. Я зла на себя за свою доверчивость, за то, что поверила его словам, не узнав правды. Правда? А знаю ли я что такое правда? По-моему вокруг меня с самого первого подгузника одна ложь и предательство.

– Ясно, – я не хотела больше видеть ни его, ни её, ни вообще белый свет. Меня словно ломали изнутри даже крохотные лучи солнца. Я словно чувствовала, как в горле образуется ком из бетона, но, несмотря на это я могу дышать. Чувствую, словно у меня вырывают сердце. Все артерии и вены, как ниточки рвутся и вылетают. Но здесь нет крови, нет ничего, совершенно ничего.

– Я просто не хотел тебя потерять! Ты понимаешь?! – его рука развернула меня так, что я могла увидеть его глаза, такие же пустые и холодные, как и всегда. Он и сейчас врёт, он снова врёт мне.

– Нет, Лукас. Ты просто хотел выиграть у неё. Ты просто хотел отобрать у неё самое ценное! – он посмотрел на меня так, словно я говорила какой-то бред, в который он не хочет верить. Он встряхнул меня и начал кричать.

– Хватит…– я не могла говорить. Поэтому, собственно говоря, он сначала не расслышал.

– Что?!

– Я сказала: хватит! – одно лёгкое движение для меня, но явно тяжёлое для него, и моё колено красиво разрезает его мечты на будущее потомство. Он завопил как девчонка, нагнулся и приземлился на холодный, как моя душа, пол.

– Ты выиграл у неё несколько лет, Лукас, но ты проиграл самому себе всю свою жизнь.

– Кэс…– ох, нет, её я не смогу сейчас оттолкнуть. Поэтому стоит быстрее уходить. Я не смогу сейчас посмотреть ей в глаза, ведь внутри меня что-то погасло.

– Прости меня, Мария. Игра окончена…

7 Глава

Когда я была ребёнком, я никогда не понимала, как работа может спасти человека от переживаний. Я не понимала, как может такое жутко скучное и тяжкое дело уводить взрослых в мир покоя. Сейчас я понимаю тех взрослых, которые бежали от своих проблем на работу, погружались в этот мир, неведомого для маленькой девочки мировоззрения, где начальники мучают своих подопечных, где клиенты или пациенты высасывают из них все соки. Наверное, поэтому они и отрекались от других переживаний. У них не было времени думать о них.

– А я говорил, что ты не являешься центром всеобщего внимания. Не хорошо обманывать, красавица,– а вот и другое отвлечение. Что может быть лучше кофе и доброго Нэйта? Он присел рядом, протягивая мне горячий кофе с карамелью, и весь мир стал таким же тёплым и приятным как это кофе.

– Да уж, сама не ожидала, – по обыкновению своему я положила голову на его плечо и моментально почувствовала покой.

– Может, передохнёшь? Ты уже неделю пашешь как лошадь, даже домой изредка приезжаешь. За чем ты гонишься, Касандра? Работа лишь временно отстраняет проблемы и чувства, но не устраняет их вовсе.

– Я почти…почти забыла.

– Правда? А мне кажется, что нет, – он смотрел на меня с такой теплотой и пониманием, что внутри я смогла сама открыться и понять. Понять, что я могу быть слабой, и могла быть таковой всегда.

– Я так устала, Нэйт. Я просто устала, – и тут произошло то, чего я не позволяла себе с самого детского садика, когда дурында Мэган Рипли забрала мою любимую куклу. Я просто заплакала, так тихо и горько, как плачут люди от полного отчаяния. И к моему великому счастью, я смогла впервые заплакать на плече у кого-нибудь вообще, тем самым почувствовав, что я не одна.

– Я знаю, Кэс. Но ты справишься. Ты ведь можешь помочь всем, значит, и себе поможешь. Помнишь, как мы пару дней назад помогли беременной женщине с подозрениями на выкидыш. Никак не могу понять, каким макаром там подозрения, если ребёнок вот-вот мог погибнуть. Глупые врачи. Всегда не любил эту больницу.

– Нэйт?

– М?– я видела в нём друга, брата, отца. Его улыбка, даже в этот момент была как самый лучший антибиотик.

– Что ты делаешь, когда не можешь принять решение? Когда не можешь понять чего ты в действительности хочешь?

– Ох, ну-у-у, раньше я закрывался в себе и толком-то ничего и не решал, потому что пока думал, всё само проходило. К сожалению, я столько раз из-за этого терял что-то важное. А сейчас я точно знаю, что невозможно не принять неправильное решение самостоятельно, ведь даже подбрасывая монетку, мы изначально знаем, что хотим увидеть.

– Нейт? – прилив бодрости и осознания того, что я могу ещё всё исправить, а вовсе не доломать, заставили меня светиться изнутри. Я чувствую этот свет. Знаете, словно распирает, как маленького ребёнка, желающего совершить небольшую пакость.

– Да, плакса Кэсси? – ненавижу, когда он меня так называет, но сейчас это словно пинок под зад.

– Пожелай мне удачи, – я знаю, что я должна сделать. И мне так стыдно, что я сама не пришла к этому. Один поцелуй в мягкую щеку, ставший уже своего рода благодарностью, и я уже иду исправлять свои грехи, оставив своего учителя в области решения проблем наедине со скамеечкой.

***

– Соф, где миссис Троттон? – бедная Софи, не смотря на то что мы с ней так сблизились с того случая с королевишной гинекологического кресла, она всё ещё не поспевала за моим темпом.

– Она в главном зале университета, – она была такой растерянной, но я была слишком возбуждена чтобы заметить это, а зря…

– Ага, спасибо! Буду должна, одуванчик!– она кричала что-то ещё, но я уже не слышала.

Дам вам один лишь совет, не бегите впереди паровоза, он может оказаться скоростным. Я шла, нет, я почти что бежала. Летела как бабочка на огонь, и в один момент, мне снова подожгли крылышки. Я видела людей, слишком много людей для обычного дня. Что же я пропустила? Какое-то собрание? Нет, я пропустила момент, когда я могла ещё остановиться.

– Мария? Мы не могли бы поговорить? – выходя из зала, она смотрела на меня совершенно обеспокоенно…как в тот раз, этот же взгляд. Холод прошёлся по всему моему телу, осваиваясь внутри каждого органа, как будто и не покидал это тело.

– Давай потом поговорим? – студенты в таком порыве чувств лились из этого адского зала. Некоторые прыгали от радости, другие что-то тихо обсуждали и явно не одобряли, а я всё не могла понять, ну пока мне не объяснила одна особа.

– Сколько можно лезть к моей невесте? – ехидна подойдя к своему лакомому кусочку, с неудержимым триумфом на лице доказала, что выиграла.

– Невесте?

– Да, мы помолвлены. Мария сделала мне вчера предложение. Мило, неправда ли?

– Вот как? – то, что спасало меня все два года, прожигало невидимый круг на моей груди в тот момент. Так болело, что я даже схватилась за эту ниточку.

– Кэс…

– Молчи, Мария. Мне всё ровно…Примите мои поздравления, мисс Кини. Я такого не дождалась, – мои слова их пугали. Они пугали всех, кто слышал. Нет не из-за своего содержания, а из-за тона. Я будто задыхалась, умирала, но, тем не менее, пыталась издать последние хриплые строки. Последний жест доброй воли добил их окончательно, собрав все силы, я просто мило улыбнулась. С комом в горле, я улыбалась такой маниакальной улыбкой, которой улыбаются обречёно больные, показывающие таким образом остатки своей воли.

***

После этого я осознала одно: мне срочно нужно переехать. Что-то новое и несвойственное обыденности человеческой жизни, лечит. Лечит так сильно и необыкновенно, что некоторые особи нашей расы перестают чувствовать и вспоминать былое. Я надеялась на то же самое. Не знаю почему, но мне хотелось переехать к морю, остаться наедине с собой и всеми моими заморочками. Когда мы жили с Марией в доме на берегу моря, я была действительно там счастлива. Возможно, там находится моё лекарство.

Мы построили дом своей мечты. Мы жили там так мало, что даже не успели понять этого. Несмотря на это мы прониклись в каждую щёлочку этого дома. Когда мы возвращались сюда на выходные, мы были словно семья. Я рисовала картины, вперемешку, как и договаривалось, разрисовывала стены и потолок в детской Льюиса. Как же я соскучилась по этому малышу. Он ел мои эксперименты с новыми рецептами, даже если это было совсем ужасно. Перед глазами я так и вижу его довольную мордочку. Он действительно верил, что это вкусно. Мы ходили на пикники, я готовила Марии кофе по утрам и пекла вкусны вафли с сиропом.

Добравшись до дома, я уверилась в том, что с моего исчезновения, здесь ничего и не поменялось. Будто время здесь остановилось с последнего моего визита. Словно, здесь не жила ни одна живая душа. Я ошиблась. Невысокая, полноватая женщина вышла на крыльцо дома, мило танцуя и протирая в то же время окна. Заметив меня, она мигом остановилась, как мать, увидев сына, пропавшего на войне. Ей было тяжело узнать свою «дочь».

– Мисс Валери?…Это Вы?! – Я улыбнулась, и в этот миг ей всё стало понятно. Она меня узнала. Я безумно была рада видеть её.

– Элизабет! Вы всё ещё здесь работаете? Я так рада Вас видеть, – подойдя к ней, я обняла свою самую любимую женщину после бабушки.

– Господи, я тоже. Вы так изменились, я-то уже подумала, что зрение меня подводить начало. Ох, мисс, я заговорилась. Может чашечку кофе? Я рада тут ещё немного похозяйничать, – она пыталась мне улыбаться и так суетилась, провожая меня в дом, что я поняла, случилось что-то неладное.

– В смысле? Что случилось? – мы уселись на мягкие, высокие стулья с перламутровой обивкой, которые в своё время, мы выбирали так долго, что бедная Лиз чуть ли не проклинала весь мир.

– Ну, дом-то продают. Вот сижу на чемоданах. Миссис Троттон решила избавиться от груза.

– Что случилось, Лиз?! – две чашечки зелёного чаю с мятой, а так же несколько кусочков моего любимого шоколадного торта.

– Вы случились. После Вашего возвращения она словно с цепи сорвалась, перестала приезжать. Раньше ведь каждые выходные как по расписанию, но без маленького хозяина. Она просто сидела на берегу и пила. А потом ещё и эта появилась. Ну, мисс Кини. Я как бы ничего не имею против неё. Хорошая девушка, но что-то в ней не то, не родное.

– Лиз, это конечно не очень корректный вопрос, но всё же…Как ты думаешь, что она в ней нашла? – вопрос её не удивил. Она словно ожидала такого поворота событий и готовила ответы заранее. Взяв меня за руки, она ответила, так как ответила бы любая мама.

– Поначалу она напоминала Вас. Была вся такая нежная и обходительная, прямо божий одуванчик. Порой она нервничала и металась, когда они с хозяйкой ссорились. Мария вечно хандрила из-за Вас, а мисс Кини никак не могла понять, почему она ещё не может забыть, – дотронувшись до моего подбородка с материнской нежностью в глазах, она продолжила, – она не могла понять, что такого цветочка как моя Касандра нигде не найти. Вас не заменить.

– Спасибо, Элизабет. Я так по Вам соскучилась, – я обняла её, так как никогда не осмелилась бы обнять свою родную мать. Эта женщина заменяла мне и мать и отца, поэтому я не могла её не любить.

Мы проболтали больше четырёх часов. После, я обошла дом, каждый его уголок. Я вспомнила всё, что было с ним связано, а после не заметила, как уснула.

Открыв глаза, я увидела, что-то родное в кресле напротив. Как и раньше она сидела, поджав ноги, и читала при совсем тусклом свете. Вечно твердила ей, что она так потеряет свои глаза. Передние пряди заколоты назад. Какие же у неё красивые волосы, я совсем не заметила какими длинными они стали. Длинная льняная рубашка придавала её телу хрупкости, как обычно. Она любила носить дома такие вещи. Она сразу становилась ещё моложе и более хрупкой на первый взгляд.

– Что ты здесь делаешь?– я надеялась, что она мне снова снится. Что это очередной мой бред, и поэтому я могу в нём вести себя, так как мне хотелось бы.

– В своём доме? Действительно, что же я здесь делаю? – она сидела так спокойно как никогда. Ну конечно, в моих снах она всегда ведёт себя не так как обычно.

– Предательница, мерзкая предательница!– я сама не понимала, но почему-то во мне кипело столько злости из-за осознания, что они были тут вдвоём. Они спали здесь, ели, и ещё столько всего делали, на что имели право только я и она.

– Только проснулась, а уже как гарпия, сожрать меня готова. В чём дело?

– Наш дом, Мария. Это наш дом. Ты водила её сюда! Ты водила её в наше место. Этот дом, он ведь, как наш ребёнок. Мы строили его, обновляли, выкладывали новый фундамент, как будто ребёнка растили. Как ты могла?! Где вы с ней спали? Может в нашей с тобой кровати? Или прямо на этом диване? Боже, какая мерзость! – мда, Касандра, такого даже ты сама от себя не ожидала. Порывы гнева словно кирпичи разбивали хрупкость того барьера что был между нами. Она явно не понимала моей злости. Но несмотря на это, она сама взрывалась как динамит.

– Что ты несёшь?! Ты уехала с этим сраным гинекологом к чёрту на куличики, трахалась с ним, замуж за него собиралась! А мне, что было делать?! Работать как проклятая и пить каждые выходные?! Да ты даже представить себе не можешь из какой кучи говна она меня вытащила! И не спала я с ней в этом доме! Я никогда не позволяла себе осквернить наше с тобой место!

– Ах да, точно. Вы же этим в других местах занимаетесь! Она так тебя из депрессии вытаскивала?! – меня, словно всё тело и разум подводили. Я, словно фурия, встала и попыталась унести свой гнев в другое место. Я боялась себя, боялась того что может из-за этой ярости сломаться окончательно. Но не всё так легко как хотелось бы. Она последовала за мной. Мы никогда так не орали. Словно тонна ненависти бушевала вокруг нас.

– Ой, да ладно? А вы с этим…книжки два года читали?! Думаешь, я поверю, что ты ещё в девственницах ходишь? Ты вечно так по этому поводу переживала, ну вот видишь, как всё складно получилось!! Аж, противно теперь!– Она с такой кошачьей грацией наступала, приближалась со взглядом, словно вот ещё немного и меня разорвут на части. Я проиграла. Она прижала меня всем телом к стене.

Я не знаю, что показывало моё лицо, но внутри после её слов поселился тихий ужас. Человек, которого я уважала больше всех на свете, добил меня окончательно. Даже после того как она делала мне больно, я уважала её. Сейчас человек, которого я люблю говорит мне такое и внутри будто скальпелем проводит самый искусный хирург.

– Верно, я спала с ним. И теперь тебе противно даже думать о возможности быть со мной, прикасаться ко мне, любить меня! – я почувствовала, как по щекам потекли такие нужные слёзы, и это добило её окончательно.

Я не могу передать вам с какой ненавистью и болью она поцеловала меня. Именно так. Просто впилась в мои губы, как голодный хищник в кусок свежей добычи. Это было так странно. Мне было больно не из-за мощи поцелуя, а из-за того с какими чувствами она его произвела. Дальше было что-то подобное смерчу. Если говорить о любви, мне кажется, только так любить и можно. Я впервые за два года почувствовала, как она умеет любить. Ей было намного больнее, чем мне. Такой боли я ещё никогда не чувствовала.

Мы как две искорки возникали и поджигали всё вокруг нас, пока не достигли спальни. Там мы просто сгорели. Как же приятно сгорать с тем, кто готов разделить с тобой самую неистовую боль. Проснувшись снова, я осознала, что лучше я буду испытывать её именно с ней, чем с кем-либо другим.

Я не могла понять, что твориться внутри меня. Нескончаемое счастье давило на грудную клетку так сильно, что мочи не было терпеть. Я так давно ждала этого момента. Вернуться к ней, вернуться в наш мир, в наш дом.

– Даже если ты предашь меня самым постыдным способом, я не смогу разлюбить тебя. Я любила, люблю и буду любить только тебя, слышишь? И это будет до того момента пока ты не убьёшь меня, – она спала, так мирно, что не было понятно кто из нас начал всю эту войну.

***

Собрав все свои вещи, развешанные по всему дому, я сбежала. Просто как последний воришка, заметающий следы своего взлома. Я не знаю, чем думала на тот момент, но единственное место, куда мне показалось разумным приехать, был дом.

– Где ты была? – мать сидела в кромешной темноте гостиной. Даже не видя её лица, я чувствовала её пристальный и зловещий взгляд.

-Работала, – в какой-то степени я была права. Я действительно работала целую неделю, без выходных. Я буквально жила в больнице и университете.

– Отмена помолвки это для тебя работа?– в иногда проскальзывающих в комнату лучах от фар, проезжающих машин, она выглядела словно амфибия.

– Он мне врал, мам, – мне надоела эта жуткая картина, и буквально несколько движений и в комнате уже горит «солнце». Она смотрела на меня как, на псих больную, нуждающуюся в скорейшем лечении.

– Он всего лишь огородил тебя от позора. Жить с женщиной. Ты что себе надумала? Она не стоит всех страданий, которые ты потерпела, – сейчас в лучах света она выглядела больше смешно, чем угрожающе. Я всегда знала, что чем больше она протестует, тем больше я уверена в своей любви.

– В чём позор мам? В том чтобы жить с тем человеком, которого любишь, или вообще любить? Ты ведь не знаешь что это такое, мам. После смерти отца, для тебя это словно запретная тема.

– Как ты смеешь?! – она как чайник на плите, подпрыгивала на кресле от гнева.

– Я не люблю его и ты это прекрасно знаешь. В моей жизни, в моём сердце и даже снах лишь она. Я даже больше тебе скажу. Моё прошлое, настоящее и будущее принадлежат тоже ей. И уж прости меня, раз я так тебя огорчила своими чувствами.

Она не знала, что сказать на эту грубость. Мою мать всегда больше всего задевала правда, а не грубость. Возможно, потому что правды она всегда боялась. Ей безумно не нравился мой размеренный и спокойный тон.

– Да кем бы ты была если бы не он?!

– Знаешь, мам. Он уберегал меня от тебя два года. Только за это я ему безумно признательна. Я бы не имела того, что имею сейчас, если бы не он. Но возможно, я бы имела кое-что куда получше. То что для тебя словно стена непонятная. Любовь…

Она смотрела на меня таким молящим взглядом, будто так она сможет всё исправить. Она знала, что я права, но гордость не позволяла ей согласиться.

– Ах да. Я решила купить одно место. Я давно хотела туда вернуться. Я надеюсь, что к тому времени как я смогу разобраться с бумагами и счетами, его не заберут. Так что, половину моего счёта я переведу на вас с бабушкой, а остальные потрачу на дом и свою жизнь. Мне будет лучше там, а тебе здесь без меня.

– Это потому что я не принимаю эту вертихвостку?!

– Нет, мам. Это потому что ты не принимаешь свою дочь. Ведь на её месте могла быть другая, но ты бы всё ровно указала ей на дверь. Так что давай завершим эту бесполезную дискуссию, мне нужно переодеться и вернуться на работу.

– Почему ты не можешь быть хорошей дочерью?

– Может, потому что, ты не хочешь быть хорошей матерью?...

8 Глава

Когда люди принимают важные решения, они обязаны быть уверенными на 100%. Даже 99% это уже провал.

Я приняла чёткое решение уйти. Уйти от всех: от человека, благодаря которому я потеряла себя на определённое количество времени, собственно говоря, принимая иллюзию происходящего за данность, не за реальность, а именно за данность; от матери, запершей мою жизнь и сущность в клетку под названием «обязательства»; от человека, бывшего для меня всем: жизнью, честью, совестью, любовью.

Если на счёт первых двух пунктов я была уверенная на 100%, то на счёт последнего я колебалась словно на весах всевидящей Фемиды. В этом и заключалась моя самая огромная оплошность.

***

– Кассандра?

– Прости меня, но мне некуда идти, – этого хватило, чтобы он и так всё понял. Я так любила его за эту черту. Он мог просто посмотреть мне в глаза или же подметить чуть кривую улыбку, чтобы осознать, что меня грызёт очередная выдумка.

– В любом случае, я рад, – пройдя в его, такую до тошноты тихую квартиру, я на удивление себе не почувствовала привычного дискомфорта. Мне нужна это тишина. Убивающая и заново строящая мысли, тишина.

Я была здесь всего два раза, но, несмотря на это я уже подметила мягкий синеватый диван, совсем невзрачный на первый взгляд книжный шкаф с позолоченными ручками и росписью, а также полюбившийся мне шагги цвета морской волны. Я любила сидеть на нём перед камином, с задумчивым видом, над которым он всегда потешался.

– Я вот думаю, откуда у студента деньги на такую квартиру? Ты ведь живёшь один. Или может ты альфонс, обкрадываешь бедных бабушек, за несколько часов ласки и любви?

– Я всегда знал, что ты обо мне крайне недоброго мнения, – протягивая мне чашку любимого персикового чая, он присел рядом и уставился в эту бездну, в которой бесшумно танцевали танго крошечные искорки.

– Спасибо, Нэйт. Что бы я без тебя делала?

– Танцевала бы на барной стойке с Филис.

– Ты слишком плохо знаешь меня, но к счастью слишком хорошо знаешь её.

– Увы, ничего не могу с этим поделать, она же мой босс.

– Только босс?

– А что? Решила приревновать? На тебя это так...похоже, – это была правда. Я всегда в какие-то минуты слабости ревновала его к Филис. У меня было не так уж и много друзей, поэтому в этой области я включала ещё ту валькирию.

– Я ведь люблю тебя, Нэйт. Не нужно удивляться, что я ревную.

– Любишь, но не так как бы хотелось, – в таких ситуациях легко потерять себя, особенно когда не можешь собраться по кусочкам. Возможно, в то время во мне говорили усталость и безнадёжность, но я заметила в нём что-то совершенно иное. Что-то чего я не видела раньше. Волосы были до безумия мило взъерошены, а голубые глаза блестели в отблесках языков пламени. Сейчас он не пытался быть лучше других, не пытался быть милым другом, выслушивающим мои сопли, сейчас он был собой. Тем, кто когда-то показался мне до невозможности притягивающим и в то же время таким отрешенным.

– Ты ведь сам знаешь, что этого достаточно. Ты ведь сейчас не мне это сказал. Где-то в глубине души, ты сам знаешь, кому принадлежит твоё сердце. Скажи ей уже, что же ты чувствуешь, – в этот момент перед глазами всё поплыло. Очертания языков пламени стали неточными, а голос Нэйтана расплывался где-то вдалеке от меня. Я чувствовала лишь тепло его рук и резкий толчок.

Следом возникла молчаливая темнота. К моему великому разочарованию, она рассеялась, как только я почувствовала резкий, но такой знакомый запах. Клиника.

– Кассандра? – через помутневшую пелену я начала различать тонкую фигуру человека, от которого меня и без заболеваний бы тошнило. Видимо у меня сейчас именно такая реакция на неё. Это вовсе не болезнь, это просто ненависть комом стала в области желудка, – можешь не смотреть на меня так? Я тебе помогаю, а не чуму навожу.

– С каких это пор ты научилась помогать людям, Кини?

– У тебя ещё остались силы язвить? – на её лице не было привычной тревоги и неприязни, скорее это больше походило на облегчение.

– Для тебя всегда припасены силы. Меня от тебя даже тошнит. Прям удивительно, даже мой организм на тебя ножи точит.

– Врядли сегодня тебя тошнит из-за меня. Когда в последний раз был половой акт, мисс Валери?

– Что?

– Я спросила тебя, когда у тебя был секс в последний раз? Напрягись, вспоминай, – в этот момент язык так и чесался сказать: недавно, с твоей невестой. Но, то ли слабость, то ли здравый смысл не позволили мне этого сказать. На ум лезли только мысли о Лукасе.

– Около двух месяцев назад.

– А если быть точнее шесть недель, – после этих слов меня словно пырнули в области грудины. Палата гинеколога, обморок, ещё эта...женщина точно обозначает срок...

– Поздравляю, Кэс. Думаю, Лукас будет очень рад этой великолепной новости, – говоря это, она чуть ли не подпрыгивала. Знаете, если бы люди могли бы летать благодаря чувству победы и самолюбованию, она бы уже на Марсе завтракала бы.

– Не говори ему, – я не узнала своего голоса. Паника одолевала мною. Впервые за последние несколько лет, мне хотелось забиться в мамин шкаф, поджать ножки и горько заплакать, выбрасывая всю боль наружу.

– Упс, наверное, твоя мать уже рассказала ему. Она так радовалась, когда я сообщила ей, что скоро она станет бабушкой. Прости, – ах ты язва подзаборная, никогда тебе не было меня жаль, уж точно не сегодня. И, конечно же, мать будет радоваться, ведь ребёнок это залог воссоединения её дочери с богатым женишком.

– Кэс? – она стояла вся такая на удивление хрупкая и разбитая. Вся привычная сталь во взгляде, стане и голосе исчезла. Ей словно было больнее, чем мне.

– Мария?...Браво, Кини, ты и ей сказала, – во мне бушевали два огня: мне было до безумия больно от того, что она об этом узнала, а второй-это боль в её глазах-пустая боль. Словно ей было противно от этой новости. Словно мысль о ещё нерождённом комочке внутри меня, частички меня, душили её. Она была бледнее стены кабинета. И лишь толика отчаяния и растерянности в её глазах доказывали, что она ещё живая.

– Конечно же, сказала, глава клиники должна знать всё о своих пациентах. Особенно если они друзья. Не так ли, милая? – Мария молчала. После слов Эммы, не было понятно на кого она злиться больше, на меня, на неё или же на себя. В какой-то момент мне стало так смешно. Знаете забавная картина: жена, муж и любовница. Только здесь ещё забавнее, непонятно кто жена, а кто любовница.

Встав с койки, я направилась к дверному проёму, в котором словно шкаф, простите, до безумия злой шкаф, стояла моя любовь. С каждым моим шагом она становилась всё обессиленней и беспомощней, что мне захотелось добить её окончательно.

– Конечно, Кини. Она должна за меня порадоваться, ведь мы такие давние...– я добралась до неё. Мы стояли на такой дистанции, которая обычно предлагает выбор: обнять или «ударить» снова, – очень близкие..., – я провела ладонью по её плечу, замечая как от этого «удара» она ломается изнутри, – друзья...

– Ты это оставишь?

– Это? Это, Мария, ребёнок. Мой ребёнок. То чего мы с тобой бы ждали очень долго в своё время. Благо сейчас это прошлое, мы ведь просто близкие друзья. Благодарю за помощь, Эмма.

Я перешла из одной бездны в другую. В коридоре меня словно подхватила мамина безграничная, но до тошноты ненужная забота. Она как мелкий чиновник, обхаживающий какую-нибудь шишку из высшего общества. Она обнимала меня, трясла и периодически поглаживала мои бездыханные руки. Благо, даже в этом хаосе существовал, дышал и манил мой лучик света.

– Филис...– она единственная кто был в этой кучке неразберихи трезв и здрав. Её привычное легкомыслие и несерьёзность пропали, и сейчас на меня смотрела уже мудрая женщина, понимающая меня и мои переживания. Она взяла меня за руку и утащила от этого сумасшествия. Утащила моё непослушное тело и опустошённую душу.

– Кэс...Кэс!!! Милая, посмотри на меня...– несколько резких толчков заставили меня обратить внимание на моё лекарство.

– Она ненавидит меня, Филс. Если бы ты видела как она смотрела на меня...столько злости, – слёзы мелкими капочками падали на некогда свежую шёлковую блузку.

– Нет милая, она не ненавидит тебя. Наоборот, она слишком сильно любит тебя. Поэтому она и злиться, что не может ничего сделать в этой ситуации. Всё будет хорошо, дорогая. Всё будет хорошо...

В маленькой комнатке ожидания сидели две девушки. Одна изливала своё горе, другая, словно губка всё впитывала, обнимая её и напевая, добрые, детские песенки сочувствия.

***

Несмотря на нескончаемую тошноту, я получала неописуемое наслаждение от своего такого безнадёжного и ужасного в чужих глазах, положения. Моя мать не донимала меня своими визитами и расспросами, надеясь, что этим всем займётся «отец» ребёнка, что он, конечно, делал, но безрезультатно. Звонки игнорировались, встречи отклонялись, цветы лёгким движением руки, честно признаюсь с трудом, но выбрасывались. Жила бы я у Филис, врядли бы их ожидала такая участь. Единственное, что я не могла выбросить это сладкое. У меня был повод, маленький комочек требует и всё тут. Одна лишь вещь меня донимала и раздражала день ото дня. Моя начальница, так когда-то любившая все клеточки на моём теле, яро отторгала даже идею о существовании ребёнка. Иногда мне требовались отгулы из-за дурного самочувствия, и отпрашиваясь у неё я нередко наблюдала следующую сцену. Она смотрела на меня так, словно впервые слышит о моей беременности, а немного подумав, она просто посылала меня к главе отделения, таким образом, сбрасывая с себя все обязательства.

Несмотря на это жизнь радовала. Новое жильё, в котором была идеальная тишина и покой, только изредка я ловила Нэйта. Хотя ловила ещё громко сказано. Он, иногда появлялся на кухне, воруя мои сладости.

– Здравствуй, Соф. Как смена? Помощь пришла вовремя.

– Привет, мамочка, – она взяла себе за привычку называть меня так. Это было забавно. С лучезарной улыбкой на устах, Соф подмигивала мне, называя мне мою будущую должность, – смена отлично. Только мистер Трот, что-то совсем раскапризничался. Не хочет есть свою еду.

– Исправим. Даже военные мне не в тягость, – я любила этого старика. Он уже две недели лежит у нас после операции и врачи уже несколько дней пытаются его выписать. Но он яро стоит на том что бы остаться. Мне нравиться слушать его рассказы о войне, семье, о его любовных похождениях, поэтому мне только в радость его капризы.